Текст книги "Воронцов. Перезагрузка. Книга 10 (СИ)"

Автор книги: Ян Громов

Соавторы: Ник Тарасов
сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 15 страниц)

Глава 9

Следующий месяц пролетел стремительно, словно в лихорадочном сне, весь заполненный бесконечной, напряжённой суматохой тщательной подготовки. Здание будущей академии – бывший добротный купеческий особняк на три этажа, который нам предоставили Дубинин вместе с Иваном Дмитриевичем. Его мы основательно перестроили, приспосабливая под учебные нужды – преобразили до неузнаваемости, превратили из жилого дома в настоящий храм науки и практических знаний.

Просторные мастерские на первом этаже и в подсобных помещениях оборудовали по последнему слову техники: новейшие токарные и сверлильные станки, мощные кузнечные горны с принудительным дутьём, массивные наковальни, удобные верстаки разного назначения. Учебные аудитории на втором этаже обставили добротно: ровные ряды прочных деревянных парт, большие чёрные доски для мела во всю стену, высокие книжные полки, заполненные свежими учебниками и справочниками, стенды с наглядными пособиями и действующими моделями механизмов. Химические и физические лаборатории на третьем этаже наполнили всем необходимым оборудованием: стеклянные колбы и реторты всех размеров, спиртовые горелки, точные весы, штативы, целые ряды аккуратно подписанных склянок с химическими реактивами, импортные приборы для демонстрации физических явлений.

Иван Дмитриевич, верный своему слову, деятельно помог с привлечением квалифицированных, опытных преподавателей, используя свои обширные связи в обеих столицах и в научных кругах. Благодаря его рекомендациям и настойчивости к нам приехали несколько отставных, но всё ещё полных сил профессоров из престижного Московского университета, талантливые инженеры-практики с крупных петербургских казённых заводов, даже один педантичный немецкий химик, господин Шмидт, который долгие годы успешно работал на Императорском фарфоровом заводе и знал своё дело досконально.

– Все они тщательно, до седьмого колена проверены моими людьми, Егор Андреевич, – торжественно заверил меня Иван Дмитриевич, вручая подробный список кандидатов с их биографиями. – Абсолютно благонадёжные, искренне преданные России люди. Никаких подозрительных связей с иностранными разведками, никаких тёмных пятен в биографии, никаких долгов или компромата, которые можно было бы использовать для шантажа и вербовки. Можете быть совершенно спокойны.

Будущие студенты начали прибывать в Тулу уже за целую неделю до назначенной даты торжественного открытия. Пятьдесят молодых людей самого разного происхождения и возраста – голодных до настоящих знаний, с ярко горящими, полными надежды глазами. Среди них были старательные сыновья опытных мастеров с Тульского оружейного завода, бывшие крепостные крестьяне, сумевшие выкупиться на долгожданную волю и теперь стремящиеся получить образование, молодые армейские офицеры, решившие после ранения или по другим причинам освоить перспективную гражданскую профессию, предприимчивые купеческие отпрыски, понимающие выгоду технического образования.

Особое, пристальное внимание привлекла организованная группа из целых десяти человек, специально присланных на обучение могущественным, дальновидным бароном Строгановым с его обширных уральских горнозаводских владений. Это были его лучшие, самые талантливые и перспективные мастера, которых он великодушно отправил учиться в Тулу с чётким условием: после успешного завершения полного курса обучения они обязаны вернуться назад на Урал и применить полученные передовые знания на его многочисленных заводах и рудниках, подняв производство на качественно новый уровень.

– Барон вложил в это предприятие весьма немалые личные средства, Егор Андреевич, – подробно объяснял мне Николай. – Он прекрасно, на собственном опыте понимает простую истину: разумная инвестиция в качественное образование работников – это самая выгодная, долгосрочная инвестиция в технологическое будущее его собственных заводов и рудников, в рост их производительности и прибыльности.

Я специально встретился с этой уральской группой лично, захотел посмотреть на них вблизи, поговорить. Они заметно отличались от остальных студентов – были значительно старше большинства, в возрасте от двадцати пяти до сорока с лишним лет. Лица обветренные, загорелые, изборождённые морщинами от постоянной работы на уральском ветру и на жаре домен, руки покрыты толстыми трудовыми мозолями и старыми, побелевшими шрамами от ожогов, взгляды цепкие, оценивающие, привыкшие видеть суть вещей. Это были определённо не неопытные мальчишки, а закалённые, матёрые работяги, всю сознательную жизнь привыкшие к тяжёлому, изнурительному физическому труду в суровых условиях.

– Барин, – почтительно, но прямо обратился ко мне старший из всей группы, коренастый, широкоплечий мужик с иссиня-чёрной, густой бородой. – Мы все слышали разные удивительные слухи и рассказы про ваши настоящие чудеса, что вы тут творите. Говорят разное, но в основном хвалят. Говорят, будто вы металл умеете так хитро обрабатывать особыми способами, что он в итоге выходит прочнее легендарного старинного булата. И машины диковинные у вас такие мудрёные, что сами себя заводят и работают, совсем без лошадей и без людей, сами по себе.

– Никакие это не чудеса и не колдовство, – мягко, но твёрдо возразил я, сдерживая улыбку. – Это всего лишь наука. Точное знание объективных законов природы и практическое умение грамотно их применять для пользы дела. Именно этому фундаментальному умению я и буду вас всех терпеливо учить здесь. Точнее сказать, учить будут мои опытные, квалифицированные преподаватели под моим общим руководством. Но честно предупреждаю заранее – учёба предстоит очень тяжёлая, изнурительная. Огромный объём сложной теории, которую нужно понять и запомнить, и не менее огромный объём практической работы руками.

– Мы уральские, барин, – самоуверенно усмехнулся бородатый мужик, и товарищи за его спиной одобрительно загудели. – Нас просто так не запугать пустыми словами. Мы в раскалённых доменных печах железную руду варим, когда жар вокруг такой адский, нестерпимый, что глаза слезятся ручьём и кожа на лице пузырями вздувается. Выдержим вашу учёную науку, барин. Не маленькие, смекалка есть.

Я удовлетворённо кивнул, оценивая их крепкий, решительный настрой.

– Тогда добро пожаловать в Тульскую Техническую Академию, друзья. Учитесь прилежно, работайте старательно – и через три года выйдете отсюда настоящими инженерами, способными строить заводы будущего.

* * *

Наконец настал долгожданный день торжественного открытия. Он выдался солнечным и приятно тёплым. Конец июля радовал погодой. Обширная площадь перед главным зданием академии постепенно заполнилась разношёрстным народом – нарядно одетые студенты, волнуясь и переговариваясь, преподаватели в строгих сюртуках, важные городские чиновники в парадных мундирах, высокие военные чины, богатые купцы в дорогих кафтанах, просто любопытные горожане, желающие посмотреть на невиданное доселе событие.

Педантичный Николай организовал абсолютно всё с особой тщательностью и точностью. У парадного входа в здание выстроились стройными рядами гвардейцы в ослепительно белых парадных мундирах с золотым шитьём – торжественная дань государственной важности происходящего события. Внутри просторного здания длинные коридоры празднично украсили развевающимися государственными флагами. Для проведения церемонии, у входа в здание установили высокую деревянную трибуну для ораторов, а перед ней – аккуратные, ровные ряды скамей для многочисленных почётных гостей и зрителей.

Я прибыл на церемонию вместе с нарядной Машей, неизменным Захаром и двумя бдительными охранниками, как всегда одетыми неброско, но державшими руки у оружия. Предусмотрительный Иван Дмитриевич лично настоял, чтобы охрана присутствовала обязательно, но действовала максимально незаметно, не привлекая излишнего внимания и не портя праздничной атмосферы. Мне выделили почётное, центральное место на возвышении трибуны рядом с градоначальником Дубининым, генералом Давыдовым и другими высокопоставленными, важными гостями из губернской администрации и военного ведомства.

Маша выглядела просто великолепно, сияла от счастья и гордости за меня. Она сидела в самом первом ряду, одетая в роскошное новое платье, которое мы специально заказали к этому торжественному случаю у самого лучшего, знаменитого портного всей Тулы. Крошечный Сашка благоразумно остался дома под надёжным присмотром заботливой Агафьи Петровны – слишком уж маленький ещё для участия в таких долгих, утомительных взрослых мероприятиях.

Когда все приглашённые гости наконец расселись по своим местам, и в зале воцарилась напряжённая, ожидающая тишина, Николай Фёдоров торжественно вышел на трибуну. Выглядел он одновременно парадно и слегка нервно – для него лично это был настоящий момент триумфа, долгожданный венец упорного, изнурительного труда и бессонных ночей над разработкой программы.

– Глубокоуважаемые господа! Дорогие гости! – начал он громко и уверенно, и его голос зазвучал чётко и внушительно, наполняя большой зал. – Сегодня поистине великий, исторический день не только для нашей Тулы, но и для всей необъятной Российской империи! Сегодня мы торжественно открываем самую первую Техническую Академию – принципиально новое учебное заведение совершенно нового, практического типа, где будут целенаправленно готовить настоящих практических инженеров, умелых мастеров, смелых изобретателей! Людей дела, которые своими собственными натруженными руками и острым, пытливым умом будут неуклонно двигать великую Россию вперёд, к невиданному процветанию, могуществу и величию!

Громовые аплодисменты буквально взорвались, прокатываясь волнами. Я отчётливо видел, как студенты в задних рядах хлопают особенно восторженно, самозабвенно, сияя от нескрываемой гордости и счастья.

Николай вдохновенно продолжал свою речь:

– Эта уникальная академия – плод многомесячных трудов и светлая мечта Егора Андреевича Воронцова, удивительного человека, который собственным яркими примероми доказал всем и каждому простую истину: настоящее знание – это огромная сила! Могучая сила, реально способная кардинально преобразовать все что угодно: заброшенную деревню в процветающее хозяйство, создать гениальные изобретения, которым нет достойных аналогов во всём мире, спасти от неминуемой смерти многие сотни драгоценных человеческих жизней! И теперь он делится этой невероятной силой с вами, дорогие студенты, щедро давая вам уникальную возможность учиться у лучших, расти над собой, творить своими руками светлое будущее великой России!

Он эффектно повернулся в мою сторону, приглашающе протягивая руку:

– Прошу к трибуне основателя академии, Егора Андреевича Воронцова!

Аплодисменты резко усилились, превратившись в настоящий гром. Я медленно поднялся со своего места, чувствуя, как сердце учащённо колотится в груди от волнения. Публичные выступления перед большой аудиторией всегда давались мне с огромным трудом – в далёкой прошлой жизни я был скромным офисным менеджером среднего звена, а вовсе не профессиональным оратором или политиком. Но сейчас, в этот решающий момент, я просто не мог, не имел морального права отказаться. Это был целиком мой проект, моя выстраданная мечта, и я был обязан сказать людям то, что действительно считал важным и правильным.

Я твёрдо встал за высокую трибуну, медленно окинул взглядом всех собравшихся людей. Десятки самых разных лиц, внимательно устремлённых на меня. Ожидающих моих слов.

Я сделал глубокий, успокаивающий вдох и решительно начал:

– Уважаемые господа, дорогие друзья, будущие студенты… Ровно год назад я был абсолютным никем в этом мире. Разгульным, бесполезным барином, бездумно промотавшим родительское состояние и собственное здоровье на бессмысленных кутежах, дуэлях и прочих глупостях, справедливо изгнанным из родного дома за позорное поведение, сосланным в захудалую, нищую деревню на краю света. У меня тогда не было решительно ничего – ни денег, ни влиятельных связей, ни малейших перспектив на будущее. – По рядам пробежали смешки. – Было только одно единственное – знания. Разрозненные, хаотичные знания, которые я терпеливо собирал по крупицам из старых книг, из редких бесед с умными людьми, из собственных многочисленных экспериментов и ошибок.

Я выдержал паузу, давая произнесённым словам осесть в умах слушателей.

– И именно эти знания, казалось бы такие бесполезные и абстрактные, изменили абсолютно всё в моей жизни и судьбе. Они превратили нищую, умирающую Уваровку из жалкой деревушки в образцовое, процветающее хозяйство, которому завидуют соседи. Они помогли создать уникальные изобретения, которые теперь верой и правдой служат великой России на заводах и полях сражений. Они реально спасли от неминуемой смерти десятки, а скоро спасут и сотни человеческих жизней. Но самое главное, важнее всех практических результатов – они убедительно доказали мне одну фундаментальную, простую истину: настоящее знание – это категорически не привилегия избранных дворян или богатых купцов с толстыми кошельками. Подлинное знание одинаково доступно абсолютно всем людям без исключения, кто искренне готов упорно учиться, самостоятельно думать, не покладая рук работать над собой.

Я посмотрел прямо на студентов, сидящих в задних рядах с горящими глазами.

– Вы, сидящие сейчас здесь передо мной, – это настоящее будущее великой России! Не расшитые золотом генералы в сверкающих эполетах, не чопорные министры в высоких, роскошных кабинетах, а именно вы – будущие инженеры, искусные мастера, дерзкие изобретатели, двигатели прогресса! Именно вы своими руками будете строить прочные мосты и удобные дороги, создавать невиданные доселе машины и передовое оружие, успешно лечить страшные болезни и надёжно кормить многомиллионный народ. Именно от вас, от вашего упорства и таланта напрямую зависит, станет ли Россия могучей, передовой державой, диктующей свою волю Европе, или навсегда останется отсталой, нищей провинцией на задворках цивилизованного мира, которую все презирают, эксплуатируют и хотят завоевать.

Напряжённая тишина в огромном зале стала абсолютной, осязаемой. Каждое моё слово падало тяжело, как удар кузнечного молота по наковальне.

– Но настоящее, глубокое знание всегда требует колоссального труда. Упорного, ежедневного, подчас изматывающего до предела труда, отказа от развлечений и лени. Здесь, в этих стенах, вам неизбежно придётся учиться так напряжённо и много, как вы никогда прежде не учились за всю свою жизнь. Вам придётся непрерывно думать, экспериментировать, неизбежно ошибаться и мужественно начинать заново, не сдаваясь. Я абсолютно уверен – не все из вас дойдут до самого конца этого трудного пути, не все выдержат испытания. Многие сдадутся на полпути, отсеются. Но те немногие, кто всё-таки дойдёт до выпуска, пройдя через все трудности – именно они станут настоящей солью земли русской, элитой нации, её гордостью и опорой.

Я выпрямился во весь рост, глядя студентам прямо в глаза с искренней верой.

– Я твёрдо верю в вас, друзья! Я искренне верю всей душой, что среди вас, сидящих сегодня здесь, обязательно есть будущие великие изобретатели, которые создадут машины, о которых мы сегодня даже не смеем мечтать в самых смелых фантазиях! Я верю, что среди вас есть те уникальные люди, кто построит огромные заводы, которые легко затмят своей мощью лучшие, передовые предприятия всей Европы! Я верю, что все вместе, объединив усилия, мы обязательно сделаем Россию по-настоящему великой державой, сильной, процветающей и уважаемой!

Я сделал решительный шаг назад от трибуны, завершая речь.

– Добро пожаловать в Тульскую Техническую Академию, друзья мои! Работайте не покладая рук! Учитесь прилежно и жадно! Творите смело и дерзко! Во благо нашего любимого Отечества!

Аплодисменты взорвались, как раскаты грома, отражаясь эхом по улице. Студенты дружно вскочили с мест, хлопая самозабвенно и громко. Я отчётливо видел слёзы на взволнованных лицах некоторых молодых людей – искренние слёзы переполняющей гордости, светлой надежды на будущее, твёрдой веры в себя и свои силы.

Глава 10

Ричард ворвался в мой кабинет без стука, что само по себе было из ряда вон выходящим событием – он всегда отличался безупречными манерами и соблюдал приличия. Но сейчас его лицо горело таким энтузиазмом, что глаза буквально светились, а обычная сдержанность куда-то испарилась.

– Егор Андреевич! – выдохнул он, прижимая к груди толстую папку с бумагами. – Мне нужно срочно с вами поговорить. Это важно. Очень важно.

Я оторвался от чертежей нового токарного станка, которые изучал последние полчаса, и поднял на него глаза, массируя переносицу. Плечо уже почти не беспокоило – рана зажила на удивление быстро и чисто, оставив лишь тонкий розоватый шрам.

– Проходи, Ричард, – кивнул я, указывая на кресло напротив. – Садись. Что стряслось?

Он не сел. Вместо этого развернул папку прямо на моём столе, расталкивая чертежи в сторону, и начал лихорадочно выкладывать листы, исписанные его мелким, чётким почерком.

– Помните нашу беседу о полевой медицине? – заговорил он быстро, с сильным акцентом, который всегда усиливался, когда он волновался. – Когда я предложил идею передвижных хирургических бригадах для армии?

– Помню, – подтвердил я, вспоминая тот разговор. Это было ещё до моего похищения, в один из вечеров, когда мы с Ричардом обсуждали применение эфирного наркоза в военно-полевых условиях. – Ты говорил, что большинство раненых умирают не от самих ранений, а от того, что помощь приходит слишком поздно.

– Именно! – он ударил ладонью по столу, заставив чернильницу подпрыгнуть. – Именно поэтому! Видите ли, Егор Андреевич, военная медицина – это просто катастрофа, настоящий кошмар. Раненого с поля боя тащат на руках или в обозной телеге версты, иногда десятки верст, до ближайшего стационарного госпиталя где-нибудь в тылу. По разбитым дорогам, трясёт его так, что раны открываются, кровотечение усиливается. Многие просто умирают в пути от болевого шока или потери крови, не доехав до врача. А те, кто доезжает – попадают к хирургам через шесть, восемь, а то и двенадцать часов после ранения. За это время любая рана загрязняется, начинается воспаление, а там и гангрена не за горами.

Он схватил один из листов, ткнул пальцем в цифры.

– Я проанализировал статистику из последних военных кампаний – французских, австрийских, прусских. Везде одна и та же картина: от ран умирает примерно каждый третий раненый. Треть, Егор Андреевич! А ведь большинство из них можно было бы спасти, если бы помощь пришла вовремя! Если бы можно было прооперировать человека прямо на поле боя или неподалёку, в течение первых минут или хотя бы часа после ранения, пока рана ещё свежая и чистая!

Я слушал внимательно, уже понимая, куда он клонит. Идея была логичной и очевидной – если гора не идёт к Магомету, Магомет должен идти к горе. Если раненых нельзя быстро доставить к врачам, нужно доставить врачей к раненым.

– И что ты предлагаешь конкретно? – спросил я, наклоняясь вперёд. – Палатку с инструментами возить за армией?

– Не просто палатку, – он покачал головой, разворачивая большой лист с набросками. – Полноценный передвижной хирургический кабинет! Смотрите, я всё продумал. Специальная повозка, большая, крытая, на хороших рессорах – чтобы тряска была минимальной. Внутри – операционный стол с креплениями для пациента, чтобы он не сползал при движении. Стеллажи с инструментами – скальпели, пилы, зажимы, иглы, шовный материал. Запас стерильных бинтов и тряпок. Ёмкости с чистой водой и спиртом для обработки. И самое главное – большой запас эфира в герметичных ампулах, которые делает ваш мастер Митяй, и аппарат для его подачи.

Я взял чертёж, внимательно изучая. Ричард действительно продумал многое – от системы вентиляции повозки до крепления инструментов, чтобы они не гремели и не падали при езде по ухабам.

– Сколько человек экипаж? – спросил я.

– Минимум трое, – он поднял три пальца. – Хирург, его ассистент и санитар. Идеально – четверо, если добавить ещё одного санитара для переноски раненых. Плюс кучер, конечно. Нужны быстрые лошади – четвёрка хороших, выносливых коней, способных быстро доставить повозку к месту боя и так же быстро увезти оттуда в безопасное место.

– А как насчёт безопасности самой бригады? – я нахмурился, представляя картину. – Вы собираетесь оперировать под пушечным огнём?

– Нет, разумеется нет, – он покачал головой. – Мы будем действовать сразу за линией фронта, в относительно безопасной зоне. Раненых будут выносить с передовой обычные носильщики или легкораненые товарищи, доставлять к нашей повозке. Мы принимаем самых тяжёлых, тех, кому критически необходима немедленная операция – остановить кровотечение, извлечь пулю или осколок, ампутировать раздробленную конечность. Делаем только то, что спасёт жизнь в ближайшие часы. Остальное – уже в стационарном госпитале.

Логика была железной. Я представил, как это могло бы работать на практике. Бой. Грохот пушек, дым, крики. Раненые падают. Но вместо того, чтобы лежать часами, истекая кровью в ожидании, пока их доставят в тыловой госпиталь за десятки вёрст, их выносят всего на несколько сотен шагов назад, к повозке. Там ждёт хирург с инструментами и наркозом. Пятнадцать минут – и пуля извлечена, артерия перевязана, рана зашита. Человек спасён.

– Это может работать, – медленно сказал я. – Теоретически это может спасти многие сотни жизней. Но есть проблемы.

– Я знаю, – кивнул Ричард. – Главная проблема – ресурсы. Нужны деньги на постройку повозок, на закупку инструментов, на подготовку врачей. Военное ведомство вряд ли само выделит средства на такую новую, непроверенную идею. Генералы консервативны, они привыкли к старым методам.

– Но есть и другой путь, – сказал я, уже прикидывая в уме. – Иван Дмитриевич. Если подать это как вопрос государственной важности, как способ сохранить боеспособность армии перед грядущей войной с Францией – он поддержит. А через него можно выйти на императорский двор, на военное министерство. Тем более, я уже говорил ему о подобном нововведении и он уже тогда был со мной согласен.

Ричард оживился, глаза загорелись ещё ярче.

– Вы думаете, он согласится?

– Уверен, что он не откажется от своих слов, – я встал, начал ходить по кабинету. – Иван Дмитриевич – прагматик. Он понимает ценность человеческих ресурсов. Каждый спасённый солдат – это боец, который вернётся в строй, а не инвалид или покойник. Это прямая выгода для армии. Нужно только правильно преподнести.

Я остановился у окна, глядя на оживлённую улицу.

– Но нам нужен прототип. Демонстрация. Нельзя просить деньги на голую идею. Нужно показать, что это работает.

– Именно поэтому я пришёл к вам, – Ричард подошёл, встал рядом. – Егор Андреевич, я прошу вас профинансировать постройку одной, всего одной экспериментальной повозки. Одной мобильной хирургической бригады. Мы построим её, оснастим, проведём учения, покажем военным, что это реально работает.

Я посмотрел на него. В его глазах читалась искренняя, горячая вера в свою идею. Это был не просто врач, мечтающий о славе. Это был человек, который видел слишком много смертей, которые можно было предотвратить, и теперь отчаянно хотел это изменить.

– Сколько? – коротко спросил я. – Сколько нужно денег?

Ричард вернулся к столу, быстро перелистал бумаги, нашёл нужную страницу со сметой и стал зачитывать что необходимо для реализации его идеи:

– Повозка на рессорах, большая, прочная, с усиленной рамой. Четвёрка качественных лошадей, медицинские инструменты – у меня уже есть большая часть, но нужно докупить дубликаты, запасные комплекты, запас эфира – это вы можете организовать через своё производство, бинты, материалы, расходники… Я даже не знаю сколько все это может стоить, Егор Андреевич!

Я прикинул в уме. Это были вполне подъёмные деньги – завод приносил хорошую прибыль, заказы шли непрерывным потоком, казна пополнялась исправно. Но это была не просто трата. Это была инвестиция. Инвестиция в будущее, в спасение жизней, в технологический прорыв.

– Хорошо, – решительно сказал я. – Я финансирую проект. Полностью. Построй свою повозку, собери бригаду, проведи испытания. Но с условием.

– Каким? – настороженно спросил Ричард.

– Я хочу участвовать в разработке. Не в медицинской части, там ты эксперт. А в технической. Мне есть что добавить к конструкции повозки, к системе хранения инструментов, к организации пространства внутри. Это должна быть не просто телега с ящиками, а продуманная, эффективная машина для спасения жизней.

Лицо Ричарда расплылось в широкой улыбке.

– Егор Андреевич, это было бы великолепно! Я как раз надеялся на вашу помощь в технических вопросах. Вы – инженер, вы видите детали, которые я могу упустить.

Мы пожали руки, скрепляя договор.

– Когда начинаем? – спросил я.

– Немедленно, – не колеблясь ответил Ричард. – Чем быстрее построим прототип, тем быстрее сможем показать его военным. А война с Францией, судя по всему, не за горами. Нам нужно успеть.

* * *

Следующие две недели превратились в напряжённый, но увлекательный марафон работы. Ричард и я проводили долгие часы в моей мастерской и на заводе, разрабатывая конструкцию повозки до мельчайших деталей.

Первым делом я пригласил Савелия Кузьмича. Мы втроём склонились над чертёжным столом, обсуждая концепцию.

– Главная задача, – объяснял я, водя карандашом по бумаге, – сделать повозку максимально устойчивой и плавно идущей. Раненый человек не должен трястись как мешок с картошкой. Малейшая тряска может усилить кровотечение, вызвать болевой шок.

– Значит, нужны хорошие рессоры, – кивнул Савелий, потирая бороду.

– Именно, – подтвердил я. – И не только рессоры. Нужны широкие колёса с толстыми ободами – они лучше сглаживают неровности дороги. И подвеска должна быть настроена на максимальное гашение вибраций.

Ричард слушал, время от времени вставляя свои замечания:

– А можно ли сделать пол повозки с небольшим наклоном к задней стенке? Чтобы кровь и жидкости стекали в специальный поддон, а не растекались по всей повозке. Это облегчит уборку и дезинфекцию после операций или доставке.

– Можно, – задумчиво ответил Савелий. – Небольшой уклон. Незаметно для людей внутри, но жидкость будет стекать. Дельная мысль.

Мы набросали первый вариант чертежа. Повозка получалась внушительной – длиной почти четыре метра, шириной два с половиной. Достаточно просторная, чтобы разместить операционный стол, стеллажи, рабочее место для хирурга и ассистента, но при этом не слишком громоздкая для быстрого передвижения.

Ричард добавил ещё одно требование:

– Нужны окна. Большие, с обеих сторон и сзади. Хирургу необходим хороший свет, чтобы видеть, что он делает. Можно сделать ставни, чтобы закрывать их при плохой погоде или для защиты от осколков, если операция проводится слишком близко к линии фронта.

– Окна – не проблема, – согласился я. – Стекло у нас есть, качественное. Сделаем большие проёмы, застеклим. Ставни – деревянные, на петлях.

Мы работали над чертежами несколько дней, постоянно что-то меняя, улучшая, оптимизируя. Каждая деталь обсуждалась, просчитывалась, проверялась на практичность.

Савелий взял на себя руководство постройки самой повозки. Он собрал бригаду из лучших мастеров. Все они понимали важность задачи.

Я лично контролировал изготовление рессор. Это была критически важная деталь, от которой зависел комфорт пациента. Мы использовали лучшую сталь, многослойные пластины, тщательно рассчитанные по толщине и длине. Испытывали их, нагружая тяжестями, проверяя упругость и прочность.

Ричард тем временем занимался внутренним оснащением. Операционный стол он спроектировал сам – прочный, но относительно лёгкий, с кожаными ремнями для фиксации пациента, с регулируемой высотой ножек. Вдоль стен повозки разместили стеллажи с множеством небольших ящичков и отделений – для каждого инструмента своё место, всё под рукой, ничего не валяется.

– Видите, Егор Андреевич, – объяснял он, раскладывая инструменты по ящичкам, – во время операции счёт идёт на секунды. Мне нужно мгновенно находить нужный скальпель или зажим, не тратя время на поиски. Поэтому каждый инструмент имеет своё строго определённое место, и я должен знать это место наизусть, чтобы брать инструмент не глядя, на автомате.

Я кивал, понимая логику. Это было похоже на организацию рабочего места хорошего мастера – всё разложено по полочкам, всё на своём месте, никакого хаоса.

Для хранения эфира я разработал специальный ящик с толстыми мягкими стенками, обитыми войлоком изнутри. Ампулы с эфиром укладывались в индивидуальные гнёзда, каждая отдельно, чтобы не биться друг о друга при тряске. Ящик запирался на замок – эфир был слишком ценным и опасным веществом, чтобы оставлять его без присмотра.

Вентиляцию сделали продуманной – несколько небольших вытяжных отверстий под крышей, прикрытых козырьками от дождя, но позволяющих воздуху циркулировать. Это было важно для испарения эфира и для общего комфорта работы в тесном пространстве.

Через полторы недели повозка была готова. Мы вывели её во двор завода для первого осмотра, и я должен признать – она выглядела впечатляюще. Большая, основательная, с мягкими плавными линиями корпуса, с аккуратно застеклёнными окнами, с добротными колёсами на толстых спицах. Снаружи нанесли большой красный крест на обеих боковых стенках и на задней двери.

– В Европе уже начинают использовать его для обозначения санитарных повозок и госпиталей. – Сказал Ричард. – Чтобы солдаты обеих сторон знали – это не военная цель, а медицинская помощь. Хотя, конечно, на это не всегда можно полагаться в пылу боя.

Савелий Кузьмич лично проверил каждое соединение, каждое крепление, каждую петлю. Потом велел запрячь четвёрку лошадей – мы специально купили хороших, сильных, но спокойных коней, не пугливых – и повёз повозку по улицам Тулы, испытывая ходовые качества.

Я ехал внутри, вместе с Ричардом, наблюдая, как ведёт себя конструкция. Рессоры работали отлично – даже на разбитой дороге, полной выбоин и камней, тряска внутри была терпимой, несравненно меньше, чем в обычной телеге. Инструменты в ящиках почти не дребезжали, надёжно зафиксированные в своих гнёздах. Операционный стол стоял устойчиво, не качаясь.

– Отлично, – удовлетворённо сказал Ричард, проверяя, как всё держится. – Это именно то, что нужно. Здесь можно работать.

Вернувшись на завод, мы начали финальную подготовку. Ричард тщательно укомплектовал повозку всем необходимым. Инструменты – несколько комплектов, продублированных на случай поломки или потери. Скальпели разных размеров, хирургические пилы для ампутаций, костные щипцы, зажимы для сосудов, иглы и шовный материал – шёлковые нити, вымоченные в спирте для стерильности. Бинты – стопки чистых, белых бинтов, сложенные аккуратными рулонами. Тряпки для вытирания крови и жидкостей. Большие бутыли с чистой водой и спиртом. Тазы для сбора отходов. Несколько фонарей на случай, если придётся оперировать в темноте или при плохом освещении.