Текст книги "Воронцов. Перезагрузка. Книга 10 (СИ)"

Автор книги: Ян Громов

Соавторы: Ник Тарасов
сообщить о нарушении

Текущая страница: 10 (всего у книги 15 страниц)

Я взял чистый лист бумаги и начал быстро чертить схему, выстраивая систему защиты как инженерную конструкцию.

– Нам нужна система внутренней безопасности. Жесткая. Но не только снаружи, а внутри. Первое: сеть информаторов. На каждом участке, в каждом цеху, в каждой учебной группе Академии должны быть ваши люди. Не жандармы в мундирах, а свои. Рабочие, студенты. Те, кто будет слушать разговоры в курилках и за кружкой пива.

– Это уже делается, – кивнул Иван Дмитриевич. – Но процесс небыстрый. Вербовка требует времени.

– Ускорьте, – жестко сказал я. – Платите двойную цену. Обещайте льготы, защиту. Мне нужно знать, если кто-то из мастеров вдруг начнет тратить больше, чем зарабатывает. Или если студент начнет задавать вопросы не по теме лекции. Мне нужно знать о каждом подозрительном разговоре, о каждом новом знакомстве с приезжими купцами или «торговцами».

– Принято, – он сделал пометку в блокноте. – Что второе?

– Второе – это игра на опережение, – я постучал пальцем по столу, чувствуя, как идея кристаллизуется в четкий план. – Вы сказали, они охотятся за чертежами?

– Да. Особенно за замком штуцера и устройством вакуумного насоса и составом газа для ламп.

Я усмехнулся. Злая это была усмешка.

– Так давайте дадим им эти чертежи.

Брови Ивана Дмитриевича поползли вверх:

– Егор Андреевич, вы в своем уме?

– В полном, – я призадумался на секунду. – Мы создадим фальшивки. Качественные, детальные, красивые фальшивки. Чертежи, которые выглядят как настоящие. С печатями, с подписями, с пометками «Секретно».

Я начал объяснять, чувствуя азарт инженера, конструирующего сложную ловушку:

– Смотрите. Берем чертеж пьезоэлектрического замка. Оставляем внешний вид без изменений. Но меняем угол удара молоточка по кристаллу всего на два градуса. И меняем марку стали для пружины на чуть более жесткую. А еще кристалл якобы на самом деле стекло.

– И что это даст? – Иван Дмитриевич подался вперед, и в его глазах появился хищный блеск понимания.

– На бумаге все будет выглядеть идеально. Любой шпион, даже с техническим образованием, купится. Они передадут чертежи в Париж или Вену. Там потратят месяцы, огромные деньги на изготовление опытных образцов, на переоснащение станков. А когда соберут ружье… Стекло будет рассыпаться в пыль после первого же применения. Искры вообще не будет как таковой.

Глаза Ивана Дмитриевича загорелись:

– Саботаж… Руками самих врагов.

– Именно, – подтвердил я, донося до него глубину замысла. – То же самое с лампами. Мы изменим формулу сплава для нити накаливания или форму колбы. Пусть они строят заводы, пусть вкладывают миллионы. А на выходе получат пшик. Мы выиграем самое главное – время. Пока они будут разбираться, почему их копии не работают, мы уйдем вперед еще на пять шагов.

Иван Дмитриевич откинулся на спинку кресла, и впервые за вечер на его лице появилась тень улыбки:

– Это дьявольски хитро, Егор Андреевич. Это… изящно. Превратить их жадность в их же поражение.

– Но для этого нам нужна строжайшая дисциплина, – я вернул его к реальности. – Настоящие чертежи должны храниться в сейфе, доступ к которому имеют единицы. Мастера должны работать только с копиями отдельных узлов, не видя всей картины целиком. Так как мы и планировали ранее, как делаем сейчас. Принцип разделения знаний. Токарь точит деталь, но не знает, куда она пойдет. Сборщик собирает узел, но не видит чертежа всего механизма.

Иван Дмитриевич встал и прошелся по комнате, явно обдумывая план.

– Мы начинаем большую игру, Егор Андреевич. Игру умов. И ставки в ней выше, чем просто деньги. Это вопрос выживания Российской империи в надвигающейся буре.

Когда он ушел, я долго стоял у окна, глядя в темноту тульской ночи. Где-то там, в тенях, рыскали чужие агенты, вынюхивая, высматривая. Раньше это пугало меня. Теперь – злило. Это был мой мир, мои идеи, моя семья. И я не собирался отдавать их никому.

Глава 15

Следующие дни прошли в напряжённой работе. Я уединился в кабинете с Николаем Фёдоровым и Александром Зайцевым. Объяснил им ситуацию, не вдаваясь в подробности работы тайной канцелярии, но дав понять серьёзность угрозы.

– Нам нужно создать несколько комплектов фальшивых технических документов, – сказал я, раскладывая на столе чистые листы бумаги и настоящие чертежи, которые достал из ящика стола. – Они должны выглядеть абсолютно подлинными, но содержать критические ошибки, которые сделают технологию неработающей или опасной.

Николай нахмурился:

– Это для того, чтобы ввести в заблуждение шпионов?

– Именно, – подтвердил я. – Если они украдут эти документы, попытаются воспроизвести технологию – потерпят неудачу. А мы возможно получим информацию о канале утечки и выиграем время.

Александр Зайцев, студент, который работал над телеграфом, оживился:

– Это как военная хитрость! Дезинформация врага!

– Совершенно верно, – кивнул я. – Но работа должна быть тонкой. Ошибки нельзя делать очевидными. Они должны быть спрятаны в расчётах, в деталях конструкции, в технологических тонкостях. Если будет слишком очевидно, что это дезинформация, они просто откажутся от неё и продолжат охоту за настоящими секретами.

Мы начали с пьезоэлектрических замков. Я взял настоящий чертёж и начал его модифицировать. Изменил угол удара молоточка по кристаллу – всего на несколько градусов, но этого было достаточно, чтобы сила удара оказалась недостаточной для надёжной генерации искры. Внешне всё выглядело правильно, но на практике замок давал бы осечки в тридцати-сорока процентах случаев.

– Почему бы не сделать полностью нерабочий вариант? – спросил Николай, наблюдая за моей работой.

– Потому что это вызовет подозрения, – объяснил я, аккуратно стирая линию и перечерчивая её под новым углом. – Если замок вообще не работает, французские инженеры сразу поймут, что их обманули, и продолжат охоту за настоящими чертежами. Но если замок вроде бы работает, но ненадёжен – они будут думать, что проблема в качестве их изготовления, в материалах, в квалификации мастеров. Потратят месяцы, пытаясь улучшить конструкцию, которая изначально порочна.

Александр восхищённо покачал головой:

– Жестоко, но эффективно.

Помимо этого, я детально описал сам «кристалл» – как нужно выплавлять стекло, какие формы для него делать – сделал все так, чтоб процесс изготовления казался максимально правдоподобным. Даже указал тонкости по охлаждению готовых экземпляров.

Следующим я взялся за механические лампы. Здесь можно было исказить параметры пружины или расчёт частоты ударов по кристаллу. Я выбрал второй вариант – изменил параметры редуктора, который управлял частотой ударов. На бумаге всё выглядело правильно, но в реальности лампа, даже если б они дошли до того, что в качестве кристалла нужно использовать кварц, работала бы в неоптимальном режиме и быстро ломалась.

– А как насчёт паровых машин? – спросил Николай, изучая список технологий.

– Паровые машины – самые опасные для фальсификации, – признался я, задумываясь. – Ошибка в расчёте давления может привести к взрыву котла. С одной стороны, это устранит вражеских инженеров. С другой – может вызвать подозрения.

– Делайте два варианта, – предложил Александр, демонстрируя неожиданную проницательность. – Один относительно безопасный, просто неэффективный. Другой – с риском взрыва. Разместите их в разных местах. Пусть противник гадает, какой из них настоящий.

Я посмотрел на него с уважением:

– Хорошая мысль, Александр. Именно так и сделаем.

Мы работали три дня почти без отдыха. Я чертил, Николай проверял достоверность оформления документов – нужные печати, подписи, правильные формулировки, Александр делал аккуратные копии с нужными «случайными» ошибками и помарками, которые придавали чертежам вид рабочих документов, а не парадных копий. Каждая мелочь имела значение – от качества бумаги до оттенка чернил.

В итоге у нас получилось пять комплектов фальшивых чертежей:

1. Пьезоэлектрический замок с неправильным углом удара – ненадёжный, но не очевидно бракованный и инструкцией по изготовлению кристалла из стекла.

2. Механическая лампа с ошибочным редуктором – быстро изнашивающаяся.

3. Паровая машина с заниженными параметрами котла – неэффективная, маломощная.

4. Паровая машина с завышенным давлением – опасная, с риском взрыва.

5. Электрический телеграф с неправильным расчётом обмотки электромагнита – слабый сигнал, передача с перебоями.

Каждый комплект я пометил по-своему, используя незаметные маркеры. В одном сделал специфическую орфографическую ошибку в заголовке – «пъезоэлектрический» вместо «пьезоэлектрический». В другом использовал особый сорт бумаги – она была чуть желтее обычной. В третьем поставил дату на два дня позже реальной. В четвёртом сделал незаметную царапину на полях определённой формы. В пятом добавил микроскопическую метку чернилами – крошечную точку в углу листа, видимую только под лупой.

– Отлично, – сказал я, раскладывая готовые комплекты на столе и ощущая удовлетворение от хорошо выполненной работы. – Теперь передам это Ивану Дмитриевичу. Он решит, где их разместить.

Николай собрал оригинальные, настоящие чертежи, аккуратно сложил в папку:

– А эти куда?

– Эти мне, – коротко ответил я. – И больше никому не показывать без моего личного разрешения. С этого момента доступ к настоящим чертежам – только по моему прямому указанию и под роспись в специальном журнале.

* * *

Иван Дмитриевич забрал фальшивые чертежи вечером того же дня. Изучил каждый комплект внимательно, проверяя печати, подписи, даже понюхал бумагу, оценивая её качество. Наконец одобрительно кивнул:

– Работа отличная. Не отличишь от настоящих без детальной проверки. Ваши метки незаметны, но надёжны.

– В этом и смысл, – сказал я. – Когда будете размещать, помните о метках. Если какой-то комплект всплывёт – мы точно будем знать, откуда утечка.

– Я всё учёл, – заверил он, убирая чертежи в кожаный портфель. – Размещу их в течение недели. В разных местах, с разной степенью доступности. Некоторые будут лежать почти на виду – в старом архиве, куда редко заглядывают. Другие спрячу глубже, чтобы до них нужно было добираться с усилиями. Психология шпиона такова – чем труднее добыть информацию, тем ценнее она кажется.

– Умно, – признал я, понимая логику его плана.

Он задержался у двери, и лицо его стало серьёзным:

– Егор Андреевич, я понимаю, что вам неприятна вся эта история с недоверием, со шпионами внутри завода. Но поверьте – это необходимо. Ставки слишком высоки. Ваши изобретения могут изменить исход грядущей войны. Наполеон это понимает. Его разведка работает на полную мощность. И не только французская – австрийцы тоже не дремлют.

– Я понимаю, – устало сказал я, чувствуя тяжесть ответственности. – Просто… мне хотелось строить, создавать, обучать. А вместо этого приходится играть в шпионские игры.

– Такова цена прогресса в мире, где правят амбиции и войны, – философски заметил Иван Дмитриевич. – Но утешайтесь мыслью – ваши изобретения спасут тысячи русских жизней. Это стоит всех этих неприятных мер.

После его ухода я долго сидел в кабинете, глядя в окно на тёмную улицу. Захар молча стоял у двери. Внизу слышался шум завода – производство не останавливалось даже ночью благодаря механическим лампам, распространяющим ровный, яркий свет на станки и верстаки.

Я создал здесь нечто значительное. Но вместе с этим и цель для врагов России. Теперь моя задача – не только изобретать и строить, но и защищать созданное.

* * *

Прошло две недели ожидания. Иван Дмитриевич не появлялся, что было нормально – он обычно давал мне работать спокойно, вмешиваясь только при необходимости. Я продолжал свои дела: проверял производство консервов, где Фома с энтузиазмом осваивал новую технологию, координировал работу студентов над телеграфом, принимал отчёты с завода о производстве штуцеров.

Но однажды вечером, когда я разбирал очередную партию писем из Уваровки, Иван Дмитриевич снова пришёл. Лицо его выражало мрачное удовлетворение – выражение человека, который поймал опасного зверя после долгой охоты.

– Клюнули, – коротко сказал он, проходя в кабинет и плотно прикрывая за собой дверь.

Я отложил письма, сердце учащённо забилось:

– Кто? Когда?

Он устроился в кресле, достал блокнот, и я заметил, что его пальцы слегка подрагивают от усталости – видимо, он не досыпал последние несколько дней.

– Три дня назад. Обнаружили проникновение в старый архивный корпус на территории завода. Вор действовал профессионально – вскрыл замок, не оставил явных следов. Но мои люди установили там незаметные ловушки. Тонкая нить, натянутая поперёк прохода. Когда её задевают, падает немного пыли с верхней полки. Незаметно для вора, но наблюдатели видят.

– И что он взял? – я наклонился вперёд, сжимая подлокотники кресла.

– Чертежи механической лампы, – Иван Дмитриевич открыл блокнот, нашёл нужную страницу. – Тот самый комплект с ошибочным редуктором.

– Значит, теперь у французов или австрийцев есть неработающая конструкция, – я не удержался от злорадной усмешки. – Они потратят месяцы, пытаясь понять, почему лампа быстро ломается.

– Именно, – кивнул Иван Дмитриевич, и в его усталых глазах мелькнул хищный огонёк. – Но главное – мы теперь знаем, что у них есть доступ к этому конкретному корпусу. Значит, либо там работает их человек, либо охрана коррумпирована. Я усилил наблюдение, проверяю всех, кто имеет доступ.

– Вы вычислили конкретного человека?

– Пока нет, – признал он, и в голосе прозвучало разочарование. – Но сужаем круг. В ту ночь на территории находились пятнадцать человек. Двенадцать рабочих ночной смены, двое охранников и один управляющий. Проверяем каждого – семейное положение, долги, связи, внезапные траты.

Он перевернул страницу, и лицо его стало ещё более серьёзным:

– Есть ещё один интересный момент. Вчера задержали человека на окраине Тулы. Торговец тканями, приезжий. При обыске нашли у него довольно крупную сумму золотом и зашифрованное письмо. Под давлением признался – он курьер, передаёт информацию в Москву, оттуда она идёт дальше, в Европу.

– Он назвал имена? – я почувствовал, как напряжение нарастает.

– Назвал одно, – Иван Дмитриевич посмотрел на меня серьёзно. – Некий Борис Фёдорович Крылов. Якобы купец, торгует мехами. Приехал в Тулу три месяца назад, снял дом на Дворянской улице. Ведёт себя тихо, не привлекает внимания. Но, судя по показаниям курьера, именно он координирует сбор информации о ваших изобретениях.

Я непроизвольно сжал кулаки:

– Взяли его?

– Пока нет, – покачал головой Иван Дмитриевич, и я увидел в его глазах холодный расчёт. – Если возьмём его сейчас, остальная сеть уйдёт в подполье. Мы поставили за ним наблюдение. Круглосуточное, незаметное. Пусть думает, что в безопасности. Через него мы выйдем на остальных – на информаторов на заводе, в академии, на других курьеров. А когда будем готовы – накроем всех разом, одной ночью. Как прошлый раз. Чтобы никто не успел предупредить остальных.

Я понимал логику, признавал её правильность, но терпеть мысль о том, что вражеский агент спокойно живёт в Туле, собирая информацию о моих изобретениях, было почти невыносимо.

– Сколько времени вам нужно?

– Месяц, может два, – ответил Иван Дмитриевич, закрывая блокнот. – Нужно проследить все его контакты, выявить информаторов на заводе и в академии, установить всю цепочку передачи информации. Это кропотливая работа, Егор Андреевич. Одна ошибка, одна спешка – и вся сеть исчезнет, как дым. А потом придётся начинать сначала, с ещё более осторожными противниками.

Я встал, прошёлся по кабинету, пытаясь совладать с нетерпением:

– Хорошо. Действуйте по своему плану. Но держите меня в курсе каждого значимого шага.

– Разумеется, – он поднялся, поправил мундир. – А пока продолжайте работать как обычно. Не подавайте виду, что знаете о слежке. Чем естественнее вы себя ведёте, тем спокойнее противник. Любое изменение в вашем поведении может их насторожить.

После его ухода я долго не мог сосредоточиться на работе. Мысль о том, что среди моих людей – на заводе, в академии – могут быть предатели, работающие на врага, не давала покоя. Кто они? Рабочий, которого я учил пользоваться новым станком? Студент, которому я объяснял принципы электричества? Управляющий, с которым обсуждал планы производства?

Захар, видя моё состояние, подошёл ближе:

– Барин, не терзайте себя. Иван Дмитриевич – опытный человек. Он их вычислит. Всех до единого.

– Знаю, – вздохнул я, глядя в пламя камина. – Просто неприятно осознавать, что приходится подозревать всех вокруг. Что нельзя никому полностью доверять.

– Война есть война, – философски заметил Захар, и в его голосе прозвучала мудрость старого солдата. – Даже если пушки пока молчат, битва уже идёт. Битва умов, хитрости, обмана. Вы в ней не хуже любого генерала. Может, даже лучше – у вас оружие такое, что генералам и не снилось.

Я посмотрел на него:

– Захар, а ты никогда не жалел, что связался со мной? Мог бы спокойно служить в гвардии, получать жалование, или быть на заслуженном отдыхе, не лезть во все эти интриги.

Он усмехнулся:

– Барин, в гвардии скучно. Караулы, парады, муштра. Одно и то же, день за днём. А с вами – жизнь интересная. Каждый день что-то новое. То французов ловим, то чертежи фальшивые рисуем, то консервы для армии делаем. Весело, одним словом. И главное – дело правое. Мы для России стараемся, а не просто ради денег или славы.

Я не удержался и рассмеялся, чувствуя, как напряжение немного отпускает. Захар умел разрядить обстановку в самый нужный момент, найти правильные слова.

* * *

Следующие недели прошли в напряжённом ожидании, но я старался вести себя естественно, как и велел Иван Дмитриевич. Работал над консервным производством – Фома присылал восторженные письма об успехах, образцы становились всё лучше. Координировал работу студентов над телеграфом – они уже протянули линию на полкилометра и успешно передавали сообщения. Принимал отчёты с завода о производстве штуцеров – темпы росли, качество держалось на высоте.

Иван Дмитриевич приходил редко, но каждый раз приносил новости. Вычислен ещё один информатор – слесарь на заводе, задолжавший крупную сумму в карты и завербованный через долг. Перехвачено письмо от посредника в Москву – зашифрованное, но расшифрованное специалистами тайной канцелярии. В нём содержались общие сведения о производстве штуцеров, но без технических подробностей.

– Это хороший знак, – сказал Иван Дмитриевич, показывая мне копию расшифровки. – Значит, до настоящих секретов они пока не добрались. Довольствуются крохами – количество произведённого оружия, примерные сроки поставок. Это ценная информация для планирования войны, но не критичная. Фальшивые чертежи их отвлекают.

– А как насчёт самих чертежей? – спросил я. – Они уже пытались их использовать?

– Пока не знаю, – признался он, и в его голосе прозвучало разочарование. – Информация идёт через несколько звеньев, прежде чем достигает Парижа или Вены. Может пройти несколько месяцев, прежде чем они попытаются воспроизвести технологию и обнаружат подвох. Но я надеюсь, что когда это произойдёт, мы узнаем об этом через наших агентов в Европе.

Я кивнул, хотя ожидание было мучительным. Хотелось немедленных результатов, быстрой победы. Но шпионская война, как оказалось, требовала терпения не меньше, чем разработка новой технологии.

В конце февраля Иван Дмитриевич пришёл с решающими новостями. Лицо его было серьёзным, но в глазах горел триумф:

– Готовы. Завтра ночью берём всех разом.

Я вскочил с места, чувствуя, как сердце бешено колотится:

– Всех? Вы вычислили всю сеть?

– Семь человек, – он выложил на стол список имён, и я увидел, что рука его дрожит от усталости – видимо, последние дни он почти не спал. – Борис Крылов – координатор, главарь. Два информатора на заводе – слесарь Пётр Семёнович Рогожин и управляющий складом Иван Кузьмич Ломов. Один в академии – студент Михаил Григорьев, который передавал информацию о телеграфе. Два курьера, которые возили письма в Москву – торговец тканями Василий и ямщик Степан. И один торговец, который снабжал их деньгами из-за границы – Фёдор Константинович Меньшов.

Я изучал список, и каждое имя было как удар. Студент Григорьев – тот самый тихий парень, который работал над изоляцией проводов для телеграфа, один из лучших. Рогожин – опытный слесарь, работавший на заводе больше десяти лет. Как я мог не заметить?

– Не вините себя, – словно прочитав мои мысли, сказал Иван Дмитриевич, и в его голосе прозвучало сочувствие. – Они профессионалы. Умеют скрывать свою истинную природу. Григорьев, например, действительно хороший студент, способный, с золотыми руками. Просто французы завербовали его ещё до поступления в академию, через долги его отца. Пообещали рассчитаться с долгами и ещё заплатить. Для бедной семьи это были огромные деньги.

– Что с ними будет? – спросил я, хотя ответ был очевиден.

– Суд, – коротко ответил Иван Дмитриевич, и лицо его стало жёстким, как камень. – Военный трибунал по обвинению в государственной измене и шпионаже. Приговор очевиден – смертная казнь для главных заговорщиков, каторга для пособников. Григорьеву, возможно, смягчат из-за молодости и обстоятельств вербовки, но это будет решать суд.

Я молчал, чувствуя странную пустоту внутри. Часть меня испытывала удовлетворение от того, что угроза будет устранена, что враги наказаны. Но другая часть чувствовала тяжесть. Эти люди – враги, предатели. Но они были живыми, с семьями, с судьбами. И скоро их не станет. Кто-то останется вдовой, кто-то – сиротой.

– Это необходимо, Егор Андреевич, – мягко, но утвердительно сказал Иван Дмитриевич. – Война не за горами. Мы не можем позволить врагу получить ваши секреты. Слишком многое поставлено на карту. Каждый спасённый русский солдат стоит жизни этих предателей.

– Я понимаю, – тихо ответил я, чувствуя тяжесть ответственности. – Делайте, что должны.

На следующую ночь я не спал. Лежал в постели рядом с Машей, слушал её ровное дыхание и тихое посапывание Сашки в колыбели, но сам не мог сомкнуть глаз. Где-то там, в темноте ночной Тулы, люди Ивана Дмитриевича врывались в дома, хватали шпионов, заковывали в кандалы. Чья-то жизнь рушилась в эти минуты. Чьи-то жёны и дети узнают завтра, что их мужья и отцы – предатели, работавшие на врага.

К утру всё было кончено. Иван Дмитриевич прислал записку с коротким, но красноречивым текстом: «Операция завершена успешно. Все семеро арестованы. Сопротивления не оказали, кроме Крылова – пытался застрелиться, ранен, но жив. Изъяты документы, шифры, деньги, список контактов. Подробности при встрече.»

Я сжёг записку в камине, как он и просил, соблюдая конспирацию. Потом долго смотрел на пляшущие языки пламени, превращающие бумагу в пепел, и думал о том, какую цену приходится платить за прогресс и безопасность.

Маша проснулась, увидела меня у камина:

– Егор, что случилось? Ты не спал всю ночь?

Я обнял её, прижал к себе:

– Ничего, Машенька. Просто думал. О будущем. О том, что мы строим. О том, какой ценой всё это даётся.

Она прижалась ко мне крепче.

Мы поднялись в комнату, я посмотрел на колыбель, где спал наш сын, такой маленький и беззащитный. Именно для него, для его будущего, я должен был продолжать.