Текст книги "Специальность – хирург"
Автор книги: Яков Цивьян
сообщить о нарушении
Текущая страница: 7 (всего у книги 25 страниц)
Вот эти особенности в строении позвоночника человека и особенности его взаимоотношений с другими важнейшими органами и анатомическими образованиями и явились, да и сейчас являются, одной из основных причин того, что хирургия этого станового хребта человеческого тела стала развиваться только в последние 20-25 лет.
Чуть не забыл отметить еще одну важнейшую особенность позвоночника человека! В отличие от позвоночника всех других животных он занимает прямое – вертикальное положение. Исследования многих ученых, в том числе и мои, показали, что на вертикально расположенный позвоночник падают неимоверные нагрузки, которые снимаются с него, если он принимает горизонтальное положение. Этим колоссальным нагрузкам успешно противостоит здоровый, полноценный, не подвергшийся болезненным изменениям позвоночник. Противостоит постоянно – всю человеческую жизнь.
Уже давно врачами и учеными был подмечен такой факт: к вечеру рост человека уменьшается на два, а то и на три сантиметра, а утром, если этот человек провел ночь в постели, прежняя величина его роста восстанавливается. Оказалось, что причина этого уменьшения роста кроется в тех самых совершенных биологических амортизаторах – межпозвонковых дисках.
Межпозвонковые диски – это действительно уникальные анатомические образования в человеческом организме. Они выполняют три основные обязанности в позвоночнике человека. Первая их обязанность заключается в соединении отдельных позвонков в единый орган – позвоночный столб. Они удерживают позвонки и предупреждают возможность смещения их. Вторая, не менее важная и ответственная обязанность межпозвонкового диска – это обеспечение подвижности одного позвонка относительно другого.
Когда акробат или танцовщица поражают нас гибкостью своего тела и изяществом движений – это связано с деятельностью межпозвонковых дисков, которые ценой неимоверных перегрузок, приходящихся на них в это время, обеспечивают сложнейшую динамику прекрасного человеческого тела.
Третья обязанность межпозвонковых дисков – обеспечение амортизации. Именно они не дают двум смежным позвонкам приблизиться настолько, чтобы коснуться друг друга своими костными поверхностями под воздействием больших нагрузок, например, при переносе груза рабочим, при неудачном приземлении парашютиста, при падении с высоты.
Интересные образования эти межпозвонковые диски! Хотя они и известны анатомам много столетий – еще со времен Андрея Везалия – они нет-нет да и преподнесут какую-нибудь загадку.
Когда космонавты попали в условия невесомости, они стали отмечать, что в течение весьма короткого времени их рост увеличивается на несколько сантиметров. Космонавты небольшого роста были очень довольны этим, а среднего и высокого роста – тоже не огорчались. Ведь каждый из нас хочет быть повыше и постройнее! Но вот при возвращении на землю, в условиях, в которых начинала действовать гравитация, вскоре рост этих «выросших» людей возвращался к исходной норме.
Что же оказалось?!
А оказалось, что межпозвонковые диски, вернее, их мякотные ядра, расположенные в середине диска, не испытывая вертикальных нагрузок, которые отсутствуют в условиях невесомости, максимально расправлялись за счет сил внутридискового давления и их высота становилась максимально допустимой, максимально возможной. Суммарные увеличения высоты каждого межпозвонкового диска и приводили к удлинению позвоночника, которое и давало эффект увеличения роста человека. Стоило только включиться в работу силам земного притяжения, как высота межпозвонковых дисков несколько снижалась, что и приводило длину позвоночного столба к исходным величинам.
Позвоночником я занимаюсь уже двадцать лет. Это самый сложный и наименее разработанный раздел моей специальности. Ему отданы ум, сердце, время, труд, стремления, надежды. С ним связано мое будущее как специалиста и ученого.
Попытки лечить болезни и повреждения позвоночника делались в глубокой древности.
Человечеству давно были известны люди с различными заболеваниями и искривлениями позвоночника. Одним из наиболее ярких, броских и частых проявлений болезненных состояний позвоночника является горб, порождаемый искривлением позвоночника и ребер. Таких больных, презрительно нареченных «горбунами», темные и непросвещенные люди выделяли из своей среды, преследовали и порой изгоняли из общества. Не понимая причин такого значительного отличия от людей обычных, здоровые люди относили внешнюю непохожесть на счет «нечистой силы» и считали этих несчастных людей связанными с ней. Люди боялись «горбунов», связывали с ними сбои беды и несчастья, преследовали и даже сжигали на кострах.
По мере развития естественных наук все более очевидным становилось, что горб – это следствие болезни, что таких людей следует жалеть, что эти несчастные люди требуют заботы, внимания и лечения. Естественно, что вначале такое лечение носило чисто эмпирический характер.
Так, великий Гиппократ и его ученики лечили искривления позвоночника следующим весьма, мягко выражаясь, своеобразным образом. Пациент взбирался на высокую лестницу, приставленную к стене. Он привязывался к лестнице ремнями так, что его лицо было обращено к стене. «Доктор», лечивший больного, отталкивал лестницу от стены, и больной падал вместе с ней навзничь, ударяясь спиною и, в первую очередь, вершиной горба о землю. В результате такого падения наступал перелом позвоночника на вершине горба, вследствие которого горб или исчезал, или значительно уменьшался в размерах. Но такое «лечение» сопровождалось неизбежным повреждением спинного мозга, а следовательно, и непоправимыми и неизлечимыми параличами, то есть полной неподвижностью и нечувствительностью всех отделов тела, расположенных ниже вершины горба. За такое «излечение» пациент расплачивался жизнью, так как вскоре погибал от присоединявшихся дополнительных болезней, чаще всего – заражения крови.
В первые столетия нашей эры Цельс и Гален при различных искривлениях тела человека, ног и рук широко использовали гимнастические упражнения. Гален предложил такие термины, как «кифоз», «лордоз» и «сколиоз», обозначающие в классической ортопедии различные формы искривлений позвоночника. Термины эти употребляются и сейчас.
Арабские врачи и ученые также внесли свой вклад.
В частности, Разес (850-932 гг. н. э.), Абулказем (1013-1106 гг. н. э.) разработали приемы массажа. Предполагается даже, что само слово «массаж» произошло от арабского слова «mass», что значит нежное подавливание, поглаживание. Арабским врачам принадлежит идея использования гипса для лечения переломов.
Определенный вклад в мою специальность внес известный мыслитель, философ и врач Востока Авиценна, живший в 980-1037 гг. нашей эры, полное имя которого, кстати, звучит так: Абу Али Хусейн ибн Абдаллах Ибн Сина.
В 1650 году английский врач Глиссон детально описывает те изменения в организме больного, которые возникают при «английской болезни» – рахите. Им же предлагается знаменитая петля Глиссона для вытяжения позвоночника за голову, которая до настоящего времени широко применяется во всех странах мира.
В 1741 году француз Николя Андри предлагает термин «ортопедия». Им же было выпущено двухтомное руководство по этой специальности.
Английский врач Литлл, живший в 1810-1876 годах, описал спастический паралич у детей, который и до сих пор называется болезнью Литлля.
Дюпюитрен кроме контрактуры кисти описал перелом нижней трети голени, вошедший в медицину как перелом Дюпюитрена. Последующее рентгеновское изучение не внесло ничего нового в описание этого перелома.
Молено назвать много других людей, которые способствовали развитию ортопедии, но это уже придаст моему рассказу оттенок специального повествования. Остановлюсь только на развитии ортопедии в нашей стране, чтобы показать тог самобытный путь, который она прошла в России.
В 1806 г. Е. О. Мухиным, учителем Николая Ивановича Пирогова, была издана книга «Первые начала костоправной науки», в которой был обобщен опыт автора и других русских хирургов по лечению переломов костей. Русские врачи К. Гибенталь (1815 г.) и В. А. Басов (1842 г.) были одними из первых в Европе, применившими гипс для лечения переломов. В последующем гипсовая повязка была в деталях разработана и усовершенствована Н. И. Пироговым. Нет, пожалуй, ни одного раздела в травматологии, в который не внес бы свой вклад Н. И. Пирогов. В 1840 году он описал заживление ран перерезанных сухожилий, в 1843-1844 годах строение синовиальных и фасциальных футляров на ногах и руках. В 1852 году Пирогов разработал свою знаменитую костнопластическую ампутацию голени, которую он назвал операцией для бедных. Дело в том, что в те времена протезы стоили очень дорого и были не по средствам простым солдатам, раненным во время войны. Вот Пирогов и задумал так ампутировать ногу, чтобы после операции пациенты могли обходиться без протезов и ходить на этой ампутированной ноге. Этой операцией Пирогов заложил основы костнопластической хирургии.
В 1900 году в Петербурге при Военно-Медицинской академии создается первая русская ортопедическая клиника под руководством Генриха Ивановича Турнера, а через шесть лет – там же – Ортопедический институт, возглавляемый Романом Романовичем Вреде-ном. В 1907 году в Харькове под руководством Михаила Ивановича Ситенко открывается Медико-механический институт.
После Великой Октябрьской революции в нашей стране организуется ряд ортопедо-травматологических институтов и больниц.
В последующем травматология и ортопедия, проделав весьма длительную эволюцию, выделилась из общей хирургии в самостоятельную медицинскую дисциплину и приобрела важнейшее значение среди других хирургических специальностей. Об этом говорит хотя бы тот факт, что 65-70% всех хирургических больных являются больными с болезнями опорно-двигательного аппарата. Мне представляется, что моя специальность длительнее всего будет нужна людям будущего.
ОПЕРАЦИЯ
В ортопедии и травматологии используются различные методы воздействия на болезнь, на больной орган или часть его. Именно в этой специальности широко распространены массаж и лечебная гимнастика, различные водные процедуры в виде подводного массажа, простого и лечебного плаванья. Простая и лечебная ходьба, любые дозволенные болезнью движения очень полезны таким больным, так как гиподинамия, то есть пониженная подвижность, для них гибельна.
Не меньшее значение имеют и физические методы лечения в виде различных электропроцедур, ультразвуковой и лучевой терапии, введения в организм лекарств с помощью электротока и т. п., а также курортное лечение, лечение диетой, витаминами, медикаментами.
Но все же наиболее эффективными методами лечения в моей специальности являются методы, связанные с рукодействием. Однако рукодействие далеко не всегда связано с раной. В моей специальности существует много так называемых бескровных операций, когда, например, вправляют вывих головки плеча или бедра или когда сопоставляют отломки кости при ее переломе. Эти операции не сопровождаются рассечением покровных тканей, но порой более трудны и сложны, чем операции «кровавые». Но все же самым действенным методом лечения является хирургическая операция.
Операция всегда связана с чувством страха – уж слишком противоестественна она для человека, особенно человека здорового, внезапно попавшего в клинику с внезапно наступившим повреждением. Да и длительно болеющие люди обычно нелегко соглашаются на операцию – я имею в виду пациентов общих хирургических стационаров. Операция связана с чувством страха и у врача. Во всяком случае, у меня она всегда вызывает беспокойство. Но об этом несколько позже.
Всякая операция для пациента, да и для врача-хирурга, представляется сложной и трудной, а для врача еще и ответственной процедурой в лечении больного человека. Несколько особняком стоят оперативные вмешательства на позвоночнике.
Операции на позвоночнике, несмотря на все достижения медицинской науки и хирургии, пока еще остаются уделом отдельных клиник. Это объясняется, с одной стороны, сложностью и трудностью этих операции, а с другой – повышенным хирургическим риском.
Что значит повышенный хирургический риск?
Любая хирургическая операция связана с определенным риском возникновения осложнений с различными для оперируемого последствиями, вплоть до трагического исхода – не столь еще совершенны наши знания, методы лечения и способы предотвращения случайностей и просто несчастных случаен, возникающих в процессе оперативного вмешательства.
Пусть этот риск исчисляется десятыми, сотыми или тысячными долями процента. Пусть реальность этих осложнений и трагических исходов невелика. Но она имеется. Она существует. И когда трагедия коснется конкретного человека и его близких, забудется, что это тысячная доля процента! Да это никого и не будет интересовать!
Так вот, при операции на позвоночнике хирургический риск во много крат возрастает из-за тех особенностей позвоночника, о которых говорилось выше.
В моей специальности есть еще одна особенность, в значительной мере отличающая ее от других хирургических специальностей.
Болезни бывают разные. Есть болезни, которые следует лечить лекарствами, соответствующей диетой, определенным распорядком жизни – режимом, курортами, и болезни, которые требуют только хирургического лечения. Если операция не будет сделана вовремя, то человек погибнет.
К таким болезням относятся: острый аппендицит, прободная язва желудка, непроходимость кишечника, злокачественные опухолевые процессы, такие как рак желудка, рак легкого, рак грудной железы, кровотечение из разорванной селезенки или печени при их повреждении, многие пороки развития сердца. Во всех перечисленных случаях и множестве других обычно имеются абсолютные жизненные показания к операции. Четкость этих показаний настолько очевидна, что она вооружает врача правом настаивать на операции. Более того, отсутствие возможности выбора и применения каких-либо других методов лечения облегчает положение хирурга, когда он ставит показания к операции.
Если в процессе такой операции возникнет осложнение или наступит смерть, врач несет меньшие моральные издержки. Он делал и сделал все для того, чтобы спасти больного, отстоять его здоровье и жизнь. Сознание абсолютной необходимости произведенного оперативного вмешательства в какой-то мере примирит врача-хирурга со случившимся.
А вот многие ортопедические заболевания, в том числе и болезни позвоночника, довольно часто непосредственно не угрожают жизни пациента. Со многими из них человек может жить годы и даже десятилетия. Вопрос только – как жить? Пусть неполноценно, пусть с ограничениями, пусть большую часть в неподвижности, пусть инвалидом – но жить!
С течением времени болезнь будет прогрессировать. Человеческий организм приспосабливается в какой-то мере к усугубляющейся болезни, но возможности его не беспредельны. А время лечения может быть упущено!
Правда, редко кто из пациентов соглашается на такую «редуцированную» жизнь. Обычно бывает наоборот – приходится сдерживать стремление оперироваться. Из многих тысяч прошедших передо мною людей лишь единицы отказывались от активного оперативного лечения.
И вот если пациент, который без операции мог бы еще жить несколько лет, погибнет в процессе оперативного вмешательства или после него? Как почувствует себя хирург в этой ситуации? Ведь жизненных, абсолютных показаний к оперативному лечению не было!
По собственному опыту знаю, во что это обходится врачу. Бессонные ночи, часы раздумий, размышлений и самоистязания, апатии и безразличия, стремление уединиться, укоры собственной совести – состояние, приводящее к грани неверия в свою любимую специальность и отказу от нее. Слишком дорого платит хирург за свои «профессиональные неудачи»! И все это усугубляется абсолютным доверием и беспрекословным подчинением больного твоим решениям и твоей воле! Это доверие, которым оделяют нас пациенты, еще больше, еще острее заставляет чувствовать всю ответственность перед ними, перед своей собственной совестью!
Правда, все то, о чем только что говорилось, никогда не останавливает меня перед решением вопроса в пользу оперативного лечения, если я понимаю, что оно может принести пользу больному человеку и облегчить его последующую жизнь. Хирург в этих случаях должен принимать волевое решение. Иначе его пациенты будут расплачиваться слишком дорогой ценой за мягкотелость и нерешительность врача.
Если имеется хоть какой-нибудь шанс облегчить положение больного даже ценой операции повышенного хирургического риска, то такую операцию не только следует, но и необходимо осуществить!
* * *
Будничное, повседневное, обычное в моей специальности слово – операция!
Само по себе разумеющееся действенное завершение усилий многих людей в течение многих дней, а может, и недель. Эти усилия затрачиваются на то, чтобы решить целый ряд положений. Нужна ли операция? Необходима ли она? Необходима ли она сейчас, сегодня или можно ждать? Если ждать, то сколько? Какой она должна быть применительно к данному пациенту? Каков объем этого вмешательства? Какова степень хирургического риска? Каковы шансы на выздоровление или хотя бы улучшение?
Слово, которое многократно произносится мною и моими помощниками даже на протяжении одного дня, казалось бы, обычное, привычное слово. Емкое слово. Слово с большим содержанием и смыслом. Слово, нацеливающее на действие.
Ну, а что оно значит для пациентов?
Я припоминаю, как бледнели лица крепких, волевых, сильных духом людей, когда они узнавали, что им нужна операция. Это вполне закономерно и не должно вызывать удивления. Операция вырывает человека из привычного жизненного круга. Как бы он ни был уверен в ее безопасности, он понимает, что какая-то доля риска не исключена.
Еще больше, пожалуй, чем для самого пациента, это слово значит для его близких. Если врач в интересах больного что-то не договаривает, скрывает от него, то с его близкими он абсолютно откровенен. Ни морально, ни юридически он не имеет права скрыть от родственников больного истинное положение вещей.
И вот это, казалось бы, спасительное и вместе с тем пугающее слово врывается в жизнь людей, которые были слишком далеки от него. Оно разрушает планы, отменяет необходимые, неотложные дела, вносит сумятицу в привычный ход жизни. Операция – очень емкое слово!
Хоть я и сказал, что операция – будничное, обычное, повседневное для меня слово, это не совсем верно.
Оперативное вмешательство… Вмешательство в сложнейшую жизнь органов человека, порой не разгаданную до конца деятельность… Операции… Сколько сделано их за долгую хирургическую жизнь! Простых и сложных, обычных и необычных, повседневных и редких. Эта привычная деятельность настолько прочно вошла в мою жизнь, что стала насущной потребностью, жизнь без нее уже немыслима. Если почему-то операционный день в клинике не состоялся, я чувствую себя неуютно, кажется, что день прошел зря.
И вместе с тем операция – это всегда нечеловеческое напряжение. Напряжение физическое, нервное, интеллектуальное. Это концентрация мысли, ума, силы воли, выдержки, знаний, уменья и действия.
Многие считают, что хирургия есть соединение науки и искусства. Наверное, это справедливо. Ленинградский хирург, академик Ф. Г. Углов пишет, что хирург за одну, только одну хирургическую операцию физически теряет столько же энергии, сколько тратит ее за целую смену металлург, работающий в горячем цехе у мартена. Это лишь физической энергии, а сколько еще тратится энергии нервной? Разве количественно можно измерить ее? Это, повторяю, за одну операцию. А если приходится подряд в один день делать две, три, а то и четыре такие операции!
И все же операция для меня – это всегда в определенной мере радостное событие, в какой-то мере праздник, потому что с ее помощью я более действенно, физически, своими руками помогаю больному человеку!
Операция – это и неимоверное беспокойство.
Прежде всего – это беспокойство за больного, за правильность установленного тобой диагноза, который подтвердит или опровергнет операция. Это и беспокойство за техническое выполнение операции, а также за то, как больной войдет в наркозный сон и как он будет выходить из него. Это беспокойство и за то, насколько доступным окажется очаг болезни, насколько радикально удастся удалить пораженные болезнью ткани…
И еще неисчислимое множество различных причин и поводов для беспокойства, которые концентрируются вокруг основного «беспокойства» – беспокойства за то, справится ли пациент с теми неимоверными перегрузками, которые придется испытать ему в процессе операции, операции, которая должна излечить его от болезни…
МОИ ПОМОЩНИКИ
Это беспокойство за судьбу пациента разделяют мои помощники – друзья и соратники, каждый из которых обеспечивает свой раздел в предстоящей операции. Их много – помощников и учеников. Они разные по возрасту, характеру, образованию, по должности и квалификации, по месту в науке. Но все они необходимы. Крайне необходимы. Если любой из них не окажется вдруг в нужную минуту на своем месте, то ни о какой операции не может быть и речи.
Это прежде всего старшая операционная сестра. Она – хозяйка операционной. Она обеспечивает техническую и материальную стороны подготовки предстоящей операции. Она стоит со мной плечом к плечу у операционного стола. Из ее рук я получаю инструменты. От ее внимания, точности движений во многом зависит ход операции. От нее зависит стерильность, асептика, антисептика и многое другое. От ее педантичности, непримиримости, принципиальности зависит инструментальное, техническое и материальное обеспечение операции.
Она неизменный мой помощник во всех операциях.
Она привыкла ко мне.
Я привык к ней.
Она понимает каждое мое движение, каждый мой жест. Она хорошо знает, вернее, чувствует каким-то шестым чувством, как лучше помочь мне. На нее полагаюсь, как на самого себя.
Эта высокая миловидная женщина бесконечно преданна клинике, больным, своей работе. Она легкоранима в повседневном общении с людьми. При малейшей обиде, резком слове, несправедливости лицо ее пламенеет, а из глаз начинают капать по-детски крупные слезы. И вместе с тем она удивляет меня своей выдержкой и хладнокровием в самых трудных и сложных ситуациях, случающихся во время операции. Очень я дорожу ею, ценю за человеческие и деловые качества…
Не менее важна помощь и старшей сестры клиники.
Я знаю ее много лет. Раньше она работала старшей операционной сестрой. Она умна, тактична, оперативна, исполнительна, обладает волевым характером, она может вести за собой подчиненных. За то короткое время, в течение которого она работает, клиника преобразилась.
Другой мой верный и постоянный помощник – врач-анестезиолог. Это первый и главный мой помощник. Современный наркоз очень сложен и ответствен. Он требует от врача-анестезиолога больших знаний, уменья и искусства. Врач, ведущий наркоз, поддерживает ритм сердечной деятельности в нужных параметрах, регулирует частоту и глубину дыхания. Он, в зависимости от сложившейся ситуации, повышает артериальное давление или снижает его до критических цифр, тем самым доводя до минимума возможную кровопотерю. Он регулирует функцию почек, следит за степенью расслабления мускулатуры, чтобы облегчить хирургу осуществляемое вмешательство.
Врач-анестезиолог управляет деятельностью органов и систем жизнеобеспечения беспомощного, распростертого на операционном столе человека, не имеющего возможности сделать самостоятельно даже простой вдох или выдох.
В недалеком прошлом, это еще хранится в моей памяти, наркозный сон велся весьма примитивно и забота о нем всецело лежала на оперирующем хирурге. Помимо внимания к операционной ране и манипуляциям в ней оперирующий хирург должен был уделять не меньшее, а порой большее внимание состоянию пациента и течению наркоза, отвлекаясь от своего основного дела. Теперь эту заботу о больном с хирургом разделяет врач-анестезиолог. Искушенная в своей специальности, она обладает глубокими знаниями, уверенно работает вместе со мною на пульте управления жизнью больного. Но между моими действиями и действиями анестезиолога существует разница. Я своими действиями, производимыми во имя спасения человека и избавления его от тяжкого недуга, невольно могу вывести спасаемого мною человека из параметров жизни, а она, мой первый помощник,– врач-анестезиолог, своим искусством и умением удерживает его в параметрах жизни. Поэтому она – самый главный, самый первый, самый надежный помощник! Вот уже десять лет мы работаем бок о бок.
Она в самых сложных и трудных ситуациях показала себя зрелым и умным, толковым и решительным врачом, который до последней возможности будет бороться за жизнь больного. И при, казалось бы, совершенно безнадежном состоянии больного, когда уже все испытано и все возможное сделано, она может найти выход. Этот выход не случайность. Он закономерность, основанная на знании физиологии и патофизиологии, фармакологии и биохимии, трансфузиологии и кровезамещающей терапии. Таким образом, во время операции жизненно важные функции организма оперируемого осуществляются не спонтанно, как у человека в обычных условиях, а действиями врача-анестезиолога, от ума, знаний и искусства которого зависит жизнь пациента.
Только с таким умным и любящим своих больных врачом выполнимы сложные операции.
Это мои помощники – молодые хирурги-ортопеды, которые, несмотря на свою молодость, уже многое умеют. Это и более зрелые, более искушенные в жизни хирурги ортопеды-травматологи. Они разные в обычной жизни. Кажется, что их интересы так же многообразны, как многообразна жизнь. И тем больше поражает их организованность и единство, когда дело касается больного…
Еще один мой помощник – молодой врач, который после окончания института работал в организационном отделе клиники. С первых дней он рвался к хирургии. Ему пошли навстречу. Перевели в клинику. Мне он казался исполнительным и послушным. Правда, мои старшие помощники отмечали в нем некоторое зазнайство. Он жаден до жизни. Охотник и автомобилист. Привязан к животным. Его руки умеют многое. Видимо, этим объясняется в значительной мере его ловкость и умение при манипуляциях на живых тканях человека. Вместе с тем он не всегда усидчив и достаточно глубок. Не всегда собран и порой обидчив. Но вообще-то в нем много хорошего. Его любят в коллективе. Привязан к нему и я… Если имеющиеся у него хорошие качества возьмут верх, если он не зазнается и заставит себя работать, то может вырасти в хорошего хирурга.
А вот другой… Высокий и молчаливый, со спортивной фигурой… Смуглый, с тонкими чертами лица, выразительными темными глазами, приятной мягкой речью. Немногословен. Педантичен и исполнителен. И тем неожиданнее его обаятельная улыбка, с лукавинкой и юмором сказанное острое слово. На этого человека можно положиться. На него можно оставить самого тяжелого больного совершенно спокойно.
А какого труда он мне стоил!
Казалось порой, что не будет из него хорошего врача, не получится… Сколько раз я ругал его, сердился на него… И вот раскрылся в нем прекрасный врач, заботливый, внимательный и добрый, врач, который не оставит больного в трудную минуту. Он один из лучших моих молодых помощников. Он хорошо оперирует. В его технике нет внешнего блеска. Все делается им обстоятельно, надежно, уверенно. Такой же он и в науке. Он не допускает неточностей в своих исследованиях. Больные любят его. Любит его и персонал клиники. Ему бы больше твердости, принципиальности, и я был бы спокоен за него.
Есть еще один. Совсем юный. Интеллигентен. Мягок. Хорошо воспитан. Робок и нерешителен, видимо, пока от недостатка знаний, от навалившихся требований – успей то, сделай это, прочти там, узнай здесь… А опыта пока нет. Но ведь это совершенно закономерно. Ортопедия и травматология в студенческие годы мелькает десятидневным циклом практических занятий и несколькими лекциями среди множества прочих медицинских дисциплин. А ведь это один из основных разделов хирургии. Можно повременить с больным, страдающим ревматизмом, катарактой, язвенной болезнью желудка, но нельзя не оказать немедленную помощь шоковому больному, пациенту с разорванной артерией, пострадавшему с открытым переломом бедра, голени. Нельзя не оказать помощи пострадавшему с осложненным переломом позвоночника, с открытым и закрытым повреждением грудной клетки! Нельзя! Нельзя! Каждая минута промедления угрожает его здоровью, а нередко и жизни.
По этой причине я считаю, что любой врач обязан уметь оказывать хотя бы элементарную помощь пациентам с повреждениями.
К сожалению, пока это не так. Нередко даже опытные хирурги не знают основ травматологии, не говоря уже об ортопедии…
Вот и этот, только что пришедший…
Но он научится. Он будет знать. Я уверен в этом.
Вопрос времени. А время работает на него…
Особенно продуктивно время будет работать на него, если и он сам будет много, упорно, настойчиво, серьезно работать.
Есть и многие другие… Разные… Более сорока стали кандидатами наук, и двенадцать завершили докторские диссертации. Все они преданы нашей любимой специальности и больным.
Все ли?
Да. Все те, кто выдержал период адаптации в клинике, кто выдержал порой весьма жесткую, но совершенно необходимую в нашей работе требовательность руководителя, кто понял, как важны здесь самодисциплина, четкость и педантичность, глубокие знания и настойчивость, умение до конца бороться за жизнь больного…
Клиника занимается изучением заболеваний и повреждений позвоночника. Патология позвоночника в современной медицинской науке представляет собой весьма значительный, большой и важный раздел. Такое право на самостоятельность она получила по целому ряду причин. Прежде всего, потому что большое количество подобных пациентов, особенно молодых, страдают именно заболеваниями позвоночника. Во-вторых, трудность и сложность лечения, особые специальные методы и способы обследования таких больных. В-третьих, важность и значимость той функции, которую несет позвоночник в организме человека. И, наконец, деонтологические особенности хирургии позвоночника.
О деонтологических особенностях меня заставляет говорить то, что в последние годы методы ортопедической хирургии, методы активного хирургического лечения многообразных и сложных болезней позвоночника занимают все большее и большее место и приобретают важнейшее значение. Если в недалеком прошлом эти активные методы лечения были привилегией отдельных клиник и отдельных специалистов, то сегодня многие из них становятся достоянием более широкого круга врачей.
