Текст книги "Избранные ходы"

Автор книги: Яков Арсенов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 32 (всего у книги 33 страниц)

– Мы устроим дебаты, – ляпнул он первое, что пришло в голову.

– Годится. Теперь газеты.

– У нас есть план, – всполошился Асбест Валерианович. – Мы затеем перепалку между «Cменой» и «Губернской правдой». Сделаем отвлекающий маневр. Я буду нападать на «Лишенца», – сказал Шимингуэй, – а Фаддей пусть защищает его. Чтобы в споре родить истину следующего содержания: проходимцы, ступившие на газетную тропу, должны маяться в КПЗ, а не дурью!

Шутка несколько оживила сборище.

– Ясно. Ну, а конкретно что будем делать с ними? – обратился Платьев к человеку от органов. – Есть какие-нибудь предложения?

– Их надо на чем-то поймать, – придумал тот, перелистывая заведенную на «Лишенца» папочку.

– Мы пытались, – признался Додекаэдр. – Работают по закону, не подкопаешься. Их кто-то грамотно ведет. Они уже на пяти языках выходят. Нам удалось устроить прокол с финнами, а вот китайцы, несмотря на все наши усилия, – на подходе.

Губернатор непонимающе посмотрел на мэра.

– Какие китайцы?

– Мы недавно побратались с Инкоу, – виновато опустил глаза надомник.

– На кой ляд вам это нужно? – удивился Платьев.

– Обещали гуманитарную помощь, – оправдывался мэр.

– Вам что, жрать нечего? Упали вам эти города! Какой от них прок?! Только информация растекается! Этот «Лишенец» проходит как сквозь пальцы!

– А что если вырубить электричество у них в цехе? – придумал Додекаэдр.

– Они установили дизель-генератор, – пояснил человек от органов.

– А если в «унитазе»?

– Пробовали, – сказал мэр.

– Ну, а эти что? – поинтересовался Платьев.

– Эти? Эти зажгли свечку и сели за шахматы.

– Н-да, оригинально. Долго играли?

– Трое суток. Энергию пришлось включить снова. «Унитаз» нельзя надолго обесточивать, там в подвалах федеральные убежища на случай ядерной атаки.

– Тогда забейте пенькой канализацию! – заорал губернатор. – Пусть пару недель посидят в говне!

– Что-нибудь придумаем, – пообещал мэр.

– Отключите телефоны! Заведите уголовное дело, наконец! Но надо же с ними что-то делать!

– Может, лучше тормознуть распространение? – присоветовал Огурцов.

– Они создали свою систему доставки, – пожаловался Додекаэдр.

– Тогда хотя бы из «Союзпечати» выдавить…

– Они развертывают сеть своих киосков, – сказал Додекаэдр. Тридцать точек.

– Упустили вы их, упустили, – метал взгляд по присутствующим Платьев, выискивая, кому бы конкретно адресовать негодование.

Светлейший князь Додекаэдр, предложивший себя в качестве виновного, встал и неловким движением потрогал место, где должна была висеть сабля.

– Что остается? – бросил итоговый вопрос Платьев.

– Надо думать, – сказал князь.

– Если из-под кредита вышибить залог, они останутся голыми, рассудил Мошнак. – Но есть одно «но» – их могут профинансировать.

– Кто?

– «Самосад» и «Ойстрах».

– Вы же с ними беседовали! – возмутился Платьев и осуждающе посмотрел на человека от органов.

– И тем не менее, – сказал Мошнак. – Мне известно наверняка. Но запасных ходов по деньгам у них нет, я знаю.

– Зачем было вообще давать кредит? – вопросил Платьев.

– Очень выгодный процент, – оправдался банкир.

– Понятно, – сказал Платьев. – А что у них интересного по договору с Шарлоттой Марковной?

– Я думаю, творческие союзы не имели права продавать «унитаз» без нашего ведома, – рассудил заместитель мэра Гладков. – Они балансодержатели, а собственник – фонд имущества.

– А вы говорите, ничего интересного, – пристыдил горемык Платьев. Так, значит, сделка совершена незаконно?

– Очень даже может быть, – пообещал прокурор.

– А счет я могу перекрыть хоть завтра, – пообещал Мошнак. – Но дело в том, что они выставляют своего кандидата.

– Кого, если не секрет?

– Макарона.

– Кишка тонка. Он непроходной.

– А может, всю эту ботву в расход? – спросил Авторитет.

– Ясный перец, в расход. Куда ж еще? – дал добро Мошнак.

Макарон вернулся через несколько дней. Не с Лопатой, а с черноплодным мальчиком. Макарон и раньше был знаменит тем, что вместо сказок читал детям инструкции по дезактивации дезинтерийных очагов, от которых молодая поросль стихала в три секунды, но то, что Макарон зайдет в этом так далеко, никто не ожидал. Все явились к нему и заняли очередь за новостями. Макарон молча рассматривал гостей.

– Ты что, решил стать ему посаженым отцом? – cпросил Орехов, рассчитывая подурачиться.

– Поломались все паломники, – произнес в ответ Макарон, и на его лице дрогнул мускул.

– Что-что? – не поняли его.

– Она так и сказала: поломались все паломники.

– Ну и что?

– Приехал я вероломно. И по обстановке понял, что к ней давно никто не ходит. Она отфиксировала мои ходы и, чтоб я не мучался, прямо так и сказала: поломались все паломники.

– Ну и забрал бы ее сюда, раз никто не ходит! – не поняла сложности момента Дебора.

– Интересная ты какая-то, – все не мог перейти к главному Макарон. Как бы я забрал, если она не баба, а мужик?

– Как это понять – мужик? – всполошился Орехов.

– Да вот так! Операцию сделала!

– Ты что?!

– Я сначала не поверил, показывай, говорю! Она и распахнула фалды меня чуть не стошнило. Ну, я этого кудрявого в охапку – и сюда!

– А его-то зачем?

– Как зачем? Я лишил ее материнства! Какая из нее, на хрен, мать? Вы бы посмотрели – это теперь такое создание, что и во сне не привидится!

– Отец-одиночка, связанный интернациональными узами, – неплохо звучит! А? Макарон? – восхитился Орехов. – Пиарщики до такого и за деньги не додумаются. Образ отца региона.

– Да больше, больше, – поощрил Артамонов. – Образ содружества ущемленных. Должно сработать. Ну, а кем он тебе приходится, этот мальчик?

– Брючатым племянником!

– Тогда уж и познакомь, раз привез. Как его зовут?

– Дастин.

– Как, как? Дастин? – оживился Орехов.

– Ну а что тут такого?

– Ничего. Просто наш словарь пополняется еще одним понятием: ДАСтин рожденный в ДАСе.

После горячечных высказываний Макарон взял на руки негритенка, поманил Бека и отправился к тете Пане договариваться насчет присмотра за приемышем.

Вскоре «Лишенец» получил исковое заявление. Прокуратура выступила истцом в защиту общественных интересов. Чтобы обосновать дело, прокуратура истребовала десятки писем от известных танцоров, которым в связи с продажей «унитаза» стало негде выступать проездом на северо-запад. Не в Путевом же дворце Екатерины Великой, в конце концов! И прокуратура как бы учла просьбу звезд. Пострадавшим выставили фонд имущества, а соответчиками – «Лишенца» и творческие союзы во главе с Шарлоттой Марковной, за то, что заключили ничтожную сделку.

– Неплохое продолжение, – оценил все это паникадило Артамонов, дочитывая исковое заявление. – Что будем делать?

– Я бы не стал тягаться с прокуратурой, – сник Орехов.

– А зачем с ней тягаться? – воодушевился Нидворай. – Пусть она тягается с законами. Мы – добросовестные покупатели, а чье было имущество – пусть разбираются меж собой. Мы заплатили – до свиданья!

– Вот это разговор, – поощрил Нидворая Макарон.

– Мне кажется, рано поднимать шум, – успокоил всех Нидворай. Ничего особенного не произошло. Подумаешь, подали в суд! Его еще выиграть надо.

– И верно, – согласился Макарон. – «Лишенец» не закрыли, а это самое главное. Все остальное – больные придатки.

– Предлагаю на суды не ходить, – посоветовал Нидворай. – Чтобы не позориться. Надо пустить дело на самотек – куда выведет кривая.

– Я не понимаю одного: неужели произвол существует? – наивно вопросила Дебора. – Ведь мы оплатили как положено.

– Именно только он и существует, – объяснил Макарон, – а законность – это такая игра. Правила узнаешь по ходу.

Первая инстанция в иске прокуратуре отказала. Сделку по продаже «унитаза» признали действительной.

– Я же вам говорил – суд надо еще выиграть! – ходил петухом Нидворай.

Прокуратура подала на апелляцию. И снова получила отказ, но продолжала трамбовать. Дело № 1880, как литерный поезд, спешно прошло инстанции и поднялось до пленума Высшего арбитражного суда, который тоже в иске отказал. Торжеству «лишенцев» не было предела!

Но прокурор не унимался. По его просьбе Генеральная прокуратура опротестовала решение пленума, и дело вернули на повторное рассмотрение.

Дом на Озерной, как дом Павлова в Сталинграде, перереходил из рук в руки.

Для повторного рассмотрения не хватило судей, привлекать одних и тех же не полагалось, ведь новых обстоятельств по делу за время его хождения по инстанциям не возникло. В запасе оставались только трое неаттестованных Нофал, Хвирь и Отрыгин. Тот самый, с которым Орехов не пожелал срать в одном правовом поле.

Запасной тройке, как по закону военного времени, быстро вручили аттестаты. Отрыгина назначили старшим. Вектор состояния судебного разбирательства развернуло на сто восемьдесят.

– Дело принимает серьезный оборот, – сказал Артамонов Нидвораю. Иди на заседание и вникай. Теперь просто так не отвертеться.

Жизнь опять свела Отрыгина и нездорового Нидворая.

– До сделки «унитаз» был не объектом, а грудой стройматериалов, увещевал суд Николай Иванович, покашливая в кулак. – Поэтому вернуть стороны в исходное положение не представляется возможным. Статус объекта строительные затраты обрели после сдачи Государственной комиссии. А сдавался объект Ренгачом.

Аргументы, которые приводил Нидворай, вызывали у Отрыгина легкую усмешку.

– Продавец ущемил права владельца, – одним махом поверг Нидворая Отрыгин. – Он не согласовал продажу.

Отрыгин так измудрился, что неожиданно для себя принял решение о частичном возврате сторон в исходное положение – законному владельцу возвращались только отделанные этажи. А остальными, уважаемые ответчики, владейте. Обживайте их, чистите, приводите в порядок – забирание состоится позже. Такой прыти от Отрыгина не ожидали даже коллеги. Бывало, он брал за работу коробку конфет, но чтоб вот так замахнуться на квартиру без очереди…

Дело № 1880 было опубликовано в специальном журнале как образец социального заказа.

Через месяц Отрыгин переехал в новую квартиру.

– Говорил я вам, давайте возьмем Отрыгина, – метался по кабинету Артамонов. – Он был гораздо перспективней даже на вид. А вы заладили с Артуром – Нидворая, Нидворая! Он согласен за меньший оклад! Он потому и был согласен, что квалификация низкая!

– Да при чем здесь Нидворай! – оправдывал провал Орехов. – Когда наезжает государство, никакие правозащитники не помогут!

– Сами себе подложили свинью! – не унимался Артамонов.

– Коллизия законов, – сказал Нидворай и написал заявление на увольнение.

– Да будет вам, Николай Иванович! – успокоил его Макарон и порвал бумагу.

Виндикацию прокуратура провела успешно. Залог из-под кредита вышибли вчистую. Ничего не оставалось, как ждать выселения, что на фоне предвыборного коловращения было очень некстати. Регион просто кипел. Чтобы замутить воду, избирательная комиссия сделала хет-трик – совместила выборы губернатора с выборами глав муниципальных образований и в Государственную думу. Поэтому баллотировались все кому не лень и куда попало.

«Лишенцы» оказывали желающим полный цикл услуг – от написания листовок до разноски их по адресам и публичной читки вслух в местах массового оскопления людей. Клиенты завлекались заголовком «Депутат под ключ», который оглавлял следующее содержание: «Делаем глав муниципальных образований, губернаторов и депутатов Дум всех уровней из материала заказчика». Кандидаты валили косяком, словно неподалеку открыли депутатское месторождение. На всех обратившихся заводилось досье с фотороботами.

– Это не выборы, а какой-то плебисцит в потолок! – возмущался Макарон.

Для обработки электората устроили совмещенный санузел – завязали кафе «Папарацци» и галерею «Белый свет» в единый комплекс. В галерее велась первичная обработка, а в кафе производились доводка и закаливание. Один процент интеллигенции выходил оттуда цельнотянутым и горячекатанным.

– С помощью инструмента выставок мы подтянем под себя элиту, потирал руки Орехов. – А элита хороша тем, что вокруг нее кучкуются. За каждым интеллигентом идет сотня уличных зевак!

Внушения по политическому розливу инициировал Давликан. Он начинал с того, что «Белый свет» – первая частная галерея, и если у избирателей есть возможность оказать содействие ее развитию, то милости просим в кафе… А там уже Ренгач… На столах простая русская еда – соленый огурец, вареная картошка, водка. В разгаре очередная «политическая среда». За столами блок левых. В следующую среду за теми же столами – блок правых, а еще через неделю – центристы. Приходилось лавировать. Чтобы вытащить из народа голос, надо иметь с ним единое членство. Ренгач не выдерживал ежедневных метаний от радикалов к либералам, быстро накидывал себе полон рот рюмок и начинал буянить:

– А вот возьму и пойду по одному округу с Додекаэдром!

Делая зачистку, в разговор вступал Макарон. Не тратясь попусту, он рассказывал всем по очереди одну и ту же историю:

– Давно это было. Решило начальство забаллотировать меня в местное болото. Расклеили плакаты, все, как у взрослых. Один бомж посочувствовал мне. «За вас голосовал», – бросил он мне мимоходом. И то приятно. Шли годы, я стал замечать, что бомж является каждое утро и – по имени-отчеству. Откуда он меня так близко знает? – мучился я. Прошли выборы Президента СССР, бомж встречает меня и опять: «За вас голосовал, благодарствуйте». И по имени-отчеству, пытаясь всячески завязать светскую беседу. Общесоюзный референдум по Конституции прошел – он опять с почтением: за вас голосовал! Оказалось, мой плакат был присобачен на недосягаемой высоте аккурат над окошком пункта приема стеклотары. И ни ветры его не сдули, ни конкуренты не сорвали. Каждый свой день бомж начинал одинаково: выудит бутылки из контейнера и – сдавать. А над окошком – мой портрет со всеми реквизитами. Он на меня перекрестится и – к пивному ларьку, а тут – я навстречу. И все пять лет ему ничего не оставалось, как уважительно произносить: за вас голосовал! И по имени-отчеству.

Подытоживая «политические среды», Макарон говорил:

– За голосами надо идти не в избирательные курии, а в сердце! Чтобы навсегда имя-отчество запомнилось! Временщики нынче не пройдут! Ситуация в стране не та! На халяву не проскочит никто! Ты избирателя сначала накорми да напои, а уж потом требуй с него свободного выбора! – В заключение Макарон бросал поверх столов свой любимый лозунг: – Задача власти – не мешать жить народу!

Чтобы придать тусовкам значимость и апеллировать к мировой общественности в случае выселения из «унитаза», Давликан созвал Международный симпозиум художников по проекту Улицы породненных городов.

– Пусть мастера из побратимов наделают бесплатно множество вариантов, – грамотно рассуждал директор картины. Общение с «лишенцами» повлияло на него благоприятно, он научился делать большие дела без особенных затрат. Мы выберем лучший и соберем деньги с инвесторов. А если судебные исполнители активизируются по выселению нас отсюда, в обнимку с гостями дольше продержимся. Не станут же выгонять на улицу приличных людей.

– Очень перспективная мысль, – наделил его даром провидца Макарон.

Давликан рьяно взялся за симпозиум. Наехала тьма участников. Под горячую руку Давликана попались немцы, французы и даже венгр Ласло Сабо из Капошвара. На вступительный банкет им подали вересковую настойку и нарезанную толсто докторскую колбасу с черным хлебом. Ласло Сабо никак не мог въехать в происходящее. Кроме дынной паленки, он не умел пить ничего.

– Попробуй водки, – предложил ему Давликан и поднес граненый стакан.

Ласло попробовал и закусил колбасой. А когда попадался на глаза Давликана снова, уже сам аккуратно подходил к столу, наливал полный с верхом, методично выпивал и занюхивал корочкой. К вечеру его лицо уже неугадывалось на фоне зеленой куртки, а утром надо было приступать к работе. Ласло приволокся в галерею чуть живой и сел на пуфик.

– Не могу работать! – сдался он на поруки организаторам.

– Не переживай, мы твою голову мигом выправим, – приветствовал его Давликан, – айда к нам! – и подтянул к ящику пива. До обеда Ласло был твердо выставлен на обе ноги. Все последующие дни он самостоятельно покупал вересковую, а с утра обретал два добрых «Афанасия».

Работа, которую он представил на суд жюри, потрясла умы. Выполненная из бристольского паспарту мясная лавка в виде заштопанного шатра стала апофеозом симпозиума. За внешностью Ласло Сабо угадывалась судьба человека, у которого от долгого общения с Давликаном произошел душевный надлом.

Дом на Озерной превратился в большое торжище. Таксисты заруливали туда с закрытыми глазами. Земельный комитет обнаружил расхождение по границам участка и принялся перемещать бетонный забор. Затеянная волочная помера вызывала бурю восторга, она зацепила станцию защиты растений по соседству, и в нее, лишенную ворот, никто и не смог въехать. Наряду с земельным переделом возникли и другие неурядицы.

– А сейчас хор судебных исполнителей исполнит шлягер «Где деньги, где?» – объявлял Артамонов очередную группу экскурсантов.

Исполнители смешивались с потоками, возникшими в связи с пребыванием в Твери Артура. Один поток представлял покупателей, выдавших гражданину Варшавскому задатки, но никакой техники не получивших. Другой – кредиторов фирм, которым Варшавский продал юридические адреса. А когда разного рода жаждущих собиралось больше нормы, Макарон, чтобы проредить ряды, демонстративно кричал в трубку:

– Алло! Это Грозный?! Мне кого-нибудь из оппозиции! Руслан, привет! Почему не можем приехать?! Да потому, что все мы работаем в одной большой прокуратуре!

Растерянные ходоки сматывались от греха подальше, чтобы прийти завтра, когда, может быть, будет поспокойнее.

У подножия анклава не прекращались пикеты. На плакатах народным почерком было выведено требование: «Верните музыку музыкантам!»

– Ну просто плановые санитарно-эпидемиологические мероприятия! обзывала толчею Улька. – Нас остается посыпать хлоркой!

– А мне приснился сон, – делилась внутренним Дебора. – Будто я проснулась, а вокруг – одни гиены. Сосед-гиена копается в мусоропроводе, гиенята идут в школу, по телевизору три гиены ведут передачу, и куда ни гляну – всюду они. Села в такси – за рулем гиена, которая даже и не заметила, что я – нормальная. И вдруг меня одолел страх, что еще миг – и меня обнаружат, увидят, что я – засланный казачок. У меня мурашки по коже побежали. А гиен вокруг все больше. Изредка мелькнет в подворотне человек-другой, и все! Меня взяла оторопь, я проснулась от дикого сердцебиения.

– Гиены – это к дождю, – сказал Макарон.

«Губернская правда» и «Смена» злостно нахваливали Платьева. То он задвижку газовую открыл до упора, то сеялку из-под снега вытащил, а потом выбросился в канализационный люк в знак протеста против действий «Водоканала». Вот такой положительный товарищ. Мироволили ему и попутно долбили «Лишенца». Выпустили даже специальную энциклику против него в виде складывающейся гармошкой листовки. Дзскуя регулярно «находил» у входа в «унитаз» дискредитирующие документы, в которых имелись прямые доказательства того, что задержки пособий малоимущим матерям – дело рук Макарона. Но заметки на эту тему, скверно изложенные силами Асбеста Валериановича и Фаддея, были трудны для непосвященных, как история болезни околоточного, умершего от подагры в середине прошлого века.

На телевидении разыгрывалась предвыборная карта строительства высокоскоростной магистрали. Прямую линию с Фоминатом и владыкой вела Огурцова-старшая. Легко, как кондуктор, отвечала она на близлежащие к трассе вопросы. Фоминат стоял на том, что магистраль должна пройти через национальный Валдайский парк, в этом случае поезда из Москвы в Питер будут приходить на десять минут раньше. Шабада сидел рядом и благословлял затею. Как только в эфире появлялись все эти говорящие головы, на экране лопались сосуды, образуя гематомы. Приходилось убавлять красноту.

И тут один звонок возьми да спроси Огурцову в прямом эфире:

– А какое, вам, милая, дело до скоростной магистрали? В ней же надо понимать. Вы что, работаете там?

– Да нет, я ведущая, – сказала Огурцова.

– А владыка почему у вас в консультантах сидит? – не унимался назойливый телезритель. – Он что, сведущ в высоких скоростях?

– Он за магистраль молебны читает, – ответствовала Огурцова.

– А кто он такой и почему его мнение должно быть интересно? продолжал давить зритель во все наушники.

– А вы что – против магистрали? – растерялась Огурцова.

– Я не то чтобы против, просто не пойму, при чем здесь вы? Вы что, видели подобные магистрали? Или обобщили опыт их строительства в Европе? Вряд ли. Но вы сидите и рассуждаете с таким умным лицом, будто Помпиду! А теперь, внимание, вопрос… – бросил в трубку Макарон – и затих.

Огурцова долго напрягалась в ожидании вопроса, который Макарон и не собирался задавать. Она разволновалась от тишины, стала извиняться перед телезрителями за заминку, смутилась и… неосторожным движением руки открыла ухо. Оператор привычно взяла его крупным планом. Население прыснуло.

– Ну вот, а ты говоришь, не сработает, – сказал Макарон.

Вскоре должников вызвал Мошнак и сказал:

– Верните кредит, а то я не разовьюсь.

– Как мы вернем? У нас отняли здание, – сказал Артамонов. – Вы же знаете!

– Как хотите. Это ваши проблемы, – отвел глаза в сторону Капитон Иванович. – И давайте без заморочек. Мое дело предупредить.

После этой встречи битой от бейсбола измочалили крышу микроавтобуса, который был припаркован у дома Макарона. Ночевавший в машине Бек от страха обгадил весь салон.

– Это серьезное предупреждение, – сказал Макарон, поднимая биту, брошенную налетчиками. – Дело разворачивается не на шутку.

На следующий день из отдела по борьбе с преступностью позвонил доброжелатель и, назвавшись реальным именем, сообщил:

– Мы вас хорошо знаем и поэтому хотели бы сообщить о подслушанном разговоре. Мы не в курсе, в чем там у вас проблема, но вами занялась какая-то бригада.

– Спасибо за предупреждение. Но все это очень странно. Раз вы знаете, что произойдет, почему ничего не предпринимаете?

Человек на том конце замолчал. Он не ожидал вопроса. В его задачу входило забросить информацию. Он добавил, что некая залетная юридическая контора, обслуживающая долги по кредитам, будет опираться на местную группировку.

В этот вечер дежурной по номеру была Дебора. Но ее всегда подменяла Ясурова, потому что, стоило Деборе приблизиться к компьютерам, сразу зависали программы и номер нужно было верстать сначала.

Поздно вечером к Ясуровой в присутствие ворвались двое и спросили:

– Где Макарон?

– Он потащил всех в филармонию. Что ему передать? – спросила Ясурова.

– Ничего. Скажите, что приходила служба безопасности банка «СКиТ».

«Лишенцы» в это время аплодировали «Хануме». После трех вызовов на бис Орехов проснулся, привстал и как дурак захлопал еще.

– Очень низкий акустический импеданс, – сказал он.

Труппа, и без того выходившая с неохотой, собралась по домам, но в пику выходке Орехова решила сыграть по новой все второе отделение.

– Ну вот, дохлопались на свою голову, – сказал Макарон, чувствуя, что буфет уплывает как минимум на полчаса.

Вернувшись домой, Орехов с Улькой обнаружили у подъезда машину.

– Странно, – сказала Улька. – Я вижу ее не в первый раз. Подъедет, постоит и снова уезжает. Из нее никто не выходит. Будто пасут кого-то. Стекла затемненные, сколько там человек, непонятно. Вот видишь, опять – нас засекла и отваливает.

– Придурки какие-нибудь, – промямлил Орехов, все еще находясь под впечатлением буфета.

Не успели Орехов с Улькой войти в квартиру, как следом ворвались двое.

– Как будем отдавать долги? – спросили они.

– Из-под нас вышибли залог, – произнес Орехов заученную фразу. – И вообще, дома я финансами не занимаюсь. Подтягивайтесь завтра в присутствие, там и разберемся.

– В офис мы заходили, вы от нас бегаете. Когда будут бабки?

– У нас их нет. По крайней мере, сразу всех.

– Тогда будете отдавать равными лобными долями в течение года!

– Минуточку, – сказал Орехов и нагнулся развязать шнурки. – Я же отдал Мошнаку его дурацкое вино!

Удар битой по голове отвлек Орехова от дальнейших ухаживаний за обувью. Кровь не брызнула по стенам, но лужа на полу образовалась порядочная. Орехов упал, обхватив голову руками. Улька заорала на весь подъезд. Бойцы не обратили на вопли никакого внимания. По тому, как они бросили в угол бейсбольную биту, было понятно, что они не боятся последствий и действуют в рамках абсолютной безнаказанности.

– Даем три дня, – бросили они на прощанье. – Если не вернете, прибьем ваши черепа к дверям «унитаза»! Но уже после того, как передадите банку оборудование!

Улька бросилась вызывать «скорую» и своих.

– Макарон, Артамонов, скорее сюда! Орехова убили!

– Как убили?

– Сильное сотрясение!

Следом за «скорой» явился участковый, сославшись на то, что сводка поступила в дежурную часть УВД. Он посоветовал Орехову не подавать заявления.

– Это будет означать, что вы не признаете долга, – растолковал он смысл сказанного. – И тогда никто не может ручаться за последствия. Вас поставят на счетчик и будут доставать всю жизнь. Лучше отработать в нормальном капитуляционном режиме.

Примчались Артамонов с Деборой и Макарон с собакой. Бек бросился к луже и принялся жадно лизать линолеум, брызгая слюной. Даже аксакал не смог оторвать его от этого занятия. Осклабившись, Бек подошел к бите и долго ее нюхал, запоминая понятный только ему узор папиллярных линий, оставленный пальцами налетчиков.

– Что будем делать? – Макарон сделал попытку устроить некое подобие мозгового штурма и забрал для коллекции вторую биту.

– Завтра с утра надо идти к Мошнаку, – сказал Артамонов. Разговаривать нужно только с ним.

– Нет никакого смысла, – воспротивился Макарон. – Этих ублюдков он наверняка направил сюда сам. Они работают в одной упряжке. Такие парни за мертвые дела не берутся, потому что просчитывают все до мелочей. Понятно, что наши печатные станки подвисают. А с ними и все остальное.

– Может, об этом срочно сообщить через спецвыпуск? – предложила Дебора. – Пусть узнает население.

– Само собой, заявить публично надо как можно быстрее, – согласился Макарон. – Но это дранка, а не решение проблемы. Население за нас деньги не отдаст. А если мы не рассчитаемся с банком, дальше будет только хуже. То ли дело в старину – платишь виру и мочишь кого хочешь. А если покалечить надо – полувирье, и все дела.

– Ты предлагаешь ввязаться в бойню по закону Талиона? – спросил Артамонов. – Око за око, глаз за глаз? В таком случае с нами разберутся еще быстрее.

– Да нет, я к тому, что, может, на самом деле пора обратиться к вашему куратору? Пока не поздно.

В воздухе повисло молчание. Орехов нашел в себе силы переглянуться с Артамоновым.

– Видишь ли, Макарон, – вкрадчиво произнес Артамонов. – Нас сюда никто не посылал. Мы все придумали. Извини.

– В таком случае, неплохо придумали, – спокойно воспринял сообщение Макарон. – А где ж вы тогда были, если не в Завидове?

– Пиво в «Фазане» пили.

– Весь этот цирк с призванием на службу затеял Артамонов, пробормотал приходящий в себя Орехов, путаясь в бинтах. – Я пристроился к нему от безделья. Это ему пришло в голову посадить дерево, построить дом, создать собственное дело и написать об этом книгу. А что касается Варшавского, мы не ожидали, что он дернет за нами. Он же все бил себя в грудь, что ему есть чем заниматься в жизни и без нас.

– Да, Артур бы вас точно искромсал, узнай правду, – сказал Макарон. – Он и так не выдержал, а раскуси, что вы прикалываетесь, вообще сошел бы с ума.

– Зато мы проверили его на вшивость, – сказал Орехов, медленно перетирая зубами таблетки, которые не удалось проглотить целиком.

– Ну, а потом все понеслось, – продолжил Артамонов, – остановиться было невозможно… Так что придется выкручиваться самим.

– Интересные вы парни, – рассудил Макарон. – Но мне-то вы могли сказать правду.

– Могли, только случая не представилось.

– Посадить, значит, дерево, построить дом, написать книгу, – Макарон принялся перечислять задумки Артамонова, поглаживая заспанного Дастина, которого было опасно оставлять дома одного. – Что же остается из этого списка, если книга написана и дом построен?

– Посадить дерево, – сообразил Орехов.

– Значит, посадим! – многозначительно произнес Макарон и бросил Артамонову: – Собирайся!

– Куда?

– Сажать, – объявил Макарон. – У нас нет другого выхода.

В этот момент заявилась Ясурова, прознавшая об инциденте, подбежала к Орехову и запричитала в голос, выдавая с головой все то, что тщательно укрывалось долгое время.

– Что они с тобой сделали?! Я же тебе говорила – давай сбежим отсюда!

– Все нормально, – выкручивался Орехов.

– А мне что делать прикажете? – развела руками Улька. – Ты всю свою сперму, если не пропьешь, то разбазаришь! – выкрикнула она и направилась к выходу.

Макарон тормознул ее.

– Сейчас не до разборок, – объяснил он. – Нас того и гляди перемолотят, как пацанов, а вы придумали конкурсы устраивать!

– Да отстаньте вы от меня! – вырывалась Улька.

Макарон продолжал удерживать ее, а потом спросил:

– Интересно, Уль, а твое дуло достанет с «унитаза» до новой бани?

– Думаю, да, – ответила Улька и успокоилась, загоревшись профессиональной затеей. – Если немного нарастить. Пара объективов не помешала бы.

– Сегодня мы с Артамоновым кое-что подготовим, а завтра понадобишься и ты.

– Но ведь там непроницаемая крыша, – вспомнила Улька. – Бассейн открыт, а кабины – под матовым стеклом.

– Для начала мы запустим туда Дебору, чтобы у них заклинило сигнализацию. А потом бомбанем крышу, набросаем туда шлака и обстучим битами соседние строения. – Макарон разбил операцию на этапы. – После чего сообщим в газете, что участившиеся полеты НЛО вызвали метеоритный дождь. Причем, местами. Прослеживается четкая закономерность – наиболее кучное падение небесных тел произошло в точках с отрицательной энергетикой.

– Баню снова застеклят, – додумалась Улька.

– Правильно, но уже простым оконным стеклом. Матового в этом городе за три дня они не сыщут, – пояснил Макарон. – А сквозь оконное мы отснимем все что надо.

– Неплохо придумано, сынок, – улыбнулась Улька.

Операцию с метеоритным дождем провели грамотно, словно всю жизнь занимались звездными войнами. Все произошло именно так, как задумал Макарон. Шлак легко сошел за обугленную плоть метеоритов. Крышу бани после стихийного бедствия застеклили оконным стеклом.

– Теперь они все как на ладони, – приговаривал Макарон и в полной темноте тащил Ульку за руку на крышу «унитаза». – Мы им такое жесткое порно устроим, что мало не покажется! А Ренгача, как гаерного шута, надо повесить на гайтане! – сопел аксакал, одолевая этаж за этажом. – Устроил из лифта курилку!