Текст книги "Избранные ходы"

Автор книги: Яков Арсенов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 28 (всего у книги 33 страниц)

– Наша машина, наша! – напевал Артамонов. – Ура!

– Будет наша, когда оплатим, – остужал пыл Варшавский.

– Мы берем с отсрочкой платежа, голова! А за пять лет чего только не произойдет! Платить в стране, которая сама по себе нелегитимна, – верх глупости. Любую сделку можно признать недействительной по причине недействительности страны. Все финансовые схемы должны выстраиваться так, чтобы не ушло ни копейки. Это закон. Ему необходимо следовать. Тогда появляется навар. В старину была даже такая провинция во Франции – Наварра, – подкрепил документарно свои размышления Артамонов. – То есть люди уже тогда знали, что почем. За свои деньги и дурак купит. Ты попробуй без денег! Главное – затащить станок в город, а кому он будет принадлежать на бумаге, не имеет значения!

– Мне кажется, мы поторопились отдать рыбинцам «Ford», – продолжил параллельную вокализу сам-Артур. – Сначала пусть бы станок пригнали. А то вдруг передумают? И «Ford», считай, пропал, – не давал покоя Варшавский. Он приноровился ездить на нем по делу и без дела, брал на выходные, колесил с Галкой по магазинам, мотался в Домодедово встречать и провожать зачастивших в гости якутов. – У меня ощущение, что Рыбинск кинет.

– А почему у тебя этого ощущения не появилось в отношении Фаддея?!

– В отношении Фаддея? Там другой коленкор.

– А насчет Рыбинска не переживай. Мы с Макароном потому и не пожалели тачки, чтобы у них выхода не было, – сказал Артамонов. – Они заглотили наживку, и отступать им теперь некуда. Да, мы рискнули – отдали автомобиль за возможность умыкнуть печатный станок без сиюминутных выплат. И теперь ждем: срастется – не срастется. Я думаю, срастется. Ну что, пятачок, перевел он стрелки на Орехова, – партию в шахматы?

– Давай.

– Что-то я в последнее время часто проигрывать стал. К чему бы это?

– Денег прибудет.

– Нам бы до весны продержаться, а там и трава пойдет.

– И сколько же он стоит, этот газетный агрегат? – продолжал крутиться под ногами сам-Артур. – Лимонов двести?

– Тепло.

– Двести пятьдесят?

– Еще теплее.

– Триста?

– Горячо.

– Неужели больше?

– Четыреста, – назвал точную стоимость Артамонов.

– Ничего себе! А в баксах?

– Сам переведи.

– Это что, такие деньги отвалить за какую-то печатную машинку?! развел челюсти Варшавский.

– Пропиваем больше, – мимоходом вбросил Орехов, делая победный ход в излюбленном ладейно-пешечном окончании.

– Опять проиграл, – признал Артамонов, сгребая с доски фигуры. – К чему бы это, пятачок?

Спустя месяц открытые платформы с печатной машиной в спецтаре были выставлены в тупике на пятой ветке. Оставалось подыскать цех для установки ценного груза.

– Помещение под монтаж – это отдельное полысение, – доложил итог поисков Орехов. – Каждый, с кем заговариваешь на эту тему, шарахается, как от огня. Как будто Додекаэдр предупредил весь директорский корпус.

На брошенный клуб завода штампов им. 1 Мая напоролись не сразу. Занесла туда чистая случайность. Отчаявшись отыскать биотуалет, Макарон нырнул в римский дворик слить наболевшее.

– Поаккуратней там, – предупредил Орехов, – а то был случай: ребята помочились под окнами – и получили по году.

– Я не в затяг, – успокоил его Макарон.

Назад он вернулся с помещением и привел под руку смотрителя клуба Толкачева, с которым только что пописал «на брудершафт».

– Мои афиллированные лица, – представил Макарон Орехова и Артамонова, – влияют на процесс за счет преимущества.

– У вас свои штампы, – поздоровался Орехов, – у нас – свои. Хотя делаем мы общее дело – простаиваем по вине экономической обструкции.

Как мастер исторических заливов, Макарон предложил выпить по «отвертке». В результате обмена мнениями по общедоступной международной тематике было подписано соглашение, по которому прибыль от совместного использования клуба делилась строго пополам.

– У нас еще со времен лотереи повелось делить все поровну с партнером, – сказал смотрителю Артамонов. – Чтобы не платить за аренду. В наше смутное время никому ни за что нельзя платить. Все расчеты потом – когда улучшится социальная обстановка. Вот так и живем – с миру по Магнитке.

– Лучше, если бы вы платили за аренду, – выказал сожаление смотритель.

– А кому сейчас легко? – согласился с ним Макарон. – Берем вас старшим печатником.

– Я выходец из госсобственности, – сообщил он патетически и тут же во всем признался: – Воровал страшно! Прошу учесть.

– У нас не будешь, – сказал Артамонов.

– Почему?

– Макарон тебя закодирует.

– Как это?

– Главное – дело разумей, – спасал Толкачева Орехов. – А переборщишь – Макарон тебе бахмутку в лоб впаяет!

– Какую бахмутку?

– Лампа такая у шахтеров. Знаешь?

– Нет.

– Ну вот те раз!

– А если не буду воровать?

– Тогда верстатку в зад воткнет. Что такое верстатка, знаешь?

– Знаю.

– Значит, сработаемся. Приходите в «Верхнюю Волгу», Нидворай оформит контракт. Испытательный срок – сто лет.

– Ну и шуточки у вас! – попытался воззвать к простоте Толкачев.

– Тебя, наверное, в детстве так сильно качали, что ты вылетал из коляски.

– С чего вы взяли?

– Голова не так отрихтована.

– Ваше дело – платить.

– Наше дело – разговоры разговаривать и юмор шутить. А твое – блюсти печать. Не то – сократим.

– А сколько будете платить за смену?

– Сто рублей и трудодень.

– И все?

– Плюс на выбор билет МММ или ваучер, – установил надбавку Артамонов.

– А за час переработки?

– На час раньше на пенсию.

Толкачев ощутил всю прелесть полной словесной фиксации и заткнулся. Но, как и предупреждал, воровал вовсю – уводил часть тиража и куда-то сбывал. Кому – непонятно. Но это устраивало нанимателей.

– Не надо выдумывать дополнительных способов распространения, мыслил Орехов.

– Может, он сдает в макулатуру? – выказал догадку Артамонов.

– Это тоже способ. Оттуда газета попадает в СИЗО, а значит, прочитывается. Читатель там самый благодарный.

«Лишенец» тем временем разрастался. Немецкая версия распространялась до дыр в породненном городе Оснабрюке по три марки за экземпляр. В Безансоне «Лишенец» на родном языке читали за каких-то пару франков. Процесс пошел. Идею газеты-стигматы со щупальцами в городах-побратимах и дыхальцем в Твери одобрили итальянцы из Бергамо и шотландцы из Глазго. На горизонте замаячили лиры и фунты. В очередь встали финны. Они оказывали помощь региону в автоматизации управления. В разгар пребывания делегации компания сидела в «Старом чикене» и вела разговоры о системе сетевого администрирования.

– Мы тоже вводим подобное, – сказал помощник мэра Гладков. – Я даже знаю, где лежит ключ от каморки, в которой уже два года стоит приготовленный для этих целей компьютер.

Переводчика перекособочило, словно с него содрали цедру. В его исполнении высказывание прозвучало мягче: под компьютеры, мол, отведено специальное помещение – и финны понимающе закивали головами. Что поделаешь – чухна.

Итогом пребывания делегации стал протокол о совместном выпуске финского варианта «Лишенца». Финны дали переводчика, потому что все местные умудрились закончить школу с уклоном от угорских наречий. Гладков взялся обеспечить переводчика жильем, но забыл. Выпуск «Лишенца» для Скандинавии сорвался.

– Я вас ренталл! – выразился чухонский толмач и уехал к себе на родину переводить на добро другое говно. Что он имел в виду – было непонятно – восстановить ход его красивых мыслей не удалось.

– И правильно сделал, – сказал ему вдогонку Орехов на ломаном русском, как будто так иностранцу наш язык становится понятней.

О том, что до китайского варианта не доходили руки, в Инкоу никто не догадывался.

– Вообще регион берется нелегко, – подвел итоги первого года пятилетки Артамонов. – Все пытаются кинуть!

– Дан талант – езжай на Запад, нет – в другую сторону! – пропел Макарон.

Глава 8. ДОМ НА ОЗЕРНОЙ

Город жил насильственной жизнью. Ему насаждали чуждую архитектуру, навязывали чудаковатых правителей и принуждали к веселью.

– Мы будем работать так, чтобы людям по крупице становилось лучше, пообещал мэр на инаугурации. – Нагрубил начальник ЖКО – снять его с работы!

После этого мэра больше не видели. Градоначальник не переносил контактов с горожанами и всю работу по управлению городом брал на дом. Текучку в мэрии на Советской площади вел клеврет Гладков, в недавнем прошлом вор-домушник. Он отмазывал мэра-надомника по всем вопросам – занимался освящением знамен, участвовал в комиссиях, разрезал ленточки, зачитывал тексты соболезнований, пускал по миру корабли, встречал и провожал депутации. Жизнь в городе шла вразнобой. В ходе приватизации Гладков продал одну и ту же недвижимость по нескольку раз. Истинный покупатель определялся потом разборками с потасовкой. Город потрясали хронические бюджетные расстройства – объекты не доводились до ума, и вопрос с завершением строительства превращался в философский. Собственно, это был не город, а один сплошной долгострой.

Самой именитой незавершенкой считался тридцатиэтажный Дом творческих союзов на тонкой монолитной ноге. Он располагался на Озерной улице и имел запутанную кредитную историю. Хозяева помещений пытались завести в подвалах переплетные мастерские, но сами попали в финансовый переплет. Долгострой был настолько долог, что ему вместо 1-го присвоили 11-й номер, а послали еще дальше – на 11а, поскольку на финише его обошел спуртом пенобетонный гараж по соседству. В миру высотный Дом творчества звался «унитазом». Имя прикипело к бросовому объекту без отторжения, чему способствовала свалка отходов «Старого чикена» у подножия. Ходили слухи, что Дом союзов должен был вот-вот рухнуть. Будто бы поплыли грунты и стал уходить в сторону от ответственности неправильно залитый фундамент. Строительство приостановили на неопределенный срок. А все потому, что Тверь выстроена на историческом болоте. В народной среде находились конкретные источники, которые ведали с точностью до градуса, что крен обозначился в сторону обкома и «унитаз» обязательно на него рухнет. Его обломки вздыбят частный сектор, сметут «хрущебы» и вломятся в кабинет Додекаэдра. Квартиры и дома по оси вероятного падения катастрофически дешевели.

– С этим «унитазом» просто беда! – сетовал окрестный люд. Бабки, проходя мимо, убыстряли шаг и крестились.

Замедленное падение высотки не отмечалось глазом, как в случае с Пизой, но ощутимо присутствовало в городе по разделу народных верований. Досужий визирь Гладков подсказал мэру разобрать падающее чудо света до пятого этажа и устроить казино, но из-за чертовщины, витающей вокруг объекта, на демонтаж никто не отважился. Это бы привело к более дробному расколу электората.

Шпиль в?≤'унитаза' наблюдался из любой точки города и непрестанно мозолил глаза. Эти неосвоенные капиталовложения не давали покоя Макарону.

– К вам из общества слепых, – доложила Журавлева, оторвав аксакала от заоконного пейзажа.

– Зачем? – напряг он голову.

– Как обычно – оформить льготную подписку.

– Слепые? Подписку? Ну, пусть зайдут.

– Живем тут, как сервитутки! – произнесла Галка, когда просители удалились. – Проходной двор!

– Может, нам приобрести офис? – забросил идею Варшавский собравшимся на планерку коллегам.

– Хорошая идея, – согласился Орехов.

– А то наше нынешнее присутствие приводит клиентов в ужас.

– Особенно слепых, – поддержал Артамонов.

– Да ладно тебе. Яблоку упасть негде.

– Я видел объявление о продаже Дома союзов, – сказал Макарон. Гложет меня одна мыслишка по этому поводу.

– Надо подбросить ее Мошнаку. Он обязательно на нее западет, посоветовал Артамонов. – Кого-кого, а Капитона Ивановича раскрутить можно. Он человек с понятиями.

– Честно говоря, я бы на вашем месте и по поводу жилья призадумался, – добавил Макарон. – А то Артур уже, как ледокол, расчищает путь Галкиному животу. Переживает за свое чадо-юдо. Да и Дебора того и гляди в декрет свинтит. И, судя по расцветке глаз, дело вряд ли завершится одним экземпляром.

– Детей надо сначала родить одного, а потом добавлять по вкусу, объяснила Дебора, застеснявшись.

– Но они же не голосеменные в конце концов, – вступился за молодых Нидворай. – У них нормальный конкубинат, живут с намерением установить брачные отношения.

– Да, дом – это серьезно, – задумчиво произнесла Улька. Ей было неудобно быть не беременной в одиночку, и доля этой правды, хоть и пряталась на донышках глаз, нет-нет, да и выплескивалась наружу.

– Закон возвышения потребностей, – растолковал Нидворай. – Человек всегда стремится захватить вокруг себя все больше пространства.

– Этот вопрос надо решить раз и навсегда, – подвел черту Макарон. А то ваша страсть к бродяжничеству скоро перерастет в дромоманию. Тогда бы и я за Лопатой смотался. Если будет дом, она приедет.

– Долго ты за ней собираешься.

– А куда спешить?

– Давайте строить жилье по очереди, как при социализме, – предложила Дебора. – Сначала Макарону – он самый старший, а потом остальным.

– У тебя всегда так – сначала логика прорезается, а потом зрение, пристыдил Дебору Артамонов. – Где ты раньше была со своей подсказкой?

– Я слышал, в местечке Крупский-айленд участки выделяют под застройку, – подсказал Нидворай. – Вполне селитебная территория.

– Напрямую нам не выделят, прописки нет.

– Оформим на подставное лицо, – предложил Орехов. – Николай Иванович, вы подставите нам свое лицо?

– Если не уйду на больничный, – притух Нидворай.

– У нас из одной только упаковки от печатной машины целая улица получится. Отборная шипованная доска и калиброванный брус.

– Да, легальный вес тары – это нечто невероятное!

– А нам дом не нужен, – отказалась Галка. – Оседать здесь нет смысла. – И завредничала: – Хочу бананов!

– Вкус у тебя стал каким-то субтропическим, – попенял ей Артур. Ну, где я их возьму? В магазинах масло по талонам, а ты – бананов! Брикет вологодского только на секунду в машине оставил – эта псина вмиг слизнула! – Варшавский укоризненно посмотрел на Макарона, будто не Бек, а лично аксакал расправился с маслом.

– Что упало, то пропало, – умыл руки Макарон, но снизошел до проблемы и заговорил в тон. – Ты ведь знаешь, Гал, после какого изнурительного пути эти кормовые бананы попадают к нам, – стал отговаривать он ее от глупой затеи. – Представляешь, банан с котомкой, в истасканной кожуре и нашпигованный всякой химией заявляется на площадь Славы…

– Пора и технически оснаститься, а то руки отваливаются, – прервала полет шмеля Улька. – Сидим на одном аппарате, по полчаса накручиваем.

– Если переедем в «унитаз», я подарю тебе аппарат с автомудозвоном! пообещал Орехов.

– Когда ж ты выпишешься из моей жизни! – ослепила его Улька встречными фарами. – Машешь, как нетопырь, без остановки!

Творческими союзами руководила выцветшая фрау Шарлотта. Она была под стать долгострою – в ее судьбе тоже все как-то затянулось. Многостажную, ее стали раздражать любые тексты мужчин объемом более ста знаков, включая пробелы. Она была женщиной в собственном соку, поскольку муж был отказником. Он имел саксофонную ориентацию, и простая жизнь без чудес его давно не интересовала. Шарлотта Марковна, в свою очередь, не переваривала его музыкальных тем. Она носила на голове лихо сверстанную бабетту, курила сигареты с ментолом и была мастер просить деньги в письменной форме на «Музыкальное лето Селигера», которое при тщательном рассмотрении являло собою не фестиваль, а двухнедельное лежбище развеселых артистов на чистых берегах озера. Шарлотта Марковна предпочитала жить несвязанно и пошила платье из плюшевых портьер. Но начавшую засахариваться Шарлотту Марковну уже не спасали никакие покрывала. Такая слыла молва.

– Ну, кто у нас по старым страшным теткам? – бросил в воздух Артамонов.

– Ради удовольствия или в интересах дела? – не поленился уточнить Орехов.

– Какое уж тут удовольствие?!

– Тогда Макарон, – определил Орехов.

– Это за что? Во дают! – взбеленился аксакал.

– Бери блок «Салема», пузырь психотропного «Амарето» и – вперед.

– Кстати, о психотропности, – вспомнил очередную историю Макарон. Поехали мы принимать роды к хлопкоробам. Накрыли нам стол и притащили дряни покурить. Была не была, подумал я, дай попробую. Ошутил я себя уже со стороны, будто сижу по-турецки. Смотрю – бутылки шатаются, а руки заняты, в каждой – по сайгачьему окороку. И потянулся я удержать бутылку ртом. Очнулся – во рту большой палец левой ноги и дикая боль в пояснице. Ни фига себе, думаю, потянулся! Изогнуло так, что не распрямиться. Никогда в жизни так не прогибался. А музыка в голове продолжает играть, хотя пленка давно кончилась. Декхане вповалку лежат – обкурились. И только новорожденный орет. Поднял я водителя, поехали. Едем на бешенной скорости, а пейзаж за окном как висел, так и висит. Дорога не та, – говорю я водителю. А ему насрать, прет и все. И вдруг – мы уже не едем, а летим. А через секунду страшный удар, всплеск – и мы уже не летим, а плывем. Причем под водой. Ничего не понял. Дошло, когда захлебываться стал. Тонем! – кричу я этому придурку. А он – не бойся, – говорит, – мы в ластах! То есть, совсем никакой. Я говорю, видел я эти ласты – на них монтеры по столбам лазают! Еле выплыли. Оказалось, он с передозировки погнал по старой дороге, ведущей к мосту через Аму-Дарью, который уже год был разобран. И мы с разгону прямо в мутные воды этой матери всех водоемов…

– Ну вот и отлично, – сказал Артамонов. – Таким ты Шарлотте Марковне и запомнишься.

– Каким?

– Обкуренным и в белом халате.

– Но почему я?

– Грамотно себя ведешь в предлагаемых обстоятельствах.

– И все-таки?

– Сказать начистоту?

– Да.

– Абсолютный возраст Шарлртты Марковны уже не определить без изотопов, – пояснил Орехов. – Твой профиль.

– С чего вы взяли!? Если ее помыть да приодеть как следует, ей сносу не будет! – попытался отвертеться от партийного задания Макарон.

– В принципе, да, не спорю – для своих неполных ста она отлично выглядит! – согласился с ним Орехов. – Но пойми и ты нас – задача тут не из простых – не каждый потянет. Шарлотта Марковна принципиально отреклась от мужчин.

– Не распыляйтесь на риторику! – отменил реплики с места Артамонов. – У нас просто нет выхода. – Надо пойти к Шарлотте Марковне и сбить цену на «унитаз».

– Так бы сразу и сказали! – взял под козырек Макарон.

Два дня Макарон устраивал вечера-портреты, накачивая себя перед зеркалом. Манеры, которые он пытался себе привить, могли деморализовать даже ночных бабочек из вокзального буфета. Репетируя, он совершал такие сложные рейды в тылы воображаемой жертвы, что друзья засомневались, вернется ли он назад.

– Я поднимаю эту речь… – перевоплощался Макарон, протягивая зеркалу блок сигарет, а потом наливал фужер ликера и чокался с гладью. Гладь отражала, как он примеривался к дивану и затихал, словно континентальный шельф, полный полезных и любвеобильных ископаемых. Перед тем как улечься на лежку, Макарон, словно заяц, выделывал петлю за петлей, не переставая репетировать.

– А потом мы просто поужинаем! Никаких условностей, никаких специальных терминов! – откатывал он произвольную программу, как мазурку, и восклицал, объевшись яблочным пирогом: – Шарлотта, я полон тобою!

Под занавес моноспектакля он запевал сочиненный собственноручно куплет:

 
I kiss you, i miss you! Ла-ла-ла, ла-ла-ла!
Ай сись ю и пись ю! Ай-я– яй, ай-я-яй!
 

– Ну все, родимый, пора! – поторопили его друзья. – Бомжи на теплую одежду перешли. А нам, кровь из носа, к зиме переехать надо.

– Зачем торопиться? – входил во вкус Макарон. – Step by step кругом.

– С ней надо договориться насчет лизинга, – напомнил о цели похода Артамонов. – Усек, селадон?

– А вот это увольте! Лизать я никого не собираюсь, – возмутился Макарон.

– Тогда навяжи аренду с правом выкупа.

– Совсем другое дело.

– И помни, перед употреблением ее надо взболтнуть, – использовал право последнего слова Орехов.

Макарон расцеловался с друзьями и отправился на дело. Воротился он, как лосось в известном положении. «Унитаз» был взят приступом. Макарон не пожелал делиться деталями операции. Как больная собака, он долго отлеживался в специально оборудованном номере (сало, батон) и вышел к людям только в день Святого Валентина.

– Это не Шарлотта Марковна, а восторженный конь! – сказал он. – Но теперь, как человек честный, я должен на ней жениться.

– Может, сначала к Мошнаку?! – попытался переключить его Артамонов. – За деньгами!

– Я серьезно, – сказал Макарон. – Это не женщина, а лава! Век таких не видывал и вряд ли больше встречу! Нет, не зря японцы поднимаются на Фудзияму только раз в жизни!

– И все же давайте сначала к Мошнаку, а потом свадьбы и все остальное, – призвал работать без простоев Артамонов.

– Так он прямо и дал, этот Мошнак, – вставил Варшавский. – Это тебе не заблудившаяся фрау. Держи гаман шире!

– Но сходить-то все равно надо.

– Я не в матерьяле, – устало повел головой Макарон. – Предлагаю упасть в «Чикен», завести пластиночку Хампердинка, заказать кильки-классик два раза, кофе-гляссе, бутылочку «Хванчкары»…

– Действительно, нельзя же так резко, раз – и на Мадрас! поприветствовал правильный расклад Орехов.

– А если все-таки «СКиТ» не даст? – впустую беспокоился Варшавский. – Ну, просто на этот момент в банке не окажется свободных кредитных ресурсов. Да мало ли что?!

– Понимаешь, пятачок, главное – хотеть. И деньги найдутся, проводил ликбез Артамонов. – Город настолько невелик, что кажется, будто все здесь – или одноклассники, или однонарники – своеобразный товарищеский инцест. А мы не учились ни с кем и не сидели. И все эти наработанные связи нам сможет заменить только одно – желание подмять информационное пространство. Так что финансовое желание Мошнака мы сформируем как положено.

– Ну хорошо, допустим, Мошнак даст. А возвращать из чего?

– Главное – взять, а как возвращать – придумаем. Не боись. Если ты должен банку сто рублей – это твои проблемы, а если сто миллионов – это проблемы банка, – уверил его Артамонов.

– И все же, если не даст?

– Тогда пойдем на Сбербанк.

– На Сбербанк с одной рогатиной не попрешь. Там попросят такие документы предоставить, каких у нас отродясь не было.

– Грамотно рассуждаешь, паренек. Но ты вслушайся – кредит под устройство Улицы породненных городов – звучит, как симфония! Никакой банкир не устоит.

– Я просто почему спрашиваю, – заговорил с несколько иной интонацией Варшавский, и глаза у него словно повело поволокой. – Один мой знакомый близок к открытию.

– Да ты что!

– Изобрел прибор для сортировки алмазов.

– И все?! Артур, может, тебе не зацикливаться на Якутске? Как-то абстрагироваться от фарцаты! Очень уж все это узколобо. Если бы ты заговорил о телестудии, я бы еще как-то понял. Ты ведь сюда с тем и ехал, чтобы заиметь собственный ТЖК, чтобы работать с передовыми технологиями…

– Передовыми технологиями… Я хочу крутануть деньги, а потом уже взять нормальный телекомплекс. Никуда он от меня не денется.

– Сколько надо для завершения работ по прибору? – спросил Артамонов.

– Тысяч двести зеленых.

– Ничего себе приборчик! Как печатная машина.

– А ты что думал? – с видом знатока произнес Варшавский. – Алмазы дело не дешевое.

– Ну хорошо, давай эту сумму на всякий случай прибавим к телу кредита, – пошел на половинчатое решение Артамонов. – Будем просто иметь в виду, но мое мнение остается прежним – лучше купить телевизионное оборудование. Скоро выборы.

– Прибор готова закупать ЮАР, – разукрашивал будущее Артур.

– И к нам сразу явится Dе Beers и всех замочит. Эти просто так с рынка не спрыгнут.

– Вечно ты со своими шуточками.

– Я не шучу. Газеты надо читать. Dе Beers сразу пришлет наймитов. В твоем дурацком городе перестреляли всех, кто дергался по этому поводу.

– Болтаешь всякую дичь. Так вот, требуется небольшая сумма, чтобы завершить лабораторные испытания, изготовить промышленный образец и запатентовать его.

– Каким боком мы окажемся в деле? – спросил Артамонов. – Алмазы не наш профиль.

– Речь идет о конкретной выгоде. Друг будет отдавать половину от продаж, – придумал на ходу Варшавский.

– Я против. Это не наш бизнес, мы в нем профаны, – стоял на своем Артамонов. – Пусть просто вернет деньги и все.

– Ты, может быть, и профан. Но мы теряем драгоценное время.

– Почему твой друг не мог найти денег до сих пор?

– Не хотел светиться.

– А может, потому, что прибор – говно?

– Да нет, это действительно очень занятная штука. Только я должен предупредить, что прибор – пока что в чертежах и в натуре может не получиться.

– Зачем нас предупреждать, если для себя ты уже все решил? – спросил Орехов.

– Ничего я не решил. Мы должны подписаться под это коллегиально.

– Видишь, какие ты нам условия выкатываешь – деньги должны быть потрачены в любом случае, а получится эффект или нет – ты не гарантируешь, – сказал Артамонов. – Здесь какое-то фуфло. По мне, наукой пусть бы занималось государство.

– Да ладно тебе, – смягчился Орехов. – Разговоров больше.

Следуя в банк, компания имела под мышками кипы развесистых – на все случаи жизни – бизнес-планов. В составлении наглядной агитации Орехов поднаторел настолько, что порой ему самому становилось противно. Красивые бумаги придавали убедительности в предстоящем разговоре с Мошнаком.

Когда компания подошла вплотную к зданию «СКиТа», Орехов похлопал его по несущей стене.

– По-моему, выдержит, – сделал он заключение.

На стене сверкал слоган новой банковской услуги: «Мы превращаем ваши деньги в рубли!» Служащие банка еще помнили об экологической лотерее. В их глазах как памятка навсегда застыл этот всенародный облом желаний на фоне просвета в облаках.

– Общепризнанно, что мы моральные уроды, – начал предварительный сговор Орехов. – Об этом писал Шимингуэй в передовой статье. Но у нас есть смутная уверенность, что именно вы отнесетесь к нам непредвзято и… выдадите спаренный кредит, который когда-то обещали.

– Да вы что! Меня из города выселят! – засуетился Мошнак. – Если об этом узнают люди Платьева, будет конец света! – засуетился Мошнак.

– Мы понимаем и готовы учесть риск, – склонил голову набок Орехов.

– А вот это уже деловой разговор. Наконец-то послышалась речь не мальчиков, но хуже, – улыбнулся Мошнак своей шутке и, чтобы не скукситься до конца, продолжал в ключе, удобном для просителей: – А на какие цели, интересно, вам понадобились деньги? И под какие гарантии вы хотите их получить?

– Об этом расскажет докладчик. – Орехов развернул ладошку в сторону Макарона.

– Ну и? – понудил аксакала Мошнак.

– Груды стройматериалов зависли на Озерной в виде долгостроев, начал глашатай. – Ярчайшим их представителем является «унитаз». Мы имеем намерение превратить строительный бедлам в Улицу Городов-побратимов.

– Он же падает, этот «унитаз»! – чуть не вскрикнул Мошнак.

– Да бросьте вы! Кто вам сказал? Все это лабуда. Просто с объекта увели деньги и, чтобы их никто не искал, пустили «утку» о грунтах.

– Вот как?

– Конечно. Проект мы уже нарисовали. Вчерне. – Макарон принялся вываливать на стол карандашные наброски, которые по старой дружбе исполнил Давликан. – Вся наша славненькая Озерная будет уставлена венгерскими мясными лавками, шотландскими пабами, безансонскими винными погребками, бергамоскими пиццериями, над которыми я лично возьму шефство, китайскими ресторанчиками… устоявшиеся за века традиции… Наша цель – сделать из всего этого интернациональный кондоминиум…

– Чего-чего сделать? – переспросил Капитон Иванович. – Не расслышал.

– Комплекс такой, американские салуны, китайские ресторанчики…

– А что, у нас уже и китайский побратим появился? – продолжал изумляться банкир.

– Конечно, Инкоу.

– А я и не знал, – признался Мошнак.

– В этом мэру не откажешь, роднится со всеми подряд, – одобрил Артамонов.

– Инкоу, значит?

– Да, бывший Порт-Артур, – сказал Макарон.

– Порт-Артур? – переспросил Мошнак. – Насколько я знаю, Порт-Артур переименован не в Инкоу, а в Люйшунь. У меня есть рисовая водка оттуда.

– Рисовая?! – изумился Макарон.

– Я, конечно, могу и ошибаться, – корректно отступился Мошнак.

– Да какая разница! Инкоу, Люйшунь! – помирил стороны Орехов. – Их там миллиард, этих китайцев, и у каждого свое мнение!

– Действительно, – согласился Макарон.

– Под наш проект и под ваше имя, Капитон Иванович, с побратимов можно снять синдицированный кредит. Как с куста. На развитие отрасли. А если вы вдобавок еще и акции выпустите, то клюнет и население…

– Это мне отдаленно напоминает лотерею, – нараспев произнес Мошнак.

– А что поделаешь? Деньги-то у народа в чулках да у инвесторов на счетах. И перемены жизни нашей – суть открытие способа их изъятия, более изощренного, чем прежние. Все мы прекрасно знаем, что человек легко расстается только с лишними деньгами. Их надо изъять и привлечь. И вы, Капитон Иванович, можете легко взять эти деньги и…

– И что?

– И переадресовать их нам, – пояснил Макарон, заметив, что Мошнак на секунду задумался. – «Унитаз» мы сделаем как бы средоточием Улицы породненных городов, на первом этаже разместим галерею штопаных картин «Белый свет», на втором – кафе «Папарацци» с русской кухней. Название спорное, согласны, но оно предложено Улькой и поэтому не обсуждается. На крыше установим антенны и передатчики. На это понадобится второй кредит целевой. Контракт на закупку техники имеется. Он и ляжет в основу залога. Техника окупится быстро. А что касается «унитаза», прикидываете, это здание прямо как по нам шито. Улька намерена отснять с крыши свою лебединую песню – Озерную улицу с высоты птичьего помета! А то Шерипо захватил колесо обозрения, не дает нам никакого продыху! На третьем уровне разместим редакцию «Лишенца». Остальное пространство Дома творчества превратим в доходный бизнес-центр, не торопясь – этаж за этажом. Улицу Озерную – домик за домиком – превратим в сплошной кондоминиум! Позже вы переведете туда банк. На льготных арендных условиях. Это можно забить в договор прямо сейчас.

– Все это очень грамотно – Улица породненных городов, кондоминиум, кабачки. Но Озерная – это не центр города. Кто туда пойдет? – не без сожаления произнес Мошнак. – Я подумывал прикупить под банк какой-нибудь особняк в приличном месте.

– По нашему разумению, чем скупать площади в центре за суровые деньги, проще и дешевле перенести центр города сюда, – добивал его Артамонов. Вот увидите, если удастся реализовать проект, деловая и культурная жизнь города сместится к нам! Квадратный метр по Озерной вздорожает многократно! Куда там Советской с ее обкомами и почтамтами! Вот и с губернатором также. Чем морщить эллипс на подтанцовках и забегать петушком, проще избрать своего. Это наше водолейное мнение. При желании вы можете легко к нему присоединиться. Или вам удобнее до конца дней летать на побегушках? Хотя, впрочем, для ассортимента нужны и такие социальные слои. В таком случае мне жаль наших предков-купцов, не удерживаем мы с вами, Капитон Иванович, в своих слабых руках их тяжелые, но славные брэнды! – Речь Артамонова была настолько зажигательной, что в льноводческом хозяйстве неподалеку загорелась скирда костры. – Согласно нашим расчетам, – продолжал Артамонов озвучивать наиболее удачные участки бизнес-плана, – на проекте Улицы породненных городов можно за год заработать столько, сколько «СКиТ» не дал бы за пятилетку! Для начала мы хотели бы взять рамбурсный кредит на закупку телеоборудования – срок возврата у него короткий – и незначительную часть ипотечного кредита, – продолжал уговоры Артамонов, – под залог «унитаза». Здесь срок дольше – все-таки недвижимость. Это будет пробным шагом, а когда освоим первый транш – обсудим, как жить дальше. Чтобы привести в порядок нависшее над городом убожище, больше полумиллиона долларов нам и не понадобится. А на всю улицу – два – три миллиона, это мы уточним позже.