Текст книги "Лаура - королева призраков"

Автор книги: Window Dark

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 26 страниц)

– Это чувство называется "любовь", – печально усмехнулся Желвин, прочтя вопрос в глазах королевы, устремленных на него.

– Значит, все же любовь, – Лаура мечтательно вздохнула.

– И в этом нет ничего хоршего, – горькие складки легли на лицо первого министра. – Жаль, что ты не в силах это понять, королева.

– Начинай, – приказала Лаура, прерывая дальнейшие нравоучения.

Любовь? Вот смешное слово! А почему именно любовь? Вопрос уже был готов сорваться из уст Лауры, но она остановила его. Желвин сосредоточенно перемешивал карты, перекручивая часть из них через определенные промежутки времени.

Семь карт легли на белую поверхность стола. Расколотая гексаграмма – два треугольника (небесный и земной) и карта между ними. Пристально посмотрев на карты, Желвин начал открывать их одну за другой, объясняя попутно смысл красочного рисунка на черном фоне.

Первым открылся верхний ряд, несущий неизвестное духовное влияние. Слева была перевернутая смерть, означающая стагнацию, застой во всех делах. Справа появилась звезда, также лежащая "вверх ногами". Лучи ее освещали разбитые свидания и бесплодные усилия.

Затем был открыт нижний угол небесного треугольника, дающий духовный совет.

Отшельник был изображен там – предостережение или духовный успех.

Открылась карта левого угла земного треугольника, объясняющая подсознательное желание. Луна на черном небе высвечивала обман и спрятавшихся врагов.

На представлявшем желание Лауры правом углу земного треугольника оказался висельник, ноги которого уходили в небо. Переведенный на язык людей смысл этой карты гласил: "Личные желания выше общественных".

Шестая карта – вершина земного треугольника – давала практический совет.

Перевернутый иерофант – слабость и недооценка противника.

Все складывалось для Лауры хуже некуда! Как будто темно-синее пламя неудач вспыхнуло перед королевой. Оставалась еще одна карта – окончательный исход того, что беспокоило королеву в данный момент. Призраки не умеют плакать. Лишь поэтому Лаура с надеждой смотрела на последнюю карту.

Щупальце Желвина бесстрастно перевернуло ее. На голубом-голубом небе светил солнечный круг. Правильный, не перевернутый! Этот рисунок имел только один смысл – счастье и удовлетворение.

Глаза Лауры вспыхнули радостью. Но суровый голос Желвина оборвал готовые выплеснуться эмоции королевы.

– Солнце, – пророкотал он. – Солнце – символ счастья, но оно же – смерть для нас, призраков. Бойся солнца, королева. Мы никогда не сможем вынести его, а те, кто уцелеют от его смертоносных лучей, вольются в ряды презренных черных призраков, в армию черного короля, который правит мраком глубин. Оставайся во тьме, королева, не выведи нас к солнцу.

– Не бойся, Желвин, – прервала его королева. – Я ценю свой народ и никогда не толкну его на путь гибели.

– Тогда оставь этот мир, королева. Пусть наш прорыв и теперь закончится неудачей. Существует огромное множество других открытых миров. Мы сотворим новое кольцо, а ты будешь самой великой из королев над Большой Тьмой и ее жителями.

Лаура молча кивнула. Все-таки этот мир был чужим для нее. Здесь она уже чуть не утратила свою сущность. Королева гордо расправила плечи и ринулась сквозь пространства и измерения обратно в свой мир. Она не оглядывалась. Уж очень не хотелось смотреть, как дорога за ее спиной медленно теряет платиновый блеск, становясь кровавой, покрывается трещинами и рассыпается на миллиарды крошечных, невидимых осколков.

Глава шестая

Вдали от густонаселенных мест

Много разных на свете песен, Но хороших не так уж много. (Ну кто это только не пел).

Я лежал на земле, запрокинув голову в небо. Закат только что отгорел.

Приближалась ночь. Небо постепенно меняло свою окраску с бирюзового на глубокий синий цвет. Вспыхивали точки первых звезд. Высоко вверху тихонько покачивались на ветру темные верхушки елей. Бок покалывала то ли шишка, то ли веточка. А я все смотрел и смотрел вверх, так как, собственно говоря, делать было нечего.

Немного пониже моего местоположения трещал костер и раздавались невнятные голоса. Там жарились шашлыки и допивалась первая партия из многочисленной армады бутылок, заготовленных на сегодняшнюю ночь. Где-то на вершине холма, за могучей порослью деревьев затерялся небольшой домишко. Конец июня. Наша группа отмечала окончание четвертого курса на турбазе "Сухой Дол".

В этот момент мне было на удивление хорошо и спокойно. Не хотелось никуда идти. Было лень даже пошевелить рукой или ногой, словно домашнему коту пенсионного возраста. Я находился у самого подножия лесистого холма, круто взмывавшего из-под моей спины.

Выпитая водка приятно туманила сознание. Перед глазами все покачивалось, как будто я лежал не на твердой земле, а на палубе мощного лайнера, совершающего круиз по Средиземному морю. Далекие электрические огоньки расплывались из точек в маленькие короны лучей, вращающиеся из стороны в сторону. И это было ощущение не из последних. Я тупо воткнул свой взор в небеса и уже не вспоминал ни о своем одиночестве, ни об отсутствии пары в отличие от большинства тех, кто сейчас сновал внизу у костра, ни о возможности хоть как-то изменить свое удручающее положение. Проблемы остались, но сейчас они отошли на второй план и стали уж слишком незначительными, чтобы заострять на них внимание.

Посмотри в глаза, я хочу сказать, Я забуду тебя, я не буду рыдать, Я хочу узнать, на кого ты меня променял. Но больше не звони и меня не зови, Я забуду про все, что ты говорил, Я верну тебе все, что ты подарил.

Губы мои расплылись в улыбке. В таком состоянии мне нравились исключительно все песни, вылетавшие из хриплого динамика магнитофона. Меня не интересовало, что завтра моя голова будет трещать на все сто, а уж выворачивать наизнанку будет через каждые пять минут, что мне до завтра. Я поймал свой кусочек счастья. Пусть он такой маленький, крохотный, зато мой целиком, а большего мне, к сожалению, не достать.

В голове бурлило веселье, и даже боль одиночества в груди становилась сладостной. Теперь можно начинать плакаться любому, кто подвернется в ближайшем радиусе, а если достойного кандидата не представится, то и самому себе. Уж лучше самого себя никто не поймет тебя – несчастного и одинокого. Я уже набрал нужную кондицию, чтобы не испортить при грустных излияниях настроения праздника.

Для этого, наверное, люди и напиваются. Что же еще делать, если тебе не удалось ухватить звезду с неба? Если ты хочешь сделать прекрасный и необычный праздник, и не можешь! Если видишь, что мир ярок и удивителен, и нет рядом человека, которому ты захочешь его показать, и нет ни единого шанса отыскать этого человека. Ведь любой из нас по-своему видит звездное небо, палитру заката, блики солнца в лучах после дождя, искрящийся снег, зеленое море листвы. Но каждый сам за себя, сам в себе. Гордость нараспашку, чувства на замок. Счастье еще, что находятся такие двое, что могут вдруг почувствовать цель, смысл и красоту жизни одновременно. Я же не видел цели, не знал смысла, да и красота ускользала. Как сказал кто-то из классиков: "Если мир не с кем разделить, он бесполезен".

Фотография, девять на двенадцать, С наивной подписью на память. Фотография, где мог ты улыбаться, Хотя улыбкой вряд ли что исправить.

Голова моя закачалась в такт музыке, а умные мысли постепенно улетучивались.

Мне снова было хорошо, вот только комары упорно не понимали всю важность текущего момента и лезли общаться со мной целыми тучами. Хотелось закрыться с головой, надышать теплого воздуха и согреться, но одновременно я не собирался расставаться с глубоким ночным небом звездного лета. Находясь в таком промежуточном состоянии, я неожиданно обрел все те мысли, которые, казалось, безвозвратно ушли в темноту. Мне вдруг до ужаса ясно представилось, что рядом со мной, также глядя на переливающиеся звезды, лежит девушка. Такая девушка!

Нет, не Маша и не Лина. На много-много уровней лучше всех, кого я когда-нибудь мог увидеть. Я не сумел разобрать в темноте ни очертаний ее фигуры, ни цвет ее глаз, ни брюнетка она или блондинка. Но это не имело никакого значения.

Главное, я знал, что она необычайна красива, и ей тоже хорошо лежать здесь, неподалеку от меня.

От переизбытка чувств я глубоко вздохнул. В правый бок тут же впилось то неизвестное, что досаждало мне в течение последнего часа. Я дернулся, вытащив из-под себя острый обломок корня, забросил его подальше и снова устроился в прежнем положении. Но поздно! Мои несбыточные мечты исчезли.

Вот именно, что несбыточные! Несбыточными они были, есть и останутся точно такими же и в светлом или там еще каком будущем. У меня никогда не хранилось фотографий девять на двенадцать ни с подписями, ни без них. Мне нечего было исправлять. А снизу ко мне уже поднималась другая песня:

Атас! Веселей, рабочий класс. Атас! Танцуйте, мальчики, любите девочек. Атас! Пускай запомнит нынче нас Малина-ягода. Атас!

Как все выглядело просто. Танцуйте и любите! Танцевать я умел, а любить... Как же я хотел любить, но... Почему у других жизнь идет: раз, раз, раз и все! А у меня: хрен, да хрен, да ничего. Сплошные обломы. Кажется, уже начал привыкать, но нет. Новый взлет чувств, новый провал, новый упадок сил. Я уж не мечтал совершить нечто грандиозное, что увековечило бы меня в памяти многих поколений. Что говорить о великом, когда даже простое счастье стало для меня недостижимой мечтой.

А, ерунда! Я мысленно махнул рукой и вновь погрузился в теплые волны промежуточного состояния. Когда человеку неуютно в окружающем его мире, он начинает строить свой собственный, где ему не так одиноко, где все знакомо, безопасно и доброжелательно, где полно интереснейших приключений с достойной наградой и счастливым концом. Но дверь! Где найти дверь? А ты выпей стопочку, другую и, глядишь, уже там безо всякой двери. Вот он, то, что надо! А, скажем, выпить иногда, это Вам не на иглу сесть. Вот уж на иглу... Стоп, не зарекайся.

Кто знает, что будет с тобой лет через десять? Вдруг не хватит красок и тогда... В конце концов, были же времена, когда я твердо уверял себя, что ни при каких обстоятельствах не прикоснусь к спиртному. Где то времечко?

... весел и свеж, Брачный летит кортеж.

Магнитофон взорвался новой песней, а у меня вновь все поплыло перед глазами. Я видел себя на заднем сиденье головной машины этого самого кортежа. Лучи то ли утреннего, то ли закатного солнца окрашивали стены домов в багряный цвет. А дома были красивыми, необычными, ну как в Ленинграде. Я бросил взгляд на свою невесту, но видение исчезло. Я вновь оказался в лесу, олднако, вешаться не побежал. Мою голову захлестнула новая теплая волна.

Я отлично понимал, что девушки моей мечты в природе не существует. Но я согласился бы на любую красивую девушку, пусть только любила бы меня. Я также понимал, что красивые девушки с неба на голову не падают. Прежде, чем обрести одну из них, требуется побегать, поискать, а не сидеть дома. Надо не отключаться от жизни, а участвовать в ней самым активным образом. По труду и награда. Если ты сам не готов долго и упорно завоевывать сердце полюбившейся девушки, то это непременно сделает кто-то другой, а тебе снова сидеть с пустыми руками. Опять захотелось свалить все личные проблемы на полосу неудач, на общество, которое не хочет понять и принять, на сверхестественные силы, которые тщательно оберегают меня от любых попыток к созданию семьи, готовя к великой миссии. Перед моим взором промелькнули все восхитительные ведьмочки, коих я видел в мистических фильмах, промелькнули и погасли.

Конечно же, никто, кроме меня, не был повинен в том, что я валялся полупьяный у холма в одиночестве. Время шло, приближался момент, когда я либо оборву его ход совсем, либо заглохну в заплесневелой гавани, не желая ничего менять, окончательно убедив себя в том, что не был ты никому нужен, не нужен сейчас, да и не будешь уже никогда.

Стоп! Это потом! А сейчас я собрался с силами, поднялся с земли и поплелся к столу, где по железным объемистым кружкам разливалась новая порция водки.

... А как же плакала и как страдала Моя несчастная и старенькая мать Все из-за фраера, из-за шакала, Что деньги не хотел мне отдавать. Не прав он был, зачем в ответ ругался. Отдал бы бабки и остался б жить, Ночной дорогой дальше бы шатался. А так мне все ж пришлось его убить. Ментура схомутала нас скорее, Ну где понять тупоголовым тем козлам, Что деньги были мне в сто раз нужнее, Чем разным недобитым фраерам. А я хотел своей красавице-шалаве Такой подарок завтра же купить, Но бабки все остались в ресторане, Поставил корешам я выпить, закусить...

– Надоело, – резко заметил Володя невнятным голосом, так как уже успел принять столько, что не держался на ногах, чем забавлял всех, еще не упившихся до такой степени.

– Что надоело? – спросил Санек, вставивший кассету.

– Вот это самое. Куда ни кинь, всюду эти хриплые урки. Пацаны лет по тринадцать-четырнадцать слушают их и по молодости не соображают, что это всего лишь песня. Теперь для них убить человека – дело плевое.

Володин язык ворочался с трудом, но вполне разборчиво.

– О чем эта песня? – спросил Санек.

– О воровской идее, – вставил я и начал собирать мысли, как пацаны соседнего двора, которым бы еще красные галстуки по возрасту носить, на вопрос корреспондентки областного радио: "Почему вы не хотите записываться в судомодельный клуб?" рассудительно ответили: "А нам не нужен такой клуб, нам бы в воровской клуб записаться". А затем самый смышленый из них горячо доказывал, что настоящие воры только на пользу простым людям. Но мои слова, как обычно, остались без всякого внимания.

– Об урках, чтоб им пусто было, – буркнул Володя.

Хрипловато-наглый голосок продолжал тоскливо вещать про свою искалеченную судьбу, про Леху, которому воткнули в спину нож, про девушку, которая предпочла жалкого фраера вместо крутого мужика, и про то, что пришлось с ней сделать.

– А ведь это не про урок песня, – заметил Санек. – Она про дружбу, про жизнь, где надо держаться вместе, про предательство и про ошибки, за которые надо платить. Так было всегда.

– А что, при этом надо называть всех ментами и козлами? – речь Володи текла все медленнее.

– Ты разве сам никогда не рассказывал анекдотов про ментов? – спросил Санек. – Да к черту их, не стоят они этого.

– Не согласен! – заявил Володя и повалился на землю.

– Иди спать! Упился уже до невозможности, – ткнула Володю в бок его жена. – Всегда с ним так.

– И ничего не упился, – Володя поднялся на четвереньки, затем ухватился за ствол сосны, подтянулся, встал и чуть не упал снова.

– Пойдем, горе мое, – вздохнула Лена и повела его к дому. Спор затих сам собой, оставив Саньку победителем.

– И все равно не согласен, – донеслось из темноты. Но заплетающийся голос только подчеркнул триумф Санька. К счастью, он отправился покурить, а я тут же выключил ненавистную кассету и спрятал ее под коробку от магнитофона с тем, чтобы мастера блатных песен разыскали не ранее, чем завтра.

Я-то ведь стопроцентно был на стороне Володи. Теперь куда ни кинь, из любого киоска доносится: "Гоп-стоп, мы подошли из-за угла", "Ах, червончики, мои червончики", "Водки съем бутылочку, взгромозжусь на милочку, а потом в парилочку, твою мать", "Эх, мальчики, да вы налетчики", "Я – жиган московский, я – жиган азовский... Девочки вздыхают, лезут мне в штаны". Словно липкая грязь, льется музыка, а мы незаметно вбираем в себя прелести воровской романтики. И народ уже делится при общении не тем, что придумал или совершил, а как ловко удалось схитрить, увильнуть, обмануть, украсть. Вполне обычные дела нашей многотрудной жизни. Но стоит произойти чему-нибудь неприятному лично с нами, как мы начинаем кричать: "Ах, ах, с меня на улице шапку сняли.

Ах, ах, как у нас преступность выросла!" А кто снял? Не "менты поганые" сняли, а те же самые "мальчики-налетчики", безвинно страдающие от "мусоров". И подпевая в такт хриплому голосу из магнитофона, непременно надо помнить, что лохи и фраера – не те два посторонних мужика с вениками, идущие в баню, а мы с Вами. Собака лает на нас, потому что в соответствии с законами новой жизни, фраеров не только можно, но и обязательно нужно доить, чтобы потом в шикарных, ультрадорогих ресторанах с любвеобильными девочками хвастаться новыми "трудовыми успехами".

Тогда почему я оставил Санька победителем? Почему не высказался веско и убедительно? Не хотелось присоединяться к партии перебравшего норму Володи? А может, опять проклюнулась та самая, поганая идейка: "Ну почему я? Пусть кто-нибудь другой сначала. А мы уж после. Мы потом".

Да ведь уже некуда после. Так что оправдания не принимаются. Я опять не осмелился высунуться из толпы. Снова остался в стороне. Ну мог ли я уважать себя после этого? Конечно, мог, поскольку знал и положительные свои стороны.

Хотя и гораздо меньше уважать, чем хотелось бы. А кто-нибудь другой? Вряд ли.

И тут опять виноват один я. Приговор вынесен и обжалованию не подлежит.

Тем временем кружки снова наполнились.

– Тост, тост, Серега, – требовала мужская часть общества.

– Ну, пожалуйста, – просили девушки.

Серега – душа общества – высоко поднял свою кружку. Взволнованная аудитория утихла.

– Южная ночь, – начал он. – Пальмы. Луна. Гостиница. Кровать. Обаятельный мужчина и привлекательная женщина.

Серега выдержал паузу и продолжил:

– И следующая ночь. Снова те же пальмы, та же гостиница, та же кровать, тот же мужчина. Но совершенно другая женщина.

Сергей выдержал еще паузу:

– И новая ночь. Снова те же пальмы, та же гостиница, та же кровать. Снова тот же мужчина, и снова другая женщина. Так выпьем же за постоянство мужчин и непостоянство женщин!

Толпа восторженно взревела и осушила кружки. Я промедлил, размышляя о том, что в кино на главного героя буквально навешиваются всевозможные прекрасные дамы, а вот в жизни их почему-то не видать (возможно, потому, что в жизни-то я играл далеко не самую главную роль, правда, понимание этого приходит как-то с годами). Но я не собирался унывать. "Пешка – самая важная фигура на шахматной доске для самой пешки". Будем считать, что все еще впереди. А теперь мне оставалось выпить очередной децил и ворваться в общий круг, чтобы орать вместе со всеми в темноту летней ночи: "Стюардесса по имени Жанна!..."

"Ну, и что это? – спросит кто-нибудь нетерпеливый, дочитав до этого места. – Я-то, между прочим, хотел почитать про призраков, про что-нибудь необычное на худой конец, а тут сплошное нытье. И вот за это я отвалил энную сумму?!" Эй, чуть-чуть постойте, не надо закидывать книгу за диван или прямиком в мусорное ведро. Чтобы убедиться в том, что жизнь никогда не зацикливается на одном человеке, перенесемся километров на семьдесят шесть с половиной правее. Итак, тот же самый вечер, тот же самый закат, та же самая погода, но совершенно другое место...

... Иннокентий Петрович, тяжело дыша, отвалил последний камень и стал протискиваться в узкий темных проход, освещая свой непростой путь лучом электрического фонарика. В спину ему дружно сопели Костя и Руслан, студенты приборостроительного факультета Политехнического института. Сам Иннокентий Петрович также относился к этому солидному и всеми уважаемому учреждению, но занимал там куда более значительную роль – заместителя ректора по культурным вопросам. Бюджет, выделяемый на культуру, таял на глазах, и все последнее время Иннокентию Петровичу приходилось лишь созерцать из кресла президиума мероприятия студенческой самодеятельности. Утеряв ведущую роль в распределении средств, Иннокентий Петрович призадумался. Мечта о постоянных загранкомандировках потухла в серости обычной жизни, да и сама должность вот-вот могла запросто сократиться в связи с невыделением фондов. Пора было искать новое место в жизни, что для человека, возраст которого перевалил за полувековую отметку, не так-то просто. Безуспешно попробовав свои силы в нетрадиционной медицине и распространении акций коммерческих игр, Иннокентий Петрович решил остановиться на магии. Установка там была предельно простой и ясной – заставить неведомые, враждебные всему силы немного поработать на себя.

В случае удачи это давало финансовое благополучие, почет, славу, уважение, а может, и любовь. Скажите сами, что еще надо в меру пожилому человеку, чтобы почувствовать себя весьма значащей величиной и сказать: "Ну вот, я не зря прожил жизнь". Так как свой новый имидж Иннокентий Петрович не афишировал, то и в случае неудачи ему тоже ничего не грозило. Снедаемый величественными предчувствиями, Иннокентий Петрович погрузился в прохладные глубины институтского книгохранилища, где в глубинах стеллажей ему удалось обнаружить целую полку оригиналов по практической магии, напечатанных в прошлом веке и написанных от руки в более раннем периоде. Все найденные сокровища прибыли сюда из близлежащей областной библиотеки, где лет десять назад прорвало водопровод и произошло настоящее наводнение. Уцелевшие экземпляры по различным отраслям науки и искусства спешно распихали по округе. В скором времени про них постепенно забыли, и лежали они мертвым грузом в подвале библиотеки, так как, несмотря на несостоявшуюся перестройку и наступившую демократию, запрета выдавать книги подобного содержания рядовому читателю никто не отменял.

Иннокентий Петрович счел это счастливым знаком и утащил домой десяток наиболее ценных экземпляров. Запрет запретом, но кто мог отказать заместителю ректора по культурным вопросам.

В скором времени Иннокентий Петрович уже умел строить огненные пентаграммы и силой духа ловко гонял их по своей квартире. Но душа требовала большего; пора было вызывать демонов. Однако такой ритуал, как известно, невозможно провести без специального оборудования или без помощников. По крайней мере, так говорилось в пяти книгах, в трех это начисто отрицалось, а оставшиеся две почему-то хранили молчание по данному вопросу. Специального оборудования, включающего в себя кинжал, выплавленный на вершине некоей святой горы при помощи молнии, и эликсир из перемолотых рогов оленя, смешанных с чертополохом, семенными железами кабана и сушеной кожи василиска, не предвиделось. Поэтому пришлось перейти сразу ко второму пункту, который гласил: "А ежели ты не имеешь возможности купить все эти хитрости заморски, достаточно найти двух помощников из числа отроков, не постигших еще третью степень таинства ведовского".

Таких отроков Иннокентий Петрович обнаружил в книжном магазине "Просвещение".

Костя и Руслан стояли в отделе "Сельское хозяйство" и лениво листали всевозможные книги по магии. Дел никаких не планировалось, учиться уже не хотелось в связи со свободным распределением, резко подкосившим моральный дух всех их однокурсников. Хотелось стать кем-нибудь вроде охранника из службы безопасности коммерческого банка, но отсутствовали нужные связи. В общем, накопилась куча времени и требовалось хоть как-то его провести. К тому же выдали стипендию. На ресторан маловато, но как раз хватало на несколько книг по магии. К тому времени, как будущий наставник засек пытливых и любознательных студентов, уже был отвергнут трехтомник Блаватской по причине непомерно дорогой цены, и велся спор, что же эффективней: "Азбука колдовства" или "Секс и астрология в жизни женщины тридцати – тридцати пяти лет".

– Я вижу, молодые люди желают заняться практической магией? – осторожно заметил Иннокентий Петрович.

– Сто двадцать три рубля, – моментально отреагировал Костя, глядя на соответствующую книгу. А Руслан хотел нехорошими словами отметить, что не следует постороннему человеку ввязываться в их личную беседу, да подумал, что с этим всегда успеется.

– Нет, не стоит даже брать в руки эту откровенную подделку, презрительно скривил губы Иннокентий Петрович. – Но у меня дома есть книги по настоящей магии. Не желаете ознакомиться?

Костя и Руслан понимающе переглянулись. Два дня назад, а может, на прошлой неделе "Комсомольская правда" писала, куда клонят старички с подобными предложениями. Вскоре это же сообразил и Иннокентий Петрович, и ему стало стыдно. Нет, не за себя. За то, какая нынче пошла подозрительная и несообразительная молодежь.

– Тогда так, – вывернулся он. – Если вы не увидите у меня дома ничего магического, то я плачу каждому по пять тысяч рублей. Но если идем ко мне, то прямо сейчас.

Предложение прозвучало еще двусмысленнее. Неловкая пауза затянулась.

Иннокентий Петрович уже сто раз пожалел, что явился сюда. Больше всего ему хотелось рвануть обратно в свою тихую квартирку и совершить ритуал релаксации, отрешившись от земных проблем.

– Ну если только посмотреть, – протянул Руслан.

Костя кивнул своей кудрявой головой и затопал вслед за ними. Все равно день выдался пустой, так отчего его не разнообразить. Может, старичок действительно умеет делать что-то особенное.

У себя дома Иннокентий Петрович, собрав все внутренние резервы, двигал по столу блюдце своим суровым взглядом, поднял стакан взглядом на двадцать сантиметров от столешницы и чуть не разбил его, опуская обратно. В довершение к показанному он, затратив последнюю энергию, зажег все три свечи в подсвечнике на расстоянии два с половиной метра.

– Это все чепуха, – едва вымолвил он, рухнув в кресло. – Сущая ерунда по сравнению с тем, что мы могли бы совершить втроем.

Тем временем у молодого поколения шел спор. Костя предлагал забрать свои законные десять тысяч и валить отсюда. Руслану же понравилась перспектива стать учеником чародея. В конце концов, Костя признал, что в условиях нестабильного общества любая новая профессия не помешает. И усталый, но донельзя довольный Иннокентий Петрович тут же начал обучение, бдительно следя, чтобы его добросовестные ученики не перешагнули "...третью ступень таинства ведовства".

В данную минуту они стояли в темном зале церквушки с провалившейся крышей. И в самом деле, где еще можно вызывать демонов, как не в заброшенной церкви.

Благо, родное государство позаботилось о новоявленных колдунах и представило им широкий простор для деятельности в виде тысяч храмов, отлученных от государства. Этот ничем не отличался от своих опустошенных собратьев. Все вокруг пронизывал запах гнили, исходящий от пола. То и дело взвивалась пыль, заставляя бешено чихать, а на лицо падали обрывки паутины, давно пережившей своих создателей.

Все иконы, которые можно было снять, сняли и унесли. Остальные размокли и рассыпались. На месте алтаря зиял провал. В общем, царило полное запустение, которое радовало взор Иннокентия Петровича. Действительно, более благоприятной обстановки и пожелать нельзя.

Мастер выключил фонарь и подождал, пока его ученики станут свободно ориентироваться в темноте.

– Что дальше, профессор? – спросил Руслан шепотом.

Оба они называли Иннокентия Петровича профессором. В целях конспирации он нарочно настаивал на этом. Иннокентий Петрович знал, что и Костя, и Руслан вряд ли видели его в роли заместителя ректора по культурным вопросам, а если и видели, то наверняка не запомнили его лица. Но лишних разговоров он не желал и поэтому действовал инкогнито.

– Расставляйте свечи, – также шепотом ответил он.

Небо над головой еще не потемнело окончательно, и профессор различал снующую в сумерках светлую копну волос Руслана. Руслан всегда действовал старательно и осторожно. Поэтому Иннокентий Петрович уделял ему больше внимания, так как чувствовал в парне желание знать. Костя же отрабатывал исключительно за компанию. Ему было все равно: получится у них что-нибудь или нет. И делать ничего не хотелось, и в одиночку скучно. Если бы не Руслан, то он вряд ли бы поехал сюда проделывать бесполезнейший с его точки зрения ритуал.

Иннокентий Петрович обвел взглядом место предстоящей работы. Как вызвать демона? Да очень просто! Самый главный компонент – колдовскую книгу, немного изъеденную мышами – сжимали его руки. Кроме этого крайне необходимы были уверенность в том, что при любом раскладе пронесет, и наглость, чтобы при виде демона не рухнуть в обморок. Ученики тем временем заканчивали приготовления, раскладывая инвентарь. Скоро пространство заполнилось чашами, большими и малыми свечами, ароматическими палочками и шпагами, слезно выпрошенными на кафедре физической культуры. Иннокентий Петрович собственноручно нарисовал пентаграмму, большой защитный круг для себя, два поменьше для учеников и треугольник, в котором был должен появиться демон.

Наконец, все приготовления завершились. Руслан занял правый круг, Костя левый. Мастер зажег свечи, ароматические палочки, последний раз проверил правильность расстановки предметов и подошел к своему мини-алтарю, стоящему в центре его круга. Выждав минуту, он вытащил из мантии сверток, откуда извлек полтора килограмма свежей говядины. Старательно выжав кровь в жертвенную чашу, Иннокентий Петрович начал действовать.

Совершив простейший ритуал релаксации, он собрал всю накопленную за три месяца энергию в единый комок внутри себя. Неслышный ветер колыхнул пламя всех свеч, а ароматы вдруг остро обожгли обоняние. Начало прошло прекрасно. Направив взгляд и мысли внутрь треугольника, Иннокентий Петрович выпустил тонкий луч желтого света из сжатых у груди рук. Сразу же круги окрасились нежно-розовым цветом, пентаграмма переливалась таинственно-зеленым, а треугольник вспыхнул ярко-оранжевым. Ни на секунду не теряя концентрации внимания, уголком сознания Иннокентий Петрович восхитился собой, ибо не ожидал такого явного результата.

Внезапно похолодало. Энергия покидала его тело. Мастер знал, что такой же холод испытывают сейчас и его ученики. Они и находились здесь исключительно как источники дополнительной энергии. Если бы Иннокентий Петрович решился вызывать демона в одиночку, то ему пришлось бы расставлять на энергетических линиях хитроумные приспособления, большинство из которых пришлось бы делать самому, и опрыскивать пространство бальзамами из фантастических компонентов.

Такие мероприятия усилили бы его собственную энергию. Но зачем же усложнять себе и без того непростую жизнь.

Браслеты на руках и ногах неприятно холодили тело. Талисман, напротив, согревал грудь, словно стремился отдать хозяину свою небогатую энергию. Мастер выпустил по направлению к треугольнику пучок световых нитей. Дурманящий запах крови, смешиваясь с дымом от благовоний, потек к оранжевым бликам. Путь для гостя из потустороннего мира был открыт.

Теперь предстояла довольно трудная часть, требовавшая чуть ли не половины припасенной энергии. Для того, чтобы демон стал виден вызвавшему его, он должен материализоваться, используя посылаемую ему энергию. Но треугольник пустовал. Никто не желал являться из других измерений, чтобы покориться смельчакам, бросившим вызов всем темным силам.