Текст книги "Лаура - королева призраков"

Автор книги: Window Dark

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 26 страниц)

Dark Window
Лаура – королева призраков

Dark Window

Лаура – королева призраков

Laura is Queen of Ghosts

This book dedicates speciality to Laura Branigan. Only She was succeed to inspire me on the creation of this book. Все англоязычные названия песен Laura Branigan/Self Control (C)1984 Atlantic Recording Corporation использованы во всех англоязычных названиях глав за исключением "A long time ago in a galaxy far, far away...", в которой догадливый читатель без труда опознает эпиграф к легендарным "Star Wars".

От автора.

Хотелось бы настоятельно обратить внимание на следующие вещи, прежде чем Вы рискнете заняться непосредственно содержимым этого романа:

1. Несмотря на то, что в книге описано немало реально происходивших событий, все упомянутые персонажи, кроме королевы Лауры, являются чисто собирательными образами.

2. Эта книга не о "великих мира сего", а только о почитателях и подражателях.

Все надписи и фразы, касающиеся вышеупомянутых персон, взяты из жизни, поэтому автор за них никакой ответственности не несет.

3. Нередко среди строчек Вы можете обнаружить выхваченный кусочек песни. Нет, это не плагиат. Просто картинка тех, давно минувших дней.

Часть первая

"Он принимает жизнь, а она не благодарит. Он отвергает, а она не возмущается. Элементарно не замечает. Он есть, а его как бы и нет." (Леонид Жуховицкий)

* * *

Кладбище. Тихо и спокойно. Лишь шелестят ветви деревьев вдоль дорожек. Фонарей нет, и поэтому ничто не тревожит темноту летней ночи, короткой, но прекрасной.

Облака еще днем покинули небосвод, величаво уплыв куда-то на север. Над кладбищем сияют только звезды, а луна висит низко, у самого горизонта, наливаясь желто-розовым оттенком.

Воспетое в тысячах книг и сотнях фильмов, как хранилище темных тайн и убежище потусторонних сил, кладбище – непременный спутник любого местообитания цивилизации: от двух полусгнивших крестов до необъятного поля, усеянного то плитами, то надгробиями, то памятниками.

"Опять тот самый, донельзя заношенный штамп, – недовольно морщитесь Вы. Ну почему большинство заумных и запутанных историй начинается там и нигде иначе?" Да, совершенно верно. Эта история могла начаться где угодно: посреди центрального проспекта, в дремучей тайге, в вашей собственной квартире и даже в таких пределах, которые мы с Вами вряд ли сумеем вообразить. Но почему она не имеет права начаться именно здесь? Тем более, что все уже предрешено.

Достраиваются завершающие участки таинственной дороги. Истекают последние минуты чьей-то спокойной жизни, готовой броситься в вихрящийся смерч грядущих событий. Продолжаются миллионы других, которых данные события не затронут ни прямо, ни косвенно. И даже безмолвие будто сгущает краски ночи. Впрочем, оно – дело обычное в этих, уснувших вечным покоем местах.

Да, тихо и спокойно. Однако, никому и в голову не придет любоваться красотами летней ночи, гуляя по темным дорожкам. Да и Вы, читающий эти строчки, наверняка листаете страницы книги днем или вечером. А может, ночью? Пусть так, но ведь не на кладбище? Хотя не спорю, что найдется и такой человек, который из принципа отправится туда, чтобы полистать там страницы и доказать это себе и мне. Но это не Вы, не так ли?

А зря! Здесь никто не помешает вашему уединению, и кто знает, какие великие мысли посетят Вас в этот момент. Но что с Вами? Я вижу, Вы вовсе не горите желанием отбросить все дела и ринуться на кладбище. Может Вас напугали леденящие душу рассказы о живых мертвецах, которые постоянно возвращаются, или о гробокопателях, рыщущих в поисках золотых зубов? Или слова известных экстрасенсов и гипнологов: "Мощная некротическая волна, исходящая от мертвых тканей, воздействует непосредственно на главные узлы нервной системы и вызывает..."Ах, нет, отбросим льющуюся мощным потоком с телевизионных экранов чушь! Но что тогда сдерживает и Вас, и вон ту милую даму, и, честно говоря, меня от сей увлекательной ночной прогулки? Не могу Вам ответить. Не знаю...

Но давайте окончательно оторвемся от обсуждения наших персон и вернемся к тому, что значится в самом первом слове.

Глава первая

The Lucky One

Life is a dream, the lucky one, the lucky one Oh, life is a dream, the lucky one Life is a dream, the lucky one, the lucky one Baby thinks she`s smart, but what about her heart? Like a wild bird of prey, like a thief in the night You can take what you want, and you dont`s think twice `cos the world`s in your hand`s, and you`ve got all you want And you won`t change a thing, you`re the lucky one

Итак, кладбище. Последняя черта, заключительный верстовой столб оборвавшейся дороги. Здесь в единую точку слились эти дороги со всех концов света, как в некий Рим. Но не видать ни величественных соборов, ни изукрашенных мостов, ни развалин Колизея. Могучий Рим словно отбросил сюда свое искаженное отражение, и потянулись вокруг лишь покалеченные временем неясные силуэты, замершие в неподвижности, чтобы оставшиеся пока наверху люди помнили о тех, кто ушел за горизонт жизни. Черные тени медленно ползут по траве и деревьям, внимая полной луне, незаметно катящейся в непостижимой дали. Печальные верстовые столбы повествуют нам о том, что дороги были. Но последние ли это столбы? Может, дороги разом изогнулись под невидимым глазу углом и вновь разбежались в следующем измерении, куда нам сейчас не пройти. Впрочем, никто и не торопится туда, где в секунду, воздвигнувшую надгробие над нами, неземной свет выделит в сверкающую точку еще один столб, отмечающий очередную версту, недоступный и непонятный. А затерявшаяся было дорога уверенно побежит дальше. И может где-нибудь на границах времени она изогнется и возвратится. Но этого мы вряд ли дождемся.

Когда-то эти места располагались на южной окраине. Но город ширился и рос.

Теперь этот густонаселенный и в то же время совершенно пустынный район продвинулся если и не в самый центр, то по крайней мере в центральный пояс.

А на кладбище все та же тишина. Стройные ряды могил, мрачные деревья, молчаливая луна, поднявшаяся чуть повыше, и... столб дрожащего воздуха, напрочь прогнавший обыденность летней ночи. Его источником является вовсе не одно из надгробий. Нет, движение воздуха наблюдается между двумя скрюченными березами. Воздух на глазах сгущается, конденсируется в белый туман. И вот уже нет его, словно по мановению волшебной палочки туман рассеялся, а на странном месте стоит полупрозрачная фигура. Но не оживший мертвец, догнивая, таинственным образом обнаруживший дорогу назад, вылез из земли. Потусторонний, возникший прямо из воздуха пришелец – призрачная женщина. Высокая. Худенькая.

Дрожащая словно от холода. Через ее силуэт ясно проступают ближайшие кусты.

Спустя минуту они постепенно тускнеют, исчезая. Женская фигурка, одетая в длинное до земли платье, приобретя плоть и объем, заслонила их своим телом.

Густые белые-белые волосы, чуть отливающие золотом в свете луны, легонько колышутся в такт веткам. Чудо свершилось, возникшая из ничего вновь явилась сюда и теперь стоит, замерев в ожидании. Величественная осанка, бесстрашный взгляд и безупречные волны волос говорят о ее далеко не низком положении в иерархии тех сил, что еще пока подбираются к людским пределам.

Но упаси бог взглянуть в этот момент на ее лицо. В два раза длиннее человеческого, оно поразит Вас исключительно острым подбородком, черным провалом рта, двумя выпирающими сверху клыками и кроваво-красными зрачками, злобный взгляд которых выдержать невозможно. Глубокие извилистые морщины избороздили всю поверхность лица, собираясь на пересечениях в отвратительные бородавки. И только волосы, обрамляющие эту нечеловеческую маску, несказанно прекрасны.

Но что это? В кустах за таинственной незнакомкой блеснула искорка, рядом другая. Обе они обратились в два пылающих красным огнем глаза. Из кустов вылетел сгусток, состоящий из круглой головы, постепенно переходящей в остроконечный, обрывчатый хвост. По обе стороны от кривого рта внезапно выскочили две лапки, одна из которых сжимала потухший факел.

Кусты не шевелились. Но отовсюду, не потревожив ни травинки, выползали клочки тумана, превращавшиеся в исполинских гадов с зелеными, как у светофора, глазами, в теневых человечков, состоящих из сероватого, вечно дрожащего студня, в белые колышки с мерцающими искорками по бокам.

В первых рядах безобразного скопища порождений чьей-то безумной фантазии раздувался огромный спрут с рваным ртом, крохотными щупальцами и непомерно большой головой. Рядом расположилось существо с головой чуть поменьше, на которой находились переливчатые глаза, выпуклый нос и рот, напоминающий застежку "молния", У этого выходца из запределья имелось маленькое туловище с хилыми руками с двумя пальцами на каждой. Острые пальцы, маленький и большой, то и дело хватали воздух, непрестанно закрываясь и открываясь, словно клешня.

А ноги напоминали два извивающихся конуса.

У пришельца, стоящего позади спрута, виднелась только голова, которую легче всего описывать при помощи алфавита. В глазах, похожих на покореженные буквы "О", плавали точки зрачков. Нос был в точности, как перевернутая буква "Т" с длинной и узкой верхней и короткой, но широкой горизонтальной перекладинами.

Рот состоял из буквы "П" с растянувшейся верхней и почти отсутствующими боковыми палочками. Рядом с ушами (не похожими ни на одну из известных букв) расположились морщины, напоминавшие латинские "I" разной высоты. Три маленькие аналогичные морщинки находились на подбородке. Впрочем, торчала еще и рука, острые пальцы которой сжались вместе, выкинув вверх буквой "V" указательный и средний.

За головастиком располагалось что-то, скрытое клубящимся синим туманом, из которого выставлялся череп, отдаленно смахивающий на человеческий. В пустых глазницах горели зловещие огоньки, а черные зубы дергались туда-сюда, непрерывно, но бесшумно клацая. Блик луны на макушке черепа придавал облику существа загадочность.

Возле черепа кувыркалась в воздухе змеиная голова, длинная шея которой чудом удерживалась на четырех паучьих ножках и еще более тонких ручках, оканчивающихся четырьмя ухватистыми пальчиками. Вертикальные палочки зрачков бегали в щелочках трех узких глаз, один из которых находился аж на затылке, и злобно посматривали по сторонам.

В отдалении копошились еще более отталкивающие создания, но их уже трудно было разглядеть во тьме. Да никому в голову и не пришла идея задержаться этой ночью на кладбище, чтобы наблюдать такую невероятную картину в оглушающей тишине, если не считать шороха листьев.

Еще четверть часа назад пустынное кладбище теперь кишело потусторонними чудищами, призрачные очертания которых набирали силу, становясь реалиями. Они раскинулись огромным кругом, в середине которого стояла женщина, прекрасная и ужасная одновременно.

Сгусток, напоминающий теперь огромную с красными глазами и черным изогнутым ртом каплю, летящую вверх, взмыл к незнакомке в белом платье. И в небо унесся его пронзительный, ликующий вопль:

– Королева!

В тот же миг факел в его руке вспыхнул красным пламенем, а женщина, утратив скованность, сделала шаг навстречу сгустку. Толпа призраков зашевелилась, задвигалась в едином направлении и предстала перед своей королевой огромным клубящимся полумесяцем, извивающимся среди надгробий.

Королева взглянула на них и вновь замерла в неподвижности. Казалось, она желала сказать многое, но пока ни единого слова не сорвалось с огненно-красных губ. Слева от нее опустился громадноголовый спрут. Множество его щупалец приобрели твердую отчетливость. Правые края глаз оплыли черной слизью. Изо рта выползли два изогнутых клыка. Появились ноздри надо ртом и черная стрелка на подбородке, указующая вниз. На голове возникла зеленая девятизубая корона, передний зубец которой сверкал лунным камнем. На ней виднелись разбросанные самоцветы и две глубоких стрелы, направленные вокруг обода. Прямо по центру светился улыбающийся круг, увенчанный черной трехзубой короной. Справа от королевы парил сгусток, крепко сжимавший в своей маленькой руке тяжелый факел.

Над сверхестественным красным пламенем был не властен ветер, и оно вздымалось точно вверх.

– Наступает время полета! – раздались первые слова королевы. Голос у нее был низкий, не очень глубокий, но пронизывающий насквозь. Призраки чутко вслушивались в слова, слетавшие с ее уст. Каждый звук вибрировал в глубине их тел, раскладываясь на удивительную неповторимую музыку.

– Луна вновь изменила свой бег, – продолжила королева. – И нам пора в путь.

Снова соприкоснулись два мира. Снова мы оставили свою страну и переместились сюда. Я не знаю, какие эпохи сменились за промелькнувшее время. Но пусть никто не скажет, что мы стали хуже. Пусть этот мир как и прежде увидит нашу силу и наше величие. Мы еще можем остановиться и повернуть вспять, но не станем! Не мы здесь хозяева, так что с того? Ворвемся же сюда, как много веков назад, и покинутый когда-то мир снова будет нашим, начиная с прошедшего мига, с близкого полета, с королевского парада. Вперед! И пусть наш полет будет свободным. Таким свободным, как никогда!

Закончив отрывистую, немного заумную для представителей человеческого племени, но близкую и понятную любому призраку речь, королева взмыла вверх и остановилась на пятиметровой высоте, откуда грозно взглянула на свою рать.

Вслед за ней рванулся сгусток, потом спрут, а затем и все остальные.

Вновь опустело кладбище. Последний зазевавшийся призрак, напоминающий трухлявый пень среднего размера с обломанными корнями, оторвался от земли и поспешно догонял потустороннюю армию. А королева в это время уже оставила позади кладбищенскую ограду.

Внезапно она вздрогнула и на секунду сбросила скорость. Взгляд королевы устремился на факел. Предводительница призраков только теперь заметила, что цвет пламени темно-красный.

– Что это? – удивленно воскликнула она. – Почему пламя сегодня такое странное?

– Наконец-то, – отозвался сгусток и покосился на свой факел. – Да, королева, пламя в эту ночь не зеленое, каким оно бывает, когда у нас все хорошо, и не синее, когда наши дела хуже некуда. Пламя изменило свой естественный цвет. Это предостережение, королева!

– Но чего нам опасаться? Пламя не черное, и даже не белое.

– Вот именно, королева. Пламя красное, а значит, это счастливое предостережение!

– Разве предостережения бывают счастливыми? По-моему, это несовместимые вещи.

– Покажи мне, королева, хотя бы две несовместимые вещи, и я найду способ соединить их.

– Я никогда не сомневалась в тебе, – улыбнулась королева.

Спрут обернулся к армаде настигающих их призраков и возвестил:

– Красное пламя! Счастливое предостережение королеве!

– Красное пламя! – крикнула королева в толпу, и по рядам призраков прокатился радостный гул:

– Счастливое предостережение королеве, повелительнице тьмы и белых призраков!

– Счастливое предостережение, – королева остановилась, и ее подданные мгновенно замерли на месте. – Но кому? Ведь я ВАША королева! Кому предостережение, моему народу или лично мне?

Оглушительная тишина последовала ей в ответ. Секунду спустя неестественный металлический голос старого грибообразного призрака разорвал наступившее безмолвие:

– О, Лаура, повелительница тьмы! Это твое счастливое предостережение.

– Счастливое предостережение повелительнице тьмы, нашей королеве! зазвучал нестройный, но многоголосый хор существ, пришедших в эту ночь из мрачного замкнутого мира.

Королева встряхнула головой, принимая всеобщий восторг и почести, и продолжила свой путь. Она смело летела впереди. Следом за ней, четко соблюдая положенную дистанцию, двигались сгусток с факелом и большеголовый спрут. А после них, закрывая полнеба, неслась бесконечная армия призраков.

Никто не видел этой величественной картины. И даже если бы какой-нибудь запоздалый прохожий взглянул бы тогда на небо, то заметил бы лишь гряду прозрачных серебристых облаков, стремительно уносящихся навстречу луне. Людям не дано наблюдать призрачные парады. Впрочем, возможно, в тот момент, когда призраки появлялись на свет божий и еще твердо стояли на земле, путаясь в надгробиях и густых травах, посторонний зритель и смог бы увидеть пришельцев в их натуральном виде. Но, как мы знаем, вблизи не оказалось ни единого свидетеля, который бы мог запечатлеть в своей памяти сию страшную картину и, спустя время, подробно рассказывать о ней внучкам, затаившим дыхание, слегка привирая и додумывая с каждым разом новые, все более интересные подробности.

А призраки летели над засыпающим городом, вились между веток, тихонько раскачивая листья, заглядывали в окна гостиных и спален к ничего не подозревающим людям, носились по чердакам, усаживались на телевизионные антенны, разбросанные по крышам. Мир, столь непохожий на прежний, волновал их, будоражил, навевая неведомые доселе чувства. Невероятные россказни счастливчиков, для которых не существовало преград между мирами, на глазах обретали плоть. Воздух свободы и новизна пьянили, а призраки уже разлетались по закоулкам большого города, выискивая себе уютный уголок на тот случай, если когда-нибудь еще раз удастся вырваться сюда. Они знали, что только единицам из них удастся устроиться здесь, закрепиться, удержаться, а остальным предстоит вернуться обратно. Армия распадалась огромным веером, теряя друг друга из вида, купаясь в волнах свободного полета в бесконечном холодном небе.

И только неразлучная троица летела вперед и вперед – королева Лаура, спрут и сгусток. Они мчались по прямой, и все предчувствия и опасения оставались позади, не в силах угнаться за такой стремительной командой. И некому было слушать их взволнованные голоса.

– Неужели я теперь смогу приходить сюда, когда захочу, – не веря удаче, королева чуть ли не пела. Ее длинное белое платье трепыхалось на ветру так, словно у королевы напрочь отсутствовали ноги. Впрочем, кто их поймет, призраков? Кто с уверенностью может сказать, что должно, а что не должно у них иметься? Счастье скользило по ужасному лицу повелительницы тьмы. Но для ее спутников не существовало никого более прекрасной и величественной во всех возможных и невозможных мирах. Вместе с Лаурой они парили в вышине, бесстрашно бросаясь навстречу ветру. Бушевавший на просторе ветер изо всех сил боролся с ними, стараясь опрокинуть, развернуть, но тщетно. Ему не по зубам справиться даже с волосами Лауры, которые замерли, словно вмиг заледенели. Ветер, беснуясь, удвоил усилия, но его порывы беспрепятственно проскальзывали сквозь призраков, не причиняя им никакого вреда.

Вот позади еще одна улица, еще один дом, а впереди все новые и новые здания.

Призраки броском достигли телевизионной башни, крутанулись вокруг нее. Издали казалось, что к двум десяткам ее габаритных огней прибавился еще один, но подвижный, живой – то реяло пламя факела, не уступавшее им по яркости.

Оставив телевышку за спиной, призраки медленно зазмеились по улице, стараясь не отставать от припозднившегося грузовичка. Ничего не подозревающий водитель свернул налево, где вдалеке маячили многоэтажные дома, а потусторонняя троица пролетела над крышами пятиэтажек, едва не цепляясь за антенны.

Они чувствовали себя превосходно, наслаждаясь свободой и покоем. Стремительный полет, мерцающий свет звезд, ровный круг луны, шелест деревьев, ветки которых тихо колыхались совсем рядом, и дома с потухшими окнами. Сказочная ночь.

Миновав детский сад – двухэтажное здание с разбросанными вокруг детскими сооружениями, призраки пролетели между углами двух домов, ловко вынырнув из густой листвы, пронзили кирпичи трансформаторной будки (о ее предназначении они, конечно, не догадывались, но какое им дело до разных, никому не нужных тонкостей) и снова зависли на пару секунд. Перед ними раскинулся большой просторный двор. Опустившись на крышу одноэтажного кубика, призраки по-хозяйски осмотрели раскрывшуюся панораму, близкий горизонт, очерченный крышами, и длинный дом, стоявший перед ними. Стены его неясно бледнели во тьме, и у королевы прошел приятный холодок по телу, словно она увидела нечто родное, кусочек собственного мира. Передохнув минутку, белые путешественники взвились к небу и ринулись к дому, чтобы заложить королевский вираж у его окон, а затем пронестись над плоской крышей, озаренной лунным светом, чтобы впитать один маленький кусочек чужого мира целиком, до миллиметра, до самой микроскопической трещинки.

Факел горел ровным красным пламенем, не желая менять свой странный цвет на безопасный зеленый или победный голубой. Предостережение чего-то, что должно вот-вот свершиться, сквозило рядом, вибрировало в их призрачный субстанциях.

Счастливое предостережение! Но разве сама ночь и этот полет уже не были счастьем? И Лаура – королева призраков, напрочь выкинув из головы все посторонние мысли, приготовилась круто взмыть вверх вдоль стены, мимо выступа балконов и темных безмолвных окон.

Глава вторая.

Последний экзамен.

"На этом месте могла находиться реклама вашей песни." (Всем известная фраза)

Занудно гудел будильник, и мне не оставалось ничего другого, как окончательно проснуться и, быстро одевшись, отправиться ополоснуть лицо. Сегодня не пришлось долго спать, сегодня мне предстоял экзамен – последний экзамен в последнюю летнюю сессию.

Кое-как проглотив два бутерброда, я запил свой небогатый завтрак стаканом сладкого чая, Больше в меня не могло влезть ни грамма. Вот так всегда у меня при сильной нервотрепке. В принципе, по нынешним временам очень даже выгодно иметь подобный желудок. Только в гостях возникали некоторые проблемы. Съев три-четыре салата, от которых просто не успевал отказаться, и минимум жаркого, я уже не мог смотреть ни на что съедобное. Поэтому приходилось полностью игнорировать торты и другие сладости, что огорчало хозяев (и меня в гораздо большей степени). По возвращении домой нервы успокаивались. Просыпался утерянный в гостях аппетит, и положенную норму продуктов я добирал уже из собственного холодильника.

День, видимо, не задался. По пути к месту учебы я успел попасть в пылевой столб, промокнуть под проливным дождем и немного подсушиться в троллейбусе.

На небе появилось радостное солнце, а по площади, одну из сторон которой венчал главный корпус, катились потоки грязной воды, словно где-то неподалеку опять прорвало канализацию. На носочках вымытых с вечера кроссовок я мужественно преодолел возникшую акваторию и ввинтился в толпу, терпеливо ожидающую автобус. Последнего в обозримом будущем что-то не намечалось.

Когда-нибудь при случае, будучи не таким вымокшим и озабоченным, я обязательно поведаю миру о том, как надо ездить в автобусах сорок первого, студенческого маршрута. Но сейчас у меня в голове крутились только теоремы Котельникова, свойства функций Уолша и принципы модального управления, которые упорно не запоминались накануне и сейчас вроде бы снова перестали выводиться.

Толпа жаждущих уехать на комплекс учебных зданий, расположенный в лесном массиве меж трех отдаленных жилых районов, росла с каждой минутой. Автобуса как не бывало. Поэтому мне, да и всем остальным, кроме занятых извечными разговорами про цены на балке и кабельное телевидение, ничего не оставалось, как любоваться центральной площадью нашего города.

Еще сорок лет назад вдоль улицы, перед тем местом, где сейчас находится наш главный корпус (то есть прямо там, где я переминаюсь с ноги на ногу и думаю совсем обо всем этом) теснились убогие деревянные лабазы. В них шла торговля жестяными и скобяными изделиями, а также разной домашней утварью. За домишками в глубине квартала стояла церковь, а вокруг нее был рынок, который просуществовал тут до 1953 года. Потом он переехал на теперешнее место в связи со строительством нашего корпуса. Вы спросите, откуда мне это известно. А просто однажды наша преподавательница по этике забыла дома положенную по программе библию. Зато у нее в сумочке случайно оказался блокнот, заполненный ею в бытность экскурсоводом. И мы послушно конспектировали краеведческие сведения, не зная еще, что зачет по этике ставится автоматически при условии усердного посещения лекций.

А я помнил только двухэтажный домик рядом с кафе "Спутник". Его давно уже снесли, но из памяти никуда не исчезают потемневшие до черноты от времени доски и затейливая башенка, придававшая своему хозяину стройность очертаний и некую возвышенность над соседями.

И еще демонстрации. Не школьные, нет. Там меня всегда нагружали пачкой тяжеленных флагов и лозунгов те, кому положено было развлекаться, а не таскать на себе бремя идеологии. Зато демонстрации детства оставили яркий след, когда я медленно продвигался в недрах нескончаемой реки людей. Мне ничего не видно, кроме развевающихся знамен, верхних этажей домов и связок разноцветных шаров в небе. Как хотелось тогда ухватить их, прибавить к своим собственным, чтобы у меня их стало много-много. На площади движение почти прекращалось. Шаг – остановка – минутная пауза. Паузы больше всего угнетали меня. Я не мог долго стоять на месте. Ноги стремились вперед и вперед в окружении музыки, громкогласных приветствий и всеобщих криков "Ура". То были настоящие праздники. И лишь гораздо позже я понял на собственном опыте, что для многих это – скучная обязаловка и бессмысленное времяпровождение.

В такие дни на главный корпус нашего института вывешивали огромный плакат с устремленными вперед рабочим и колхозницей. Пятнадцать флагов, обрамляющие силуэты тружеников, превратились в цветные полоски, когда союзные республики обрели суверенитет. А на семиэтажном здании напротив меня в дни демонстраций появлялись строгие портреты ныне несуществующего политбюро, над которым главенствовал гигантский профиль Ленина.

Там же находилась трибуна для наиболее почетных горожан, облицованная ранее мраморными плитками. Теперь на остатках былого великолепия было криво намалевано: "Нам нужен мэр и бесплатная приватизация квартир".

Я вновь кинул взгляд туда, где должен появиться долгожданный автобус.

Разумеется, там обнаружился лишь пустой асфальт. Глаза скользнули повыше и уперлись в орден Ленина, покрытый серебряной краской. С ордена Владимир Ильич собственной персоной косо поглядывал на стену ближайшей хрущевки, украшенную популярной надписью "Ментам не убить солидарность!" Судя по умиротворенному выражению лица вождя мирового пролетариата, Владимир Ильич не возражал.

Ленина я не всегда поминал добрым словом. Будучи учеником пятого класса, я откопал дома маленький барельеф вождя и, восторгаясь собственной смелостью, нацарапал на обратной его стороне слово "козел", не вкладывая в данный поступок никакого политического смысла. По истечении пяти минут я уже был изобличен и заложен малолетним племянником, гостившим у нас в тот день. Весь вечер мне читали нотации два поколения моей семьи. Теперь оставалось только жалеть, что тот случай не удостоился документального протокола. А то бы я с чистой совестью мог махнуть в Москву и загрести там за заслуги в борьбе против тоталитарного режима первую российскую награду наряду с защитниками Белого дома.

Толпа студентов и скромно стоящих в сторонке преподавателей крепла и ширилась.

Конкурс на посадку составлял уже не менее двух с половиной человек на место, а кандидаты неуклонно прибывали в числе. Захлопали двери тяжелыми ударами. Это подбавились к нам затишочники, до поры до времени гревшие свои косточки в сухом вестибюле. Народ вокруг меня оживился. По советско-студенческим приметам это означало только одно – пока я предавался благочестивым воспоминаниям, у въезда на площадь засветился автобус. Ну, так и есть, вот он – "Икарус" с греющей душу табличкой "Октябрьская площадь – 41 – Студенческий городок" и желтыми, забрызганными грязью боками. О, счастье! Он длинный, то есть обладающий прицепом и бывалой, продранной в нескольких местах гармошкой, где так удобно стоять в солнечную погоду и очень неуютно, когда идет дождь.

Волны ручья, текущего у наших ног, не убывали. Солнце вновь потерялось за тучами. Первые капли находились в раздумьях: то ли прямо сейчас хлынуть на головы, то ли погодить еще секунд пять. Автобус солидно вкатил на площадь и, высадив толпу счастливчиков, которым уже не надо никуда спешить, остановился в дальнем углу. Теперь судьба многих из нас зависела от того, какие действия предпримет водитель в самое ближайшее время. Пессимисты уныло ждали появления на лобовом стекле таблички "В парк". Оптимисты все же надеялись, что работающий мотор долгожданного красавца предвещает скорую поездку.

Водитель, однако, решил не огорчать ни тех, ни других. Выйдя из кабины, он обошел вверенное ему имущество и снова забрался на свое законное место. Затем он обошел автобус еще раз, в надежде узреть поблизости кого-нибудь из своих коллег. Не повезло. "Ну, давай!" – в едином порыве чуть не кричала толпа. Но водитель крепко обиделся на судьбу, вернулся в кабину, достал газету, развернул ее и принялся медленно и вдумчиво читать.

Заморосило. Затишочники опять скрылись за массивными дверями. Остальные продолжали мужественно переносить выпавшие им невзгоды, не решаясь раскрыть зонты, так как внезапная посадка означала бы самоубийство для последних.

Наконец, газета дочиталась (оставалось только славить бога, что это оказались не "24 часа" с их внушительным объемом). Автобус подкатил к узлу связи, а затем и к самой остановке, предусмотрительно оставив расстояние для наиболее ярых студентов, которые готовы были грудью лечь за удачную посадку.

Толпа возликовала и ринулась вперед. Двери, вдавленные вовнутрь телами первых рядов, распахнулись без вмешательства водителя, и счастливчики заскакали по ступенькам вверх, удовлетворенно плюхаясь на пока еще свободные сиденья.

Меня плотно сжимали со всех сторон. Я почти не мог пошевелиться и только крепко вцепился в свою сумку, чтобы ее не унесло в какой-нибудь водоворот.

Стоявшие сзади надавили, желая непременно попасть в автобус, а впереди уже образовалась пробка.

Почти все великие умы нашего института уже сообразили, что объем предлагаемого к рассмотрению общественного транспорта далеко не безграничен. Огромная сила воздействовала на мою спину. Ноги самостоятельно сделали несколько шагов вперед и оказались по щиколотку в воде вышеупомянутого неиссякаемого ручья.

Рядом кто-то тихо ругался, наблюдая, как рукав его модной куртки безупречно чисто снимал толстый слой грязи с желтой стены, не в силах ничего изменить. Не скажу, что данная картина подействовала ободряюще, но в это время толпа приподняла мое тело и занесла его в автобус.