Текст книги "Перемещенный (СИ)"

Автор книги: Вячеслав Вигриян

сообщить о нарушении

Текущая страница: 17 (всего у книги 37 страниц)

Ильса оказалась на месте. Все так же стояла за прилавком, стирая с него несуществующие пятна смоченной в воде тряпкой. На влетевшего в магазин Степана глянула, поначалу, холодно и даже с некоей долей неприязни.

– Нюру арестовали! – он выдохнул эту новость одним махом и умоляющими глазами уставился на Ильсу.

– Когда? – голос девушки остался невозмутимым и звучал вполне обыденно. Лишь нервное подрагивание пальцев на единственной уцелевшей руке выдавало охватившее ее волнение.

– Вчера, под вечер. В императорском дворце во время бала, – Степан затараторил скороговоркой, чувствуя, что если сейчас не выговорится, то просто умрет, задохнувшись от навалившегося на его плечи горя. – Она встретилась с каким-то незнакомцем и передала в его руки сверток.

– Дальше, – с каждым словом Степана лицо Ильсы омрачалось все больше и больше.

– Дальше их арестовали.

– Со свертком что?

– Дался тебе этот сверток! – он уже почти кричал: – Ильса, Нюра арестована! Нюра!!!

– Я еще раз повторяю свой вопрос и, поверь, спрашиваю отнюдь не из праздного любопытства: сверток при аресте был изъят или им удалось от него вовремя избавиться?

– Был, кажется. Да нет, точно был. Они забрали его с собой. Это важно?

– Более чем, – теперь уже девушка не скрывала своей тревоги. – Сиди здесь, в подсобке. Жди моего прихода, – Ильса кивком головы указала на дверь по правую сторону от прилавка. – Можешь поесть, если захочешь. На столе пакет с продуктами.

Затем, не теряя времени и даже не глядя на убитого горем Степана, она вышла и закрыла входные двери магазина на ключ, не позабыв при этом мимоходом перевернуть табличку на «закрыто». Степан бездумно проводил взглядом ее удаляющуюся прямую, как стрела, спину и, не видя более причин оставаться в торговом зале, проследовал в скромных размеров подсобку, вмещающую в себя узкий кухонный стол да покрытую шерстяным полосатым пледом армейскую койку. Пакет с продуктами, как и говорила Ильса, стоял на столе. Есть решительно не хотелось. Хотелось просто упасть на койку и, укрывшись с головой пледом, забыться во сне, уходя от кошмаров окружающей действительности. Что Степан в общем-то и сделал, впрочем, не особо надеясь на удачу. И вправду: сон упрямо не шел к нему. Он какое-то время сверлил глазами потолок, затем, поняв, что заснуть не удастся, поднялся с койки, распаковал пакет с продуктами и принялся бездумно поглощать его содержимое, порой даже не осознавая, что именно он ест.

Ильса вернулась поздним вечером, когда Степан, совсем умаявшись от безделья, мерил из конца в конец шагами крошечное помещение подсобки.

– Нюра жива, – тут же, с порога, сообщила Ильса и едва не отдала Богу душу от его медвежьих объятий.

– Жива? Где она? Сколько ее продержат?

– Где ее содержат узнать не удалось. Да и не радуйся ты особо: ей дали пожизненное заключение с конфискацией имущества. Дом ваш уже опечатан, так что первое время поживешь у меня.

– Пожизненное заключение… – Степан проговорил эти слова вслух. Чтож, он вытащит оттуда Нюру, чего бы это ему не стоило. Вот только оружие свое он оставил дома. Нехорошо это, неправильно. И переодеться бы не мешало. До чертиков осточертел этот клоунский наряд, а самое главное – туфли.

– Ты куда? – Ильса, завидев приготовления Степана, была изрядно удивлена.

– Домой сходить надо. Вещи кое-какие забрать.

– Ваш дом опечатан. Я же тебе говорила.

– Меня это не волнует. Ильса, – Степан подошел к ней впритык, и они какое-то время молча изучали друг друга, словно стремясь прочесть то, что было сокрыто в их мыслях. Первым подал свой голос Степан: – скажи, твои люди могут помочь мне освободить Нюру?

– Мои люди?

– Сопротивление, оппозиция. Мне без разницы, как вы себя позиционируете. Важен результат.

– Почему ты решил, что я принадлежу к оппозиции? – говорила она совершенно спокойно. Так, словно речь шла о чем-то вполне обыденном.

– Домыслы, догадки. Называй, как хочешь. Ну так как?

– Прости, но это невозможно.

– Так я и думал. Чтож, до скорого, – он тихо затворил за собой дверь и остановился на пороге, ожидая, пока глаза не привыкнут к вечернему полумраку. Следом за ним вышла и Ильса.

– Что ты теперь будешь делать? – голос ее был тих и печален.

– А у меня есть выбор?

– Выбор всегда есть.

– К сиртям пойду. Дела у меня там.

Какие у него могут быть дела с сиртями, Ильса расспрашивать не стала, и Степан, в общем-то, был благодарен ей за это. Он и сам не до конца уяснил, чего именно он хочет добиться, покинув территорию, контролируемую Империей. В одном он был уверен на все сто процентов: ему необходимо найти Улушу, а там, учитывая ее экстраординарные способности, глядишь, и удастся освободить из заточения Нюру. Вот только как ее найти на этом бескрайнем материке? Да и согласится ли? Он думал над этим всю дорогу и едва не пропустил дом, который он совсем недавно мог по праву называть своим. Ильса не обманула: ворота и входные двери были тщательно опечатаны. При ближайшем рассмотрении оказалось, что и окна – тоже. Впрочем, когда его это останавливало?

Степан, крадучись, пробрался в комнату и замер, когда тихо скрипнула половица. К счастью, все его предосторожности оказались излишни: в доме никого не было. Парабеллум, две коробки патронов к нему и шашку он сразу же отложил на кровать. Затем занялся одеждой и обувью: снял туфли, стащил с себя надоевший костюм и облачился в то, что показалось ему наиболее подходящим – широкую льняную рубаху и столь же свободного кроя брюки, надо полагать, из гардероба покойного отца Нюры. И штаны, и рубаха были изрядно поношенными, однако Степан, критически оглядев себя в зеркале, остался вполне доволен. Сейчас он выглядел в точности как сирть, не отличишь. Наряд его дополнили добротные армейские ботинки, с которыми, взвесив все за и против, он расставаться все-таки не пожелал.

Спустился в подпол, вернулся оттуда с целой охапкой домашних колбас, кинул в рюкзак затвердевшую краюху хлеба, да, за неимением другой тары, наполнил свежей колодезной водой внушительных размеров стеклянный бутыль. Не поленился наполнить и флягу, которую тотчас же пристроил на поясном ремне под рубахой. Что еще? Нож. В рюкзак пока его. Спички. Ну, кажется, и все. С патронами вот только беда. Кто знает, сколько времени он проведет в пути? Лишняя коробка патронов в этом случае не то чтобы помеха, а наоборот – насущная необходимость. Тем более что винтовку Степан решил не брать. Незачем. Громоздкая она, да и сыграть злую шутку с ним может. А без винтовки глядишь – сирти за своего и признают. Хотя бы на расстоянии, пока рта не успел раскрыть. Так, ничего не забыл? Он взвесил в руке рюкзак и недовольно поморщился: кирпичи в нем, что ли? В последний момент прихватил с туалетного столика станок для бритья да кусок мыла. Теперь на склад, в тренировочный лагерь. И пошустрее, пока никто не обнаружил, что дом Нюры, а ныне собственность Империи, подвергся несанкционированному взлому.

Патрульный у оружейного склада тихо всхлипнул и осел наземь, получив тщательно выверенный удар ребром ладони по горлу. Навесной замок на дверях склада также не доставил проблем. Степан, не таясь, щелкнул переключателем и помещение тотчас же осветилось добрым десятком мощных электрических ламп, открывая взору длинные ряды полок вдоль стен, сверху донизу уставленные ящиками с оружием. Хватало и боеприпасов. Он изрядно умаялся, прежде чем обнаружил искомые девятимиллиметровые патроны под свой парабеллум. Не поленился поживиться и гранатами. Да и грех было не поживиться: ящик с ними стоял у самого выхода, с приглашающее раскрытой крышкой. А вот теперь действительно пора. Часовой у входа уже начал подавать признаки жизни, когда Степан миновал его и быстрой походкой направился в сторону контрольно-пропускного пункта. Его никто и не думал останавливать. Даже аусвайс на выходе не проверили. В другое время Степан непременно попенял бы солдат за безалаберность – теперь же это его не волновало вообще. Кража со взломом, по законам Империи караемая смертной казнью, единым махом поставила его по другую сторону баррикад. Грань эту он сейчас чувствовал так явно, словно она была физически осязаема.

Едва ворота тренировочного лагеря скрылись за поворотом, Степан тотчас же свернул в лес. Ночь, как назло, выдалась темнее некуда и, хотя глаза его давно адаптировались к полуночной мгле, он то и дело спотыкался, норовя ненароком сломать шею. А тут еще и туман откуда-то умудрился наползти, причем с каждой минутой становился он все плотнее. Куда он идет? Пожалуй, Степан не был готов сейчас ответить на этот вопрос. То ли по скудоумию своему, то ли по какой-то иной причине, ему и в голову не пришла мысль обзавестись картой и сейчас он корил себя за это, время от времени выплевывая порции замысловатых ругательств сквозь крепко стиснутые зубы. Последнюю точку в его ночном путешествии поставила какая-то коряга, об которую он спотыкнулся и так крепко припечатался лбом к дереву, что едва не потерял сознание. Под сенью этого дерева, которое на поверку оказалось дикой грушей, Степан и решил скоротать остаток ночи. Какое расстояние отделяет его от тренировочного лагеря? Километра три-четыре, не более. Ничтожная цифра если учесть, что к утру весь личный состав наверняка будет поднят на ноги, и перед людьми будет поставлена задача прочесать прилежащий лесной массив. Оставаться на ночевку так близко от лагеря несомненно опасно, слов нет. С другой стороны: идти по ночному лесу, рискуя в любой момент сломать себе шею – тоже занятие не из приятных. Тем более что ночка выдалась та еще. Степан поднес к глазам руку и увидел вместо нее едва заметное размытое пятно, в котором пятерня с растопыренными в разные стороны пальцами угадывалась довольно смутно. Нет, так дело не пойдет. Остаемся здесь, а там уже как фишка ляжет. Он заворочался, устраиваясь поудобнее на земле, закрыл глаза и замер, прислушиваясь к ночным звукам девственного леса. Уснул внезапно, словно провалился в бездонный сумрачный омут, на дне которого его давным-давно ожидала Нюра.

– Спокойно, не двигаться!

Степан открыл глаза и увидел направленное на него дуло автомата. Солдаты. Двое. Стоят спокойно. Тот, у которого в руках автомат, смотрит на него с полупрезрительным прищуром. Второй и вовсе стоит расслабленно – даже винтовки с плеча не снял. А и правильно: чего опасаться то? Лежащий на земле человек виден как на ладони, любое его движение легко проконтролировать.

– Вставай, давай. С нами пойдешь, – не обнаружив у пойманного дезертира оружия, солдаты и вовсе потеряли бдительность.

Зря они так. Степан медленно поднялся и сделал два шага вперед, держа руки так, чтобы их было видно. Сейчас маскировка «под сиртя» оказала ему неожиданную услугу: длиннополая широкая рубаха надежно скрывала его пояс, на котором болталась кобура с парабеллумом. На шашку же, что лежала неподалеку от набитого под завязку рюкзака, солдаты не обратили ни малейшего внимания. Так, как это использовать? А, впрочем, надо ли?

– Задом повернись, – тот, у которого была за плечами винтовка, сделал шаг вперед и застыл, ожидая от Степана ответных действий. Второй же сместился чуть влево, изменяя тем самым угол обстрела. Нет, не просты солдаты. И дело свое знают. Выходит, ошибался Степан насчет их некомпетентности. Стоя на месте, он выполнил команду и замер, прислушиваясь к собственным ощущениям. Сейчас. Солдат вздрогнул и выронил из руки моток веревки, когда стоящий перед ним человек с заведенными за спину руками внезапно оказался сзади, а висок его ощутил прикосновение холодной стали.

– Ну что, повоюем или по-мирному разойдемся? – Степан говорил не отрывая взгляда от автоматчика, который сейчас замер в растерянности, похоже не зная, что предпринять. Лоб его покрылся испариной, и Степан с некоторой долей злорадства наблюдал, как капли пота, стекая по гладко выбритым впалым щекам, оставляли на них едва заметные глазу влажные дорожки. Наконец решение было принято. Он понял это по тому, как разом потухли глаза автоматчика.

– Ты это, только не дури, паря.

– Не буду, – Степан согласился легко, совершенно не кривя при этом душой. – Только автомат брось. Да на вот, руки себе свяжи, – под ноги окончательно упавшего духом вояки бухнулся моток веревки, которым тот не замедлил воспользоваться. Автомат перед этим был уложен наземь и подальше отброшен в сторону тяжелым армейским ботинком.

Едва автоматчик выполнил его требование, Степан, не церемонясь, двинул по темени своего заложника, что истуканом стоял все это время, надеясь на благополучный исход событий, рукоятью парабеллума и аккуратно уложил обмякшее тело на траву. Теперь пришло время позаботиться и о его более опытном сослуживце. Как и следовало ожидать, тот схалтурил. Пришлось слегка повозиться, но зато теперь Степан был уверен, что развяжется его подопечный без посторонней помощи уже нескоро. Моток веревки, к счастью, оказался достаточно большим – его с лихвой хватило на обоих.

– Так-то лучше, – он отошел на пару шагов, с удовольствием глядя на дело рук своих. – Ну что, воины, покажете в какой стороне лагерь находится?

– Тебе то зачем? – вояка, тот что порасторопнее, глядел на него с недобрым прищуром. В голосе его, тем не менее, явственно сквозило удивление.

– А ты не спрашивай, здоровее будешь, – взгляд Степана, словно невзначай, упал на автомат, что так и продолжал невостребованным валяться на земле неподалеку от его ног.

– Ну как знаешь. На западе лагерь, в двадцати минутах ходьбы, – для верности солдат мотнул головой, указывая искомое направление.

– Вот и славно, – Степан двинулся в указанную сторону, подхватив мимоходом свой рюкзак да так и оставшуюся невостребованной в потасовке шашку. Не останавливаясь, на ходу водрузил рюкзак на плечи. Шашку, после недолгих раздумий, приторочил к поясному ремню слева. Как предки умудрялись таскать столь громоздкое оружие без вреда для собственного здоровья – один Бог ведает. Или может секрет у них какой имелся? Сейчас-то ведь уже и не спросишь. Степану же ношение вышеозначенного предмета доставляло нешуточные муки. Ножны постоянно норовили то зацепиться за крючковатые ветви, что в изобилии встречались сейчас на его пути, то путались в цепких грязно-коричневых стеблях какого-то местного растения. В остальное, свободное от вышеперечисленных препон время, они немилосердно били по икре левой ноги. Не то чтобы это доставляло физическую боль. Нет. Зато изрядно действовало на потрепанные за последние дни нервы.

Скрывшись из глаз плененных им солдат, Степан еще некоторое время продолжал идти по направлению к лагерю. Затем, решив, что пройдено уже достаточно, круто взял вправо и как следует наподдал в скорости, желая как можно быстрее оказаться вдали и от лагеря, и от поисковых групп, которыми наверняка сейчас кишел лес.

Автомат. Мысль об оставленном оружии не давала ему покоя. Правильно ли он поступил, бросив автомат на поляне? А если незамеченным ускользнуть не удастся и его вынудят принять бой? С другой стороны – это лишний вес. Рюкзак, доверху набитый необходимым для выживания барахлом, и так неслабо оттягивал плечи. Ладно, хрен с ним. Сделанного не воротишь, а значит пусть все остается как есть. Он слегка сбавил темп, огибая неглубокий глинистый овраг, на дне которого копошилась какая-то длиннорылая тварь, с завидным аппетитом пожирающая пучки той самой грязно-коричневой поросли, которая то и дело цеплялась к ножнам его шашки. Животное не обратило на человека ровным счетом никакого внимания – лишь проводило его безразличным взглядом слегка выпуклых мутноватых глаз, не отрываясь от трапезы. В другое время Степан непременно заинтересовался бы. С гастрономической точки зрения животное выглядело довольно-таки привлекательно. В меру упитанное, покрытое бурым щетинистым мехом, оно напоминало средних размеров медведя. Сложившийся стереотип ломала разве что сильно вытянутая вперед морда, заканчивающаяся нежно-розовым пятаком. Медведь ли, свинья – вдаваться в подробности Степан не стал: лишь припустил еще быстрее по краю оврага, старательно повторяя все его прихотливые изгибы.

Очень скоро овраг закончился и Степан взял еще чуть вправо. Перед глазами его вдруг отчетливо встала карта. Вот тренировочный лагерь, вот Сусанинка, окруженная гектарами ухоженных полей. Подсознание, приятно удивляя Степана, добавляло все новые и новые подробности. Вот и приграничная линия или линия фронта, как называют ее местные обитатели. Не близко, но и не очень далеко. Он рисовал в голове своей маршрут милю за милей. Сплошь по девственным лесам да участкам степи, минуя малые и большие населенные пункты. Так, словно сама по себе, нарисовалась и точка выхода. Примерно посередине, на одном из самых наименее опасных, по его мнению, участков. Степан на миг приостановился, намертво впечатывая маршрут в память, поправил съехавшую с плеча лямку и, взяв еще чуток вправо, двинулся на прежней скорости, не забывая поглядывать по сторонам да прислушиваться к звукам пробудившегося от ночной дремы леса.

Через пару часов сделал привал. Был он скорее вынужденным, нежели необходимым. Лес, и ранее росший достаточно плотно, превратился теперь и вовсе в непроходимую чащобу. Что делать? Пробираться по нему дальше, теряя драгоценное время, или же пойти в обход? Решение за Степана принял случай. Едва он сдернул с плеч надоевший рюкзак да запустил в него руку, выуживая кольцо колбасы, как вдруг откуда-то из-за спины тонкий мальчишеский голос произнес, слегка оттягивая гласные:

– Дяденька, а у вас воды случайно не найдется?

Ребенок. Паренек лет двенадцати. Изможденный, худой. В глазах целый винегрет чувств: радость и удивление, опасение перед чужаком и облегчение оттого, что в этом бесконечном царстве древовидных папоротников да диковинных деревьев вперемешку со знакомыми лиственницами, нашлось еще одно двуногое существо. Человек. И хотя выглядит этот человек довольно устрашающе и наверняка вооружен, но зато в рюкзаке у него, возможно, есть вода, а то, что он держит в руках, издает такой непередаваемый аромат, что во рту сами собой непроизвольно начинают набираться слюни. Колбаса. Домашняя колбаса. А ведь он уже всерьез начал сомневаться в ее существовании, считая все мясомолочные продукты лишь плодом своего больного воображения.

– Подходи, не бойся, – Степан сделал приглашающий жест рукой и потянулся к рюкзаку, желая извлечь бутыль с водой. Зря. Ребенок тотчас же юркнул в кусты. Вот ведь незадача! – Тебе что, вода уже не нужна? Ну, как знаешь, – чувствуя себя довольно неловко оттого, что разговаривает с безмолвствующим кустом, он, тем не менее, достал злополучный бутыль и прильнул к его горлышку, делая нарочито громкие глотки да причмокивая губами от удовольствия. Уловка сработала. Он понял это по тому, как одна из ветвей слегка шелохнулась словно под порывом несуществующего ветра. Так, а теперь контрольный. В ход пошло кольцо колбасы. Он рвал его зубами с такой жадностью, словно не ел как минимум месяц. Наконец, кусты раздвинулись, и из них высунулась сначала перепуганная физиономия, а затем на свет появилось и все тщедушное тельце мальчугана. Била его крупная дрожь, скуластое лицо побледнело настолько, что, казалось, он вот-вот грохнется в обморок.

– Да подходи ты уже! На вот, – Степан, не глядя, протянул бутыль, и его сразу подхватили по-птичьи цепкие руки нового знакомца.

Когда бутыль опустел почти на треть, а живот пацаненка заметно раздулся, Степан выудил из недр рюкзака еще одно кольцо колбасы и краюху хлеба. – Давно по лесам бродишь?

– Давно. Неделю или может быть даже две. А вы кто?

– Я то? – столь прямолинейно заданный вопрос слегка озадачил Степана. – Человек.

– Это я уже заметил, – бледные губы ребенка тронула едва заметная улыбка, которая, впрочем, тотчас же исчезла, едва Степан вновь потянулся к рюкзаку.

– Все нормально. Не обижу я тебя. Просто уходить мне из этих мест надо. И как можно скорее.

– Хорошо, пойдем, – парнишка вскочил со своего места и теперь терпеливо ждал, пока Степан соизволит закинуть рюкзак себе на плечи. Весь его внешний вид говорил о том, что теперь-то уж владельцу драгоценного рюкзака с N-ным количеством колбасных изделий от него точно никуда не деться. Да и надо ли? Не бросать же горемыку одного посреди лесной чащобы! Вообще удивительно, как он до сих пор остался жив. Степан не без содрогания вспомнил отвратительных крылатых созданий, атаковавших ночью его маленькую группу. Да разве ж только они? Сколько еще разнокалиберной нечисти бродит по дебрям этой забавной планеты – один лишь Бог ведает. Местный. Наш-то, пожалуй, земной, и сам не в курсе. Не его епархия, значится.

– Зовут тебя как?

– Саша.

– Ну что ж, пошли, Саша.

Благодаря наличию живого «балласта» сомнения Степана сами собой отпали. Ну разумеется, не сунется он в дебри, обойдет их стороной по краю. Сэкономит силы, а, возможно, и время. Часы неумолимо тикают, тренировочный лагерь – вот он, рукой подать. Степан пошел легким шагом, время от времени поглядывая на своего попутчика. Не отстает малец. Бредет с невозмутимым выражением лица. В левой руке – ломоть колбасы. В правой – краюха хлеба. Ест уже не спеша, явно затягивая удовольствие. И на разговоры его не тянет. Что тут скажешь? Идеальный попутчик.

Отмахали километров пятнадцать, присели отдохнуть. Мокрые, взмыленные. Местное светило, не скупясь, разбазаривало свой свет налево и направо, накаляя воздух до предела. Казалось, пройди они в таком темпе еще километров двадцать, и из их тел выпарятся последние остатки влаги.

– Устал?

– Неа. Ноги вспотели.

Степан молча наблюдал за тем, как парнишка расшнуровывает потертые кроссовки, снимает носки и блаженно вытягивается на траве. Время от времени лениво отмахивается от мух. Ни к селу ни к городу добавил:

– А меня Степаном зовут.

– Это хорошо.

Почему хорошо, он спросить так и не успел. Саша уже тихо посапывал, подложив под голову руку. Степан и сам соорудил себе из пожухлой травы нечто наподобие лежака, прикрыл глаза и крепко задумался. Что делать? Таскать за собой ребенка по лесам до тех пор, пока они не натолкнутся на сиртей? А ведь натолкнутся, как пить дать. В сущности ради этой пресловутой встречи он и дезертировал из лагеря. Сирти народ горячий. Как они отреагируют на появление двух путников – сомневаться не приходится. Это он, Степан шел к ним в надежде на чудо да от тягучей, тоскливой безысходности. С арестом Нюры что-то надломилось в нем. Что именно – он и сам, пожалуй, не мог сейчас внятно описать. А вот Саша… Лежит перед ним, глаза закрыты. Острые черты лица разгладились. Правая нога слегка подергивается, не иначе как убегает от кого-то во сне. Понимание того, что паренька, во что бы то ни стало, необходимо вернуть в лоно цивилизации, а в данном случае в Империю, нахлынуло и уже не отпускало. Хватит, натерпелся пацан. Теперь дело за малым: каким образом он это сделает? Степан так задумался, что даже вздрогнул, когда до его слуха донесся какой-то посторонний звук.

– Подъем.

– Что это? – Саша, казалось, словно и не спал. Теперь уже и он прислушивался к отдаленному скрежету, который раздавался с пугающей периодичностью.

– Не знаю и знать не хочу, – мгновение – и за плечами Степана уже висел рюкзак, а ноги сами несли его в сторону, прямо противоположную той, откуда раздавался звук.

Его новый попутчик не возражал: споро перебирал ногами, время от времени оглядываясь назад с неприкрытым любопытством. Пожалуй, в этом Степан был с ним солидарен. Более того – не будь сейчас рядом Саши, он непременно бы поинтересовался, что именно является источником столь странного звука и уже потом, основываясь на увиденном, выстраивал свою линию поведения. Впрочем, ни к чему сейчас забивать голову пространными размышлениями.

Лес, как и прежде, не отличался особой проходимостью. То и дело под ноги попадались поваленные стволы деревьев, по большей части старые, покрытые мшистым серо-зеленым ковром, перемежающимся с липкой красноватой слизью. Попадались и вовсе непроходимые места. Такие они старательно обходили, не желая попусту тратить время. В какой то момент Степан не выдержал, поинтересовался-таки, откуда родом Саша, и как занесло его в лесные дебри. Ответ не заставил себя долго ждать: ребенок оказался воспитанником Смоленского детского дома, точно таким же «выкидышем», как и он сам. Словно предотвращая последующие расспросы, ответил коротко и внятно:

– Ушел. Захотел – и ушел. Надо просто очень сильно захотеть, понимаете?

– Еще бы не понять, – Степан хмыкнул, походя срывая с первого попавшегося куста узкий стреловидный листок, растер его в ладонях и ощутил приторный терпкий аромат. – А ты отдаешь себе отчет в том, что благодаря своему горячему желанию оказался на совершенно иной планете? И эта планета не подарок, между прочим. Здесь идет война.

– С кем война? – Саша живо заинтересовался. Даже щеки порозовели.

С кем… Как ему объяснишь? Как втиснуть такую груду информации в несколько простых, понятных для ребенка слов?

– С исконными жителями этой планеты, сиртями, и такими же людьми, как мы, выброшенными в то или иное время с нашей с тобой родной Земли. Так понятно?

Саша кивнул. Казалось, он что-то хотел сказать в ответ, но промолчал. Так они теперь и шли: молча, думая каждый о своем. Время от времени останавливались, и тогда Степан сверялся с картой, накрепко впечатавшейся в его память.

Погони за ними не было. То ли оттого, что отошли они уже от лагеря на довольно приличное расстояние и оставили далеко позади шерстящие лес патрули, то ли на Степана попросту махнули рукой, справедливо рассудив, что либо тот сам сгинет в лесной чащобе от дикого зверья, либо рано или поздно проявится вблизи какого-нибудь населенного пункта, где его можно будет легко взять, не разбазаривая человеческие ресурсы на затяжные поиски. А уж если беглецу взбредет в голову перейти через линию фронта на территорию, контролируемую сиртями, то и того проще. Нет человека – нет проблемы. Дикари постараются, чтобы смерть дезертира была достаточно мучительна.

– Степан.

– Что? – он отвлекся от своих мыслей, повернул голову в сторону мальца. Встретился с тем глазами и, сам не зная почему, отвел взгляд.

– А кто побеждает?

– По большому счету, никто. Победителей пока нет. Империя контролирует лишь небольшую часть материка, но имеет на вооружении более современное оружие. Сиртей гораздо больше, контролируют они всю остальную территорию, но вооружены как дикари и ведут преимущественно кочевой образ жизни, – Степан чувствовал, что, как ни старается, а в роли учителя он претерпевает полное фиаско. Слова, срывающиеся с его языка, были какими-то казенными, угловатыми. А чего стоит этот менторский тон!

Тем не менее, Саша понял. Кивнул с серьезным видом и спустя какое-то время вновь забросал его вопросами. Отвечал Степан поначалу нехотя, то и дело сбивался, мучительно подбирая слова, затем, сам того не заметив, так вошел во вкус, что затараторил практически без остановки. Рассказал все: и про то, как попал сюда, и про рейд его группы, про нежданную любовь, свалившуюся ему на голову и последующую за этим событием свадьбу. С горящими глазами слушал парнишка сказ Степана о величавом городе Звенигороде, полном всяческих чудес, казусов и забавных курьезов, которых попросту не могло бы существовать, не будь Империя спаяна воедино из трех диаметрально противоположных друг другу идеологий. Не удержавшись, он даже напел Саше услышанный им в Звенигороде отрывок марша, чем окончательно сразил своего благодарного слушателя.

– А матушка наша

Императрица

От сиртей спасет

Коммуниста и фрица!

Смеясь, как потерянные, они горланили потом эту песню раз за разом до тех пор, пока оба едва не сорвали голос. Что было дальше, Степан уже рассказывать не стал. Сами того не заметив, они едва не проворонили тот момент, когда над кронами деревьев начала сгущаться предвечерняя мгла.

Ночью особых происшествий не было. Их стоянка, а точнее группа гигантских, сросшихся воедино, ощетинившихся во все стороны темно-фиолетовыми колючками величиной с палец, кустов, в самую сердцевину которой с превеликим трудом они забрались тамошним вечером, исправно отваживала всех нежеланных клыкасто-когтистых визитеров. Даже Степану, в кои то веки, удалось выспаться, едва он убедился, что убежище, предложенное предприимчивым Сашей, действительно безопасно. Теперь он понимал, каким образом ребенку удалось выжить в лесу столь длительное время и всерьез зауважал своего нового друга.

Утро встретило сильными порывами ветра вкупе с неприятным тлетворным запахом. Казалось, шел он буквально отовсюду. Даже одежда пропиталась настолько, что, будь у Степана выбор, он, ничуть не сожалея, избавился бы от нее при первом же удобном случае и продолжил путь нагишом. Сдержав очередной рвотный позыв, Степан выматерился и искоса глянул на Сашу. Запах этот, как ни странно, похоже, привел его подопечного в совершенно неуместный восторг. Натянув кроссовки (а спал он почему-то исключительно босым), Саша выбрался из убежища и исчез в неизвестном направлении, предварительно знаками показав Степану, чтобы тот оставался на месте. Что бы это могло значить? Впрочем, ответ на этот вопрос мог быть только один: неподалеку что-то сдохло, судя по всему крупное, и малец, воодушевленный своей неуемной любознательностью, пошел посмотреть, что бы это могло быть. Сдохло возможно еще вчера, а за ночь туша вспухла и теперь источала нешуточное зловоние на весь лес.

– Чтоб тебя! – Степан сплюнул тягучим как смола комком слюны и судорожно сглотнул. Зачатки хорошего настроения, кои как ни странно имели место быть, окончательно испарились.

Отсутствовал Саша буквально минут пятнадцать. Вернулся перепачканным какой-то желтоватой слизью. Его байковая рубашка в крупную красно-зеленую клетку изрядно оттопыривалась на животе.

– Вот! – с горделивой улыбкой извлек он из-за пазухи нечто продолговатое, сверху донизу покрытое язвенными наростами.

Плод (а эта хреновина при ближайшем рассмотрении оказалась именно им) имел ярко выраженный ядовито-желтый окрас, а по величине и внешнему виду напоминал этакий перезревший огурец-переросток.

– Ну и зачем ты сюда это притащил? – брезгливо скривив губы, Степан вертел в руках находку Саши.

– Вы только пупырышки на нем не раздавливайте.

– А что будет?

– Вонять будет, вот что, – с этими словами юный естествоиспытатель, не спросясь, извлек из-за левого голенища Степана нож и принялся ловко срезать им шкуру очередного плода. Сколько их там еще у него пригрето за пазухой оставалось лишь догадываться. – Огуречное дерево созрело. Оттуда и вонь, – чуть погодя изрек он авторитетно и впился зубами в сочную мякоть.