Текст книги "Перемещенный (СИ)"

Автор книги: Вячеслав Вигриян

сообщить о нарушении

Текущая страница: 13 (всего у книги 37 страниц)

Демон остановился. Достал из своей котомки свиток, на котором была начертана вся округа и даже больше и принялся изучать его с тщанием, достойным истинного вождя своего народа. Улуша сорвалась со своего места и тоже склонилась над свитком. То, что предстало перед ее восхищенным взором, оказалось воистину… воистину… нет, не существовало такого слова, которое могло бы описать увиденное ей чудо!!! Округа была начертана рукой настоящего мастера с такой непередаваемой, нечеловеческой точностью, что впору было молиться, глядя на этот прекрасный артефакт. О Всемогущий Володарь Животворящий, как же Улуша была слепа! А ведь она всерьез полагала, что Сероглазый является всего лишь старшим демоном, одним из многих! Но разве доверили бы какому-то старшему демону ТАКОЙ артефакт? Нет, конечно же, нет. Сероглазый наверняка и есть главный демон, Царь Тьмы, а она, Улуша, всего лишь жалкая тень против него! На глаза ее навернулись слезы, колени подогнулись, и она упала ниц перед Великим Темным Властелином.

– Что с тобой? – рука Повелителя коснулась ее волос, заставив еще сильнее вжаться в стылую землю. – Тебе плохо?

«Плохо-хорошо. Хорошо-плохо», – знакомые слова кружились в голове у Улуши, но смятенный разум напрочь отказывался перевести их на понятный ей язык.

– Мне кажется, что она чем-то напугана, – руки маленькой служанки обнимают Улушу за плечи, успокаивающе поглаживают по спине.

– Переложите ее на спину. Немедленно!

– Не могу. Не получается!

– Что значит не получается? – руки Властелина подхватили Улушу, перевернули ее животом кверху. Теперь она была беззащитна перед ним, словно детеныш качи. – Воды. Влажную повязку на лоб! – горячие губы демона коснулись чела Улуши. Он целовал ее!!! – Похоже, у нее жар. Радченко, что ты там копаешься?

– Уже несу.

Что-то холодное и мокрое опустилось на то место, где только что побывали губы Темного Властелина. И это было уже превыше ее сил. Улуша дернулась в последний раз, а затем на глаза ее опустилась спасительная тьма.

* * *

Несомненно, девушка была без сознания. Степан только диву давался: как такое могло случиться? Буквально пару минут назад она была в полном порядке, шла себе рядом, улыбалась, выглядела вполне жизнерадостной и здоровой. Солнечный удар? Пожалуй, это единственное, что приходит сейчас на ум. Он витиевато выматерился и опустился на траву рядом с телом пострадавшей сирти. Черт, не вовремя-то как! Ну и что теперь прикажете делать? Доктора среди них нет. Лекарств, впрочем, тоже. Да и солнечный удар ли это вообще?

– Женя, что думаешь?

– Не знаю, – она держала в своей руке кисть девушки, отсчитывая пульс. Наконец вынесла свой вердикт: – Нормальный пульс. Температура тоже, похоже, в норме.

– Ну и что это означает?

– Ровным счетом ничего. Физиология сиртей идентична нашей, но какие могут быть наследственные либо новоприобретенные болезни конкретно у этой девушки, и какой они могут сопровождаться симптоматикой нам неизвестно. Да и болезнь ли это вообще?

– В каком смысле?

– В прямом. Лично мне кажется, что все симптомы вызваны шоком.

– Каким еще шоком? Ты в своем уме?

– Самым обыкновенным. Вы видели как у нее зрачки расширились, когда она на карту посмотрела? Ничего вы не видели! Вы вообще мало что замечаете вокруг. Слон в посудной лавке и то порасторопнее будет!

– Женя, уймись! – Степан с неподдельным изумлением смотрел на нее. Тихоня-подросток с железной волей. Рыжие волосы разметаны по плечам. Голубые глаза вызывающе поблескивают из-под линз очков. – Что с тобой сегодня?

– Ничего.

Ее беспочвенные обвинения окончательно выбили Степана из колеи.

– Больше никто ничего сказать не желает?

Судя по тишине после слов Степана, невидимым саваном окутавшей их маленький отряд, говорить было решительно не о чем. Он извлек из кармана луковицу часов, раскрыл крышку и невидящим взглядом уставился на циферблат.

– Товарищ сержант…

– Что?

– Улуша.

Степан повернул голову и встретился взглядом с лежащей девушкой. Ну слава тебе, Господи!

– Тава-рищ серд-жант, – проговорила она обескровленными губами и сделала попытку подняться.

– Еще чего! Не вздумай даже! – Степан захлопотал над ней словно наседка, в мгновение ока соорудив импровизированную подушку из собственного вещмешка. – Ну как, тебе уже лучше?

– Хорошо. Пить.

– Пить!

Фляга Бавина опустилась в его протянутую пуку.

– Пей.

– Спасибо, – девушка сделала несколько маленьких глотков и благодарно кивнула.

– Можно на минуту вашу карту?

Удивленный странностью просьбы, Степан, тем не менее, спорить не стал. Молча извлек из планшета злополучную карту и, не глядя, протянул ее Жене.

– Улуша! – она быстро завладела вниманием сирти. – Смотри, это карта.

– Карта, – повторила с готовностью девушка голосом полным благоговейного трепета.

– Нет. Просто карта, – презрительно произнесла Женя, бросила ее наземь и для наглядности даже потопталась по ней ногами.

Улуша испуганно прикрыла ладонями глаза, не в силах смотреть на подобное святотатство, лицо ее искривилось в маске немого ужаса. Казалось, еще минута – и она вновь упадет в обморок. Повторно. Однако, видя, что ничего страшного не происходит, девушка потихоньку успокоилась и сама потянулась к карте.

– Видишь, просто карта, – повторила Женя.

Улуша долго вертела ее перед собой. Сворачивала, разворачивала, что-то бормоча себе при этом под нос. Затем попробовала надорвать край, но была остановлена недовольным окриком Степана. Наконец, после недолгих препирательств, карту она все-таки вернула.

– Ну вот и все. Кажется, вылечила.

– Спасибо тебе, Женя, – Степан действительно был ей благодарен. Улуша буквально на глазах превращалась в ту девушку, которую они знали: бесстрашную, дикую, гордую, с извечной полупрезрительной улыбкой на прекрасном смуглом лице.

Степан только сейчас обратил внимание на то, что все еще продолжает держать в руке часы. Глянул на циферблат и обомлел: четвертый час. День пролетел, словно и не было его вовсе. Бестолково как-то, бездарно.

– Пойдем, чего расселись, – пробормотал он угрюмо и первым пошел вперед. Женский коллектив его откровенно начинал напрягать. Отвлекал от дела, создавал массу непредвиденных, а зачастую и абстрактных, каких-то совершенно идиотских проблем. В запасе у них оставалась максимум пара часов. Потом начнет темнеть, а брести по степи в темноте – удовольствие не из приятных. Да и небезопасно это.

– Мне кажется, я что-то вижу.

– Где? – Степан обернулся к Алексею, шедшему в арьергарде колонны.

– Сзади. Как будто преследует нас.

– Ты уверен? – он остановился, внимательно осмотрел местность в бинокль. Ничего подозрительного. Трава шевелится лишь метрах в шестистах, но это вполне может быть какой-то мелкий грызун.

– Уверен. Трава-то шевелится. Да и муторно как-то.

А вот таким симптомом пренебрегать уже не стоило.

– Муторно, говоришь? Ладно. Посматривай назад время от времени.

Они двинулись вперед в ускоренном темпе в надежде, что навязчивый гость выдаст наконец хоть чем-то свое присутствие. По цепочке Степан передал Ряднову бинокль.

– Ну что там?

– А ничего пока.

– Совсем ничего?

– Да, отстал похоже.

Ну надо же! Внимание к своей персоне почувствовал или другая какая причина имеется? А ежель имеется то какая, если не секрет? Не любил Степан таких вот «случайных» попутчиков. Опасные они, и проблем могут доставить немерено. А Степану проблемы не нужны. Ему покой нужен. И выпить хочется. Эх! Он с укором поглядел на сиртю, что шагала рядом с ним со вполне безмятежным видом. Хоть бы спросила девка, прежде чем его флягу с самогоном на мешок вяленого мяса менять!

Они шли еще минут сорок, пока Степан не приметил наконец подходящую для лагеря небольшую выемку в земле. Овраг – не овраг. Так, название одно. Находке своей он обрадовался. Еще бы: с востока поднимался нешуточный ветер. Поначалу он не доставлял им никаких неудобств. Дул себе и дул, охлаждая их разгоряченные за день тела. Однако с каждой минутой он становился все сильнее, и это уже наводило на определенные размышления. Степан оторвался от созерцания степных просторов, поднял голову вверх. Так и есть: затягивает небо чернильная мгла, которую и тучей назвать как-то кощунственно. Урагану быть, не иначе. Какие тут бывают ливни, Степан уже имел удовольствие почувствовать на своей шкуре. А вот ураганы – нет. Не приходилось. Да и не хотелось, если честно.

– Ну да ладно, переживем, – это он уже вслух сказал. Надо же – не заметил даже!

– Ох не нравиться мне все это, – Дмитрий уложил пулемет на самое, как ему казалось, безопасное место и придавил его сверху рюкзаком. Чтобы не улетел, значит. Степан усмехнулся, но комментировать его действия никак не стал. Пулеметчик Дима, настоящий пулеметчик. Теперь это у него в крови. А пулеметчики – они оружие свое лелеют. Гораздо более чем, скажем, обычный пехотинец свою винтовку. Потому что пулемет – он как женщина. Временами капризен до безобразия: то заедает, то перегревается в самый неподходящий момент. А иногда наоборот: слушает малейшее прикосновение твоего пальца. Люби его, холи, лелей – и он ответит тебе тем же. Жениться вот только на нем нельзя, но, с другой стороны, и тещи нет.

– Дима, ты мне одно скажи, как ты докатился до жизни такой?

– В каком смысле? – Бавин непонимающе уставился на Степана.

– Ну, на гражданке. На Земле то есть.

– А, вы об этом. А что на гражданке?

– Ну я о том как ты эмо стал.

– Эмо… – он зябко поежился от очередного порыва ветра. – Да кто его знает? От скуки скорее всего. Тусняки, клубы, кабаки, забегаловки. Работа идиотская. Однообразие короче.

– Вы извините, что отвлекаю, но вам не кажется, что сиртя ведет себя снова странно? – Женя коснулась плеча Степана, привлекая к себе внимание.

И правда: Улуша сидела на самом дне выемки не шевелясь. Глаза ее были широко раскрыты и не мигая смотрели в одну точку. Вот те раз. Что за ступор?

Алексей Ряднов оторвал ухо от груди девушки и неудовлетворенно произнес:

– Дыхание есть, но очень слабое. Похоже на кататоническую реакцию или кому.

– Дай-ка я посмотрю, – Степан приблизился к Улуше вплотную, наклонился и щелкнул пальцами перед ее лицом. Ноль реакции. Глаза распахнуты широко, а зрачков нет. Закатились зрачки. Не для слабонервных зрелище, короче.

– Давно она так?

– Нет, минут пять. Сидела, на небо поглядывала. Потом левой рукой груди своей коснулась – и все.

– Груди, говоришь? Ладно, посмотрим, что у нее там.

Женя забеспокоилась, заерзала даже:

– Надеюсь вы ничего не собираетесь предосудительного сделать?

– Посмотри сама. Потом доложишь, – Степан демонстративно отвернулся.

Небо потемнело окончательно. Ни единой звезды, ничего. Черная как смоль патока. И ветер. Он доставал даже здесь. Швырял в лицо тучи невесть откуда взявшегося песка вперемешку со стеблями пожухлой травы. Песок забивал глаза, ноздри, вызывая дикое желание бежать отсюда куда подальше. Странное дело – точно о том же кричали и все инстинкты Степана. Умом то он конечно понимал: голая степь кругом. Куда бежать? Их выемка служила какой-никакой, но все-таки защитой. Да и как бежать? Мало того, что ни зги не видно, так еще и ветер этот сумасшедший. Уже сейчас он вполне способен сбить с ног, надумай они вдруг высунуться из своего укрытия. А ведь это еще не все, судя по всему. Крепчает ветер. Крепчает с каждой минутой.

– Ну что там, Женя? – Степан заорал во всю мощь своих легких, но, похоже, крик его услышан так и не был.

Ладно, сами разберемся. Он сдернул с себя камуфляжку, не колеблясь, отрезал рукав и тотчас же обвязал им лицо. Дышать стало значительно легче. Та же участь постигла и другой рукав – для Улуши. К ней он добирался едва ли не ползком. Ветер даже здесь намеревался сбить с ног, опрокинуть, а то и унести вовсе, словно опавший осенний лист. Добрался-таки, обмотал нижнюю часть лица девушки рукавом и знаками показал остальным, чтобы те проделали со своей верхней частью одежды точно такую же процедуру.

Выполнив то, что было велено, Женя наклонилась к его уху:

– Все в порядке у нее с грудью. То она к своему талисману прикасалась.

Талисман. Миниатюрная деревянная копия местного божка, который был жив-живехонек и в свободное от работы время развлекался тем, что, переодевшись последним бомжом, посещал родной мир Степана да выдергивал из него ни в чем не повинных людей. А Улуша, значит, адепт его. Могла ли быть статуэтка чем-то наподобие коммуникационного устройства? Приглядывает божок за Степаном при помощи Улуши. «Господи, ну что за бред я несу!» – он потряс сиртю за плечи. Ничего так и не добившись, осторожно уложил ее наземь лицом к себе, чтобы видеть, когда девушка наконец очнется.

Их убежище мало-помалу засыпало песком. Поначалу он был лишь на дне, да и то тонким слоем. Теперь же можно было смело утверждать, что уровень песка поднялся сантиметров на десять. Что будет потом? Через час, через два, через пять часов? Уходить отсюда надо! Хоть ползком, хоть кувырком, но идти. Пока не поздно, пока ураган не начался в полную силу.

– Ходики! Ходики! – это Улуша кричит ему в ухо.

Очнулась-таки наконец, чтоб ей пусто было. И глаза на месте: словно два огонька во тьме тлеют. А и вправду, ходики надо делать отсюда, причем на полной скорости. В руку ему уткнулось что-то колючее и ворсистое. Веревка. Умна сиртя, ох как умна! Он обвязался ею вокруг пояса и пополз помогать остальным. Вскоре все были связаны единой цепью. Никто не потеряется, никто не будет унесен ветром. Если и сгинут – то все вместе. А там уже кто куда: кто в ад, кто в рай. У каждого из них своя дорога.

Улуша шла в цепочке первой. Она то и вела их с молчаливого согласия Степана. Вела вполне уверенно, в одно лишь ей известное место. К счастью, место это располагалось на востоке, как раз по пути следования урагана. Они бежали, ползли, катились, падали под порывами мощнейшего ветра, помогали подняться друг другу только затем, чтобы упасть вновь. Но, тем не менее, это было движение, это была борьба. Лучше умереть вот так, чем как крыса забиться в нору, наверняка зная, что ее неминуемо занесет песком.

Ураган становился все сильнее. Степан уже потерял счет времени. Куда они шли, зачем – его тоже теперь ничуть не волновало. Упал – встал. Поднялся – помоги встать другим. Уносит тебя ураган – лети ногами вперед. Широко расставь их и тормози. За веревку не забывай держаться одной рукой, чтобы избежать резких рывков. Глазам ничего не видно – забиты глаза пылью. Не открывай их – ты все равно ничего не увидишь. Степан неоднократно натыкался на Улушу, неутомимо бредущую вперед. Краем сознания удивлялся, каким образом она умудряется ориентироваться в этом апокалипсисе. Но удивлялся как-то лениво, нехотя. Апатия. Апатия – это хорошо. Лежать, не делая ни единого движения, чувствовать, как тело твое заносит теплым песком – ни с чем не сравнимое наслаждение.

Степан очнулся оттого, что кто-то сильно хлестал его по щекам. Сиртя. Она била его, заставляя подняться ради того, чтобы идти вновь. Он пошел. Словно телок на привязи, которого ведут на заклание.

Упала Женя и больше не вставала. Поднять Женю, нести. Приоткрыть повязку и выплюнуть густую жвачку, в которую превратилась его слюна. Темнота, темнота кругом. Чьи-то руки помогают ему нести Женю. Или не Женю? Или часть ее, потому что ноша теперь почти невесома. Холодно. Почему так холодно? Или он уже на том свете? Шершавая стена. Уткнуться лбом о шершавую стену и стоять, чувствуя как по голове стекает влага.

Кто-то промыл ему глаза и снова ударил по щеке. Степан покорно открыл их и только теперь осознал, что не слышит завываний ветра. Комната. Нет, не комната. Каменный мешок, посреди которого горит костер. Узкие ответвления коридоров на две стороны. Штольня? Над ним стоит Улуша и протягивает флягу. Степан, оказывается, лежит. Он принял из рук девушки флягу, жадно приложился к горлышку и долго пил, чувствуя, как к нему по крупицам возвращается жизнь. Нашел в себе силы оглядеться вокруг. Да, они несомненно находились в шахте. То, что он изначально принял за камень – не что иное, как соль серовато-бурого оттенка. Соляная шахта. Заброшенная, надо полагать. Половина подпорок сгнила и держится на одном лишь честном слове. Стены, потолок, пол – соль. Все соль. Комната выдолблена в сплошной соляной глыбе неизвестно когда и неизвестно кем.

Он бросил взгляд на ее середину. Там, у костра, вповалку лежали тела его товарищей. Живы ли? Степан вскочил и бросился к ним. Женя, Дима Бавин, Радченко. А где Ряднов? А нет Ряднова. Точнее есть то, что от него осталось. Сиротливо лежит у стенки тело, наполовину обглоданное острыми зубами какой-то твари. Живот распорот, часть кишок вывалилась из него прямиком на пол. Одна нога выше колена отсутствует, другая съедена едва ли не дочиста. Обглоданный костяк с редкими остатками сухожилий. Грудная клетка проломлена ударом чьей-то могучей лапы.

– Кто? – спросил Степан и сам не узнал своего голоса.

– Буревей, – серьезно ответила Улуша и показала в лицах, как все было. Понятные Степану слова, чтобы описать подобное, в ее словаре пока что отсутствовали.

Сиртя показала, как шла их группа перед бурей, а за ними уже крался зверь, терпеливо выжидая, когда же они потеряют бдительность, застигнутые врасплох сумасшедшими порывами ветра. Как они шли цепочкой, связанные веревкой в единое целое, как совершенно выбились из сил, не видели и не слышали ничего вокруг, а зверь в это время уже начинал свою трапезу, заживо пожирая того, кто шел последним. Показала Улуша, как громко кричал Алексей, моля друзей о помощи, а буря уносила его слова туда, где их никто и никогда не мог услышать.

– Этого не может быть! Просто не может быть! – как заведенные твердили его трясущиеся губы, но разум понимал с убийственной и четкой ясностью: все то, о чем поведала ему сейчас эта светловолосая девушка с глазами замученной рыси, есть абсолютная правда. – Прекрати! Хватит! – Степан плакал, как малый ребенок. Плакал громко, навзрыд. Его слезы стекали с подбородка и тотчас же впитывались в алчную до дармовой влаги соль.

* * *

Улуша молча застыла, не в силах поверить в то, что видели сейчас ее глаза. Демон плакал. Плакал так, как плачут над человеком, который тебе дороже собственной жизни. Плакала его душа. Ее всегда интересовал вопрос: есть ли у демонов душа, и вот сейчас она убедилась воочию что да, действительно, есть. По крайней мере у этого точно. И хотя Сероглазый не являлся повелителем всех демонов, как она себе совсем недавно навоображала, но это было даже к лучшему. Простой старший демон. С израненной, как и у нее, Улуши, душой. Она обнимала его за вздрагивающие плечи, гладила по волосам, шептала слова утешения и тотчас же находила новые. Статуэтка на ее груди засветилась ярче яркого – это Володарь Животворящий явился и сейчас скорбел вместе с ними.

* * *

– Что с остальными? – Степан с трудом заставил себя отвести глаза от груды растерзанной плоти, которая совсем недавно была Алексеем Рядновым.

Улуша улеглась на пол, закрыла глаза и засопела, старательно изображая спящую.

– Спят.

– Спят, – повторила она за ним новое для себя слово, поднялась и извлекла из котомки пучок засушенной травы. Предложила ее Степану, но тот наотрез отказался. Тогда она пожевала его сама, затем смочила водой тряпку, перевернула на спину Женю и принялась протирать ей лицо от пыли, время от времени поплевывая на тряпку зеленой кашицей. Вскоре такая же участь постигла и Дмитрия с Юрием. Никто из них даже не шелохнулся. Лишь Радченко застонал и что-то пробормотал во сне.

– Они знают? – Степан указал на тело Алексея.

– Нет, – Улуша подняла на него глаза и отрицательно помотала головой. – Не смогла говорить.

Чтож, возможно это и к лучшему. Он заставил себя подняться и направился к ближайшей штольне.

– Не ходи! – Улуша тотчас же вскочила со своего места. Голос ее эхом отразился от стен. – Не ходи, Степан!

Ну вот, она впервые назвала его по имени.

– Надо, – отрезал он и ступил во тьму, левой рукой придерживаясь шероховатой стены.

Штольня уходила куда-то вниз причем, судя по всему, она была здесь явно не одна. Дважды рука Степана проваливалась в пустоту, и он вынужден был сворачивать туда, куда вел очередной коридор, прекрасно отдавая себе отчет в том, что если он оторвет руку от левой стены, то врядли сможет найти потом дорогу назад. Ему надо похоронить тело. Похоронить до того, как его увидят ребята. Надо – и все тут. Это не обсуждается. Под его ногами что-то звякнуло и откатилось в сторону, вынудив Степана остановиться и потратить драгоценную спичку. Старинный рыцарский шлем с поднятым забралом. Ржавчина сожрала его почти весь. Он сжег еще четыре спички для того, чтобы осознать, что топчется сейчас на чьей-то могиле, на которой видимо и лежал перед этим шлем. Чтож, значит судьба. Лежать теперь Алексею рядом с таинственным незнакомцем, Бог знает сколько сотен лет назад нашедшим здесь свое последнее пристанище. Он вернулся к Улуше, знаками показал ей, чтобы она прихватила с собой дрова для костра, сам взял на руки тело Алексея и они медленно побрели по той самой штольне, в которой Степан облюбовал место для могилы.

Вскоре они нашли его: невысокий холм с неровными краями, на котором явственно виднелись отпечатки Степановых ног. Рядом валялся шлем. Степан уложил тело Алексея наземь, наклонился и водрузил шлем у изголовья чужой могилы. Улуша тем временем возилась у костра. Не прошло и пяти минут, как он уже весело потрескивал, освещая своды их штольни неровными языками пламени.

Верхний пласт соли поддавался с трудом. Они долго долбили его ножами прежде чем добрались, наконец, до следующего. Дальше дело пошло проще: новый пласт отслаивался крупными кусками, стоило лишь ударить по нему в нужном месте. И соль здесь уже была белая, как снег. Степан скосил глаза на Улушу: девушка работала в поте лица невзирая на то, что сама едва держалась на ногах. Чтож, похоже он был ей кругом должен. И за спасенные жизни его людей, и за свою собственную. А теперь вот за это.

Могила получилась что надо. Они опустили в нее тело Алексея со сложенными на груди руками. А так как Степан не знал наизусть ни единой молитвы, то просто пожелал усопшему счастливого пути и удачи в том мире, в который направляется сейчас его дух. Улуша тоже сказала над могилой несколько слов на своем певучем языке. Чтож, прощай, Алексей. Сообща они быстро заполнили могилу солью и соорудили над ней небольшой холмик. Ну вот, пожалуй, и все. Затушили костер, побрели обратно по темной штольне, думая каждый о своем.

– Где Алексей? – Женя проснулась первая и теперь озиралась по сторонам в поисках недостающего члена группы.

– Нет Алексея.

– Как нет?

– А вот так, – Степан рассказал, как все произошло, не опуская ни малейшей подробности. Повел, показал его могилу и, подбросив в костер новую порцию дров, роль которых играли сейчас полусгнившие остатки подпорок, вновь прикрыл глаза, уходя от кошмара последних суток.

Женя не поверила Степану. Не поверила ни единому его слову. Попросту не хотела поверить.

– Какой еще буревей? – прицепилась она теперь уже к Улуше, и та вынуждена была долго показывать ей в лицах то же, что показала в свое время и Степану.

– Где он сейчас?

– Буря приходить – буревей ходики буря. Буря нет – буревей спать.

– Где спать?

Улуша недоуменно пожала плечами и подняла указательный палец кверху:

– Буря. Буревей ходики.

Однако Женя была неумолима:

– Идем искать эту тварь. Немедленно. Он сейчас сыт и не мог далеко уйти.

Степан болезненно поморщился:

– Тебе же сказали – буря. Как ты его искать собираешься?

– Не знаю. Но что-то делать надо! – она растолкала Радченко с Бавиным, и они долго совещались, обсуждая последние события да выдумывая планы один нелепее другого по уничтожению зверя. Степан участия в обсуждении не принимал. Какой смысл сотрясать воздух, если и дураку понятно, что во время урагана хищника им не выследить? А после – и подавно. Следы заметет так, что толк от всех их стараний будет ровно нулевым.

– Товарищ сержант, а что вы думаете по этому поводу?

Степан приоткрыл глаза и мысленно чертыхнулся. Все смотрели на него с непоколебимой уверенностью. Мол вот сейчас он, Степан, непременно изречет просто невероятно сложный по исполнению, чрезвычайно мудреный и опасный план, который, тем не менее, наверняка приведет их к успеху. А уж они, будьте уверены, товарищ сержант, приложат к этому все свои силы, без остатка. Чтож, сейчас самое время проклясть себя в очередной раз за то, что вообще согласился руководить группой.

– Алексей мертв. Убьете вы буревея или нет – этим его уже не вернуть, – он повернулся к Улуше: – Сколько времени будет продолжаться буря?

Как ни странно, сиртя поняла его вопрос.

– Три солнца.

Три солнца. Трое суток, значит. Времени на то, чтобы обследовать оставшуюся часть территории на предмет наличия поселений, теперь у них попросту нет. Ну и ладно. Выбраться бы отсюда да людей вывести. А там хоть трава не расти. Не расстреляют же его, в конце концов, за невыполнение задания.

Как и предсказывала Улуша, буря продлилась ровно три дня. На четвертый день они выбрались из шахты на поверхность, и Степан даже присвистнул от удивления: степь приняла ярко выраженный сероватый оттенок. Все вокруг было покрыто толстым слоем мелкой, как труха, пыли.

– Вы знаете, где мы находимся? – Женя завертела головой во все стороны, с беспокойством осматривая местность.

– Она знает, – Степан кивнул на Улушу. Не торопясь развернул карту и поманил ее пальцем.

– Тут, – не долго думая, девушка ткнула ногтем в точку неподалеку от того места, где, по его прикидкам, они и становились лагерем перед бурей.

– До территории, контролируемой Империей, нам добираться не более полутора суток. Это если по прямой и без приключений. Проскочим лесной массив, а там глядишь – и наши недалеко.

Дмитрий с Юрием обрадовано переглянулись. Женя же даже лицом посветлела – наверняка считала минуты когда сможет наконец принять душ да прикорнуть на своей собственной кровати, укрывшись с головой одеялом и совершенно при этом не заботясь о том, что какая-то голодная тварь может разорвать ее спящей. У Степана тоже настроение было более чем приподнятым. Откровенно говоря, он и сам устал. А домой ему хотелось, пожалуй, даже больше чем остальным. Нюра наверняка ждала его каждый день. А уж какой она стол накроет при встрече! Любая свадьба позавидует. А потом он затащит ее на кровать и они будут долго заниматься любовью. Степан так отчетливо представил себе эту картину, что даже ком к горлу подкатил, а желудок заурчал громко и требовательно, заставив вздрогнуть от неожиданности не только Степана.

– Ладно, пошли.

Они пошли вперед, щурясь от яркого солнечного света. После темного зева шахты окружающий мир казался настоящим чудом, под завязку наполненным красками всех цветов и оттенков. Даже оводы не так раздражали. Они лениво отмахивались от них и продолжали идти дальше, думая каждый о своем, заветном. Сиртя, как всегда, брела рядом со Степаном. Интересно, о чем думает она? А, впрочем, никогда он об этом не узнает. Дойдут они до своей территории, и Степан любезно с ней распрощается. А как иначе? Вести ее в лагерь надеясь на милость руководства? Нет уж, дудки. В лучшем случае просидит за решеткой весь остаток жизни, если не пристрелят сразу, конечно. Или вот еще вариант: домой он ее к себе приведет на постоянное место жительства. То-то Нюра обрадуется! Степан даже зажмурился от удовольствия. Картинка получалась та еще.

– Там дым какой-то валит!

– Где?

Степан повернул голову в ту сторону, куда указывал Радченко и вмиг остановился. Сдернул с шеи бинокль. Холм. Кусты на холме, припорошенные все той же пылью вперемешку с песком да дым кругом плотный такой, черный. Откуда дым, что за дым? Из-за холма дым. Точно: из-за холма. И запах какой-то неприятный, специфический. Даже досюда доносится. Степан втянул ноздрями воздух и сразу засомневался: в своем ли он уме? Уж не пригрезилось ли? Может голову солнцем напекло?

– Кто-нибудь может сказать мне, что это за запах?

– Жженая резина, кажется, – ответила за всех Женя. – Но я не уверена.

Еще бы, не уверена. Он и сам себе сейчас не верил. Откуда, спрашивается, посреди степи может взяться резина? Да еще и на территории дикарей?

– Проверить бы надо, – не колеблясь, он повернул в ту сторону, откуда разносился дым.

Ему никто не перечил, хотя Степан спиной чувствовал их общее недовольство. Мыслями они все были уже дома.

Расстояния в степи всегда обманчивы. Холм, который, казалось, был совсем рядом, на поверку оказался довольно-таки далеко. Они потратили добрых полтора часа, чтобы добраться к нему. Еще пятнадцать минут ушло на подготовку. Степан не хотел неприятных неожиданностей, поэтому тщательно продумал сценарии, по которым должны были развиваться дальнейшие события. Это могло быть очередное поселение сиртей, могла быть и засада. Если на холме находится наблюдатель, он наверняка засек приближение их отряда. А значит по ту сторону холма в полной боевой готовности засело сейчас N-ное количество воинов. Что они ожидают от Степана? Что тот поведет отряд вокруг холма. По левой, либо по правой его стороне. А если взобраться на холм и зайти сверху? Ожидают ли их там? Ожидают, несомненно ожидают. Но, скорее всего, в гораздо более меньшем количестве. Сирти, как ни крути, тоже люди. А следовательно склонны судить по себе. Их оружием дальнего боя являются луки. Из лука лежа не постреляешь – это факт. Зайди горстка лучников с верхней части холма, и они станут прекрасной мишенью для тех, кто находится снизу. Укрытий то на холме практически нет, не считая нескольких чахлых кустиков. Так то вот. Верхом надо идти, значит. Им то из ружей стрелять из положения лежа как раз посподручнее будет. И для пулемета обзор идеальный. Непросто с высотки сковырнуть опытного пулеметчика, ой непросто. В Великую Отечественную сколько людей полегло при взятии таких вот «высоток»!

– Идем верхом, – озвучил Степан наконец свое решение и первым полез вперед.

К счастью, все его предосторожности оказались излишни. На холме никого не было. За ним – тоже. Живых никого. А вот мертвых – хватало. Трупы были разбросаны вокруг остова дирижабля, который, догорая, и распространял на всю округу стойкий запах жженой резины.

– Вот и долетались ребята, – он перевернул на спину полуобгоревшее мертвое тело в черном летном комбинезоне Люфтваффе. Свои, имперские.

Женя присела на корточки у трупа светловолосой женщины лет сорока. Голубые глаза ее были устремлены в небо. На левой стороне груди – рваная рана. Свежая еще. Кровь выходит из нее редкими толчками, орошая примятую траву.