Текст книги "Перемещенный (СИ)"

Автор книги: Вячеслав Вигриян

сообщить о нарушении

Текущая страница: 16 (всего у книги 37 страниц)

– Паплюев холм, – со значением произнесла Нюра и все, включая малых детей, торжественно склонили головы и замерли, не произнося ни слова.

Степан последовал их примеру, отдавая дань уважения человеку, в честь которого было названо это место.

Ссора, если так можно было назвать словесную перепалку Бондаренко с женой, сама по себе сошла на нет. Едва телега миновала холм, женщины вновь затараторили между собой, обмениваясь насущными новостями, загалдели дети. Степан же с Бондаренко ехали теперь молча, думая каждый о своем.

Через пару-тройку часов телега свернула с наезженной колеи и остановилась под сенью гигантского дерева. Там еще с незапамятных времен была оборудована вполне приличная стоянка: большой прямоугольный стол человек на полтораста, стулья, роль которых играли высокие чурбаки, кое-где даже изукрашенные резьбой. Чуть поодаль в землю была врыта бочка, наполненная до краев водой.

– Родниковая, пей смело, – пояснила Нюра и, наполнив доверху чашу, первой испила прозрачную, как слеза, воду.

Степан с интересом заглянул внутрь бочки. Днище у нее отсутствовало напрочь, а из-под земли действительно бил родник. Тот же родник питал и поилку для лошадей, причем отвод для воды был выполнен весьма неординарным способом: желоб из распиленной надвое древесной коры тянулся от бочки к поилке, выдолбленной из цельного куска ствола спиленного тут же, на месте, векового вяза. Единственным, пожалуй, недостатком такой конструкции являлось то, что желоб имел скверную привычку забиваться опавшей листвой. Вот и сейчас поилка была практически пуста. Степан убрал ветошь, закупорившую желоб, и она тотчас же стала наполняться водой к вящей радости отирающихся подле нее лошадей.

Женщины тем временем не торопясь накрывали на стол. Для начала он был тщательно протерт и накрыт белоснежной скатертью, которую извлекла из своих запасов жена Бондаренко, затем на нем чередой стали появляться блюда. Степан за процессом наблюдать не стал: сходил по нужде в лесок, а после принялся слоняться по округе, стремясь размять затекшие от длительного бездействия ноги.

Нюра позвала к столу, когда остальные уже сидели на своих местах. Место подле нее было свободно. Он чинно присел рядом с женой и, видя что все без лишних предисловий приступили к трапезе, принялся наворачивать жаркое с сырным салатом.

В телегу грузились раздобревшие, ленивые. Даже кони, словно почувствовав настроение хозяев, с места двинулись так вяло, что Бондаренко-старший вынужден был трижды пройтись кнутом по их лоснящимся от пота спинам.

К городу, именуемому Звенигород, добрались уже к вечеру. Точного времени Степан не знал – как нарочно забыл часы в старых брюках. А что касается местного населения, в том числе и самой Нюры, так они надобности в часах, видимо, и вовсе не испытывали. Город был воистину великолепен. Гигантский, шумный, малопонятный, наполненный под самую завязку невероятными, казалось бы взаимоисключающими друг друга контрастами, он потрясал воображение настолько, что Степан готов был уже усомниться: а в здравом ли он находится рассудке? Дома, большей частью трех и четырехэтажные, выложенные камнем широкие улицы, тысячи и тысячи людей, снующих туда-сюда по одним лишь им известным делам, гомон, ор множества громкоговорителей, развешанных буквально на каждом перекрестке, миллионы разноцветных плакатов, воззваний, стеклянных витрин, уставленных целым сонмом разнообразных товаров (назначения некоторых из них Степан и в мыслях представить себе не мог).

Миновав блокпост у черты города, они катили все это время по одной из центральных улиц, заворожено глядя по сторонам. Степану бросился в глаза один из плакатов. С него сгорбленная, седая как лунь старуха сурово вопрошала: – А ты записался в партизаны? И еще один плакат рядом с первым. Скорее даже не плакат – черно-белый портрет средних лет мужчины с волевым подбородком. Снизу крупным шрифтом выведена надпись на русском и немецком языках. Гласила она следующее: – Отто Вебенбауэр – наш фюрер.

Телега же тем временем круто повернула вправо, миновала перекресток и свернула на следующем, пристроившись сзади к самой настоящей карете с кучером на козлах и позолоченным гербом двуглавого орла на боковой дверце. Людей и здесь было достаточно много. В основной своей массе они брели по тротуарам, ныряли в двери магазинов и контор с малопонятными названиями, которые ни о чем не говорили Степану. Однако, находились и такие, которые бесстрашно брели по проезжей части, ничуть не заботясь о собственной безопасности. Ни пешеходных переходов, ни светофоров не было и в помине.

– А матушка наша

Императрица

От сиртей спасет

Коммуниста и фрица!

Донесся до ушей Степана из громкоговорителя, установленного на высоком деревянном столбе у самого перекрестка, мимо которого они сейчас проезжали, отрывок песни, в ней явственно прослушивался мотив гимна Советских Социалистических Республик.

Степан лишь плечами пожал. Сил, на удивление, уже не осталось.

Телега вновь свернула еще на одну улицу, поуже, и вскоре подкатывала к длинному трехэтажному зданию, окруженному высоким забором. «У Федора и Петра» – гласила надпись на его закопченном фасаде.

– Ну вот мы и приехали, – Бондаренко-старший придержал лошадей у гостеприимно распахнутых створок ворот. – Здесь будете останавливаться или другое какое место для ночлега изыщите? – обращался он почему-то именно к Степану.

Нюра, видя его затруднительное положение, незамедлительно пришла на выручку:

– Нет, мы в «Скарабей» желаем податься. Спасибо вам большое, Ростислав Семенович, и вам, Василиса Андреевна, – лихо перемахнув через борт телеги, она отвесила чете Бондаренко глубокий поклон.

– Спасибо, – Степан крепко пожал мозолистую руку односельчанина, кивнул его жене и, подхватив суму с поклажей, спрыгнул наземь.

Малютка, сидящая на руках у матери, скорчила ему забавную рожу. Степан ответил ей тем же, чем вызвал у окружающих настоящий взрыв феерического хохота.

– Идем уже, горе ты мое луковое! – Нюра, все еще смеясь, подхватила его под руку и повела дальше по дороге. Они миновали булочную, контору по найму сезонных рабочих, кафе с каким-то неброским названием, которое тотчас же и выветрилось из памяти и целый квартал жилых домов: неказистых с виду, но выстроенных вполне основательно, с явным расчетом на века.

– Погоди.

– Что такое?

– Давай зайдем, – Степан махнул головой в сторону витрины на противоположной стороне улицы.

– В рыбный?

– Да нет, рядом.

– Букинист. – Сбавив шаг, Нюра на мгновение призадумалась, а затем и вовсе остановилась. – Ну давай, если хочешь. А ты что, книги собираешь?

– В каком смысле?

– Ну… – она явно затруднялась с ответом. – Книги – их же собирают!

– Может кто и собирает. А я – читаю. Что странного?

– А инфоцентр тогда на что? Там же все обо всем прочитать можно. И друзей встретить, и поболтать. Так как ты у нас вообще не читает почти никто, а книги так – для коллекционеров.

– Ну так то у вас. А я в одиночестве почитать люблю, лежа на диване. И чтобы не трогал никто.

– Даже я? – Нюра плутовато улыбнулась.

– Нет, ты – случай особый, – проговорил он со всей строгостью, на которую только был способен. Самому же чертовски захотелось прижать к себе, каждой частицей своего тела ощутить тепло, исходящее от этого вздорного, противоречивого существа.

Лавка букиниста ничего особенного из себя не представляла: помещение шагов двадцать в длину, сплошь заставленное многоярусными рядами книжных полок с единственным прилавком, у которого, в сущности, и свершалось таинство купли-продажи. Клиентов, как ни странно, хватало. Все они рылись по полкам, что-то выбирали, советовались друг с другом, время от времени подзывая для консультации быстрого, как ртуть, продавца с ярко выраженным одесским акцентом. Еврей, никаких сомнений. Причем наверняка не местного разлива, а точно такой же, как и Степан, «выкидыш».

– Молодой человек, вы каким годом интересуетесь? – продавец, завершив деловой разговор с представительного вида унтерфельдфебелем, приблизился к нему с явным желанием помочь сориентироваться в этом царстве запыленных фолиантов.

– Без разницы.

– Ну тогда все понятно. Издания с ограниченным тиражом, разумеется. Чтож, сегодня вам несказанно повезло. Как насчет автобиографии Курта Вогела, датированной тысяча восемьсот двенадцатым годом? Или «Правила хорошего тона» княжны Анастасии Белявской? Поверьте, очень редкая книга. В мире их насчитывается всего четырнадцать экземпляров. И совсем недорого!

– Уважаемый, мне бы почитать чего. И, желательно, посвежее.

– Почитать???

Удивление продавца было столь очевидным, что Степан счел за лучшее пояснить:

– Почитать. На русском языке. Детектив, приключения, можно историческое что-нибудь.

– Детектив, приключения, историческое… – продавец буквально смаковал каждое из этих слов, любовно повторяя их снова и снова. Глаза его горели, морщины на сморщенном, словно печеное яблоко, лице, почти совершенно разгладились. – Удивили вы меня, честное слово, – вымолвил он наконец, оправившись от волнения. – Хорошо, я попробую подыскать что-нибудь подходящее. Вы мне скажите только одно: стоит Одесса?

Степан понимающе усмехнулся:

– Стоит, куда денется.

– Ну, спасибо, успокоили старика. Вот, возьмите, – он извлек откуда-то из-под прилавка одну за другой четыре стопки книг общим количеством штук в тридцать и подвинул их в сторону Степана. – Выбирайте. Только имейте в виду: ни одна из этих книг не продается. Прочитаете – вернете.

– Почему так?

– Хорошие книги – в этом мире редкость. Печатают их крайне мало, а то, что выходит в свет, чаще всего годится разве что на распалку.

– Что, все так плохо?

– Не то слово. Так что вы берете?

– Даже не знаю. Вот эту разве что, – Степан пододвинул к себе потрепанный томик с выцветшей обложкой, на которой был изображен несущийся во весь опор всадник с копьем наперевес.

– «День гнева» Семюэля Гаста. Чтож, неплохой выбор. Еще что-нибудь?

– И эти две, – вытащив наобум из вороха книг пару первых попавшихся, он выложил их на прилавок рядом с первой.

Нюра тоже вытащила одну и теперь листала ее с неожиданным интересом, переворачивая одну за другой пожелтевшие от времени страницы.

– А я эту возьму. Можно?

– Сборник сказок Ивонны Морвининой? Вы уверены?

– Да. А что?

Степан ехидно ухмыльнулся и тотчас же охнул, получив ощутимый тычок под ребро острым девичьим локотком.

– Нет, ничего. Берите конечно. Только пожалуйста, постарайтесь держать их у себя недолго.

– А можно мы их вам посылкой отправим? – Нюра заграбастала понравившуюся ей книгу и сунула ее в котомку Степана.

– Вот, возьмите визитку. Отправите их по этому адресу. А я вам потом еще что-нибудь вышлю, если пожелаете.

– Спасибо огромное. Сколько мы вам должны?

– Нисколько. Читайте себе на здоровье.

– Неудобно как-то, – Степан с сомнением вертел в руках один из своих трофеев.

– Берите, не стесняйтесь. Может, Бог даст, свидимся как-то. Посидим за бокальчиком, вспоминая былые денечки.

– Ладно, спасибо еще раз. Удачи вам.

– И вам не болеть! – старик уже несся к очередным клиентам, когда Степан с Нюрой перешагивали порог магазина.

– Теперь куда? Веди, твоя очередь.

– Так, погоди минуту. Дай сосредоточиться, – она посмотрела по сторонам, что-то прикидывая в уме. Затем произнесла тоном, не терпящим возражений: – Одежду купим тебе. И обувь. Потом в «Скарабей». О постое с хозяином следует заранее договариваться, иначе мест может не оказаться потом. Ну а затем, естественно, на бал. Куда же еще?

Степана даже в пот бросило:

– Стоп. А вот с этого места поподробнее. Какой такой бал и почему мы непременно обязаны на нем быть?

Нюра уставилась на Степана круглыми глазами, похоже совершенно не понимая самой сути вопроса. Наконец заговорила, медленно подбирая слова:

– Бал – это место, где кавалеры с дамами кружатся в танце под звуки музыки, исполняемой оркестром. У вас такого нет?

– Я в курсе, что такое бал. Ты мне одно скажи: без него никак обойтись нельзя?

– Ты что! Ни в коем случае! – Нюра, похоже, всерьез решила «потусоваться». Оторваться, так сказать, по полной. – В кои-то веки в город приехали!

В ответ на такое заявление Степан вынужден был лишь молча кивнуть и, понурившись, брести туда, куда тянула его сейчас жена. А тянула она его все дальше и дальше, явно намереваясь попасть в центр города. Народу-то сколько! Сам того не заметив, он настолько прикипел к деревенской жизни, что сейчас явно чувствовал себя не в своей тарелке.

Их одежно-обувные мытарства закончились, когда Нюра углядела магазин с броской надписью «Супермаркет императорского дома Романовых». Занимал он два нижних этажа относительно нового четырехэтажного здания и размерами своими внушал не то чтобы трепет (видал, видал Степан монстров и поболе), но немалая толика уважения все-таки присутствовала. Стеклянные витражи от потолка до пола, широко распахнутые трехстворчатые двери, швейцары в малиновых камзолах с позолоченными позументами застыли по обеим сторонам парой китайских болванчиков. Подхватив в фойе объемистую плетеную корзину, Степан с Нюрой прошествовали внутрь и неспешно побрели по рядам, смешавшись с толпой таких же, как и они, скитальцев.

Отдел готового платья нашелся почти сразу – стоило лишь свернуть влево, следуя за стрелкой-указателем. Первым делом Степан намерял костюм нейтрального серовато-стального цвета. Затем, не мудрствуя лукаво, прихватил четыре белых ситцевых рубахи да две пары светло-коричневых брюк. Еще одни штаны, наподобие совдеповских треников, Нюра категорически забраковала, пригрозив, что, в противном случае, будет ходить не иначе, как в прабабушкином сарафане, что пылился у нее дома в чулане еще со времен матушки-основательницы Советской Империи Рейха, дражайшей княжны Анастасии Романовой, светлая ей память, и да освятится имя сие в веках.

С обувью дело обстояло похуже. Они мыкались по рядам минут пятнадцать, пока Степан не удосужился, наконец, спросить у пробегающего мимо клерка, где, тудыть его растудыть, скрывается искомый отдел. Оказалось – на втором этаже. Туда вела отделанная мрамором широкая лестница, которую они с Нюрой, по какой-то непонятной причине, умудрились не углядеть. Разочарованию Степана не было предела: туфли, десятки тысяч пар на трехъярусных узких обувных полках, и все как один на высокой, от восьми до пятнадцати сантиметров, платформе. С пряжками и без, самых разнообразных вариаций и оттенков.

– Мужские ли они? – он поинтересовался у шагающей рядом Нюры и, удостоившись утвердительного кивка, окончательно сник.

Супермаркет покидали с ног до головы увешанные многочисленными свертками.

– Извозчик! – в ответ на зычный зов Нюры откуда-то справа подкатила двуколка с восседающим на козлах седобородым кучером и, лихо тормознув, остановилась у самых их ног. – На Шереметьевскую, к «Скарабею».

– Будет исполнено, фройляйн, – кучер сноровисто упаковал груз в выступающий у задней части двуколки короб, и вскоре они с ветерком неслись по вечернему Звенигороду, с наслаждением подставляя свои лица порывам освежающего северо-западного ветра.

«Скарабеем» именовалось мрачное старинное здание с выкрашенным в черный цвет фасадом да узкими стрельчатыми окнами. Внутреннее же его убранство мало чем отличалось от самой обыкновенной гостиницы. Фойе разве что как такового не было. Любой входящий сразу же попадал в трапезный зал, уставленный круглыми, опять-таки дубовыми, столами. Танцплощадка, место для оркестра – все это, разумеется, присутствовало и находилось там, где ему и полагалось быть: в самом дальнем углу зала. Сами гостиничные номера располагались этажом выше. Чтобы добраться до них, следовало для начала пройти у бармена простенькую регистрацию, получить ключ и лишь затем, пробравшись на второй этаж по узкой полутемной лестнице, оказаться в прямом, как стрела, коридоре.

– А ты себе почему ничего не купила? – Степан в чем был, в том и бухнулся на необъятных размеров кровать под вульгарным розовым балдахином. Полуприкрыв веки, он расслабленно наблюдал за тем, как Нюра копошится у шифоньера, раскладывая покупки по полкам.

– Завтра куплю. А ну не спать! – видя его дремотное состояние, Нюра зашевелилась еще быстрее. – На вот, костюм надень, да меня подожди, я мигом.

Спорить с женщиной, которая, во что бы то ни стало, собралась попасть на свой пресловутый бал – занятие из разряда совершенно бесполезных. Поэтому Степан, скрепя сердце, заставил-таки себя подняться, натянул купленный в супермаркете костюм, который загодя был уже поглажен, и теперь, сидя на краешке кровати, с тоской наблюдал за тем, как Нюра облачается в нечто совершенно непонятное, состоящее, казалось, из сплошных рюш, тесемок да переплетений. И как только умудрилась провести в котомке такое диво из самой Сусанинки?

– Ну как я тебе? Нравлюсь?

– Обалдеть.

Иных слов, чтобы описать увиденное, попросту не существовало в природе. Снегурочка с детского утренника. Или Белоснежка. Эх, не силен был Степан в классификации сказочных персонажей! А жаль.

Она еще битый час крутилась у зеркала: что-то поправляла, закалывала, укладывала непокорные черные пряди в вычурную прическу «домиком», подводила брови, ресницы, красила губы помадой цвета переспевшей клюквы. Под конец наклеила под нижней губой пикантную мушку и, критически оглядев еще раз свое отображение в зеркале, кажется, осталась, наконец, довольна.

На улице было уже темно, когда они, разодетые в пух и прах, покинули гостиницу. С приходом вечера людей на улицах стало еще больше. Так, по крайней мере, казалось на первый взгляд. И все они, в большинстве своем, были одеты столь же экстравагантно, как и Степан с Нюрой. Кавалеры, взяв под локоток своих дам, чинно прогуливались с ними по тротуарам, ведя непринужденную светскую беседу. Попадались прохожие и в форме. В основном, это были мужчины в парадных мундирах, зачастую увешанные таким количеством орденов и медалей, что просто не могли не вызывать заслуженное уважение.

Степан, чувствуя себя крайне неуютно в новых туфлях на высокой платформе, в отличие от Нюры, внимания на прохожих обращал мало. Не волновали его и местные достопримечательности. Туфли не то чтобы жали – скорее наоборот, были даже чуть великоваты, но, не разношенные, причиняли вполне ощутимые физиологические неудобства.

– Погоди, я так больше не могу! Давай такси вызовем! – взмолился он наконец.

– Какое такси?

– Извозчика то есть, – Степан скривился и, невзирая на все правила этикета, наклонился, ослабляя шнуровку туфлей.

– Так нет свободных. Да и идти всего ничего. Потерпи немного.

– Да уж, потерпи, – не нравилась ему эта затея с балом, не нравилась категорически.

Императорский дворец, как его благоговейно именовала Нюра, на самом деле был похож скорее на здание кинотеатра. Высокое здание с покатой крышей, вход облагорожен шестью витыми колоннами да золоченным императорским гербом, на котором двуглавый орел величаво расправил свои широкие крылья. Стрельчатые окна, лепнина где надо и где не надо. В общем, ничего такого, что всерьез могло бы поразить воображение человека, который в свое время в поисках острых ощущений облетел едва ли не весь мир.

– А нас вообще внутрь пропустят? Или приглашение какое надо? – Степан с некоторой долей настороженности окинул взглядом парочку мордоворотов, хозяйничавших у входа.

– Пропустят. На бал всех пускают, лишь бы одеты были прилично да трезвые.

Как говорила Нюра, так оно и вышло. «Фейсконтроль» был пройден вполне успешно, и вскоре Степан с Нюрой уже блуждали по бескрайнему залу, под завязку набитому людьми. Музыки слышно не было. Не было видно и оркестра.

– Антракт, – пояснила Нюра, видя немое удивление Степана, – скоро начнется.

И правда: не прошло и десяти минут, как из динамиков откуда-то сверху донеслась бравурная мелодия марша.

Нюра довольно улыбнулась:

– Ну вот. Эту сейчас отпоют, а дальше уже танцевать можно будет.

– Ага, – Степан напрягся, поймав краем глаза чей-то внимательный взгляд.

Девушка. Эффектная. Поглядывает на него тайком от своего кавалера – почтенного старца в генеральском мундире. Разница в возрасте между ними была столь очевидна, что ему поневоле стало жаль девушку.

Марш, между тем, сменился залихватской немецкой песней: «Майне либен фройляйн», и Нюра завертелась вокруг Степана юлой. Чтож, гулять, так гулять. Он тоже истуканом стоять не стал: запрыгал козлом, выписывая ногами замысловатые кренделя. Улучшив момент, наклонился к уху Нюры и прокричал, с трудом перекрывая музыку:

– Ну как, нормально?

– Неплохо для первого раза, – глаза ее прямо так и лучились от счастья.

Степану же данное времяпрепровождение радости доставляло мало. И дело было даже не в обуви, которая безбожно натирала ноги. Все эти «потанцульки» он недолюбливал с детства, считая их занятием бессмысленным и не приносящим никакой реально ощутимой пользы.

Далее был объявлен «Белый танец» и к ним приблизилась та самая дама, которая сопровождала престарелого генерала.

– Могу я пригласить вас на танец?

Степан вопросительно глянул на Нюру. Та молча кивнула. Иди мол, раз приглашают.

– Можете, – ответил он незнакомке, но она, похоже, уже не слышала. Вела его за руку поближе к середине зала да подальше от Нюриных глаз.

– Дайте-ка я угадаю. Вы не отсюда, верно?

– Думаю что да, – рассеянно ответил Степан, кружа даму в танце.

Все его мысли сейчас были заняты Нюрой. Что-то в ее взгляде настораживало. Что? Какое-то непонятное волнение. Страх, смешанный с ожиданием чего-то, что неминуемо должно произойти. Чувство это было знакомо ему давно. Печать неизбежности – так он его называл. Человек ведет себя как ни в чем не бывало: общителен, весел, но на лицо его уже опущена маска, сквозь прорези глазниц которой веет потусторонним, неземным холодом.

Складывалось такое впечатление, что Нюра кого-то ждала. Ждала, поглядывая по сторонам с нарочито безмятежным видом. Причем глядела не в их сторону, что было бы вполне естественным, а куда-то вбок.

– Вы чем-то обеспокоены? – лицо его партнерши оказалось совсем близко, а ноздри уловили тончайший аромат дорогого парфума. Грудь ее, скрытая за вырезом роскошного платья, прижалась к Степану так плотно, что он даже сквозь ткань костюма почувствовал жар разгоряченного женского тела.

– С чего вы взяли?

– Не знаю. Показалось, видимо. Так могу я узнать откуда вы?

– Уверен, что вы и сами уже обо всем догадались. Я так называемый «выкидыш».

– Вы правы, – девушка ослепительно улыбнулась. – В таких случаях сложно ошибиться. Люди наподобие вас живут как бы одним днем. Мир вокруг них наполнен яркими красками, им все интересно, все внове. Они как дети.

– Не могу с вами не согласиться, – Степан едва ли не прозевал тот момент, когда к Нюре подошел мужчина в гражданской одежде и принял из ее рук миниатюрный сверток, который она незаметно извлекла из лифа платья. – Минутку! – он рывком оттолкнул от себя девушку и пулей метнулся к Нюре, напрочь игнорируя любопытные взгляды танцующих пар.

Поздно. В одно мгновение они были окружены дюжиной мужчин с непроницаемыми лицами, а на тонких запястьях любимой уже защелкивались наручники. Та же участь постигла и человека, принявшего сверток. Ни он, ни она не выказали ни малейших признаков удивления. Скорее наоборот: оба, казалось, морально были вполне готовы к такой развязке.

– Что происходит? – Степан, не церемонясь, раздвинул окруживших Нюру людей широкими плечами и закончил свой путь лишь тогда, когда в живот ему уткнулось тупорылое дуло «Вальтера».

– Имперская Служба Безопасности, – один из них сунул ему под нос удостоверение с тисненым двуглавым орлом на обложке. – Ваша жена обвиняется в государственной измене по отношению к Советской Империи Рейха. Вам все ясно?

– Оставьте ее в покое, – Степан говорил, и не узнавал своего голоса. Холодный он был у него, мертвый. Да он и сам был уже практически мертв, лишь легкое нажатие на курок отделяло его от того, что принято называть смертью.

– Степа, не надо, – голос любимой дрожал, но в нем не было и намека на слезы. – Это правда.

– Что правда?

– То, что он говорит. Прости меня, пожалуйста, если сможешь.

– Ты вернешься?

– Конечно, вернусь, – удивительно, но она так и не научилась лгать. По крайней мере, ему.

– Пройдемте с нами. У вас будет две минуты на то, чтобы попрощаться с женой.

Степан, словно автомат, размеренно передвигал ноги, неотвратимо приближаясь к выходу. Под руку его поддерживал один из имперцев, на твердокаменном лице которого, как ни странно, явственно читалось сочувствие.

У дворцового крыльца уже стояла карета с зарешеченными окнами. Еще одна – карета сопровождения, пристроилась чуть поодаль.

– Ваше время пошло.

Степан вздрогнул, когда любимая обвила его шею закованными в наручники руками и прижалась всем телом. Так они и стояли, не говоря друг другу ни слова. Стояли целых две минуты, каждая из которых волшебным образом превратилась в вечность.

К действительности их вернули слова все того же имперца, который, похоже, и возглавлял эту операцию:

– Простите, но нам пора. Попрошу вас следовать со мной.

Только сейчас Нюра не выдержала и расплакалась. Слезы ручьем катились по ее лицу, орошали его рубаху.

Степан не помнил, что делал и куда шел, когда спина любимой исчезла за каретной дверцей. Утро он встретил где-то на задворках города, стоя истуканом перед витриной крохотного магазинчика скобяных товаров.

– Молодой человек, мы уже открыты. Вы хотите что-то купить?

– Нет, спасибо, – Степан невидящими глазами глянул на старуху в полинялом ситцевом сарафане, развернулся и пошел прочь. Сейчас он корил себя за то, что не сообразил вместе с женой поехать в Управление. Тогда ему было бы наверняка известно, на что следует надеяться, как в кратчайшие сроки провернуть дело по высвобождению Нюры из-под ареста, кому дать на лапу и сколько. «Адвокат. Мне нужен адвокат», – вот, пожалуй, единственная светлая мысль, которая посетила его за весь этот промежуток времени.

– Где у вас располагается ближайшая адвокатская контора? – обратился он к первому встречному, которым оказался прыщавый юнец лет четырнадцати.

– Ближайшая за углом. «Карпенко и сыновья».

Искомая адвокатская контора явно переживала не лучшие свои времена. Покосившаяся вывеска с выцветшими от времени буквами. В крошечном холле – пара кожаных кресел настолько древних, что, казалось, тронь их пальцем – и они развалятся. Столь же нелицеприятно выглядел и сам хозяин конторы: сморщенный старец с седыми как лунь бакенбардами восседал за необъятных размеров письменным столом, который, похоже, являлся как минимум ему одногодкой.

– Что вам угодно? – голос престарелого джентльмена был сух, как, впрочем, и сам его обладатель.

– Мою жену арестовали по обвинению в государственной измене. Вы можете мне помочь?

Старец безмолвствовал, безучастно глядя куда-то в сторону. Лишь скрюченные подагрой пальцы, выбивающие по крышке стола замысловатую мелодию, выдавали в нем напряженную работу мысли. Наконец он заговорил:

– Видите ли, молодой человек… это непростое дело. Точнее – не дело вовсе. Как бы вам так попроще объяснить… Вы ведь не местный, правда?

Степан молча кивнул, не отводя взгляда от невыразительного лица адвоката.

– Дело в том, что суда как такового не будет. Не будет адвокатов, прокурора, свидетелей защиты.

– А что будет? – голос Степана предательски дрогнул, но он тотчас же взял себя в руки.

– Трибунал. Закрытое слушание, в котором будут принимать участие от трех до пяти высших военных чинов Империи. Какое они примут решение – даже не спрашивайте. Об этом не знает никто. В одном я могу заверить точно: жену свою вы больше не увидите. Никогда.

– Пожизненное заключение?

– Возможно. Если будут приняты во внимание смягчающие обстоятельства, ежели, конечно, таковые имели место. В противном случае – расстрел. Это все, что я имею честь вам сообщить.

– Минутку. Как насчет денег? У меня на счету достаточная сумма…

– Вы о подкупе? – губы старика раздвинулись в глумливой ухмылке. – Забудьте. Знаете ли, в нашем мире за получение взятки предусмотрена смертная казнь.

– Чтож, спасибо за помощь. Сколько я вам должен?

– Ровным счетом нисколько. Считайте мою консультацию просто актом сострадания человеку, попавшему в безвыходную ситуацию.

– Как пожелаете, – он хотел было уже выйти за дверь, как вдруг остановился, озаренный внезапно пришедшей в голову мыслью: – Скажите, могу я вас попросить об одной услуге?

– Разумеется. Все, что в моих силах.

– Мне нужно узнать, где именно содержат мою жену.

– Я же сказал: все, что в МОИХ силах, – адвокат раздраженно передернул плечами, удивляясь скудоумию назойливого клиента. – В каком именно месте содержится под стражей ваша жена – не дано узнать никому. Да и не допустят вас к ней ни под каким видом.

– А вот это уже мне решать. Так скажете или нет? Контора Службы Безопасности хотя бы где находится?

– Простите, ничем не могу вам помочь.

Город… Абстрактное сообщество. Смесь трех культур, трех заведомо чуждых друг другу идеологий. Степан брел по улицам, безучастно глядя по сторонам. Врал ли ему старик? Скорее всего – нет. Сейчас, в данный момент, он поделать действительно ничего не мог. Или мог? А что если обратиться к Ильсе? Наверняка у нее со времен службы остались какие-то связи. Да и его отношением к геноциду сиртей интересовалась она явно неспроста.

– Извозчик!

Карета, подкатившая на зов Степана, выглядела вполне прилично. Основным же ее достоинством являлись лошади: все как на подбор породистые, не взмыленные. По всему было видно, что возница только сейчас заступил на смену, и Степан являлся первым его клиентом.

– Сусанинка где находится, знаешь?

– Знаем, бывали, – бородатый мужик, восседающий на козлах, ничуть не удивился его вопросу. – За треху докачу, если пожелаете.

– В два часа уложимся?

– Нет, за два часа никак. В три еще куда ни шло да и то выйдет вам не меньше червонца. По рукам?

Степан спорить не стал – просто махнул рукой, забрался в карету, в которой было неожиданно прохладно, и устало прикрыл глаза. Карета тронулась с места и резво понеслась по улицам, ловко маневрируя среди таких же, как и она, экипажей.

За городом возница разогнал ее еще больше, благо движение было не столь оживленным. Только сейчас Степан вспомнил, что в гостинице остались их с Нюрой вещи. Вернуться? А, впрочем, Бог с ними. Нюра наверняка простит и поймет. А теперь спать. Кто знает, что ждет его в будущем, и когда в следующий раз найдется время и место для того, чтобы преклонить голову.

Время близилось к полудню, когда из-за поворота вынырнули первые дома деревни. По просьбе Степана возница доставил его к самым воротам тренировочного лагеря, вполне искренне пожелав удачи да не забыв при этом снять с его счета червонец за добросовестно предоставленные услуги. «Нюра. Как она там? Жива ли?» – эти мысли не давали покоя Степану всю дорогу и сейчас, когда он чуть ли не бежал по лагерной аллее, бились в его голове, словно птицы о прутья железной клетки.