Текст книги "Каникулы на колесах"

Автор книги: Вячеслав Тычинин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 13 (всего у книги 14 страниц)

На реке Снов

Неугомонная Наташка окончательно отучила меня дрыхнуть по утрам. Теперь я просыпался с зарей, осторожно открывал дверцу, чтоб не потревожить дедушку, спускал ноги на землю и, поеживаясь от утренней прохлады, бежал к речке. Над тихой водой беззвучно свивался клубами прозрачный белесый туман. В полной тишине слышно было, как под крутым левым берегом всплескивает рыба. По воде от ее всплеска расходились концентрические круги. Словно искусные конькобежцы на льду, быстро скользили по поверхности воды длинноногие водомерки. Я делал зарядку, короткую пробежку по берегу, а потом погружался в воду. Не прыгал, с шумом и брызгами, не нырял, а именно погружался, медленно сползая в речку. Почему-то мне не хотелось хоть единым звуком нарушить зачарованную тишину утра. Потом, докрасна растерев тело мохнатым полотенцем, я наблюдал, как край солнечного диска поднимается над горизонтом.

Отрезвлял меня обычно заливистый петушиный крик. Со стоянки подавал голос петушок, в первый же день купленный мамой в соседней деревушке у Санькиной матери. Такого великолепия я еще не видывал. Стройный, со стоячим гребешком, туго налитым алой кровью, без единой крапинки на снежно-белых перышках, ясноглазый Петенька всех нас очаровал своей картинной статью. Он словно сошел живым с рекламного цветного плаката. И голос у него был свежий, звонкий, такой молодой и жизнерадостный, что, услышав его, всегда хотелось улыбнуться. Я даже отгонял мысль о том, что в будущем нашего Петю ожидает общая судьба-злодейка всех кур, усекновение главы на лесном пеньке. Пока что, не подозревая ни о какой опасности, Петенька грациозно вышагивал на желтых ножках, проворно поклевывал землю в поисках корма.

Чтобы уберечь красавца-петушка от преждевременной кончины ночью в зубах бродячих псов, пришлось пойти на хитрость. Сначала мы хотели сажать его с вечера на какую-нибудь ветку повыше. Но, поразмыслив, поняли, что так делать не годится. Без привязи петушок непременно захочет слететь с ветки, а на веревочке, чего доброго, запутается, повиснет вниз головой и погибнет. Да и кошки легко взберутся по дереву за лакомой добычей. Тогда мы догадались: на ночь стали накрывать Петеньку пустым ведром, придавленным сверху, для тяжести, запасным колесом. В такой хоть и тесной, зато надежной камере-одиночке петушок мог никого не бояться.

Постоянной заботой оставалось приготовление пищи. В дорожных условиях это главная докука. И никуда от нее не денешься. Желудок неумолим. Но после стоянки под Одессой обе наши семьи начали питаться вместе. Это сразу облегчило бремя, которое раньше несла на своих плечах мама. Как ни старались мы, трое мужчин, помогать ей, все же готовить приходилось маме. Теперь один день варила-жарила тетя Вера, другой – мама. Вызывалась включиться в дежурство и Наташка, но обе женщины дружно отвергли ее помощь. У взрослых ведь всегда так: любят жаловаться, что дети не помогают, растут лентяями, а чуть сунешься сделать что-нибудь, одни ответ: "Твоя забота – учиться. Успеешь еще на своем веку наработаться". Вот тут и прояви активность.

Удобства выбранной нами стоянки на берегу реки Снов быстро оценили и другие автолюбители. Не одни мы оказались такими смекалистыми. Раньше всех примкнул к нам оранжевый "Москвич" со смоленским номером. Обычно мы удивляем соседей высоким уровнем своего технического оснащения. Но на этот раз изумляться пришлось нам. Как ни чиста была на вид вода в реке, все же пить ее мы не рисковали, для питья таскали воду за километр, из колодца ближней деревеньки. А смоленчанин вогнал в дно реки метровой длины трубу, продырявленную множеством отверстий, навинтил на нее вторую трубу с насаженным сверху ручным насосом и начал качать подрусловую воду. Мы только рты разинули.

Первым отведал водички дедушка. Зачерпнул ковшик, напился, роняя прозрачные капли на грудь, и выразительно оттопырил большой палец:

– Почище артезианской!

Попробовали и мы. Вода и в самом деле оказалась очень вкусной, без малейшего запаха. Да и неудивительно – по пути к насосу она надежно фильтровалась метровым слоем песка. Проблема доставки питьевой воды отпала. Смоленчанин и на ночь не убирал свой замечательный насос.

– Справедливо говорится: век живи, век учись, – изрек по этому поводу дедушка. – Всякая снасть у нас имеется, а вот до такой штуки мы не додумались. Полезнейшая вещь! Придется на будущий сезон позаимствовать идею.

Вскоре вся стоянка пользовалась насосом, дружно нахваливая умельца. Чтоб не оставаться в долгу, мы заварили изобретателю своим походным вулканизатором все дырки в его запасных камерах. Как ни плоха была дедушкина резина, у смоленчанина дела с нею обстояли еще плачевней. По поводу заднего колеса "Москвича" между мною и папой даже произошел разговор, целиком заимствованный у Гоголя.

– Вишь ты, вона какое колесо, – с живым интересом сказал папа, присев на корточки и ощупывая здоровенный желвак, вздувшийся на шине. – Что ты думаешь, Дикий Кот, доедет то колесо, если б случилось, в Москву или не доедет?

– Доедет, – уверенно ответил я, тотчас вспомнив беседу двух мужиков в губернском городе по поводу чичиковской брички.

– А в Казань, я думаю, не доедет? – продолжал допытываться папа.

– В Казань не доедет, – подал я соответствующую реплику из классика.

Москвичевское колесо и в самом деле не доехало б до Казани, рискни смоленчанин пуститься на нем в такой дальний путь. Обе передние шины совсем облысели, в задние были всунуты манжеты. На ходу они должны были наверняка трепать весь автомобиль, почище, чем такса треплет мышь. Как ухитрялся изобретатель насоса ездить на такой резине, а главное, благополучно миновать бдительные посты ГАИ, для меня и сейчас остается загадкой. Разве что ездил он только по ночам?

Факт тот, что смоленский "Москвич" оказался ценным приобретением для всего нашего лагеря. Зато много огорчений доставило другое пополнение автостоянки. Как-то к нам лихо подкатила рыжая машина из Курска, гибрид "Победы", "Оппель-капитана" и еще какой-то неизвестной даже дедушке иностранной марки. Сначала мы, что называется, и ухом не повели. Но когда рыжуха развернулась на полянке, стало видно, что за ней следует на прицепе лодка. Тут только до нас дошло, что прибыл автотурист новой формации, моторизованный до зубов, способный передвигаться не только по суше, но и по воде.

В первый же день, едва разобрав вещи, не мешкая ни минуты, даже не установив еще палатки, курянин спустил свое судно на реку, оснастил его мотором "Вихрь" и помчался вверх по течению.

Куда девалась целительная тишина песчаных берегов реки Снов! С этого дня все мы лишились покоя. Курянин бороздил воды с такой неукротимой энергией, будто поклялся в кратчайший срок разогнать все рыбное население реки. Пронзительное тарахтенье моторки, децибелл на сотню, невыносимое, как зубная боль, раздавалось утром и вечером, на зорьке и в послеобеденные часы отдыха. Мощный движок гнал легкую лодку с такой скоростью, что белопенные буруны яростно бились о крутые берега, размывая их, обрушивая в воду целые пласты земли. По чистой ранее воде поплыли радужные масляные и бензиновые разводья. Река Снов погибала. Погибала на наших глазах.

Автотуристы попытались усовестить рьяного моториста, но тот высокомерно заявил, что его лодка зарегистрирована где положено, на нее выдан документ, а значит, нечего вякать зря. Закон, мол, на его стороне. Если же кому-то не нравится звук лодочного мотора, так пускай он и не ездит никуда, сидит дома в полной тишине, как таракан за печкой. В век научно-технической революции пора бы привыкнуть к моторному окружению. Или автомобильные моторы не отравляют атмосферу своими выхлопными газами? Хрен редьки не слаще.

– Так ведь, мил-человек, все мы ездим по дорогам, – втолковывал дедушка курянину. – Они для того и построены. А твою коломбину господь бог, когда реки создавал, не предусмотрел. Вникаешь?

– Ничего речке от одной лодки не сделается, – стоял на своем курянин. – Зря что ли пишут о голубых дорогах? Придет время, тут десятки моторок будут носиться. Еще и катер появится.

Беда объединила лагерь. Срочно было созвано вече, которое и постановило: с сего числа считать курянина персоной нон грата. В переводе с дипломатического языка на житейский это означало, что его объявляют нежелательной личностью. И уж совсем популярно ему сообщили, что если завтра же он не сгинет с глаз вместе со своей адской тарахтелкой, последуют оргвыводы.

Не знаю, смекнул ли курянин, что при таком всеобщем возбуждении умов ему запросто могут подстроить какую-нибудь неприятность с лодкой, или усовестился наконец, но на утро он действительно исчез, а мы все облегченно вздохнули.

– На реке Снов снова воцарилась сонная тишина, – скаламбурила по этому поводу мама.

А папа, смеясь, добавил, обнимая маму за плечи:

– Кричали женщины "ура!" и в воздух чепчики бросали: возмутитель спокойствия изгнан.

Теперь вечерами в нашем лагере опять стали слышны смех и удары по мячу. Подобралась компания ребят и девчонок, наших одногодков. Мы натянули между сосенками сетку, очертили площадку, разделились на две команды и открыли спортивный сезон. Раньше я как-то не увлекался волейболом, предпочитая бадминтон. Меньше затрачиваешь энергии. Но Наташка кого хочешь утянет за собой. Вполне понятно, что капитаном одной команды мы выбрали ее, другой – долговязого Аркадия из Пскова. Я, разумеется, вошел в команду Наташки, И не только потому, что сдружился с нею. Наш капитан один стоил всей команды. Лучше Наташки не владел мячом никто. Она отбивала его у самой земли, в любом углу площадки, из самого немыслимого положения, даже падая. Судил матч обычно папа, строгий и объективный. Но и судья не мог иногда удержаться от "браво!", когда Наташка в каком-нибудь особо виртуозном прыжке отбивала, казалось бы, безнадежный мяч, спасая свою команду от поражения, или точнехонько посылала мяч в незащищенный пятачок на территории противника. Аркадий, надо отдать ему должное, тоже был не промах, так что борьба у нас шла нешуточная.

Но и бадминтону я не изменил. Иногда нам с Наташкой удавалось сделать до сотни ударов, прежде чем хвостатый беленький воланчик падал на землю. Раньше это у меня не получалось. Наверное, подзадоривало соперничество с Наташкой. Уступить девчонке? Ни за что на свете! Бывало, я чуть не падал в изнеможении, но виду не подавал. "Тук, тук, тук!" – стучала моя ракетка. А Наташка, коварно улыбаясь, еще и успевала перевернуться на одной ножке вокруг своей оси, пока воланчик две-три секунды летел к ней. Что за девчонка! Вот уж поистине – Черная Молния.

Реванш я брал только по вечерам, когда мы усаживались возле дотлевающего костерка и я пускался в рассказы о самом интересном, что вычитал в книгах или узнал от папы. Тогда Наташка сидела смирно и внимательно слушала меня.

А я, поощренный ее вниманием, разливался соловьем:

– За семьдесят лет жизни человека его сердце перекачивает крови больше четырех тысяч железнодорожных цистерн. Можешь ты себе это представить?

Или:

– Как-то Дарвин решил проверить на себе действие безусловных рефлексов: прижался лицом к стеклу, за которым лежала ядовитая змея, с твердым намерением ни за что не двигаться с места. Но не тут-то было! Едва змея бросилась к стеклу, чтоб попытаться ужалить, он невольно отскочил назад. Рефлекс сработал безотказно, подавил все его намерения.

Наташка только всплескивала руками от удивления. Она наконец усвоила, что я никогда не привираю в своих рассказах, не пытаюсь одурачить ее, говорю только то, что действительно узнал сам.

Красные угли постепенно подергивались седым пеплом. Птицы затихали в лесу. Наш лагерь засыпал. А Наташка просила меня:

– Расскажи еще что-нибудь, Алик!

И я снова начинал:

– Один французский спортсмен-ныряльщик поставил мировой рекорд: нырнул без акваланга и маски на сто метров, пробыл под водой больше трех минут.

Дедушка и автомобиль

Где-то я читал однажды о странностях человека. Если, к примеру, сидя в тепле, в удобном кресле, он клеит бумажные цветы на продажу, это для него работа, труд. А вот если тащит на горбу двухпудовый рюкзак под палящим солнцем или, наоборот, в жуткий мороз поднимается с ним, рискуя жизнью, по крутой скале, это, видите ли, уже вовсе не труд, а сплошное развлечение, хобби. Потому что – по собственному хотенью.

Мысль вроде бы странная, а разобраться – очень даже правильная.

Кажется, чего легче пропылесосить ковер. Всего-то и труда – повозить по нему щеткой пылесоса. А для меня это самая настоящая пытка. Как скажет мама: "Завтра, сынок, будем с тобой ковры чистить", так у меня сразу настроение падает. Зато с дедушкиной машиной я готов возиться целыми днями. Сам вымокну, измажусь, а уж отмою ее до блеска. Даже под крыльями, под бензобаком. Пальцы посбиваю, но каждую гаечку затяну на совесть. Потому что мне это не труд, а удовольствие.

Пользуясь хорошей погодой, дедушка решил заранее подготовиться к последнему большому перегону до Москвы. Конечно же, я немедленно взялся помогать ему во всем.

Под машину без смотровой канавы или гидроподьемника ему не забраться. Но какие могут быть гидроподъемники на берегу реки Снов? И я охотно нырнул под днище. Для меня это пара пустяков. Я ложусь на живот и со шприцом в руках добираюсь куда угодно.

Говорливым дедушку никак не назовешь. Он предпочитает слушать. Особенно когда сидит за рулем. Тут он весь превращается в зрение и слух. Но для меня он делает исключение. Может быть, потому, что твердо решил подарить мне "Мышку", когда я вырасту. А пока суд да дело, при каждом удобном случае обучает меня разным автомобильным премудростям.

О том, что в будущем мне суждено принять эстафету от дедушки, я узнал уже давно. А выяснилось это, когда я, шутя, предложил однажды дедушке:

– Хорошо бы продать нашу "Волгу" и купить новые "Жигули". Мощный мотор, новая резина, никакой тебе шприцовки: к тому же – скорость, тормоза…

Дедушка отнесся к моим словам очень серьезно, как-то странно поглядел на меня.

– Та-ак… Значит, продать? И у тебя хватит духу отдать нашу "Мышку" в чужие равнодушные руки? После того, как она столько лет верой и правдой служила всей нашей семье, успела состариться, потеряла прежнюю силу? Ну, не думал я, Алик, что у тебя такое холодное черствое сердце! А если новый хозяин начнет сажать в нее по пять-шесть человек, гонять на предельной скорости? Если у него даже гаража нет и окажется наша "Мышка" бездомной, без своего теплого жилья, будет стоять ночами под дождем, под снегом, грязная, неухоженная? Так ты готов отплатить ей за все доброе? Вероломством, предательством? Нет уж, внучек, никогда я не продам нашу "Мышку"!

Я смутился, но все еще стоял на своем.

– Как это не продашь? Не будешь же ты до ста лет ездить на ней? Рано или поздно, а придется расставаться с "Мышкой".

– Мне – да. Но из семьи она не уйдет. Подрастешь, подарю ее тебе. А до тех пор, пока хватит сил, сам буду за ней ухаживать. И ездить.

Мне бы надо было тут же поблагодарить дедушку за намерение сделать такой поистине царский подарок и не болтать, что попало. А я вместо того ляпнул, не подумав, что кровно обижаю этим дедушку:

– А если я все-таки захочу потом променять "Мышку" на новенькие "Жигули"?

Дедушка надолго замолчал, а потом тихо ответил:

– Тогда я лучше сам спишу ее в ГАИ, разберу на части. Распродам: кому – крылья, кому – двигатель, кому – задний мост. Детали – это уже не живая машина…

Впоследствии я много думал над этим разговором и, кажется, понял дедушку. За долгие годы он привязался к "Мышке" всей душой. Повезло ей, что с первого дня она попала в его умелые и любящие руки! Недаром бабушка иногда не на шутку сердится, что дедушка столько времени отдает машине.

Не удивительно, что он так обиделся на меня за легкомысленное предложение пересесть на "Жигули". Я уверен, что он живо представил себе картину: новый хозяин-лихач с треском захлопывает двери, рывком трогает с места, нещадно гонит старенькую "Мышку" по ухабам, навалив на крышу непосильный груз; грубо пинает ногой спустившее колесо и осыпает ругательствами надорвавшуюся машину. А на ночь, вместо уютного теплого гаража, подгоняет автомобиль к подъезду и бросает его у крыльца. И всю нескончаемую ночь мелкий надоедливый дождь мочит одинокую машину, скатывается каплями по стеклам, так что кажется, будто "Мышка" горько плачет, тоскуя по своему гаражу, прежнему заботливому хозяину…

А вскоре произошел случай, который помог мне еще лучше понять дедушку.

Не помню уже, что привело нас в один из автоцентров Волжского автомобильного завода. Ведь "Волги" такими автоцентрами не обслуживаются. Как и автомобили всех других марок, кроме "Жигулей". Разве что зимой, когда схлынет сезонная горячка, снизойдут до покраски кузова или антикоррозийной обработки днища, самых выгодных работ. Зато уж, правда, и сделают – первый сорт. Краска не хуже заводской. Блеск! Кажется, дедушке всего-навсего понадобилась дистиллированная вода, подлить в аккумулятор.

Уже перед фасадом главного корпуса из бетона и стекла дедушка невольно приостановился. На асфальтированной площадке стояло целое скопище разноцветных "Жигулей", ожидавших очереди на ремонт. Громадные окна, сквозь которые видны были разные станки, переплетения металлических конструкций, толстые жестяные воздуховоды, делали автоцентр похожим на большой современный завод.

Еще внушительнее он выглядел внутри: лощеные коридоры, полированные двери с табличками "Инженер по гарантии", "Диспетчер", "Бухгалтерия", зычный голос из радио-динамика, по-вокзальному неразборчиво передававший какое-то распоряжение – все усиливало впечатление заводского размаха.

Пока дедушка разговаривал с механиком, я проскользнул в манеж. На нескольких гидроподъемниках стояли "Жигули". Слесари меняли у них масло, проверяли крепление агрегатов, прокачивали тормоза. На других постах над моторами колдовали электрики. На оптическом стенде рабочий проверял развал колес. И всюду – сложные приборы, какие-то приспособления. А чистота! Даже смотровая канава была облицована белой метлахской плиткой, совсем как ванна в нашей квартире. За перегородкой механизированная мойка щедро поливала струями воды голубые "Жигули", а мохнатые щетки усердно вращались, отмывая бока и крышу малолитражки.

Я с удовольствием отметил про себя, что дедушкина наука пошла впрок: почти все, чем занимались ремонтники, мне было понятно. Я не глазел бессмысленно на слесарей, а наблюдал за их работой с живым интересом и так увлекся, что и не заметил, как рядом со мной оказались папа и дедушка. Они получили разрешение пройти к аккумуляторщику за водой. Само собой, я не мог упустить такой удобный случай, тут же увязался за ними.

Вернулись мы к "Мышке" с бутылкой дистиллята не скоро. Папа был восхищен всем увиденным. Я ожидал, что дедушка тоже выразит восторг. Еще бы – такие чудеса! Но, сверх ожидания, между ними вспыхнул горячий спор.

– Наконец-то и в области автосервиса мы выходим на мировой уровень! – восторженно сказал папа. – Чего стоит один пост диагностики двигателя. Все как на ладони, все параметры: мощность, приемистость, крутящий момент, удельный расход горючего. Даже процент содержания окиси углерода в выхлопных газах! И все это не сходя с места. Осциллограф выдает диаграмму графически, на дисплее можешь наблюдать визуально…

– Осциллограф… дисплей, – перебил папу дедушка. – Ах, ах… Любишь ты, Володя, громкие слова. А не заметил за перегородкой битые "Жигули" навалом? У одной весь передок кузова будто бритвой срезан. У другой крыша смята, наверняка кувыркнулась через кювет вверх колесами. Разговаривал я с ее хозяином, дылдой в белых штанах. Не горюет, мотает ключом зажигания на пальце. "Завтра, – говорит, – обещают моей тачке новую крышу приварить. Папенька и не узнает, что я вверх тормашками слетал". Понял? "Моей тачке…" Кувыркнул отцовскую машину – и горя мало. Откуда у такого типа появятся любовь к машине, бережливость? Бей, круши – ремонтники восстановят.

– Погоди, погоди, но это же разные вещи. Я говорю не об авариях, а о сервисе. Автоцентр мы с тобой только что видели. А уже не за горами время, когда вдоль шоссе будут стоять колонки с телефоном. Случилось что-нибудь с твоей машиной, позвони с такой колонки, подъедет "скорая техпомощь", все исправит.

– Вот, вот… То-то благодать настанет! И расплодятся горе-водители: жмет на кнопки, на педали, а что у него там под капотом происходит – и дела нет. В случае чего, ремонтники наладят. А по мне, если своими руками вымыл, смазал машину, затянул каждый болтик, так и едешь – кум королю, сват министру. И не надо на чужого дядю уповать.

– Да, но не всем же досконально знать автомобиль! Покупают машины уже сотни тысяч: сталевары, геологи, шахтеры, научные работники… Что же им самим овладевать ремонтом, уходом за автомобилем? – кипятился папа. – Давайте тогда и телевизоры сами ремонтировать, и холодильники.

– И это б неплохо. А то есть мужики – гвоздя в стенку вбить не может, рубанка в руках сроду не держал.

Спор продолжался еще долго, но каждый остался при своем мнении. А мне кажется, понять дедушку можно. Он ведь жил совсем в другое время. Не забыть, как рассказывал он мне о тех далеких годах, когда впервые и навсегда подружился с автомобилем. "Я ведь, внучек, на "Хорьхе" еще начинал. Помощником шофера. Была такая должность. Что-то вроде нынешнего борт-механика. Шофер весь в кожаном, с ног до головы: краги с раструбом, гетры, шлем с авиационными очками… Фу-ты ну-ты! Даже штаны и те из черной кожи. Все на нем скрипит, сияет. Его дело в поездке – рулить. А уж ты изволь заранее заправить машину бензином, маслом, подкачать шины, протереть лобовое стекло… Нет пассажиров или едет какой-нибудь мелкий чин – в виде особой милости даст тебе порулить немного по гладкой дороге. Ну, тут уж ты на седьмом небе от радости! И уважали же тогда шоферов! Сейчас не каждому летчику такой почет. Машин-то мало, к тому же с норовом, ломались часто. Так что при нужде каждый шофер, считай, сам себе и автослесарь, и электрик, и механик. Все в одном лице. Да и как иначе? Ни автозаправок нынешних, ни станций техпомощи, ни сносных дорог, ни уж тем более магазинов с запчастями и в помине не было. А вот лошадок еще много было. И так засевали грунтовые дороги гвоздями, что ко поспеешь колеса менять…"

Вот тогда-то, можно сказать, на заре автомобилизации, когда по дорогам нашей страны бегали еще "Фордики" и грузовые АМО, дедушка и стал мастером на все руки. Вот уж кто доподлинно при нужде может суп из топора сварить! Не забуду, как я однажды разбил стеклянный отстойник бензонасоса. Уронил на него ключ, растяпа. Что делать? Без отстойника мотор не заведешь. В запчастях такую деталь сроду не возят, ей же износу пег. А до ближайшего города сто километров. Да и найдешь ли еще там отстойник, неизвестно. Но дедушка и тут нашел выход: поставил вверх донышком баночку из-под майонеза, закрепил ее проволокой и – порядок, отлично доехали. В другой раз и того чуднее. Случилось дедушке одному ехать. А на выезде из лесочка машина забуксовала. И чувствуется, что всего-то самую малость подтолкнуть ее надо, да некому. Как быть? Дедушка и тут не растерялся: включил первую передачу, сам вылез из-за руля, сзади плечом подналег. Но сначала к проводу от индукционной катушки привязал длинный шпагат, чтоб не пришлось потом догонять машину бегом. Чуть "Мышка" прыгнула вперед, он сразу за шпагат – дерг! – и зажигание выключилось. Пришлось беглянке остановиться.

– Карданы проверил? – прервал мои воспоминания дедушка. – Ладненько. Тогда пройдись еще по стремянкам задних рессор, нет ли слабины. На вот, держи накидной ключ.

– Расскажи что-нибудь интересное, дедушка, – попросил я.

Солнышко зашло за тучку, стало прохладно, потянул свежий ветерок. Наверное, он и напомнил дедушке экспедицию к одному из якутских приисков, чуть не на берегу Ледовитого океана.

– Снарядили двадцать грузовиков. Конечно, трехосных вездеходов. Обычным грузовикам там и делать нечего. Придали автоколонне бульдозер, два гусеничных трактора, техничку. Расстояние-то не бог весть какое, но дорога!..

– Автозимник? – щегольнул я знанием Севера.

– Если бы! Полное бездорожье. Плюс два горных перевала через отроги Кулара, пурга, мороз под шестьдесят, наледи… Ох, и хлебнули ж мы тогда горюшка! Два шофера серьезно поморозились: в сумасшедший ветер на перевале отказал, на беду, бензонасос. У половины машин на кочках перебило передние рессоры. Стягивали их тросами, чтоб доползти. Тряска такая, что руль в руках не держится.

– И сколько ж времени вы так ехали?

– Десять суток. А всего-то – триста километров с небольшим.

– С какой же скоростью вы ехали? – ошеломленно спросил я дедушку из-под машины.

– Ни о какой скорости и речи не было. Когда на километр за час продвигались, а когда и всего-то на двести метров. Как удастся. Пока бульдозер не срежет самые страшные моховые кочки на мерзлом болоте, не засыплет ямы, с места не тронешься. Автомобиль все же, хоть и трехосный, не танк. Счастье, если по руслу речки, по галечнику доведется какое-то место проехать. Только таких кусков мало было.

– А кто вас вел? Или по карте ориентировались?

– Проводником одного якута взяли. Когда-то он там на оленях проезжал, вот и взялся провести автоколонну через горы.

– А ночевали где?

– В кабинах. Где же еще? Моторы, понятное дело, не глушили все десять суток. Только бензин подливали. У каждого в кузове по две бочки припасено. А мороз! А ветрище! Как в дьяволовой трубе дует. Кабинка утеплена, сам в тулупе, в валенках лежишь, мотор работает, через обогрев тепло гонит, а все одно зябнешь. За ночь раз пять проснешься.

Дедушка рассказывал еще долго. И я зримо представил себе, как пробивалась его автоколонна к заполярному прииску. Ревет пурга, заглушая надрывный стон моторов; в снежных вихрях мотаются огни автомобильных фар. Закутанные в тулупы люди появляются в снежном месиве, изо всех сил подталкивают буксующие грузовики и снова растворяются в метельных потоках. В мертвом свете луны ползущие по сопкам автомобили кажутся черными жуками.

– Зато представляю, как встретили вас на прииске! Или там никого еще не было, вы первопроходцами шли?

– Рейс – первый, это да. Но люди там уже были: геологи, горняки, механики. Их морем Лаптевых забросили. А уж встречали нас – и не говори! Изо всех палаток, из юрт повыскакивали, руками машут, кричат; добежали – кинулись всех обнимать, целовать… Такое, внучек, не забывается.

– Еще бы! Но экспедиция на прииск – это, конечно, тяжелый и опасный рейс. А вот смешные случаи у тебя бывали, дедушка? – спросил я, усердно затягивая гайки стремянок. Волосы лезли мне в глаза. Я отмахнулся рукавом, лег поудобнее, чтобы лучше слышать.

– И такое случалось. Ехал я как-то с Волги. Один. Ночь застала в открытом поле, где-то под Пензой. Надо ночевать. А я только что в столовой на трассе всяких страхов наслушался. Вот не хуже того паникера, что к нам после Харькова пристал, веничком шоссе заметал, наговорил с три короба.

– Что же тут смешного, дедушка? – возразил я.

– Ты дальше слушай. Никакого жилья поблизости нет. Приткнуться к людям негде. Пришлось заехать в лесополосу. Поднял стекла, заперся изнутри, все чин чинарем. Поверить я слухам не поверил, а все-таки решил остеречься маленько. Положил рядом монтировку. Опять же, на всякий случай. Лег. Но спится плохо, вполглаза. Голоса какие-то чудятся, шаги, шорохи… Только перед зарей и заснул. А утром встал – батюшки! – у меня же в передней дверце одно стекло осталось опущенным, проморгал как-то с вечера. А там в лючке и кошелек с правами, со всеми деньгами, только руку протяни! Да еще рядом и монтировка припасена, чтоб было чем водителя пристукнуть.

Слушая дедушку, я не перестаю орудовать ключом. А он работает наверху. Снизу мне видны только его ноги в мешковатых полотняных брюках и сандалиях. Но по тому, куда он переходит, по отдельным звукам я догадываюсь, за что принимается дедушка. Вот его ноги переступили вперед, прижались к левому крылу машины. Звякнула бутылка, послышалось бульканье. Это значит, дедушка подливает тормозную жидкость. А вот ноги уже возле багажника, остро запахло бензином. Все ясно: не полагаясь на электрический указатель, дедушка проверяет мерной линеечкой остаток горючего в баке.

Торопиться некуда, и я размышляю над тем, как мудро устроен автомобиль, как здорово он приспособлен к долгому и быстрому бегу. Все в нем вызывает восхищение изобретательностью человеческого ума. Взять хоть тот же мотор: сам сосет бензин из бака, сам подает нужную порцию горючей смеси в цилиндр, закрывает клапаны, сжимает смесь и тут же поджигает ее электрической искрой. И все это в доли секунды! Бум-м! – смесь вспыхнула, поршень полетел вниз, завертел коленчатый вал. А от него через множество шестеренок завертелись и колеса. Автомобиль побежал.

Есть у мотора своя маленькая электростанция, чтобы было чем зажигать фары, давать звуковой сигнал, подзаряжать аккумулятор. Есть система охлаждения, чтоб мотор не перегревался. У человека кровь по всем артериям гонит сердце.

У мотора оно тоже есть: масляный насос подает смазку во все подшипники.

Как-то мне попала в руки интереснейшая книга Юрия Долматовского, выпущенная к столетию изобретения автомобиля.

Из нее я узнал, что сегодня на Земле бегают уже полмиллиарда автомобилей; в двадцатом веке население планеты увеличилось только втрое, а автомобилей стало больше в десять тысяч раз!

Закончив профилактику, вечером мы с дедушкой подсели к общему столу, за которым в нашем лагере обычно сражались любители домино. Но на этот раз их вытеснили пожилые водители, все, правда, моложе дедушки, но тоже народ бывалый, тертый. Как водится, тут же посыпались байки, не хуже тех, которые рассказывают на привалах охотники.

Начал смоленчанин, владелец чудодейственного водяного насоса:

– Вот был случай, расскажи – не поверят…

И осторожно замолчал.

– Не стесняйся, трави, – поощрили хором робкого рассказчика. – Мы поверим.

– Нет, серьезно ребята. Ехала автоцистерна с каким-то особым авиационным клеем. И перевернулась. Клей залил шоссе. И кто с ходу вскочил в этот клей, тут же и пристыл на месте. Как муха на липучке.

– Так до сих пор и стоят там? Расскажи где, съезжу посмотреть, – послышался чей-то насмешливый голос.

– Я ж говорил – не поверите, – обиженно возразил смоленчанин. – А между прочим – истинное происшествие. Вырубать машины из этого анафемского клея? Ничего не получится, он же крепче бетона. Так и стояли, пока не привезли цистерну нужного растворителя. Им только и освободили автомашины.