Текст книги "Легенды Белого дела"

Автор книги: Вячеслав Бондаренко

сообщить о нарушении

Текущая страница: 14 (всего у книги 24 страниц)

Тут наверху канонада звучала гораздо громче. Мы остановились у Арсенала. Разведки пошли в соседние улицы. Все поочередно гадали, кто это мог быть. Или кто-то бомбардировал подходы к Киеву, или красные от кого-то отбивались. Говорили, что наши перешли Днепр ниже по течению, другие – что это армия Шиллинга из Одессы, третьи – что это поляки, и т. д.

Когда мы наконец двинулись опять, улица была пуста. Только на Царской площади вдруг высыпал народ. Стали кидать цветы, девицы целовали солдат, кричали „ура“, махали русскими флагами.

Вдруг все замерло. Толпа прижалась на тротуарах. Энден с частью своего отряда разделился, поехал вперед по Крещатику, там вдали стояла колонна австрийцев в серо-голубых формах и кепи. На вид они были так же удивлены, как и мы. Сивчук прошептал:

– Да это австрияки, откуда они?

Подъехал батальонный. Все глазели на австрийскую колонну. Энден медленно ехал по середине улицы по направлению к австрийцам. Мы смотрели в ожидании. Энден вернулся и громко сказал:

– Они говорят, что они украинцы, командует ими какой-то Петлюра.

– Да ну их к черту! – сказал Исаков.

<…> Сейчас же возобновились крики „ура“, посыпались цветы, толкотня. Мы прошли до Бессарабки и остановились»[347]347
  Волков-Муромцев Н. В. Юность. От Вязьмы до Феодосии. Париж, 1983. С. 298–299.


[Закрыть].

Офицер-танкист А. Д. Трембовельский[348]348
  Александр Дмитриевич Трембовельский (1898–1985) – полковник (1920). В 1917 году прапорщик 56-го пехотного запасного полка. С декабря 1917 года в Добровольческой армии. Служил в бронетанковых частях, в 1920 году командир танка «Генерал Скобелев». С 1920 года в эмиграции. – Примеч. ред.


[Закрыть] вспоминал: «При входе в город киевляне забрасывали танки цветами. Восторженная толпа приветствовала нас криками „ура“, а на одной площади жители города встретили нас с бокалами шампанского»[349]349
  Трембовельский А. Д. Эпизоды из жизни 3-го отряда танков// http://pervopohodnik.ru/publ/16-l-0-208; обращение 8.03.2017.


[Закрыть].

Свой штаб Николай Эмильевич разместил в здании 5-й Киево-Печерской мужской гимназии[350]350
  Сейчас в этом сильно перестроенном двухэтажном доме расположен Национальный транспортный университет Украины. – Примеч. авт.


[Закрыть]. Таким образом, украинские и добровольческие войска появились в городе одновременно.

Утром 31 августа обе вооруженные силы встретились в центре города, на Думской площади[351]351
  Ныне на этом изменившемся до неузнаваемости месте находится майдан Незалежности. – Примеч. авт.


[Закрыть]. На Крещатике собралась многонациональная (в 1919 году в Киеве жили более 232 тысяч русских, 128 тысяч украинцев и 114 тысяч евреев) толпа горожан. Галичане и петлюровцы появились на площади в полдень и вывесили на балконе здания думы желто-голубой флаг, портреты Тараса Шевченко и Петлюры. Двумя часами позже в сопровождении священнослужителей подошли и добровольцы. Обе стороны вели себя корректно, эскадрон белых построился рядом с галичанами, а на просьбу генерал-майора Н. И. Штакельберга[352]352
  Барон Николай Иванович Штакельберг (1870–1956) – генерал-майор (1916). Участник Первой мировой войны, командующий гвардейской стрелковой дивизией. В Гражданскую войну – на Юге России, с августа 1919 года командир Сводно-гвардейской бригады, с октября – Сводно-гвардейской пехотной дивизии. Участник Бредовского похода. С 1920 года в эмиграции. – Примеч. ред.


[Закрыть] разрешить принять участие в параде и вывесить на балконе думы также и русский флаг, генерал Краус ответил согласием. Всё шло к тому, что парад освободителей Киева получится совместным. Сначала рядом с украинским флагом на балконе думы вывесили несколько переданных из толпы маленьких русских флажков, а вскоре генерал Штакельберг своими руками укрепил там и большой триколор; собравшиеся на Думской площади горожане взорвались аплодисментами и криками восторга. Но тут произошло непредвиденное: только что назначенный комендантом Киева петлюровский полковник В. П. Сальский[353]353
  Владимир Петрович Сальский (1885–1940) – генерал-хорунжий армии УНР (1920). Участник Первой мировой войны, подполковник (1917), старший адъютант оперативного отдела управления генерал-квартирмейстера штаба 12-й армии. С ноября 1917 года – в украинских войсках. С мая 1919 года командующий Запорожской группой армии УНР. В сентябре – ноябре командующий Действующей армией УНР, с ноября военный министр. С 1920 года в эмиграции. – Примеч. ред.


[Закрыть] приказал сорвать триколор с балкона, заявив: «Перед московським прапором не будемо парадувати!» Еще каких-то два года назад Сальский был русским подполковником, кавалером Георгиевского оружия, более того, судьба дважды сводила его с Бредовым – сначала в 1916 году на Северном фронте, затем в Военном министерстве Украинской державы, где Сальский служил в отделе пехотных школ. И вот теперь бывший русский офицер приказывал сорвать «московский» флаг со здания Киевской городской думы. Один из казаков выполнил приказ и передал флаг сотнику Божку, который картинно бросил полотнище под копыта коня Сальского. Результат этой выходки оказался предсказуемым – киевская толпа взревела уже от негодования. К Сальскому бросился один из верховых офицеров-добровольцев, на скаку вынимая шашку из ножен, но ординарец полковника зарубил его. На площади началась беспорядочная стрельба, причем огонь по петлюровцам и галичанам вели главным образом киевляне. После короткой свалки петлюровцы с галичанами бежали с площади и рассеялись по городу. Бредов отдал решительный приказ разоружить украинцев, и вскоре бо́льшая часть петлюровских войск сложила оружие; остальные скопились в районе вокзала и тщетно ждали приказов от растерявшегося командования.

Обескураженный генерал Краус (тоже едва не погибший, когда под его автомобиль кто-то бросил гранату) лично направился в штаб Бредова улаживать конфликт. После десяти минут ожидания Николай Эмильевич появился в комнате в сопровождении офицеров своего штаба. Крауса сопровождали отаман Виметаль, сотники Тавчер и Верниш, поручики Онишкевич и Чехович. Разговор шел по-немецки; это обстоятельство позволило украинскому историку Я. Ю. Тинченко 80 лет спустя иронизировать по поводу того, что «два немца на немецком языке решали судьбу славянского Киева». Но на каком еще языке Бредову было разговаривать с якобы украинским, а на деле австрийским генералом? Что же касается «немецкости» самого Бредова (дополнительно подчеркиваемой приставкой «фон», которая в реальности им не использовалась), то скажем коротко – Николай Эмильевич был русским во втором поколении (в протоколе его допроса 1944 года указано: «Русский, из дворян»), православным по вероисповеданию, и, самое главное, он был русским офицером, что и определяло всю его жизнь и судьбу…

Переговоры начал Краус:

– Господин генерал, наши войска после тяжелых боев заняли Киев; мы воюем против общего врага – большевиков. Мы оба воины, и политика нас не касается. Я пришел сюда, чтобы установить демаркационную линию, а потом вместе воевать с большевиками. Оставим политические недоразумения политикам.

Последовала пауза, после которой Николай Эмильевич жестко отчеканил:

– Киев, мать городов русских, никогда не был украинским и не будет!

– Оставим политику в стороне, – после долгой паузы с трудом возразил Краус, – мы должны оговорить только военное положение, и у меня нет никаких полномочий разрабатывать продолжительные условия. Я здесь только как командир группы войск, который хочет избежать конфликтов. Сейчас в дороге уже находится делегация во главе с генералом Павленко, у которого полномочий больше. Делегация прибудет с минуты на минуту.

– Речь идет об Омельяновиче-Павленко? – уточнил Бредов, имея в виду Михаила Владимировича Омельяновича-Павленко, бывшего генерал-майора русской армии, служившего у Скоропадского, а затем возглавившего Галицкую армию.

– Я не знаю, – слукавил Краус, отлично знавший, что это именно Омельянович-Павленко.

– В том случае, если это Омельянович, он будет расстрелян, – коротко отозвался Бредов, – а с Петлюрой переговоров вообще не будет, так как он бандит. А как вы относитесь к Петлюре?

Краус ушел от ответа, сказав, что Галицкая армия была вытеснена поляками за реку Збруч, воюет с большевиками и имеет свои линии подчинения. Затем Краус высказал возмущение тем, что белые разоружили галицкие подразделения, на что Бредов заметил, что галичане тоже захватили одну его артбатарею, а затем напомнил о том, что со здания думы был сброшен и затем уничтожен русский флаг. Стрельбу на улицах генерал назвал большевистской провокацией и заключил:

– Украинские войска должны быть немедленно и без всяких условий выведены из города.

– Мы сами взяли город и намерены его защищать от любого врага, – возразил Краус.

С улицы между тем раздавались одиночные выстрелы и пулеметные очереди. Краус предложил отправить в город одного из своих офицеров, чтобы известить стороны о ходе переговоров, но Бредов не согласился. Тогда Краус подал ему свой револьвер со словами:

– В таких обстоятельствах все переговоры иллюзорны. Я без связи со своими войсками, без информации, мои руки заранее связаны, поэтому я не могу свободно принимать решения и считаю себя вашим пленным[354]354
  Кравс А. За украïньску справу. Спомини про III корпус У. Г. А. після переходу за Збруч. Львів, 1937. С. 46–47.


[Закрыть].

В ответ Бредов предложил Краусу хорошо подумать и вышел из комнаты. Согласно другой версии, «выбежал в бешенстве», чего, конечно, быть не могло: на протяжении всех переговоров Николай Эмильевич вел себя спокойно и уверенно, с позиции силы, и оставил Крауса в одиночестве именно затем, чтобы окончательно навязать ему свою волю. Прием сработал блестяще. «На один час Бредов оставил меня одного, это был самый тяжелый час в моей жизни, – вспоминал Краус. – В моей голове крутились самые страшные мысли. Почему я должен быть тем, на кого возложены такие тяготы и ответственность? Где была давно обещанная делегация с генералом Павленко, где был главный атаман Петлюра?»[355]355
  Там же. С. 48.


[Закрыть] Через час, в два часа ночи 1 сентября, переговоры продолжились. Уловив в настроении австрийца перемену, Бредов напористо потребовал у него сдать все оружие или передать Галицкую армию в подчинение Деникина. От этого ошеломленный Краус категорически отказался, а вот следующее требование Бредова на фоне предыдущих уже показалось ему вполне приемлемым: украинцы и галичане должны были отойти от Киева на один дневной переход, без всяких трофеев и не предпринимая никаких враждебных действий против белых. Кроме того, из Крауса удалось выбить еще один важный пункт: «Галицкая армия действует независимо от войск Петлюры, под собственным галицким командованием, без какой-либо политической программы, с одной только целью борьбы с большевизмом»[356]356
  Там же. С. 50.


[Закрыть].

Утром 1 сентября на всех киевских стенах можно было прочесть приказ Н. Э. Бредова, извещавший о том, что Киев отныне и навсегда возвращается в состав великой и неделимой России. Сложнейшая задача, поставленная перед военачальником, была полностью выполнена. В итоге избранной Николаем Эмильевичем тактики красные ушли из Киева сами, отступив перед превосходящими силами украинцев и галичан, а этих «конкурентов» белые вытеснили из города в течение дня благодаря дипломатическому таланту Бредова. В сущности, освобождение Киева в конце августа 1919 года может по праву считаться наиболее блестящей операцией по овладению крупным населенным пунктом за всю историю Белого дела на Юге России – осуществленной минимальными силами и с минимумом жертв. (Из четырех других российских городов, чье население к 1919 году превышало 200 тысяч человек, Белая армия заняла также Одессу и Харьков, однако эти военные операции сопровождались достаточно серьезными боями и, соответственно, потерями.)

Современный украинский историк С. В. Машкевич так оценивает итоги двух судьбоносных для Киева дней: «Белогвардейцы в Киеве в нужные моменты проявили твердость и решимость. Находясь в явном меньшинстве, они не колебались, не стесняли себя джентльменскими нормами, когда нужно было разоружать противника, и твердо отстояли свою линию на переговорах. Украинцы же, во-первых, не имели продуманной стратегии поведения по отношению к белогвардейцам (приказ „занимать“, но не „стрелять“ попросту сгубил их); во-вторых, страдали от разногласий в собственном лагере (между галичанами и надднепрянцами); в-третьих, по крайней мере, в самом Киеве не пользовались поддержкой местного населения»[357]357
  Машкевич С. А. Два дня из истории Киева. Киев, 2010. С. 144.


[Закрыть].

Существуют, впрочем, и другие оценки действий Н. Э. Бредова в качестве дипломата – мол, занятая им позиция была не просто «твердой и решительной», а чрезмерно жесткой, что помешало создать союз между добровольцами и украинцами. Об этом писал бывший министр исповеданий у Скоропадского В. В. Зеньковский: «Соглашение, которое так легко было достигнуть в это время (украинцы, дорожа тем, чтобы хотя бы „символически“, но без власти, остаться в Киеве, пошли бы на самые принципиальные уступки), достигнуто не было – так была совершена грубейшая трагическая ошибка. По существу, самое соглашение, которое неизбежно должно было покоиться на унижении украинцев (ибо оставить Киев в руках украинцев – чего они добивались, обещая в дальнейшем доброжелательный нейтралитет, – действительно было невозможно для „добровольцев“ ввиду огромного стратегического значения Киева как крупного железнодорожного узла), но его нужно было бы добиться, чтобы иметь непосредственное соприкосновение с украинцами именно в Киеве. Для этого нужно было создать и максимально удерживать какую-нибудь „паритетную“ комиссию, не владея вполне Киевом и не отдавая его всецело украинцам. Такое положение продолжилось бы не более нескольких месяцев – одна или другая сторона должна была бы уйти. А между тем за это время можно было бы добиться нового соглашения с Петлюрой, быть может заключить даже серьезный союз. <…> Но в ставке Деникина уже был провозглашен лозунг „Единой Неделимой России“ – лозунг верный, но демагогически направленный против украинцев – говорю демагогически, потому что не все украинские группы к тому времени стояли так решительно за „самостийность“»[358]358
  Зеньковский В. В. Пять месяцев у власти // http://www.krotov.info/library/08_z/en/zenkov_3.htm; обращение 8.03.2017.


[Закрыть]. В этой обширной цитате мемуарист сам же и отвечает на вопрос, возможно или невозможно было соглашение добровольцев с украинцами: несомненно, что Н. Э. Бредов получил четкие инструкции от А. И. Деникина и вел переговоры с А. Краусом исходя исключительно из идеи «единой, великой и неделимой России».

Тем не менее надежда на то, что украинцев удастся «сломать», какое-то время еще не покидала добровольческое командование. В отличие от переговоров Бредова с Краусом значительно меньше известен факт переговоров комбрига 7-й дивизии генерал-майора П. П. Непенина с упоминавшимся выше М. В. Омельяновичем-Павленко, состоявшихся 26 сентября на станции Пост-Волынский. Озвученные Непениным требования Бредова оставались прежними: украинцы должны или разоружиться и разойтись, или войти в структуру ВСЮР; переговоры быстро зашли в тупик. А идея союза с Галицкой армией, ставшая реальностью в ноябре 1919 года, оказалась в итоге мертворожденной – армия (переименованная в Украинскую Галицкую) была практически небоеспособной из-за эпидемии тифа, а в начале 1920-х годов под названием Червоной Украинской Галицкой перешла на сторону РККА.

Сохранилось несколько фотографий парада Добровольческой армии в Киеве: на первом плане командарм, генерал-лейтенант В. З. Май-Маевский в корниловской форме, чуть позади него генерал-лейтенант Н. Э. Бредов в летней белой гимнастерке, поодаль, тоже в летней белой форме, командир 5-го кавкорпуса генерал-лейтенант Я. Д. Юзефович. Взятие города имело огромное моральное значение: ведь следующей после «матери городов русских»[359]359
  Киев назван матерью городов русских еще в Повести временных лет (882 год): «И сел Олег, княжа, в Киеве, и сказал Олег: „Да будет это мать городам русским“». – Примеч. ред.


[Закрыть] была Москва. А население Киева искренне радовалось – красная власть ассоциировалась у нее с ужасами «чрезвычаек», их в Киеве было шестнадцать, а количество горожан, зверски замученных или казненных накануне прихода белых, исчислялось сотнями. У О. Э. Мандельштама в одном из стихотворений есть строка «Пахнут смертью господские Липки…»[360]360
  Мандельштам О. Э. Как по улицам Киева-вия… // http://rvb.ru/rnandelstam/dvuhtomnik/01text/vol_1/01versus/0313.htm; обращение 8.03.2017.


[Закрыть] – это об элитном киевском районе, где жили когда-то Бредовы и куда горожане в сентябре 1919 года ходили опознавать обезображенные во время пыток в ЧК трупы. Об этих днях вспоминал Герой Социалистического Труда, трижды лауреат Сталинской премии академик А. А. Дородницын[361]361
  Анатолий Алексеевич Дородницын (1910–1994) – математик, геофизик, механик, академик АН СССР (1953). В 1955–1989 годах директор, в 1989–1994 годах почетный директор и научный руководитель Вычислительного центра АН СССР/РАН. – Примеч. ред.


[Закрыть]: «Когда Киев и наше село заняли деникинцы, отец отправился в Киев раздобыть лекарств для больницы. Завалы трупов – жертв ЧК – еще не были разобраны, и отец их видел своими глазами. Трупы с вырванными ногтями, с содранной кожей на месте погон и лампасов, трупы, раздавленные под прессом. Но самая жуткая картина, которую он видел, это были 15 трупов с черепами, пробитыми каким-то тупым орудием, пустые внутри. Служители рассказали ему, в чем состояла пытка. Одному пробивали голову, а следующего заставляли съесть мозг. Потом пробивали голову этому следующему, и съесть его мозг заставляли очередного»[362]362
  Соколов Д. В. Чиновник террора // http://www.martyr.ru/index.php?option=com_content&view=article&id=529:2014-01-28-13-09-13&catid=4:commonnews&Itemid=l; обращение 8.03.2017.


[Закрыть].

Седьмого сентября 1919 года на территории, занятой Вооруженными силами Юга России, была создана Киевская область, куда вошли территории бывших Киевской, Черниговской и Подольской губерний. В дальнейшем планировалось перенести в Киев Ставку ВСЮР. А 20 сентября были образованы войска Киевской области; функции их командующего и главноначальствующего области стал исполнять генерал от кавалерии А. М. Драгомиров. Его должность была отчасти «наследственной», генерал был сыном знаменитого М. И. Драгомирова, который командовал Киевским военным округом, был киевским, волынским и подольским генерал-губернатором и на этих постах пользовался большой популярностью и уважением.

«Костяк» войск составила Киевская группа Н. Э. Бредова, к которой в октябре были присоединены 2-й армейский корпус М. Н. Промтова, 9-я пехотная дивизия, 2-я Терская пластунская бригада и множество более мелких частей, в том числе технических – 3-й отряд танков, 3-й бронепоездной дивизион, 2-й авиадивизион. Всего 8882 штыка и сабли, 220 пулеметов, 74 орудия. К сожалению, не оправдались надежды на крупное пополнение в Киеве, полумиллионный город дал армии всего полторы тысячи добровольцев. Впрочем, это неудивительно, так как большинство активно сочувствующих Белому делу киевлян сгинули в застенках ЧК или подпали под предыдущие мобилизации, украинские или большевистские.

Конечно, без дела эти силы не стояли, Добрармия продолжала развивать наступление вглубь России, а войска Киевской области обеспечивали это наступление с фланга, теперь имея противниками не только красных, но и время от времени петлюровцев (правда, стычки с ними были редкими, так как официально стороны не воевали) и просто бандитов (например, под Нежином орудовала шайка бывшего офицера Крапивянского). Из крупных успехов на долю 7-й дивизии выпало освобождение отрядом полковника Б. А. Штейфона Чернигова, пришедшееся на 12 октября. Однако тревожным «звонком» для добровольцев стала ночь на 14 октября, когда советская группировка под командованием И. Э. Якира – две стрелковые дивизии и кавбригада Г. И. Котовского, – выходившая из окружения благодаря попустительству украинских войск, неожиданно ударила по слабым добровольческим заслонам на реке Ирпень и ворвалась в Киев. Войска Киевской области отошли на левый берег Днепра (вместе с белыми ушли из Киева 60 тысяч жителей – примерно одна восьмая часть населения). Но мосты и Печерский монастырь Бредов оставил за собой, перегруппировал силы и уже на следующий день контратаковал. Упорные уличные бои в Киеве шли три дня, и к 18 октября город снова перешел к белым. Яркое описание вторичного освобождения Киева оставил артиллерист-вольноопределяющийся В. Н. Душкин:

«На рассвете уходим на Киев. Пройдя Слободку, цепной мост, поднимаемся на Печерск. По склонам валяются убитые красные. Много синих венгерских шинелей. Это – элита красных войск: части из военнопленных мадьяр. Говорят, им дали отпор на Печерске арсенальные рабочие, организованные инженером Кирстой. Спускаемся по Институтской до Крещатика, и далее по Крещатику. Изо всех окон на нас сыплются пакеты папирос, а кое-где на веревочках спускаются бутылки водки. Папиросами забито все, вплоть до хоботов орудий. Стрельба кипит где-то близко. Поворачиваем на Фундуклеевскую и сразу попадаем в огонь. <…> Из многих окон в нас сыплются пули, рикошетируют, визжат, стучат всюду. За Оперой высится многоэтажный дом с угловой башенкой. На верхнем балконе башенки ритмично вспыхивают оранжевые огоньки, и пули шлепают по щиту моего орудия. „Ага! А ну, кто кого!“ Навожу на балкон и посылаю „мгновенку“. Взрыв, пыль, падающие обрывки чего-то. Пулемет приказал долго жить. <…> Поднявшись выше, до спуска к базару, начинаем стрелять в сторону Политехнического Института. Красные уходят по Брест-Литовскому шоссе. Непрерывно гремит и дрожит воздух – рвутся пороховые погреба. Все наше наступление происходит на этом фоне. <…> Октябрьский захват Киева на 3 дня закончился. И выбили их 3-й батальон Якутского 42-го полка и наша батарея»[363]363
  Душкин В. Н. Указ. соч. С. 23, 25–26.


[Закрыть].

Вторичное взятие города омрачилось еврейским погромом, в котором участвовали рядовые добровольцы и местные жители. Погром продолжался два дня, с 17 по 19 октября, и запомнился тем, что киевские евреи активно оборонялись с помощью… крика. «Громилы оцепили один из больших домов, но не успели ворваться в него. В притаившемся темном доме, разрывая зловещую тишину ночи, пронзительно, в ужасе и отчаянии, закричала женщина. Ничем другим она не могла защитить своих детей, – только этим непрерывным, ни на мгновение не затихающим воплем страха и беспомощности. На одинокий крик женщины внезапно ответил таким же криком весь дом от первого до последнего этажа. Громилы не выдержали этого крика и бросились бежать. Но им некуда было скрыться, – опережая их, уже кричали все дома по Васильковской улице и по всем окрестным переулкам. Крик разрастался, как ветер, захватывая всё новые кварталы. Страшнее всего было то, что крик несся из темных и, казалось, безмолвных домов, что улицы были совершенно пустынны, мертвы и только редкие и тусклые фонари как бы освещали дорогу этому крику, чуть вздрагивая и мигая… Кричал Подол, Новое Строение, Бессарабка, кричал весь огромный город»[364]364
  Паустовский К. Г. Повесть о жизни // http://xwap.me/books/18622/Nachalo-nevedomogo-veka-Povest-o-zhizni-3.html?p=54; обращение 8.03.2017.


[Закрыть] – так описывал октябрьский погром 1919 года К. Г. Паустовский[365]365
  Константин Георгиевич Паустовский (1892–1968) – писатель. – Примеч. ред.


[Закрыть].

Военные власти сразу же начали предпринимать решительные меры против погромщиков. В день окончательного возвращения в Киев, 18 октября, Н. Э. Бредов издал приказ, который был расклеен на всех улицах: «Добровольцы! Мужество перед врагом и милосердие к мирному населению и даже к поверженному врагу должно быть вашим украшением»[366]366
  Штиф Н. И. Погромы на Украине. Период Добровольческой армии. Берлин, 1922. С. 66.


[Закрыть]. Город начали патрулировать офицерские роты и отряды из рабочих, пресекающие бесчинства, военно-полевые суды выносили смертные приговоры погромщикам. Это позволило быстро прекратить беспорядки.

Но сам факт того, что красные при желании могут серьезно угрожать белому Киеву, говорил о многом. Судьба Киевской группы войск зависела от хода событий на главном, московском, фронте, а там они развивались не в пользу добровольцев. Многократно численно превосходящие их красные части переломили ситуацию, одновременно в тылу белых начались многочисленные восстания, поднял голову недобитый Махно. В этой ситуации войска Киевской области держались до последнего, даже когда красная 12-я армия С. А. Меженинова вышла по левому берегу Днепра к Черкассам и Кременчугу, Киев все еще оставался белым. Только утром 16 декабря 44-я стрелковая дивизия красных под командованием бывшего прапорщика И. Н. Дубового форсировала Днепр, выбила добровольцев с мостов и повела бои за город. Войска Н. Э. Бредова мужественно обороняли Киев на протяжении двенадцати часов, но вынуждены были отступить. Это был последний день, когда Николай Эмильевич видел город, с которым его столько связывало – и светлого, и печального.

После оставления города вновь была сформирована Киевская группа войск в составе 7-й пехотной дивизии, 2-го Конного генерала Дроздовского полка и менее крупных частей. Возглавивший группу Н. Э. Бредов перешел в подчинение главноначальствующему Новороссийской области генерал-лейтенанту Н. Н. Шиллингу[367]367
  Николай Николаевич Шиллинг (1870–1946) – генерал-лейтенант (1917). Участник Первой мировой войны, в 1917 году командир 17-го армейского корпуса. В 1918 году – в Киеве, затем в Добровольческой армии. С июля 1919-го командир 3-го армейского корпуса и главноначальствующий Таврической губернией. С августа 1919-го по март 1920 года главноначальствующий и командующий войсками Новороссийской области. С 1920 года в эмиграции. – Примеч. ред.


[Закрыть]. В задачу группы входила оборона важнейшего черноморского порта, пока находившегося в руках белых, – Одессы.

Марш на Одессу проходил в мелких, но постоянных стычках с наседавшими красными, петлюровцами, махновцами и просто местными бандитами. Во время одной из таких стычек, 17 декабря, Бредов едва не попал в плен к петлюровцам, полусотня которых во главе с полковником Дьяченко атаковала добровольцев у местечка Ставище, захватив 40 офицеров и 20 солдат. Николая Эмильевича спасли тогда лишь туманная погода и мастерство водителя его автомобиля. Артиллерист В. Н. Душкин так описывал отход от Киева: «Левая сторона Днепра уже занята красными. Идем и огрызаемся. Красные, кажется, не спешат. Серьезных боев нет. Иногда от Днепра красные пытаются перерезать нам путь, но это им не удается. После перепалки продолжаем путь. И так от Киева до Раздельной. Весь путь в каком-то оцепенении, в тумане, почти без мыслей. Автоматически идем, едим, деремся, спим – как заводные»[368]368
  Душкин В. Н. Забытые. Париж, 1983. С. 33.


[Закрыть]. Слово «едим» требует пояснений: питались в походе практически одним… сахаром, которым были набиты карманы шинелей и офицеров, и солдат; сахар скоро приелся до тошноты, но замены ему не было, и люди, преодолевая отвращение, на ходу черпали ложками или ладонями сахарный песок, чтобы дать истощенным организмам хоть какие-то силы.

Вместе с армией, сильно замедляя темп ее продвижения, отступал огромный беженский обоз, в котором находились те, кто не желал оставаться в Киеве «под большевиками». Началось дезертирство, причем имевшее определенную специфику. Как вспоминал Б. А. Штейфон, «мобилизованные по мере продвижения Добровольческой армии к северу, в период успеха, люди охотно воевали, покуда их деревня находилась позади фронта. Как только родные места очищались войсками, там оставались и уроженцы очищенных мест. Борьба с этим злом была безрезультатна. Части же, составленные из уроженцев отдаленных губерний, дезертирства почти не знали»[369]369
  Штейфон Б. А. Бредовский поход // http://www.dkl868.ru/history/Bred_poxod.htm; обращение 8.03.2017.


[Закрыть]. Единственным утешением могло служить наличие на фронте новых союзников – четырехтысячной Украинской Галицкой армии, но она, как говорилось выше, была практически небоеспособна из-за эпидемии тифа и к тому же не склонна конфликтовать с петлюровцами. Косила болезнь и войска Бредова. Связи с основными силами не было, армия питалась неутешительными слухами: оставлен Курск, оставлен Харьков. Все надежды были на то, что после обеспечения одесской эвакуации части будут морем вывезены на соединение с основными силами армии.

Ho Н. Н. Шиллинг явно имел на Бредова свои виды, так как 5 февраля 1920 года Николай Эмильевич получил от него следующее письмо:

«ВЕСЬМА СЕКРЕТНО

Генералу Бредову

В случае непосредственной угрозы Одессе я со штабом перееду [в] Севастополь. В этом случае на Вас и на Ваш штаб возлагаю объединение командования и управления во всех отношениях всеми войсками, учреждениями и управлениями, находящимися в Одесском районе, равно как и Галицийской армией. К Вам же переходит гражданская власть. Одесса должна быть удерживаема возможно дольше, дабы успеть вывезти раненых, больных и семьи офицеров, а также лиц, служивших в Добровольческой армии, коим грозит опасность быть убитыми большевиками и кои не могут идти походом. [В] случае оставления Одессы все, что возможно, из русских добровольческих войск надлежит под прикрытием союзного флота посадить на суда и отправить в Крым. Все, что за отсутствием тоннажа [не] может быть эвакуировано морем, отходит на Днестр в районы г. Беляевка – Маяки и Тирасполь, где и приступает к переправе на правый берег. При этом румынскому командованию должно быть заявлено:

1. Отход на Бессарабию явился вынужденным в силу вещей;

2. Что о возможности такого отхода заблаговременно было сообщено через нашего представителя в Бухарест румынскому правительству и представителям Антанты в Екатеринославе и Одессе и что ответа с отказом не последовало;

3. Что из телеграммы генерала Деникина я усмотрел, что вообще русские могут быть направлены в Бессарабию.

В отношении румын надлежит сохранить полную лояльность и ни при каких обстоятельствах враждебных действий не открывать. Настаивать на пропуске с оружием в руках в Тульчу для посадки на суда и вывозки в Крым или Новороссийск. [К] галичанам, пока они лояльны, относиться также лояльно и всемерно подчеркивать наше к ним – галичанам – благожелательное отношение, как к родным братьям. В случае их перехода на сторону большевиков надлежит быстро разоружить те части, которые расположены на путях отхода наших войск.

Для обеспечения довольствия образовать [в] Тирасполе и Маяках продовольственные магазины. Все не погруженные в повозки боевые припасы и все ценное, что не может быть возимо с собой на походе, грузить на суда по указанию соответствующих начальников отделов штаба. Относительно денежных знаков – мною предпринимаются шаги по снабжению войск, которые отойдут в Бессарабию, валютой, но нет надежды на своевременное благоприятное осуществление этого вопроса, почему о способе дальнейшего довольствия в Бессарабии поручаю Вам сговориться на месте с румынскими властями, указав, что за все взятое будет уплачено. Можно производить товарообмен или частично для получения румынской валюты продать часть вывезенного имущества по Вашему усмотрению, разрешаю деньги обменять в Одессе.

Согласно указаний главкома, лица мужского пола в возрасте от 17 до 43 лет, способные к строевой и тыловой службе, не имеют права на отъезд за границу, почему таковые лица в случае выступления в Бессарабию должны быть присоединены к войскам и с ними из Тульчи отправлены на фронт.

Местоположение своего штаба предоставляю избрать Вам самим. Радиостанцию получите у командира 3-го радиотелеграфного дивизиона. О времени передачи Вам командования сообщу дополнительно»[370]370
  Гражданская война на Украине. 1918–1920 гг. Сборник документов и материалов. Т. 3. Киев, 1967. С. 678–679.


[Закрыть].

Таким образом, за два дня до падения Одессы генерал-лейтенант Н. Э. Бредов был предупрежден Н. Н. Шиллингом о том, что вскоре получит все его полномочия – и военные, и гражданские, плюс власть над Украинской Галицкой армией. Причина этому может быть только одна – Шиллинг уже понял, что удержать Одессу не удастся, и в последний момент решил переложить ответственность на другого. Впрочем, в силу «весьма секретный» приказ не вступил, и «время передачи командования» Шиллинг так никогда Бредову и не сообщил. Похоже, что 5 февраля Шиллинг вообще не вполне отдавал себе отчет в том, что делает, так как вскоре после «весьма секретного» письма Бредову он передал всю военную и гражданскую власть в Одессе полковнику А. А. Стесселю[371]371
  Александр Анатольевич Стессель (1876–1933) – полковник (1916). Участник Первой мировой войны, командир 152-го пехотного Владикавказского полка. В Гражданскую войну – на Юге России, командир батальона, 2-го Сводно-гвардейского полка, в декабре 1919 года начальник внутренней обороны и комендант Одессы. Участник Бредовского похода. С 1920 года в эмиграции. – Примеч. ред.


[Закрыть], а вечером того же дня неожиданно назначил ответственным за оборону города и района генерала Украинской Галицкой армии В. Н. Сокиру-Яхонтова[372]372
  Виктор Николаевич Сокира-Яхонтов (1874–1938) – генерал-майор (1917). Окончил два класса Николаевской академии Генштаба (1904). Участник Первой мировой войны, командующий 7-й пехотной дивизией. С 1918 года в украинской армии, затем – в Добровольческой. С ноября 1919 года командующий Украинской Галицкой армией и комендант Одессы. С марта 1920 года в Красной армии. Умер в тюремной больнице. – Примеч. ред.


[Закрыть].

Эвакуация города действительно проходила безобразно, иного слова не подберешь. Тоннажа хватило лишь на офицерские семьи, гражданских чиновников, раненых и больных, но такой стройный порядок был соблюден лишь на бумаге; по свидетельству Ф. Штейнмана, «в те дни можно было наблюдать, как в Одесском порту преспокойно грузились целые полки и строевые артиллерийские части – счастливцы, которым так или иначе удалось зафрахтовать пароход. Зато не хватало на кораблях места для госпиталей, переполненных больными и ранеными офицерами, которым пришлось остаться в Одессе и стать жертвами большевистской расправы»[373]373
  Штейнман Ф. Отступление от Одессы // Белое дело. Бредовский поход. Кн. 10. М., 2003. С. 316.


[Закрыть]. Бросали на берегу исправные орудия, бронеавтомобили, бронепоезда, около полумиллиона снарядов и патронов, 300 тысяч пудов зерна, бросали исправные и неисправные корабли в порту, переполненные грузами эшелоны на вокзале. Во всем этом общественное мнение винило исключительно Шиллинга, в мемуаристике он устойчиво входит в тройку антигероев Белого движения наряду с И. П. Романовским и В. З. Май-Маевским. Но следует признать, что задача, поставленная перед генералом, оказалась практически невыполнимой не только из-за его личных качеств, темпа продвижения красных и процветавшего в одесских штабах казнокрадства пополам с расхлябанностью, но и из-за позиции, занятой союзниками белых по Антанте. Так, на неоднократные просьбы Шиллинга отремонтировать Бугазский мост, по которому должны были пройти белые бронепоезда, англичане ответили, что за починку румынского моста отвечают французы, а в ответ на просьбу предоставить суда для эвакуации заявили, что никакой опасности для Одессы не предвидится, а если бы она и была, то судов для вывоза из города тридцати тысяч человек у них нет. Более того, англичане попросту обманули Шиллинга, сообщив ему, что переговоры с румынами о пропуске русских войск на их территорию идут полным ходом и наверняка увенчаются успехом. В итоге отданный Шиллингом строевым частям приказ уходить в Румынию был в сложившейся ситуации единственно возможным, так как позволял сохранить армию от поголовного истребления и спасти жизни беженцев, не попавших на суда в Одесском порту. В сущности, это была вариация на тему годовой давности – ведь в марте 1919 года из Одессы в Бессарабию ушла бригада Н. С. Тимановского, которая затем была судами перевезена из Тульчи в Новороссийск. Нечто подобное, лишь в значительно больших масштабах, предполагалось сделать и теперь.