Текст книги "Легенды Белого дела"
Автор книги: Вячеслав Бондаренко
сообщить о нарушении
Текущая страница: 3 (всего у книги 24 страниц)
Седьмого июля Западный фронт перешел в давно запланированное наступление у местечка Крево. Трехдневная артподготовка смела германские проволочные заграждения, на многих участках противостоять русским войскам было просто некому. Казалось, открывается прямая дорога на Вильну и дальше, в Восточную Пруссию. Но… из четырнадцати дивизий, которые планировались к наступлению, в атаку пошли только семь, а полностью боеспособными оказались четыре. А заняв вражеские окопы, солдаты начинали митинговать или попросту бросали позиции и уходили в тыл торговать трофейным барахлом. Мужество отдельных верных долгу героев не могло изменить общую ситуацию. Кревская операция закончилась провалом…
Шестнадцатого июля на совещании в Ставке, где присутствовали главкомы фронтов вместе со своими начальниками штабов, Деникин произнес яркую, страстную речь, призванную вразумить Керенского и Брусилова, заставить их одуматься и остановить развал армии. Но было уже поздно. Правда, Брусилов был через два дня уволен с поста главковерха, и эту должность занял генерал, чье имя прогремело на всю Россию в начале июля, – Лавр Георгиевич Корнилов. Именно он, храбрец, бежавший в 1916 году из австрийского плена, а еще раньше водивший в отчаянные атаки свою 48-ю пехотную дивизию бок о бок с 4-й «железной» бригадой, смог предотвратить катастрофу Юго-Западного фронта во время близкого к панике отступления. Он не побоялся применить самые крутые меры, не побоялся расстреливать дезертиров и мародеров, во весь голос заявил о необходимости введения железной дисциплины на фронте и в тылу. И замученное, изверившееся фронтовое офицерство всех уровней теперь с надеждой смотрело на Корнилова, веря, что именно ему удастся выправить положение, спасти погибавшую на глазах армию и всю Россию.
На доклад Деникина Корнилов отозвался телеграммой: «С искренним и глубоким удовольствием, я прочел ваш доклад, сделанный на совещании в Ставке, 16 июля. Под таким докладом я подписываюсь обеими руками, низко вам за него кланяюсь, и восхищаюсь вашей твердостью и мужеством. Твердо верю, что с Божьей помощью нам удастся довести (до конца) дело воссоздания родной армии, и восстановить ее боеспособность»[50]50
Деникин А. И. Очерки русской смуты… T. 1. С. 480.
[Закрыть]. И вскоре именно кандидатуру Деникина он предложил на свое место главнокомандующего Юго-Западным фронтом. По сложившейся уже традиции вслед за Антоном Ивановичем последовал и Марков. Он уже понял, что военная судьба свела его не просто с другом, а с единомышленником, человеком, глубоко убежденным в правильности своего пути.
По прибытии в штаб Юзфронта, находившийся в Бердичеве, Деникин присутствовал на совещании у Корнилова. Когда оно закончилось, Лавр Георгиевич доверительно сказал преемнику:
– Нужно бороться, иначе страна погибнет… В правительстве сами понимают, что совершенно бессильны что-либо сделать. Они предлагают мне войти в состав правительства… Ну, нет! Эти господа слишком связаны с советами и ни на что решиться не могут. Я им говорю: предоставьте мне власть, тогда я поведу решительную борьбу. Нам нужно довести Россию до Учредительного собрания, а там пусть делают что хотят: я устранюсь и ничему препятствовать не буду. Так вот, Антон Иванович, могу ли я рассчитывать на вашу поддержку?
– В полной мере.
Август прошел в напряженном ожидании. Все надежды были на Корнилова. После тяжелого июльского поражения Юго-Западный фронт, казалось, пришел в себя, но это было затишье перед бурей. Да и затишье царило весьма относительное: офицеры были растеряны и подавлены, солдаты открыто не желали воевать, процветало дезертирство. Фронтовые комитеты и комиссары засыпали правительство жалобами на главкома, который не желал с ними считаться. На этом невеселом фоне производство Маркова в чин генерал-лейтенанта (16 августа) выглядело чуть ли не издевкой. А ведь сам по себе этот факт был из ряда вон выдающимся: Марков стал одним из самых молодых военачальников России, имевших на генеральских погонах три звезды. Невольно напрашивается аналогия с любимым Марковым М. Д. Скобелевым, который тоже стал генерал-лейтенантом в 39 лет.
В двадцатых числах августа в Бердичев прибыл посланец Корнилова, который на словах передал: «В конце августа, по достоверным сведениям, в Петрограде произойдет восстание большевиков. К этому времени к столице будет подведен 3-й конный корпус, во главе с Крымовым, который подавит большевистское восстание, и заодно покончит с советами. Одновременно в Петрограде будет объявлено военное положение, и опубликованы законы, вытекающие из „корниловской программы“. Вас Верховный главнокомандующий просит только командировать в Ставку несколько десятков надежных офицеров – официально для изучения бомбометного и минометного дела; фактически они будут отправлены в Петроград, в офицерский отряд»[51]51
Там же. С. 505–506.
[Закрыть].
Прозвучали и другие подробности: для «расчистки» Москвы Ставкой уже намечен генерал К. Н. Хагондоков[52]52
Константин Николаевич Хагондоков (1871–1958) – генерал-майор (1915). Происходил из узденей Кабарды. Окончил Николаевскую академию Генштаба (1906). С января 1916 года военный губернатор Амурской области и наказной атаман Амурского казачьего войска. В мае – октябре 1917 года командующий войсками Приамурского военного округа и войсковой наказной атаман Амурского и Уссурийского казачьих войск. В Гражданскую войну – на Северном Кавказе. С 1920 года в эмиграции во Франции. – Примеч. ред.
[Закрыть], для Киева – А. М. Драгомиров[53]53
Абрам Михайлович Драгомиров (1868–1955) – генерал от кавалерии (1916). Окончил Николаевскую академию Генштаба (1893). С августа 1916 года командующий 5-й армией, с 29 апреля по 1 июня 1917 года главнокомандующий армиями Северного фронта. В Гражданскую войну – на Юге России. С сентября 1919 года главноначальствующий и командующий войсками Киевской области. С 1920 года в эмиграции. – Примеч. ред.
[Закрыть], для Одессы – П. Н. Врангель… Новость воодушевляла. «Было ясно, что история русской революции входит в новый фазис, – вспоминал Деникин. – Что принесет он? Многие часы делились своими мыслями по этому поводу – я и Марков. И если он, нервный, пылкий, увлекающийся, постоянно переходил от одного до другого полярного конца через всю гамму чувств и настроений, то мною овладели также надежда и тревога. Но оба мы совершенно отчетливо видели и сознавали фатальную неизбежность кризиса. Ибо большевистские или полубольшевистские советы – это безразлично – вели Россию к гибели. Столкновение неизбежно»[54]54
Там же. С. 506.
[Закрыть]. Душная предгрозовая атмосфера разрядилась вечером 27 августа, когда Деникин и Марков узнали об отчислении Корнилова от должности главковерха…
Оба генерала не знали и не могли знать всех обстоятельств той сложной политической игры, в которую был вовлечен Лавр Георгиевич, не представляли, жертвой какой чудовищной провокации Керенского он пал. Но и Деникин, и Марков отчетливо понимали, что в конфликте Верховного с правительством они на стороне Корнилова. И оба отправили Керенскому очень резкие и мужественные телеграммы, в которых со всей прямотой заявляли об этом. «Я солдат и не привык играть в прятки, – писал Деникин. – 16-го июня, на совещании с членами Временного правительства, я заявил, что целым рядом военных мероприятий оно разрушило, растлило армию и втоптало в грязь наши боевые знамена. Оставление свое на посту главнокомандующего я понял тогда, как сознание Временным правительством своего тяжкого греха перед Родиной, и желание исправить содеянное зло. Сегодня, получив известие, что генерал Корнилов, предъявивший известные требования, могущие еще спасти страну и армию, смещается с поста Верховного главнокомандующего; видя в этом возвращение власти на путь планомерного разрушения армии и, следовательно, гибели страны; считаю долгом довести до сведения Временного правительства, что по этому пути я с ним не пойду»[55]55
Там же. С. 509.
[Закрыть].
Симпатии штаба фронта также целиком были на стороне Корнилова. Вечером 27 августа Сергей Леонидович собрал офицеров генерал-квартирмейстерской части, ознакомил их с обстоятельствами дела и произнес горячую речь, где призвал оказать Корнилову «полную нравственную поддержку». Одновременно Марков приказал частям местного гарнизона занять бердичевский и житомирский телеграф и типографии и ввел временную цензуру местных газет.
В штаб одна за другой поступали телеграммы, по которым хотя бы в общих чертах можно было судить о развитии событий. Звучали они неутешительно: надежд на примирение между Керенским и Корниловым нет, верховное командование предложено генералу Клембовскому[56]56
Владислав Наполеонович Клембовский (1860–1921) – генерал от инфантерии (1915). Окончил Николаевскую академию Генштаба (1885). С 11 марта по 5 апреля 1917 года начальник штаба Верховного главнокомандующего, с 31 мая по 9 сентября главнокомандующий армиями Северного фронта. В 1918 году вступил в Красную армию. Умер в тюрьме после 14-дневной голодовки. – Примеч. ред.
[Закрыть], тот отказывается… В поддержку Корнилова высказались все командующие армиями Юго-Западного фронта (и главкомы всех фронтов, за исключением Кавказского), но реальной поддержки главковерху оказать они не могли.
Днем 28 августа пришла в движение местная революционная общественность. Фронтовой комитет расклеил по Бердичеву десятки листовок, где утверждалось, что Корнилов планировал восстановить монархию. Толпа солдат под красными флагами окружила здание штаба фронта; четверо явились было арестовать Маркова (заметим: именно Маркова, а не кого-либо еще. Видимо, Сергей Леонидович со свойственной ему горячностью занял наиболее непримиримую позицию), но затем объявили, что Деникин, Марков и генерал-квартирмейстер штаба фронта М. И. Орлов[57]57
Михаил Иванович Орлов (1875–1944) – генерал-майор (1916). Окончил Николаевскую академию Генштаба (1902). С 28 июня 1917 года генерал-квартирмейстер штаба армий Западного, с 7 августа – Юго-Западного фронтов. 29 августа арестован. Остался в Советской России. – Примеч. ред.
[Закрыть] подвергнуты «личному задержанию». «Официально» генералам объявил об этом днем 29 августа комиссар фронта Н. И. Иорданский[58]58
Николай Иванович Иорданский (1876–1928) – меньшевик-оборонец. В 1917 году комиссар Временного правительства на Юго-Западном фронте. В 1918–1923 годах в эмиграции. – Примеч. ред.
[Закрыть]. Уже много позже Сергей Леонидович узнал, что в тот день приказом Керенского он был отчислен от должности и предан суду за мятеж…
Деникин и Марков вместе сели в поджидавший у здания штаба автомобиль, который зачем-то охранялся двумя броневиками. Долго ждали сдававшего дела Орлова, и все это время рядом с машиной толпились люди, беззастенчиво рассматривавшие арестованных и отпускавших соответствующие комментарии. Наконец приехали к гауптвахте, прошли через толпу, встретившую генералов руганью. Захлопнулись стальные двери карцеров, скрежетнули ключи в замках…
Сергея Леонидовича поместили в камере № 2. Нары, стол, табурет, зарешеченное окошко. Марков нервными шагами кружил по камере. Мучила неизвестность, но куда больше мучили солдаты, часами висевшие на решетках окна снаружи и поливавшие отборной бранью. Такая же брань неслась и из коридора, от часовых. «Попил нашей кровушки, покомандовал, гноил нас в тюрьме, теперь наша воля – сам посиди за решеткой… Барствовал, раскатывал в автомобилях – теперь попробуй полежать на нарах, сукин сын… Недолго тебе осталось. Не будем ждать, пока сбежишь – сами своими руками задушим…»[59]59
Там же. С. 516.
[Закрыть]
Впрочем, были среди тюремщиков и другие. В первую же ночь Маркову, забывшему в штабе пальто, солдат-караульный принес шинель (правда, через полчаса забрал, но это уже детали). «Нас обслуживают два пленных австрийца, – записывал Сергей Леонидович. – Кроме них, нашим метрдотелем служит солдат, бывший финляндский стрелок (русский), очень добрый и заботливый человек. В первые дни и ему туго приходилось – товарищи не давали прохода; теперь ничего, поуспокоились. Заботы его о нашем питании прямо трогательны, а новости умилительны по наивности. Вчера он заявил мне, что будет скучать, когда нас увезут… Я его успокоил тем, что скоро на наше место посадят новых генералов – ведь еще не всех извели»[60]60
Там же. С. 518.
[Закрыть].
Вскоре караульную службу доверили юнкерам 2-й Житомирской школы прапорщиков, и стало полегче. Впрочем, юнкера тоже были разные; один из них, большевик, нарочито громко, чтобы слышали узники, рассказывал в коридоре о том, что принята резолюция о казни генералов, другого Марков как-то застал на посту плачущим – как выяснилось, ему было жаль арестованных…
Кроме Деникина и Маркова, в бердичевскую тюрьму были заключены трое командующих армиями – генерал от кавалерии И. Г. Эрдели, генерал-лейтенанты Г. М. Ванновский и В. И. Селивачев, главный начальник снабжения фронта генерал-лейтенант Е. Ф. Эльснер, его помощники генерал-лейтенант И. В. Павский и генерал-майор Д. Д. Сергиевский, генерал-квартирмейстер штаба фронта генерал-майор М. И. Орлов и двое офицеров (в их числе чех поручик В. В. Клецанда, впоследствии генерал чехословацкой армии)[61]61
Иван Георгиевич Эрдели (1870–1939) – генерал от кавалерии (1917). Окончил Николаевскую академию Генштаба (1897). С 30 мая 1917 года командующий 11-й, с 12 июля – Особой армиями. 29 августа 1917 года отстранен от командования и арестован. В Гражданскую войну – в Добровольческой армии. С 1920 года в эмиграции во Франции.
Глеб Максимилианович Ванновский (1862–1943) – генерал-лейтенант (1915). Окончил Николаевскую академию Генштаба (1891). С 31 июля 1917 года командующий 1-й армией. 29 августа 1917 года отстранен от командования и арестован. В Гражданскую войну – в Добровольческой армии. С 1920 года в эмиграции.
Владимир Иванович Селивачев (1868–1919) – генерал-лейтенант (1916). Окончил Николаевскую академию Генштаба (1894). С 26 июня 1917 года командующий 7-й армией. 29 августа 1917 года отстранен от командования и арестован. С 1918 года – в Красной армии. Умер от тифа.
Евгений Феликсович Эльснер (1867–1930) – генерал-лейтенант (1915). Окончил Николаевскую академию Генштаба (1895). С июля 1916 года главный начальник снабжений армий Юго-Западного фронта. 29 августа 1917 года отстранен от командования и арестован. В Гражданскую войну – в Добровольческой армии. С 1920 года в эмиграции в Югославии.
Иван Владимирович Павский (1870–1948) – генерал-лейтенант (1917). Окончил Николаевскую академию Генштаба (1896). С октября 1916 года помощник главного начальника снабжений армий Юго-Западного фронта. 29 августа 1917 года отстранен от командования и арестован. В Гражданскую войну – в Добровольческой армии. С 1920 года в эмиграции в Югославии.
Дмитрий Дмитриевич Сергиевский (1867–1920) – генерал-майор (1913). С февраля 1915 года начальник канцелярии главного начальника снабжений армий Юго-Западного фронта. 29 августа 1917 года отстранен от командования и арестован, как вскоре выяснилось, по ошибке, и был освобожден. В 1918 году вступил в Красную армию.
Войтех Клецанда (1888–1947) – генерал чехословацкой армии. В 1917 году поручик, командир роты Чешской дружины, переводчик при штабе Юго-Западного фронта. 29 августа 1917 года арестован (за ранение солдата 28 августа). В Гражданскую войну воевал в рядах Чехословацкого корпуса. С 1920 года – в чехословацкой армии, командир дивизии.
Последним упомянутым автором офицером был штабс-ротмистр князь Крапоткин, занимавший должность коменданта поезда главнокомандующего армиями фронта. – Примеч. ред.
[Закрыть]. Арестованных собирались предать военно-революционному суду, и в камерах время от времени появлялась следственная комиссия, снимавшая показания. Марков предложил обратиться к известному адвокату В. А. Маклакову[62]62
Василий Алексеевич Маклаков (1869–1957) – адвокат, один из основателей и член ЦК Конституционно-демократической партии. В 1907–1917 годах член Государственной думы. В августе 1917 года назначен послом во Франции. С 1918 года в эмиграции. – Примеч. ред.
[Закрыть] с просьбой взять на себя защиту генералов, и тот ответил на посланную ему телеграмму согласием.
Десятого сентября, с окончанием следствия, обстановка для заключенных изменилась – им стали приносить газеты, сперва негласно, а с 22-го и официально. Стало можно беседовать друг с другом на прогулках. Узники оживленно обсуждали, повезут ли их в Быхов, где держались в заключении арестованный Корнилов и другие чины Ставки, или оставят в Бердичеве. Они не знали, что по этому поводу шли оживленные диспуты с участием Керенского и большинство их участников склонялись к тому, что арестованные вполне могут как бы случайно, по выражению тогдашних газет, «пасть жертвами народного гнева», что разрядит накалившуюся на фронте обстановку… Перевод в Быхов состоялся только благодаря стойкой позиции юриста И. С. Шабловского[63]63
Иосиф Сигизмундович Шабловский ( 1873–1934) – адвокат. В 1917 году комиссар по судебным делам Лифляндии, затем главный военно-морской прокурор. С 28 августа председатель Чрезвычайной комиссии для расследования дела о бывшем Верховном главнокомандующем генерале Л. Г. Корнилове и его соучастниках. С 1918 года в эмиграции в Латвии. – Примеч. ред.
[Закрыть]. Но и тут революционные власти остались верны себе. Вывезти узников из Бердичева тайно и безопасно для них было вполне возможно, но комитетчикам нужен был спектакль, и этот спектакль устроили: 27 сентября рядом с гауптвахтой был созван тысячный митинг, где солдатам сообщили о переводе узников в Быхов и… призвали к благоразумию. Естественно, толпа ответила разъяренным ревом. Сменявшие друг друга ораторы требовали немедленно расправиться с арестованными.
Наконец у присутствующих удалось вырвать обещание, что узников не тронут, но на вокзал их должны были отправить пешком. Вечером, при свете фар броневиков, семерых арестованных вывели на улицу. От напора опьяненной яростью солдатской толпы их охраняла только хрупкая цепь юнкеров-житомирцев под командованием штабс-капитана В. Э. Бетлинга[64]64
Виктор Эдуардович Бетлинг (ум. 1919) – штабс-капитан. В 1917 году офицер юнкерского батальона 2-й Житомирской школы прапорщиков. С ноября 1917 года – в Добровольческой армии. Умер от тифа. – Примеч. ред.
[Закрыть], до войны служившего под началом Деникина. В арестантов полетела грязь, посыпались булыжники. Калеке генералу Орлову камнем разбили лицо, Деникину камни попали в спину и голову. Стараясь быть ироничным, он вполголоса обратился к шагавшему рядом Маркову:
– Что, милый профессор, конец?
– По-видимому, – спокойно отозвался Сергей Леонидович.
Вместо того чтобы идти прямо на вокзал, арестованных верст пять водили по главным улицам Бердичева. Юнкера еле сдерживали напор солдат, казалось, что еще вот-вот – и озверевшая толпа прорвет заслон и набросится на арестантов… А те гордо, не опуская голов, шли под градом камней, грязи и потоками матерной ругани. «Марков, голову выше, шагай бодрее!» – орали солдаты. Сергей Леонидович не оставался в долгу, резко отвечал на таком же, понятном хамам языке…
На вокзале с трудом пробились через ревущую толпу, но поезда ждали еще два часа – на станции не оказалось арестантского вагона, в который солдаты требовали посадить генералов. Наконец нашли загаженную конским навозом теплушку. «Сотни рук, сквозь плотную и стойкую юнкерскую цепь, тянутся к нам… – вспоминал А. И. Деникин. – Уже десять часов вечера… Паровоз рванул. Толпа загудела еще громче. Два выстрела. Поезд двинулся. Шум все глуше, тусклее огни. Прощай, Бердичев!»[65]65
Деникин А. И. Очерки русской смуты… T. 1. С. 529.
[Закрыть]
В Житомире арестованных перевели из конского вагона в теплушку с нарами, на которых все заснули мертвым сном. Станцию Калинковичи, на которой также ожидались «эксцессы», к счастью, проехали ранним утром. А дальше был Быхов, маленький городок на берегу Днепра, в сорока верстах от Могилёва. Там в двухэтажном здании гимназии содержались Корнилов и 18 его соратников (арестованные в Могилёве 1 сентября, они были переведены в Быхов 12-го).
«Бердичевцев» «быховцы» встретили сердечно. Разместились в тесноте, да не в обиде – Деникин и Марков поселились в комнате генерал-майора И. П. Романовского[66]66
Иван Павлович Романовский (1877–1920) – генерал-майор (1916). Окончил Николаевскую академию Генштаба (1903). С 9 апреля 1917 года и.д. начальника штаба 8-й армии. С 10 июня 1-й генерал-квартирмейстер при Верховном главнокомандующем. 29 августа отстранен от должности и арестован. С ноября 1917 года – в Добровольческой армии. С февраля 1918 года начальник штаба Добровольческой армии, с января 1919-го по март 1920 года – Вооруженных сил Юга России. Убит членом монархической организации. – Примеч. ред.
[Закрыть], с которым Сергей Леонидович был хорошо знаком.
После Бердичева Быхов показался настоящим раем. Хотя арестованных и охраняли, режим в «тюрьме» был вольготный – можно было свободно перемещаться из комнаты в комнату, общаться друг с другом; кормили хорошо, два раза в день выводили на прогулку, в Быхов часто приезжали всевозможные визитеры. Вечерами собирались в самой большой комнате для общей беседы и «докладов» на разные темы – от Февральского переворота до потустороннего мира.
Знавшие Маркова во время «быховского сидения» запомнили его экспансивность, склонность к юмору и спорам, а также активному отдыху в виде игры в чехарду; лейтмотивом для поведения Маркова может служить цитата из его дневника, которую приводит Деникин: «Нет, жизнь хороша. И хороша – во всех своих проявлениях!»[67]67
Там же. Т. 2. С. 106.
[Закрыть] Но, конечно, далеко не всегда Сергей Леонидович был настроен столь оптимистично. Наедине с собой он не мог не признавать, что дело его жизни – служба великой Родине, России, – по всей видимости, окончательно подходит к концу. Не было той России, которой он присягал, не было армии, которой он отдавал все, впереди неизвестность, вероятно – суд… В одну из тяжелых минут генерал написал письмо жене, где откровенно делился мыслями: «Что бы со мной ни случилось, свою личную жизнь устраивай как захочешь, помня одно, что я благословляю наше прошлое и желаю тебе заслуженного счастья в будущем. Знаю и вижу, что тебе больно читать эти строки, но я должен в этом письме сказать все, моя любимая. А ты должна во имя наших детей и стариков найти в себе и силы и волю все снести, все подавить. Будь готова к худшему, а лучшее перенесем легко. Рассказывать тебе день за днем, передавать тебе мои мысли, мне трудно и больно, я стараюсь не позволять себе мечтать о будущем и готовлюсь ко всему, но что-то подсказывает мне, что жизнь еще не уходит, а если уйдет, значит так суждено. Я жил полной жизнью 39 лет и не имею данных назвать эту жизнь бесцветной. Много и хорошего, и плохого пришлось испытать, но было бы грешно теперь жаловаться на прошлое. Дай Бог каждому прожить так как прожил я. Многим я обязан тебе, моя подруга и моя жена, и Бог не оставит тебя. Не падай духом, молись и не проклинай меня за эти тяжелые дни. Они пройдут, как проходит все в жизни, как проходит сама жизнь. Смягчится острота грусти и тоски и останется лишь одна забота о тех, чья жизнь вся впереди – о детях. Храни вас Господь, мои любимые, мои близкие, мои все. Мой долгий крепкий поцелуй тебе моей любимой, моей старушке, моему мальчугану и крошке девочке. Мое благословление и мое духовное я всегда будут с вами. Твой навсегда Сергей»[68]68
Гагкуев Р. Г. Семья генерала Маркова // http://rusk.ru/st.php?idar=66644; обращение 8.03.2017.
[Закрыть].
По газетам и рассказам приезжих заключенные могли судить о происходящем в стране. А события принимали все более угрожающий оборот: 25 октября в Петрограде большевики подняли вооруженное восстание и захватили власть, премьер-министр и Верховный главнокомандующий А. Ф. Керенский бежал из столицы. Обязанности главковерха принял начальник его штаба генерал-лейтенант Н. Н. Духонин[69]69
Николай Николаевич Духонин (1876–1917) – генерал-лейтенант (1917). Окончил Николаевскую академию Генштаба (1902). С 29 мая 1917 года начальник штаба армий Юго-Западного, с 4 августа – Западного фронтов. С 9 сентября и.д. начальника штаба Верховного главнокомандующего. 1 ноября принял на себя исполнение обязанностей Верховного главнокомандующего. 20 ноября арестован в Ставке, при конвоировании на вокзал убит толпой солдат и матросов. – Примеч. ред.
[Закрыть], человек честный и глубоко сочувствовавший арестованным. Волнуясь о судьбе близких, Сергей Леонидович 2 ноября писал матери в Петроград: «Мысль мутится, когда подумаю, что вам угрожает, и чему вы все подвергаетесь. Беспокоит твое молчание, пиши, авось дойдет хоть одно из писем <…> Дух мой крепок и вера в лучшее будущее не иссякла. Кошмар Родины продолжаться бесконечно не может, конец наступит, и быть может, скорее, чем ожидаешь. Гнусно читать о мерзостях, творимых большевиками, но гнусно сознавать всю покладистость так называемой буржуазии. Авось наступит час, когда и буржуазия поймет, что лишь в борьбе она сохранит себя. Разум отказывается охватить и оценить будущее, но сердце, нутро, дает веру и надежду. Не падайте духом и вы все. <…> Были ли у вас в квартире подонки улицы, претендующие на громкое имя „народ“? Не падай духом моя старушка, молись и верь в лучшие дни. Вокруг имени Корнилова и нас много шумят, но шум этот создает ту атмосферу при которой с нами трудно разделаться втихомолку. Проглотить нас мудрено – костей много. Что судьба лично мне готовит, не знаю, но верю глубоко, что зря не погибну, и много, много еще работы предстоит мне впереди»[70]70
Там же.
[Закрыть].
Скромному белорусскому Быхову была суждена в истории России очень важная роль – именно там, по словам Н. Н. Львова, «из нестерпимой боли замученного в революцию русского офицера, из надругательств толпы над нашими лучшими генералами, из предательства Русской армии правительством революции»[71]71
Львов Н. Н. Белое движение. Белград, 1924. С. 5.
[Закрыть] родилось будущее Белое движение. По свидетельству С. Н. Ряснянского[72]72
Сергей Николаевич Ряснянский (1886–1976) – полковник. Причислен к Николаевской академии Генштаба (1915), капитан (1917). В Гражданскую войну служил в штабе Добровольческой армии и Вооруженных сил Юга России. В Русской армии П. Н. Врангеля командовал бригадой 2-й кавалерийской дивизии. С 1920 года в эмиграции в Югославии, Бельгии и США. – Примеч. авт.
[Закрыть], именно Маркову принадлежит идея создания армии, которая начала бы борьбу с большевизмом и формировалась бы на добровольческой основе. Вообще идея добровольчества как такового была весьма популярна в 1917-м – еще летом П. Н. Врангель предлагал свести разрозненные ударные части в некую Революционную Добровольческую армию, одновременно Военная лига предлагала «приступить немедленно к формированию в Петрограде, Москве, Киеве, Одессе добровольческих дивизий и корпусов»[73]73
Абинякин P. М. Офицерский корпус Добровольческой армии: социальный состав, мировоззрение. 1917–1920 гг. Орел, 2005. С. 35.
[Закрыть], а на рубеже 1917–1918 годов термин «добровольческая армия» встречается в документации, посвященной формированию первых красногвардейских частей. Но удачно «закрепить» за собой этот термин смогли именно белые. Причем Марков решительно заявлял, что необходимо вначале формировать только чисто офицерские части, а потом уже разжижать их солдатами.
Среди узников начались разговоры о том, что скоро последует неизбежный захват Ставки большевиками, а это означает конец быховского «сидения». Надо было уходить, но куда?.. Корнилов, авторитет которого среди «быховцев» был непререкаем, предостерегал от принятия поспешных решений: большевики, скорее всего, не продержатся у власти долго, а Ставка рядом, и ее можно будет сделать базой будущего сопротивления… Все изменилось 9 ноября, когда Духонин по приказу Ленина был смещен с поста за отказ начать немедленные переговоры с противником о перемирии. Ему на смену в Могилёв отправился новый главковерх, большевик прапорщик Н. В. Крыленко[74]74
Николай Васильевич Крыленко (1885–1938) – прапорщик. Член РСДРП (с 1904 года), большевик. С ноября 1917 года нарком – член Комитета по военным и морским делам, с 9 ноября 1917-го до марта 1918 года Верховный главнокомандующий. С мая 1918-го по 1922 год председатель Ревтрибунала (с 1919 года – Верховного ревтрибунала) при ВЦИКе, в 1929–1931 годах прокурор РСФСР, в 1936–1938 годах нарком юстиции СССР. Расстрелян. – Примеч. ред.
[Закрыть]. Тогда же в Быхов дошли первые слухи о том, что генерал от инфантерии М. В. Алексеев собирает в Новочеркасске тех, кто намерен продолжать вооруженную борьбу с большевиками. Это положило конец раздумьям – уходить предстояло на Дон.
Предвидя неизбежный конец, Духонин 19 ноября 1917 года отдал приказ об освобождении «быховцев» (жить ему оставалось ровно день – 20 ноября последний главковерх русской армии был растерзан солдатами на перроне Могилёвского вокзала). В Новочеркасск они добирались кружными путями, с подложными документами. Окончательно сдружившиеся в Быхове Марков и Романовский решили ехать вместе: Романовский под видом поручика инженерных войск, а Марков – его… денщика. В Сумах на них случайно наткнулся другой «быховец», капитан С. Н. Ряснянский:
«На платформе мы прошли мимо какого-то солдата, стоявшего облокотившись на фонарный столб, который покосился на нас и продолжал, не меняя позы, лузгать семечки. <…> Я поднял было руку, чтобы отдать честь, как тот зашипел на меня:
– Попробуйте только отдать честь и назвать меня Ваше Превосходительство!
Я невольно рассмеялся – такой у него был настоящий вид революционного солдата.
– Ну что, хорош? – усмехнулся генерал Марков, – нагляделся я на них; оказалось не так трудно быть сознательным революционным солдатом!
<…> Подошел поезд, идущий на Харьков. Марков вошел в третий класс, а Романовский – во второй. Генерал Марков помахал мне рукой с площадки вагона, и поезд ушел»[75]75
Марков и марковцы… С. 124.
[Закрыть].
Во время пути была еще одна подобная встреча – офицер-корниловец Гогосов, сначала принявший Маркова за настоящего солдата, бросился извиняться перед генералом, на что Сергей Леонидович сквозь смех сказал: «Тише, тише, не горланьте. Вы ведь нас выдадите»[76]76
Там же. С. 125.
[Закрыть]. Но, к счастью, никто из окружающих бдительности не проявил. По пути повстречались и с Деникиным, ехавшим под видом польского помещика.
Железные дороги, ведущие на Дон, еще функционировали и не полностью контролировались большевиками, поэтому до Новочеркасска Марков и Романовский добрались без всяких приключений. Туда же разными путями прибыли и другие «быховцы». А 6 декабря на перрон Новочеркасского вокзала ступил и сам Лавр Георгиевич Корнилов, ушедший из Быхова 20 ноября во главе Текинского конного полка. К несчастью, поход Быхов – Новочеркасск оказался для этой части последним: бо́льшая часть полка погибла в боях с большевистскими отрядами, другие разуверились в Корнилове и покинули его.
На Дону положение дел оказалось совсем не таким, каким оно виделось из Быхова. В распоряжении Алексеева не было ни средств, ни оружия; комплектование армии, шедшее по добровольному принципу, продвигалось вяло (к началу декабря в ней было чуть больше шестисот человек); донские власти во главе с атаманом А. М. Калединым[77]77
Алексей Максимович Каледин (1861–1918) – генерал от кавалерии (1916). Окончил Николаевскую академию Генштаба (1889). 19 июня 1917 года избран войсковым атаманом Донского казачьего войска. Поддержал выступление генерала Л. Г. Корнилова. Пытался поднять Дон против большевиков, но когда попытка призыва добровольцев потерпела крах, 29 января 1918 года сложил полномочия атамана и застрелился. – Примеч. ред.
[Закрыть] были настроены по отношению к пришельцам настороженно, вплоть до того, что не рекомендовали носить военную форму и вообще не афишировать себя, так как имена Корнилова, Деникина, Лукомского и Маркова для массы связаны со страхом контрреволюции. Да и сам Алексеев без особого восторга встретил прибывших в Новочеркасск «быховцев», не собираясь уступать кому-либо первенства. В конце концов путем сложных переговоров пришли к согласию: верховную власть получил триумвират, в котором Алексеев отвечал за финансы, внешние связи и гражданское управление, Корнилов – за военные вопросы, а Каледин – за управление Донской областью.
Нет сомнения, что экспансивного, горячего Маркова подобная неопределенная, шаткая ситуация должна была выводить из себя. Прежде всего его интересовала военная сторона дела, и он сразу же подключился к формированию первых соединений Добровольческой армии (такое наименование она приняла 25 декабря 1917 года). Сохранилось выразительное описание посещения Марковым 1-го Офицерского батальона Алексеевской организации 17 декабря:
«С генералом Деникиным пришел и при обходе рот следовал за ним некто в обветшалом пиджаке, явно не по росту, и обшарпанных и украшенных длинной бахромой брюках. Неизвестный не носил ни усов, ни бороды, но, видимо, не брился уже с неделю. На него невозможно было не обратить внимания не только за его вид, но и за свободную манеру держаться, пытливость, живость. Добровольцы решили: он, вероятно, адъютант генерала Деникина. Личность неизвестного сильно заинтриговала всех. <…>
– Простите! А ваш чин?
– А как вы думаете? – игриво был поставлен вопрос.
– Поручик?
– Давненько был. Уже и забыл…
Такой ответ заставил офицерам прибавить сразу два чина:
– Капитан?
– Бывал и капитаном, – засмеялся он.
– Полковник? – спросили его, уже начиная подозревать что-то неладное.
– Был и полковником!
– Генерал? – и даже зажмурились – уж больно-то вид неподходящий.
– А разве вы не помните, кто был в Быхове с генералом Корниловым?
– Генерал Марков?
– Я и есть!»[78]78
Там же. С. 42.
[Закрыть]
На Рождество, 24 декабря, Сергей Леонидович был назначен начальником штаба командующего армией, а в январе 1918-го возглавил штаб 1-й Добровольческой дивизии. «Дивизией», впрочем, она называлась условно, как и «батальоны» были батальонами лишь номинально: в 1-м Офицерском насчитывалось 200 штыков, во 2-м – примерно 240, в Юнкерском —120… 10 января появился и отличительный признак добровольца – треугольный шеврон русских национальных цветов на левом рукаве. Он был призван отличить воина армии от многочисленных офицеров, которые по тем или иным причинам не принимали участия в «корниловской авантюре».
Надо сказать, что многим создание Добровольческой армии действительно представлялось в те дни колоссальной, ни на чем не основанной авантюрой. Но «трезвомыслящих», тем более мечтавших о каких-то выгодах или привилегиях в рядах первых добровольцев не было. Армию, где на счету были каждый патрон и рубль, держали на плаву только вера в Корнилова, ненависть к большевикам и любовь к поруганной Родине. Вот как оценивали разные мемуаристы мотивы, заставлявшие людей вступать в ряды добровольцев: «В груди как вожаков, так и рядовых, с одинаковой повелительностью, в конце 1917 года вспыхнул категорический императив: „Не желаем подчиняться негодяям, захватившим Россию! Желаем драться с ними до смерти!“ – и больше ничего» (В. В. Шульгин[79]79
Василий Витальевич Шульгин (1878–1976) – один из лидеров националистов. В 1907–1917 годах член Государственной думы. В феврале 1917 года член Временного комитета Государственной думы, сыграл важную роль в давлении на Николая II с целью добиться от него отречения. В Гражданскую войну – на Юге России. С 1920 года в эмиграции. В декабре 1944 года вывезен органами контрразведки СМЕРШ в СССР и в 1947 году приговорен к 25 годам заключения. В 1956 году освобожден. – Примеч. ред.
[Закрыть])[80]80
Шульгин В. В. 1921 год // Континент. 2003. № 118. С. 256–257.
[Закрыть]. «Я был офицером поруганной Русской армии и сыном распятой России. Глубокой, продуманной и прочувствованной ненавистью ненавидел я социализм, демократизм, коммунизм и все, что оканчивается на „изм“» (Д. Б. Бологовский)[81]81
Деникин А. И. Очерки русской смуты… Т. 2. С. 534.
[Закрыть]. «Я ни физически, ни психически не принимал большевизма и ни в каких случаях не мог с ним сотрудничать. Я твердо знал, что он несет с собой гибель той духовной культуры, которой я готовился посвятить всю свою жизнь. Я верил, что с ними надо непрестанно бороться, пока они не захватили в свои руки всей России. Бороться же можно только в армии» (В. В. Саханев)[82]82
Там же.
[Закрыть]. Именно этот мотив – страстное желание спасти Родину, то есть патриотизм в его чистейшем виде, – двигал первыми добровольцами, в том числе и Марковым. Поэтому и смешно, и грустно читать сейчас, к примеру, о них такое: «Добровольцы дрались с остервенением. У них ротами командовали полковники, а капитаны и поручики шли рядовыми с винтовками. Эти люди знали, за что дрались. Они не могли смириться с тем, что рабочие и крестьяне отняли у них и их отцов земли, имения, фабрики, заводы»[83]83
Спирин А. И. Классы и партии в Гражданской войне в России (1917–1920 гг.) // http://scibook.net/novaya-istoriya/pochemu-proletariat-legko-podavil-pervyie-24481.html; обращение 8.03.2017.
[Закрыть]. Так и хочется спросить – за какие же свои имения, фабрики и заводы умирал Корнилов, все имущество которого состояло из куска мыла, расчески, двух полотенец и трех пар белья? За какие земли своего отца боролся Алексеев, сын выслужившего офицерские погоны солдата, и другие первые офицеры-добровольцы, в 90 из 100 случаев – вчерашние мещане, крестьяне, народные учителя, мелкие чиновники?
На должности начштаба Марков не пользовался в новорожденной армии популярностью. Его резкость и прямота в обращении многих коробили и задевали, так что, по свидетельству Деникина, «войска относились к нему сдержанно <…> или даже нестерпимо (в ростовский период Добровольческой армии)»[84]84
Деникин А. И. Очерки русской смуты… T. 1. С. 163.
[Закрыть]. По свидетельству историка Марковских частей В. Е. Павлова[85]85
Василий Ефимович Павлов (1895–1989) – подполковник. В Гражданскую войну – на Юге России, командир роты и батальона Офицерского генерала Маркова полка. С 1920 года в эмиграции. – Примеч. ред.
[Закрыть], не приняли Маркова и штабные работники, так как «он боролся с „канцелярщиной“ и требовал дела»[86]86
Павлов В. Е. Марковцы в боях и походах за Россию в освободительной войне 1917–1920 годов. Кн. 1. Париж, 1962–1964. С. 85.
[Закрыть]. Но продолжалось такое положение недолго: те самые качества, за которые не любили Маркова-штабиста, мгновенно превратились в достоинства, стоило ему вернуться в строй…
Новый год, начало последнего года своей жизни, Сергей Леонидович встретил с юнкерами-артиллеристами. Они были для него своими, ведь по образованию он был «констапупом», а у «михайлонов» преподавал перед войной. По традиции выпускники двух этих училищ, Константиновского и Михайловского, относились друг к другу настороженно, но на новогоднем вечере с этой традицией было покончено – юнкера решили больше никогда не вспоминать былой вражды и считать друг друга братьями. Когда Марков пришел в батарею, там только начали расставлять тарелки на столах, и юнкера сконфуженно оправдывались – мол, не все еще готово.
– Не смущайтесь, я могу быть полезен и при накрывании стола, – засмеялся генерал, принимаясь помогать по хозяйству.
Первый тост Марков поднял за гибнущую Россию, за ее императора и за Добровольческую армию. На этом официальная часть кончилась, и за глинтвейном начался общий разговор. Марков заметил, что в черный период русской истории страна недостойна иметь своего царя, но когда все закончится, он не может представить себе Россию республикой. Насколько правдиво описывает эту сцену В. Е. Павлов – неясно, возможно, что он задним числом приписал Маркову свои политические симпатии. Будь Сергей Леонидович убежденным монархистом, он вряд ли упомянул бы в письме А. Ф. Керенскому 15 июля 1917 года «кошмарное распутинское владычество»[87]87
Ганин А. В. «Всей душой не желаю возвращения кошмарного старого…» Неизвестное письмо генерала С. Л. Маркова министру-председателю Временного правительства А. Ф. Керенскому // https://rg.ru/2016/12/20/rodina-markov.htm; обращение 8.03.2017.
[Закрыть], а впоследствии не вступил бы в конфликт с М. Г. Дроздовским, не скрывавшим своих симпатий к низложенной династии.
