Текст книги "Легенды Белого дела"
Автор книги: Вячеслав Бондаренко
сообщить о нарушении
Текущая страница: 22 (всего у книги 24 страниц)
До определенного момента «Тресту» удавалось выполнять основную задачу: под предлогом наличия в СССР мощной антисоветской группы, занимающейся подготовкой восстания, убеждать Кутепова не торопиться с активными действиями и полностью контролировать его агентов. Но в марте 1927 года на совещании в финском городе Териоки Кутепов напрямую спросил у Н. М. Потапова, когда именно МОЦР собирается поднимать восстание против советской власти. Стало ясно, что генерал намерен действовать более решительно. А 17 мая 1927 года в рижской газете «Сегодня» один из деятелей «Треста» Эдуард Стауниц (Александр Опперпут)[577]577
Александр Оттович Опперпут (он же Эдуард Стауниц; 1895–1927 или 1943) – сотрудник ОПТУ. Участник Первой мировой войны, штабс-капитан. В Гражданскую войну – в Красной армии, одновременно член подпольного Народного союза защиты Родины и свободы. Арестован ЧК и перевербован, один из главных фигурантов операции «Трест». В 1927 году бежал в Финляндию, где раскрыл (по собственному почину или по поручению ОГПУ – неизвестно) чекистскую подоплеку операции. Дальнейшая судьба точно не известна. – Примеч. ред.
[Закрыть] опубликовал сенсационное признание – Якушев, Потапов и умерший в 1926 году Зайончковский работали на советские спецслужбы, а МОЦР был грандиозной провокацией красных, созданной с целью контроля над деятельностью антисоветских организаций за рубежом. Самого же Стауница-Опперпута принудили к участию в этой операции, но он 13 апреля бежал в Финляндию, каялся и просил дать ему возможность искупить вину. Для пущей убедительности Стауниц-Опперпут вывел из СССР четверых кутеповских «активистов», которым грозил неизбежный арест.
Историки спецслужб до сих пор по-разному оценивают поступок Стауница. По одной версии, он действительно решил порвать с ОГПУ как минимум по двум причинам – у него начались романтические отношения с Марией Захарченко-Шульц, а в финансовых делах «Треста», которыми он ведал, обнаружилась крупная недостача. По другой – признания Стауница были частью игры ОГПУ, которая была призвана скомпрометировать Кутепова в глазах эмиграции и одновременно ввести в ее круги Стауница как своего.
Так или иначе, это был серьезнейший удар по репутации Кутепова. На совещании у великого князя Николая Николаевича он выслушал множество горьких для себя слов, особенно от Врангеля, который с самого начала не доверял «трестовикам». Как писал Врангель И. Г. Барбовичу[578]578
Иван Гаврилович Барбович (1874–1947) – генерал-лейтенант (1920). Участник Первой мировой войны, полковник (1916), командир 10-го гусарского Ингерманландского полка. В Гражданскую войну – на Юге России, командир дивизии, в 1920 году – Конного корпуса. С ноября 1920 года инспектор кавалерии Русской армии. С 1920 года в эмиграции, с 1933 года начальник 4-го отдела РОВС, с 1939 года 2-й заместитель председателя РОВС. – Примеч. ред.
[Закрыть], он заявил Кутепову, что тот «преувеличил свои силы, взялся за дело, к которому не подготовлен», и порекомендовал «после обнаружившегося краха его трехлетней работы от этого дела отойти»[579]579
Голдин В. И. Солдаты на чужбине. Русский Обще-воинский союз, Россия и Русское Зарубежье в XX–XXI веках. Архангельск, 2006. С. 87.
[Закрыть]. Однако интереснее всего тот факт, что заменить Кутепова, судя по всему, собирался… сам Врангель. Оспаривая версию об отравлении Петра Николаевича, автор изданной в серии «ЖЗЛ» биографии «Врангель» (2009) Б. В. Соколов пишет: «Нет никаких объективных данных о том, что барон в последние месяцы своей жизни пытался создать какую-либо организацию для деятельности в СССР и, соответственно, нет никаких оснований считать, что об этом стало известно в Москве»[580]580
Соколов Б. В. Врангель. М., 2009. С. 486.
[Закрыть]. Однако всё обстоит как раз наоборот, именно в последние месяцы жизни Врангель и задумался о том, чтобы взять зарубежный «активизм» в свои руки.
В июле 1927 года по его поручению П. Н. Шатилов разработал подробный проект организации, которая занялась бы активной работой против СССР. Проект включал в себя «непрекращающиеся политические акции в отношении виднейших вождей нынешнего правительства», «нащупывание активных контрреволюционных элементов и образование среди них национальных ячеек», «искание связей с постоянным составом красной армии»[581]581
Интересно соотнести этот пункт с пассажем из последнего приказа Врангеля по РОВС, изданного за 18 дней до его смерти: «Сношение с представителями Армии, верно служащей власти, поработившей нашу Родину и удушающей Русский Народ, недопустимо и напоминает „братание“ на фронте, которое наблюдалось в ужасные дни 1917 года». – Примеч. авт.
[Закрыть], «установление ячеек в рабочей среде и связь с районами крестьянских восстаний» и «создание более крупных контрреволюционных центров с филиалами на местах»[582]582
Бортневский В. Г. Указ. соч. С. 66–68.
[Закрыть]. Причем кутеповские кадры и связи никакого отношения ко всему этому уже не имели, Врангель решил, что «работа в России должна начинаться с самого начала». Годовой бюджет организации оценили в 600 тысяч франков[583]583
Голдин В. И. Солдаты на чужбине… С. 88.
[Закрыть]. Так что вполне вероятно, что именно решение самому заняться «активизмом» и определило дальнейшую судьбу Петра Николаевича, поскольку его смерть в апреле 1928 года в возрасте 49 лет оказалась для всей русской эмиграции совершенно неожиданной и повергла ее в состояние шока. И хотя след ОГПУ в устранении Врангеля четко не прослеживался, многие современники барона (в частности, его родные) были убеждены в том, что его отравил брат денщика, который приехал из СССР и прогостил у Врангелей ровно день.
Но вернемся к Кутепову. Мысли об отходе от деятельности после разоблачения «Треста» у него действительно были (он всерьез собирался освоить столярное ремесло и работать в мастерской), но после того как великий князь Николай Николаевич не принял отставку, генерал все же переборол себя и продолжал отстаивать свою правду. Он даже нашел в себе силы выглядеть спокойно, что отметил в своем дневнике А. А. Лампе: «Сам Кутепов делает вид, что ничего особенного не произошло и что это неизбежно связанное с его работой недоразумение»[584]584
Гаспарян А. С. Указ. соч. С. 45.
[Закрыть]. Аргументы в свою пользу Александр Павлович сумел подобрать действительно серьезные: как раз в 1927 году обстановка вокруг Советского Союза накалилась до чрезвычайности, Великобритания разорвала с Москвой дипломатические отношения, всерьез обсуждался план военной интервенции в СССР, в которой должны были бы также принять участие Польша, Финляндия, Румыния и Прибалтийские страны, близилась первая «круглая» дата революции – десять лет. На этом фоне, по мысли Кутепова, следовало не сворачивать деятельность, а усилить ее, дав понять большевикам, что никакие «Тресты» не остановят борцов за Белую идею.
Кутепова услышали. В рамках РОВС было санкционировано создание Союза национальных террористов (СНТ) – боевиков, которые забрасывались в СССР уже не только с разведывательными целями, как раньше, но и для организации терактов. Причем в СНТ был принят и Стауниц-Опперпут, которому Кутепов почему-то поверил безоговорочно. Планы, составленные Стауницем, предусматривали активное использование бактериологического оружия, акты пиратства против советских судов, разрушение хлебных элеваторов и другие прожекты. Но летом 1927 года удалось осуществить всего две террористические атаки: в ночь на 3 июня Мария Захарченко-Шульц, Юрий Петерс и Стауниц-Опперпут попытались взорвать жилой дом ОГПУ по адресу: Малая Лубянка, 3/6, а 6 июня Виктор Ларионов, Дмитрий Мономахов и Сергей Соловьев забросали гранатами партийный клуб в Ленинграде на набережной Мойки, 59, убив одного и ранив 26 человек. Громкого резонанса в стране эти акции не получили, оказавшись в тени убийства советского полпреда в Польше П. Л. Войкова (7 июня). Группе Ларионова удалось уйти, Захарченко-Шульц и Петерс, будучи окружены чекистами на севере Белоруссии, после неравного боя покончили с собой, судьба Стауница-Опперпута точно неясна до сих пор (по официальным данным, он был окружен, «отстреливался из двух маузеров»[585]585
Там же. С. 46.
[Закрыть] и погиб в 1927-м; по другой версии – схвачен в 1943-м немцами в оккупированном Киеве как глава советской подпольной сети и казнен). Следующие группы были заброшены в августе 1927 года – тройки под командованием Александра Болмасова и Сергея Соловьева, которые перешли в СССР с территории Финляндии, и тройка Николая Строевого, действовавшая из Латвии. Но их почти сразу задержали пограничники. 24 сентября «кутеповцев» судили в Ленинграде, четверых расстреляли, одного приговорили к десяти годам тюрьмы.
Эти неудачи не смутили Кутепова, и отправка боевиков в СССР продолжилась. Но ставка на теракты, которые всколыхнули бы всю страну (как говорил Кутепов, вызвали бы детонацию), заставили бы людей «опомниться» и взяться за борьбу с большевизмом, не сыграла. «Активисты» гибли один за другим: одни в бою с пограничниками, другие в подвалах Лубянки, третьи стрелялись или взрывали себя последней гранатой, подпустив преследователей поближе. Гибель каждого Кутепов переживал болезненно. Но сам он был убежден в одном: «Я никого не посылаю, и если идут, то идут добровольно, зная, куда и зачем. Но если ты пошел, иди, как подобает солдату»[586]586
Генерал Кутепов. С. 318.
[Закрыть].
Интересен отчет, написанный «кутеповцем» Бубновым (он же Каринский, Антон Тарасов и Тверин) в июле 1928 года, по возвращении из второй «ходки» в СССР. Этот отчет характеризует и уровень подготовки кутеповских «активистов», и уровень задач, который перед ними ставился.
«Я понял, что ни в одно из зданий, где происходят партийные собрания, даже нельзя думать попасть без партийного билета. Все это время я искал случая приобрести хоть какой-нибудь партбилет, но безрезультатно. <…> День за днем проходили то в бесплодных скитаниях по улицам, то в попытках следить за отдельными зданиями и учреждениями, то в поисках комнаты для себя лично. Каждая ночь, проведенная в лесу под дождем, немедленно отзывалась на выносливости и здоровье.
<…> Первые две недели я не хотел размениваться на какую-нибудь мелочь и изыскивал только способ, как бы встретить Бухарина[587]587
Николай Иванович Бухарин (1888–1938) – партийный деятель. В 1918–1929 годах главный редактор «Правды», в 1924–1929 годах член Политбюро ЦК партии. Расстрелян по приговору Военной коллегии Верховного суда СССР. – Примеч. ред.
[Закрыть] или кого-нибудь из крупных. Здание Дома союзов на Большой Дмитровке охранялось чрезвычайными караулами от полка имени Дзержинского при ОГПУ. Торчать там поблизости, поджидая Крыленко (а он один только стоил, чтобы за ним поохотиться), было нельзя – сразу обращали внимание. Можно было наблюдать, замешавшись в толпу в Охотном Ряду, но тогда не успел бы подойти ближе, чтобы бросить бомбу, как на автомобиле они исчезали и проезжали моментально.
Одиннадцатого июня товарищ Луначарский[588]588
Анатолий Васильевич Луначарский (1875–1933) – партийный деятель. В 1917–1929 годах нарком просвещения РСФСР. В 1933 году полпред в Испании. – Примеч. ред.
[Закрыть] читал лекцию в Экспериментальном театре „о новом человеке“. Билеты мы достали заранее и на лекции присутствовали. Сидели очень далеко, но можно было бы, подойдя ближе, бросить бомбу. Однако с первого же взгляда мне стало ясно, что при взрыве погибнет громадное количество людей, так как на лекции этого шута горохового ходит в большинстве интеллигенция и так называемая мелкобуржуазная среда, а каждая из моих бомб содержит около 270 мелких осколков. Не то чтобы мне стало жаль публики, мягкостью я особой не отличаюсь, но боялся, что впечатление от такого акта получится как раз обратное тому, на которое мы рассчитывали. К тому же Толя – слишком ничтожная величина, хотя и подлая. Будь это Сталин, Бухарин или Менжинский[589]589
Вячеслав Рудольфович Менжинский (1874–1934) – один из руководителей советских спецслужб. С 1923 года 1-й заместитель председателя, с 1926 года председатель ОГПУ. – Примеч. ред.
[Закрыть] – тогда другое дело. <…> На следующий день продолжали розыски Бухарина. <…> Дело оказалось не так легковыполнимым, как я предполагал, нужна долгая, упорная и тщательная подготовка и гораздо больше людей»[590]590
Гаспарян А. С. Указ. соч. С. 49–50.
[Закрыть].
Но еще больший интерес представляют рассуждения Бубнова о том, почему террор в СССР бесперспективен: «Раньше я верил в осуществление такого систематического террора, теперь ясно вижу, что это невыполнимо, и на вопрос отвечу: „нет, нецелесообразно“. Разве стоит гибель нужных людей для дела, которое, как видно заранее, не даст желаемых результатов? Одиночными мелкими взрывами, поджогами и т. д. немногочисленными, и еще вопрос, всегда ли удачными, мы ГПУ не устрашим, общественное мнение взволнуем, но к активности вряд ли кого вызовем. Вернее, ответный террор ГПУ придавит всякое проявление этой активности. Если бы мелкий террор шел снизу, от всей массы населения, тогда он был бы грозным для коммунистов, но ведь трагедия в том, что на это даже рассчитывать сейчас нельзя. Мое мнение, что такая игра не стоит свеч. Мы эту игру не в силах провести в таком масштабе, когда она станет опасной для советской власти, и результаты не оправдают потерь»[591]591
Там же. С. 50.
[Закрыть].
Итак, даже после разоблачения «Треста» и начала фазы активного террора (лето 1927 года) никакой глобальной угрозы для безопасности СССР «кутеповцы» не представляли, а некоторые из них сами начали сомневаться в целесообразности своей деятельности. Более того, в определенных кругах эмиграции за Кутеповым укрепилась репутация человека, который посылает лучших офицеров на верную смерть. Характерна сценка, описанная Б. А. Штейфоном; когда он попросил у генерала И. Г. Барбовича порекомендовать нескольких офицеров для отправки в СССР, тот сразу же уточнил: «Кому нужны офицеры? Генералу Кутепову или они будут посланы в Совдепию другим лицом?» Узнав, что за акцией стоит не Кутепов, Барбович оживился и сказал, что в таком случае офицеры найдутся. На вопрос Штейфона, почему против Кутепова существует такое предубеждение, ему объяснили: «Потому что у генерала Кутепова следуют провалы за провалами. Среди офицеров существует твердое убеждение, что в „линии“ генерала Кутепова „не все благополучно“»[592]592
Генерал Кутепов. С. 215–216.
[Закрыть].
Кроме того, судя по высказываниям Кутепова, сделанным им в 1920-х годах для прессы и в частных беседах, можно судить о том, что генерал был весьма далек от реальности в своих оценках происходящего в СССР и сильно преувеличивал успехи своей организации. Так, в январе 1925 года в частном письме Кутепов высказывал убеждение, что «положение Совдепии будет ухудшаться с каждым днем, а мы будем приближаться к нашей России (выделено автором письма. – В. Б.), которую сможем увидеть года через два-три»[593]593
Там же. С. 198.
[Закрыть]. В октябре 1926 года Александр Павлович заключал, что «надо ждать еще года два! Коммунизм в России пережил себя, руководители потеряли почву под ногами, поэтому они заметались и ищут выхода»[594]594
Там же. С. 461.
[Закрыть]. В июне 1927 года Кутепов оптимистично утверждал: «Советская звезда стала закатываться, а на далеком горизонте появились признаки нашей родной зари»[595]595
Там же. С. 463.
[Закрыть]. А 6 октября 1929 года, встретившись после похорон П. Н. Врангеля в Белграде с Б. А. Штейфоном, Кутепов доверительно сказал ему: «Меня интересует Красная армия, и в ней у меня имеются уже хорошие связи. Я вот поджидаю ответов от красных „главковерхов“ и рассчитываю сделать с ними большое дело»[596]596
Там же. С. 218–219.
[Закрыть]. Нечего и говорить, как все это было далеко от истины.
Но дело было уже не столько в результативности кутеповских боевиков и адекватности восприятия Кутеповым советской действительности, сколько в фигуре самого генерала. После смерти Врангеля (апрель 1928 года) он возглавил Русский Обще-Воинский союз, а после смерти великого князя Николая Николаевича (январь 1929 года), в сущности, стал олицетворять собой Белое дело в его наиболее непримиримом варианте. Зная характер Александра Павловича, можно было не сомневаться, что он будет продолжать свою деятельность, а его имя неизбежно станет знаменем, вокруг которого сплотятся сторонники активной борьбы с советской властью. «Мы боремся не за те или иные партийные идеалы, мы боремся за РОССИЮ, – заявлял Кутепов в речи 23 апреля 1929 года. – На эту борьбу мы зовем всех русских людей, где бы они ни были – на Родине или за рубежом. Мы зовем к ней и тех наших братьев, у которых под красноармейской шинелью не перестало биться русское сердце. У нас один враг – коммунизм, одна цель – благо Великой России!»[597]597
Там же. С. 303.
[Закрыть] Было ясно, что складывать оружие генерал не собирается. Поэтому в ОГПУ было принято решение о физическом устранении Кутепова. Когда именно, в точности неизвестно: согласно одним источникам, в середине 1929 года, согласно другим – непосредственным поводом послужила гибель очередной тройки «кутеповцев» (А. А. Анисимова, В. И. Волкова и С. И. Воинова) 10 октября 1929 года. Якобы тогда Сталин потерял терпение и распорядился прекратить деятельность «активистов» раз и навсегда. Как дополнительный фактор угрозы были восприняты добытые в ОГПУ сведения о том, что Кутепову удалось получить более восьми миллионов франков из хранившегося в банке Иокогамы фонда А. В. Колчака. Японский суд постановил передать их бывшему военному агенту (атташе) России в Японии генерал-майору М. П. Подтягину[598]598
Михаил Павлович Подтягин (1876—?) – генерал-майор (1919). Окончил Михайловскую артиллерийскую академию (1904). С 1915 года представитель России в Японии для размещения заказов и приемки артиллерийского оборудования. В 1918–1924 годах – военный агент А. В. Колчака в Японии. – Примеч. ред.
[Закрыть], что и было сделано 10 октября 1929 года; подробности передачи Подтягиным Кутепову этих средств неизвестны. Теперь, когда организация Кутепова, до этого существовавшая на не такие уж чтобы щедрые средства Фонда спасения России и подачки меценатов, мгновенно стала супербогатой, она могла развернуться в полную силу; следовательно, приходилось торопиться.
Существует еще одна любопытная версия причины устранения Кутепова. Она восходит к утверждению А. И. Деникина, что в октябре – ноябре 1927 года Кутепов встречался с тайно приехавшим из Берлина в Париж М. Н. Тухачевским, который собирался привлечь Кутепова к работе троцкистской оппозиции против Сталина; более того, Кутепов якобы представил Тухачевского великому князю Николаю Николаевичу. Но взаимопонимания они не нашли, и Кутепова пришлось убрать, чтобы замести следы этого контакта. Никаких доказательств этому утверждению нет, хотя на Тухачевского Кутепов действительно возлагал определенные надежды, восходящие еще к «трестовским» временам (так, в октябре 1926 года агент ОГПУ Власов сообщал, что в беседе с ним Кутепов «особенный интерес проявлял почему-то к т.[оварищу] Тухачевскому, спрашивал, не может ли он быть привлечен в ряды сторонников национального движения»[599]599
Соколов Б. В. Михаил Тухачевский: жизнь и смерть «Красного маршала» // http://militera.lib.ru/bio/sokolov/09.html; обращение 8.03.2017.
[Закрыть]).
Так или иначе, план по устранению Кутепова был одобрен и запущен в разработку; в ней приняли участие начальник ИНО ОГПУ М. А. Трилиссер, начальник 1-го отделения ИНО Я. И. Серебрянский (Бергман) и заместитель начальника КРО (Контрразведывательного отдела) ОГПУ С. В. Пузицкий[600]600
Меер Абрамович Трилиссер (1883–1940) – член РСДРП с 1901 года, большевик. С 1921 года заместитель начальника, в 1922–1929 годах начальник Иностранного отдела ВЧК/ГПУ/ ОГПУ, одновременно в 1926–1929 годах 3-й заместитель председателя ОГПУ. Расстрелян по приговору Военной коллегии Верховного суда СССР.
Яков Исаакович Серебрянский (Бергман; 1892–1956) – в 1907–1909 годах член партии эсеров-максималистов, в 1917–1919 годах – Партии левых эсеров, с 1927 года – ВКП(б). В 1925–1929 годах нелегальный резидент ОГПУ в Париже, в 1929 года начальник 1-го отделения ИНО ОГПУ. В 1941 году приговорен к расстрелу, но амнистирован. В 1953 году амнистия отменена, умер в тюрьме во время допроса.
Сергей Васильевич Пузицкий (1895–1937) – член РКП(б) с 1921 года. Участник Первой мировой войны, подпоручик (1914). С 1918 года – в Красной армии. С 1921 года – в ЧК. В 1922–1930 годах заместитель начальника Контрразведывательного отдела ОГПУ. Расстрелян по приговору Комиссии НКВД и прокурора СССР. – Примеч. ред.
[Закрыть]. В точности неизвестно, какая именно задача была поставлена перед чекистами – убийство Кутепова или же его похищение и доставка в СССР с последующим показательным процессом и казнью. Вероятнее все же второе, иначе невозможно объяснить, почему ликвидация генерала была обставлена так сложно и «кинематографично». Просто убить Кутепова не представляло никакого труда, а вот разработка его похищения требовала серьезных усилий. Конечно, в таком случае дипломатические отношения между СССР и Францией были бы сильно осложнены, но, как известно, советский НКИД не пасовал в те годы и в куда более серьезных обстоятельствах.
В итоге операцию (на языке спецслужб она именовалась «штучной» или «острой») поручили специальной группе под командованием Якова Исааковича Серебрянского – опытного чекиста с «террористическим» прошлым. Эта группа, созданная, по одним данным, в 1926-м, по другим – в 1929 году, была настолько глубоко засекреченной, что о ее существовании знали только четыре человека, включая Сталина и Менжинского. В подчинении Серебрянского находилось около двадцати оперработников и около шестидесяти агентов-нелегалов, постоянно проживавших в разных странах Европы, владевших несколькими языками и хорошо «вписанных» в местную реальность. Кроме того, в окружении Кутепова к концу 1920-х годов также находились сотрудники ОГПУ из числа эмигрантов, самым заметным среди которых был бывший военный агент России в Великобритании генерал-майор П. П. Дьяконов[601]601
Павел Павлович Дьяконов (1878–1943) – генерал-майор (1917). Окончил Николаевскую академию Генштаба (1905). Участник Первой мировой войны, командир 2-го особого пехотного полка. Остался за границей, сотрудничал с ОГПУ. В мае 1941 года вернулся в СССР, был арестован, но в октябре освобожден. – Примеч. ред.
[Закрыть]. (Распространенное утверждение, что к похищению Кутепова имели отношение бывший министр иностранных дел в правительстве А. В. Колчака С. В. Третьяков и бывший начальник Корниловской ударной дивизии генерал-майор Н. В. Скоблин, не имеет под собой оснований, так как Скоблин был завербован советской разведкой лишь осенью 1930 года, а Третьяков нацелен на работу с РОВС вообще в 1933 году.)
Казалось бы, глава группы, ведущей вооруженную борьбу на территории другой страны, должен был позаботиться о своей безопасности, ведь могло случиться всякое. Тем более что в ноябре 1926-го уже произошло ЧП – тогда из Парижа бесследно исчез ближайший сотрудник Кутепова, генерал-лейтенант Н. А. Монкевиц[602]602
Николай Августович Монкевиц (1869–1926) – генерал-лейтенант (1916). Окончил Николаевскую академию Генштаба (1895). Участник Первой мировой войны, начальник штаба 4-й армии. В марте – декабре 1919 года представитель Добровольческой армии в Берлине, в 1919–1920 годах – в Париже. Пропал без вести. – Примеч. ред.
[Закрыть]. Официальная версия гласила, что он, запутавшись в финансовых делах, покончил с собой, неофициальная – что генерал был агентом советской разведки и его попросту вывезли в СССР. Так или иначе, пример Монкевица должен был навести Кутепова на соответствующие мысли. Но все, кто знал генерала в парижский период его жизни, свидетельствуют, что к своей безопасности Александр Павлович относился крайне легкомысленно. Он словно был уверен в том, что с ним, прошедшим три войны и не раз смотревшим смерти в лицо, не может случиться ничего плохого. А возможно, просто давно принял для себя как истину, что смерть рано или поздно найдет его в бою и прятаться от нее русскому офицеру негоже.
Первоначально чекисты планировали просто выманить Кутепова в СССР. Для этого был придуман еще один «Трест» – Внутренняя российская национальная организация (ВРНО), на которую еще в июне 1928 года «вывели» редактора журнала «Борьба за Россию» С. П. Мельгунова[603]603
Сергей Петрович Мельгунов (1879–1956) – политик, кадет, с 1907 года – энес. В 1913–1923 годах редактор-издатель журнала «Голос минувшего». В Гражданскую войну возглавил подпольные антибольшевистские организации, в том числе «Тактический центр». Был арестован. В 1922 году выслан за границу, сотрудничал с еженедельником «Борьба за Россию». – Примеч. ред.
[Закрыть], состоявшего в тесном общении с начальником канцелярии Кутепова князем С. Е. Трубецким[604]604
Князь Сергей Евгеньевич Трубецкой (1890–1949) – деятель белой эмиграции. В Гражданскую войну входил в состав подпольных антибольшевистских организаций, был арестован, но освобожден. С 1922 года в эмиграции. В 1922–1938 годах работал в РОВС. – Примеч. ред.
[Закрыть]. Надо сказать, что, несмотря на печальный опыт «Треста», Кутепов продолжал внимательно относиться к любым сигналам о существовании в СССР подпольных организаций, видимо, надеясь на то, что все они фиктивными быть не могут. Так, какое-то время он надеялся на сотрудничество с тайной организацией офицеров «своего» лейб-гвардии Преображенского полка, однако полковник Д. Д. Зуев (тот самый, которому было поручено в 1917 году сохранить полковое знамя) на встрече с Кутеповым признался ему, что организация – выдумка ОГПУ (в июне 1931 года Зуев был расстрелян[605]605
Ганин А. В. Последние дни генерала Селивачева: Неизвестные страницы Гражданской войны на Юге России. М., 2012. С. 209–210.
[Закрыть]). А уже незадолго до смерти, 8 или 9 января 1930 года, Кутепов встречался с бежавшими из СССР представителями Союза русской молодежи (СРМ) Соколовым и Богатыревым, заявив: «У меня нет оснований ни доверять вам, ни не доверять вам»[606]606
Голдин В. И. Генералов похищали в Париже. Русское военное Зарубежье и советские спецслужбы в 30-е годы XX века. М., 2016. С. 59.
[Закрыть] (СРМ также был чекистской «игрой», закрытой в 1931 году).
С таким же интересом Александр Павлович отнесся и к ВРНО, решив проверить информацию. С этой целью в октябре 1929 года в Москве побывал Б. А. Штейфон; по-видимому, его доклад удовлетворил Кутепова, так как Штейфон получил от него благодарность. (По другим данным, Штейфон ездил не в Москву, а на Северный Кавказ, где знакомился с деятельностью фиктивной Северо-Кавказской военной организации.) Дальнейший ход событий осложнили два фактора: во-первых, смена руководства ИНО ОГПУ (27 октября Трилиссера сменил С. А. Мессинг) и гибель очередного кутеповского «активиста», капитана П. М. Трофимова. После этого в Москве было решено резко форсировать процесс устранения генерала. «Представители ВРНО» были отправлены в Берлин с заданием добиться от Кутепова согласия на поездку в Москву; одновременно Серебрянский со своими сотрудниками С. В. Пузицким, Р. Л. Эске (И. И. Рачковским) и А. Н. Турыжниковым выехал в Париж, чтобы подготовить вариант похищения Кутепова. Историки спецслужб до сих пор не пришли к единому мнению, были «берлинский» и «парижский» варианты автономными или же согласованными между собой[607]607
См.: Зданович А. А. «Синдикат-4». ОГПУ против монархистов-кирилловцев // Родина. 2007. № 12. С. 38–39; Линдер И. Б., Чуркин С. А. Легенда Лубянки – Яков Серебрянский. М., 2011. С. 296.
[Закрыть].
Семнадцатого января 1930 года Кутепов встретился в Берлине с москвичами А. Н. Поповым (псевдоним Фотограф) и Н. А. де Роберти (псевдоним Клямар), приехавшими якобы в командировку от Наркомата лесной промышленности. Оба визитера во время Гражданской войны были в чине полковника, причем де Роберти служил под началом Кутепова в 1918 году в Новороссийске и тогда же был приговорен к четырем годам арестантских рот за взятки. Уже одно это должно было насторожить Кутепова. «Фотограф» и «Клямар» подтвердили, что состоят в ВРНО, и просили направить в СССР боевиков для подготовки восстания весной текущего года и приехать самому. Гости также настойчиво пытались узнать у Кутепова, правда ли, что ему удалось получить восемь миллионов колчаковских франков. Понятно, что внятного ответа от генерала они не дождались. Тем не менее он довольно подробно рассказал москвичам о своих планах на 1930 год и обещал временно свернуть террористическую деятельность, чтобы не подставлять ВРНО под удар. На следующий день состоялась еще одна встреча, и на ней де Роберти, дождавшись, когда Попов отойдет, успел сообщить Кутепову, что ВРНО – это очередная провокация чекистов, а на самого Александра Павловича в ближайшем будущем запланировано покушение. При дальнейшем общении с Поповым Кутепов не подал виду, что все знает, и продолжил, по его выражению, «ломать комедию». Закончились переговоры ничем, «берлинский вариант» сорвался. (Де Роберти был расстрелян в 1930 году, Попов – в 1937-м.)
По возвращении в Париж 20 января Кутепов ответил на вопрос своего помощника, поручика М. А. Критского, доволен ли он поездкой:
– Меня хотят опять втянуть в «Трест». Знаю, когда я стану опасен для большевиков, они меня уберут.
«Я давно свыкся с опасностью. Да и что может случиться на улице? Ведь это Париж!»[608]608
Генерал Кутепов. С. 221.
[Закрыть] – в эти фразы, сказанные Кутеповым в декабре 1929 года, укладывалось все его отношение к собственной безопасности. Но после возвращения из Берлина он все же обратился в префектуру парижской полиции с просьбой выделить ему охрану. По утверждению автора анонимного письма, поступившего в полицию после похищения Кутепова, «охрану» генералу действительно предоставили, вот только половина ее состояла из агентов ОГПУ, а другая половина из членов Союза русских репатриантов (то есть эмигрантов, собиравшихся возвращаться в СССР). Кроме того, за Кутеповым велась постоянная и почти открытая слежка. По Парижу его часто «вело» желтое частное такси, гостей, приходивших к генералу, фотографировали из близлежащих кафе и бакалейной лавки, а за квартирой следили из расположенного рядом общежития студентов – граждан СССР.
Агенты ОГПУ прекрасно знали расположение квартиры Кутепова. Она размещалась в 7-м аррондисмане (округе) Парижа, на узкой, тихой и довольно мрачной улочке Русселе, на третьем этаже старого жилого дома 26, окнами в сад. Квартира состояла из крохотной прихожей, столовой, она же приемная, маленького кабинета Кутепова и спальни. Там Кутеповы жили с апреля 1924 года (до этого они год снимали квартиру на улице Ришелье, 23бис). Туда они привезли в марте 1925-го новорожденного сына Павлика. Для родителей (Александру Павловичу было 43, Лидии Давыдовне – 37) это было огромное счастье. Но интересы семьи для Кутепова всегда стояли на втором плане – прежде всего для него были его призвание, его долг.
Вечером 24 января к Кутепову зашел генерал от кавалерии П. Н. Шатилов, в прошлом начальник штаба Русской армии П. Н. Врангеля. «Александра Павловича я нашел в… <…> мрачном, скажу даже, жутком состоянии… <…>, – вспоминал Шатилов. – Ясно было, что результаты поездки в Берлин его угнетали. Я почувствовал это с первых же его слов. Он хорошо понял, что один из тех путей, которым он хотел пользоваться для проникновения в России в среду Красной Армии, оказался, как сам он выразился, вторым „Трестом“. <…> Обнаружение у себя на путях новой провокационной организации, несомненно, сильно повлияло на его состояние»[609]609
Шатилов П. Н. Мои встречи с генералом Кутеповым // http://ruskline.ru/monitoring_smi/2008/09/29/moi_vstrechi_s_generalom_kutepovym; обращение 8.03.2017.
[Закрыть]. В этот день Кутепов дважды завел речь о готовящемся на него покушении со служившим во французской полиции русским офицером и с полковником Лепёхиным, который вез его в машине.
В восемь часов утра 25 января у Кутепова побывал с докладом его ближайший помощник полковник А. А. Зайцов. Беседа продолжалась два часа, на 27-е Кутепов назначил Зайцову два доклада, и тот ушел от генерала в убеждении, что Кутепов «был совершенно спокоен и полон веры в будущее»[610]610
Генерал Кутепов. С. 314.
[Закрыть]. Позже Кутепова навестили издатель журнала РОВС «Часовой» В. В. Орехов и редактор журнала Е. В. Тарусский. Им генерал сказал:
– Мне стало известно, что на Обще-Воинский союз, в частности, на его председателя, в самом ближайшем будущем будут предприняты отчаянные нападения заграничного ГПУ. Будут пущены все средства. Как известно, в средствах большевики не разбираются, и среди этих средств главную роль будет играть провокация. Мы должны быть готовы к этому натиску… Напишите об этом, предупредите военное зарубежье. В такие минуты, как никогда, нужны выдержка, спокойствие, дисциплина и связь со своими ближайшими начальниками.
Это был последний приказ, который Кутепов отдал в своей жизни.
В тот же день Кутеповы навестили в парижском предместье Бельвю генерала М. И. Репьева, поздравили его жену Татьяну Васильевну с Татьяниным днем. Кутепов разговорился со своим помощником М. А. Критским на тему крестьянского движения в СССР, утверждал, что ему не хватает «крепкого руководящего ядра», спросил у Критского, поедет ли он с ним в Россию руководить крестьянским сопротивлением.
– Да, конечно, – без колебаний согласился Критский.
– Завтра с женой я поеду искать дачу на лето, а в понедельник мы с вами подробно обсудим это. Наметьте план в общих чертах, – попросил генерал.
Закончил день Кутепов на собрании Объединения офицеров лейб-гвардии Гренадерского полка. Домой его довез таксист Фортунато – русский офицер, из закрепленной за генералом бригады таксистов-галлиполийцев, в которой числилось 33 человека (они бесплатно возили Кутепова по Парижу и одновременно были его телохранителями). Поблагодарив водителя, Кутепов отменил присылку машины на завтра.
В 10.30 26 января 1930 года Александр Павлович вышел из дома и направился в часовню Союза галлиполийцев на улице Мадемуазель, 81, где должна была пройти панихида по умершему год назад генералу А. В. Каульбарсу. Но в часовне Кутепов не появился. Через некоторое время соратники по РОВС подняли тревогу, семья вызвала полицию, начались поиски. Вскоре стало понятно, что генерал бесследно исчез. 28 января первые публикации о происшедшем разместила русская эмигрантская пресса, 29-го – французская. В статьях утверждалось, что Кутепов похищен агентами советских спецслужб. А уже 30 января журналист газеты «Эко де Пари» Жан Деляж нашел свидетеля, которым оказался Огюст Стеймец, уборщик клиники – тот видел похищение Кутепова. Мало-помалу начала складываться картина произошедшего, которая выглядела примерно так.
До часовни от квартиры Кутепова было 20 минут ходу, но генерал вышел из дому на 40 минут раньше, так как накануне получил некую записку с просьбой о встрече. От кого именно – неизвестно, версий существует множество (например, в фильме «Легенды госбезопасности. Яков Серебрянский», вышедшем в 2016 году, авторство этой записки бездоказательно приписано П. П. Дьяконову). После того как Кутепов вышел на угол улицы де Севр и бульвара Монпарнас, он некоторое время стоял на остановке трамвая, видимо, ожидая того, с кем должен был встретиться. Затем он направился по бульвару Инвалидов, свернул на улицу Удино и вышел на угол улицы Русселе с ее противоположного конца. Что именно заставило генерала обойти свой квартал по кругу – в точности неясно. Возможно, некие «доброжелатели» подсказали ему, что на него подготовлено покушение, лучше не рисковать и вернуться домой.
На углу улиц Удино и Русселе генерал увидел два легковых автомобиля – серо-зеленую «Альфа-Ромео» с номером 4097 AD 3 F и красное такси «Рено». Рядом с машинами стояли двое высоких мужчин лет 40–45, оба в желтых пальто, и человек в форме французского полицейского (на самом деле полицейского поста на этом месте не было, но, как показали свидетели, «постовой» стоял там каждое воскресенье уже на протяжении пяти недель). За несколько минут до прихода Кутепова к «полицейскому» подошла женщина в бежевом пальто и что-то сказала.
Когда Кутепов свернул с улицы Удино на улицу Русселе, незнакомцы подошли к нему, схватили за руки и после короткой схватки силой втолкнули в «Альфа-Ромео», в которую тут же сел и полицейский. По другой версии, никакой схватки не было: незнакомцы представились полицейскими и предложили проехать в префектуру по важному вопросу. Неважно понимавший и говоривший по-французски генерал не стал вступать в препирательства и, не подозревая ничего плохого, спокойно уселся в автомобиль. Обе машины сорвались с места, выехали на улицу Удино и помчались по направлению к бульвару Инвалидов. Некоторое время Кутепов думал, что недоразумение разъяснится (ведь в машине ехал полицейский в форме), но когда автомобиль миновал префектуру полиции, генерал понял, что он в ловушке, и оказал похитителям яростное сопротивление. Те вступили в схватку и накинули на рот Кутепова платок, пропитанный хлороформом. Несколько парижан стали свидетелями этой борьбы. Так, когда в 11.10 на мосту Альма машины попали в затор и выскочивший из «Альфа-Ромео» полицейский стал энергично прокладывать им дорогу, свидетельница по фамилии Флотт увидела, что в машине сидит бородатый мужчина «с закрытыми глазами и лицом цвета воска, а его рот был прикрыт платком»[611]611
Голдин В. И. Генералов похищали в Париже… С. 93.
[Закрыть]. В ответ на вопрос, что с пассажиром, полицейский ответил, что это жертва дорожного происшествия, которую везут в больницу, а пока дают эфир для обезболивания. Та же сцена повторилась спустя пять минут: другой свидетель увидел, как один из сидевших в машине людей снял с лица бородатого человека тряпку и передал ее полицейскому, который смочил ее из бутылки и снова положил на лицо пассажира. Свидетель спросил, в чем дело, и полицейский на чистом французском пояснил, что это жертва аварии на площади Эколь Милитэр, ему перебило обе ноги и ему дают эфир, чтобы облегчить страдания.
