Текст книги "Легенды Белого дела"
Автор книги: Вячеслав Бондаренко
сообщить о нарушении
Текущая страница: 17 (всего у книги 24 страниц)
Генерал участвовал и в общественной жизни русской Болгарии. Он входил в совет Общества единения русских в Болгарии, существовавшего в мае 1920-го – июне 1924 года и ставившего целью «объединить проживающих в Болгарии русских без различия их политических убеждений на почве культурно-национальных и моральных интересов; содействовать организации, развитию и укреплению государственной власти, способной вывести Россию из анархии; способствовать единению русских с болгарами и другими славянскими народами на почве общеславянской культуры»[446]446
Алексеева Е. И. Общество единения русских в Болгарии – 1920–1924 гг. // http://cyberleninka.ru/article/n/obschestvo-edineniya-russkih-v-bolgarii-1920-1924-gg; обращение 8.03.2017.
[Закрыть]. Общество претендовало на то, чтобы стать координирующим органом для всех русских эмигрантских организаций в Болгарии, в августе 1921 года провело даже съезд русских беженцев, однако было все же слишком малочисленным для осуществления стоявших перед ним грандиозных задач: на декабрь 1921 года – 230 человек, на май 1924-го – 112.
В сентябре 1924 года все русские военные организации и союзы, созданные за рубежом, были объединены под эгидой Русского Обще-Воинского союза (РОВС). Делами Болгарии и Турции ведал 5-й (с 31 июля 1925 года – 3-й) отдел РОВС, который возглавил генерал-лейтенант Ф. Ф. Абрамов[447]447
Федор Федорович Абрамов (1870–1963) – генерал-лейтенант (1918). Окончил Николаевскую академию Генштаба (1898). Участник Первой мировой войны, генерал-майор (1914), командующий 2-й Туркестанской казачьей дивизией. В Гражданскую войну – на Юге России, в 1920 году – инспектор кавалерии Донской армии и командир Донского корпуса. С 1920 года в эмиграции. С 1924 года начальник 3-го отдела РОВС, одновременно с 1930 года 1-й заместитель председателя, с сентября 1937-го по март 1938 года и. д. председателя РОВС. – Примеч. ред.
[Закрыть]. Канцелярия отдела разместилась в центре Софии в одноэтажном доме по адресу: улица Оборище, 17[448]448
По-русски произносится «Обориште»; сейчас по этому адресу находится Национальное музыкальное училище «Любомир Пипков». – Примеч. авт.
[Закрыть]. Обстановка была более чем скромной – расшатанные деревянные стулья, запачканные чернилами столы. Только кабинеты генерала Абрамова и начальника его канцелярии, артиллерийского капитана-дроздовца К. А. Фосса[449]449
Клавдий Александрович Фосс (1898–1991) – капитан. В Гражданскую войну – на Юге России, служил в Дроздовской артиллерийской бригаде. С 1920 года в эмиграции, в 1924–1927 годах руководитель канцелярии РОВС, в 1927–1945 годах руководитель «Внутренней линии» РОВС. Во время Второй мировой войны сотрудничал с немцами. – Примеч. ред.
[Закрыть] были обставлены несколько лучше.
Этот адрес – Оборище, 17, – на долгие годы стал для Бредова одним из главных в Софии. В 1924 году Николай Эмильевич встал во главе Национального союза русских «Долг Родине», который входил в структуру РОВС. Сведений о «Долге Родине» сохранилось очень немного, и это неудивительно – эта организация задумывалась как глубоко законспирированная, ее участники делились на «тройки» и знали лишь своего командира и двух других участников «тройки». Вербовкой в «Долг Родине» занимался К. А. Фосс. Одним из немногих мемуарных свидетельств о деятельности «Долга Родине» являются воспоминания Б. В. Прянишникова[450]450
Борис Витальевич Прянишников (1902–2002) – журналист, деятель русской эмиграции. В Гражданскую войну – на Юге России, кадет. С 1920 года в эмиграции, член Народно-трудового союза (с 1933 года). Основатель и первый редактор журнала «Посев». – Примеч. ред.
[Закрыть]: «Вербуемых заверяли в патриотических целях борьбы с коммунизмом в России. Неясно было, как эта борьба будет вестись из-за рубежа. Не было понятно, почему сплоченным в воинских организациях испытанным воинам следовало приступить к тайной политической деятельности. Не было и прямых распоряжений генерала Абрамова о желательности вступления в ряды организации „Долг Родине“. Лично я, как и мои друзья по Атаманскому военному училищу, отнеслись к организации „Долг Родине“ отрицательно. Вербовка в организацию не дала большого числа готовых к тайной деятельности под руководством доселе неизвестных деятелей. Тем не менее небольшое число капитанов и поручиков оказало доверие капитану Фоссу, вступив в тайное сообщество. Среди них – ближайший помощник Фосса, капитан Корниловского артиллерийского дивизиона Николай Дмитриевич Закржевский. <…> Возникновение организации „Долг Родине“ по времени совпало с началом конспиративной деятельности Кутепова. Но к зарождению этой организации Кутепов не имел никакого отношения»[451]451
Прянишников Б. В. Незримая паутина. ОГПУ – НКВД против белой эмиграции // http://www.litmir.me/br/?b=280498&p=53; обращение 8.03.2017.
[Закрыть].
В 1926–1927 годах «Долг Родине» был постепенно преобразован А. А. Зайцовым и К. А. Фоссом во «Внутреннюю линию» – тайную контрразведку РОВС, имевшую филиалы и агентуру в семнадцати странах. К ней Н. Э. Бредов, судя по всему, либо уже не имел отношения, либо его участие было глубоко законспирировано. Роль генерала как одного из создателей контрразведки РОВС еще ждет своего исследователя.
В 1933–1935 и 1943 годах Николай Эмильевич возглавлял еще одно подразделение 3-го отдела РОВС – Софийский отдел Общества русских офицеров Генерального штаба. Организация была небольшой, в нее входили генерал-лейтенанты Ф. Ф. Абрамов, Ф. С. Рерберг, А. И. Жнов, генерал-майоры А. В. Арцишевский, Ф. Э. Бредов, М. М. Зинкевич, В. П. Никольский, полковники П. А. Бородаевский, А. П. Петренко и П. К. Ясевич. Со многими из них Николай Эмильевич был знаком еще по Великой войне (например, с Ф. С. Рербергом они вместе состояли в Киевском центре Добрармии). Деятельность общества сводилась к организации докладов на военно-исторические и политические темы. Так, в 1935 году после маневров Киевского военного округа Общество русских офицеров провело подробный анализ этих маневров. Как пояснял сам Николай Эмильевич, «изучение устава Красной Армии, разбор Киевских маневров и другие аналогичные доклады для нас, военных людей, представляли чисто профессиональный интерес. Это не что иное, как стремление держать себя в курсе событий в Советской России»[452]452
Архив УФСБ Российской Федерации по Омской области. Ф. 78. Оп. 1.Д. 39. Л. 10.
[Закрыть]. Сам он выступил в обществе с единственным докладом «Шестимесячная защита Шипки». Как вскоре оказалось, это знаменитое по событиям Русско-турецкой войны 1877–1878 годов село в центре Болгарии сыграло в судьбе генерала особую роль.
Осенью 1937 года в жизни 64-летнего к тому времени Николая Эмильевича произошли крупные перемены. Он получил предложение возглавить оставшийся после смерти генерал-майора Ф. П. Инютина[453]453
Федор Потапович Инютин (1870–1937) – генерал-майор (1920). Участник Первой мировой войны, полковник (1915), командир 44-го Донского казачьего полка. В Гражданскую войну – в Донской армии. С 1920 года в эмиграции, в 1927–1937 годах заведующий приютом для инвалидов в Шипке. – Примеч. ред.
[Закрыть] без руководства приют для инвалидов и хронических больных Российского общества Красного Креста в селе Шипка. Ему снова, как и в начале 1920 года, были вверены судьбы тех, кто уже не мог бороться сам, – беспомощных калек и тяжелобольных, заброшенных в Болгарию волею судеб. На пять лет Шипка стала для генерала домом. Как следует из архивных документов, в приют он прибыл 1 сентября 1937 года, причем при медицинском освидетельствовании сам был признан инвалидом[454]454
Национальный парк-музей «Шипка – Бузлуджа» (Болгария, Казанлык). Ф. отца Сергия (Чернова). См. также: Бондаренко В. В. Русский некрополь на Шипке. М., 2016. С. 491.
[Закрыть].
Приют Красного Креста в Шипке, основанный в декабре 1923 года, входил в тройку крупнейших русских инвалидных домов Европы, в нем постоянно жили 120–130 человек. В одном с ним здании размещался созданный в 1928 году Шипкинский инвалидный дом, рассчитанный на 100 человек и подчинявшийся Союзу русских инвалидов в Болгарии; отношения между двумя этими приютами, несмотря на аналогичность задач, были натянутыми, и генералу не раз приходилось улаживать возникавшие между администрациями недоразумения. Население приюта состояло из тяжелораненых на фронтах Первой мировой и Гражданской войн отставных генералов, офицеров, военных чиновников, солдат, казаков, членов их семей, немногочисленных гражданских беженцев. Им были отведены помещения в постройках, возведенных в начале XX века и примыкавших к красивейшему храму-памятнику Рождества Христова, посвященному памяти героев Русско-турецкой войны 1877–1878 годов. Сейчас все эти здания принадлежат монастырю Болгарской православной церкви «Рождество Христово», но, к сожалению, пустуют и медленно разрушаются.
Жизнь в Шипке резко отличалась от софийской. После шума столицы – величественная тишина Балканских гор, вместо 400-тысячного города – двухтысячное село, каждый десятый житель которого был русским инвалидом. Русские и болгары жили между собой дружно, в Шипке еще в 1920-х начали возникать смешанные семьи. Среди инвалидов было немало участников Бредовского похода, встречались и те, кто помнил освобождение Киева. Иногда к Николаю Эмильевичу приезжали погостить дети; кроме того, в приюте постоянно жила племянница его жены, Наталья Михайловна Папа-Федорова.
На должности заведующего приютом Николай Эмильевич встретил известие о начале Второй мировой войны, весть о нападении Германии на Советский Союз. Среди эмигрантов (в 1940 году в Болгарии насчитывалось 18 397 русских) отношение к этому событию было различным. Многие надеялись, что Германия и ее союзники разгромят Красную армию и свергнут советскую власть, после чего можно будет вернуться домой. Другие с самого начала не испытывали никакого сочувствия к гитлеровской авантюре, предрекали ей крах и желали победы пусть Советской, но все же России. Третьи восприняли новую войну как продолжение Гражданской и были готовы сражаться с большевизмом на любом фронте, не только русском. Такие записывались в Русский охранный корпус (далее – РОК), формировавшийся с сентября 1941 года в Югославии и действовавший там главным образом против партизан-коммунистов Иосипа Броз Тито, иногда против четников Драголюба Михайловича, а на заключительном этапе войны также против Красной армии, армий Румынии и Болгарии. До ноября 1942 года корпус представлял собой фактически автономное соединение, где сохранялись звания и чины, которые их обладатели имели в русской армии, а в качестве обмундирования использовалась югославская форма. В РОК записывались русские эмигранты из разных европейских стран – от Франции до Латвии. Из Болгарии в корпус в марте 1942-го – январе 1943 года вступило около двух тысяч человек, около трети пригодных к военной службе эмигрантов-мужчин (из них были целиком сформированы 3-й и 4-й полки РОК). Начальником штаба, а со временем и командиром РОК стал старый знакомый и бывший подчиненный Николая Эмильевича, в 1921 году сравнявшийся с ним в чине, генерал-лейтенант Б. А. Штейфон, произведенный также в генерал-лейтенанты вермахта. А младший брат Н. Э. Бредова, генерал-майор Федор Эмильевич, отправился в корпус одним из первых и занял в РОК должность командира 5-й юнкерской роты 2-го батальона 3-го полка (там же служил его сын Ростислав). В РОК оказалось много и других давних знакомых Бредова и по Софии, и по Гражданской войне, и сложно допустить, что Штейфон, младший брат, племянник и другие близкие люди никак не пытались привлечь Николая Эмильевича к делу создания корпуса. Однако никаких документальных свидетельств того, что генерал согласился на это, нет, он по-прежнему выполнял обязанности заведующего Шипкинским приютом.
В начале 1940-х годов Болгария оказалась в странном положении – она была официальной союзницей нацистской Германии, но войну СССР так и не объявила, так как, по убеждению царя Бориса III, сражаться против русских его армия просто не стала бы. Тем не менее под давлением Берлина контроль за русскими эмигрантами усилился, а поддержка, им оказываемая, сократилась. В 1941 году приют для инвалидов и хронических больных был переименован в Государственный приют для инвалидов и больных иностранцев и передан из ведения Российского Красного Креста под управление Министерства иностранных дел и исповеданий Болгарии. В 1942 году Н. Э. Бредов оставил должность заведующего приютом и переехал к дочери Ольге и ее мужу Андрею Янишевскому в Софию – в Лозенец, на бульвар Князя Симеона Тырновского, 8, где находился агрономический факультет Софийского университета; в здании факультета действовал Геологический институт, который предоставил Янишевским квартиру (современный адрес – угол бульвара Драгана Цанкова и улицы Добри Войникова, в здании находится биологический факультет Софийского университета Святого Климента Охридского).
Вторая мировая между тем продолжалась; для Болгарии, которая с 13 декабря 1941 года находилась в состоянии войны с Великобританией и США, она выразилась прежде всего в чудовищных воздушных бомбардировках, которые обрушились на страну в ноябре 1943 года. Особенно жестоко американские «Митчеллы», «Либерейторы» и «Летающие крепости», английские «Москито» и «Галифаксы» бомбили Софию, несмотря на то, что никаких военных объектов в столице не было. Самый сильный налет София пережила 10 января 1944 года, днем город атаковали 220 американских, а ночью – 80 английских самолетов; 947 человек погибли, 710 были ранены, было разрушено 3731 здание. После этого из Софии началась массовая эвакуация, за пять дней, спасаясь от бомбежек, город покинули около 300 тысяч жителей. Был среди них и Николай Эмильевич Бредов, чья квартира тоже сгорела от попадания бомбы. Он перебрался из столицы в центр страны, в небольшой городок Твердицу, где директором местной шахты работал его зять Андрей Давыдович Макаренко. Впрочем, эхо войны звучало и там – 24 июня 1944-го американцы бомбили расположенный в 45 километрах от Твердицы город Казанлык.
Фронт уже приближался к Болгарии, и русские эмигранты ожидали неизбежного прихода Красной армии со смешанными чувствами. В отличие от 1941 года большинство вполне искренне желали победы своему народу над фашизмом, многие помогали болгарским партизанам; те же, кто хорошо помнил Гражданскую войну, опасались того, что в Болгарии теперь тоже будет установлена советская власть и начнутся репрессии против тех, кто когда-то воевал в рядах белых армий.
Так и произошло. Война, которую СССР объявил Болгарии 5 сентября 1944 года, оказалась формальной, вооруженного сопротивления болгарская армия не оказала, народ радостно приветствовал красноармейцев. 9 сентября в результате государственного переворота к власти пришло коммунистическое правительство, и Болгария объявила войну Германии. По стране покатилась волна спешных преобразований по советскому образцу, армия получила название народной, полицию заменила милиция. Более двадцати русских эмигрантских организаций были приравнены к фашистским и закрыты, а их имущество конфисковано. А сотрудники опергрупп Управления военной контрразведки СМЕРШ 3-го Украинского фронта сразу же приступили к поискам лиц, которые сотрудничали с гитлеровцами и их пособниками. Сотрудничество это трактовалось крайне широко, задерживали и тех, кто действительно был связан с нацистами (например, вербовщиков в ряды РОК), и просто членов эмигрантских организаций, которые все были объявлены «белогвардейскими». К 20 ноября в стране были задержаны 88 участников таких организаций. Эмигрант князь А. Л. Ратиев так вспоминал обстановку тех дней: «Случайные встречи с [советскими] офицерами, приятельские, дружественные разговоры, часто заканчивавшиеся неопределенными предупреждениями: опасайтесь тех, кто придет после нас, представителей специальных служб и учреждений. <…> И вот начинают заходить к нам и лица другого облика. Внешне все они стараются быть вполне корректными, но в их разговорах чувствуется нарочитая твердость и сдержанность. Расспрашивают они неизменно и о причинах нашего выезда из России, выражают по этому поводу свои сдержанные сожаления и начинают расспрашивать о ряде других лиц и об их адресах. Ясно, что их интересуют в первую очередь те лица, которые, как известно, поступили в немецкий корпус… <…> или те, кто непосредственно сотрудничал и работал с немцами. <…> Это подтверждают и начавшиеся аресты. Способствуют этому и некоторые из эмигрантов, которые, как видно, своим угодничеством стараются загладить или кое-какие свои собственные прегрешения, или же заполучить для себя какие-нибудь блага за счет непрошеного угодничества»[455]455
Ратиев А. То, что сохранила мне память. София, 1999. С. 628–629.
[Закрыть].
Во всех открытых источниках утверждается, что Н. Э. Бредов был арестован СМЕРШ в 1944 или 1945 году, затем вывезен в СССР и погиб в заключении. Украинский электронный ресурс «Енциклопедія сучасноі України» даже взял на себя смелость указать, что погиб генерал в Мордовии. Однако никаких документальных подтверждений этому в информационных массивах ФСБ и МВД Российской Федерации обнаружить не удалось. Лишь недавно в архиве Управления ФСБ по Омской области были найдены документы, позволяющие пролить свет на участь генерала после вступления Красной армии в Болгарию. Согласно им, очередь Николая Эмильевича подошла 25 октября 1944 года. Возможно, за ним специально пришли в день, когда «по старому стилю» произошел Октябрьский переворот. Генерал был арестован в доме своего зятя, в Твердице. Судя по спецсообщению начальника Управления контрразведки СМЕРШ 3-го Украинского фронта генерал-лейтенанта П. И. Ивашутина Военному совету фронта, Н. Э. Бредов был сочтен одним из руководителей РОВС, принимавших участие в формировании Русского охранного корпуса, хотя никаких фактических доказательств этому приведено не было; возможно, генерала просто спутали с его братом[456]456
Архив УФСБ Российской Федерации по Омской области. Ф. 78. Оп. 1.Д. 39. Лл. 19–26.
[Закрыть].
Протокол единственного допроса Н. Э. Бредова датирован 18 ноября того же года[457]457
Там же. Лл. 3–18.
[Закрыть]. Следователя интересовали и его военная карьера времен Гражданской войны (генерал подробно изложил ход событий 1919–1920 годов), и участие в РОВС, в частности, в Обществе русских офицеров Генерального штаба. На вопрос, слушались ли в обществе доклады на политические темы, Бредов ответил утвердительно и привел в пример доклад М. М. Зинкевича «о государственном устройстве Советского Союза». Когда следователь уточнил, освещал ли Зинкевич тему с антисоветских позиций, Николай Эмильевич ответил: «Да, это безусловно так. Иначе и быть не могло, потому что и сам Зинкевич, и все общество к советской действительности относились отрицательно»[458]458
Там же. Л. 12.
[Закрыть].
Прозвучали и вопросы о главе 3-го отдела РОВС Ф. Ф. Абрамове и начальнике «Внутренней линии» К. А. Фоссе. Но Николай Эмильевич говорил о них скупо, его ответы сводились к тому, что с Абрамовым и Фоссом он был знаком лишь формально, встречался с ними редко и только по бытовым вопросам. Следователь не мог не знать, что это не соответствовало истине: и с Абрамовым, и с Фоссом генерал состоял в плотном контакте еще с начала 1920-х годов, а «Внутренняя линия», где Фосс играл одну из главных ролей, вообще была прямым продолжением «Долга Родине» Бредова. Но, по-видимому, Николай Эмильевич твердо дал понять, что говорить на эту тему не намерен, потому что в два часа ночи 19 ноября допрос был прекращен, и больше генерала не допрашивали.
О дальнейших событиях рассказывает тетрадный лист, приложенный к протоколу допроса: «Расписка. Приняты Бредов, Удовицкий, Гущин, Гротто-Слепиковский и Кумань, их документы и личные разные вещи. Претензий не заявлено. Ридзович Обрад Малиша. 24/XI 44. Нач.[альник] ОЗН-а Отдел защиты народа г. Вршац»[459]459
Там же.
[Закрыть]. ОЗН (Отдел защиты народа, по-сербски «Оделенье за заштиту народа») – это югославская контрразведка, созданная при Народно-освободительной армии Югославии 13 мая 1944 года; «ОЗНа све дозна», «ОЗН все знает» – такая невеселая шутка бытовала тогда в сербском языке.
Встает вопрос: почему Н. Э. Бредов был передан органами СМЕРШ югославским коллегам? Ведь арестованных в Болгарии «белогвардейцев» (этот термин трактовался очень широко и мог означать что угодно) вывозили в СССР на дополнительные допросы в Главное управление контрразведки СМЕРШ, после которых их ждал суд. Так, хорошо знакомый Бредову начальник штаба 3-го отдела РОВС полковник Петр Константинович Ясевич 12 ноября 1945 года был осужден по трем пунктам статьи 58 Уголовного кодекса РСФСР и приговорен к десяти годам лишения свободы (после отбытия срока он жил в Мордовии и умер там в 1970 году). Кроме того, множество русских эмигрантов были отправлены в трудовые воспитательные общежития (так в Болгарии назывались лагеря), причем среди них были не только условные «белогвардейцы», но и военные преступники. Так, в 1947 году из 401 русского, содержавшегося в «общежитиях», 322 ранее служили в РОК, 18 были вербовщиками в корпус, 18 состояли в рядах СС, а 8 служили в гестапо. Почему же Николай Эмильевич не был вывезен в СССР или заключен в лагерь? Можно предположить, что главной причиной этого стали его косвенные связи с руководителями Русского охранного корпуса – ведь его родной брат Федор служил в РОК как раз на территории Югославии, а ближайший соратник Бредова на Гражданской войне Б. А. Штейфон и вовсе был командиром корпуса. Во время допроса Н. Э. Бредов имя Штейфона не называл, а о брате упомянул лишь в связи с тем, что в последний раз видел его в конце 1943 года, когда тот приезжал в отпуск в Софию. Но вполне возможно, что двух этих факторов – родство с Ф. Э. Бредовым и знакомство с Б. А. Штейфоном – оказалось достаточно для того, чтобы советские контрразведчики передали старого генерала-инвалида для дальнейшего разбирательства югославским коллегам.
К сожалению, невозможно точно установить, с кем именно Н. Э. Бредов разделил тяготы заключения. Можно лишь предположить, что упомянутый в сопроводительной записке Гущин – это 67-летний полковник Василий Федорович Гущин, инспектор классов Одесского, а в эмиграции преподаватель 1-го Русского кадетского корпуса, а Гротто-Слепиковский – 79-летний генерал-майор Мечислав Станиславович Гротто-Слепиковский, в составе 4-й стрелковой дивизии совершивший Бредовский поход, а в дальнейшем прошедший через лагерь Стшалково.
Путь Бредова лежал из Твердицы через пол-Болгарии на запад, к югославской границе. Потом с юга на север, опять через полстраны, в маленький горный городок Вршац, расположенный в сербском Банате, почти на границе с Румынией. Почему именно туда, ведь к тому времени уже месяц как был освобожден Белград? Вряд ли это уже возможно установить. Что было дальше? Можно только предполагать, учитывая, что ОЗН «славился» свирепостью своих нравов и с теми, кого считал врагами, расправлялся беспощадно. Возможно, Николай Эмильевич какое-то время содержался в «региональном ликвидационном лагере» Стойкович-Телеп, где находились также представители местного немецкого населения (в 29-тысячном Вршаце жили 12 тысяч немцев), сербские четники и хорватские усташи. Охрана этого лагеря имела полномочия убивать заключенных без суда и следствия, жертв закапывали в братских могилах. К декабрю 1944 года в лагере Стойкович-Телеп оставалось всего 300 узников, остальные погибли.
С неменьшей жестокостью, чем к немцам (не только нацистам, но и обычным фольксдойче), четникам и усташам, югославские партизаны относились к «белогвардейцам». Как раз в декабре 1944 года сотрудники ОЗН проводили массовые расправы над преподавателями 1-го Русского великого князя Константина Константиновича кадетского корпуса, действовавшего в Бела-Цркве, что рядом с Вршацем. Тела расстрелянных не закапывали, а просто бросали в скотомогильник на окраине городка. Только в мае 2014 года на этой братской могиле появился поминальный крест, в церемонии открытия которого участвовал автор этих строк.
Екатерина Павловна Бредова еще долгие годы надеялась на то, что увезенный из дома хмурым октябрьским днем 1944 года муж вернется. Она упорно обивала пороги всех болгарских ведомств, но никто не мог сообщить ей ничего утешительного. Когда надеяться стало больше не на что, в 1954 году Е. П. Бредова с дочерьми решила переехать в СССР. Не «вернуться», поскольку из этой страны они не уезжали, а переехать на родину, на землю, где родились и жили ее предки; возможно, и найти какие-то следы Николая Эмильевича. Первыми уехали овдовевшая в 1949 года Ольга Николаевна со вторым мужем, выпускником Софийского университета врачом Вадимом Карамышевым, и сыном от первого брака Алексеем; их направили в Омскую область. Татьяну Николаевну с мужем Андреем Макаренко и сыном Николаем распределили в Экибастуз, где в то время не было почти никого, кроме заключенных, их охраны и ссыльных. В декабре 1958 года вдова генерала скончалась на севере Омской области в возрасте 80 лет. Татьяна Николаевна Бредова, в замужестве Макаренко, ушла из жизни в 1981 году в Туле, Ольга Николаевна Бредова, в замужестве Янишевская, – в 2006 году, в Ставрополе. Семья не оставляла попыток прояснить судьбу Николая Эмильевича, и в конце концов ей удалось найти уникальные документы, которые с любезного согласия потомков генерала были использованы при написании этого очерка[460]460
См. также: Иванов А. Г., Безродный К. Э. Судьба генерал-лейтенанта Н. Э. Бредова в эмиграции в Болгарии // Вестник Томского государственного университета. История. 2016. № 6 (44). С. 38–43.
[Закрыть].
Представители других ветвей семьи Бредовых остались за рубежом. Сестры Николая Эмильевича, Софья Дитерихс и Елизавета Хагондокова, скончались в 1944 году в Шанхае и в 1948 году в Париже соответственно. Последний из братьев Федор Эмильевич после пленения английскими войсками в 1945 году смог выехать в Сан-Франциско, где и умер в 1959-м; в США скончались также его сын Ростислав (1905–1961) и внук Михаил (1940–1982). Жена Федора Эмильевича и его дочь Наталья, в первом браке Макарова, во втором Аначкова, остались в Болгарии. Там же живут потомки сестры свояченицы Н. Э. Бредова Елены Павловны, в замужестве Папа-Федоровой.
В истории Белого дела Николаю Эмильевичу Бредову принадлежит особенная роль. Он проявил себя и как талантливый военачальник, и как опытный военный дипломат, но главное – как вождь Бредовского похода, командующий Отдельной Русской Добровольческой армией, спасший от гибели десятки тысяч человеческих жизней. И надпись на обороте креста «За поход генерала Бредова» – «Верные долгу» – как никогда лучше характеризует высокую и трагическую судьбу этого человека.
