Текст книги "Герои Первой мировой"

Автор книги: Вячеслав Бондаренко

сообщить о нарушении

Текущая страница: 29 (всего у книги 42 страниц)

Прозвучала команда «Шашки вон, справа по три марш-марш!», и 2-й эскадрон во главе со своими офицерами – штабс-ротмистром Силой Чадовым, поручиком Борисом Немцовым, корнетами Николаем Ильяшенко и Иваном Сусалиным – бросился в атаку. Впереди на своей верной Дрофе мчался Борис Панаев. Старшего брата поддерживал штабс-ротмистр Гурий Панаев со своим 4-м эскадроном.

Атаковавшие в конном строю гусары сразу же попали под сильный фланговый огонь австрийцев. Летевший впереди своего эскадрона Борис буквально через минуту был тяжело ранен в ногу, но, не обращая внимания на страшную боль в раздробленной голени, первым прорвался под огнем через мост и плотину, промчался через деревню Демня и по крутому подъему повел гусар к горному лесу, где засел противник. На окраине деревни – еще одна рана, уже в живот… Чтобы не упасть, ротмистр ухватился за луку седла, где была приторочена сумка с фамильной панаевской иконой Преображения Господня. Впереди завиднелись оплетенные колючей проволокой деревья. «С Богом, за царя! Руби проволоку!» – скомандовал командир гусарам, крикнул трубачу, чтобы тот взял у него сумку с иконой, и схватился с австрийским офицером. Но в следующий миг пал, пораженный сразу двумя пулями – в висок и в сердце…

Бой закипел с еще большей яростью. В конце концов австрийская бригада дрогнула и бежала с поля сражения, потеряв 80 человек убитыми, 155 пленными, четыре зарядных ящика и много лошадей. У русских было ранено четверо рядовых гусар и погиб единственный офицер – Борис Панаев. Его смерть на виду своего эскадрона оказалась совсем не театральной, а простой и возвышенной…

Ротмистр 12-го гусарского Ахтырского полка Борис Аркадьевич Панаев стал первым офицером русской армии, удостоенным ордена Святого Георгия 4-й степени посмертно (такие награждения стали возможны после введения в 1913 году нового Статута этого ордена). Высочайший приказ о награждении был подписан 7 октября 1914 года.

Бориса похоронили в Павловске рядом с отцом. Писатель Е. Поселянин свидетельствовал: «Мне довелось быть на похоронах этого необыкновенного солдата-подвижника. Что-то торжественное, беспечальное, победное чувствовалось у его гроба, как у гроба всех чистых людей».

…Второй по старшинству брат, Лев, во время объявления войны находился в далекой командировке в Урге (ныне Улан-Батор, Монголия). Узнав о войне 22 июля, он немедленно выехал в Россию. Так как начальство не отпускало его, Лев сказал, что его укусила бешеная собака и ему нужно ехать делать прививку в Иркутск. До ближайшей железнодорожной станции молодой офицер мчался верхом несколько дней. А на фронт, в свой полк приехал буквально через день после смерти Бориса… Подробности гибели старшего брата рассказал Льву Гурий. Никто не знал, что его срок настанет буквально через две недели…

28 августа 1914 года австро-венгерские войска перешли в наступление по всему фронту. В тяжелейшем положении оказалась 48-я пехотная дивизия генерал-лейтенанта Л.Г. Корнилова – охваченная с трех сторон превосходящими силами врага, она была вынуждена отойти за реку Гнилая Липа. Командующий 8-й армией генерал от кавалерии А.А. Брусилов приказал начдиву 12-й кавдивизии А.М. Каледину спасать положение. Приказ Брусилова звучал по-суворовски коротко: «12-й кавалерийской дивизии – умереть. Умирать не сразу, а до вечера».

На помощь пехотинцам А.М. Каледин бросил три спешенных кавалерийских полка, оставив ахтырцев в резерве. Но силы были слишком неравны. И тогда, чтобы спасти от полного уничтожения остатки пехоты и спешенной кавалерии, в смертельный бой пошли четыре эскадрона 12-го гусарского Ахтырского полка. Атака в конном строю на пулеметы, артиллерию и наступающую вражескую пехоту была полным безумием, но другого выхода не было.

Свидетель этого боя описывал его так: «В 3 часа дня было получено приказание: “Ахтырскому полку атаковать пехоту”. Быстро сели на коней гусары и стали подниматься из лощины на бугор. Австрийцы, видя, как разворачиваются наши эскадроны, переместили на нас весь огонь, не желая допустить атаки. Под сильным свистом пуль, совершенно спокойно, командир полка генерал-майор Н.В. Трингам командует: “Шашки, пики – к бою, атака на пехоту, повзводно, по два взвода в одну шеренгу на 100 шагов дистанции, рысью”, а затем “галопом, марш-марш”. Лихо и стремительно пошли мы все вместе (3-й, 4-й, 5-й и 6-й эскадроны), быстро рассыпавшись в указанном направлении атаки на пехоту. Полные завета наших отцов и прадедов, и зная, что начальник дивизии верит нам и знает, что ахтырцы исполнят с честью его приказание, мы шли на не расстроенную, а, наоборот, на энергично наступавшую пехоту, наткнулись на окопы, вырытые в разных направлениях, попали под сильный огонь пулеметов и такой же шрапнельный огонь. Пронеслись мы, поражая врага около 4-х верст, обратив австрийцев в паническое бегство, но на четвертой версте были остановлены топким болотом, преградившим наше дальнейшее продвижение. Возвращались назад спокойно, провожаемые огнем артиллерии. Наши “буланчики” быстро пронесли нас вперед, трудно их было сдерживать. Люди шли весело, с безумной храбростью, не обращая внимания на то, что наши ряды все редели и редели. Мы все находились в аду, но с честью выполнили возложенное на нас поручение, как подобает ахтырцу. Каждый думал одно: “Я – Ахтырец!”».

В этом бою участвовали двое Панаевых – командир 4-го эскадрона Гурий и командир 5-го эскадрона Лев. Сражаясь, братья старались не выпускать друг друга из виду, но схватка была слишком ожесточенной. Эскадрон Гурия прорвал две линии обороны противника. Потом под ним убили лошадь, и штабс-ротмистр продолжил сражаться уже пешим, с шашкой в руках. Ворвавшись в австрийский окоп, Гурий был смертельно ранен пулей и осколком снаряда в грудь. Офицерам 12-го уланского Белгородского полка, увидевшим, как он упал, он еще успел крикнуть: «Пошлите матери сказать, что я убит в конной атаке»…

После боя Лев долго искал тело погибшего брата. Его удалось найти только через несколько дней – в каком-то овине, ограбленным. Мародеры чудом не заметили на теле Гурия фамильную панаевскую икону Преображения – ту самую, с которой две недели назад погиб Борис Панаев…

Героическая атака ахтырских гусар 29 августа 1914 года фактически спасла 48-ю пехотную дивизию от разгрома и восстановила положение на фронте. После боя начдив А.М. Каледин поблагодарил каждый эскадрон полка по очереди, сказав: «Вы спасли положение, Вам все обязаны, Вашей атакой выиграно дело, сердечное Вам спасибо, господа». В атаке 29 августа 1914 года смертью храбрых пали четыре офицера-ахтырца, в том числе командир полка генерал-майор Н.В. Трингам, и 44 гусара. Ранены были 5 офицеров и 72 гусара, 14 человек пропали без вести. Многие были награждены за храбрость боевыми орденами. Ротмистр Лев Панаев за отличие в атаке 11 октября 1914 года был удостоен Георгиевского оружия за то, что «личным примером довел эскадрон до удара холодным оружием, несмотря на встречные окопы и убийственный ружейный, пулеметный и артиллерийский огонь противника». Такую же награду в свое время получили его отец и дед. Одновременно со Львом Георгиевского оружия были удостоены ахтырцы полковник Георгий Иванович Елчанинов, подполковник Владимир Иванович Вишневский и ротмистр Георгий Борисович Диамбеков. А Гурий Панаев был посмертно награжден орденом Святого Георгия 4-й степени. Высочайший приказ об этом был подписан 13 января 1915 года…

Тело павшего героя было временно погребено в деревне Демня, затем гроб отправили для захоронения в Павловск.

Лев остался один. Принявший командование над полком полковник Николай Иванович Одинцов назначил его командиром осиротевшего 4-го эскадрона. На душе после гибели братьев было невероятно тяжело, тем более что 27 августа, за два дня до смерти Гурия, Лев лишился еще и своего ближайшего полкового друга – поручика Николая Флегонтовича Темперова. Его гибель он так описал в письме матери сослуживца: «Глубокоуважаемая Мария Николаевна, Ваш драгоценный сын, а наш незаменимый друг Николаша, умер славной смертью честного и храброго воина. Господь призвал его к себе 27 августа, в четырех шагах от меня упал Николаша во время рукопашной схватки. Мы атаковали в штыки с. Горожаны и выбили австрийцев. Николаша хотел пощадить одного из них и подбежал к нему, чтобы обезоружить, но тот не был благороден и, не обратив внимание на великодушие Николаши, выстрелом в голову убил его. Австриец этот был взят в плен, но я его расстрелял тут же, чтобы хоть немного удовлетворить себя и людей в момент тяжелой утраты. Господь Бог да пошлет Вам утешение в скорби и с праведниками упокоит чистую душу Николаши. Тело его мы похоронили в с. Демния, близ м. Николаева в ограде церкви, через три дня рядом с ним я похоронил моего брата Гурия, который погиб тоже славной смертью во время атаки. Вы знаете, что они были истинными друзьями и случайно оказались лежащими вместе. Гурий убит 29 августа. 13 августа Господь таким же образом призвал моего старшего брата Бориса. Вот какие утраты, дорогая Мария Николаевна, понесли Вы и моя мама, положив на алтарь Отечества дорогие жертвы. Господь дарует нам победу и этим посылает утешение и помогает умирать бодро. У нас среди офицеров убито 8 и ранено 4.

Ваши письма, адресованные моим братьям, я получил вчера только и поэтому решился Вам писать, хотя знаю, как тяжело Вам будет читать это письмо. Да поможет Вам в скорби Ахтырская Божья Матерь, пред крестом стоящая и взирающая на страдания своего Божественного Сына. Уважающий Вас Л. Панаев». Глубоко мучил Льва и бессудный расстрел австрийца, убившего Темперова. «Этого австрийца я велел расстрелять, но только по горячке, и мне неприятно, так как он молил о пощаде и ограждал себя крестным знамением, – писал он своей матери. – Скажи об этом батюшке и попроси помолиться за упокой души этого несчастного австрийца. Он, видишь ли, поступил вероломно: перед тем, как выстрелить, махал платком и сдавался».

Однополчане как могли поддерживали Льва в его горе. У многих офицеров в то время сложилось впечатление, что он сосредоточенно готовится принять смерть в бою по примеру Бориса и Гурия. Все свои сбережения Лев отдал в помощь семьям погибших гусар 4-го эскадрона, а в свободное время делал наброски для полотна, посвященного братьям. Он писал: «У меня осталась заветная мечта – запечатлеть на картине подвиги братьев, особенно Гурия, так как Борис, вероятно, будет увековечен и так».

В начале января 1915 года в 12-й Ахтырский полк был командирован самый младший брат Панаев – лейтенант военно-морского флота Платон. Он практиковался в артиллерийской стрельбе по наземным целям, что было необходимо для офицера речной флотилии. Лев давно не видел младшего брата и был очень рад его приезду. Платон рассказал, что после окончания Офицерского артиллерийского класса служит в Сибирском флотском экипаже, а сейчас готовится к должности флагманского артиллерийского офицера штаба командующего Сибирской флотилией.

Два дня, проведенные в Ахтырском полку, настолько потрясли морского офицера, что тот загорелся желанием… перевестись в кавалерию. Сам Платон Панаев так вспоминал об этом: «Я пробыл в Ахтырском полку около двух дней и понял, почему знаменитая атака четырех эскадронов этого полка 29-го августа могла спасти положение на нашем левом фланге. Если во всей армии такой дух, то для нее нет ничего невозможного. Трудно перечислить все признаки, характеризующие налаженную часть, верящую в свою силу, поэтому приведу лишь то, что особенно врезалось в память. В соседней с офицерской просторной избе собрались песенники 4-го эскадрона. Пелись исключительно военные песни. Многие из них в красивых стихах излагали всю историю полка, другие – отдельные войны, 1812 год и т. п. Никогда я не забуду восторженные лица и горящие глаза песенников. Готовность на всякие подвиги, любовь и преданность к живущим с ними одной жизнью офицерам, из среды которых многие уже показали “смерти доблестной примеры”, сквозили во всех движениях… Сильно взволнованный я вернулся в нашу хату… Долго потом, вспоминая славный полк, я мысленно повторял слова песни:

 
Все Ахтырцы и все хваты,
Удалые все ребята,
С ними командир…»
 

По окончании своей командировки Платон пришел на прием к командующему 8-й армией А.А. Брусилову и подал ему рапорт с просьбой о переводе в Ахтырский полк. Брусилов отреагировал коротко: «Панаевы – героическая семья, чем их больше в полку, тем лучше». Радости Платона не было предела, Лев тоже был счастлив, что теперь будет служить вместе с младшим братом.

…Тяжелые бои на Юго-Западном фронте между тем продолжались. 19января 1915 года 4-й эскадрон 12-го Ахтырского полка получил приказ оказать помощь русской пехоте, которая не могла удержать захваченные ею вражеские окопы у села Лютовиско (ныне Старосамборский район Львовской области Украины). Гусары спешились и, увязая по пояс в снегу, двинулись на помощь пехотинцам, до которых было 500 шагов. За четвертым эскадроном поднялся в атаку шестой, затем к гусарам присоединился стрелковый полк… В морозном воздухе раздалось нарастающее «ура». Австрийцы, заметив приближающуюся русскую цепь, открыли по ней ураганный огонь. Ротмистр Лев Панаев успел пройти по снегу только 50 шагов из полутысячи. Его жизнь оборвали сразу две пули в живот… Увидев, что командир убит, командование на себя взял корнет 4-го эскадрона Александр Забелло. Под его руководством гусары достигли нужного рубежа и закрепили его за собой…

11 сентября 1915 года ротмистр Лев Панаев был посмертно удостоен ордена Святого Георгия 4-й степени. В Высочайшем приказе было сказано, что Лев, «командуя эскадроном, несмотря на сильный оружейный огонь противника, проявил выдающееся мужество и, увлекая своим примером других, первым бросился на неприятельский окоп, выбил противника и занял господствующую высоту, причем смертью запечатлел свой подвиг».

После смерти Льва Панаева последнего оставшегося в живых брата Платона отозвали из действующей армии в Петроград, где зачислили по Морскому ведомству. Вскоре Платон подал рапорт о переводе его на флот, его поддержала мать. Просьбу офицера удовлетворили. 8 июня 1915 года он был произведен в старшие лейтенанты, 7 декабря этого же года награжден орденом Святой Анны 4-й степени «За храбрость» (Анненским оружием), а 10 апреля 1916 года – орденом Святого Станислава 2-й степени с мечами…

Подвиг гусарских офицеров братьев Панаевых, отдавших жизнь за Отечество, получил широкую известность в России. Вскоре было решено удостоить особой награды и мать, воспитавшую героев, – Веру Николаевну Панаеву. Она стала первым и единственным кавалером Знака отличия Святой Ольги, учрежденного в России в 1913 году в связи с 300-летием дома Романовых.

2 апреля 1916 года, находясь в Могилёве, император Николай II издал рескрипт на имя военного министра, в котором излагались причины награждения В.Н. Панаевой:

«Братья Панаевы, проникнутые глубоким сознанием святости данной ими присяги, бесстрашно исполнили долг свой до конца и отдали жизнь свою за царя и Родину.

Все три брата награждены орденом Св. Георгия 4-й степени, и их смерть в открытом бою является завидным уделом воинов, ставших грудью на защиту Меня и Отечества.

Такое правильное понимание своего долга братьями Панаевыми всецело отношу к их матери, воспитавшей своих сыновей в духе беззаветной любви и преданности престолу и Родине.

Сознание, что дети ее честно и мужественно исполнили долг свой, да наполнит гордостью материнское сердце и поможет ей стойко перенести ниспосланное свыше испытание.

Признавая за благо отметить заслуги передо Мною и Отечеством вдовы полковника Веры Николаевны Панаевой, воспитавшей героев сыновей, жалую ее в соответствии со ст. 8 Статута Знака отличия Св. Равноапостольной Княгини Ольги сим знаком 2-й степени и пожизненной ежегодной пенсией в 3000 рублей».

Память павших братьев почтили в стенах их родных учебных заведений. 5 апреля 1916 года рескрипт императора был торжественно оглашен в стенах Николаевского кавалерийского училища. Его текст был выбит на мраморной доске и размещен в одном из залов училища. А во 2-м Петроградском Петра Великого кадетском корпусе состоялось торжественное собрание памяти братьев Панаевых. Выступая на нем, писатель Е. Поселянин обратился к кадетам:

– Никогда, никогда не забывайте этих трех людей, птенцов общего с нами гнезда… Дай вам Бог прожить и прослужить, как они, и, если судит Бог, умереть в нужный час, как они.

По заказу Николаевского училища знаменитый скульптор Всеволод Лишев, сам в прошлом офицер, начал работать над бронзовым барельефом, изображавшим Веру Николаевну Панаеву в образе древнерусской боярыни, благословлявшей иконой и тремя мечами склонившихся перед ней русских витязей. К сожалению, этот замысел так и не был воплощен в жизнь.

Похоронены братья Панаевы были на городском кладбище Павловска. На их могилах появились красивые мраморные надгробия. Во время Великой Отечественной войны нацистские оккупанты демонтировали их и вывезли в Германию.

Мать героев, единственная женщина – кавалер Знака отличия Святой Ольги Вера Николаевна Панаева умерла в Павловске в 1923 году Ей выпала страшная участь – пережить всех сыновей: старший лейтенант Платон Панаев погиб в 1918-м…

…Завершая рассказ о жизни братьев-героев, автор книги «Краса русской армии братья Панаевы» Е. Поселянин восклицал: «Так жили и так умерли братья Панаевы, и неужели бесплодна была их смерть? Нет, те высоты духа, которых достигли они, манят за собой и других благородных и мужественных людей, и память об этих трех братьях-героях… не умрет в России, и будет живым примером увлекать к новым подвигам таких же, как они, благородных офицеров».

Память о братьях Панаевых продолжала жить и после того, как страна, за которую они отдали свои жизни, канула в небытие. Свято чтили своих героев в Ахтырском гусарском полку, который был восстановлен в рядах Вооруженных сил Юга России. Помнили сослуживцев те гусары, которым удалось уцелеть в жестоких вихрях XX столетия. А высочайший шеф полка и жена ротмистра-ахтырца Н.А. Куликовского великая княгиня Ольга Александровна своего второго сына, родившегося в 1919-м на Кубани, в память одного из братьев Панаевых назвала Гурием. Так внук Александра III и племянник Николая II получил имя в честь гусарского офицера, павшего на Первой мировой войне… Интересно, что Гурий Николаевич Куликовский тоже стаи гусаром, служил в датской армии и вышел в отставку в чине капитана в 1948 году.

В современной России традиции 12-го гусарского Ахтырского полка бережно воссозданы участниками военно-исторического клуба «Ахтырские гусары». А имена отдавших жизни за Родину Бориса, Льва и Гурия Панаевых, как и имя их матери Веры Николаевны, воспитавшей сыновей-героев, навсегда останутся в военной истории нашей страны.

АЛЕКСАНДР КАЗАКОВ:
Судьба первого русского аса

Так сложилось, что если сейчас в России и вспоминают военных летчиков времен Первой мировой войны, чаще всего разговор ограничивается упоминанием имени Петра Николаевича Нестерова – автора «мертвой петли», первого пилота, ценой собственной жизни таранившего противника в воздухе. А ведь в течение 1914—1918 годов «войну над крышами» вели сотни мужественных офицеров и солдат, прославившихся блистательными подвигами. Наш рассказ пойдет о самом результативном русском летчике времен Первой мировой войны – первом летчике-истребителе в полном смысле этого слова…

Военная авиация Великой войны была, пожалуй, самым элитным и в то же время самым демократичным родом войск (вернее, так говорить нельзя, поскольку формально ВВС относились к инженерным войскам). Здесь не было места карьеризму, не работали связи – в цене были только индивидуальные качества каждого летчика, его умение и мужество. Не случайно в авиацию переводились самые инициативные, дерзкие и деятельные офицеры из разных родов войск, и за штурвалом самолета можно было встретить кого угодно – от флотского лейтенанта до казачьего сотника, от рядового-вольноопределяющегося до полковника. Но охотнее всего летчиками становились кавалеристы – им нравились присущие воздушному бою скорость и лихость, роднившие авиацию с конницей.

Александр Александрович Казаков, а именно о нем пойдет речь ниже, был настоящим кавалеристом по натуре – отважным, напористым, не терпевшим рутины, холодному расчету предпочитавшим немедленное действие. Он родился 2 января 1889 года в Херсонской губернии в дворянской семье и рано выбрал военную карьеру. В десятилетнем возрасте мальчика определили в Воронежский кадетский корпус. У этого учебного заведения была уникальная история – корпус был основан на средства, пожертвованные ветераном Отечественной войны 1812 года генералом Н.Д. Чертковым, при этом сам Чертков категорически возражал против того, чтобы корпус назвали его именем. В итоге в 1845 году был открыт Михайловский воронежский кадетский корпус (11 января 1905 года он был переименован в Воронежский Великого Князя Михаила Павловича кадетский корпус). Среди его знаменитых выпускников были создатель легендарной винтовки-«трехлинейки» С.И. Мосин, изобретатель электрической лампочки А.Н. Лодыгин, поэт Ф.Н. Берг, журналист А.С. Суворин.

Белые погоны с красивым вензелем «М», увенчанным короной, Саша Казаков носил до 1906 года. Кадетские годы закалили его, сделали подростка юношей и, самое главное, окончательно дали понять – с выбором профессии он не ошибся. Летом 1906-го 17-летний Александр поступил в Елисаветградское кавалерийское училище, которое готовило офицерские «кадры» в основном для Киевского, Одесского и Харьковского военных округов. Казаков с удовольствием облачился в положенную юнкерам этого училища драгунскую форму с алыми погонами. К строгому распорядку армейской жизни юноше было не привыкать с кадетских времен, и суровый училищный быт не был для него в тягость.

Два училищных года пролетели быстро. 5 июня 1908 года корнет Казаков был выпущен в 12-й уланский Белгородский Его Величества Императора Австрийского, Короля Венгерского Франца Иосифа полк, расквартированный в городке Проскуров Подольской губернии (ныне – Хмельницкий, Украина). Вместе с 12-м драгунским Стародубовским, 12-м гусарским Ахтырским и 12-м Донским казачьим полк входил в состав 12-й кавалерийской дивизии. Уланский Белгородский был одним из самых старых и заслуженных полков русской армейской кавалерии – белгородские уланы прославились доблестью во время участия в Заграничном походе 1813 года и Русско-турецкой войне 1877—1878 годов, а старшинство полка считалось с 9 мая 1701 года.

2 декабря 1908 года Казаков получил свою первую награду – медаль, посвященную 60-летию правления императора Австро-Венгрии Франца Иосифа. Дело в том, что Франц Иосиф был шефом 12-го Белгородского полка, и юбилейной награды были удостоены все его офицеры. 10 июня 1911 года Казаков был произведен в чин поручика, а 18 августа 1913-го удостоился первого ордена, обычного для молодого офицера, – Святого Станислава 3-й степени.

К этому времени Александр Казаков, как и многие его сверстники по всей России, глубоко увлекся новейшим по тем временам видом спорта – авиационными полетами. Впервые жители Российской империи увидели парящий в небе аэроплан в 1909 году – в июле этому зрелищу рукоплескала Одесса, в сентябре – Москва, в октябре – Петербург… Немногим позже на всю страну прогремели имена первых русских авиаторов – Михаила Ефимова, Сергея Уточкина, Николая Попова, Владимира Лебедева. К 1911 году авиаторы уже гастролировали с публичными полетами по всей России, мужество и смелость летчиков вызывали всеобщее восхищение, их профессия казалась невероятно романтичной. Разделял эти чувства и Александр Казаков, тем более что в 12-й кавдивизии тоже служили первые пилоты-любители. Так, газета «Подолия» красочно описывала подвиги местного авиатора: «16 июля, в 7 часов 45 минут утра, войска меджибожского лагерного сбора собирались на ученье… С востока, со стороны Бердичева, раздался характерный шум мотора и полки увидели быстро приближающийся и очень красиво выделяющийся на голубом небосклоне аэроплан. Все взоры были прикованы к этой большой ласточке, которая, быстро побеждая воздушное пространство, прямо неслась по направлению собиравшихся войск; но вот мотор выключен, шум прекратился и, склоняясь к земле, аэроплан начал спускаться, достиг земли, пробежал несколько саженей, повернулся и замер шагах в 50-ти от бригады у казармы 5-го эскадрона Ахтырского гусарского полка. Это прилетел из Киева штабс-ротмистр Ахтырского гусарского полка Есипов на “Ньюпоре” – авиатор по призванию, весь отдавшийся своему смелому делу и уже совершивший немало блестящих и продолжительных перелетов в Бердичев, Житомир и теперь в стоянку родного полка – Меджибож».

Неудивительно, что на возможности авиации сразу же обратили внимание военные. Еще в 1908-м в газете «Русский инвалид» появилась большая статья «Военное применение аэропланов», анонимный автор которой утверждал, что в грядущей войне каждая из воюющих сторон будет бороться «за господство государства в воздушных стихиях». А в следующем году в Главном инженерном управлении Русской Императорской армии задумались об устройстве в стране первого военного аэродрома. Выбор пал на Гатчинское военное поле, и вскоре там начал действовать Авиационный отдел Офицерской воздухоплавательной школы – единственное учебное заведение, готовившее военных пилотов. Штат Авиационного отдела состоял из шести офицеров, двух военных чиновников, пятидесяти строевых нижних чинов и девятнадцати нестроевых. Начальником отдела был назначен подполковник (с 1913 года полковник) С.А. Ульянин, инструкторами – штабс-капитан Г.Г. Горшков и поручик Е.В. Руднев. Уже во время Второй международной авиационной недели, прошедшей в Петербурге 14—22 мая 1911 года, инструкторы и ученики Авиационного отдела продемонстрировали свои умения. Да и вообще эта неделя имела ярко выраженный армейский характер: летчики «бомбили» цель пакетами с мелом и приземлялись на нарисованную на земле корабельную палубу. 7 июля 1911 года Авиационный отдел сделал свой первый выпуск – семь офицеров, ставших первыми профессиональными военными летчиками России (назовем здесь их имена: А.М. Вегенер, А.А. Карпов, С.М. Бродович, Н.Н. Данилевский, Л.А. Дацкевич, А.В. Панкратьев, Б.Н. Фирсов).

Разразившаяся год спустя Балканская война подтвердила правильность мысли о том, что в XX веке авиация станет важным военным козырем – в 1912-м родились самолеты-разведчики, самолеты аэрофотосъемки и первые бомбардировщики. Казаков с волнением следил за новостями с фронта, в которых описывались действия русского добровольческого авиаотряда, сражавшегося в составе армии Болгарии.

К концу 1913 года поручик уже твердо сделал свой выбор в пользу авиации. Противодействовать подчиненному командир 12-го Белгородского полка полковник В.М. Тусский не стал, и 23 января 1914 года Казаков согласно прошению был командирован в Авиационный отдел Офицерской воздухоплавательной школы для обучения полетам. Одновременно с ним учился другой в будущем легендарный ас Первой мировой – Евграф Николаевич Крутень.

Наставником Казакова стал сам начальник Авиационного отдела, 42-летний полковник Сергей Алексеевич Ульянин. Это был разносторонний, обладавший множеством талантов человек – пилот, изобретатель, авиаконструктор. И еще у Ульянина был дар прирожденного учителя. Он терпеливо возился с курсантами отдела, разъясняя им все тонкости техники пилотирования. И вот первый в жизни Казакова учебный полет. С собой в кабину аэроплана Александр взял маленькую иконку святителя Николая Чудотворца (и с тех пор никогда не отправлялся в полет без нее). Семь секунд разбега, последние 80 метров земли, по которым пробежали колеса шасси… И Гатчинский аэродром с расставленными на нем аэропланами уже где-то далеко внизу. Незабываемые минуты в жизни любого летчика!..

За девять месяцев учебы Казаков освоил несколько типов аэропланов – французские «ньюпор», «СПАД» и «моран-солнье», германский «Бранденбург». Тактику воздушного боя офицерам никто не преподавал – такой дисциплины просто не существовало. Но в России, в отличие от других европейских государств, роль самолетов в грядущей войне отнюдь не ограничивали только разведкой, фотосъемкой позиций противника и бомбардировкой. В 1912-м в Петербурге была опубликована книга капитана 2-го ранга Н.А. Яцука «Воздухоплавание в морской войне», автор которой утверждал, что в будущей войне летчики станут активно применять тараны, а в утвержденных в августе 1913-го «Кратких руководящих данных для пользования аэропланами…» говорилось уже об отдельных авиаотрядах, самолеты которых предназначались бы для уничтожения вражеских аэропланов в воздухе и на земле. Это были первые, пока еще теоретические шаги к созданию истребителей.

Казаков горячо разделял эти убеждения и работал в школе серьезно, с полной самоотдачей, тем более что близость войны чувствовали все – летом 1914-го над Европой сгущались тучи. Громом прозвучал выстрел Гаврилы Принципа в Сараеве. А после того как в России была объявлена всеобщая мобилизация, Александр Казаков, как и другие ученики, жил только одним: скорей бы на фронт!.. Всех глубоко впечатлила героическая гибель выпускника Авиационного отдела 1912 года – штабс-капитана Петра Николаевича Нестерова, 26 августа 1914 года ценой своей жизни таранившего австро-венгерский аэроплан. Полковник Ульянин тяжело переживал смерть своего ученика.

…Вопреки широко распространенному мнению о «технической отсталости царской России» именно она начала Первую мировую войну, имея на вооружении самый многочисленный воздушный флот среди всех воюющих держав – 244 самолета, сведенных в 39 авиационных отрядов, приданных армейским корпусам. Налицо в армии числился 221 летчик, включая 170 офицеров, 35 нижних чинов и 16 вольноопределяющихся. К 1 января 1915 года из них погибло 33 человека, в том числе 6 – в бою, 5 – в авариях, а 22 пропали без вести или попали в плен. Однако воздушные боевые действия в 1914-м сводились к разведке и реже бомбардировке: ВВС как Антанты, так и Тройственного союза еще не освоили производство самолетов, которые вскоре получили определение «истребитель».

И вот наконец настал долгожданный день 24 сентября 1914 года. Перед строем Авиационного отдела полковник Ульянин вручил поручику Казакову свидетельство об окончании курса обучения по 1-му разряду. Отныне Александр был одним из 95 русских офицеров, имевших квалификацию военного летчика (как было модно сокращать в те годы – военлета). Казаков с гордостью прикрепил на погоны введенную в июле 1913-го эмблему военного летчика – серебряного двуглавого орла с вензелем Николая II и скрещенными мечом и пропеллером, а на левую сторону кителя – знак военного летчика: серебряный венок с двумя скрещенными мечами, крыльями и щитом.