Текст книги "Базельский мир"

Автор книги: Всеволод Бернштейн

сообщить о нарушении

Текущая страница: 9 (всего у книги 14 страниц)

Лещенко говорил это с совершенно серьезным видом, и хотя я понимал, что он валяет дурака, мне стало не по себе.

– Вы всех соотечественников так выручаете? – поинтересовался я.

– Нет, – сказал Лещенко. – Только самых бестолковых. – Он бросил окурок. – Ну? – он посмотрел на меня. – Пошли? Или хочешь еще здесь побыть?

– А Томас где?

– Дома уже твой Томас, кофе пьет. Не связывался бы ты с этой богемой швейцарской – либеральная интеллигенция, извращенцы и наркоманы, – сказал Лещенко уже совершенно по-отечески. – Не доведут они до добра. Вам повезло, что клиника решила не давать хода делу. Деликатное заведение, сам видел, лишнего шуму не любят. А так бы гремел бы ты уже по полной программе, за двоих, потому что на Томаса твоего где сядешь там и слезешь…

– Так они нас просто отпустили? – выдохнул я с облегчением.

– Просто ничего не бывает, – сказал Лещенко. – Считай, что я взял тебя на поруки. Ладно! Хватит лясы точить! Куча дел еще. Ты куда сейчас, к себе?

Я помедлил, соображая, что делать дальше. Ехать нужно было к Комину, в клинику, но сначала отделаться от Лещенко.

– Могу подбросить, – предложил Лещенко. – Я на машине. Прямо до дома не могу, но до Бельвью могу.

– До Бельвью, да, было бы здорово, – согласился я.

Его машина стояла прямо на полицейской парковке. Номера были обычные, не дипломатические, обратил я внимание.

– Одну минуту, я должен позвонить! – я набрал номер Томаса. – У меня все в порядке! – громко сказал я в трубку, чтобы услышал Лещенко. – Меня забрал из полиции советник российского посольства, он подвезет меня на своей машине до Бельвью.

Лещенко засмеялся.

– Молодец! Грамотно подстраховался! Правда, я не советник посольства, всего лишь помощник советника… Теперь можем ехать?

Я сел в машину, Лещенко вырулил на улицу, ведущую в центр.

– Так все-таки, ты домой сейчас? Или к Комину? – спросил Лещенко.

– Я до Бельвью, – ответил я.

Лещенко усмехнулся.

– Не доверяешь. Правильно. С одной стороны. А с другой стороны – зря.

– Послушай, Рома, – сказал я. – Ты мне все доходчиво объяснил, тогда, на подъемнике. Я все понял. Про доверие вроде как речь не шла…

– Тогда на подъемнике это совсем другое дело было. Служба такая, ты ж понимаешь. Но это уже все закончилось.

– Что закончилось? Тебя что, уволили?

– Нет, – сухо ответил Лещенко. – Меня не уволили. Комина вывели из разработки. Он больше моему начальству не интересен.

– А что же ты тогда здесь делаешь?

– Ну, у меня может быть собственное мнение. Кое в чем я могу не соглашаться с начальством. В свободное от работы время.

– То есть сейчас у тебя свободное время?

– Будем считать, что так, – кивнул Лещенко.

– И это твое хобби – доставать соотечественников с кичи, как ты это называешь?

– А почему бы и нет? Прекрасное хобби, я считаю. Нашим с тобой соотечественникам нужно быть добрее друг к другу, и вообще – добрее. А то живем, понимаешь, как в окопе. Вечный Сталинград кругом. Национальная особенность такая. Ссора с соседом – Сталинград! Царапина на бампере – Сталинград! Только дай повод! Это ж какой боевой дух сидит в народе, какая силища! Этой силище да достойное бы применение найти! Чтоб не за помятый бампер на рожон лезть, а с великой целью! Ведь ясно, что за народ! Вот у меня родственники, в Лодейном поле. Ты извини, я опять про малую родину. Коттеджный поселок у них. Дома по миллиону каждый. Замки, а не дома. Забор, как Китайская стена, и вокруг поселка, и вокруг каждого дома. А дорог нету. Вообще нет. Ни к поселку нет нормальной дороги, так больше того, внутри, за забором, тоже нет дороги. Каждый коттедж – как остров в океане дерьма. Лопухи в человеческий рост, крапива кругом. Я голову сломал – почему? Люди при деньгах, у всех машины дорогущие, гробятся на этих ухабах почем зря, почему не сделают дорогу?

– И я вдруг понял! Осознал! – Лещенко повернулся ко мне и почти бросил руль. – Не нужны русским дороги! Рожденному летать земные дороги не нужны. Мы рождены летать, понимаешь, Володя? Вот почему в России дорог нет! Цари плохие? Вожди плохие? От Читы до Владивостока трассу до сих пор не построили – за пятьсот лет не удосужились. Немцы бы, американцы – первым делом, без всяких царей и вождей, сначала шоссе, потом все остальное. А у нас не так. Цари, вожди совершенно не при делах. Народу это не надо! Нам это не надо! У нас для других дорог предназначенье! И знаешь, кто мне глаза открыл?

Я пожал плечами.

– Комин! – воскликнул Лещенко. – Террорист наш непутевый, самострельщик, чтоб он был здоров. В общем, я решил помогать ему, где возможно, сам решил, без всякого начальства. Ну и друзьям его, вроде тебя.

– Хочешь сказать, что ты идейный? – спросил я.

– Идейный, – ответил Лещенко серьезно. – В моей профессии без идеи нельзя, иначе гадство сплошное получается. Поэтому сейчас я отвезу тебя не на Бельвью, а в клинику к Бишофбергеру. Бишофбергер – нормальный мужик, толковый доктор, свое дело туго знает. Мы сейчас к нему поедем и договоримся, чтобы ты забрал Комина к себе домой. Ты ведь и сам этого хотел, правда?

Я не ответил, но мысленно поразился способности Лещенко предугадывать мои действия на ход вперед, так что мне оставалось лишь всегда и во всем следовать его планам. «Сам хотел»! Конечно.

– Только на будущее, – добавил Лещенко, – давай так: без самодеятельности! Усек?

Я кивнул.

Доктор Бишофбергер на этот раз легко согласился с предложением забрать герра Попова из клиники. Домашняя обстановка и дружеское внимание должны хорошо подействовать на него, сказал он, только нужно еще два дня, чтобы закончить курс клинического лечения. За эти два дня я должен буду продумать программу времяпрепровождения – много прогулок, дозированное общение, положительные эмоции. Вероятность повторения попытки самоубийства Бишофбергер считал низкой, но советовал не оставлять больного надолго одного.

В квартире я приготовил для Комина отдельную комнату, навел идеальную чистоту, перетряс видеотеку в поисках легких комедий, принес из подвала груду глянцевых журналов, забил холодильник вкусной и здоровой пищей, а в своем расписании на несколько дней отменил все встречи с клиентами. И еще я проштудировал историю с аргентинским вертолетом, отобрал мнения экспертов, которые связывали крушение с техническими неисправностями, и сам себя убедил, что эти эксперты правы.

Ни комедии, ни глянцевые журналы в итоге не понадобились. Комин часами лежал на кровати и смотрел в потолок. Когда я звал его обедать, он послушно шел, садился за стол, ковырялся вилкой в макаронах, выпивал стакан воды. Я небольшой мастер вести застольные беседы, мои монологи о погоде, о футболе-хоккее, о том, что хорошего случилось в мире, на самого меня наводили тоску. Тогда я заговорил о вертолете. Я принес приготовленную папку распечаток и разложил их перед Коминым. «Это была техническая поломка! – убеждал я Комина и показывал ему мнения экспертов. – Такие аварии происходят ежедневно повсюду в мире. Вертолет – чертовски опасный вид транспорта! Тем более в антарктических условиях. Низкие температуры, сильный ветер, плохая видимость, ты же сам это прекрасно знаешь. Они там десятками бьются, гибнут люди, их безумно жаль, но что делать? И потом, они военные! Это их профессия – жизнью рисковать. Ты знаешь, сколько военных во всех армиях мира гибнет от несчастных случаев, не связанных с боевыми действиями? Вот здесь есть статистика. Это сравнимо с боевыми потерями в локальных конфликтах. Взгляни! – я нашел нужный листок и показал Комину. Комин отодвинул распечатки, извинился, встал из-за стола и ушел в свою комнату. Я выждал пару минут, на цыпочках подошел к двери и посмотрел в замочную скважину. Он лежал на кровати. Все колющие и режущие предметы я из комнаты предварительно убрал, равно как и все лекарства из аптечки в ванной комнате – все подчистую, включая йод. Пора переходить к плану «Б», решил я. Перед приездом Комина я разыскал в библиотеке Славянского семинара книгу о Николае Федорове, дочитать до конца ее не успел, но кое-каким материалом для бесед разжился.

Я взял книгу и постучался в комнату. Комин не ответил. Я приоткрыл дверь и заглянул внутрь: можно? Комин молча лежал на кровати.

– Смотри, что у меня есть! – я показал книгу в добротном черном переплете – в Цюрихской библиотеке большинство книг переплетают заново. – Ты это читал? – Я присел на стул рядом с кроватью. – Федоров – вот человечище! К стыду своему, только недавно про него узнал. От тебя. Читаю с удовольствием. Светлая голова! Лев Толстой к нему в друзья набивался, но он с ним был суров. Помнишь эту историю? – Комин взглянул на обложку книги и отвел взгляд. – Но я, собственно, вот что тебе хотел рассказать. Федоров много писал об «обыденных» храмах на Руси, то есть храмах, которые строили всей общиной за один день. Это, кажется, чисто русская традиция, но он считал эти храмы ростками общего дела для всего человечества. Так вот, недавно я ездил с приятелем в Аскону, и там, в парке Монте Верита, какие-то люди за ночь построили огромное сооружение, похожее на ракету. И меня только сейчас осенило – это ведь и был как бы «обыденный» храм! Храм и ракета похожи по очертаниям! Они еще там слово «вечность» написали. Представляешь? Здесь, в Швейцарии, такие вещи происходят.

Бледные щеки Комина слегка зарделись, губы дрогнули. Сложно было понять, положительные это эмоции или отрицательные. Я решил больше его не беспокоить.

– Отдыхай! – сказал я и вышел из комнаты.

Главные надежды мною возлагались на план «В». «В» как Валентина, Валюша, девушка пронзительной красоты и трудной судьбы. В мощном терапевтическом эффекте Валюшиной красоты я имел возможность убедиться лично. Мы с ней познакомились на курсах профориентации при бюро по трудоустройству. Был в моей швейцарской биографии такой скорбный период. Из газеты меня уволили, на дворе бушевал кризис, и ради пособия я был вынужден сдаться в бюро по трудоустройству. Пособие так просто не платили, взамен требовалось отбывать многочисленные неприятные повинности, вроде этих курсов, где объясняли, как правильно искать работу в Швейцарии. Курсы вел англичанин, которого звали Стивен Кинг, его имя и фамилия – единственное, что хоть как-то оживляло беспросветно унылую атмосферу, в которой два курда, два иракца, македонец, сомалиец и я слушали, что мы должны быть напористыми, настойчивыми, излучать оптимизм и повышать самомотивацию. Эта мантра в разных вариациях повторялась по шесть часов с перерывом на ланч на протяжении тринадцати дней. Курды и иракцы болтали друг с другом, наплевав на осуждающие взгляды герра Кинга, македонец гонял змею в мобильном телефоне, сомалиец спал, а я маялся.

Социальный центр, где проводились курсы, стоял вплотную к зданию школы. Я сидел у окна, а в школе у окна сидел рыжий мальчик лет десяти. Нас разделяло два стекла и несколько метров свободного пространства. Было заметно, что мальчик тоже маялся. Однажды наши взгляды встретились. Я нарисовал на листке рыцаря в латах и с мечом и показал ему в окно. Он одобрительно кивнул головой и показал мне большой палец, потом я видел, как он тоже принялся что-то рисовать, и через какое-то время в окне напротив появился листок с космическим кораблем. Я показал, что мне очень нравится. Я написал на листке слово «Владимир» и ткнул пальцем в себя. Мальчик кивнул, написал на листке «Месси» и ткнул пальцем в себя. Возможно, это было его прозвище. Значит, он хорошо играл в футбол, или мечтал хорошо играть. Мы подружились – рисовали друг другу картинки, перемигивались, корчили рожи. Я обдумывал, как передать Месси важное послание – о том, что значение образования в современном обществе сильно переоценивается. Вот взять, к примеру, меня – окончил с красным дипломом вуз, отучился в аспирантуре в академическом институте, имею публикации в научных журналах, владею тремя языками, прочитал гору книг – и что в итоге? Сижу в компании великовозрастных детей гор и пустынь и слушаю заклинания Стивена Кинга, не того Стивена Кинга, другого, тоже короля ужаса, но в ином, более ужасном смысле. Карьера разрушена, сорок два года, перспектив нет. Так играй в свой футбол, Месси, не теряй драгоценного времени! Я уже почти придумал развернутый нравоучительный комикс на эту тему для демонстрации в окне, но в один прекрасный день Месси не пришел в школу. Думаю, он все прекрасно понял и без комикса, уловил мои флюиды, сделал выводы и симулировал простуду. Я порадовался за мальчишку и еще больше расстроился за себя. Не знаю, чем бы все закончилось, если бы в наш класс посреди занятия не влетела Валентина. Она опоздала к началу курсов на тридцать минут и три дня. Она всегда опаздывала. Стивен Кинг застыл с открытым ртом, курды заткнулись, сомалиец проснулся – в занюханную юдоль профориентации явилась богиня. Огромные голубые глаза бездонной глубины, пушистые ресницы, русые волосы, свободно ниспадающие на плечи, невинная улыбка и бронебойный русский акцент.

Я едва дождался перерыва на обед и галантно пригласил новую жертву Стивена Кинга отведать скудных даров печальной сей земли, другими словами, перекусить в «Бургеркинге» за углом.

– А шо, пошли, – живо откликнулась богиня, которая была рада встретить соотечественника.

Валентина оказалась родом из Белгородской области, из краев, где говорят «шо» и где открывают душу легко и по-детски непосредственно.

Уже за первым обедом Валентина рассказала мне историю своего швейцарского замужества. Ее бывший муж, Ханс-Ули, выписал Валентину из Белгородской области по интернету, то есть, правильнее будет сказать – это она его выписала, хотя ему и не пришлось никуда ехать. Приехала сама Валентина. Все, о чем писал в любовных письмах Ханс-Ули, оказалось правдой. У него был собственный дом под Цюрихом, еще один дом в горах, в гараже стояли три машины, среди которых новенький черный «порш». А главное, Хансу-Ули было семьдесят лет. В городке, где выросла Валентина, семидесятилетних мужчин не существовало. Статистически. Средняя продолжительность жизни мужского населения составляла неполных шестьдесят лет. Очень редко попадались старички, но они выглядели настолько эфемерно и потусторонне, что при виде их хотелось зажмуриться и перекреститься. То есть, по немудреным Валюшиным прикидкам, Ханс-Ули порядком зажился на этом свете и ему, как она выразилась, «на погосте каждый день прогулы ставят». Из-за боязни, что там «на погосте» все-таки спохватятся, Валентина очень торопилась уладить все брачные формальности, готовя себя к почетной роли безутешной швейцарской вдовы. Сразу после процедуры регистрации брака Ханс-Ули на примитивном английском (немецкий Валентине еще только предстояло выучить) объяснил ей, что они сейчас поедут к его отцу. «На кладбище», – решила Валентина, переспрашивать не стала, потому что не знала, как это будет по-английски. Приехали они ни на какое не кладбище, а в дом престарелых, похожий на элитный санаторий. К молодоженам на инвалидном кресле выкатили отца Ханса-Ули. Старику было далеко за девяносто, он весь усох и покрылся пигментными пятнами, волосы остались только в ушах, но как ни удивительно это было для Валентины, был он бесспорно живой. Более того, видя перед собой двух новых родственников, Валентина не могла не заметить, что они разительно похожи. Ханс-Ули был копией своего отца, и отсюда следовало, что его с большой вероятностью ожидает такая же долгая жизнь. «Еще лет двадцать, как минимум», – прикинула Валентина и мысленно обозвала себя дурой за то, что не справилась о здоровье папеньки еще на стадии любовной переписки.

Еще больше она расстроилась, когда увидела, что пригород, где жил Ханс-Ули, населен по преимуществу стариками. Старики ездят на велосипедах, занимаются оздоровительной ходьбой со специальными палками вроде лыжных и даже посещают тренажерные залы. Сам Ханс-Ули три раза в неделю ездил в тренажерный зал, собственно, он писал об этом Валентине в одном из писем, но она не поверила, подумала, что он просто хорохорится перед молодой невестой. Так же как она не поверила, что фотография крепкого бодрого мужчины в годах, которую Ханс-Ули приложил к своему первому письму, – это его подлинная фотография. Она-то подумала, что это и есть тот самый «фотошоп», который превращает ее невзрачных поселковых подруг в первоклассный товар на международном рынке невест. Никакого «фотошопа», Ханс-Ули и вправду был в прекрасной спортивной форме.

Что своеобразно подтверждалось в семейной жизни. Время от времени он Валентину бил. Впрочем, сама Валюша в этом большой беды не видела, вот что ее действительно задевало, так это то, что он заставлял ее мыть стаканчики из-под йогурта, прежде чем выбросить их в мусорное ведро. Он специально проверял мусорку, и если обнаруживал там невымытый стаканчик – устраивал грандиозный скандал. Еще Ханс-Ули велел Валентине покупать продукты только в супермаркете «Альди» – самом дешевом, не только продукты, даже нижнее белье у нее тоже было из «Альди». На черном «порше» Валентина прокатилась всего раза три, Ханс-Ули возил ее показывать родственникам. Роскошная жизнь, которую себе нафантазировала Валентина, никак не начиналась. Все свое время она делила между домом, «Альди» и курсами немецкого языка. Скоро стало понятно, что единственное, что она может получить от этого брака – швейцарский паспорт. Поэтому, как только красная книжечка оказалась в ее руках, она подала на развод. Ханс-Ули не стал перечить, он так и не смог понять, как могут ходить по земле люди, которые не моют стаканчики из-под йогурта. Денег он Валентине не дал совсем, ни копейки. В суд она идти побоялась, поскольку неизвестно, как местные судьи отреагируют на немытые стаканчики, может, ее еще и признают виновной.

А тут случилась еще одна неприятность. У Валентины был сын от первого брака – Павлик. Типичная белгородская история: чтоб не отстать от подруг, выскочила замуж в восемнадцать лет, сразу родила ребенка и вскорости развелась. О Павлике она Ханс-Ули честно предупредила, не в самом начале переписки, некоторое время спустя, когда он уже плотно сидел на крючке Валиного обаяния. Мальчик в Швейцарию не поедет, останется с бабушкой, заверила Валя. Ханс-Ули реагировал спокойно, с Павликом они познакомились на свадьбе, пожали руки, и больше о существовании друг друга не вспоминали. К моменту Валиного развода Павлику исполнилось четырнадцать, проблемный возраст. Бабушка по телефону сообщила, что не может больше с ним справляться, он связался с какой-то компанией, дома не ночует, его уже два раза забирали в милицию, и участковый обещает его «закрыть». Пришлось Валентине забрать парня к себе, благо к тому времени она уже нашла себе работу. Правда, по неопытности ее угораздило устроиться официанткой в кафе, где хозяином был турок. Поторопилась. Ей бы сначала выяснить, почему это к туркам так просто устроиться. Кафе было открыто до последнего посетителя, последними посетителями всегда были друзья хозяина, которые сидели до двух-трех часов ночи, дулись в карты, смотрели телевизор и заказывали кофе и воду. Вместо чаевых официантке полагались скабрезные шуточки. Хозяин нещадно вычитал деньги из без того нищенской зарплаты за битую посуду и пропавшие ножи-вилки. Когда Валентина попробовала возмутиться, он заорал, что она хочет его разорить, схватил за горло и принялся душить. Душил умело, без следов. Валентина испугалась.

Швейцарская жизнь не задалась, вокруг было полно богатых мужчин, она чувствовала на себе их вожделеющие взгляды, но дальше турецких похабных шуток дело не шло, значит, что-то она делала не так. Чтобы прийти в себя и собраться с мыслями, Валентина зарегистрировалась в бюро по трудоустройству, где мы с ней и познакомились. На курсы она ходила всего три дня, за которые успела рассказать о своих приключениях, а потом устроилась официанткой недалеко от центрального вокзала, но только не со стороны Банхофштрассе с бутиками и дорогими ресторанами, а со стороны Фалконштрассе, где на каждом углу шепотом предлагают гашиш. Эта тяга Валентины к злачным местам так и осталась для меня загадкой – с ее внешностью она без труда могла найти себе работу по другую, «правильную» сторону от вокзала. То ли у нее еще с родины осталось убеждение, что деньги на женщин могут тратить только криминальные элементы, то ли все добропорядочные швейцарские граждане ассоциировались у нее с Хансом-Ули. Контакта мы с ней не потеряли, время от времени я заходил в этот бар в ее смену, чтобы выпить пива и устроить праздник для глаз, любуясь ее красотой и стараясь по возможности пропускать мимо ушей неистребимое «шо». Поскольку мы познакомились в скорбных интерьерах социального центра, я для нее навсегда выпал из пищевой цепочки, не считался «мужчиной с деньгами», и у нас завязались легкие приятельские отношения. Почти бескорыстные. Мои акции слегка повысились, когда я как-то раз пришел в бар с Толиком из Банка Ротшильда. Внешность Валентины произвела на Толика предсказуемый убойный эффект. У них получился даже короткий романчик. Короткий, потому что, как мне потом объяснила Валентина, чтобы крутить любовь с пьющим человеком, ей совсем необязательно было уезжать так далеко от дома, ведь по разведанным запасам пьющих мужчин Белгородская область уверенно занимает одно из первых мест в мире.

Вот с этой самой Валентиной и был связан мой план «В». Вечером я сказал Комину: хватит сидеть дома, поедем, выпьем пива. Комин равнодушно пожал плечами, но возражать не стал. Мы быстро собрались и за полчаса доехали до бара, где работала Валюша. Народ в этом заведении начинал собираться лишь ближе к ночи, поэтому когда мы вошли, в зале было почти пусто, над стойкой царила Валентина.

– Володя! – обрадовалась она мне. – Шо ж ты так давно не заходил! Я уж думала, забыл меня, – Валентина бросила быстрый оценивающий взгляд на Комина.

– Это мой друг Александр, – представил я.

Комин всю дорогу был мрачен, не проронил ни слова, бар оглядел брезгливо, но как только увидел Валентину – растерялся. Я мысленно потирал руки, план срабатывал.

– А твой друг по-русски понимает? – Валентина тоже заметила растерянность Комина и теперь закрепляла успех отработанными взмахами ресниц.

Когда я сообщил, что Комин – русский, Валентина протянула ему руку через стойку – приятно познакомиться. Комин торопливо пожал руку, что-то пробурчал и отошел от стойки. Он сел за дальний столик и отвернулся, глядя в окно.

– Странный какой-то, – сказала Валентина.

– Он очень хороший, – заверил я. – Как ты вообще поживаешь?

– А, не спрашивай! – махнула рукой Валентина. – Пашка, наказанье мое, тут такое учудил! Попался в супермаркете, две банки пива стащить хотел, охламон. Те сразу полицию вызвали, полиция – меня, со школой связались, в школе еще масла в огонь подлили, асоциальный, говорят, не интегрируется. Прямо не знаю, что делать, – Валентина тяжело вздохнула. – Недели не проходит, чтобы куда-нибудь не вляпался.

– Да, детки растут… – сочувственно кивнул я. – Не посидишь с нами, Валюша? Посетителей все равно нет.

Валентина без долгих уговоров уселась с нами за столик. Хозяин бара, толстый итальянец выглянул из подсобки, поманил Валентину, она на минуту оставила нас и вернулась с тарелочкой маленьких закусок.

– Комплимент от Марко, – объявила она. – Марко – душка, только у него пятеро детей. А у вас, Саша, есть дети?

Комин отрицательно мотнул головой. Валентина оживилась. Она щебетала без умолку, смеялась. Я любовался ямочками на ее щеках и чувствовал, как у меня в груди разливается тепло. Да и Комин заметно оттаял.

Марко снова выглянул из подсобки и выразительно посмотрел на Валентину.

– Нужно работать, – вздохнула она и выпорхнула из-за стола.

Я подошел к стойке, чтобы заказать кофе.

– Ну и как тебе мой друг? – тихо спросил я, пока Валя возилась с кофейной машиной.

– Симпатичный мужчина, – вынесла вердикт Валентина. – А он богатый?

– Нет. Точно не знаю, но скорее всего, нет.

– А что это у него с руками? – Комин снял свитер, и Валя заметила белые повязки у него на запястьях.

– Вены резал, – сказал я.

– Да ты шо! – Валины глаза вспыхнули от любопытства, она оставила кофейную машину и пододвинулась ближе. – Вены резал? Из-за женщины?

– Нет, не из-за женщины. Как бы тебе объяснить… Из-за идеи.

– Да ты шо! – восхищенно выдохнула Валя.

– Слушай, у меня собственно есть к тебе дело, – начал я, стараясь подобрать нужные слова. – Саша сейчас живет у меня дома. Он уже успокоился, врачи сказали, что больше он этого делать не будет, но надо за ним как бы немножко приглядывать, понимаешь?

– Понимаю, – кивнула Валентина. – Конечно, это дело такое. Надо приглядывать.

– А у меня завтра очень важная встреча. Мне нужно отъехать часа на три, – я внимательно следил за ее реакцией. – Не могла бы ты приехать ко мне домой и побыть с ним? Ты ведь завтра, кажется, свободна?

– А шо, могу, – легко согласилась Валя. – Я тут как-то раз за старичком сумасшедшим ухаживала, попросили меня хорошие люди, очень приличная семья, и старичок был тихий. Я ему книжки вслух читала. Заплатили очень хорошо.

– Вот, вот! – воскликнул я обрадовано. – Побудь сиделкой. Я тебе заплачу.

– Брось, Володя! – махнула она рукой. – Какие тут деньги! Мы же друзья! Приведешь как-нибудь в бар клиента, такого, как Толик, только не сильно пьющего, вот и сочтемся! – она хихикнула и выставила на стойку две чашки кофе.

На следующий день она появилась у меня дома, опоздав всего на двадцать минут, что было для нее верхом пунктуальности. Валентина была густо накрашена, в руках у нее был пакет с едой. Ухаживать за больным она решила по всем фронтам.

– Позаимствовала у Марко, – она выложила на стол итальянскую ветчину, сыр и хлеб. – У вас-то тут поди шаром покати. А где он? – Валя поправила прическу.

– У себя, – я кивнул на закрытую дверь в гостевую комнату. – Он почти не выходит. Саша, Валя пришла! – крикнул я.

Я заранее предупредил Комина о приходе Валентины. Он лишь пожал плечами, но возражать не стал.

– Пусть отдыхает, – сказала Валентина. – Тебе уже пора? Беги, ни о чем не беспокойся.

Совсем не беспокоиться я не мог. Во время встреч все время поглядывал на экран мобильного телефона, боялся пропустить звонок. Потом сам позвонил, предупредить, что немного задержусь – дел накопилось очень много.

– У нас все хорошо, – сообщила Валя.

– Чем занимаетесь?

– Мы разговариваем, – после некоторой паузы сказала Валя. Голос ее звучал как-то очень серьезно, без тени обычной игривости.

Я отменил еще одну встречу, которая, впрочем, была не особо важной, и поехал домой, но сначала купил игристого вина, фруктов и сладостей из «Шпрюнгли» побаловать Валентину.

Комин и Валя сидели на кухне. Вид у них был такой, словно я вторгся в интимный разговор – Комин нахмурился, а Валя смутилась, чего с ней, кажется, никогда не случалось.

– Все хорошо? – спросил я.

– Все хорошо, – Валя встала и суетливо стала собирать свои вещи.

– Куда ты торопишься? Поужинай с нами! – я тряхнул пакетом. – Тут пирожные, специально для тебя.

– Нет, спасибо, – сказала Валя. – Я поеду, мне надо…

Я посмотрел на Комина. Сделал ему знак, чтобы он тоже поучаствовал в уговорах. Комин отвернулся. Если бы он был полностью здоров, я бы мог подумать, что он злится на меня за то, что приехал слишком рано. Выходит, он был здоровее, чем я предполагал, и я зря отменил встречу. Но кто ж знал!

Я пошел проводить Валентину до станции. Она шла молча и смотрела себе под ноги.

– Как все прошло? – спросил я.

– Хорошо, – сказала она.

– О чем разговаривали?

– Да так, – Валентина шмыгнула носом, на улице было холодно.

– А все-таки?

– Саша мне предложение сделал.

– Какое предложение? – не понял я.

– Выйти за него, какое же еще…

Я остановился, пораженный.

– Серьезно?

– Серьезно, – Валя снова шмыгнула. – Он хочет, чтобы я ему ребенка родила, и не одного, он хочет девочку и мальчика. Чтобы они были такими же красивыми, как я, – Валя мельком взглянула на меня. – Это он так сказал. Он говорит, моя красота – это дар, ее нельзя растрачивать по пустякам. Мне ведь уже тридцать пять лет, – Валя смахнула слезу с ресницы. – Только ты не подумай, – быстро заговорила она, – я его ни к чему такому не подбивала. Думала, посидим, просто поболтаем. А он сказал, что еще тогда, в баре, когда первый раз увидел меня, решил, что я должна стать его женой. Не веришь? – Валя взглянула на меня, глаза ее были красными.

– Верю, – сказал я, все еще не в силах отойти от удивления.

– Он сказал, что дети наши обязательно станут космонавтами, и все человечество скоро улетит в космос, и каждый человек будет жить по тысяче лет, он так интересно рассказывает! Прямо хочется верить, – вздохнула Валя.

– А ты ему что сказала?

– Ну, я про космос мало что знаю…

– Да не про космос! Про замужество!

– А про это… – Валя опустила голову и вздохнула. – А шо я могла сказать? Сказала, что подумаю. Я ж понимаю, это у него от болезни. Хотя так красиво замуж меня еще никто не звал. – Она достала платок. – Знаешь, Вовка, вот мы с тобой обычные люди, копошимся тут чего-то, денег мечтаем заработать, а Саша – он такой… такой космический! Может, от таких людей и надо детей рожать? – Валя засмеялась, вытирая слезы.

Подошел ее поезд.

– Ты меня больше сиделкой к нему не зови, – сказала она уже серьезно. – А то боюсь, не устою. А зачем нам проблемы, правда? – Валя махнула мне рукой и зашла в вагон.

Поезд тронулся, скоро его огни исчезли за поворотом. В свете фонаря плавно летели к земле снежинки. «Снежный космос», подумал я. Постоял еще немного, глядя в черное небо, и пошел домой.

Когда я вернулся, Комин все еще сидел за столом. В руках у него была бутылка игристого вина, которую я принес.

– Покрепче ничего нет?

Увидев мою нерешительность, Комин добавил:

– Не бойся, я уже в норме. С сегодняшнего дня можешь считать меня здоровым.

Я достал виски и стаканы. Разлил по чуть-чуть.

– Ну, за выздоровление? – предложил я.

– Угу, – кивнул Комин.

Мы чокнулись, сделали по маленькому глотку. Помолчали.

– Какие планы? – спросил я.

– Уеду, – сказал Комин.

– Куда, если не секрет?

– Домой, – ответил Комин. – В Одессу. А еще лучше в глушь куда-нибудь, устроюсь учителем в сельскую школу, буду жить на чердаке, как Циолковский. Валентину с собой возьму, если согласится.

– Валентина на чердаке жить вряд ли согласится, – заметил я.

– Тем хуже для нее, – произнес Комин.

– А как же БазельУорлд? – осторожно спросил я.

Комин помедлил с ответом, разглядывая пустой стакан.

– Не вышло, – сказал он. – Амман с корешами отказались иметь с нами дело. Категорически.

– Я предупреждал.

– Угу, – кивнул Комин. – Ты предупреждал.