Текст книги "Предсказание дельфинов"

Автор книги: Вольф Вайтбрехт

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 17 страниц)

***

Он думал об этом на следующий день, доставая толстые папки. В них, аккуратно переплетенные и рассортированные по регионам и диалектным группам, лежали сказки гномов, которые он считал наиболее важными, хотя выбрать их из обширного материала было непросто. Он включил только те легенды и сказки, чьи утверждения, по его мнению, ясно и недвусмысленно подтверждали его гипотезу.

Его голос был спокойным и уверенным, когда он начал: – В древние времена могущественный король по имени Лаурин правил народом гномов... – Он тщательно делал короткие паузы между каждой сказкой и изначально избегал пояснительных комментариев. Тексты должны были производить немедленное впечатление. Как только его основной тезис станет известен, каждый должен был судить сам. Например, когда он читал отрывок из сказки Бехштейна о том, что гномы владеют всеми тайнами природы, даже ещё не открытыми законами, и способны за очень короткое время превратить самого глупого пастуха в мудрейшего профессора, он чувствовал, как растёт интерес слушателей.

– Очень интересно, – сказал один лысый старик в разговоре, – очень точно подмечено: в русских сказках нет гномов, есть великаны, Бабы-Яги или Емельа, но нет ничего об умных человечках с большими бородами и в камуфляжных шапках!

– А нельзя ли также сделать выводы о возможных этапах развития техники? – – спросил другой. – Меня поражают прогнозы погоды, которые делают гномы. Что говорилось в той сказке? Не могли бы вы повторить её ещё раз? Но, пожалуйста, помедленнее, учитывая перевод

– Вы имеете в виду сказку про синоптика? -

– Да, именно это. Не могли бы вы прочитать её ещё раз? -

Бертель начал: – В Аферсе на горе стояли три уединённые фермы. Там часто появлялся симпатичный человечек, разговаривал с кем-то из фермеров и везде был радушно принят. Жёны фермеров оставляли ему сладкое молоко, а мужчины приносили хлеб. Взамен человечек точно сообщал им, когда им нужно обрабатывать поля, когда пора жать, короче говоря, всё, что касалось погоды и работы. И его слова всегда оказывались правдой: повсюду не было ни лугов, ни полей, которые давали бы более богатый урожай, чем у трёх горных фермеров. Однако однажды весной человечек появился слишком поздно. Кругом уже был посеян урожай, и трёх бездельников все соседи дразнили и дразнили…

– Подождите – перебил переводчик доктор Шварц, – – дразнили… – – Это значит высмеяли издевались.

– Так мы говорим у нас, в Австрии.

– Вечно узнаёшь что-то новое.

– Их дразнили и раздражали, спрашивая, что с ними не так и почему они не справляются с работой. В конце концов им это надоело, они привыкли и пошли работать на ярком солнце.

Однако вечером, как только они закончили, маленький человечек предстал перед ними, хмурый и красный от гнева, и сказал им:

Тот, кто не может ждать, – плохой человек. Смотрите, что будет, вы, фермеры, видели меня!

После этих слов он исчез. Однако на следующий день ударил сильный мороз, и всё пошло прахом. Фермеры сетовали и обвиняли друг друга. Но всё было бесполезно. И маленький синоптик больше не появлялся.

– Очень познавательно, спасибо – сказал учёный, попросивший повторить текст.

– Не думаю – ответил вчерашний седовласый старик. – Или вы, уважаемый товарищ, верите, что у гномов был метеоспутник для долгосрочного прогнозирования погоды? -

– Почему бы и нет – ответил собеседник. – Если принять тезис доктора Хубера о том, что во всех этих сказках есть что-то, до сих пор ускользающее от нашего внимания, а я склонен к этому, то мы должны также рассматривать такие странные мотивы, как трансформация материи, мантия-невидимка, прогнозирование погоды, невидимая музыка, свет без огня, великие целительные искусства и так далее, с точки зрения наших современных представлений, возможно, даже с прогностической точки зрения. Вы бы усомнились в предсказании циклона метеостанцией, если бы циклон действительно случился, или же вы бы естественным образом не предположили, что в этом замешан метеоспутник? -

– Но, но… – – хотел начать его оппонент, но не смог вставить ни слова.

– Позвольте мне закончить, пожалуйста. Как известно, орбита такого спутника, обеспечивающая оптимальное наблюдение за облачными полями, рассчитана таким образом, что он проникает в плотные слои земной атмосферы лишь через несколько сотен лет, где сгорает. Поэтому вполне возможно, что перед посадкой, которую доктор Хубер связывает с появлением короля .Лаурина, такой спутник был выведен на орбиту, и связь с ним могла поддерживаться ещё сто лет. Мне это совсем не кажется абсурдным

– Предположим, что гномы – астронавты – Да, именно

– Для такого предположения требуется немало…

– Желания, доброжелательности, гибкости, творческого воображения

– Но, дорогие коллеги, – вмешался Амбрасян, – дальше этого мы не продвинемся. Давайте сначала обобщим имеющиеся факты. Так называемые гномы имеют рост около 1,25 метра, носят бороды, обладают передовыми технологиями, вероятно, знакомы с радио и телевидением, могут становиться невидимыми с помощью неизвестного нам устройства, являются мастерами преобразования материи и пытаются передать свои знания людям в рамках заданных обьемов. Они действуют дифференцированно: для представителей феодальной аристократии они предстают как король гномов, для простых горных фермеров – как услужливые, безобидные и забавные человечки.

– И на чём вы основываете свои рассуждения? Кроме легенд и сказок, нет никаких доказательств, ничего осязаемого – возразил старый профессор. – Простите меня, товарищ Амбрасян, что я всё ещё не готов похоронить свои сомнения.

В его настойчивости было что-то трогательное и опасно заразительное; даже Бертель не был от неё застрахован. В глубине души он с ним согласился. Он подождал, пока в комнате снова станет тихо, затем открыл портфель. – Мне нелегко, дорогие коллеги... Я принёс кое-что с собой, но, пожалуйста, я совершенно не уверен, что это действительно то „осязаемое“, о чём мы говорили

С этими словами он вытащил небольшую картонную коробку, из которой достал продолговатый предмет, завёрнутый в вату. Сняв вату, он поднял моток прочной серой проволоки, не толще указательного пальца и примерно такой же длины. Это была спираль, которую он нашёл много лет назад, занимаясь скалолазанием в Розовом саду Лаурина, и теперь он объяснял, почему, по его мнению, это не часть лыжного крепления, как утверждала тогда его жена.

Глаза Хельги расширились от изумления. Она думала, что проволока давно в мусоре, а теперь он вытащил её здесь, перед комиссией!

Бертель заметил её взгляд и, немного смутившись, начал снова: – Я не выбросил её тогда. Бывают ситуации в жизни, предчувствия... Не знаю. Ты себя знаешь меньше всех. Я показал эту деталь знакомому металлургу, соблюдая строжайшую секретность, потому что не хотел выставлять себя дураком. Даже моя жена ничего о ней не знала. друг вернул мне её через несколько дней: сплав был неизвестен; он подозревал, что это, должно быть, совсем новый импортный продукт – Бертель откашлялся и взглянул на несчастную Хельгу. – Это побудило меня, после серьёзных раздумий, принести находку. Возможно, с ней что-то можно сделать

Он передал катушку Амбрасяну. Амбрасян повертел её во всех направлениях, взвесил в руке, попытался потянуть, даже понюхал и передал дальше, не сказав ни слова. В комнате повисла тишина. Передача неприметного предмета из рук в руки была чем-то торжественным; доктор Шварц не сразу вернул катушку Бертельу.

– Нет – сказал он, возвращая её Амбрасяну. – Я предоставляю свою, безусловно, весьма сомнительную находку в распоряжение комиссии, чтобы, если вы сочтёте нужным, её можно было включить в исследование.

Амбрасян встал и поклонился. – Доктор Хубер, – сказал он, – спасибо, мы тщательно изучим вашу катушку, это само собой разумеется.

– Зачем столько усилий с куском проволоки? – – проворчал старый скептик.

На этот раз Амбрасян отреагировал чутко. – Сергей Михайлович, теперь я вас больше не понимаю! Если вы всё подвергаете сомнению с самого начала, зачем вы вообще сотрудничаете? – Он понизил голос и постарался сохранить деловитый тон. – Мы согласились расследовать всё, что может дать нам хоть какую-то зацепку, пусть даже самую смутную

– Зачем я сотрудничаю? Иногда я даже не знаю. Возможно, это моя функция, признаюсь, неудобная, – быть приправой к вашему супу. Товарищ Амбрасян. Факты всегда меня убеждали, так что придумывайте! -

Шварц тихо повернулся к Хуберу: – Он не хочет никого обидеть, но слишком любит разыгрывать из себя жалкого ребёнка. В целом, мне кажется, вы убедили большинство членов, что нам нужно продолжать работать в заданном вами направлении. А насчёт спирали – странно, ну, посмотрим.

Хельгу раздражала бесконечная доверчивость Амбрасяна; старик, безусловно, был прав. Эта дурацкая спираль могла испортить хорошее впечатление, которое Бертель производила до сих пор. Она бы с радостью избавила его от этого, да и себя тоже. Какая идея! Но было слишком поздно. Он прекрасно понимал, что это помешало бы ему протащить старую проволоку в Москву – в Москву! Если бы она хоть немного догадалась! Теперь они обе были в полном смущении.

***

Архив состоял из огромных помещений со стеллажами, доходившими до потолка. Неоновые лампы светили сверху и со всех сторон, а лестницы на резиновых колёсах легко двигались взад и вперёд. По сравнению с этим университетская библиотека в Инсбруке показалась Хельге деревенской, по крайней мере, так она выразилась в свой первый день.

Фотолаборатория с новейшим оборудованием дополняла её радость; среди прочего, там была и новая разработка для электронного контрастного усиления. Она никогда раньше не видела ничего подобного, лишь однажды о нём читала; теперь она могла сама с этим справиться, экспериментировать сколько угодно, и не только могла, но и должна была! Профессор Амбрасян предложил ей поработать ассистенткой мужа, занимаясь в первую очередь необходимыми копиями, воспроизведением документов, книжных страниц, фотографий, видеоклипов и так далее – всем, что Бертель хотел запечатлеть.

Сначала она колебалась, но теперь была счастлива. Не только потому, что Бертель с энтузиазмом взялся за архив, организованный по последнему слову техники, где компьютер неожиданно сократил время между заказом и доставкой. Нет, она была глубоко удовлетворена тем, что могла участвовать в его исследованиях, помогать ему и давать советы, быть не просто госпожой Хубер, но и, как её здесь всё чаще называли, – коллегой Хельгой

С тех пор, как Бертель стал своим в архиве, он больше не произносил ни слова против электроники. Однажды, поразившись тому, как быстро с помощью компьютера был найден и представлен ему интересующий его отрывок в толстом томе, она процитировала: – Они сваливают это на математиков: „Нет, теперь компьютер делает фольклор левой рукой, нет, они делают это с помощью самого-самого плохого транзистора“ Это было забавно для обоих, и Шварц заинтересовался.

– А о чём вы думаете сегодня? – – спросил он.

– Всегда хочется знать всё в подробностях! Сегодня я думаю, что не могу представить, чтобы в институте в Инсбруке такое было. По разным причинам. Главная причина: моё дикое яблоко – не амбразиец.

Бертель был занят, просматривая архивы, чтобы подтвердить свою теорию. Это была огромная работа, но с помощью доктора Шварца он создал программу для компьютера, – сказочный алгоритм как он в шутку назвал её, и таким образом зерна от плевел быстро отделились.

Он нашёл множество публикаций из США, в основном с 1944 года по 1960-е годы. Это была эпоха так называемых НЛО, или неопознанных летающих объектов. Там были фотографии – летающих тарелок – и фантастических фигур в скафандрах. Но эти якобы достоверные сообщения не выдерживали никакой критики.

С другой стороны, существовали – свидетельства очевидцев – о венерианцах, все без исключения свободно говорившие по-английски. Один поляк, живущий в США, написал несколько книг о своих путешествиях на венерианских космических кораблях; он даже был принят на личной аудиенции королевой Нидерландов. Бизнес этой научно раздутой сенсации, должно быть, был прибыльным.

Между тем, наступила зима, снег и сухой мороз. Однажды днём, незадолго до окончания работы, неожиданно появился Амбрасян. Молча он пожал руки Хуберу и его жене. Доктор Шварц сопровождал его; что с ним? Шварц выглядел так, словно что-то знал, но не мог заставить себя об этом рассказать.

Вздохнув, Амбрасян сел, провёл правой рукой по лицу, словно стирая усталость от бессонных ночей, и сказал: – Ваша спираль, доктор Хубер, – крепкий орешек! Мы собрали целую команду, чтобы взяться за неё. Металлурги, физики-теоретики, специалисты по сверхчистым веществам, кристаллологи – все работают над вашей спиралью. Не хотите ли, моя дорогая, раскрыть нам немного вашей тайны? Пока нам достаточно крошечного кусочка, чтобы ухватить её. Но она хрупкая, заигрывает с нами и пока ничего не открыла

Он замолчал и посмотрел на свои руки. – Да, конечно, что-то – продолжил он. – Вообще-то, самое главное. Уже два часа точно установлено: ваша спираль сделана из материала, неизвестного нам на Земле. Он должен быть внеземного происхождения, что делает его первым доказательством существования других мыслящих, технологически развитых существ и их пребывания здесь. Ваш король Лаурин обретает форму – удивительная для меня фигура! Я бы никогда не поверил, что инопланетяне были карликами! Но теперь мне приходится в это верить; косвенные улики, как это называют следователи в таких случаях... -

В его глазах появился странный блеск. Усталость словно испарилась, когда он наклонился вперёд и положил свою большую руку на плечо онемевшего Бертеля: – Да, всё верно, можешь поверить. Твоя спираль, которая отныне будет называться „Спиралью Губера“, несомненно, технологический продукт, причём внеземной! -

– Это... это нет, нет... – – сказал Бертель, не в силах больше ничего сказать. Он посмотрел на Хельгу; её глаза были огромными и тёмными от изумления.

– Лыжные крепления... Бертель... – С этими словами она выбежала за дверь.

– Что с ней? – – спросил Амбрасян.

– Радость, не знаю, удивление – ответил Бертель, медленно приходя в себя.

– Понятно – добавил Шварц.

– То, что нам известно на данный момент, поразительно и является поводом для радости для всех – продолжил Амбрасян. – Но мы не можем быть самоуспокоены. Работа только начинается! Вы знаете это так же хорошо, как и я. Чего вы пока не знаете: неизвестный металл невозможно проанализировать никакими традиционными методами. Ни спектральный анализ, ни химическая реакция не проявляются; даже самый твёрдый алмаз или плазменная горелка не могут снять даже самый крошечный скол, который можно было бы проанализировать дальше. Наши физики считают, что у инопланетного металла иная структура металлической решётки, чем у земных металлов, – она более плотная, более компактная. Единственное противоречие в том, что при такой компактной кристаллической структуре вес спирали должен быть примерно в двадцать раз больше. Значит, дело в наполнителе, неизвестном нам наполнителе – вопросы за вопросами... Вот она снова

– Да, – сказала Хельга, – прости, Бертель, это было слишком…

– Ты что, плакала? – – обеспокоенно спросил он.

Она энергично покачала головой. – Лыжные крепления... Не могу с этим смириться. Если бы всё зависело от меня, они бы уже валялись в мусорке, да! И это была бы моя вина, что мы до сих пор шарили бы в темноте, были они там или нет... Это была бы моя вина!

– Вместо этого, вы заслуживаете поздравлений, фрау Хельга – ответил Амбрасян. Он поклонился с улыбкой. Повернувшись к Бертельу, он сказал: – Завтра утром мы хотим приблизиться к „спирали Хубера“ с помощью лазера. Возможно, нам удастся расплавить что-нибудь, что можно будет переработать дальше. Я вас заберу с сабой.

***

Чёрная машина выехала с окраины Москвы. Тучи висели тёмно и низко, мокрый снег кружился всё сильнее и сильнее,

дворники едва справлялись. Тающие снежинки стекали по боковым стеклам, словно суетливые жучки, быстро поднимаемые ветром.

– Это ужасно – заметила Хельга. – Надеюсь, нам не придётся расти, хлюпая там; надо было надеть сапоги

– Это не так уж опасно – ответил Бертель. – Знаешь, мне правда любопытно. Я никогда раньше не был в таком институте. Физический институт в Инсбруке современный, но я видел его только снаружи. Я никогда не был внутри, потому что меня раздражало, сколько денег на него тратят

– Это прямо как ты – Сделай что-нибудь

– Они, наверное, сейчас очень заинтересуются твоей спиралью, если бы только знали… -

Машина подъехала к большим воротам, красно-белому шлагбауму, караульному будке, охраннику в меховой шапке, заправленной в пальто почти до земли. Шлагбаум поднялся, водитель показал удостоверение – всё было лишь смутно видно сквозь снежную метель. Последний скрипучий поворот, стоп, стоп.

Они остановились перед невысоким зданием, приютившимся среди сосен. Доктор Шварц стоял в дверях; оставалось пройти всего несколько метров; беспокойство Хельги оказалось напрасным.

– Пойдем, я покажу тебе кратчайший путь Шварц, казалось, торопился. Он шагал вперёд на своих длинных ногах, почти не обернувшись, и просто повторял: – Пойдем, пойдем

Они поспешили по длинному, низкому, тускло освещённому подвальному коридору. Над их головами тянулась сеть труб, выкрашенных в ярко-красный, жёлтый или зелёный цвет, затем распределительные щитки с черепами и молниями, большие маховики на приборах с дрожащими стрелками. Их шаги звучали приглушённо; Хельга взяла Бертеля под руку и изо всех сил старалась не отставать и не споткнуться. Наконец они остановились перед дверью со сложным сувальдным замком.

Бертель заметил на ней символ: точку с тремя оранжевыми веерами, расходящимися от неё. Разве это не символ радиоактивности, как на – мусоровозе – Инсбрукского изотопного института? Его волнение возросло, когда, пройдя через эту дверь, они оказались на крутой винтовой лестнице.

Шварц поспешил вперёд, перепрыгивая через две ступеньки; наверху он постучал во вторую дверь. Она открылась, и Бертель узнал изумлённое лицо Амбрасяна. – Мы прошли через подвал – объяснил Шварц.

– Давно пора – ответил Амбрасян. Ослепительный свет хлынул на них; болезненная яркость неоновых трубок заставила их зажмуриться.

Амбрасян повернулся к группе, возившейся в дальнем углу, в дальнем углу этой… комнаты, лаборатории, мастерской, заводского цеха? Одного этого было достаточно, чтобы глаза вылезли из орбит. Для Бертеля лаборатория означала кафельные столы, сверкающие приборы, чистоту, стекло, гостиничную кухню для учёных. Всё это было трудно определить: ширина и высота помещения, гвалт, толпа сотрудников, большинство из которых были в комбинезонах; почти никто не носил белый халат, стальные цилиндры с подсоединёнными шлангами, толстые резиновые кабели на полу, похожие на клубок красно-чёрных змей, этот пульт управления с его возбуждённо мигающими сигнальными лампами, внезапные всплески шума, иногда оглушительный визг, а потом эти таинственные шкафы с их треском и хлопками…

Современный мир физики, подумал он, о боже! Такой хаос, такая дикость, это не может кончиться добром, он никогда не освоится, и всё такое незаконченное, сырое, импровизированное, как болтаются провода, шагу не ступишь, боясь электричества. Доктор Шварц ходит здесь, словно между диваном и обеденным столом, словно это всё... – И вам совершенно ясно, что здесь устроено? -

Шварц улыбнулся и пожал плечами. – Конечно, когда кто-то впервые приходит сюда неподготовленным... Нет-нет, везде царит разумный порядок, иначе и быть не может; даже электрический ток в такой лаборатории, как эта, как и всё остальное, должен быть под контролем. Вот, смотрите, наше сердце – лазер

Они исследовали принцип работы лазеров; они знали о них не больше, а точнее, меньше, чем кто-либо другой. Они никогда их не видели.

Тот тип лазера, который здесь использовался, – рубиновый лазер с чрезвычайно высокой плотностью энергии – был установлен посреди комнаты. Рядом инженеры установили – спираль Хубера – в специально разработанном держателе. – Я представляла его себе иначе – прошептала Хельга мужу. – – Такой лазер выглядит как обычная стеклянная трубка, только с множеством проводов и катушек вокруг неё.

Шварц слышал её последние слова. – Все чувствуют то же самое, – утешил он пару, – когда впервые заходят в нашу мастерскую. Мы сейчас начнём. Пожалуйста, присядьте.

Два ассистента проверили расстояние между концом спирали и лазером.

На заднем плане раздалось жужжание.

Заведующий лабораторией подошёл к Амбрасяну: – Товарищ академик, можно начинать? -

Амбрасян кивнул, отдал краткий приказ, и все заняли свои места.

Экспериментатор сидел за своим оптическим прицелом, словно охотник на страже. Он нажал кнопку. Вспышка света вспыхнула в стеклянной катушке, окружающей лазер. Рубиновый лазер засветился тёмно-красным, электрическая стимуляция от вспышки резко усилилась, жужжание становилось всё громче и громче, звуча угрожающе, зловеще, словно приближающийся рой шершней, и вот: из – дула – вырвался красный луч света толщиной со спицу.

– Лазерный свет, выпрямленный свет – объяснил Шварц. Хельга кивнула, но была слишком растеряна, чтобы полностью понять происходящее.

Теперь экспериментатор повернул ручку: луч стал тонким, как волос, и стал ярче. Лазерный луч автоматически приблизился к концу катушки Губера. Бертель хотел, чтобы создавалось впечатление, будто красная светящаяся нить вот-вот коснётся его катушки.

Внезапно все вздрогнули.

Вспыхнул ярко-синий, ослепительный свет. Катушка словно испарилась, растворилась в паре, в ярко-синем тумане, и вот… вот она внезапно исчезла.

Амбрасян глубоко вздохнул. – Расплавилась! Лазер был слишком мощным Он подавил проклятие. – Выключите! – – скомандовал он.

Экспериментатор нажал ещё одну кнопку. Внезапно раздался резкий, режущий уши вой, и ослепительно-синий свет вспыхнул снова.

Все невольно пригнулись, когда рубиновый лазер с грохотом разлетелся на куски, а экспериментатор застонал, схватившись за лоб, с которого капала кровь.

Но катушка по-прежнему лежала в держателе, безмолвная, неподвижная, сияющая.

Доктор Шварц протянул ей руку, и Амбрасян отчаянно закричал: – Назад! – Слишком поздно, он уже коснулся её.

Ничего не произошло, совсем ничего. Катушка была прохладной, словно только что не прошла через адское пламя. Ничего не было видно, никаких внешних изменений. Счётчик Гейгера тоже молчал.

– Что это было? – – пробормотал Бертель.

– Не спрашивайте! Если бы мы знали, у нас была бы в кармане выдающаяся Ленинская премия – ответил обычно невозмутимый доктор Шварц.

***

– Ещё четырнадцать дней, и мы вернёмся в Инсбрук

– Что скажешь? – Бертель поднял голову от ридера, в который вставил микрофильм, и посмотрел на жену.

– Мы вернёмся домой ровно через четырнадцать дней

Она протянула ему календарь. Бертель покачал головой. – Что-то в этом роде, в это трудно поверить. Что я должен снова увидеть Хольцапфель через две недели… -

– А я буду фотографировать Золотую Крышу, гору Изель и весь прошлогодний снег, не могу себе этого представить, не могу себе этого представить после всего этого

– И больше никаких Шварцев, никаких Амбрасянов… -

– Но будет Петер, – сказала она, словно утешая его. – Он будет поражен тем, что мы ему расскажем! -

Лицо Бертеля просветлело. – Петер! Держу пари, он снова называет меня гномом Бертелем! Он всегда ленился писать, но не стоило так мало писать после того, как он так твердо пообещал снабжать нас местными новостями.

– Но и мы почтой его не баловали, если честно – вставила Хельга. – Четырнадцать дней, – повторила она, – а потом? -

Бертель молчал. Он тоже не имел чёткого представления о том, что произойдёт дальше. Он понимал лишь, насколько его захватывала работа, сотрудничество и то, как он себя чувствовал, участвуя в работе над заказом. Пора было подумать о том, что последует за ним в Инсбруке, что он возьмёт с собой для работы, с чего начнёт. Возможно, в Венской государственной библиотеке, может быть, в старинной библиотеке Мелькского аббатства? Крайне важно было прояснить это как можно скорее. Нужно было разработать концепцию, обсудить её с Амбрасяном, проконсультироваться со Шварцем и представить её комиссии до возвращения. Одно было ясно: он продолжит работать с Москвой в качестве члена-корреспондента комиссии, возможно, позже, во время визита – возможно! Это потребует тщательного обдумывания, размышлений и обменов мнениями...

Она вырвала его из раздумий. – Ты поедешь? Приготовься, машина будет через пять минут

Их приглашали всякий раз, когда проводились эксперименты со спиралью, и физики старались подробно объяснить им все процессы.

Благодаря созданию специальной защитной оболочки и выбору более низкого напряжения рубиновый лазер был успешно защищен от разрушения. Время контакта со спиралью сократилось до тысячных долей секунды. Но результат всегда был один и тот же: ярко-голубой, туманный свет, исчезновение спирали, отток энергии с резким воющим звуком и её новое появление.

Было сделано множество кинозаписей, снятых в замедленном режиме, с разными интервалами, а спираль помещали в другие среды, в воду, в различные газы. Результат оставался прежним: лазерные лучи вызывали в спирали энергетические преобразования ранее неизвестной природы, сопровождавшиеся этим жутким явлением голубого свечения.

С помощью датчиков несложно было доказать, что спираль физически не исчезала, не распадалась и не материализовалась откуда-то вновь, как предполагали некоторые физики. Во время светового выцветания их можно было без проблем почувствовать и потрогать, но увидеть их было невозможно.

В тот день профессор Амбрасян созвал совещание, на котором должны были присутствовать почти все члены комиссии. В лаборатории они пришли к общему мнению об этом явлении.

Когда Хельга и Бертель прибыли, их встретили оживлённо. Скептик, его старый друг, тоже подошёл и доверительно похлопал Губера по плечу: – Факты, факты, я доволен вашей спиралью

– Обычный кусок проволоки, не правда ли, Сергей Михайлович? – – вмешался Амбрасян, присоединившись к ним.

Старик поднял указательный палец: – Необычная проволока, очень необычная! – Он сказал это по-немецки и подмигнул Бертельу.

На этом совещании Губеры заметили новое лицо: профессор Кириленко вернулся в Москву вчера после долгого отпуска. Когда он предстал перед ними, а Шварц их представил, Хельга почувствовала странную тревогу. Она тысячи раз встречала лицо Кириленко – с его густой бородой, узким, с горбинкой носом, изящно очерченным ртом и выразительными, густыми бровями – в газетах, журналах, по телевидению и в кинохронике. Не один раз, а на несколько недель это лицо, так сказать, попало в заголовки газет: КИРИЛЕНКО, ИНТЕЛЛЕКТУАЛЬНЫЙ СОЗДАТЕЛЬ ТЕРРЫ, создатель сорока семи этажей в лунном грунте, БЕССТРАШНЫЙ ПИОНЕР КОСМОСА и международного сотрудничества, друг и коллега ДАЖЕ БЕССТРАШНОГО ЗВОНОЧНИКА из США. Оба проложили путь к всеобщему договору о разоружении своими научными достижениями, заложив два года назад первый камень обсерватории на спутнике Земли; Оба стали надеждой миллионов: если правительства поддерживали совместную работу Каллендера и Кириленко на Луне под флагом ООН, что мешало Белому дому, также на Земле, в ООН, наконец согласиться с предложением Кремля о всеобщем разоружении? Это было надеждой, лозунгом, действием, прежде всего, рабочих, интеллигенции, молодёжи и студентов всех национальностей и цветов кожи. И вот Кириленко улыбнулся Хельге и взял её руку в свою.

– Я никогда не пожимала руку нобелевскому лауреату – сказала она, тут же разгневавшись на свою глупость. Должно быть, она тоже покраснела. Но смиренное поведение знаменитого учёного тут же развеяло всякое ощущение, что он считает себя особенным. Может быть, именно это и делало его особенным?

Амбрасян хлопнул в ладоши. – Пожалуйста, товарищи, начнём – сказал он. Кириленко, сидевший рядом с ним, время от времени поглаживал свою каштановую бороду и внимательно слушал доктора Шварца.

– Пока что мы можем лишь утверждать, вернее, предполагать, что лазер запускает совершенно загадочные, необъяснимые процессы в материале спирали Хубера, которые нам неизвестны. На основании измерений и проверки всех экспериментов, в том числе в высоком вакууме, мы пришли к выводу, и это, похоже, подтверждается и результатом расчёта на нашем компьютере, что это могут быть элементарные процессы, никогда ранее не наблюдавшиеся на Земле: образование антифотонов

При этих словах в зале произошёл переполох. Кириленко вопросительно посмотрел на Амбрасяна, который лишь кивнул в знак согласия; другие участники, менее сведущие в физике, хотели задать вопросы. Но Шварц сказал: – Спрашивайте в конце; я, возможно, продолжу. Можно представить, что спираль Хубера фактически поглощает лазерный луч, создавая вокруг себя поле, которое мы пока не можем измерить.

В любом случае, это поле обладает энергией и вызывает изменение состояния неизвестной материи спирали. Это изменение состояния можно представить как полное погашение фотонов из нашего лазера, их нейтрализацию, так сказать, образованием противоквантов, которые мы временно назвали антифотонами. В результате спираль становится невидимой для нас на время этой противореакции, но остаётся обнаружимой. Это наша рабочая гипотеза на данный момент. Возможно, спираль была своего рода магазином для генерации антифотонов, патроном для устройств скрытности – заключил доктор Шварц.

Амбрасян добавил: – Мы сейчас разработали новый экспериментальный план, чтобы выяснить, могла ли спираль служить другим целям. Однако эта серия начнётся только через несколько дней; подготовка ещё необходима. Мы также хотим попробовать стимулировать спираль другим излучением.

В ходе обсуждения члены комиссии высказали свои мнения, и основное внимание уделялось тому, чтобы физики более чётко объяснили такие термины, как антифотоны, кванты и тому подобное. Новые эксперименты были одобрены. Кириленко также попросили высказать своё мнение; он был, так сказать, – беспристрастным наблюдателем поскольку не был свидетелем предыдущих экспериментов; его мнение было высоко оценено.

Амбрасян поднял кустистые брови, когда его старый друг уклончиво ответил, что ему сначала нужно разобраться кое в чём, прежде чем он сможет вынести суждение; возможно, он сможет сказать больше после обеда.

***

Профессор Амбрасян в изумлении уставился на свой стол. Там лежала катушка Губера. Кириленко стоял у стола, явно довольный. – Кто вам разрешил выносить катушку из лаборатории? Никто, даже вы, не имеет права… – Голос Амбрасяна, который мог звучать тихо и мрачно, как виолончель, звучал угрожающе; Если кто-то не подчинялся его приказам, он это воспринимал недоброжелательно и мог стать очень неприятным.