Текст книги "Предсказание дельфинов"

Автор книги: Вольф Вайтбрехт

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 17 страниц)

Восторженно, воодушевлённо, заявил Макгалли. Тем лучше. Но чего стоило это суждение? – Вы биолог, мистер...? – – спросил он после того, как другой несколько резко закончил.

– Извините, я ещё не представился. Доктор Хубер, Бертель Хубер из Инсбрукского университета.

Посол склонил голову и ответил: – Макгаллий. И, мистер Хубер, простите, доктор Хубер, вы действительно думаете, что это было бы полезно для науки? -

– Абсолютно, мистер МакГалли, абсолютно! – – поспешил сказать Бертель. – Послушайте…

– Подождите-ка минутку МакГалли встал и крикнул через всю комнату: – Здравствуйте, мистер Шёнхаузер, подойдите ко мне, здесь есть место! -

Бертель резко повернулся на стуле: тот, кого он позвал и кто теперь направлялся к столу, был не кто иной, как заместитель министра культуры, главная причина его присутствия здесь, цель и смысл его поездки!

Хубера не приняли в министерство. Когда он заговорил настойчиво, надушенная дама за стойкой резко ответила ему, что заместителя министра нет на месте. Сегодня – кульминация Конгресса по бионике, и сегодня знаменитый – она указала своим маленьким красноватым клювом – профессор Уилер из Штатов будет говорить о своих не менее знаменитых дельфинах. Заместитель министра тоже там, сказала она. Удастся ли ему выловить его или хотя бы поговорить с ним, она не ручалась; ради Бога, он не должен был возлагать на неё ответственность за это.

Итак, Бертель помчался в Хофбург, купил один из последних билетов, протиснулся в первый ряд и едва успел увидеть, как измождённый американец идёт к кафедре и слышит речь. К счастью, ему попался один из последних, кто одновременно принимал речь в кассе. Он пришёл в кафе не для того, чтобы найти доктора

Шёнхаузера, а потому, что после услышанного ему непреодолимо захотелось кофе. Заместитель министра вспомнился ему только тогда, когда он увидел, как тот приближается быстрыми шагами. Министр вздрогнул, узнав Хубера.

Макгалли поднялся со стула и представился: – Это господин доктор Хубер из Инсбрука

Бертель поднялся для короткого поклона. – Мне уже посчастливилось быть представленным вам однажды – сказал он, слегка покраснев.

– О, я помню – ответил вице-министр, садясь. – Разве это не год назад в Инсбруке, на конференции? Да, теперь я точно помню. Вы прочитали интересную лекцию, действительно очень интересную, господин доцент! -

Бертель вздохнул с облегчением. Совсем неплохо.

– Вы слышали Уилера, господин министр? – – спросил посол. Услышав утвердительный ответ Шёнхаузера, он продолжил: – Вот, мой друг доктор Хубер в восторге, извините, он тоже учёный Он похлопал Бертеля по предплечью своей большой красноватой рукой. – Да, господин Хубер был в восторге от моего соотечественника, не так ли? -

Вице-министр навострил уши. – Мой друг – назвал ли Макгалли этого инсбрукского лектора? Разве это не тот самый, о котором профессор Хольцапфель недавно донимал его? Всё верно, всего несколько дней назад он написал о нём письмо!

– Ваше Превосходительство, – ответил он, – я тоже был очень впечатлён вашей речью, хотя, признаюсь, некоторые вещи мне были не совсем понятны; мне просто не хватает для этого опыта.

Бертель был ошеломлён. Ради бога, на кого же он наткнулся? Кто этот американец, словно изваянный из камня? Он недолго оставался в неведении, потому что Шёнхаузер продолжил: – Знаете, господин посол, я бы на вас немного рассердился. Почему вы скрываете от нас профессора Уилера, как тайное сокровище? Я ещё не видел его ни на одном приёме в вашем посольстве, а ведь он прибыл в Вену почти за три недели до конгресса! -

Макгалли долго рассуждал о сложном характере своего учёного соотечественника, который совершенно не ценил публичность – какая жалость! Затем он встал. – К сожалению, мне пора идти. Даже у посла есть свой график – Повернувшись к Хуберу, он сказал: – Когда вернётесь в Вену, позвоните мне, хорошо? -

Бертель и вице-министр встали. Бертель, ободрённый и уверенный в себе, воспользовался возможностью. – Вообще-то, я обязан вам, министр, тем, что послушал лекцию – сказал он. – Я хотел прийти в ваше министерство и узнал там, что вы участвуете в Конгрессе по бионике в Хофбурге. Я и надеяться не смел, что встречу вас здесь.

– Вот видите, дорогой друг, какая польза от наших дельфинов в Маринеленде – сказал Макгалли и дружески попрощался.

– Пойдем – обратился министр к доктору Хуберу. – Я отвезу вас в министерство на своей машине. По дороге вы расскажете мне, что у вас на уме.

Через несколько минут, когда Бертель удобно устроился на заднем сиденье чёрного – Мерседеса он услышал, как министр сказал: – Я не знал, что вы так хорошо знакомы с послом Макгалли Бертель немного помолчал, а затем небрежно ответил: – Жаль, что Вена и Инсбрук так далеко друг от друга.

Видела бы Хельга, подумал он, как элегантно и дипломатично я обращаюсь между послами и министрами на непростой венской сцене!

***

Профессор Уилер не мог уснуть в своем номере отеля – Захер После его выступления состоялась дискуссия, длившаяся почти два часа;

мнения резко столкнулись. Профессор Ломради яростно полемизировал и выдвинул тезис: если есть Творец, то он – Творец всего! Вся природа так прекрасна и свидетельствует о высшем разуме, а чудеса плюс разум – это Бог! Что ж, все знали, что Ломради – ревностный католик, и лекция Уилера пришлась как нельзя кстати. После Тейяра де Шардена ортодоксальной ветви католической церкви стало трудно постоянно согласовывать своё представление о Боге с новейшими научными открытиями.

Другие докладчики, такие как Токояма, сомневались в возможности построения подобной биологической модели, даже если предположить, что известные гены живого существа являются пластичным материалом, и понимать – конструирование – как микроманипуляции промежуточными процессами молекул белков дезоксирибонуклеиновой кислоты.

Вскоре дискуссия перешла от дельфинов к их интеллекту. Где, если не Бог поможет? Можно ли представить себе астронавтов из далёкой Солнечной системы или, как спросил один из докладчиков, затерянную Атлантиду? Создавалось впечатление, что они находятся не на конгрессе ЮНЕСКО по бионике, а на встрече любителей утопической литературы.

Одесский профессор Сахаров вернул дискуссию к исходной точке, подтвердив некоторые идеи Уиллера собственными наблюдениями. Относительно окончательной гипотезы он заметил: – Я считаю, что мнение коллеги Уиллера заслуживает тщательного изучения и осмысления. В любом случае, в дальнейших экспериментах с биотоками мозга в Одесском океанариуме мы уделим особое внимание зонам, которые Уилер называет – зоной молчания Пользуясь случаем, от имени Академии наук СССР и от себя лично, я хотел бы пригласить профессора Уиллера посетить наш институт в ближайшее время.

Уилер улыбнулся. Вечером того же дня посол Макгалли навестил его в отеле, расспросил о ходе дискуссии и в свойственной ему резкой манере заметил, что поначалу он считал, что его, Уиллера, заключительное слово будет полной ерундой об американских исследованиях дельфинов. Но теперь он рад, что, по-видимому, произвел настоящую сенсацию в Конгрессе. Приглашение из России? Уилер должен поехать в Одессу. – Идеально вписывается в общую картину, профессор Он, Макгалли, проинформирует Вашингтон, и неплохо было бы начать визит из Вены, фактически с нейтральной территории.

Здесь будет меньше бюрократических проволочек, чем дома, ведь здесь ему, послу, придётся подписывать выездную визу в СССР. Для таких поездок всё ещё действовали особые правила.

Видимо, подумал Уилер, посол посчитал политически выгодным вести репортажи из Вены:

Vienna-Asso-Press

После того, как профессор Уилер из студии Marine Land во Флориде, США, выдвинул сенсационные теории о дельфинах на Конгрессе учёных-биоников ЮНЕСКО, два часа общих дебатов по новейшей американской теории… стоп… глава советской делегации, профессор Сахаров, впечатлённый достижениями американской науки, приглашает профессора Уилера посетить Одесский океанариум… стоп… профессор Уилер, заголовки венской прессы.

Завтра они отклонятся от темы в своих докладах, размышлял Уилер. – Фантастика – – вот самый лестный эпитет, который они используют для меня. Ватикан призовёт Ломради как ключевого свидетеля и превратит меня в невольного исповедника всемогущества Божьего. Хорошо, что все мои коллеги, как и я, знают, как пресса склонна преувеличивать подобные вещи.

Уилер повернулся на другой бок. Приглашение Сахарова стало для него неожиданностью, но он был рад. Он уже много читал об океанариуме. В некоторых отношениях он должен был быть современнее, чем его собственная станция во Флориде.

Посмотрим. Возможно, предложение Макгалли отправиться отсюда прямиком в Одессу было не такой уж плохой идеей.

***

На следующее утро наступил один из тех золотых сентябрьских дней, которыми так богата Вена. Сахаров и Коньков остановились в отеле – Бристоль недалеко от Вотивкирхе. Оттуда до Хофбурга было всего полчаса ходьбы по Рингу. Такси они решили не брать. Небо было ясным и светло-голубым, лёгкий ветерок гулял по паркам и улицам, большие старые каштаны на краю Оранжереи приобретали нежно-жёлтый оттенок кончиками листьев. Сахаров вдыхал утренний воздух. Есть что-то великодушное в этой Вене, подумал он, хотя здания времён Франца Иосифа, по отдельности и в отдельности, были просто отвратительны. С драконами с кольцами на крышах, с приклеенными греческими колоннами, с усами рыцарей и девами с балконами в развевающихся каменных одеждах, они были всего лишь имитацией по сравнению с истинным венским барокко, не говоря уже о Шёнбрунне Марии Терезии.

Но все эти чудовища были так чудесно легки и воздушны, размещённые в зелени парка; старые буки, каштаны и кусты сирени никогда не открывали полного вида на величественные здания – так создавался поразительный эффект благородства и позднефеодального величия… – Слава вашим великолепным деревьям – подумал Сахаров, улыбаясь про себя.

Ему захотелось выбежать, как мальчишке, и петь, петь во весь голос, чтобы выплеснуть остатки гнева.

Вчера вечером состоялся последний спор с Коньковым. Коньков настаивал на своей позиции, что было бы разумнее направить приглашение, о котором договорились ещё до их отъезда, Уилеру лично, а не coram publico. Сахаров же думал иначе. По его мнению, было особенно важно направить это приглашение на форуме такого международного конгресса и тем самым ещё раз продемонстрировать мировой общественности серьёзность намерений Советского Союза в отношении международного сотрудничества. Коньков, напротив, настаивал, что публичное приглашение будет раскритиковано как пропагандистский манёвр, что они что-то упустили. К тому же, Сахарову следовало заранее обсудить с ним свои намерения. Это было уже слишком. Он вспылил: – Я глава делегации, вопрос решён, и когда и как я передам это приглашение, решать мне, товарищ Коньков! -

Поражённый этим официальным тоном, Коньков молчал. Только сегодня, за утренним чаем, когда в окно заглядывала прекрасная осень, его лицо прояснилось.

По пути они прошли мимо газетного киоска. Они остановились, заинтересовавшись. Конгресс был главной темой первых полос.

АМЕРИКАНСКИЙ ПРОФЕССОР УИЛЕР С РАЗМЫШЛЕНИЯМИ:  ДОКАЗАТЕЛЬСТВО БОГА, ПОДДЕРЖАННОЕ СОВЕТСКИМИ: ЛОМРАДИ ПРОТИВ УИЛЕРА

Заголовки газет бросались в глаза жирными чёрными или ярко-красными. Удалось найти и серьёзные отчёты, фактические отчёты о работе конференции. Поразительно, что многие из них открыто или более или менее завуалированно намекали на то, что Уилер считал причиной изменений в мозге дельфина высокоразумного создателя, пытаясь тем самым доказать существование Бога. Газеты Австрийской католической народной партии проявили особое рвение в распространении этой интерпретации.

Сахаров купил две газеты. Затем попросил третью и четвёртую. – На память – сказал он. – Газета как документ времени. Вот увидите! -

У стойки регистрации в Хофбурге одна из очаровательных стюардесс, в основном студенток, вручила ему записку. – Профессор Уилер просит о встрече с секретарём – сказал Сахаров. – Мы пришли рано, так что пойдём.

Уилер ждал их вместе с двумя членами американской делегации. Американцы поблагодарили коллегу Уиллера за приглашение, которое, как они подчеркнули, является честью для всей американской делегации.

Сам Уилер был немногословен и выглядел немного смущённым. – Сожалею, что вызвал такой переполох. Но я был убеждён...

Сахаров поинтересовался, разговаривал ли с ним посол Макгалли. Уилер подтвердил, что разговаривал. – Я был несколько смущён, когда сегодня утром узнал от нашего посла, что он также разговаривал с вами по телефону. Среди коллег принято решать совместные вопросы без присутствия дипломатических представителей

– Пожалуйста, – ответил Сахаров, – господин Макгалли проявляет большой интерес и, очевидно, убеждён, что наше приглашение, которое, кстати, было принято ещё до нашего отъезда из Одессы, положительно скажется на атмосфере конференции в интересах ООН и ЮНЕСКО. Это, конечно, и наша цель. Мы будем рады приветствовать вас, коллега Уилер!

Профессор улыбнулся. – Честно говоря, это стало неожиданностью. Но мои коллеги тоже сказали, что сейчас самое подходящее время для меня. – Маринленд – сейчас строится. Так что я всё равно мало что могу сделать и только мешаю техникам и строителям

– Мы очень рады. Наш гостевой дом всегда открыт для вас. Не хотите пригласить свою жену? Ей тоже будут очень рады

Лицо Уиллера посерьезнело. – К сожалению, я уже несколько месяцев вдовец – тихо сказал он. – Но это очень мило с вашей стороны

– Я этого не знал – ответил Сахаров. – Я знал имя вашей жены по вашим совместным публикациям. Мне очень жаль Он протянул руку Уилер.

– Да, мне было горько. Это было ужасно. Во время подводных съёмок на неё напала акула, и её не удалось спасти Несколько секунд повисла тишина. Затем Уилер поднял голову. – Так и останется – сказал он нарочито небрежно. – Я обговорю детали с моим посольством и завтра сообщу, приеду ли я к вам прямо из Вены или мне сначала придётся вернуться во Флориду.

2

Хельга запрокинула голову и рассмеялась. – Это божественно! Он отвёз тебя в министерство на своём – мерседесе – и передал письмо Хольцапфелю? Он будет в ярости! -

Бертель вытащил из кармана большой конверт. – Видишь орла с красно-бело-красным гербом и надписью – Министерство культуры Австрийской Республики -? Я доставлю его в университет с конным гонцом. Министр не мог полностью отменить свой приказ; нельзя терять лицо. Но снижение зарплаты не вступит в силу, так что это уже кое-что. Мне остаётся только справляться с бухгалтерией.

Час назад доктор Хубер вернулся домой и тут же обрушил на жену поток слов. Сначала она поняла только одно: Бертель был крайне возбуждён. Только за завтраком он рассказал им всё по порядку.

– А знаешь, что было самым смешным? Что МакГалли понятия не имел, какую услугу он мне оказал! -

Хельга порылась на столе. – Куда я подевала газету? О, смотри, тут уже длинная статья об этой лекции

– Ладно – сказал он, жуя булочку, – – прочитай! -

Хельга начала говорить, но без предыдущего объяснения Бертель большая часть осталась бы непонятной. Даже сейчас многое было ей неясно. Поэтому она перебила себя: – Я слишком глупая. Что Уилер имеет в виду? Искусственное изменение дельфинов? Ты можешь себе это представить? -

Хубер отодвинул чашку. – Я знаю не больше того, что он сказал на лекции. Что доктор филологических наук может знать о генетике и химии белка? Я знаю об этом столько же, сколько любой здравомыслящий человек знает об этом сегодня из газет. Учитывая мою область деятельности, я не могу претендовать на звание фотографа; вы знаете, как мне трудно отследить в моих легендах и сказках реальную подоплеку, историческую инфраструктуру, так сказать. Но послушай, можно, например, взять рыбу, тюленя или что-то подобное и повозиться с его генами, предположив, что мы на несколько тысяч лет мудрее вас. Или, возможно, синтез белка уже настолько продвинут, что можно сконструировать яйцеклетку и сперматозоид в лабораторных условиях, а затем вывести мужское и женское существо – псевдосущество! Существо будет жить, но согласно заранее сформированной биогенетической программе. Или, возможно, кто-то разработал методологию встраивания будущих наследственных признаков в белковые структуры генов, называемые дезоксирибонуклеиновыми кислотами. конструировать, синтезировать, так же, как мы сегодня… – сделайте таблетку от головной боли из любого простого вещества.

Хельга подперла голову рукой и внимательно смотрела на него.

По потемнению её глаз он видел, насколько глубоко она была поглощена его словами. У неё всегда было такое выражение лица, – взгляд изнутри когда она сосредотачивалась на чём-то, полностью погружаясь в это; он замечал это и в театре, и на концертах.

Нетерпеливым движением она откинула прядь волос со лба. – Наверняка для этого нужны большие лаборатории, и на Земле от них не должно было остаться и следа? -

– Возможно, эта культура, превосходящая нашу, погибла вместе со своей технологией? На конгрессе высказывались похожие мнения. Но мне пришла в голову идея. Почему бы вам не заглянуть к Петеру попозже и не спросить, не захочет ли он присоединиться к нам сегодня вечером? Я мог бы рассказать ему о конгрессе и лекции Уилера, которая, уверен, его заинтересует. Что ты думаеш? К сожалению, у меня нет времени. Мне нужно в университет, на семинар, а потом, ура, в Хольцапфель С этими словами он ещё раз взмахнул министерским письмом, сунул его в папку и поспешил прочь.

Вот он и бежит, подумала Хельга, к Хольцапфель, Боже мой, там он будет скромным, если не сказать застенчивым. Я знаю Бертеля. Он добрый, но слишком увлечён своим воображением, иногда сам им увлечён, и, по сути, совершенно непрактичен в повседневных делах.

Она была фактически главой семьи, не только когда дело касалось забивания гвоздей в стену, но и в других отношениях: ей приходилось распоряжаться деньгами, и если требовалось что-то важное купить, ей приходилось убеждать его в этом; он всегда полностью полагался на неё. Слишком много, слишком исключительно, по её мнению.

Возможно, всё было бы иначе, если бы у них были дети. Они бы громко и безжалостно заявили о своих требованиях и спустили бы папу с небес на землю. Хельга отбросила эту мысль; она слишком часто посещала его.

Бертель пользовался большим уважением в своей области, хотя и был склонен мечтать и строить догадки, особенно когда погружался в сказки и легенды. Он даже разработал теорию на основе сказок о гномах, сначала полушутя как – вклад фольклора в утопию а затем всё более серьёзно. Некоторые исследователи утверждали, что сказки о гномах – всего лишь старые воспоминания шахтёров, но он не соглашался: гномы были астронавтами с другой планеты, вероятно, из другой солнечной системы!

Он собрал огромное количество литературы о гномах; по его мнению, основные характеристики в сказках и легендах полностью соответствовали его теории. Он часто ловил себя на том, что говорит о них; друзья часто дразнили его, называя – гномом Бертелем – или, более величественно, – королём Лаурином в честь легендарного короля гномов Доломитовых Альп, который, как говорили, боролся с Дитрихом фон Берном. Он принимал эту насмешку, хотя втайне немного возмущался. Он был убеждён в своей правоте.

Разве его идея была настолько невозможной и фантастической в мире космических полётов, лунных обсерваторий и космического цветного телевидения? Но, с другой стороны, разве это не была всего лишь прихоть, каприз? Разве не было риска с такой теорией выставить себя дураком, как серьёзного исследователя?

Разве он не чувствовал то же самое? Ведь в своей книге он вообще не упоминал теорию карликов. Означало ли это, что он сам не был в ней уверен? Но откуда же взялось рвение, с которым он продолжал искать и упорствовать в этом направлении?

Хельга вздохнула и поставила поднос с бабушкиными синими чашками с узором из луковиц на кухонный стол. После мытья посуды, которое всегда казалось ей каторжной работой, ей ещё предстояло увеличить надгробие Максимилиана до 30 на 40 см для витрины на Марии-Терезиен-штрассе, но после этого она хотела попытаться добраться до Петера.

Надеюсь, он не поймёт меня неправильно, подумала она, запирая дверь квартиры. Петер втайне всё ещё злился на неё за то, что из двух неразлучных людей она выбрала Бертель, мечтателя, а не его, логика и рационалиста. Это, очевидно, сильно сказалось на нём в первые годы, поскольку он редко появлялся у Хуберов. Даже сегодня он всё ещё делал намёки, полушутя-полусерьёзные.

Она быстро пошла по улице к своему туристическому бюро, разнесла заказы на фотосъёмку и быстро уладила кое-какие дела. Итак, был уже почти полдень, когда она поднялась по лестнице ко входу в Зоологический институт – старое, тёмное здание в неоклассическом стиле. Штукатурка с мраморных колонн местами отвалилась, обнажив голые кирпичи. Было ясно, что зоология не была любимым детищем альма-матер.

Швейцар смотрел ей вслед. Он знал госпожу Хубер и её мужа, доктора. Редко кто-то приходил в институт, кроме сотрудников, и поэтому их особенно вспоминали. Но сегодня, покачал он головой, день был совершенно глупым. Казалось, жители Инсбрука все вместе сговорились прийти в Зоологический институт. Поскольку директор был в отъезде, доктор Петер Грайндль принимал всех посетителей.

– Здравствуй, Хельга – поприветствовал он её, немного удивлённо, но явно обрадованно. – Присаживайся, пожалуйста!

Он встал, чтобы отодвинуть для неё небольшой стул. Он вздохнул: – Какая досада! Кажется, дельфины теперь единственная тема для разговоров. Все вдруг узнали, что в университете есть зоологический институт; это как эпидемия!

Хельга добродушно улыбнулась ему. – А чтоб тебе лопнуть, я тоже пришла из-за дельфинов. Бертель была вчера в Вене и слышала выступление Уилера на конференции, а теперь мы хотели…

– Бертель была в Вене и слышал Уилера? На конференции, ради всего святого, как он туда попал?

Хельга быстро доложила: – А теперь нам очень хотелось бы узнать немного больше. Не хочешь ли ты прийти ещё раз? Было бы здорово, и уже давно пора, и Бертель наверняка сможет рассказать тебе о лекции Уилера гораздо больше, чем пишут в газетах.

Петер Грейндль всё ещё был крайне удивлён. – Я ничего не понимаю: Бертель с экспертами по бионике? Дельфины не карлики! Дельфины – высокоинтеллектуальные морские млекопитающие. Дельфинов можно трогать, тренировать, вживлять электроды в мозг, разводить, они существуют! Это не фольклор, не вымысел и не плод воображения! -

– И всё же, – возразила Хельга, – профессор Уилер, один из ваших мировых светил, вчера публично заявил, что то, что вы, зоологи, можете потрогать у дельфинов, было искусственно изменено! -

– Конечно, это не так уж точно – подчёркнуто деловым тоном ответил Петер. – Жаль, что сейчас у нас выдают всю литературу о дельфинах до последнего тома, иначе я бы сразу же доказал тебе, что Уилер явно перегибает палку. Хорошо, я приду вечером, и мы поговорим дальше. Но только если ты позаботишся обо мне, старом холостяке, и будеш обращаться со мной так же хорошо, как со своим Бертельем. Ты даже не представляеш, сколько грешиш против меня каждый день. Не смейся, не понимаю, чему тут смеяться, когда речь идёт о такой теме... -

***

Они открыли окна, и в комнату впустили ночной воздух. Уличный шум давно стих, лишь неоновая вывеска универмага напротив изредка освещала комнату своим разноцветным светом, озаряя стены, мебель и фигуры зеленоватым сиянием, сразу же за ним – фиолетовым, оранжевым, и наконец, заливая всё приглушённо-красным. Несколько секунд паузы, и танец огней возобновился, не кричащий и даже не неприятный; но в этом постоянном повторении было что-то провокационное.

– Как давно у вас эта гирлянда? – – спросил Петер.

– Это показывает, как давно он к нам не приезжал – ответила Бертель.

– Когда это там повесили? Четверть года назад? -

– Возможно – сказала Хельга. – Хочешь, я…? -

– Оставь нам этот чудесный воздух, – умолял Петер, – и красивую игру красок на твоём лице.

Хельга, купаясь в оранжевом сиянии, крутила в руке бокал тирольского красного вина. – Серьёзно, – сказала она, – возвращаясь к теме. Эти дельфины становятся всё более и более жуткими! Они такие загадочные. Подплывают, позволяют себя гладить, катать детей... -

– Есть мнение, что только самки дельфинов дружат с детьми. Я уже упоминала, что Геродот и Плиний описывали дружбу дельфинов с детьми, в первую очередь мальчиками, как нечто чудесное

– Уилер также говорил о монете Тирс, которая это подтверждает – вставил Бертель.

Поразмыслив немного, он сказал: – Значит, с незапамятных времён дельфины были более доверчивы к маленьким людям, чем к большим? -

– Нет, более доверчивы к детям, чем к взрослым – возразил Петер.

– Я имею в виду другое. Почему Уилер не может быть прав? В любом случае, насколько я понимаю, никто не может доказать обратное. Почему дельфины не могли быть изменены манипуляциями, и почему гномы не могли сделать то же самое?

Хельга содрогнулась. Боже мой, подумала она, это снова случилось, через минуту снова будет спор с Петером. Когда дело касается гномов, Бертель может быть упрямый и дерзкий, как маленький мальчик. Надеюсь, все обойдется…

Но Петер молчал, и Бертель спокойно продолжила: – Гномы, как принято считать, не выше двенадцатилетнего мальчика. Разве не в этом возрасте писали древние греки и римляне?

Петер рассмеялся. – Как твоим гномам добраться с тирольских гор до моря, чтобы проводить эксперименты над дельфинами? Как, и, главное, зачем?

– Если они действительно были астронавтами, возможно, они сначала жили у моря и лишь потом высадились в наших горах.

Петер посерьезнел. – Знаю, Бертель, надо признать, что у дельфинов есть ряд вопросов без ответа. Ты же сам слышал, что Уилер говорил об их мозге. Почему? Разве жизнь в море так сложна? Почему им пришлось вернуться с суши в воду, несмотря на такой огромный мозг? Вот почему дельфинов иногда называют – русалами

– Эта история с мозгом дельфина действительно очень странная, и также "выбрасывание" дельфинов на берег, это, как бы это сказать, – массовое самоубийство – вот что мы имеем в виду, и это нечто весьма необычное, чего больше нигде не наблюдается.

– Видиш ли, Уилер, должно быть, думал о том же. Но, возможно, ему не стоило делать столь расплывчатое заявление в конце.

– Не думаешь ли ты, что он знает больше, чем говорит? – – спросила Хельга.

– Возможно – подтвердил Петер, допивая вино.

На мгновение воцарилась тишина.

– Но, Бертель, что с тобой? Ты совсем другой. Ты сегодня не лезешь ко мне на рожон, как обычно? Помнишь, как мы ссорились, обычно из-за… ну, ты ревновал, и до сих пор ревнуешь. Но я чувствую себя обделённым, когда ты не лезешь ко мне на рожон. И ты был более чем сдержан по поводу лекции Уиллера. Тебе что, плохо?

Хубер посмотрел на своего старого друга, словно умоляя о прощении. – Да, я не очень внимательно слушаю. Извини, но с сегодняшнего дня у меня на уме совсем другое. Вот почему мне пришла в голову эта идея с гномами. Знаю, поэтому ты и считаешь меня немного сумасшедшим… -

Петер поднял руку, защищаясь.

– Да, да, – продолжала Бертель, – возможно, эти два дельфина были гигантами – или, бог знает, какими внеземными существами.

– Но почему? За завтраком ты всё ещё был совершенно вменяем, – вмешалась Хельга, – когда я читала тебе газету, и ты был в полном восторге от Уилера, от его манеры держаться, от его манеры говорить, от его скромности; ты чуть ли не в восторге от него

– Он всегда от него в восторге – заметил Петер.

– Сегодня утром, это правда, – сказал Бертель. – Но когда я вернулся из Хольцапфеля, на моём столе в институте лежало нечто, что с тех пор не даёт мне покоя, просто не выходит из головы. Вот, прочти.

Он достал из портфеля свежий номер журнала "Scientific Review" указал на выделенную красным статью и прочитал вслух:

– Согласно сообщениям ТАСС из Москвы, вчера в Академии наук СССР была сформирована комиссия по расследованию всех явлений, указывающих на присутствие внеземных цивилизаций на нашей планете.

ТАСС стало известно, что комиссия, возглавляемая известным астрофизиком профессором Амбрасяном, наделена особыми полномочиями.

Петер удивлённо присвистнул и тоже прочитал краткий комментарий, в котором высказывались предположения о том, что у русских должны быть какие-то доказательства, возможно, благодаря их спутникам, возможно, благодаря работе в лунной обсерватории или на орбитальных станциях, а может быть, даже на Земле. Потому что комиссия с особыми полномочиями, конечно же, не была бы создана просто так.

Он вернул журнал Бертелю.

– Теперь я понимаю – сказал он. – Это было для тебя что-то особенное. В конце концов, они действительно что-то нашли, как и предполагалось в журнале.

Бертель заметно облегчённо вздохнул, потому что статья Умшау тоже произвела впечатление на Петера.

– Ты правда думаешь, что они поймут мои идеи? Петер, это очень важно для меня, пожалуйста, не шути. Это действительно было для меня?

Хельга была поражена настойчивостью, с которой Бертель задал вопрос, и Петер на мгновение смутился.

– Думаю, да – нерешительно ответил он. – Но как мне связаться с рабочей группой? Пожалуй, лучше всего письменно

– Не знаю, весь вечер думал об этом, пока мы говорили о дельфинах. Этот вопрос всё время лез в голову. Писать, Петер, дело непростое. И потом придётся переводить. Перевод может исказить смысл. Придётся ехать туда! -

– Ты хочешь в Москву? – – в ужасе воскликнула Хельга. – Где же ты, чёрт возьми, возьмёшь деньги, даже если зарплату не урезали? И всё из-за пятистрочной записки? Это же просто Бертель! -

– Нет, не в Москву – заверил он её. – А в Вену. У них там в посольстве, должно быть, есть атташе по культуре. Я могу себе это позволить.

Хельга заметно успокоилась.

– Вена, это другое дело. Но обязательно туда сначала позвони, чтобы не тратить деньги зря.

Пётр встал.

– Ну, прощай, мне любопытно, что из этого выйдет на этот раз. Только не позволяй своему воображению завлечь тебя слишком далеко в дебри домыслов, король Лаурин! Пусть мой критический дух всегда порхает вокруг тебя, предостерегая тебя, как верный Экхарт! – С этими словами он пожал руку другу. Хельга проводила его до двери квартиры.

На следующий вечер она помогла Бертельу составить заметки для поездки в Вену. Это заставило её снова задуматься. У каждого есть свой конёк, подумала она, и его, на самом деле, безобидный. Он не курит, не пьёт, не ходит на скачки и не сорит деньгами. Он почти не замечает, что есть другие женщины, более красивые, так чего же мне нужно? Она хотела, чтобы её мужа узнали, а не высмеивали, пусть даже это было всего лишь его хобби. Ладно, они не хотели ничего плохого, называя его – карликом Бертелем но ей и слышать это было неприятно. Однако на этот раз она была по-настоящему шокирована. Она бы никогда не поверила, что его идея стала для него настолько реальной, настолько неотъемлемой частью его личности! Теперь, в ответ на это сообщение ТАСС, он едет в Вену. Она не могла его остановить, да и не хотела. Он бы неправильно понял даже попытку отговорить его от поездки.