Текст книги "Волчицы"

Автор книги: Вольф Белов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 18 (всего у книги 27 страниц)

– Вот потому и необходимо ваше участие в проекте, – ответил Куприянов. – Вы единственный, кто знает, с кем мы имеем дело.

– Но даже мне известно очень немного, – сказал Тихий. – То, чему я был свидетелем, не укладывается в рамки общих сведений об этих существах. Согласно данных, добытых мною из архивов и почерпнутых из бесед с некоторыми знающими людьми, волчица-оборотень может иметь только одного ребенка и только девочку. В последнем случае, у Насти, детей было двое, причем, один из них мальчик. Тогда это сбило меня с толку. Может быть, все объясняется тем, что дети Насти близнецы и само их рождение простая аномалия. А может быть, с этими существами начала происходить какая-то мутация. В любом случае я не знаю, чего теперь ожидать. Тогда мы потеряли детей в лесу и в этом тоже была какая-то мистика. Все указывало на то, что близнецов унесли медведи. Как они выжили я не знаю, но ясно, что сестра вошла в возраст оборотня и вернулась в город. А значит и брат может быть где-то там же.

– Вошла в возраст оборотня? – переспросил Куприянов. – Что это значит?

– Они рождаются людьми и не сразу становятся теми, кто есть на самом деле, – пояснил Тихий. – У каждой это происходит в разном возрасте, когда и от чего в них просыпается зверь, я объяснить не в силах. Знаю только одно, это происходит уже после того, как они приносят потомство. В случае Насти могу сказать, что она проходила полное медицинское обследование во время беременности и не было выявлено никаких аномалий в ее организме.

– Стало быть, среди девственниц оборотня искать бесполезно, – шутливо подытожил Куприянов.

Тихий, видимо, не оценил шутку, он по-прежнему оставался серьезен.

– Я не знаю, чего ожидать в этот раз, – произнес он. – Я убежден, что это существо, – он кивком указал на снимок, – потомок Насти. Ее детям сейчас должно быть лет по семнадцать-восемнадцать. Один из них вернулся в город, а возможно, что и оба. Брат, вот кто вызывает особую тревогу. Абсолютно неизвестно, что таит он в себе. Само его существование, даже появление на свет, невероятно. Ни один источник не упоминает о возможности такого каприза природы. Я всерьез опасаюсь, что он плод какой-то генетической мутации, представитель нового поколения оборотней. Чем грозит его появление, я предсказать не могу.

– Гадать об этом без толку, – сказал Куприянов. – Надо просто ехать туда и во всем разобраться на месте.

– Да, ехать надо, – согласился Тихий. – И чем скорей, тем лучше.

– Так значит, завтра и отправимся, – решил Куприянов. – Считайте, что вы зачислены в штат, сегодня же все документы будут оформлены. Утром за вами заедут. А теперь простите великодушно, я должен вас оставить, есть еще много дел. До свидания.

ГЛАВА ДЕВЯТАЯ

Пожилая медсестра бесцеремонно вколола препарат, выдернула иглу из вены и проворчала:

– Теперь спи. И чтоб больше никакого шуму от тебя не слышно было.

– Мне плохо, тетенька, – прошептала девушка.

– Тут всем плохо, ты не одна такая. Чай, не в санаторий попала.

Медсестра вышла из палаты. Могучий санитар, сопровождавший ее, окинул пациенток мрачным взглядом и захлопнул дверь.

Маша откинулась на подушку и беззвучно заплакала. Жизнь казалась беспросветной мрачной темницей, даже хуже, будто ее бросили в грязную выгребную яму. И из этой клоаки не было выхода. Все хорошее, чистое, светлое осталось где-то далеко позади, чуть ли не в детстве. Сейчас вокруг был сплошной мрак, который если и приподнимал на краткий миг свою мрачную завесу, то лишь для того, чтобы обнажить очередную мерзость и грязь.

Она почти не помнила, что происходило с ней в последние дни, она вообще потеряла счет времени. Девушка постоянно пребывала в странном сомнамбулическом состоянии, она совсем запуталась в своих ощущениях, не понимала, что есть реальность, а что всего лишь бред ее воспаленного больного мозга. Порой все вокруг казалось нереальным, чудовищной фантасмагорией, наполненной галлюцинациями и кошмарами. Странные видения, выползающие из тумана сознания, череда необъяснимых событий, провалы в памяти – все это сводило с ума. Или уже свело? Всякие попытки здраво оценить собственное положение и состояние вызывали лишь жуткую головную боль и очередной вихрь кошмарных галлюцинаций. Мысли обрывались и путались, ускользали в темноту или, напротив, уводили куда-то в сторону, порождая новые кошмары.

Единственное, что знала Маша – она в находится в психиатрической лечебнице, причем, в палате для буйнопомешанных. Ноги и руки были привязаны к железным поручням койки, широкий ремень стягивал грудь так, что невозможно было вздохнуть полной грудью, не то, что пошевелиться.

Стоило только на мгновение закрыть глаза, как из глубины сознания тут же выплывали видения одно кошмарнее другого и не хватало сил вырваться из их пут. Даже открыв глаза, Маша не сразу могла освободиться от власти своих галлюцинаций, они преследовали ее и наяву.

Она боялась засыпать, боялась до ужаса. Ее страшили даже не кошмары, она боялась, что уже никогда не сможет проснуться и навсегда останется в жутком мире собственных видений. Постоянное напряжение истощило силы до предела, от той цветущей юной девушки, какой Маша приехала в город совсем недавно, осталась лишь бледная тень.

Ее жалобы привели лишь к тому, что теперь девушку по несколько раз за день пичкали лекарствами и вкалывали транквилизаторы. Но это не приносило никакого облегчения, напротив, страдания все усиливались. Она по-прежнему не могла избавиться от своих кошмаров, не могла уснуть. Все тело ломило, как будто невидимые руки выламывали суставы, дробили кости. Каждая жилка ее измученного организма ныла и стонала непрекращающейся болью. Свинцовая тяжесть постоянно давила на мозг так, что болели глаза. Окажись Маша под асфальтным катком и то, наверное, она не чувствовала бы себя хуже.

В эту ночь ей было особенно плохо. Измученный организм устал сопротивляться действию лекарств и, наконец, сдался. Маша провалилась в глубокий сон, больше похожий на обморок. Однако и в этом полуобморочном состоянии видения не покидали ее.

Со всех сторон из темноты надвинулись полуразмытые образы. Невозможно было понять – людские ли это лица или злобные хари монстров. Но отчетливо чувствовалась их враждебность. Они кружили вокруг так близко, что чувствовалось смрадное дыхание этих неподдающихся описанию тварей. И хотя они не смели коснуться скованного неподвижностью тела девушки, она физически ощущала, как злобная неумолимая сила пытается утянуть ее во мрак. Что ждет там? Что скрывается во тьме? От ужаса хотелось кричать, но не было сил.

Неожиданно враждебные твари отступают. Кто-то прогнал их. Совсем рядом чувствуется присутствие родственных созданий. Она не видит их, но понимает – это свои, они пришли из немыслимого далека, быть может, из глубины веков, чтобы помочь ей.

Вспыхивает пламя огромного костра, высветив суровый лик, высеченный в дереве. Да, это пришли они. Кто? Объяснить невозможно. Но она знает – это свои, они не дадут ее в обиду. Сразу пришло успокоение. Черные глаза, бездонные, как сама ночь, смотрят со всех сторон. Их взгляды вселяют уверенность и покой, эти существа дают ей свою силу. Силу жизни. Они зовут ее к себе, в свою семью.

И она готова присоединиться к своему племени.

Она не заметила, как проснулась. Сон плавно перетек в состояние бодрствования, грани между реальным миром и иллюзорным словно не существовало. Как не существовало больше грани между двумя существами, совместившимися в ней самой. Далекие предки, явившиеся из бездны времени, без малейших звуков, лишь одними глазами объяснили ей все. Могучие дети леса раскрыли потомку тайну ее существования, ее предназначение. Теперь она знала все.

Маша неподвижно лежала на койке, прислушиваясь к себе. Она не была человеком. Она не была волчицей. Особи, в которой соединились две сущности, не было названия.

Боль, опустошение, тревога – все ушло. Сила жизни, подаренная предками, победила. После стольких дней полубредового состояния сознание наконец прояснилось, ум приобрел особую остроту, а тело наполнила грозная мощь.

Легкое усилие и ремни, сдерживавшие ее, лопнули. Но только она освободилась, как рядом раздался вопль ужаса. Проснулась соседка по палате, молодая наркоманка Аня. Вряд ли она поняла, кого увидела, скорее, приняла зверя за собственную галлюцинацию, тем не менее, не смогла сдержать крик. В тусклом свете дежурных фонарей оборотень выглядел посланцем из преисподней.

Крик наркоманки разбудил остальных. Палата огласилась воплями, прикованные к своим койкам пациентки забесновались, увидев жуткое волосатое существо.

Дверь распахнулась, на пороге возник санитар. Волчица метнулась к двери стремительно и бесшумно, словно бесплотный дух. Двухметровый верзила весом больше ста килограмм был сбит с ног одним лишь прикосновением. Он не успел даже вскрикнуть. Уперевшись одной лапой ему в грудь, волчица нависла над человеком и другой лапой накрыла ему рот. Острые когти зверя впились в кожу. Гипнотический взгляд оборотня красноречивее любых звуков убедил санитара отказаться от всяких попыток сопротивляться или позвать на помощь. Впрочем верзила и так уже оказался не в состоянии пошевелиться, столь велик был охвативший его ужас. Он просто впал в оцепенение.

Все продолжалось считанные секунды. Оставив поверженного санитара, волчица бесшумно выскользнула за дверь. В коридоре она натолкнулась еще на одного санитара, такого же крупного как и первый. Но и этот был молниеносно сбит с ног и введен в ступор гипнотическим взглядом хищницы.

Волчица промчалась по коридору и спустилась на первый этаж, больше не встречая никаких помех на пути. Она стремилась поскорее вырваться из угрюмых больничных стен на свободу, но тем не менее задержалась в тесном пустом холле. На стене висело большое зеркало и в этом зеркале волчица увидела себя.

С точки зрения своей человеческой сущности она признала свой облик жутковатым. Но так же в нем виделись своя особая красота и грация, присущие всему живому. Так завораживающе красив и одновременно страшен любой крупный хищник, олицетворяющий собой грозную силу матери-природы. Облик же волчицы никак не мог вызвать отвращение, хоть и был довольно необычен. Он просто будил страх, первобытный ужас перед неведомым порождением лесных дебрей, грозным свирепым хищником.

Волчица поднялась. Стоять на задних лапах оказалось так же удобно как и на четырех. Да и лапы ли это были? Ее конечности не так уж сильно отличались от рук и ног человека. Она уже не была диким лесным зверем. Две примитивные натуры, человеческая и волчья, слились воедино, образовав совершенное существо, подобное далеким предкам.

Услышав шум в глубине здания, волчица оторвалась, наконец, от зеркала и поспешила к выходу. Наслаждаясь своей безграничной силой, она с ходу вынесла тяжелую дверь и вырвалась на свободу.

Ночь встретила ее тишиной. Эта часть города, расположенная в стороне от оживленных магистралей, круглосуточных супермаркетов и ночных увеселительных заведений, уже давно погрузилась в сон.

Легко перемахнув через двухметровый глухой забор, волчица прыжками помчалась по пустынным улицам. После больничной затхлости она с наслаждением втягивала ноздрями влажный воздух. Ощущение свободы скрадывалось в каменных тисках города, но все же она чувствовала себя свободной… До окраины было всего ничего, а уж там ее, как старый добрый друг, ждал лес. Она слышала его запахи, доносимые ветром. И все же волчица бежала совсем в другую сторону.

Она сама еще до конца не осознала, куда торопится. Ее вел инстинкт. Так велело сердце, а не разум.

Волчица неплохо ориентировалась среди городских улиц, даже узнавала многие места. Человеческое сознание, хоть еще и не в полной мере, соединилось в новом существе с сознанием зверя и она достаточно отчетливо помнила себя в другой жизни. Сейчас иная реальность казалась далеким сном, но все же волчица знала – это тоже ее жизнь.

Зов сердца привел ее на кладбище. Даже ей самой собственное блуждание среди могил казалось бесцельным, волчица до сих пор не осознавала, какая же сила влекла ее сюда так непреодолимо.

Но сердце не ошибалось. Оно остановило волчицу у одной из могил. Глаза зверя лучше человеческих различали предметы в темноте, света звезд и луны вполне хватило, чтобы волчица смогла рассмотреть портрет на металлическом надгробии.

Она знала этого милого веселого человечка. Знала в прежней жизни. Вдруг отчетливо вспомнился задорный смех юной девушки, совсем еще девчонки. Вспомнились ее озорные глаза. Вспомнилось и то, что с ней случилось потом.

Нет, волчица не могла покинуть город, не побывав здесь. Почему-то в той, другой жизни она очень привязалась к этой девочке. Горько и обидно сознавать, что ее больше нет на свете. Волчица знала, что уже сполна рассчиталась с убийцами. Ей плохо запомнилась та кровавая ночь и жестокая расправа в гараже, но она точно знала, что убила тех негодяев. И все же в душе вспыхнула жажда мщения. Но кому мстить? Быть может, тем, кто преследует ее саму? Есть же и у нее враги. Может быть, их кровь заглушит тоску в ее сердце?

Но разум говорил – нет! Ей нельзя ввязываться в борьбу с людьми. Ей вообще нет места среди них. У нее своя особая миссия, возложенная на нее памятью предков. Волчица должна оставить мир людей и вернуться к своему народу.

Усилием воли волчица подавила готовый вырваться из глотки тоскливый вой и лишь печально вздохнула, прощаясь с единственным другом из прежней жизни. Не оглядываясь, волчица покинула кладбище.

Небо на востоке быстро светлело. Петляя по улочкам, волчица вдруг с ужасом поняла, что приближающийся рассвет раскалывает ее сознание надвое. И не только сознание. Слишком рано она уверовала в свою силу. Она еще не была готова вступить в новую жизнь, прежняя не отпускала ее.

Силы окончательно покинули волчицу в одном из дворов. Втащив свое ослабевшее тело в поросший кустами закуток позади металлических гаражей, она опустилась на землю. Физическое состояние было сродни предсмертной агонии, но волчица знала – это лишь временное неудобство, она еще не вошла в полную силу и дикая боль во всем теле вызвана переходным состоянием.

Вскоре действительно все закончилось. Могучий зверь вновь стал человеком.

Маша посмотрела на свою руку, потом оглядела себя всю. От другого обличия не осталось и следа, девушка была точно такой, какой помнила себя всю сознательную жизнь. Недуги, терзавшие ее последние дни, оставили девушку окончательно. Тело наполняла бодрость и свежесть, а разум сохранил ясность, обретенную в зверином облике. Маша отлично помнила все, что произошло этой ночью. Никогда еще девушка не чувствовала себя лучше. Сила жизни переполняла ее. Вот только мать-природа сыграла с нею злую шутку. Волчица проявила неосторожность, оставшись в городе. Неожиданное преображение застигло ее врасплох и теперь Маша оказалась в щекотливой ситуации. Более нелепое положение трудно было себе представить. Город начинал просыпаться, а девушка оказалась чуть ли не в самом его центре в первозданной наготе, как младенец. С наступлением темноты к ней снова вернется истинный облик, это Маша знала наверняка. Но что делать до той поры?

Бросив взгляд по сторонам, девушка заметила рядом рваный мешок, видимо, выброшенный по ветхости одним из владельцев гаражей. Не задумываясь, Маша напялила его на себя, просунув руки и голову в дыры. Она стала похожей на огородное пугало, но все же это было лучше, чем ничего.

Осторожно высунув голову из-за угла гаража, Маша осмотрелась. Этот двор был ей хорошо знаком. Очень хорошо.

В подтверждение догадки металлическая дверь ближайшего дома с лязгом распахнулась и из подъезда выскочил огромный черный дог. Он столь быстро тащил на поводке своего щуплого хозяина, что тот даже не успел захлопнуть за собой дверь.

Когда Цезарь и его незадачливый воспитатель завернули за угол дома, Маша выбралась из своего укрытия и поспешила к открытой двери. Идея, осенившая ее, самой девушке казалась не очень удачной, но другого выхода она сейчас для себя просто не представляла.

Поднявшись на седьмой этаж, Маша позвонила в знакомую дверь. Ждать пришлось на удивление недолго, что было довольно странно для такого раннего часа. Дверь открылась и перед Машей предстала пожилая женщина гвардейского роста, ее бывшая квартирная хозяйка Августа Вениаминовна Шлимман.

Казалось, она нисколько не удивилась, увидев изгнанную две недели назад постоялицу. Можно было подумать, что к старухе каждое утро приходят молоденькие девушки в наряде пугала. Во всяком случае на лице Шлимман не отразилось никаких эмоций, она смотрела на девушку своим обычным строгим учительским взглядом.

Маша даже и не знала, какими словами объяснить свой неожиданный визит, но вдруг женщина посторонилась и строго сказала:

– Заходи.

Маша слегка опешила. Не дожидаясь, когда она решится, Шлимман сама взяла ее за мешковину, брезгливо, двумя пальцами, затянула девушку внутрь и захлопнула дверь.

Подталкивая оробевшую девушку, Шлимман завела ее в ванную комнату.

– Отмойся, – приказным тоном распорядилась хозяйка. – А то чумазая, как чучело. Вот халат, оденешь. А эту свою мерзость в мусорное ведро затолкай.

С этими словами Шлимман захлопнула дверь, оставив Машу в одиночестве.

Не зная, что и думать о столь неожиданной реакции хозяйки, девушка открыла кран, подождала немного, затем освободилась, наконец, от грязной вонючей мешковины и с наслаждением погрузилась в горячую воду.

Когда Маша вышла из ванной чистая и свежая, Шлимман ждала ее на кухне.

– Садись, – все тем же приказным тоном пригласила Шлимман, указав на табурет.

Маша подсела к столу. Шлимман пододвинула к ней дымящуюся чашку, благоухающую кофейным ароматом.

– Пей.

Маша взяла чашку двумя руками, деликатно отпила глоток и снова поставила на стол.

– Вы ничего не спросили, Августа Вениаминовна, – нерешительно произнесла девушка.

Ей показалось, что взгляд старухи чуть потеплел.

– Вижу, имя мое запомнила, – заметила Шлимман с некоторым удовлетворением. – А что ни о чем не спрашиваю… Так что ж спрашивать-то? Сама все расскажешь, раз пришла.

Маша глубоко вздохнула, успокаивая сердцебиение и собираясь с мыслями, потом сказала:

– Я попала в беду, Августа Вениаминовна.

– Вижу, – кивнула Шлимман. – Давай-ка, девочка, рассказывай все по порядку.

Голос этой жесткой мужеподобной старой женщины вдруг прозвучал так сочувственно и доброжелательно, что словесный поток еще толком не оформившихся мыслей вырвался наружу, будто Маша только и ждала разрешения хозяйки. Она рассказала обо всем – о смерти единственной подруги, о понравившемся ей молодом человеке, который предал ее, отдав в лапы бандитам, о своем заключении в лечебнице. Девушка умолчала лишь о том существе, что разбудил в ней самой голос крови. Незачем старушке знать, кто скрывается за обликом хрупкой девчонки. Да и не поверит она, человеческий разум не в силах принять такое.

– Я должна уехать отсюда, – тихо сказала Маша в завершение своего рассказа. – Назад домой. Но у меня нет ни денег, ни документов, ни даже одежды. Мне больше некого просить о помощи, поэтому я пришла к вам.

Шлимман понимающе кивнула. Достаточно откровенна была девушка в своем повествовании или нет, но то, что она остро нуждалась в поддержке было бы понятно и менее проницательному человеку, чем Августа Вениаминовна.

– Идем со мной, – сказала хозяйка и повела Машу в свою комнату.

Там, открыв створку шкафа, Шлимман выдвинула ящик и сказала:

– Тут кое-что из вещей моей племянницы. Сама-то она в Хабаровске живет с мужем, ко мне иногда в гости приезжает. Комплекция у нее такая же, как и у тебя, так что будет в пору. Выбирай, что понравится.

– Спасибо, – растерянно пробормотала Маша.

– Да ты не стесняйся, выбирай.

Отобрав скромное ситцевое платье и белые босоножки, Маша ушла в ванную комнату и переоделась. Платье пришлось в пору, а вот босоножки оказались чуть большего размера. Но приходилось довольствоваться и этим, в своем незавидном положении Маша не могла рассчитывать даже на такую щедрость.

А Шлимман продолжала удивлять ее все больше. Когда Маша вернулась на кухню, старуха протянула ей несколько мелких купюр.

– Возьми. Этого хватит на электричку и автобус. Доберешься до своей деревни.

Растерявшаяся Маша машинально приняла деньги и пробормотала, опустив взгляд:

– Спасибо. Я обязательно все верну.

– Езжай домой, девочка, – сказала Шлимман.

Девушка совсем оробела. Слишком уж неожиданным было поведение хозяйки. Маша и сама толком не знала на что рассчитывала, когда шла сюда, но никак не ожидала встретить в этой суровой угрюмой старухе добрую отзывчивую душу. Как же все-таки обманчиво бывает первое впечатление.

– Простите меня, пожалуйста, – прошептала девушка.

– За что? – спросила Шлимман.

– За то, что думала о вас плохо. Я не знала, что вы такая…

– Эх, девочка, откуда тебе знать, какая я? – вздохнула Августа Вениаминовна. – Ты и в себе-то разобраться не можешь.

Решившись, Маша подняла голову и посмотрела в глаза хозяйке. Взгляд старой женщины был печален.

– Почему вы согласились помочь мне? – спросила девушка.

– Кто-то ведь должен, – просто ответила Шлимман. – Почему бы не я?

Она улыбнулась и погладила девушку по плечу.

– Ты, наверное, считала меня старой мегерой, выжившей из ума маразматичкой. Не смущайся, девочка, я знаю, какое впечатление произвожу на людей. И поверь, оно не так уж и обманчиво. Из ума я, конечно, еще не выжила, а вот радушием действительно не отличаюсь. Наверное, издержки профессии. Я ведь сорок лет преподавала в старших классах, а там нельзя проявлять слабость. Я тоже должна просить у тебя прощения, девочка.

– За что? – удивилась Маша.

– За все, что с тобой случилось здесь. В этом ведь есть и моя вина. Поведи я себя как-то иначе, доброжелательней, что ли, все у тебя могло бы сложиться по-другому. Человеку из глубинки трудно выжить без поддержки в большом провинциальном городе, таком, как наш. Тщеславное стремление приблизиться по образу и подобию к столице и провинциальный быт создают чудовищную смесь. Все человеческие пороки приобретают здесь гипертрофированный вид. Показное богатство сочетается с крайней скупостью, жадностью и стяжательством, нищета прикрывается такой же показной гордостью, за которой нет ничего кроме тщеславия и черной зависти. Обыватели жаждут для себя чего-то лучшего, но отягощенные собственной ленью и бытом не желают хоть что-нибудь сделать для этого и искренне радуются, когда к соседу приходит беда. И каждый живет лишь для себя, в таких густонаселенных городах человек одинок, как в пустыне. Ты чужая этому городу, девочка, я поняла это сразу, как только тебя увидела. Таких, как ты, город губит. Он затягивает в свое болото, прикрытое внешним лоском, перемалывает человека, калечит и без сожаления выплевывает. Ты еще слишком молода и несмышлена. Уезжай отсюда, девочка. Так будет лучше.

– Я и сама так решила, – кивнула Маша. – Так действительно будет лучше. Спасибо вам за все, Августа Вениаминовна. До свидания.

Она направилась было к выходу, но Шлимман остановила девушку:

– Подожди немного. Пожалуй, я провожу тебя до вокзала. Мне самой так спокойнее будет, буду уверена, что ты благополучно уехала.

Маша смутилась.

– Ну что вы, – слабо запротестовала она. – Ничего со мной не случится.

– Хочу сама убедиться в этом. И потом, я так давно не выходила из дому. Уж не отказывай старушке в небольшой прогулке.

Маша улыбнулась. Все-таки жаль, что близкое знакомство с этой пожилой женщиной произошло так поздно. За суровым образом квартирной хозяйки девушка не сумела вовремя распознать чуткую отзывчивую душу. Ведь действительно все могло бы сложиться иначе. Но прошлого не воротишь. Теперь Маша знала, кто она есть на самом деле, голос крови не позволял ей оставаться среди людей, он звал ее в другие края. Пора было возвращаться домой. И, пожалуй, не следует отказывать этой доброй женщине в ее маленькой просьбе.