Текст книги "Потаенные ландшафты разума"

Автор книги: Владислав Михайлов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 13 страниц)

Глава XVII

Во дворце времени было тихо и спокойно. Казалось, сюда никто не забредал со времен Великого Потопа. Я едва отдышался, лежа на покатых мраморных перилах большой уходящей ввысь парадной лестницы. Было сумеречно, и если бы не слабый свет, падавший через окна и призрачно игравший на изъеденных Временем колоннах и плитах, то здесь было бы совсем темно. Правда, там, вверху, куда вела лестница, мерцала яркая точка – звезда, но она разве что могла указать путь, чем рассеять тьму.

– Сахар, Сахар, – позвал я негромко. Полная тишина. Ни скрипа шагов, ни шороха ветра, ни голосов – ничего.

Я кинулся к окну, но и там, на дорожках парка и под самыми стенами дворца, было пусто.

– Кого ищем? Может быть черную красотку? – произнес неестественно спокойный голос прямо под самым моим ухом.

Я вздрогнул от неожиданности и в тот же миг понял, что это он.

– Стоит приобрести свой нормальный вид, как, парадокс, – тут-то тебя и перестают узнавать. Пора бы знать, что во дворце Времени все приобретает свой истинный облик, и я – снова преданный тебе мух. Вперед. Я давно устроился на твоем плече, и хватит любоваться на Путеводную Звезду, она, пока что, не про нашу честь, что же до самих преследователей во главе с Черной Дамой, то они из мира теней, и вход сюда им недоступен.

– А она... Черная Дама?

– Она? – мух рассмеялся. – Черной Дамой зовется Ночь. Она уже здесь, но это не опасно.

– А как же шахматный король?

– Смотри сам.

Я поднес фигурку короля к самому носу. Костяная, изящно сработанная, в короне и мантии, с холодно-надменным застывшим лицом.

– Он меня просил...

– Здесь всяк показывает свое подлинное лицо, – повторил мух. Он, кажется, был доволен этим обстоятельством.

– Он меня обманул? Я зря за него вступился?

– Поздно рассуждать. Сунь его в карман, и все дела. Если хочешь знать мое мнение, то я считаю, что не следует доверять предметам, что бы они там ни говорили. Мог бы сначала посоветоваться, – проворчал Сахар, вполне раскрыв причину своего недовольства.

Его выговор меня нисколько не задел, в конце концов это было его обязанностью предостерегать меня от ошибок, и он имел право быть недовольным, если его советом пренебрегали. Я пошел вверх по лестнице.

– Здесь не то, что там, – многозначительно сказал мух и принялся распространяться об архитектурных особенностях дворца. Меня удивило, что он так быстро сменил пластинку, зато теперь, по мере того, как мы поднимались все выше и выше во мрак, где светила только Путеводная Звезда, сварливые нотки в его голосе таяли, и он уже мнил себя гидом, в приступе патетического красноречия описывая то, что было едва различимо в окружавшей нас темноте:

– "Растянувшийся широким фронтом дворец, этот отрезок бесконечного развития материального мира, выражает собой идею..."

Между тем лестница вывела меня на большую квадратную площадку, мощеную цветными каменными плитами, складывавшимися в затейливый узор. Сверху, вместо расписанного " под небо" плафона, было и впрямь черное ночное небо с ярко светящимися звездами.

"... своеобразие, построение и развитие пространства, контрастная смена полученных впечатлений в масштабных соотношениях подобных форм побуждает к возникновению сложных своеобразных переживаний".

Я уловил момент между двумя абзацами его речи и сказал:

– Никогда бы не подумал, что Истина будет таиться от меня в таком, я бы сказал даже, – чрезмерном мраке.

– Вот придумал еще. Станет та Истина, которую ты уже знаешь, снова прятаться. Просто это Ночь заигрывает с тобой, обнимает, тешит себя мнимой близостью.

– Мы не опоздаем?

– Чудак! Видишь, Время еще не пришло, значит, Оно у нас есть. Вообще в Его собственном дворце стоит ли о нем заботиться?

Успокоенный его словами, я позволил себе отвлечься от мыслей об Истине и стал рассматривать искусно исполненный каменный узор пола. Мраморный, от полированный до чудесного блеска, разноцветный, словно богатый персидский ковер, он состоял из двух кругов-символов. Первый, малый круг был выложен причудливыми знаками зодиака, второй, большой – так же двенадцатью символами восточного календаря.

Мой взгляд приковал к себе дракон. Так мы обычно останавливаемся на том, что расходится по форме своей с нашим мысленным образом. Дело в том, что дракон был двухголовым. Я подошел поближе, войдя внутрь символа, почти что встав на его изображение ногами. Вот он, странный двуглавый дракон, невозможный по постулату Ле Миня, но все же выложенный из камня умелой рукой.

Я вспомнил строки Экс-Со-Ката:

 Дракон о двух головах -

 Что книга о двух языках.

 Знания мощной рукой

 Мы побеждаем страх.

Я нагнулся, всматриваясь в оскаленные пасти, выпученные круглые глаза и вдруг увидел буквы, выплывавшие из глубины камня, складывающиеся в слова...

Медленно двигались они, перепрыгивая друг через друга, наползая и сливаясь, текли строками, белое вдруг стало отступать вглубь, а черное кружево знаков понеслось на меня, нарастая и тревожно гудя на басовых нотах. Сверкнул сетчато-золотой спиной змеи двуглавый дракон, сильно тряхнуло, закрутило, да так, что я закрыл глаза и только почувствовал, что что-то сломалось, может быть, рука или ребро, а возможно, воздух треснул, или переломились время с пространством, но было мучительно жалко в груди то ли за себя, то ли

Переход к сознанию был мгновенным, как будто с памятника сорвали покрывало, или я показался себе памятником, так все заледенело, закаменело внутри. Этот переход электрическим разрядом хлестнул по нервам и внутри меня вдруг стало тихо... вот... теперь можно... открыл глаза...

...я сидел на берегу моря... из-под разорванной бумаги свертка выглядывали... смотрел на волны, несущие к берегу пену... металлические блестящие части заводной игрушки... на редкие ракушки, на обнаженных мужчин и женщин... мне внезапно захотелось разорвать обертку... бессмысленно, но с упоением проводящих наполненные взаимностью... рассмотреть, взять игрушку в свои руки, разобрать наконец... лаской, вниманием, время, сочащееся подобно этому морю... чтобы на ладонь легли винтики и колесики, пружинки... теплому убаюкивающему сладко-приторным нектаром... чтобы разнятые половинки лежали вверх исподней стороной... даже шум коего, наполняющий днем и ночью все... матово-шершавой, бессмысленно-конструкционной, уродливо-механистичной... вокруг, расчерчивающий время так, что оно становится... тогда бы я отшвырнул бы эти детали и не отвлекался бы... подобно линейке с делениями, разбитой от начала... на этот дурацкий пестрый сверток, на шаги... до конца маленькими рисками, и мерный шум этот... жены за стенкой, на мяуканье мучимого детьми... томными вздохами проникающий в сознание, я увезу его... во дворе кошки, на надоедливых мух, поминутно... к себе домой, и буду вспоминать его, глядя на глянец... садящихся на рабочий стол, на исписанные листы, на бесчисленное множество... цветных открыток, на красочные проспекты туристских фирм... мне захочется работать, писать, снова повторить все... прямо-таки горе, все его отвлекает, раздражает, нет чтобы... виденное, теперь уже на бумаге, чтобы вернулось настроение... вошла вдруг жена, бросив опостылевшую кухню... тех счастливо-безмятежных ленивых дней, и боже упаси... надменные кастрюли и сизифов камень хозяек -... пытаться просто рассказать о них, он не новичок, ему это и ... тарелки, просто подошла бы сзади и обхватила его, как... в голову не придет, он не испортит своих ощущений... бывало прежде, крепко и ласково, так что у него... и слова сами сложатся в легенду о космическом волке или покорении... зайдется сердце, хотя это и вредно, наверное... мыслительных пространств людей племенем пришельцев... но я буду на какую-то песчинку времени... и чувственно-эротическое, полное желаний настроение войдет не в... по-старинному счастлив, и эта золотая песчинка не... сюжет, а только в искристо-золотые слова и пляшущие задорные фразы... пропадет, я как искушенный старатель промою ее на лотке... и я, перечитывая их вместе с женой, друзьями... своего сознания и положу в маленький нагрудный мешочек... буду рад их восхищению и с шутливой серьезностью клоуна... бесценный, напоминающий своей тяжестью о главном... приму их почтение к своему искусству делать... в моей жизни, о свершенном и удавшемся, о гармоничном и радостном... маленькие чудеса, умение нарезать в клочья... о великом, которое я создал своими руками... длящийся бесконечно колышущийся студень временных... о том, что я нашел на бесконечных пустых... промежутков, и это снова воссоединит их, как в годы юности... пространствах бытия, то, что придает жизни смысл и вкус... но теперь это будет только мираж, только... то, что делает из нее огромное, скованное в единый... игра, правда добрая и мудрая... монолит, осознанное бытие... многозначная и свежая... очеловеченное время.

Я, видимо, потерял сознание от переполнения образами и вывалился обратно.

Глава XVIII

Я очнулся на полу, потирая ушибленный локоть. За это время мраморный зал чудесно переменился. Вернее, он остался прежним, но теперь был ярко освещен, так ярко, словно бы само солнце находилось в нем.

Вдруг зеркало камня заколебалось, подобно морским волнам, и из него, как из морской пучины, показались хвосторыбые кони, влекущие нефритовую повозку. Я в смятении отступил к самой лестнице, окаменев от ужаса. Грозный бог Посейдон торжественно-неторопливо поднимался из камня, словно из глубины вод, и скоро предстал перед нами блестяще-мокрый со спутанными волосами, могучий, первозданный, мощной дланью сжимая огромный тускло мерцавший трезубец. Его колесница сделала круг и остановилась в центре зала.

– Эй, смертный, почему не трепещешь перед богом?! – буреподобный голос его шквалом обрушился на меня и неизбежно поверг бы на землю, если бы за спиной не было балюстрады лестницы.

– Вы, ваше морское благородие, по другому ведомству...

– Слышите, дочки, что говорит эта двуногая медуза... Я не по его ведомству!...

– Не возражай батюшке, – зашипели мне океаниды, – тебе ль не лучше нас знать, что состоишь ты большей своей частью из воды и что суши, суши мало на Земле.

Но тут, усмиряя неистовство стихии, в зале прозвучали фанфары, предвещая появление другого божества, и Посейдон, взметнув напоследок гирлянды странных водоподобных каменных брызг, исчез, словно бы его и не было, вместе со всей своей разношерстной многочисленной свитой.

– Не надо было ссориться со стариком, – запоздало пожалел мух, воспользовавшись томительной паузой, каковая всегда предшествует появлениям бессмертных. – С тех пор как стальные лайнеры победили превратности морской стихии и главным препятствием в делах человека стал он сам, старик переселился в родственную ему пучину человеческого подсознания и правит там.

– Неужели он теперь... – едва я произнес начало фразы, как фанфары грянули уже во всю мощь, и в слепящем голубом сиянии новый бог явился предо мной.

– Истина, – хладнокровно резюмировал мух.

Да, это была она. В окружении целой толпы нагих...("факты", – пояснил мух), больших и малых, она была едва различима, но и по тем частям, что были видны, становилось ясно, что уже кто-то и, по-видимому, не один, добирались до нее, даже сквозь этот плотный заслон. Теперь на ней не было даже той легкой завесы, она стала вся какая-то помятая, постаревшая... "Быстро же Время старит Истину", – подумал я, вспоминая то, девичье лицо, увиденное мною впервые на коронации.

– Сильно изменилась? Да, я уже не та, что прежде, многих... много, – поправилась она, – повидала на своем веку...

– Веку?

– ... но Время пришло, и мы снова встретились.

И правда, в зал с бокового входа вошло старое вечное Время.

– Теперь главное – не терять Времени, – подсказал мух и добавил: – Время – враг женщин.

Этой, почти что истинной сентенции, она, похоже, не услышала.

– Куда же вы? – крикнула нам вслед Истина. – Вы оставляете меня? Я еще не такая старая! Я не банальная! Что же мне делать со всеми этими собранными мною фактами?

– Прощай! – крикнул я и про себя добавил: "Да подавись ты ими".

Время неумолимо и неутомимо шагало вперед, только поспевай. Галереи, залы, дворики, лестницы так и мелькали, сменяя друг друга.

–...главное, не отставай от него ни на шаг... – твердил мух.

... я шел в ногу со Временем, чувствуя рядом его горячее дыхание, да и идти иначе было бы затруднительно, ибо мост, по которому шествовало Время над своими владениями, рушился и осыпался сзади, а впереди угадывался лишь легким, едва различимым призрачным контуром.

– Смотри, выбирай, – говорило мне Время, – выбирай, пока я у тебя есть.

Внизу, в зеленой долине, всюду, были люди, люди... Они рубили деревья, строили, копошились... Вверху, низко, над самой головой, пеленой шли и шли серые тучи.

– Но из чего? Как?

– Хорошо, я растолкую тебе главное. Видишь, одни, все что бы они ни делали, делают честно и с напряжением всех сил, другие играют, третьи – с отвращением, и, глядя на этих, последних, не сразу и поймешь, почему же они вообще не бросят свое занятие. Ты еще не догадался о разнице между ними?

Сейчас под нами оказалась верфь. Люди таскали бревна, тесали, пилили, там стояли почти готовые, там лишь зачинаемые корабли...

– Долг, Игра и Выгода – вот под какие знамена можно было бы собрать три эти армии. В разные эпохи численность их была бы различна, в твою – перевес у последних.

– Но я не...

– Постой. Я еще рядом с тобой. Не спеши с опрометчивым выбором.

– Не зевай, – шепнул мне мух, и это была единственная фраза, на которую он осмелился за все время нашего рандеву со Временем.

– Они все трое не любят друг друга, одного за неумение играть и равнодушие к деньгам, другого за то, что ему все дается легко, но он не делает из этого выгоды, третьего за презрение ко всему, кроме денег, и неумение жить минутой.

– Но я не хочу...

– Постой, – властно прервало меня Время, – не спеши делать выбор, ибо...

Но тут раздался первый удар часов, и Время чуть замедлило ход.

– Пора.

–... я не хочу быть похожим ни на первых, ни на вторых, ни на третьих. Я хотел бы соединить в себе все три начала, быть полезным, но не забывать и о себе, и чтобы все легко давалось.

А незримый колокол все отмерял удары.

– Так не бывает. Пока ты был юн, у тебя была одна дорога, теперь их три. Спеши, не пытайся удержать то, что дано юности в дар, с двенадцатым ударом ты его утратишь, и если не выберешь сам...

– Игра, – шепнул мне мух.

– Я...

– Поздно! Я больше не твое! Я ушло!

И Время понеслось прочь со стремительностью стрелы. Мост подо мной начал таять и осыпаться одновременно, я, стоя словно бы на тающей горе снега, стал быстро спускаться на землю.

– Тот, кто не выбрал сам... – услышал я из далеких уже облаков тающий от увеличивающегося расстояния голос Времени.

–... попадает под власть Судьбы, – докончил за него сильный женский голос.

– Сейчас, сейчас, – пророкотала она, обращаясь, кажется, как ни странно, ко мне, и поднимая при этих словах гигантский хлыст, – вот соберу всю ораву...

Она ударила куда-то вдаль, откуда тотчас послышались вопли боли, ненависти, гнева.

– Эй, – зычно крикнула Судьба. – Быстро, все ко мне! Сюда, я сказала!

Поскольку я стоял возле самых ее ног, то удар мне не угрожал, но эти воющие звуки взнуздали мою душу сильнее всякого удара.

– Ты бесчеловечна! – в неожиданном приступе беспамятства крикнул я.

– Иначе нельзя, – миролюбиво пояснила Судьба, – я ведь общая на всех.

– Мы не туда попали, – резюмировал мух.

– Нет! – крикнул я, обращаясь вверх. – У меня своя собственная, персональная Судьба, не такая, как у других, как у этого стада!

– Люблю за такие слова. Вот тебе подарочек.

Что-то упало сверху, пребольно ударив меня по плечу. Я нагнулся, чтобы поднять хлыст (да, это был именно хлыст!), а когда разогнулся, то увидел, что я снова нахожусь посреди того самого зала, где разговаривал с Истиной.

Мраморный, отполированный до чудесного блеска пол, узорчатый, словно богатый персидский ковер, первый, малый круг выложен символами зодиака, второй – большой – двенадцатью же символами восточного календаря.

Вдруг, я не поверил своим глазам, мозаика сдвинулась с места, круги повернулись и снова замерли. Я вгляделся... Дева теперь расположилась против Свиньи... Мои символы. Словно что-то толкнуло меня в спину. Я пошел туда и встал на место, которое было как раз между ними, одной ногой касаясь свиньи, другой – девы.

– О, ты сообразителен...

В центре кругов, там, где только что стоял я сам, появилась моя новая Судьба. Я сразу ее узнал. Было что-то неуловимо общее в их облике, черты, по которым я мигом бы различил ее в самой густой толпе, а она могла в ней и затеряться, потому что была обычного, человеческого роста.

Судьба взмахнула руками, тряхнув гривой волос, став на мгновение похожей на распластавшегося в прыжке льва, и даже не обернулась, уверенная в своей волшебной силе. И, повинуясь ей, за ее спиной возник пенный смерч и тут же рассеялся, явив глубокий провал в бездну.

Передо мной чредою проходили картины: площади, запруженные людьми, истово молящимися Судьбе; армии, движимые алчными предводителями навстречу друг другу с непреклонной решительностью и несокрушимой уверенностью в своем праве сильного; жрецы, ищущие Истины для себя и Судьбы для своего невежественного народа, и всюду лица, лица, лица... Лица покорных своей Судьбе. Тянущих свою ненавистную лямку, тупых, равнодушных, безгласных, слепых...

 – Ну что же, мой герой, сорванец, видишь – без Истины прожить можно, а без Судьбы – никак.

А картины все множились: толпы, идущие поутру на завод; пороховой дым над окровавленными полями сражений; ветхие, кое-как слепленные лачуги, множащиеся до самого горизонта...

– Не в силах человек отбросить звериные чувства, навеки останется он рабом эмоций – в них смысл и его Жизнь. Животное, зверь, возомнивший себя совершенным! Ха-ха-ха...

Ее хищный смех стервятника резанул ухо.

– Никогда, никогда, слышишь, не приблизиться вам к своему идеалу, не познать Истину до конца, ибо божественное в человеке сплавлено со звериным, вы – божество в облике алчущего зверя, и поэтому проигрыш очерчен заранее, и вы в моих руках.

– Как же, это мы еще поглядим! – воскликнул я, взмахнув подаренным мне хлыстом.

Распущенный его конец скакнул по плитам пола со звонким веселым щелчком.

–... проигрыш очерчен заранее, – передразнил я ее.

– Стой, – испуг исказил ее лицо, – ты не можешь меня... Не для того тебе подарен кнут...

– А для чего? Живо, ко мне, на колени! – прикрикнул я на нее.

– Для самобичевания, – подвигаясь ко мне, сказала Судьба.

– Вот еще!

– Молодец, – шепнул мух, – хватай ее и не выпускай из рук.

– Сюда, сюда, – приговаривал я, и, трепеща от страха перед унижением, перед возможным ударом, Судьба все ближе и ближе подползала ко мне на коленях.

– Хорошо, хорошо же, я покорна, видишь, я в твоей власти, только не размахивай этим страшным кнутом...

Она подползла вплотную, и я без лишних церемоний ухватил ее за волосы и почти торжествовал, как вдруг она вцепилась в хлыст и завопила:

– На помощь! Насилуют! Слуги мои, ко мне! Рок, Фортуна, Случай – все сюда!

Я яростно стал выдергивать из ее руки хлыст... В этот момент из темных углов зала появились три тени, огромная мужикоподобная, нечто извивающееся всеми членами и женщина с огромной задницей, которая почему-то бежала спиной вперед.

"Ба, да это же Фортуна", – догадался я, невольно задержав взгляд на ее...

– Получай, – прогнусавил Рок, и я кубарем полетел на пол, непроизвольно схватившись за висок.

– Берегись, – басовито жужжа, предупредил мух. – Не попадись в руки Случаю.

Я завертелся, лежа на спине, как на сковородке. Неожиданно вышло удачно, я отпихнул Рок и прокатился мимо Случая, чьи длинные руки с хлопком соединились у самого моего плеча. Фортуна последней подоспела на место побоища и, намереваясь придавить меня к полу своим главным оружием, рухнула на меня со всего размаху, но и тут я чудом увернулся, а точнее, неуклюжий Случай в последний момент просто выбил меня из-под нее своей кривой ножищей.

–Хватай! – азартно прогудел мух, но я и без его подсказки уже со всею силой вцепился в торчащий надо лбом Фортуны локон. Нападавшие в нерешительности замерли.

– Ну, отпусти, отпусти по-хорошему, – угрожающе проворковала Судьба, – а ну, Случай, взять его!

Тут началась общая свалка, но я выскользнул из-под груды тел, все еще держась за локон Фортуны.

– Беги, – быстро зашептал верный Мух, – помнишь, Время сказало, что есть четвертый путь... Беги, я ее задержу.

"Какой путь, – с натугой думал я, скатываясь по ступенькам вниз, словно бы проваливаясь во враждебную бездну, встречающую меня ударами, – и что может мух против Судьбы?"