Текст книги "Завещание предков"

Автор книги: Владислав Валентинович

сообщить о нарушении

Текущая страница: 14 (всего у книги 28 страниц)

  – Пошли дальше, Иван.

  Он удивлённо уставился на меня:

  – Это всё?

  Я посмотрел на застонавшего ратника:

  – Можно, даже нужно, молитву прочитать.

  Бравый обернулся и от соседнего костра позвал кого-то:

  – Аким, подь сюды.

  Обернувшись, пояснил мне:

  – Холоп это мой.

  Подошедшему Акиму он сказал:

  – Посиди тут и помолись за него. Потом к нам подойдёшь.

  Следующий раненый был с аналогичным ранением. На него потратил вторую часть ампулы. Пустую стекляшку кинул в костёр. Похоже, у этого костра лежали самые легкораненые. По сравнению с другими. С ними мы управились быстро. Подошедший Кубин и Аким помогли хорошо. У другого костра пришлось потрудиться. Сначала вернулся к своему костру за иглой и нитками. Пришлось зашивать рану.

  Уф, перекур, то-бишь отдых. Помог двенадцати ратникам. Думаю, антибиотик на предков должен действовать убойно. Шанс, что они выживут, большой, хоть и промывали раны простым еловым отваром. А чем ещё? Кто знал, что так будет? Сейчас я понимаю, что собрался сюда как в туристическую поездку. Мало, мало лекарств взял. На кой чёрт мне таблетки от головной боли? А от давления? Ещё много чего можно было оставить. Лучше взял бы шовного материала побольше, обезболивающего и антибиотиков. Как бы они помогли. Я посмотрел на остатки ампул. М-да, и кетгут кончился. Придётся использовать простые нитки.

  У соседнего костра раздались крики, стон и ругань. Посмотрели туда.

  – Что там? Аким, глянь.

  Холоп быстро вернулся:

  – Дык, это Рябов, Тюти кузнеца брат. Не даёт стрелу достать, как не пытались.

  – Постой, Аким. А сколько братьев Рябовых?

  – Дык, трое. Ефрем, Еремей и этот Егор.

  Я показал на раненого:

  – Это Егор?

  – Ну, дык, да.

  Подошел к Рябову. Присел. Стрела торчала из-под ключицы. Вытащить действительно сложно и больно. Спросил:

  – Ты чего не даёшься, али со стрелой жить будешь?

  Рябов отодвинулся и побледнел.

  – Жуть как больно, боярин. Я каленое железо в руку брал. Так не так болело. Не дам стрелу доставать. Пусть помру, но не дам.

  Я вздохнул. Придётся ампулу тратить. С обезболивающим всего две осталось.

  – Слушай, Егор. Я могу достать стрелу так, что ничего и не почуешь. Ты только не дергайся, хорошо?

  Рябов ещё отодвинулся и замотал головой:

  – Не. Не выдюжу я.

  Покачал головой:

  – Поверь мне, больно не будет. Будь настоящим воем. Ты ведь муж, а не баба, чтоб боли бояться. Что братья скажут, когда узнают? А отец и мать?

  Он насупился.

  – Старший брат у меня за отца. Мать померла давно, а отец на брани погиб. И Еремей...

  Понятно. Значит, я не ошибся. Тот ратник был братом кузнецу Тюте.

  Я поднялся и отошел к Кубину. Взял два шприца. Один наполнил ледокаином, второй антибиотиком. Тихо прошептал деду Матвею, Бравому и Акиму:

  – Нечего его уговаривать, только время теряем. Я его отвлеку, а вы хватайте за руки и держите. Сделаю укол, и достанем стрелу.

  Повернулся и опять присел к Рябову.

  – Слушай, Егор. Вот с помощью этой штуки я сделаю так, чтоб тебе не было больно.

  Вот упрямый! И чего с ним цацкаться? Я кивнул готовым к действиям Кубину, Бравому и Акиму. Они схватили и прижали Рябова к земле. Егор заревел как медведь. А силёнок-то у него ай-яй! Не теряя времени, вогнал шприц возле раны и выдавил половину жидкости. Отскочил вовремя. Почти одновременно отлетели дед Матвей, Бравый. Аким получил удар в челюсть и отлетел чуть ли не в костёр.

  – Уф, ну и медведь!

  Внезапно на меня навалилась усталость. Как будто мне укол сделали. Взял флягу и напился воды. Чего это я? Спать пока нельзя. Ещё дюжине помощь нужна. Так, по-моему, обезболивающее начало действовать.

  – Ну что, Егор? Болит?

  Тот удивлённо пробормотал, трогая торчащий обломок:

  – Нет, не больно. А как это?

  Я вздохнул и сказал:

  – Лекарство. Как, дашь стрелу-то вынуть?

  – Я сам.

  Ну, сам так сам.

  – Тогда вынимай. Только погоди, приложить чего приготовим.

  Кивнул Акиму, уже держащему сухой мох. Рябов выдернул стрелу и, глянув на наконечник, обмяк. М-да, воин. От вида крови в обморок падать, или просто сил не осталось? Ну и ладно, нам лучше. Быстро сделал ещё один укол антибиотика.

  Так. У меня остались три ампулы с антибиотиком и одна с новокаином. И ещё два по полшприца с ледокаином и цефазолином. А сколько ещё раненых? Десяток? Больше?

  * * *

  – ... избави нас от лукаваго.

  Ибо твое есть царство и сила, и слава во веки.

  Аминь.

  Перекрестившись, мужики стали забрасывать очередную могилу. Какая она по счёту? Сбился уже, но далеко за триста. И у каждой я или Садов попеременно читали "Отче наш". Почему именно "Отче наш"? Да потому, что, на моё удивление, подходящих молитв никто не знал. Ну, мне простительно, а местным?

  В полном вооружении, пешими, лошади были недалеко, мы переходили от могилы к могиле, попеременно читали над погибшими молитву. Потом мужики закапывали. Этих мужиков нам отроки отослали, верней, они передали весть о том, что случилось, встретив прятавшееся население окрестных деревень и выселок. Поутру, очень рано, прямо из леса выехали пять телег с тридцатью мужиками и двумя женщинами. С лопатами. Копать и свозить погибших начали сразу. Женщины принялись обмывать и готовить к погребению, а мужики копать. На предложение хоронить в общей могиле мне Садов ответил: "Как можно? Это же православные, а не поганые какие-нибудь". Ну, не мне копать, Велесов как-никак! Вот и ходим, читая молитвы и поглядывая по сторонам, нет ли сигнала тревоги?

  Утром, проснувшись, сразу спросил про раненых. Мне сказали, что умерло два ратника, остальные живы и хорошо себя чувствуют. Кланяются и говорят, что всю жизнь за меня молиться будут.

  А необходимые лекарства я потратил все. Заглянул в аптечку и обнаружил ещё и валидол и корвалол. Ну, не идиот ли? На кой я их взял? Лучше бы побольше бинтов и ваты, перекиси и прочего. Не такая уж большая ноша. Кубин меня успокоил, потому что я в голос ругаться начал. Конечно, кто знал?

  Утром дед Матвей уехал, взяв с собой двоих вооруженных холопов и одного отрока. Тело Велесова положили на волокушу, сделанную из двух ёлок, и, привязав его к ней. Кубин сказал, что поедет тихими тропами. Пусть дольше, но безопасней. К вечеру будут на месте. Чуть проводил их и вернулся к лагерю. Раненых оставили на месте, благо поляну прикрывали густые кусты. Остальные бояре, полностью вооружившись, вышли на буево поле.

  Кстати, бояр оказалось всего тридцать пять. Из них одиннадцать раненых. Остальные, так сказать, боевые холопы. Когда узнал эту подробность, то распределил силы так: в дозоре, в полной готовности находятся все бояре, прикрывая возможное нападение; остальные работают, держа постоянно рядом оружие и доспех. После прибытия подмоги, чуть скорректировал силы, и мы приступили к работе.

  – Аминь.

  Подошли к следующей могиле. Рядом с ней сидел большой ворон.

  – Кыш отсюда.

  – Каррг!

  Ворон взмахнул крыльями и скрылся за лесом.

  Молча смотрели, как опускают в могилу тело. Лёгкая земля досталась павшим. Сплошной песчаник. Мужики, не особо напрягаясь, выкопали уже пять сотен. Но всё-таки за сегодня похоронить не успеем. Садов, стоящий рядом, думал о том же:

  – Эх, товарищи наши. Не успеваем мы вас схоронить ...кхлль...

  Вжж. В щит, висевший за спиной, два раза ударило. Рядом рухнул Садов, с пробитым стрелой горлом. Шлем, который был в его руках, откатился к могильной яме.

  – Поганые! В щиты, все в щиты!

  Стрелы летели дождём. Или сначала показалось так. От леса неслись монголы, на первый взгляд около сотни. Скверно. Мы все почему-то оказались разбросаны. Со мной рядом семь ратников закрылись щитами. В двадцати метрах остальные, спешенные. Вот чёрт. Ору:

  – Ко мне! Все в ряд. Щиты в ряд!

  Ближние ратники придвинулись ближе и закрылись щитами. Глянул мельком на врага. Они пока не нападали, кружились и кидали стрелы. Почему они сразу не напали? Нас тут меньше. Или с мужиками мы выглядим большей толпой? Возможно. Кстати, что мужики делают? Оглянулся назад. М-да, половина драпанула к лесу, половина, похватав кто-что успел из оружия, укрылась за телегами и осторожно выглядывает из-за них. Хорошо. Раненых мало, а убитых? Скосил глаза на Садова. Затих, других убитых не видно. В ряд встали уже больше ратников, и некоторые, достав луки и стрелы, принялись стрелять. Рядом задышал Демьян:

  – Володимир Иванович, вот лук твой.

  – Отлично.

  Я толкнул ратника, стоявшего рядом:

  – Держи щит.

  И вместе с Демьяном присоединился к стрельбе по врагу. Так, вот монгол в ярко-синем халате целится из лука. Почти в меня. На! Степняк вылетел из седла. На! На! На! Ещё трое.

  С нашим присоединением к стрельбе, монголы стали слетать с седел чаще. Я не мазал, да и Демьян тоже. Он тратил, как и я, на одного врага одну стрелу. Вот и хорошо, что не как в прошлый раз. Бояре на конях, тоже кружа, стреляли из луков.

  Наконец монголы поняли свою ошибку и, сбившись в кучу, пошли в копейную атаку.

  – Где рогатины? Рогатины к бою!

  Я оглянулся. Черт. Моя рогатина вместе с конем ускакала к лесу. Рядом ратники выставили наконечники вперёд и приготовились к удару.

  – Китеж!

  Все бояре на конях кинулись в атаку. Мало их, мало.

  Удар!

  Нам навстречу вылетели всадники. Кажется, их не стало меньше. Положил свой лук и косо наклонил щит.

  Удар!

  Меня прижало к земле. Вокруг замелькали копыта. В щит ещё раз сильно стукнуло. Удар отдался в шлем, и сознание погасло.

  Гудит что-то. Или гундит, не слышно. И давит сверху сильно. Меня кто-то взял за ноги и потянул. Дышать стало легче. Открыл глаза. Над мной стоял монгол.

  – Ты кто?

  Я молчал и смотрел. Блин, руки затекли. Стал незаметно разминать. Степняк повторил вопрос:

  – Ты кто?

  По-русски говорит, тварь. И акцента нет. Он наставил на меня палец.

  – Ты Велесов, так?

  Присел, оглядывая внимательно меня. Кивнул утвердительно:

  – Ты Велесов.

  – Да, я Велесов! – Наконец руки отошли, и я, вложив всю силу, ударил монгола в челюсть. – На!

  Монгол отлетел, кувыркаясь на три метра. Сел, держась за челюсть, и сказал, шамкая:

  – За что?

  Тишина взорвалась хохотом. Не понял, чего это они? Монголы смеялись над своим? Я сел и помотал головой. Ерунда какая-то. Солнечный день вдруг сменились сумерками. А узкие и темные бороды степняков стали русыми и густыми. Я не понимая озирался. Передо мной горел костёр, над которым висел внушительный котёл, и из него очень аппетитно пахло. Вокруг меня сидели ратники и заходились хохотом. Справа на карачках, уткнувшись в снятое седло, всхлипывал Демьян. А слева, в трёх метрах, держась за челюсть, сидел Аким и обиженно глядел на меня.

  – За что, боярин?

  Мать его за ногу! Так это сон был. Задолбали такие сны, блин, скоро крыша поедет. Протер руками лицо. И, толкнув подвывающего Демьяна, пробурчал:

  – Нежней будить меня надо, нежней. Вот.

  Затихшие было ратники, опять захохотали. Улыбающийся Кубин спросил:

  – Хороший сон Аким прервал? Эк ты его приложил.

  – Ага, сон.

  И покосился на всё ещё подвывающего Демьяна.

  – Чего ты всё трясёшься?

  Аким подвигал челюстью и выплюнул выбитый зуб.

  – Вот кудышкин корень! Он мне, боярин, разбудить тебя велел. Сам-то за ноги потянул и в сторону.

  Демьян поднял красное лицо и, смеясь, сказал:

  – А я увидел, что Володимир Иванович кулак складывает, вот от греха и...

  И опять уткнулся в седло.

  Бравый, смеясь и утирая слёзы, подошел к Акиму.

  – Ты как, Аким? Снедать-то есть чем?

  Холоп потёр челюсть и прошамкал:

  – Снедать-то покамест есть чем, токмо будить больше не пойду.

  И под общий смех добавил:

  – И не просите.

  М-да, забавно вышло. Ударил от души. Кстати!

  Я повернулся к Бравому:

  – Что с ранеными?

  Улыбки слетели с лиц.

  – Двое преставились.

  Я насторожился:

  – Сколько?

  – Двое. Василий Соловей и Пахом Гусев.

  Честно говоря, я по именам их не знал, но посмотреть надо бы. Раны были разные, и глубокие, в основном от стрел, и рубленные. Проще всего зашивать было раны от стрел, рубленые сложней. Но кто знает, насколько повреждены внутренние органы? Да, препаратов у меня больше нет. Но знать надо, вдруг пригодится?

  – Вот Пахом, а вот Василий Соловей.

  Я присел рядом, вспоминая, какими были их раны. Да, у обоих ранения от стрел. Похоже, стрелы что-то внутри сильно повредили. И я тут был бессилен что-либо сделать.

  – Простите меня, братья.

  Я поднялся и помолчал. Смотрел на их лица. Что тут говорить? Только помолиться за них. Эх, священника бы сюда. Да где его взять?

  Спросил у Бравого:

  – Остальные как?

  – Живы покамест. Мыслю, что уже не помрут.

  Хорошо, хоть так. Но тревожно стало. Я вспомнил сон. Там тоже умерло двое. Пока всё совпадает. А если всё сделать наоборот? Всё пойдёт по-другому? Вряд ли. Но бдить буду. Черт, а во сне монголы появились рядом, как будто по волшебству. Как дозоры-то прошли, тайными тропами? Возможно. Блин, вот ещё проблема! Придётся ещё лес обшарить на предмет тайных троп, а людей и так мало. Ещё не факт, что как во сне сюда мужики на телегах подъедут. Я вздохнул.

  – Ладно. Пойдём, Иван. Дел у нас уйма.

  Прошли мимо лежащих раненых. Приходилось даже прикрикивать на них, а то старались подняться и кланяться. У самого края поляны горел костёр. Рядом одиноко сидел Борис и смотрел на тело отца.

  – Он так и сидел?

  Бравый кивнул:

  – Всю ночь.

  Молча вернулись к своему костру, где собрались почти все бояре. Ну да, бояре. Кроме раненых, тут сидели почти все. Остальные были боевыми холопами. В светлом небе погасли последние звёзды. Лес светлел, и я увидел стреноженных лошадей. Несколько стояли запряженными, а у одной лежала волокуша из двух ёлок.

  А сколько у нас лощадей?

  Я чуть не споткнулся. Если мало, то как в Верши пойдём? Вёрст-то пехом ай-яй! Да и оперативную группу бояр на что сажать? Сон сном, но на всех у меня лошадей нет. Даже если всех заводных отдать, всё равно не хватит.

  У костра ждали только нас. Котел стоял на земле.

  – Садись, Володимир Иванович, поснедаем.

  Я достал из сумы ложку и присел рядом с Кубиным. Принялись есть, по очереди черпая кашу из котла. Садов, съев одну ложку каши, передал её Бравому. Тот зачерпнул порцию, съел и вернул обратно. Я прожевал и спросил:

  – Чего это вы, ложки нет?

  Бравый кивнул:

  – Поганые, чтоб им пусто было. Там на поле в котле и осталась. Потом ходил и искал. Нет ничего. Всё позабирали, ироды.

  Повернулся и сунул руку в суму. Наощупь нашел деревянную, расписанную хохломскую ложку. Протянул её Ивану.

  – На, держи. Дарю.

  Бравый взял и, глянув на неё, изумился:

  – Что за диво? Красота-то какая! И где такое делают?

  – Хохломская.

  Бравый закончил рассматривать ложку и зачерпнул кашу. Поднёс ко рту и сказал:

  – У нас есть Хохолы – это почти рядом, и Хохломы – подальше, за Кержнью.

  Да, Хохлома за Керженцем и находится, только в будущем. Бравый облизал ложку и опять стал её рассматривать.

  – У меня сестра в Хохломах есть. Муж у неё уж лепо из дерева резать горазд. Ему покажу. Авось и сладит такую.

  Бравого толкнул Садов:

  – Ешь, а то голодным останешься.

  В молчании съели кашу. Запили ягодным отваром из другого котла. Холопы унесли котлы, а мы сели вокруг костра.

  – Сегодня у нас будет долгий и трудный день, бояре. Сделаем так – так, как лошадей мало, в охранение пойдут только бояре. Холопы, по двое на лошадь, свозят павших к месту, где будем хоронить. Павших много, предлагаю в одной могиле.

  Получил толчок локтем от Кубина. Мол, глупость сморозил. Глупость или не глупость, но предложить надо. На мой взгляд, быстрей бы вышло, да и проверить реакцию, и ответ какой будет. Бояре тихо загудели. А Садов сказал:

  – Как можно? Это же православные, а не поганые какие-нибудь.

  Вот так. Похоже, всё идёт по сценарию сна. Поднимаю руки в знак примирения и говорю:

  – Хорошо, бояре, хороним как положено. Ещё одно скажу. Так как поганым стали известны тайные тропы, надо бы ещё на них тихие дозоры поставить. Вдруг они по ним придут. Тимофей Дмитриевич, про сено не забыли?

  Садов утвердительно кивнул головой:

  – Сено поделено и отвезено по местам, только у двух дозоров поджечь его нечем.

  – У меня есть.

  Поворачиваюсь и подтягиваю одну из сум к себе. В запасе у меня были спички и дополнительно две зажигалки. Вот и пригодился запас. Зажигалки я не дам, а вот спички подойдут. Достал два коробка.

  – Вот чем зажечь можно.

  Все подались вперёд. Рассматривая лежащие на моей ладони коробки. Садов хмыкнул, а Кубин опять ткнул меня локтем. Я покосился на деда Матвея и, достав одну спичку, сказал:

  – Вот это – спички. Привезены из далёких краёв. А зажигается она так.

  Я чиркнул ею об коробок, спичка загорелась. С интересом посмотрел на реакцию аборигенов. Сидят и изумлённо смотрят на горящую спичку. Хм, ожидал другой реакции. Думал, опять скажут что колдовство, но оказалось проще. Оглядел всех и спросил у Садова:

  – Кто пойдёт в те дозоры?

  Спичка догорела и я откинул остаток в костер.

  – Дмитриевич! – Окликнул Садова.

  – А? Да, задумался. Хорошая штука. Раз и горит. Где, говоришь такое лепо делают?

  – Далеко, Тимофей Дмитриевич, далеко. Так кто идёт в те дозоры?

  – Отроки Трофим Бражный и Третей Коса.

  – Пусть подойдут, объясню им по спичкам. Всё, бояре, начинаем. Я пока Матвея Власовича провожу.

  Подошли с Кубиным к лошадям. Холопы уже уложили тело Велесова и привязали его к волокуше. Кубин, смотря на приготовления, укорил меня:

  – Мог бы посоветоваться на счёт похорон и спичек. Хорошо, что обошлось.

  – Не сердись, Власыч. Тут другое. Проверить надо было.

  Кубин глянул вопросительно.

  – Понимаешь, сны мне вещие сниться начали. Не всё, конечно, сбывается, но совпадения есть. Вот и проверяю.

  – И что на этот раз приснилось?

  Я пересказал содержание сна. Дед Матвей нахмурился:

  – Ты уверен, что поганые ещё здесь?

  – Уверен. Заметил, что убитых монгол на поле не было? Ни за что не поверю, что ни одного монгола не убили. Значит, они увезли своих погибших...

  Кубин меня перебил:

  – А это значит, что тех убитых на поле у Керженца они заберут или уже забрали. Чёрт! Что делать будешь? Может, увести людей?

  Хорошо бы, да как? Так и сказал:

  – Я бы так и сделал, да как это остальным объяснить? Не поймут.

  Кубин задумался. Я, вспомнив один момент, сказал:

  – Ещё одно, Власыч. Не успеем мы похоронить всех за один день, хоть тресни. Даже если все копать начнём. Ты вот что, как доберёшься, высылай сюда всех, кого найдёшь.

  – Хорошо, так и сделаем. Ты тут осторожней. Если то, что было во сне, сбудется...

  Я подмигнул:

  – Отобьёмся.

  Пожали друг другу руки, и Кубин вскочил на коня. Я проводил уходящих в уже светлый лес ратников. Кивнул хмурому Борису и сам поднялся в седло.

  С поля слышались вороньи крики. Проехал сквозь кусты, эк, сколько вас тут налетело. И кто мне беду накаркает из вас? Все? Воронье стадо перемещалось от людей дальше, наперебой галдя. Холопы на лошадях начали свозить павших в одно место. Я подъехал к боярам, что обеспечивали прикрытие на случай появления монгол.

  – Тимофей Дмитриевич, а холопы почто не в броне? Я ж говорил.

  – Дык они, копая, упарятся. Заступов-то нет.

  Один из братьев Варнавиных крикнул:

  – Смотрите.

  И показал на край леса у холма. Все насторожились, глядя, как из леса выезжают телеги с сидящими на них людьми. Садов пришпорил коня и с тремя боярами поскакал навстречу.

  М-да, если окажется, что это мужики, да ещё в количестве тридцати человек и ещё две женщины, будем готовиться к худшему. Садов вернулся и, улыбаясь, сообщил:

  – Помощь пришла. Отроки, молодцы, сообразили прислать. Они их в лесу встретили. Там пять телег и тридцать пять мужиков и отроков.

  Это рок. Знал бы Садов про то, что может случиться, так не радовался бы. Хотя.... Так, он сказал пять телег и тридцать пять мужиков?

  – А что, женщин нет?

  Садов помотал головой:

  – Нет. А почему спрашиваешь?

  – А обмывать покойных не будут?

  Садов отмахнулся:

  – Сами обмоют. Главное, у них заступы имеются.

  Ну, хорошо, хоть так. Может, и не случится ничего, и возможный отряд монгол пройдёт не здесь.

  – Тимофей Дмитриевич, всё-таки пусть холопы оденут брони, да и оружие под рукой держат. А телеги вон там пусть поставят, чтоб за ними, если что, укрыться можно было.

  Садов удивлённо на меня посмотрел:

  – Так ушли же поганые, или...

  И, глядя на меня, сразу кивнул:

  – Добре.

  Кликнув Бравого, он ускакал к холопам. Я повернулся к остальным:

  – Вот что, бояре, если куда отходите, то, слезая с коня, щит с собой, лук со стрелами, и рогатина тоже.

  Братья Варнавины сразу переместили колчаны за спину и стали настороженно озираться.

  Остальные тоже принялись проверять оружие: подвигали сабли в ножнах, проверили саадаки, стрелы в них, кто-то, вынув лук, сменил тетиву. В кустах зашуршало, и из подлеска вынырнул Демьян. Взъерошенный и с красными глазами.

  – Тропы проверили. Спокойно всё. Я на них тихие дозоры из оставшихся отроков поставил.

  – Хорошо. Вот что, Демьян, видишь холм рядом с деревней? Туда тоже кого-нибудь поставь. Пусть смотрит внимательно. Сколько хоть свободных парней осталось?

  – Восемь. Это те, что ночь стояли.

  – Дай поспать им часок, потом в эти кусты их определи. И не забудь стрел им побольше.

  Демьян, вздохнув, кивнул и скрылся в кустах. Я подъехал к братьям Варнавиным:

  – Михаил, Николай. Ты, Михаил Терентьич, смотри в ту сторону, ты, Николай, туда. Как дымы заметите или ещё что, знак подайте. Бояре! Все держимся тут, у кустов.

  – Боярин!

  – Что?

  Я повернулся к ломающему в руках шапку мужику. Он поклонился и сказал:

  – Боярин. Заупокойную будете читать?

  – Сколько могил выкопали?

  Мужик с поклоном ответил:

  – Да уж больше тридцати десятков сробили. Пора уж и хоронить. Так будете читать заупокойную?

  Скрипнул зубами, как по сценарию, и процедил:

  – Будем.

  Наклонился и прошептал подъехавшему Садову:

  – Ты заупокойные молитвы знаешь?

  – Нет.

  Выругался про себя и вздохнул:

  – Вот и я не знаю. "Отче наш" читать будем. Поехали.

  Вместе с Садовым подъехали к краю погоста. Два мужика с лопатами стояли наготове. Дальше на том краю поля остальные мужики споро копали ямы под могилы. Мы слезли с коней. Я снял колчан и повесил его за спину. Пусть будет со мной, так спокойней. Глазами показал Садову на щит. Он кивнул и закинул его за плечо. Тяжело всё таскать, но так надо. Глянул на землю. М-да, песчаник. Собрался с мыслями и, перекрестившись, начал:

  – Отче наш, Иже еси на небесех!

  Да святится имя Твое,

  да приидет Царствие Твое,

  да будет воля Твоя,

  яко на небеси и на земли.

  Хлеб наш насущный даждь нам днесь;

  и остави нам долги наша,

  якоже и мы оставляем должником нашим;

  и не введи нас во искушение,

  но избави нас от лукаваго.

  Ибо Твое есть Царство и сила и слава во веки.

  Аминь.

  Тело опустили в могилу. Мужики принялись засыпать её землёй, а мы перешли к следующей.

  Я прочитал молитву больше десятка раз и, очередной раз, запнувшись на " небесех", толкнул Садова:

  – Читай ты.

  Садов перекрестился и забубнил:

  – Отче наш, Иже еси на небесех!

  Да святится имя Твое,...

  А я стал крутить головой, напряженно вглядываясь в подозрительные места. Наблюдатели исправно смотрели в свои стороны. Дымов не видать, пока всё было спокойно. Может и обойдётся? Со счёта я давно сбился, просто устал считать. Читать молитву и запоминать, сколько уже захоронено. сложно, и при этом ещё работать головой как радаром. Остановились у очередной могилы. Очередь читать "Отче наш" была Садова. Взмыленные, потные и шатающиеся от усталости мужики упёрли лопаты в землю и повисли на них.

  – Ох невмочь, боярин. Силушки больше нет, мож, отдохнём чуток?

  Я сам уставший, с гудящей головой, вялым языком и с саднящей шеей. Накрутился головой, натёр её о кольчужный край. Садов тоже выглядел не лучше. Язык я еле провернул, вот наговорился-то:

  – Сколько уж погребли?

  Один устало рухнул на колени и сел.

  – Чуть менее пятидесяти десятков.

  Ого! Я посмотрел на солнце, оно уже клонилось к западу. Это примерно часов шесть или семь мы неотрывно хороним. Я толкнул Садова:

  – Читай. А вы напрягитесь, после этой и передохнём.

  Садов забубнил, а я стал оглядываться, поворачиваясь всем телом, стараясь беречь шею.

  Что-то мелькнуло в воздухе. Стрела! Я резко толкнул Тимофея в сторону. Стрела чиркнув о наплечник улетела в могилу. Рядом выросла ещё одна. Трёхпёрая.

  – Тревога! Поганые! В щиты! Все в щиты!

  Перекинул свой щит и закрылся, прикрывая встающего Садова. Об щит несколько раз ударило. Глянул через край щита. Черт побери, откуда они появились? Неужели дозоры вырезали? Монгольская сотня крутилась, дождём поливая нас стрелами. Посмотрел назад. Ну да, конечно, половина крестьян драпанула к лесу, половина забилась под телеги и воет от страха. Двое, что рядом стояли, вместо покойника в могильную яму сиганули. Мать ети. Холопы, слава Богу, пока целы, перебежками двигались к нам. Небось поняли, что не зря в брони целый день парились. Рядом с нами уже встали пятеро и прикрылись щитами. Один коротко на меня глянул и кивнул на колчан. Присел, поставил щит, крикнул:

  – Держи и прикрывай.

  Вынул лук, взял стрелу. Чёрт, где Демьян? Он здесь должен быть. Защёлкали луки, что были у холопов. Стена щитов выросла. Один холоп держал два щита, один над одним, а второй стрелял. Оп-па, монгол в ярком халате. Дын-н-н. Твой халат крестьянам достанется.

  Дын-н-н. Дын-н-н. Дын-н-н.

  На землю упали халаты поплоше, и эти в мужичьем хозяйстве сгодятся.

  Садов, стреляя, крикнул:

  – Чего они сразу в копья не пошли? Упустили время. Дали нам собраться.

  – Привычка.

  Дын-н-н.

  Извини, ускоглазый, глаз тебе теперь незачем.

  – Сначала стрелами утыкать. Потом готовое не напрягаясь взять. Только готовы мы были.

  Дын-н-н.

  Где же Демьян? В монгол стрелы летели с нескольких сторон. От нас семерых, от телег, но там его не должно быть, от подлеска и кустов, где стояли бояре. Монголы бояр не видели, скрывали кусты. Вот и отлично. Деваться им некуда, только атаковать. Если сунутся обратно в лес, нагоним и порубим в капусту. Лес – это наша сила. Пешему в лесу проще, даже простой мужик сможет дать отпор конному степняку. Если не нападут и поскачут вдоль леса, половину перестреляем, остальных в сабли бояре возьмут. Ага! Поняли свою ошибку? Поздно, сволочи! Теперь вас меньше. Монголы, убрав луки, начали разгоняться для удара. Заорал:

  – В рогатины!

  Побросав луки, все схватили рогатины, и строй ощетинился почти ровным рядом наконечников. Почти ровным.

  Млять, а моя рогатина где? Где-где, на коне! Оглянулся, конь отбежал вместе с моей копеёй к лесу. Болван я, про рогатину-то забыл.

  Среди густо торчащих стрел углядел заступ, то бишь лопату с длинным древком. Пойдёт. Схватил её и выставил в приближающегося врага. Справа вылетели, блестя бронью на солнце, бояре и, опустив рогатины, полетели на монгол.

  – Китеж!

  Двадцать против семи десятков.

  Удар!

  На нас летела оставшаяся часть. Нацелил своё шанцевое копьё в грудь коня и прикрылся щитом, плотно и прочно стараясь упереться в землю. Руку рвануло в сторону. Удар! Бум!

  Теряя сознание, услышал более громкий клич:

  – Китеж!