Текст книги "Завещание предков"
Автор книги: Владислав Валентинович
Жанр:
Попаданцы
сообщить о нарушении
Текущая страница: 13 (всего у книги 28 страниц)
Садов кивнул и отъехал в сторону, пропуская отроков. Я и Кубин подъехали к корявой берёзе, одиноко стоящей на краю поляны. Спешились. Стали менять лошадей. Снял с кобылы сбрую и отправил пастись.
Подтянул последний ремень на сбруе, обнаружил, что только меня и ждут, опять я последний.
В таком лесу не то чтоб скакать, просто ехать шагом невозможно. Петляя между ёлками, иной раз видишь замыкающего, идущего там, где только что сам проехал. Дальше трех метров поворот, и идущий первым конь Кубина скрывается с глаз. Я посмотрел на небо сквозь листву. Его затянули плотно облака. По их виду – быть дождю. Садов и остальные китежские ратники принюхивались и чертыхались. Пахло гарью. У всех голове только одна мысль – поскорей пройти этот дремучий лес и увидеть город.
Наконец лес стал просторней. Кони даже перешли на легкую рысь. Впереди появился просвет. Яркий и даже красный. Запах гари резко усилился. Мы на полном скаку вылетели на поле и остановились.
– Господи!
Города не было. Был один сплошной костёр.
– Как же так?
Мы растерянно стояли и смотрели на развалины догорающего города.
– Когда?
Жар, шедший от огня, высушил всю траву в округе. Мы, даже стоя у самого леса, ощущали его. Я закрыл глаза. Мне стало всё ясно. Предательство. Кто предатель, разницы нет. Кутерьма или ещё кто, потом выясним. Если бы монголы сами нашли дорогу к городу, то двести воинов сторожевой крепостницы смогли бы удержать их на узкой дороге. Отослать гонца и дождаться помощи. Но поганых провели тайной тропой, и они напали с тыла. Потом подошли к городу. Дальше? Что дальше, не знаю. Что с людьми? Лада сказала, что люди спаслись. А если спаслись, то куда ушли? В лес? Столько народу по таким тропам сразу не уйдёт. А монголы им не дали бы уйти. М-да.
– А-а-а!
Садов ранул поводья и поскакал к городу.
– Стой. Куда?
Кубин ранул за ним, крикнув мне:
– Помоги, его надо остановить.
Но конь Садова сам резко остановился, испугавшись огня впереди. Ратник вылетел из седла и упал на землю.
– А-а-а.
Он стал биться головой и кулаками об землю. Вырывал клочья дерна и размазывал его по голове. Мы соскочили с коней и кинулись к Садову.
– Тимофей. Успокойся, Тимофей. Идти надо.
Только он не слышал. Выл и колотил кулаком в дёрн. Я оглянулся на остальных, думая, что с ними? Ратники слезли с коней и стояли на коленях. Молились.
– Смотри! Володя!
– Что?
Кубин показывал на землю. Вокруг нас было множество следов от копыт.
– И что это значит? Понятно, что тут кони паслись.
Кубин замотал головой:
– Нет. Это не просто кони прошли. Они с седоками были. Видишь, как глубоко вдавлен след? И след-то не от наших коней. У наших копыто больше. Это монгольские кони прошли. Судя по следам, туда и обратно.
– Хм. И зачем они туда-сюда ходили? Там ведь река по краю города. Не пройти.
Кубин встал и посмотрел вправо. Показал рукой и сказал:
– Там был мост и тропа к Светлояру. Широкая. Может, народ туда ушёл?
Мы посмотрели друг на друга.
– Поехали?
Кубин обернулся и крикнул:
– Михаил, Трофим! Идите сюда.
– Михаил, Трофим.... Чёрт! Володя, бери Тимофея слева.
Мы подхватили подвывающего Садова и потащили к лесу. Пронесли мимо так и стоящих на коленях ополченцев. Проходя мимо, Кубин выругался.
– Ну и как их тут теперь оставить? С собой не возьмёшь в таком состоянии.
Посадили Садова у сосны и вернулись к остальным.
– Их тоже потащим?
– Надеюсь, нет.
Стоящие на коленях всё бормотали молитву. Кубин наклонился и стал слушать. В какой-то момент тряхнул седого ратника за плечо и крикнул:
– Аминь! Всё, вставай, Миша. Ты слышишь? Вставай. Ты нам нужен.
Ратник перевёл взгляд на Кубина и, моргнув, заплакал.
– Матвей, там, там...
Кубин приобнял его и пробормотал:
– Да, я знаю. Города нет. Но сейчас ты нам нужен. Вставай.
– Да-да. Хорошо.
Ратник встал и пошел к лесу. За ним поднялся и второй. Кубин вздохнул и показал глазами на лошадей. Я взял стоящих коней под уздцы и повёл их к лесу. Кубин уже говорил с пришедшим в себя седым ратником:
– Слушай внимательно, Михаил Иванович. Я и Велесов сейчас по делам отъедем. Будьте тут. Ты тут за старшего остаёшься. Присмотри за остальными.
Кубин показал на сидящих рядом.
– Хорошо?
Тот кивнул. Кубин положил ему руку на плечо.
– Крепись, Михаил Иванович. Мы за всё отомстим поганым. Ждите нас тут.
Мы поднялись в седло и поскакали вдоль леса по четкому следу прошедшей конницы.
– Смотри, мост сгорел!
Кубин показал налево. Там действительно дымились остатки того, что было мостом. Но следы вели не к нему, а направо, к высокому яру. Мы подъехали к обрыву. Следы заворачивали вправо и, огибая обрыв по впадине, выходили на самый берег, где и терялись в воде. Кубин хмуро посмотрел на следы на другом берегу.
– Не знал, что тут есть брод.
– А предатель значит знал. Иначе монголы в реку бы не полезли. Поехали.
Я направил коня в реку. Он, осторожно ступая, зашел в воду и стал переходить на другой берег. Темная вода поднялась до стремян. Прошли так до середины. Потом вдруг конь скакнул, погрузившись до крупа, и скачками вылетел на невысокий берег. Я дождался Кубина и мы поскакали вдоль берега. Четкие следы завернули в ёлочный коридор. Дорога к озеру была достаточно широкой, но часто петляла. Ёлки по краям дороги стояли плотно и ровно, будто посаженные так специально. Мы внимательно смотрели на дорогу, но кроме следов от прошедшей конницы других не было. Плотная ёлочная стена сменилась высокими соснами. Дорога стала ровней. Вдалеке показалась берёзовая роща. Дорога шла через неё. Поднялись на холм и увидели озеро. Давно ли я тут был? Как посчитать? Хм. Восемь веков вперёд. Дорога к Светлояру подходила с другой стороны, не как в будущем. Я смотрел на озеро и вспоминал. Ничего не изменилось. Может только деревья растут по-другому. По левую сторону – так же растут сосны. По правой стороне – ольха, берёза, ёлка. Напротив небольшое болотце. Ощущение, что ничего не поменялось за века. И не поменяется. Только добавит загадок. Как сейчас.
Дед Матей показал вниз.
– Посмотри. Следы ведут до воды. Поехали.
Мы спустились к озеру. Проехали, внимательно осматривая берег. Такое ощущение, что всадники съехали к озеру, потоптались тут и уехали обратно. Следы были только от копыт. Других следов не было.
– Не понимаю. Куда люди делись? Они явно сюда пришли. Иначе поганые сюда бы не поехали.
Я кивнул:
– Их следы монголы и затоптали на своих лошадях. О! Смотри, вот.
Я присел у кромки воды и показал на единственные следы, оставленные человеком и не затоптанными лошадьми. Они шли вдоль берега, по самому краю и терялись в воде. Кубин посмотрел на след и сказал:
– Как будто в воду прыгнул. Знаешь что? Давай вокруг озера пройдем и посмотрим – вдруг они где-то здесь прячутся.
Мы привязали коней и пошли по еле заметной тропе вдоль берега. Мы смотрели под ноги и по сторонам. Тщетно. Следов не было. Обойдя озеро, остановились у привязанных лошадей. Кубин ещё раз прошелся по краю берега и посмотрел на единственные человеческие следы.
– Как сквозь землю провалились.
Я смотрел на ровную гладь воды.
– Власыч, а люди не того... случаем, не утопились? Следы-то в воду ведут.
Он даже перекрестился:
– Да ты что? Это ж грех. Нет. Не могли.
– Ну, тогда не знаю. Может, схрон тут какой. Нет, вряд ли. На столько народу схрон не выроешь.
Я достал последнюю пачку сигарет. Закурили.
М-да. Китеж сгорел, а не скрылся в водах Светлояра. И как бы он там скрылся? Сам видел, где город стоял. И до озера верста. Скрыться Китеж мог только в водах реки Люнды. Добавилась ещё одна загадка. Куда делись люди? То, что они были, сомневаться не приходится. Когда поворачивали от реки, то видели их следы, ведущие от сгоревшего моста в сторону озера. Потом их перекрыли следы от монгольской конницы. По дороге мест, куда могли свернуть жители, не было. Они просто пропали. А монголы дошли до озера, постояли и ушли. Почему? Что они такое увидели, что и дальше не поскакали?
Гадать можно долго. Но можно спросить у монгол. За всё спросить. Я поднялся.
– Поехали, Власыч. Долг зовёт.
Сели на лошадей и выехали на вершину холма. Я обернулся и взглянул на озеро.
О, господи! По спине пробежал мороз. Мгновение, и видение исчезло, оставив в памяти образ Богородицы, парящей над градом, и эхо далекого перезвона колоколов. Я проморгался. Ровная гладь озера отражала плывущие облака.
– Что? Что там?
– Ничего. Показалось.
Обратно к реке доскакали быстро. Но у реки остановились. Вода в реке поднялась и с этого берега было видно, как вода постепенно заливает часть поля вокруг догорающего города.
– И как мы попадём на тот берег? Мочиться не с руки.
Кубин махнул рукой вдоль берега:
– Через пять вёрст есть брод, но завалы такие, что ноги переломаешь.
– А там что, мелко?
– Перекат. Камни сплошные. Поехали.
Завалы пришлось обходить. Нанесённые половодьем старые стволы деревьев и мусор были просто непроходимыми. К перекату пришлось идти пешком, ведя коней вповоду. Кубин, переходя бурлящий поток, побурчал:
– Странно, с чего вдруг вода так поднялась?
– Может, дожди в верховьях идут?
Углубились в лес. Опять опостылевшее петляние. Надоело, блин. Едешь, наклоняясь к самой гриве. Наконец плотные стены елок расступились, и мы выехали на поляну, в центре которой росла ветвистая берёза. Кубин перекрестился:
– Господи, помилуй!
На ветке, почти рядом со стволом, спиной к нам, висел человек. На краю поляны пасся конь. Мы подъехали ближе и посмотрели на повешенного.
Это был Григорий Лисин по прозвищу "Кутерьма".
Вот так. М-да, история не изменилась, и легенда в этой части правдива. Предатель все-таки он. Только как он монголам попался, пока загадка. И чем его напугали, что стал им помогать? Кубин смотрел на Кутерьму и что-то бормотал, потом сплюнул и сказал:
– Посмотри. Вон там, на груди.
Я присмотрелся и увидел деревянную бляху на кожаной верёвке. Вот, блин, это ж пайцза! Я ошарашено повернулся к Кубину.
– Власыч. Насколько я знаю, пайцзу давали только лояльным. Что же он такого сделал, что ему выделили эту деревяшку?
Кубин опять сплюнул.
– Плевать, что он там сделал. Повесили, или сам повесился? В ад ему, иуде, и дорога.
Он спрыгнул и направился к коню Кутерьмы. Я подъехал и сорвал деревянную бляху с висельника. Вгляделся в написанное – сверху вниз шла замысловатая вязь. Хм, с монгольской письменностью я не знаком. Да и на пайцзе было написано не по-монгольски. Это скорей на арабский похоже. Кубин привязал к седлу коня Кутерьмы, и обернулся.
– Поехали, Володя.
13.
В моей земле опустошенной,
Жестоким, яростным врагом,
Дома, леса, поля сожжены,
И люди угнаны в полон.
Прости ты нас земля родная,
Что мы изранены в боях,
Вернёмся мы изнемогая,
Не со щитом, а на щитах.
В столбах дымов, в жестокой сече,
Сражены в грудь мечем, стрелой,
Ложимся в землю мы навечно,
И покрываемся мы мглой.
Но сила предков нас поддержит,
А память внуков вознесет,
И над землёю воссияет.
Свободы солнечный восход.
И верим мы, что Русь воспрянет,
И вера наша так крепка,
Из пепла наш народ восстанет,
И это будет на века!
На окраину леса вышли как-то неожиданно. Дымов от пожара стало меньше. Город почти догорел. Вышедшая из берегов река залила половину поля, и хорошо, что залила. Ещё чуть, и высохшая трава вспыхнула бы, а там недалеко и до лесного пожара. Насмотрелся я на них в своём времени. А из леса мы вышли ближе к реке, метров на триста от того места, где оставили троих китежан. Сейчас там горели костры. Вокруг них толпились больше десятка ратников. Мы подъехали. Нам навстречу вышел Садов. Мы спрыгнули с коней. Ратник, чуть виновато опустив голову, сказал:
– Простите меня, бояре, за слабость мою.
Кубин прервал его:
– Ничего, Тимофей Дмитриевич, мы всё понимаем.
Я показал на людей, толпившихся у костров.
– Откуда они?
Садов, прокашлявшись, махнул рукой в сторону дороги:
– Я как в себя-то пришел, сначала опять к граду кинулся, но вижу, не спасти там никого. Потом поскакал к крепостнице. А там... – Он сглотнул. – А там побиты все лежат. Как будто со спины им ударили. Ворота даже не сорваны, а просто открыты. Я стал кричать, звать: "Есть кто живой?". Вот осьмерых и высмотрел в лесу, как откликнулись. Они мне рассказали, что поганые от города ударили. Потом по дороге и остальные подошли. Как будто кто путь им указал.
Ратники, толпившиеся рядом, согласно закивали:
– Как есть правда.
– Тихо от города пришли и ударили.
Садов заскрипел зубами:
– Попадись он мне. Голыми руками удавлю.
Кубин хотел меня остановить, но я выпалил:
– Удавился сам, иуда этот.
Все чуть ли не одновременно выдохнули:
– Кто?
– Лисин Григорий.
Все уставились на Кубина.
– Кутерьма?
– Не может быть!
– Он же славным боярином был.
Я оглядел всех и сказал:
– Может. Сами видели его. Он недалеко на берёзе висит.
Кубин добавил:
– Совесть иуду заела. Сам повесился.
Садов сплюнул:
– Жаль, не попался он мне. Пусть теперь в аду горит вечно.
Потом, помолчав, спросил:
– Что же теперь делать нам?
Мы с Кубиным переглянулись. Я поднял руку и сказал:
– Есть у нас только одно дело. Поганых бить.
Ратники загудели:
– Где теперь их искать?
– Мало нас.
– Луков нет. Лошадей по одной на брата.
Я прервал гомон:
– Знаю, нас мало. Но есть ещё Велесов и его полк. Он к Большим ключам шел. Вот туда и пойдём. Тут недалеко отроки лагерем стоят. Там найдётся всё. И луки, и сабли. Лошади тоже есть. Собирайтесь и пошли.
Сборы были недолгими. Быстро затушили костры, и, собрав и навьючив всё на лошадей, ратники повернулись в сторону города. Все как один поклонились.
– Прости нас, батюшка Китеж. Не уберегли мы тебя.
И, перекрестившись, поднялись в сёдла. Первыми в лес въехал Кубин, я за ним. Колонну замыкал Садов.
– ...ванович!
-А? Что?
Я встрепенулся, приходя в себя. Надо ж, задремал, и это сидя на лошади, которая совсем не стоит, а движется, хоть и медленно. Видно, совсем освоился. Или устал как ломовая лошадь. Немудрено. После ранения, хоть и быстрого выздоровления, тело всё равно ещё было слабое. Требовался отдых. А когда отдыхать, когда такое творится? Впечатлений от увиденного хватило за глаза. Настроение было у всех подавленное. Только молодые парни рвались в бой. Если б не мы, то они рванули искать монгольское войско сами. Еле их уговорили не пороть горячку. Причём убеждал больше Садов.
После прибытия в лагерь отроки, узнав о том, что произошло, сразу заявили: "Надо мстить!". И несмотря на вечер, решили побыстрей добраться до лагеря основного полка у Больших Ключей. Довольно долго шли быстрой рысью. Потом, когда осталось пройти несколько вёрст, поехали медленно, давая отдохнуть лошадям, ну и самим заодно. Мерное покачивание и однообразный глухой стук копыт сморили меня.
Потёр лицо и посмотрел на Кубина.
Он хмыкнул:
– Заснул, что ль?
– Ага, устал. Что случилось?
Дед Матвей поднял руку, останавливаясь. Потом заставил всех замолчать и прислушался.
– Нет, не показалось. Кто-то скачет.
Я посмотрел вперёд. Точно, далеко, среди маленьких берёзок мелькал всадник.
– Ну и слух у тебя, Матвей Власович.
Он кивнул и пробурчал:
– Жизнь заставила. Научишься и ты. Внимание!
Все сразу подобрались, взяли на руку щиты и стали внимательно осматриваться по сторонам.
– Один скачет. Во весь опор, как будто гонится за ним кто. Странно.
Мы внимательно смотрели вперёд. Я на всякий случай снял крышку с тула и приготовился выхватить лук. Топот приблизился, и из-за кустов вылетел всадник.
– Да это ж Третей!
Третей, один из четверых дозорных, весь взъерошенный и бледный, резко осадил коня. Показывая в сторону дрожащей рукой и заикаясь, сказал:
– Т-т-там, на-на-на п-п-п-поле н-н-н-наших побили.
– Что?
Мы, взревев, тут же рванули вперёд. Бешеная скачка закончилась у края поля. Кони резко остановились, и мы чуть не вылетели из сёдел. Картина того, что я увидел, ввергнула меня в ступор.
– Господи, помилуй!
Я стал бродить, потрясенно смотря на тела. Вглядывался в лица, узнавая многих. Не верилось. Не хотелось верить глазам. Все погибли. Весь большой полк. Почти все тела утыканы стрелами. Всё в стрелах. Только из земли торчит столько, что хватило бы и сотой доли на всех убитых. Убитых пиками, или рублеными ранами тоже хватало. Я брел и смотрел на всё это. Как так вышло? Их же побили как младенцев. Многие без брони. Ратников в кольчугах считанные десятки. Как такое могло произойти? Не выставили дозор? А может опять предательство? Но кто?
Господи!
Ноги, как ватные, еле держали меня.
Вот боярин Карпов, с рассечённой грудью, тот, что спорил со мной на совете. Вот Егор Бусин, ратник великан, он кроме десятка стрел, имел колотую рану в груди.
Я остановился у незнакомого ратника, пронзенного множеством стрел. На кузнеца Тютю похож. Не мог оторвать взгляд от его остекленевших глаз. Молодой. Был.
Ноги подогнулись. Хотелось выть.
Меня затрясло. Нет, это не меня трясёт, трясли меня, за плечо, и что-то говорили. Но я не слышал. Голова мотанулась от удара и слух прорезало:
-... ди в себя. Черт возьми!
Я поднял голову, с трудом оторвав взгляд от мёртвого парня. Я зашел почти в середину лагеря, превратившегося в большое кладбище. Ещё одно Буево поле.
Дед Матвей стоял надо мной и тряс за плечи.
– Как же это?
Кубин скрипнул зубами.
– Не знаю. Ну что, пришел в себя?
Я кивнул.
– Пришел. Что теперь делать, а? Их же всех...
– Не всех. Пойдём отсюда. Вон в роще наши собрались. Там и подумаем, что делать.
Обходя тела, я уже не смотрел на лица. Не смогу я опять оторвать взгляд. На душе стало ещё поганей. В том, что произошло, есть моя вина. Я знал, как и что может произойти. Ведь подробно читал об этом. Порадовался лёгким предыдущим победам. Понадеялся, что с моим появлением тут всё пойдёт по-другому. Идиот. А Кубин? А остальные? Кулибин, Ефпатин? Они, что не пытались всё изменить? Мне ведь Кулибин говорил об этом. А я возомнил, что у меня получится.
В себя пришел на краю рощи, на небольшой поляне, отделённой от поля густыми кустами. Здесь уже запалили костры. Мы остановились у одного.
– Садись, Володя.
Кубин присел рядом. Выглядел он, наверно, лучше меня. Окаменевшее, хмурое лицо, в глазах глубокая скорбь. Я так не могу. Ещё чуть и крыша съедет. Как он себя в руках-то держит?
– Вижу, прийти в себя не можешь. Понимаю.
Дед Матвей смотрел на огонь и ёжился, как будто мерз.
– Страшная картина.
Кубин, перевёл взгляд на меня и, продолжил:
– Странно. Когда сам сражаешься и столько крови видишь, и товарищей убитых, воспринимаешь всё не так. Я сам в первый раз, так же как и ты... Эх, водки бы. Много.
Я, смотря на огонь, спросил Кубина:
– Власыч, как ты думаешь, что произошло? Кто опять предал?
Он посмотрел на меня.
– Думаю тот же. Кутерьма. Поганых к Китежу вывел и место лагеря показал.
А ведь точно! Теперь вся картина стала ясной. Монголы, пройдя тайной тропой показанной предателем, не только захватили город, но и подготовили засаду для русских ратников. Вот только как со следами? Столько следов от конных должно было остаться, хотя...
Искушенные в этих вопросах монголы смогли скрыть свои следы. После того как русское войско встало лагерем они его окружили и ударили, перед этим вырезав дозоры. Скорей всего так и было.
Дед Матвей, помолчав, сказал:
– Я отроков разведать послал – как и что кругом. Так, что б по-тихому оглядеться. И в Верши тоже. Тут нам одним не справиться. Поганых теперь не догнать. Да и дело у нас важное есть.
Вокруг загомонили парни:
– А как же поганые? Неужели спустим им это?
Я вздохнул.
– Будет ещё у нас возможность с ними поквитаться. А сейчас товарищей наших похоронить надо.
Из кустов вынырнул Демьян.
– Дед Матвей, Володимир Иванович! Там наши. Велесов Борька и с ним ещё дюжина. И там боярин Велесов. Умирает он.
Последнее Демьян договаривал уже на ходу. Мы мчались туда, куда указывал Демьян.
Велесов лежал на небольшой полянке. Его голову держал на коленях Борис. Вокруг толпились ратники, что уцелели. Увидев меня, он слабо улыбнулся:
– А, боярин Велесов. Видишь вот, как вышло? Умираю я.
Борис всхлипнул:
– Нет, тятя, ты не умрёшь. Боярин поможет тебе.
Он поднял на меня умоляющий взгляд:
– Ведь ты поможешь? Помоги, прошу.
Я молчал. Помочь уже было невозможно. Из груди торчали обломки стрел. Кольчугу снять и не пытались. Крови потерял много. Как он живой ещё? Я опустил голову. Помочь я не мог в любом случае. Ну не врач я, черт возьми! Борис всё понял. Понял и Велесов. Он закрыл глаза и пробормотал:
– Слушай меня, сын. Наклонись ближе.
Он помолчал. Вздохнул и сказал:
– Я умираю. Ты теперь один остался. Дело твоё выжить и род продолжить. Слушай Володимира Ивановича. Дядя он твой.
Он перевёл взгляд на меня.
– Брат. Прости меня. Не принял я тебя как брата. А теперь...
Он кашлянул и замер.
Я положил руку ему на грудь.
– Я клянусь, что сделаю всё, чтоб он выжил.
Поднялся. Кубин, стоявший рядом, перекрестился и произнёс:
– Прими, Господи, душу раба твоего.
Стояли и молчали, смотря на тело. Борис смотрел отрешенно. Один из ратников, закончив молиться, перекрестился и спросил:
– Что теперь делать-то?
– Хоронить всех будем.
Борис поднял голову и твёрдо сказал:
– Отца я похороню дома.
Дед Матвей приобнял Бориса за плечи:
– Боренька, далеко ведь. Поганые рядом. Похороним со всеми.
Борис упрямо помотал головой:
– Отца я похороню дома. Хоть он будет рядом.
– Погоди, а почему только он?
Парень смотрел сквозь меня и я понял, что случилось. Я вспомнил сон.
– Твоя мама и братья в Китеже были?
Он кивнул. Мы с Кубиным переглянулись.
– Ладно. Вези отца и хорони. Завтра поутру и поедешь.
Я повернулся к Кубину.
– Матвей Власович, проводи его. Возьми людей сколько надо.
Дед Матвей кивнул.
– А теперь вы. – Я оглядел всех. – Старший кто есть? Сотники или десятники?
Вперёд выступил один.
– Нет сотников, полегли все. Я десятник, Бравый Иван.
– Бравый, говоришь? А сколько вас тут, таких бравых? И как в живых остались?
Ратник покачал головой:
– Не суди так, боярин. Когда поганые налетели внезапно, мы на краю поля были. Многих сразу стрелами побило. Потом в копья ударили. Всей тьмой. Что мы могли сделать тремя десятками? Вон, боярина Велесова только в лес унести успели, да ещё отбивались потом долго. Десяток полёг, отбиваясь, и ещё трое скоро преставятся.
– Ладно. Мы тут рядом встали. Собирай всех и веди туда, пока ещё светло. Там и поговорим.
Я нашел глазами Садова:
– Тимофей Дмитриевич, проводи.
Постоял, глядя, как укладывают на волокушу, сделанную из ёлок, тело Велесова. Потом вместе с Кубиным пошел к лагерю.
– Справишься?
– Да. Ты там за парнем пригляди.
Кубин кивнул.
– Пригляжу. Не беспокойся. Что, после того как всех похороните, делать будешь?
– Соберу всех и в Верши поведу. Оставлю тут десяток, вдруг кто ещё объявится. Выжившие или дозоры, ещё ранее высланные, сюда вернутся. Вы как Велесова похороните, тоже в Верши идите.
Дед Матвей посмотрел на меня и спросил:
– Что-то задумал?
– Да. Готовиться будем. К монгольскому вторжению.
Вечер уж вступил в свои права, а в лесу темнеет быстро. Кубин, Садов и я шли впереди, показывая дорогу, внимательно смотря под ноги. Из-за орешника нас резко окрикнули:
– Стой! Кто там идёт?
Кубин выругался и ответил:
– Бояре идут. Чего орёшь на весь лес, олух?
От куста отделилась тень и приблизилась к нам. Зашел сбоку от куста. Хм, значит, там сидят ещё и контролируют. Молодцы. Парень оглядел нас внимательно, узнал и сказал кустам:
– Свои.
Потом повернулся к нам.
– Как же не кричать, боярин? А кабы ворог шел? Своим криком я другие тихие дозоры упредил и остальных тоже.
– Во как!
Я похлопал парня по плечу.
– Ну, что ж, ты правильно сделал. Молодец!
Кубин еле заметно кивнул, признавая. Я махнул рукой назад:
– Там за нами люди идут. Это наши.
Парень кивнул и скрылся в кустах. Там зашуршали и зашептались. Мы пошли дальше. Через пару минут вышли к кострам. Навстречу поднялся Михаил Варнавин. Он открыл было рот, но споткнувшись на слове, стал смотреть нам за спину. Вслед за нами из леса выходили уцелевшие ратники. Дед Матвей сказал Садову:
– Тимофей Дмитрич. Будь добр, сочти людей и добро.
Садов кивнул. Я добавил:
– И увечных, какие есть.
Садов опять кивнул и ушел. Сели к костру. Варнавин вздохнул и, смотря на огонь, проговорил:
– Люду у нас мало. Тяжкий день намедни будет.
Да, он прав. Завтра будет тяжко. Похоронить столько народу будет трудно. А лопат у нас нет. Мечами да саблями копать? Вздохнул. Из темноты появился Демьян и Николай Варнавин. Сели рядом.
– Тихие дозоры проверяли. Спокойно всё.
Я кивнул.
– Хорошо. А сколько дозоров разослано, и есть ли вести от них?
Николай, чуть подумав, ответил:
– На запад и восход дозоры прошли почитай до обеих рек, Кержени и Ветлы. Разорено всё. Но люд в лесах весь укрыться успел. С севера вестей пока нет. Ну, им до Верш идти ешё. А с полудня как сгинули. Я мыслю, не поганым ли попались?
– Будем молиться, что нет.
Опять уставились на огонь. Кубин крякнул и отошел, но тут же вернулся с большим котелком и водрузил его над огнём.
– Хоть заварим чего.
Есть не хотелось, но попить чаю не мешало, только где его взять?
К костру подошел Садов, с ним пришел Иван Бравый. Они сели к костру. Я молча посмотрел на Садова. Он вздохнул и начал доклад:
– Людей пять десятков, из них увечены половина. Язвленных до утра доживёт, мыслю, с десяток. В сечу может идти только три десятка. Вот такие пироги.
Садов и Бравый переглянулись и Бравый заговорил:
– Оружие мы сохранили. Луки есть у каждого. Стрел мало, рогатин нет. Но это не всё. Лошадей на всех только десяток. Как стрелами лить стали, так всех лошадей побили.
– М-да, бояре, незадача. Лошадей-то найдём, вот людей... Завтра нам предстоит похоронить много народу. Не представляю, как сие сделать? Четыре десятка сотен могил!
Кубин поправил:
– Три. Ополчения нет. Ушло, наверное.
Я взглянул на него и спросил:
– Куда? Думаю, что их тоже посекли. Только не здесь. Так какие будут предложения?
Все подавленно молчали. Никто не представлял как одновременно хоронить и не попасть под возможный удар врага. Из способных работать физически людей было пятьдесят пять человек. Остальные раненые и те, кто ушли в дозор. Выкопать столько могил? Нереально. Работы на неделю, если учесть, что лопат нет.
Хм. Когда-то слышал, что с копальщика, после сорока выкопанных могил списывается один грех. Если это не выдумки, то полтора греха мы тут спишем. На каждого придётся по шесть десятков выкопанных могил. Чёрт, после такой работы хоть сам помирай. Из раздумий меня вырвал голос Садова:
– Дозор, что на полдень уходил, вернулся.
Парень, что вернулся с вестью с южного дозора, выглядел как выжатый лимон. Тяжело дыша, он доложил:
– На полдень в четырёх верстах, аккурат у поворота к граду наших побили. Всё или не всё ополчение побито, не знаю. Мы носа из леса не казали. Там следы поганых дальше идут. На полдень уходят. Десяток вёрст прошли. Их не видели. Мыслю, совсем ушли. Вернулись к дороге на Китеж и встали недалече. Меня с вестью послали. Всё.
И обмяк, завалившись назад. Садов его подхватил.
– Умаялся вой. Спать его отнесу.
Вот так. Уже имеем потери и это первая ласточка. Сначала не выдержат парни. Они, по сути, ещё дети, хоть и стараются выглядеть взрослыми. Потом мы свалимся – это факт. И бери нас голыми руками. В то, что монголы ушли, мне не очень верилось. Хитрости им не занимать. Вполне возможно, задумали ещё одну хитрость о которой мне надо было помнить всегда. Может, не случилось бы ничего с Китежем. Ох, помог бы кто? Но кто? Придётся самим. Оглядел совсем понурившихся ратников.
– Вот что, бояре. Никто кроме нас это не сделает. Хоронить братьев павших нам. Сделаем так. В полном оружии свозим всех павших в одно место. Потом треть нас в первый дозор, остальные хоронят. Через два часа вторая треть в дозоре и так далее. Думаю, управимся быстрей и не так устанем. Да и если что, ворога сможем вовремя встретить. Тут недалеко видел чудом уцелевший стог сена. Его по частям растащить по направлениям и использовать для подачи сигнала тревоги. Надеюсь, поджечь есть чем? Вот и славно. В случае появления врага просто уходим в лес. Сил тягаться у нас нет. Всем понятно?
Молчание, только Садов кивнул.
– Теперь ты, Матвей Власович. Много людей дать тебе не могу. Три человека, и всё. Постарайся пройти самыми тайными тропами. Пусть дольше, но понадежней. Вернёшься не сюда, а в Верши. И воев, что остались, исполчи с собой.
– Понятно.
Я повернулся к Бравому:
– Так, Иван, что там с ранеными? Говори подробней.
Рантик тряхнул головой и, потерев лоб, сказал:
– Все раны от стрел. Стрелы-то вынули, но...
– Понятно, веди к ним.
Я отошел к сумам и достал аптечку. Там ещё были ампулы с антибиотиками и обезболивающим. Шприцов мало. Придётся использовать по нескольку раз. Бинтов нет. Кубин после моего ранения нашел аптечку, только взял все бинты и вату, оставив "непонятные штучки" на месте. Ещё есть антибиотики в таблетках. Переложил это всё в кожаный мешочек. Прихватил полторашку с водой, для маскировки отделанную берестой, и с насаженной круглой деревяшкой на крышку. Повернулся к Бравому Ивану.
– Веди.
Вместе со мной пошел дед Матвей.
– Помогу тебе.
Раненые лежали вокруг костров на подстеленных под них еловых лапниках.
– Посветить надо и воды горячей побольше. Можно заварить хвои – раны промывать.
– Водой я займусь. – Кубин исчез в темноте.
– Давай, Иван, свети.
Я склонился у первого раненого. Бравый поднял головню, и я убрал тряпицу, прижимавшую мох к ране. Вокруг всё покраснело. Ну что, начнём. Открыл мешочек, достал шприц и ампулы. М-да, пожалуй, на всех не хватит. Придется делить десять ампул антибиотика на всех. Оглянулся на Бравого:
– Не надо удивляться, Иван. То, что ты сейчас увидишь, сделано людьми для лечения.
Бравый кивнул.
– Слышал я, что ты боярина Горина лечил и сестру его.
– Ну, так ими же и лечил. Свети давай.
Вынув и собрав шприц, обломал ампулу и набрал половину жидкости. Надеюсь, поможет. Эх, спирта нет протереть. Сделал укол в ягодицу, прямо через штаны, всё равно спирта нет. Ладно, здесь всё.