Текст книги "Завещание предков"

1.

  От древних лет, от лет давно минувших,

  С седых времен родимой стороны,

  Во мгле веков бесследно потонувших,

  Хранятся дивные преданья старины.

  Они гласят, бессмертными устами,

  Живую повесть скрывшихся веков,

  О чудном городе с бессчетными церквами,

  Ушедшем в озеро с зеленых берегов.

  И в наши дни мятущегося ада,

  В дни торжества неслыханного зла,

  Из потонувшего в пучинах Китеж-града

  Подземные гудят колокола.

  Они зовут в обители родные,

  Под своды мирные задумчивых церквей,

  Где блещут радостью оклады золотые

  В сиянье трепетном молитвенных свечей.

  Туда, в далекие таинственные дали,

  В немую мглу мерцающих лампад,

  Где вновь целя страданья и печали,

  На нас глаза подвижников глядят.

  Где дым кадил благоуханно реет,

  Где клир гремит ликующей хвалой,

  Где каждый звук и каждый образ веет

  Давно забытой, милой стариной...

  Туда, туда уносят нас мечтанья -

  К былому прошлому великих светлых дней,

  Унесших навсегда красу очарованья

  В далекий край безоблачных теней.

  И в злые дни, когда мольбы и стоны,

  Терзая нас, несут душе разлад,

  Они зовут нас, благостные звоны,

  В таинственный родимый Китеж-град.

  К святыням прошлого, покинутого нами,

  К тем алтарям, что смели мы не чтить,

  К тому прекрасному, что гордыми сердцами,

  Мы не умели, жалкие, любить...

  Воспряньте ж все, покайтесь же, спешите ж

  Сплотиться вновь, чтоб дать отпор врагам,

  Он нас зовет, бессмертный царский Китеж,

  К своим святым, чудесным берегам.

  (Сергей БЕХТЕЕВ-Град Китеж)

  Ветер гнул к земле кроны молодых берёзок, и листьями своими они касались изрубленных тел. Трава перестала быть зелёной. Она потемнела от крови и превратилась в застывшие волны, среди которых, как острова, лежали погибшие витязи. Где-то ещё кипела битва, хрипели и жалобно ржали раненые кони, звенели удары, стоял яростный ор.

  Еще умирали мои кровные братья, вставшие на пути орды. Умирали, забирая с собой много вражьих жизней.

  Я стоял, из последних сил опираясь на древко копья, что торчало из груди монгола. Правая рука, пробитая стрелой, уже не мгла держать саблю. Она выскользнула из ослабевшей руки. Ко мне, опасливо приближались три степняка.

  Оскалился. Монголы отпрянули. Боятся!

  Я улыбнулся. Две сотни против тысячного отряда. И мы их остановили! Засмеялся. Степняки взвыли от страха и злобы. Страшный урус положил их вокруг полтора десятка. Он один. Ранен. И он смеётся над ними! Монгол в кольчуге, что-то крикнул, и они достали луки.

  Я смотрел на боярина Горина, он умирал.

  – Прости, брат.

  Из последних сил крикнул.

  – Простите меня, браты!

  И принял грудью первую стрелу.

  А-а-а...

  Вскочил с кровати. Кошмар приснился, надо же, а. Сел, обтирая пот с лица. Сколько лет сны не снились, а тут первый. И какой! Встал и поковылял в ванную. Там осмотрел на себя в зеркало, ну и вид. Оброс, щетина превратилась уже в небольшую бороду. Умылся и, вытираясь, подошел к окну. Рассвело. Туман молочным киселём разлился между посёлком и лесом. Взял сигареты и вышел на крыльцо.

  Бррр. Прохладно. Закурил, вспоминая сон. С кем я там рубился? С каким-то степняком или монголом. Не помню. Жаль, сон во всех подробностях не запомнился.

  Ой, меня же там убили!

  Бррр. Меня передёрнуло уже не от холода. Зашел в дом. Что делать, спать? Взял из холодильника початую бутылку с водкой и налил стакан. Выпил, закусывать не стал. Чуть подумал, и выпил остатки. Вот теперь спать.

  Встал уже в десять, еле поднялся. Чувствовал себя старой боксёрской грушей. Настроение почти ноль. Открыл холодильник, взял рассол в банке, выпил весь. Голова не болела, слава Богу. Немного придя в себя, подумал, чем заняться. О! За грибами надо сходить. Плохое настроение и стресс, хорошо снимается тихой охотой. Одел, старый, почти выцветший камок, берцы, прихватил сигареты. Повесил на плечо термос с кофе. Закрыл дом и через пять минут был у леса.

  Вот и лес. Настоящий. Не тот, что в кино снимают. Иногда такое ощущение возникает, что режиссёры настоящего леса никогда не видели. В парках снимают своё кино. А в настоящем лесу кучи старой листвы и осыпавшейся хвои, сухие сучья и поваленные ветром деревья. А в их фильмах всё чисто и вычесано, как парк у дома отдыха.

   Я усмехнулся, представив себе, как какой-нибудь герой из таких горе фильмов, что шустро носился по парку, пронесся бы с той же скоростью по настоящему лесу. Руки-ноги переломал-бы.

  Ага! Вот первый боровичок. Обрезав ножку гриба, сунул в корзину. Белые грибы растут небольшими семействами, и если нашел один, то рядом надо искать ещё. Оглядев местечко, я пошел по спирали, оглядывая и пройденное. А вдруг не заметил какой-нибудь гриб с прежнего места?

  Ух, сразу два. Хорошие, не червивые.

  Обойдя полянку, нашёл с десяток. Двинулся дальше, посматривая под ногами.

  А воздух в лесу пьянящий. Смесь свежести, запаха зелени и грибов, земляники-из которой получается самое вкусное варенье. Смешанный лес имеет более колоритный запах, чем берёзовый или сосновый. Он же и грибами богаче.

  Обошел несколько полянок. В корзине грибов было мало, только-только дно покрыло. А попадаться перестали. Не беда, двинем дальше. Знаю грибное место у старого дуба. Белых грибов в грибные года оттуда приносил до сорока кило за ходку. Правда после короба и двух больших корзин руки, ноги и спина болели страшно. Не то чтобы тяжело, но путь туда не "бродвей". Пробираться приходиться через завалы сухих деревьев и чапарыжник. Местами ёлки росли чуть ли не в обнимку, и образовывали настоящие засеки, а в обход было в три раза длинней и через топкие заливчики небольших речек. Однако, я наметил путь напрямую, и сейчас пробирался по лесу к старому дубу, зная, что грибы там всегда в это время есть.

  Кстати, дуб этот примечательный. Толщиной в несколько обхватов. С толстыми корнями, местами закрытыми шубой мха и огромной мощной кроной. Само дерево находился на небольшом, в метра полтора возвышении, относительно ровным, покрытым камнями, мхом и мелкими молодыми дубками, что смогли прорости под большой кроной своего папы. Возвышение было овальным, примерно метров двадцать в ширину и с тридцать в длину. По краям редко стояли сосны и берёзы, росли небольшие кусты орешника. Вот вокруг возвышения, как раз, и было это грибное место. Царство белых грибов.

  На это место я набрёл случайно, когда в первый раз дорвавшись до грибного леса, совсем не следил куда иду. Ну и заплутал. Потом, когда набрав полную корзину, спохватился, не зная где оказался, решил идти напрямую, определившись по солнцу. Продираясь сквозь ёлочные заросли, выбрел к дубу, где и обнаружил, что тут растут одни белые крепыши. Посмотрел в корзину – там лежала смесь из сыроежек, подберёзовиков и красноголовиков. Решительно вывалил всё на землю, чтобы набрать одних белых, и пошёл по откосу, срезая боровики.

  Через двадцать минут, с полной корзиной, поднялся к дубу. Обнаружил у ствола изгиб корня с арочной формой, который огибал что-то в земле, наверно камень, и похожий по форме на кресло. Сел на него отдохнуть. Сидеть было удобно. Корень был покрыт мхом, как и камень под ним, а за спиной, часть ствола, образовывала чуть жесткое, но удобное место под спину.

  Здорово тут. Странная тишина, как будто не в лесу сижу. И воздух, пропитанный запахом прелости и старины какой-то. Когда отошел от дуба метров на пятьдесят ощутил на себе как будто бы взгляд. Резко обернувшись, огляделся. Никого не видно. Может хищник какой? Волк? Медведь? Не дай бог медведь. От этого вроде бы увальня не убежать, и дерево не спасёт – лазает как обезьяна. Постоял, оглядываясь немного, и двинул в сторону посёлка. Пробираясь через завалы и чащобу старался запомнить путь.

  В общем, часто ходил за грибами к дубу, когда рядом ничего не находил. Хоть и чапать было с километра четыре, зато всегда полная корзина. Знакомые удивлялись-откуда, причем постоянно одни белые. Отшучивался, что рыбных мест не выдаю.

  В этот раз шел к дубу не только за грибами, но и отдохнуть в природном кресле.

  Выйдя к месту остановился. Вдохнул полную грудь.

  Красота! Божественный запах. Щебет птичий и шум листвы. Музыка леса. Бальзам на сердце усталого тела. Настроение сразу поднялось.

  Напевая песенку из мульта про чебурашку, двинулся высматривать грибы:

  – А в Подмосковье ловятся лещи,

  Водятся грибы, ягоды, цветы.

  Лучше места даже не ищи,

  Только время зря потратишь ты.

  Правда, тут не Подмосковье, а керженские леса, но под хорошее настроение запел именно эту песенку. Главное про грибы поётся.

  А вот и первый. Присев протянулся к грибу, тут же увидел другой. Как всегда, чуть ли не танцуя вокруг деревьев, в течение минут двадцати набрал полную корзину белых.

  Вот и славно, тра-ля-ля-ля!

  Потянулся и, закрыв глаза, глубоко вдохнул. Вот где надо отдыхать! После такого отдыха душа поет.

  Подхватив корзину, взобрался по откосу и направился к природному креслу. Оставил корзину у уходящего в землю корня, плюхнулся на мох и достал из-за спины термос на ремешке. Налив полную крышку-кружку кофе, подумал, что лучше бы было чаю взять, больше к месту подходит. Ладно, выпив кофе, достал сигареты и откинулся к стволу. Достал зажигалку и... замер.

  Тишина. Нет шума листвы, даже птицы замолкли. Поднялся и двинулся вокруг дуба, осматривая лес. Никого. Пожав плечами, подошел к корзине. Глянул на часы, без пяти четыре. А куда спешить? Домой вернуться успею ещё. Наконец закурил и опять присел на изгиб, стараясь не задеть нарост на коре, почти над головой. Тут заметил, что комаров нет, совсем. Когда собирал грибы вокруг возвышения, были. Может, здесь что-то растёт, чего они не любят или место для них запретное? Ха-Ха!

  Докурив, сунул окурок между мхом и тщательно затушил. Откинулся спиной на ствол и закрыл глаза.

  Странно, комаров нет, тишина, похоже, здесь из людей бываю только я. Поскольку грибы тут есть постоянно и ни кто их тут кроме меня не собирает.

  Какой-то дуб-колдун. Нет ли тут трын-травы? Сразу завертелась в голове:

  – А нам всё рано, а нам всё равно...

  – Кгарррг!

  Я подскочил от неожиданности и больно треснулся об нарост.

  – Мля!

  Держась за голову огляделся. В метрах двух, на камне сидел огромный, как сажа черный ворон, и смотрел на меня.

  – Блин, напугал. Чёрт пернатый!

  Ворон повернул голову и, раскрыв мощный клюв, проорал:

  – Кгарррг.

  После чего подпрыгнул и взлетел. Маневрируя среди стволов, скрылся в лесу.

  Ладно, домой пора. Стоп, а где корзина? Обежал дуб. Корзины нигде не было. Что за напасть? Куда она девалась-то? Не ворон же унёс, хотя я же видел, как он улетал. Чертовщина.

  Перекрестился. Корзина не появилась.

  – Ей, кто тут шутит? В торец захотел?

  Тишина.

  Достал нож, на всякий случай, щёлкнул кнопкой выброса и двинулся вокруг ещё раз. Нарезав кругов пять, подошел к месту, где оставлял корзину, и стал его изучать. Странно, нет даже следов, что тут могло что-то стоять. Да что же это такое? Что происходит? В раздумьях сделал ещё круга три. Посмотрел на часы – ровно семнадцать. Быстро время пролетело! Где же корзина, и что происходит чьёрт побьерри?

  Вдруг пальцы обожгло.

  – Ай!

  Уже вовсю дымящийся фильтр полетел в мох. Чёрт, пожара ещё не хватало. Затерев дымящийся фильтр, с удивлением обнаружил ещё три. Ого, не заметил, как скурил четыре сигареты. Похлопав по карманам, обнаружил, что сигареты и зажигалка на месте. Открыл пачку, половина. Что ещё? Так нож здесь...

  Термос! На мне его нет, как снял его налить себе кофе, так и повесил на сухом сучке, рядом с камнем. Кинулся к дубу. Вот незадача, термос тоже пропал. Совсем расстроенный сделал ещё оборот вокруг дерева.

  Остановился у места, где сидел. Что делать?

  Надо домой идти. Завтра приду разбираться. Не кружить же сейчас вокруг дуба как спутник. Итак, тропу уже натоптал.

  В последний раз всё оглядев, поплёлся в сторону посёлка. По дороге продираясь через куст орешника, вдруг обнаружил, что не узнаю тропу. Блин! Не хватало ещё заблудиться. Где там солнце? Так, иду правильно, но места не узнаю. Опять ничего не понимаю. Заблудиться я не мог. Вот ложбина, вдоль неё идти надо. По ней к посёлку и выходил. Вперёд.

  Вышел на небольшую поляну. С удивлением увидел через ряд кустов орешника пашню. Что за ерунда, у посёлка давно никто не пахал. Не было тут пашни. Распахали, когда я ушел к дубу? Обойдя кусты остолбенел. За вспаханным полем, у леса, которого там НЕ ДОЛЖНО БЫТЬ, стояли толи сараи, толи дома. Зачесалась голова от мыслей, но объяснений всему не находилось. Куда-то не туда я вышел. Огляделся. Место вроде то, но лес другой, то есть стоит не так.

  Справа послышались голоса. Кто там? На краю поля, за двумя вроде бы быками, мужик в странном наряде, какой-то корягой пашет землю. В конце пашни, у берёз, носятся несколько детей в каких-то мешках, не разберёшь. Пойду, спрошу, может что прояснится.

  Я шел по краю пашни и разглядывал странную компанию. С каждым шагом возникали новые вопросы.

  Главное, где я, куда попал, и как до дому добраться?

  Что это за люди?

  Почему так странно одеты?

  Почему пашет землю допотопным орудием, кажется рало или орало, может соха?

  Мужик, напрягаясь, наваливался на ручки. Одетый в длинную серую рубаху, по колено, уже промокшую от пота. На ногах штаны чуть темней, чем рубаха, и босой.

  Щёлк!

  – Хей, дохлые!

  Только сейчас разглядел ещё одного паренька лет двенадцати, что шагал сбоку от быков, подбадривая их хлыстом. Одет так-же. Модно наверно? В конце пашни, в тени берёзы на земле сидел малыш лет двух, голый, а рядом размахивая палкой, прыгал пацан лет шести, в одной длинной рубахе. С одеждой напряг? Или старообрядцы какие-нибудь. Мужик довёл борозду и выдернул соху из земли. Потом босой ногой счистил немного налипшей земли с резца, и отшлифованное почвой железо засияло как серебро. Надо же, совсем как плуг. Тут он перекрестился, и что-то пробормотал. Ну, точно старообрядцы.

  Мне до него осталось шагов десять сделать, как мужик повернулся ко мне боком и крикнул в сторону берёзы:

  – Третей, сбегай в дом, мать позови. Да скажи – пусть снедь несёт сюда, здесь поснедаем. Потом допашу.

  Паренёк развернул быков, а мужик, высоко приподняв плуг, с силой вогнал его в землю. Пацан откинул к небольшому пеньку вожжи и петлёй закрепил их на нём. Потом выпряг быков из сохи. Быки тут же потянулись к траве. Средний пацан, что Третеем назвали, вприпрыжку побежал к домам, что я сначала принял за сараи.

  Надо ж, Третей. Это третий значит? Если он третий, а по росту средний, значит, есть ещё один, старший. Что это сыновья этого мужика я не сомневался. Тем временем, паренёк, что помогал с быками, уселся рядом с малышом. Интересный малыш – сидит молча, не капризничает, как некоторые, что-то теребит в руках.

  Я уж подошел к мужику, когда он наклонился и, подняв небольшой кувшин, стал жадно пить.

  -Ух, хорошо.

  Он поставил кувшин. Утёр рукавом русую бороду и посмотрел на вспаханное поле.

  – Здравствуйте. – Поздоровался я.

  Он продолжал, щурясь, смотреть на пашню.

  – Э-э-э... мужик ты меня слышишь?

  Он что-то пробормотал, перекрестился, развернулся и пошел к детям у берёзы. Не понял?

  -Эй! Вы меня слышите? – Я его догнал и схватил за плечо.

  Вернее хотел схватить.

  Моя рука пролетела сквозь мужика и я, как говорят на второй, неофициальной части русского языка – п...ся.

  – Ёк... Ай...

  Все мысли вылетели из головы и, тут же, вернулись миллионным роем. В голове загудело. Больно, как шершни, стали жалить страшные мысли.

  Что это было?!

  Своими глазами видел, КАК МОЯ РУКА ПРОШЛА СКВОЗЬ ТЕЛО ЭТОГО МУЖИКА!

  Что это значит? Что? Что? Что?

  Я умер?

  Когда? Когда с дуба рухн... тьфу, об дуб треснулся? Ерунда, от удара и звездюлей, тьфу, звёзд не было. Поднял руку и потрогал место, где на голове была огромная шишка.

  Шишки НЕ БЫЛО! Как будто и не трескался об ствол! И не болит ничего.

  Кто я теперь, дух или привидение?

  Кто мне может сказать?

  Я вскочил и помчался к берёзе, где мужик уже полулежал рядом с детьми и что-то с улыбкой слушал. Мне не до улыбок было. Подбежав и, размахивая руками, заорал:

  – А-а-а, мужик, а мужик, скажи?

  Махнул рукой, которая, как прошлый раз, прошла через тело, и я с силой приземлился на пятую точку.

  – Мля!

  Копчик отбил. Истерика и паника в одном флаконе немного отхлынули, и я откинулся на спину, закрыл глаза и стал думать.

  Надо спокойно подумать. И подумать, как говорится в известной передаче.

  Что? Где? Когда? Очень, оказываются важные вопросы.

  Итак – что произошло?

  Собственно, чёрт его знает. Вернулся из леса, где грибы собирал. Белые, не мухоморы, а глючит как будто собрал все мухоморы в лесу, и тут же все сожрал.

  Кошмар!

  Так, следующее – где?

  Попал туда, не знаю куда. Местность вроде знакомая, но различия есть. Лес почти такой же, но его чересчур много. И там где должен посёлок стоять, тоже лес. А на поле, у леса, где начало пашни, старая ферма была. А сейчас нет.

  Вот, насчёт когда?

  Самое интересное – когда этот кошмар кончится?

  Я раскинул руки и левой рукой ударился об камень. Подскочил. Больно! Рассматривая свою руку, вспомнил про часы. Времени, кажется, прошло – вечность. Часы показывали девятнадцать тридцать семь. Надо же, а думал действительно вечность прошла. По лесу, от дуба два часа, спокойным ходом. Немного, минут пять, стоял у поля. И полчаса кошмара!

  А ведь рука-то болит. Значит я не привидение!

  На всякий случай щипаю себя за мочку уха – больно. Как не странно, боль в радость. Что ещё?

  Рука сама собой лезет в карман в карман, сигареты и зажигалка на месте, пачка смята. Открываю, девять штук.

  Ух, значит, всё не так уж плохо на этот момент. Прикурил и затянулся.

  Ха! Курящее привидение, однако.

  – Ну, проголодались, пахари? Волош, а где Первуша?

  Это кто Волош? Это мужика, Волошем зовут?

  Я повернулся. К берёзе подходила удивительной красоты женщина. Она с трудом несла по большому кувшину в каждой руке, а за ней Третей тащил корзину. Когда она подошла ближе, увидел, что она беременна. Да, силён мужик! Четверых пацанов заделал, и ещё будет. Уважаю. Ну, точно старообрядцы. Столько детей иметь в наше время, это подвиг.

  – Ох, страсть как голодны, Агаша, счастье моё.

  Волош поднялся, перехватил кувшины из рук и поставил на траву.

  – Старшего я до запруды послал, верши проверить. Коль припоздает, то вечерять один будет. Треша, ставь корзину здесь.

  Имена-то у них какие! Давно не слышал, чтоб так людей называли. Агаша, это кажется полностью Агафья?

  Агафья, в просторном белом платье, похожем на большой сарафан, перетянутым сразу под грудью, устало опустилась на траву. Смахнула платок, повязанный узлом назад и, оглядев сидящих, спросила:

  -А чем здесь пахнет, как будто горит что?

  Все завертели головами и стали принюхиваться, а малыш состроил рожицу и выдал:

  – Тья-тья ух.

  Я посмотрел на дымящуюся сигарету. Неужели чует дым? Легкий ветерок дул чуть в сторону от них и запах от дыма от сигареты могли учуять все.

  Волош, было вскочивший, сел обратно.

  – Нет, кажется тебе Агаша. Дыма нигде не видать. Давайте снедать уж, а то мне ещё допахивать надо.

  Агафья стала выкладывать из корзины завёрнутую в полотенца еду и тут же разворачивая.

  Ого! Пироги разные, яйца, горшочки с чем-то, и ещё много чего на вид аппетитного. Быстро уставив всё на расстеленном полотенце, Агафья сняла с кувшинов тряпицу, и достала из корзины кружки.

  Берестяные! Вот это да! Странная экономия у них. А чай они из чего пьют?

  Волош смотрел на жену и улыбался.

  – Ох, сколько всего наготовила, красава моя.

  – Полноте, ну с Богом!

  Все стали читать молитву и я с удивлением услышал, как через общее бормотание, пробивается отчетливый лепет малыша. Закончив молится, Волош взял кусок пирога и принялся есть. Остальные тоже взяли по куску. Агафья разлила из одного кувшина молоко по кружкам и расставила каждому из детей. Потом одну из кружек подала малышу и он, проливая на себя, стал пить. Агафья улыбнулась.

  – Не торопись, горе моё.

  Волош прожевав кусок пирога тоже улыбнулся.

  -Ты бы слышала как он "Отче наш" читал. Всё правильно говорил, почти не ошибался. Умница, Глебушка наш. – И протянув руку, взъерошил русые волосы маленького Глеба.

  Вся семья принялась так аппетитно есть, что у меня слюни ручьём потекли.

  Блин! А ведь я голоден. Со всеми этими приключениями как-то не заметил, что голодный давно. А ведь позавтракал только, и весь день кофе пил. Сразу захотелось есть и много водки, чтоб напиться и забыться.

  А от разложенной на траве всячины пахло обалденно. В животе заурчало и я, затушив окурок, поднялся. Интересно, если я приведение, то почему чувствую боль и есть хочу?

  И чем, интересно, привидения вообще питаются?

  Привстал и посмотрел на пироги.

  Агафья посмотрев на то место где сидел я, нахмурилась. Волош, перестав жевать, спросил:

  – Что, Агаш?

  – Да вот опять почудилось, что дымом пахнет.

  – Почудилось, не горит ничего. Пироги есть ещё? Первуше оставить надо.

  – Да ешьте всё, в дому ещё есть. Я много напекла.

  И опять посмотрела в мою сторону. Нет, она определённо чувствует что-то. Я поднялся и двинулся по кругу, обходя семейство. Интересно, если моя рука проходит через тела, то как я хожу? Я остановился и потопал по земле. Хм, и удары чую, и вроде трава приминается. Так, а если приминается, то я имею вес. Черт! Если они меня не видят, то могут видеть следы. Правда трава тут же поднимается. Надо ходить осторожно. Не хотелось пугать детей и беременную женщину.

  Опять посмотрел на пироги. Так, людей мне не коснуться, но по лесу я шел, и ветки деревьев мешающие мне пройти, легко убирались сторону рукой. Значит, предметы можно взять. А что взять? По близости только кувшины и оставшиеся два куска пирога. Я посмотрел на семейство. Они спокойно ели, вниз на еду никто не смотрел. Я протянул руку и коснулся пирога. Ура! Сдвинулся. Так что это значит? А значит, что я могу здесь что-то взять. Чушь какая-то. Предметы рукой сдвигаются, а людей рука не чувствует. Как это понимать? Может, это не я тут привидение, а они всей семьёй? Чёрт, без водки не разберёшь.

  А может это всё сон? Только длинный какой-то. А мне не снились сны очень давно. Ах, да. Прошедшей ночью кошмар был. Может, этот продолжение того? Я что, в коме, с нескончаемым кошмаром?

  – Твою мать!

  Тут я заметил, что маленький Глеб смотрит на меня. Я улыбнулся ему и показал язык. Он засмеялся.

  Оп-па, ребенок-то меня видит! И слышит, я ведь ругнулся в голос.

  Волош посмотрел на Глеба и снова взъерошил ему волосы.

  – Наелся, радость наша?

  Потом оглядел остальных.

  – Ну, богатыри, пора дело закончить. Агаша, забери младшего в дом.

  Я с сожалением смотрел, как остатки пирога Агафья убирает в корзину.

  – Кгарррг!

  Я вздрогнул. Блин, опять! На пашне сидел огромный ворон и смотрел на людей. Агафья, выронив берестяные кружки перекрестилась. Волош схватив кружку кинул в ворона.

  – Кыш, проклятый!

  – Кгарррг!

  Ворон, подпрыгнув, взлетел и быстро скрылся за лесом, а меня кольнуло нехорошее предчувствие. Волош хмуро пробормотал:

  – Не к добру.

  Агафья, крестилась и бормотала "Отче наш".

  – Боярин!

  Все обернулись на крик. От леса, что рядом с домами, бежала какая-то девчонка. Волош посмотрел, прикрываясь рукой от солнца, и сказал удивлённо:

  – Это же, Верея. Откуда она здесь? Не случилось ли беды?

  Девка, лет пятнадцати, подбежала, тяжело дыша, и, сбиваясь, заговорила:

  – Боярин... степняки... на Хохолы налетели. Мужиков побили. Баб и детей в полон увели. Я у леса была, былие собирала, как их увидела, спряталась. Потом в Верши побежала. Боярину Горину рассказала. Он своих воев исполчил, а мне велел вам весть передать.

  – Вот ведь накаркал, гавран проклятый! А дома не пожгли?

  – Нет, Влодей Дмитрич, не пожгли.

  Волош, то есть Володей ударил кулаком в ладонь.

  – Значит, уходить не собираются.

  Володей развернулся.

  – Василий, беги к загону и запрягай Серка. Скачи к запруде, Бориса найдёшь и скажешь, пусть к дому скачет, оружается, потом на Верши, там сбор будет. Коня ему отдашь, сам на Заимку.

  Василий побежал к домам, а Володей присел перед женой.

  – Агаша, ты то же к Заимке иди, поспешай. Детей береги.

  Агафья прильнула к мужу:

  – Сам уберегись. Живого жду.

  – Ну, успокойся. Всё хорошо будет. – Волош повернулся к девке. – Верея, ты здесь останься. У пролеска схоронись. Бориса дождёшься, с ним в Верши возвратишься.

  И быстро пошел к домам. Агафья, поторапливая детей, собрала кружки корзину, двинулась туда же.

  От всего этого у меня какой-то ступор случился. Степняки. Боярин Володей Дмитрич. Ё-моё, куда я попал? Ну, точно я сплю, а кошмар продолжается.

  Хотя какой это сон? Такой длинный и подробный? Сколько он длится?

  Я глянул на часы. На часах было двадцать десять и...

  Как это понимать? Часы показывали время, дату, месяц и число. Число-то, двадцать девятое. А вот месяц! Сбились или глюкнули? Нажал на кнопку и на дисплее загорелась полная инфа по дате. Ничего не понимаю. Как я раньше не разглядел? С утра был июнь, а сейчас часы показывали двадцать девятое апреля тридцать седьмого года! Какого тридцать седьмого? Там где должны стоять первые две цифры, стояли просто точки.

  Так! Это не сон, меня действительно засунуло в прошлое. Тридцать седьмой год, только какого века? Как узнать? По одежде не определить.

  Из-за домов на коне вылетел Володей, в доспехах. В руке копьё, сбоку, чуть за спиной, овальный щит. Он остановился, глядя, как заходят в лес Агафья и дети, махнул рукой и ускакал в пролесок. Я обернулся, Агафья с детьми скрылись в лесу, как раз там, где я вышел.

  Надо что-то делать, и не сидеть на месте как идиот. Посмотрю в домах, может, с годом как-нибудь определюсь.

  Обходя постройки, я рассматривал их внимательно. Всего их было четыре. Один дом, или сарай, стоял отдельно, в метрах двадцати от других. За ним был большой загон, видимо для домашней скотины. Ага, вот быки, на которых пахали. Пока я в удивлении лупал глазами, их успели увести. Остальные постройки вместе с остроконечным высоким забором в четыре метра, образовывали периметр в пятьдесят метров сторона.

  Обнаружил ворота просто – все тропинки сходились в одном месте, упираясь в глухую стену. Интересно, как внутрь попасть? Закурил и стал осматривать ворота. Интересно как они их открывают? Похоже, ушли все, и дверь за собой захлопнули. Нет ни ручки, не щели, всё подогнано плотно. А, вот дырка, будто от сучка, может здесь замочная скважина? Я посмотрел в неё. Нет, насквозь видать. И на замочную скважину не похоже, хотя...

  Видел я простые замки с небольшим отверстием, ключом к которому служили простая трубка или пруток из железа, с пропилом вдоль, и пластиной. Когда ключ вставляли в отверстие, пластину выпрямляли вдоль прутка. Пластина, на выходе, падала вниз, и получался классический ключ. Не сложный и достаточно надёжный замок. Вот где может быть спрятан ключ? Так, стену я осмотрел, посмотрим на земле. О, камень. Трава вокруг примята, с чего бы это? Я приподнял его и вуаля, ключик. Скорее КЛЮЧ, большой! Какой молодец и догада.

  Стоп. Кто-то скачет. Камень и ключ на место, спрячемся. Сделав шаг от ворот, усмехнулся. Идиот, я же, как бы, не виден. Из-за угла, на коне, вылетел парень лет шестнадцати. Это, наверно, Борис. Перед воротами он осадил коня и спрыгнул у камня. Достал ключ, и вставил в отверстие. Чуть повернул и навалился на створ. Ворота сдвинулись внутрь, парень толкнул сильней и в открывающихся воротах я увидел толстую верёвку, привязанную к верху створа, а с земли поднималась большая колода. Интересная система, видимо для быстрого закрытия ворот. Зацепив крюком створ, Борис завёл коня внутрь и привязал его к столбу рядом с воротами. Потом побежал в крыльцу большого дома и влетел внутрь не закрыв дверь. Я двинулся за ним.

  – Борька! Борька, степн... – Крик оборвался и раздались глухие рыдания.

  Это Верея. Я кинулся обратно. Выбежав из ворот, шарахнулся от неожиданности в сторону. На встречу неслись всадники. Трое влетели в ворота, а двое копошились у угла. Подбежав, увидел, что один держит Верею за руки, второй пристраивается между ног.

  Вот твари! Терпеть насильников ненавижу! Я с разбегу пнул держащего за руки. Счас. В злости забыл, что я как призрак. Пролетев два метра от них, головой боднул что-то в траве. Чёрт! Схватил рукой, берёзовый шест. Выхватив из травы дубину, с размаху долбанул по загривку того, что меж ног Вереи.

  – Получи, урод!

  Хекнув, степняк ничком навалился на Верею. Второй округлив глаза, откинулся на задницу, и заелозил от летающей по воздуху дубины.

  – Уечн шайтан! – Он повернулся, быстро перебирая ногами.

  – И ты получи сволочь. – Дубиной приложил его об шлем, который от удара, кувыркаясь, улетел в кусты.

  Обернулся. Верея, рыдая, пыталась выбраться. Я подошел и, удачно подсунув дубину под тело, когда она поджала ноги, откинул степняка. Девка отползла в сторону, всё ещё подывая. Степняк застонал. Ух, живой ещё? Ну, получи добавки. Размахнулся и с силой вогнал торец дубины в лицо степняка. Не жилец теперь. Накатила тошнота. Во сне или нет, но это первый мной убитый. Рыдания за спиной резко смолкли. Обернулся, Верея оторопело смотрела на дубину. Ладно, с ней всё в порядке, а как там Борис? Кинулся к воротам. Завернув во двор, увидел, что у крыльца с топором в голове лежит степняк, а двое других, помахивая саблями, зажимают Бориса у стены. Молодец парень!

  Но он, тяжело дыша, держался за грудь, где расплывалось тёмное пятно. В правой руке сабля.

  Эх! С разбегу дубиной сшибаю ближнего. По инерции разворот по горизонту. Бум! Шлем, как у насильника отлетает. Я опустил дубину на землю и обернулся. Борис сполз по стене на землю. Устало посмотрел на стоящий неизвестно как берёзовый шест. Кивнул.

  -Спасибо тебе, кто бы ни был ты, друг неведанный. – И закрыл глаза.

  -Не за что. – Я откинул дубину и подошел к Борису.

  Кровь ещё шла, а помочь я ничем не мог. Поднёс руку к груди парня и попробовал коснуться. Странно. Рука вроде проходит, но чувствуется какое-то сопротивление. Может, я проявляюсь в этом мире как фотография? Ещё чуть-чуть и по местным лесам будет носится полупрозрачный человек, а аборигены толпой его ловить, или с ужасом разбегаться. Ха! Будет потом новая сказка про то, не знаю что.