Текст книги "Ворошилов"

Автор книги: Владислав Кардашов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 9 (всего у книги 25 страниц)

– Спокойно, товарищи! Спокойно! – Хрипловатый его голос прорывается сквозь хаос боя, хладнокровие комиссара успокаивает людей.

Много лет спустя Семен Михайлович Буденный, боевой товарищ Ворошилова и сам храбрец не из последних, напишет: «Интересные бывают люди! Климент Ефремович – по натуре горячий, в бою же менялся и становился необычно хладнокровным. В самый разгар рубки он мог говорить самые обыкновенные вещи, высказывать свое впечатление о бое… По виду его казалось, что участвует он не в атаке, где могут убить, а словно бы в спортивном состязании».

Залп, перебежка… Залп, перебежка…

Но немцы все ближе, и все явственнее их намерение отрезать арьергард от ушедших вперед, к Змиеву, эшелонов. И вот:

– Товарищи! – кричит Ворошилов. – По вагонам! Быстрее! Скорее по вагонам!

А сам с наиболее стойкими продолжает дело: залп, другой, перебежка…

Вышло так: основная часть луганцев успела сесть в эшелоны и вслед за «Черепахой» прорваться под огнем противника мимо Змиева. Но человек двести во главе с Ворошиловым были отрезаны.

Спасение одно – прочь от железной дороги, по которой движутся главные силы врага. И вот отряд Ворошилова, отстреливаясь, отходит, используя каждую складку на местности, каждый перелесок. Луганцам удается оторваться от противника. Привал.

Ситуация, хорошо известная в современной войне, – окружение. Враг, как кажется, везде. И более опытные люди, случалось, теряли голову, попав в такую передрягу. Растерян и кое-кто в отряде.

Спокоен и уверен вожак, комиссар Ворошилов.

– Никакой паники. Мы на своей земле, нам здесь каждый куст родной, а они – чужие…

Он смотрит карту.

– Пойдем на восток, на Чугуев, оттуда к Купянску. Тут не так далеко. Вряд ли немцы уже туда добрались. А оттуда поездом в Лисичанск – и мы дома.

Он окидывает взглядом бойцов, видит надежду на лицах, усмехается:

– Идти, конечно, придется ночью, по-волчьи, без дорог.

После нескольких изнурительных ночных маршей Ворошилов почти без потерь довел свой отряд до Купянска и затем, уже в Изюме, присоединился к отступавшим от Змиева основным силам красных.

К тому времени их положение стало еще запутаннее. Надежды руководителей Донецко-Криворожской республики [17]17
  Донецко-Криворожская советская республика была создана в конце января 1918 года. Возникновение ее было следствием тенденций к сепаратизму, существовавших тогда среди ряда работников. В условиях еще не сложившегося окончательно советского центрального аппарата такие случаи не были единичными: в Одессе, Николаеве, Донской области были созданы свои Советы Народных Комиссаров. Существовали такие же республики и в других районах России.


[Закрыть]на то, что немцы не сочтут территорию республики входящей в состав Украины, явно не сбывались. Германские войска продолжали движение на восток, и где они остановятся – было неизвестно. Надо обороняться.

Для этого в первую очередь следовало сконцентрировать свои силы. Драться с грозным врагом по-прежнему, отдельными отрядами и отрядиками, бессмысленно, это пустая трата сил.

Идут переговоры о том, кого назначить командующим вновь формируемой 5-й армией. 15 апреля в ответ на запрос Антонов-Овсеенко получает телеграмму: «Сообщаю народным комиссарам Донецкой республики о разговоре с вами и о предложении принять на себя командование 5-й армией. Я согласен и прошу о телеграфном предписании тов. Сиверсу сдать мне армию со всеми поездами снабжения, вооружения, обмундирования, штаба и денежных сумм. Сегодня выезжаю в направлении Купянска. Ворошилов».

Ответственность, которую Ворошилов взял на себя, огромна. Предстояло защищать самое сердце Донбасса, а сил для этого было слишком мало. 5-й армии практически не существовало, ее следовало сформировать, а поступавшие в распоряжение командарма разновременно, поэшелонно отдельные отряды и отрядики находились в таком состоянии, что для их приведения в порядок потребовалось бы немало времени. Его у Ворошилова не было – немцы наступали, и Антонов-Овсеенко уже 17 апреля телеграфировал командарму-5: «Ваш участок имеет исключительно важное значение. У Сватово вы прикрываете Юго-восточную ж. д. Луганск – Миллерово…»

Однако к началу боя у Сватова отряды Ворошилова не поспели. У станции Кабанье луганцы встретили остатки отряда, защищавшего Сватово. Ворошилов немедленно выслал навстречу немцам бронепоезд, а прибывший с ним отряд харьковчан и луганцев развернул в цепь и сам отправился с ней.

Прошли несколько верст, поднялись на холмы у Сватова, начали окапываться. Дул резкий и холодный апрельский ветер, согреться трудно. От Сватова стали изредка прилетать снаряды. Необстрелянные бойцы тревожно поглядывали в ту сторону. А тут еще в небе заурчал аэроплан. Многие из красногвардейцев впервые видели такую боевую машину, и когда аэроплан, спустившись пониже, начал обстреливать цепь из пулемета, среди бойцов чуть было не началась паника.

Ворошилов, убедившись, что его отряд в состоянии хоть ненадолго задержать немцев, возвратился в тыл, где попытался отправить на позиции и другие отряды. Добиться этого было нелегко. Под напором немецких войск кругом все отступают, фланги луганско-харьковского отряда не прикрыты, и командиры других отрядов не проявляют желания идти в бой. С ними приходится спорить, уговаривать, требовать, нередко и грозить.

Тем временем немцы, попытавшись наступать в лоб, от Сватова, и получив отпор, предприняли обходный маневр с востока. Есть сведения, что они то ли захватили, то ли в ближайшее время захватят мост через Северский Донец у Лисичанска и тем отрежут пути отступления 5-й армии. Приходится уходить.

Эшелоны идут одновременно по двум путям. На рассвете – остановка. Командарм выскакивает из бронепоезда, бежит вперед. Около эшелонов – толпа, шум…

– В чем дело? Почему стоим?

Оказывается, эшелон, двигавшийся по нечетному пути, был поспешно и неправильно загружен, на повороте зацепился за соседний эшелон, и в результате в одном составе сошла с рельсов платформа с броневиком, а в другом – платформа с грузом. Задержка нервирует людей, уже слышны голоса:

– Какого черта ждать! Под откос их, и баста! Надо двигаться…

– Как так под откос? – вмешивается Ворошилов. – Вы что? Ни одного гвоздя врагу! А здесь броневик! Что стоите? Немедленно поднять платформы на рельсы. Домкраты, веревки сюда!

Повинуясь властному голосу, те, кто только что требовал сбросить платформы, берутся за дело вместе с командармом. Сноровисто, ловко подводит он домкраты под оси платформ, рискуя, что броневик свалится на него, тащит камни и обрубки под рычаги… Дело идет споро, рубашки у людей потемнели от пота… Через час эшелоны вновь в движении.

Мост через Донец миновали благополучно, хотя и под огнем немецкой артиллерии.

Бронепоезд со штабом отходит в числе последних. Мимо тихо проплывают знакомые с детства места, скоро будет Верхнее, родина командарма. Вот и будка на скате насыпи… Тяжело уходить, но ипаче нельзя – то и дело над эшелонами гремят разрывы германских снарядов. Врагу отвечают орудия бронепоезда. Тяжело, но он еще сюда вернется, он уверен в этом, что бы ни случилось.

…В 20-х числах апреля эшелоны 5-й армии отошли к станции Родаково. Здесь уже собралось немало различных украинских и донецких отрядов, оттесненных непрерывным напором германских дивизий. Настроение в отрядах, бойцы которых были утомлены, обессилены, разобщены, оставляло желать лучшего. Враг был близко, артиллерийская канонада не прекращалась, над станцией летали вражеские самолеты и бомбили ее.

В довершение к этому времени отряды в Родакове полностью лишились руководства со стороны главного командования. И ранее это руководство было не слишком-то конкретным и действенным, чаще всего ограничивалось указанием путей отхода, а теперь связь со штабом и вовсе прекратилась. Неясно, кому же и кто должен подчиняться. Требовалась решительная и твердая рука, иначе гибель грозила всем отрядам.

Инициативу и здесь проявил Ворошилов. В здании вокзала в Родакове он созвал совещание командиров красногвардейских отрядов Украины и Донбасса. После того как командиры рассказали о положении отрядов, выступил Ворошилов:

– Нам придется отступать, товарищи, ничего тут не поделаешь. Но отступать надо с умом, организованно, Так, как это делается сейчас, отступать нельзя. Надо учиться у врага, хоть и приходится за эту выучку дорого платить. Но если мы будем отступать в таком беспорядке, – Ворошилов кивнул в сторону окна, в которое видна была суматоха переполненной составами и людьми станции, – если мы не наведем порядка, то и сами пропадем, и людей погубим…

Тут было не до споров – все командиры согласились подчиняться командарму-5. Закончилось совещание под разрывы бомб: германские самолеты безнаказанно, с низкой высоты осыпали ими эшелоны с красногвардейцами.

Ночью Ворошилов и Руднев (последний в силу своего опыта – все же прапорщик старой армии – был назначен начальником штаба) подсчитывали людей, вооружение, боеприпасы, продовольствие. Мелкие отряды сводили в более крупные, чтобы можно было поручить им оборону отдельных боевых участков, а те, в которых заправляли анархисты, расформировывали и даже разоружали.

После бессонной ночи, дав приказ изготовиться к встрече врага, командарм поспешил в Луганск, где еще не закончилась эвакуация. Утренние часы прошли в лихорадке эвакуации, а после полудня с запада стали доноситься раскаты артиллерийского грома. Вскоре прибыл посланец от Руднева с просьбой срочно возвратиться.

Ворошилов на паровозе поехал к войскам. Здесь он узнал, что днем немцы крупными силами атаковали его отряды и оттеснили их к станции Меловая. Но именно оттеснили, не более: уже сказались меры по реорганизации отрядов, большинство их сражалось храбро и упорно, лишь несколько частей самовольно покинули боевые участки.

Вечером отряды, составлявшие 5-ю армию, при поддержке артиллерии перешли в наступление. И вот успех: немцы отошли, оставив на поле боя убитых, около 20 пулеметов, 2 батареи и 2 подбитых самолета. После долгих недель отступления это была первая победа!

Тем не менее приходилось продолжать отступление. 5-я армия оказалась в мешке: немецкие войска охватили ее с севера, запада и юга. Поэтому Ворошилов 27 апреля приказывает оставить Луганск и отходить на северо-восток, к станции Миллерово, чтобы затем двигаться в направлении Воронежа, в пределы РСФСР, куда, по Брестскому договору, немцы не должны были бы вторгаться.

За частями, перемешавшись с ними, шли составы с семьями рабочих, луганских металлистов, донецких шахтеров. Они везли с собой немудрящий скарб: перины, подушки, самовары, домашнюю птицу, даже телят. Огромный эшелон в несколько сот вагонов, десятки тысяч людей потянулись на Миллерово. Над этим городом на колесах, как коршун над добычей, кружился немецкий аэроплан. К нему привыкли, он уже не вызывал паники, лишь иногда бойцы постреливали вверх из винтовок, впрочем, без особой надежды попасть.

В Миллерове, где все эшелоны собрались 29 апреля, было столпотворение. Через станцию двигались и другие украинские отряды, они не слушали предупреждений командования 5-й армии о близости немцев и рвались на север. Самолеты врага в этот же день начали бомбить станцию, где каждый клочок земли был выгодной и беззащитной целью. 30 апреля Ворошилов узнал, что пути на север нет: германские войска заняли станцию Чертково. Положение 5-й армии стало катастрофическим. Дело в том, что после отхода из Луганска 5-я армия вступила на землю Войска Донского.

Так сложилось в истории России, что эта ее часть на протяжении долгого времени была предметом особых забот русских самодержцев. Отсюда, от окраин государства, к Москве белокаменной прорывались ватаги удальцов, их приближение несло смертельную угрозу правящему классу – достаточно вспомнить Степана Разина. Шли десятилетия, века, и донское казачество, когда-то ревниво отстаивавшее вольность свою, вынуждено было поступиться ею в обмен на призрачную автономию и несомненную обеспеченность. Верой и правдой служило казачество русским императорам и, к сожалению, не только на полях сражений, так что слово «казак», символ гордой вольности в народных песнях, стало дополнять понятия «гнет» и «произвол».

На Дону, как и по всей России, шла острая классовая борьба. Казачья верхушка – богатое, сословно замкнутое кулачество, офицерство – с лютой ненавистью встретила Советскую власть, так как революционная буря грозила ей лишением привилегий. Беднейшие казаки и «иногородние» видели в Советах защиту от притеснений богатеев. Все же баланс классовых сил на Дону сложился не в пользу большевиков: значительная часть рядовых казаков пошла за антисоветской верхушкой. В химерической надежде сохранить свою обособленность антисоветское большинство казачества выступило против революции, противопоставило себя воле трудового народа России – и было разбито. Схватка, в самом начале которой мы сейчас находимся, дорого обошлась и самому казачеству, и его противникам.

Таким образом, с запада и севера армии Ворошилова угрожали немцы, а на юге и востоке находились враждебные белоказачьи станицы. Однако было известно, что в районе станицы Каменской красноказачьи и шахтерские отряды Е. А. Щаденко ведут упорнейшие бои с отрядами генерала Гусельщикова. Рассчитывая на помощь отрядов Щаденко, командование 5-й армии решило направить свои эшелоны к югу, через Каменскую-Лихую, чтобы затем повернуть на восток и пробиваться к Царицыну. Решение это было совершенно, единственно правильным, но оно требовало и крайнего напряжения сил, и настоящего героизма. В первую очередь – от командарма.

Был установлен строгий порядок передвижения. Впереди шел бронепоезд, по бокам, по грунтовым дорогам, охраняя эшелоны, – броневики. Несколько пульмановских вагонов, переоборудованных в бронеплощадки, замыкали шествие. И вот, растянувшись на 20 верст, все 80 эшелонов армии поползли к югу.

2 мая эшелоны армии приблизились к Каменской. Здесь Ворошилову стало известно, что казаки намереваются атаковать эшелоны в районе моста через Донец. Тогда он сам решил нанести упреждающий удар.

У станции Глубокая отряды 5-й армии были высажены из составов и вместе с Каменскими красногвардейцами атаковали станицу Гундоровскую. Удар был так неожидан и энергичен, что казаки побежали и оставили станицу. В двух-трех верстах за Гундоровской, расположившись на высотах, красногвардейцы начинали окапываться. В их рядах ликование, слышны возгласы:

– Даешь Луганск!

Но положение вскоре резко меняется.

Удивительно, как быстро казачьи генералы-монархисты нашли общий язык с заклятыми врагами России – германскими милитаристами. Тяжелая немецкая артиллерия принялась громить окопы красногвардейцев, по балкам и буеракам казаки и немцы начали обходить позиции красных, которые еще не умели тогда вести разведки, не держали связи между отрядами, иногда даже не выставляли охранения.

Ворошилов тотчас увидел угрозу, разослал ординарцев с приказанием отступать к станице Каменской, а сам поскакал к Луганскому отряду, вырвавшемуся вперед и уже почти окруженному.

Командарм взлетел на курган, где окопались луганцы, конь его был весь в пене:

– Вы что, не видите – вас обходят справа, от Донца! Немедленно отходить! Не успеете – всех порубят!

Отстреливаясь, цепью отходили луганцы через горящую Гундоровскую станицу, а командарм уже в других отрядах. Артиллерийский огонь и настойчивые атаки противника вызвали панику среди необстрелянных бойцов. Смешались отступающие цепи, люди бежали, падали, поднимались и вновь бежали. Почти единственным, кто не потерял присутствия духа посреди этого хаоса, был Клим Ворошилов. Верхом на коне, не обращая внимания на огонь, метался он среди бегущих людей. С ним – неустрашимый Александр Пархоменко. Они выхватывают в толпе наиболее стойких людей, заставляют их остановиться, залечь, открыть огонь. И вот уже первая, еще жидкая, цепь отстреливается. А Ворошилов устанавливает вторую…

К вечеру после отчаянных усилий Ворошилову удается восстановить порядок, начать медленный отход к Каменской. Окопавшись здесь, его отряды пытаются задержать врага, тобы позволить эшелонам пройти через станцию Лихая.

Но здесь армию ждало новое испытание.

Вокруг станции и на железнодорожных путях творилось нечто трудноописуемое. К Лихой с различных направлений стекались эшелоны других украинских армий, в основном 3-й армии. На путях не слишком-то большой станции скопилось столько паровозов и вагонов с людьми, вооружением, боеприпасами, имуществом, что не было никакой возможности быстро протолкнуть их на восток. К тому же мост через Донец у Белой Калитвы был взорван, и для его восстановления требовалось время. Беспорядок и неразбериха усиливались вражеской бомбардировкой с воздуха.

Начальники различных отрядов, застрявших в Лихой и все еще прибывающих туда, из-за всего пережитого в последние недели находились в несколько нервном состоянии. Не желая никому подчиняться, они в то же время требовали без промедления пропустить на восток именно их отряды и требования эти сплошь и рядом подкрепляли угрозой применения оружия. Безначалие царило на станции, и это грозило полным уничтожением всех красных войск.

Ворошилов и его товарищи – Артем, Руднев, Пархоменко, Щаденко, Кулик, Алябьев – начинают действовать. Выставив сильные заслоны к северу против казаков и к западу – против немцев, командование 5-й армии буквально проталкивает составы через запруженную станцию на восток.

Пожалуй, это были самые критические часы в семидесятидневном походе к Царицыну. С утра 4 мая немцы стали обстреливать Лихую из орудий, 5 мая обстрел усилился. Горели вагоны, рвались боеприпасы. «На самой станции, – писали свидетели этого боя, – оставаться было почти невозможно… Чуть забрезжил рассвет… Обстрел усилился… К полудню положение создалось невообразимое. Мчались группами, в одиночку кавалеристы, пехота, артиллерия, на ходу рубились постромки, бросались орудия, пулеметы. Трудно было установить, кто же бегущие…»

И все же в Лихой были люди, сохранявшие и голову, и выдержку, и силы… Трое суток под огнем вражеской артиллерии, среди пожаров, взрывов, руководил командарм обороной. Не раз он ходил в атаку, чтобы отбросить и задержать врага, дать возможность уйти большему числу эшелонов. И лишь когда противник подошел вплотную к станции, Ворошилов приказал взрывать и поджигать оставшиеся вагоны. Под пулеметным огнем Ворошилов поскакал вслед за эшелонами, на Белую Калитву.

«По дороге, – вспоминал очевидец, – тов. Ворошилов подбирал пулеметы. В это время его настиг (всегда нюхом его отыскивающий) Пархоменко. Последний тоже мне говорил, что, когда все побежало, смешалось, его забеспокоила мысль – что с Климом, и он пустился на поиски его, сдерживая по дороге бегущих и заставляя подбирать оружие».

Не только личной храбростью и выдержкой привлекал людей командарм: ему по-прежнему свойственны чуткость и обаяние, которые, подобно магниту, притягивают к себе сердца шахтера и крестьянина, грузчика и казака, С русским он говорит по-русски, с украинцем – по-украински. С каждым он находит общий язык, с каждым беседует о том, что волнует.

До Белой Калитвы, до переправы через Донец, наиболее опасным противником 5-й армии были германские оккупанты. Будут ли они преследовать армию или же придется иметь дело с казачьими полками? Вопрос этот обсуждался 7 мая на совещании командиров отрядов в вагоне Ворошилова. Собрались Руднев, Щаденко, Пархоменко, Кулик, Латышев, Локотош, Михайловский.

– Думаю, – говорил командарм, – что немцы за Донец не пойдут, драться будем с казаками. Давайте думать, как пробиться к Царицыну.

Обнаруживается, что налицо разногласие:

– Надо бросить составы, идти пешим порядком, – высказывается один из командиров. – Впереди взорваны мосты, мы не сможем двигаться быстро. А если сколотим крепкие отряды – быстро проскочим через Донскую область.

Такого же мнения держались и некоторые другие командиры, но против него категорически возражал Ворошилов:

– Я тоже знаю, товарищи, что поход в эшелонах будет и долгим, и трудным, но предложение идти пешим порядком гибельное. Сколотим крепкие отряды, говорите вы. А где их сразу возьмешь? Как только выйдем в степь, лишимся прикрытия бронепоездов – нас со всех сторон обложат казаки, и попробуй тогда сохрани дисциплину и порядок! У меня Лихая до сих пор в глазах! А куда мы денем женщин и детей? Ведь их тысяч двадцать! И наконец, у нас сотня паровозов, три тысячи вагонов, столько груза. Неужто это все бросать, к чертовой матери, казакам? Нет, товарищи, я решительно против.

Мнение Ворошилова возобладало в совете, и огромная, 50-тысячная масса людей двинулась на восток. Кроме луганских металлистов, здесь были отряды харьковских рабочих, донецких шахтеров, Полтавский, Нежинский, Изюмский, Киевский, Одесский отряды (последний состоял из черноморских моряков и одесских грузчиков). В Каменской в 5-ю армию вошли иногородние и казаки под командованием Щаденко, в Белой Калитве – богураевские горняки и т. д. Пестрота, разнообразие людского состава этих отрядов, разнохарактерность командиров, часто их строптивость, упрямство делали чрезвычайно сложным управление такой армией. Кроме того, от Лихой вместе с отрядами Ворошилова двигались эшелоны 3-й украинской армии, командиры которой не желали признавать ничьего руководства. Попадались анархически настроенные отряды и отрядики. Заставить их признать общее руководство – почти невыполнимая задача. Только с энергией Ворошилова, его решительностью, настойчивостью и твердостью можно было сплотить эту массу людей, вести ее в бой.

Впрочем, такое же положение сложилось в ту весну 1918 года на всех зарождающихся фронтах гражданской войны, будь то Северный Кавказ, Урал или Дальний Восток. Сам этот период гражданской войны с полным правом позднее назвали «отрядным периодом».

Ворошилову и его соратникам приходилось создавать дисциплинированное, способное к боевым столкновениям воинское объединение на ходу, в обстановке, когда каждую минуту следовало ожидать нападения коварного и жестокого врага.

Впереди вереницы составов, двигавшийся со скоростью 3–5 километров в день, шел бронепоезд «Черепаха» и бронеплатформы с орудиями и пулеметами. Их сопровождали сильные отряды рабочих. Затем следовали эшелоны с людьми и грузами. По обе стороны, на небольшом удалении, походным порядком шли небольшие, хорошо вооруженные отряды. В арьергарде, замыкая это необычайное даже для гражданской войны шествие, находились Луганский и Одесский отряды, располагавшие броневыми платформами с орудиями. Это ощетинившееся во все стороны оружием «каре», по мысли его организаторов, должно было обеспечить, и действительно обеспечило, продвижение 50 тысяч людей сквозь враждебные донские станицы.

Начиная от Белой Калитвы, казаки не оставили в сохранности ни одной станции, разъезда, водокачки. Они взрывали мосты, стрелки, на протяжении нескольких верст разбирали железнодорожные пути, жгли шпалы, гнули рельсы, утаскивали их в степные балки. Пришлось создать специальные восстановительные отряды, они разбирали путь сзади эшелонов и укладывали его заново впереди. Это крайне задерживало продвижение эшелонов армии.

Население эшелонов так пообжилось на колесах, что чувствовало себя почти как дома. Во время стоянок у составов, не обращая внимания на стрельбу, играли ребятишки, женщины стирали и сушилн белье, стряпали под откосом на кострах. Случалось, что, когда эшелоны наконец начинали двигаться, обитатели города на колесах протестовали и требовали обождать, пока они доварят обед.

На всем пути в степном, маловодном краю армия страдала от недостатка воды и топлива, из-за их отсутствия паровозы часто останавливались. Поскольку водокачки были взорваны, до ближайших речек или колодцев расставляли цепочки из бойцов, женщин и подростков длиною в два-три километра и по ним из рук в руки передавали ведра и котелки с водой. В топливо же шло все, что попадалось: тысячи людей разбредались по степи, собирали дрова, ветки, ломали заборы, строения.

Не хватало продовольствия. Агитаторы белых, поднимая казаков окружающих станиц на поход против эшелонов 5-й армии, соблазняли их тем, что в этих эшелонах будто бы красные увозили много продовольствия, мануфактуры, обуви, сахара, табаку и даже денег. На самом же деле груз состоял из ценного оборудования луганских заводов, орудий, пулеметов, снарядов, патронов. Продовольствия, за исключением сахара и крахмала, было очень мало, его следовало расходовать экономно. Именно из-за попыток учесть продовольствие в станице Морозовской у Ворошилова возник конфликт с командирами отрядов 3-й армии.

Станица Морозовская была одной из наиболее революционных в Донской области, здесь возникли крупные отряды местной Красной гвардии и сохранилась Советская власть. Когда во второй декаде мая 5-я армия достигла станицы и на несколько дней задержалась здесь, возник вопрос: как быть дальше? На совещании командиров вновь прозвучало предложение покинуть эшелоны и прямо по степи идти к Царицыну, до которого оставалось 180 километров. Местные морозовские руководители вообще не склонны были покидать станицу, намереваясь защищать ее собственными стами.

Ворошилов сумел настоять: поход будет продолжен в эшелонах, морозовские же отряды получат вооружение – 10 тысяч винтовок, пулеметы, патроны – и будут защищать станицу до тех пор, пока смогут. Он выставил и еще условие – надо ввести строжайшую экономию продовольствия, боеприпасов, учесть их, централизовать расход. Это вызвало недовольство командиров отрядов 3-й армии: ворошиловская армия, как более сильная и дружная, хочет таким путем, утверждали они, забрать все в свои руки.

– Оставить все так, как есть, – агитировали противники Ворошилова в отрядах.

Конфликт зашел так далеко, что Ворошилов был вынужден арестовать левого эсера Вишневского, командовавшего 3-й армией. Тотчас же у штабного вагона собралась толпа возбужденных бойцов, требовавшая выпустить Вишневского. Ворошилов вышел к ним и объяснил, что Вишневский арестовал ввиду его дезорганизаторских действий и что ко всем, кто будет проявлять неподчинение, командование не замедлит принять строгие меры. Предупреждение подействовало.

Одной из главных тревог Ворошилова было полное отсутствие связи с центром. Больше месяца 5-я армия была оторвана от Советской республики, никаких газет никто не видел, распространялись слухи, что Советской власти нет уже и в Москве, и в Петрограде. Положение в Царицыне, куда с таким трудом прорывалась 5-я армия, оставалось также неясным, в эшелонах поговаривали, что все прибывающие в город отряды царицынские власти разоружают, а кое-кого и расстреливают. В Царицын была послана делегация во главе с Артемом.

С трудом, с опасностью и приключениями, она пробилась в город на Волге. Здесь Артем встретил Г. К. Орджоникидзе, чрезвычайного комиссара южного района. По сохранившейся телеграфной линии Орджоникидзе и Артем вызвали Ворошилова на станцию Чир для встречи. Ворошилов собрался ехать. Но преже чем поехать самому, он отправил в Царицып под прикрытием «Черепахи» и небольшого отряда красногвардейцев эшелон с несколькими сотнями раненых.

Считалось, что линия, вплоть до станции Чир, была свободна. Поэтому, когда вечером 22 мая поезд, проделав значительную часть пути, остановился на ночь у станции Суровикино, раненые не волновались. Ночью бронепоезд ушел, а в четыре-пять часов утра станцию атаковали казачьи отряды полковника Попова. Охрана поезда и небольшой местный суровикинский отряд героически защищались, но все же около девяти часов утра казаки ворвались на станцию. Немедленно началась расправа с ранеными: беззащитных людей расстреливали и прикалывали штыками, рубили шашками. От этого гнусного занятия казаков отвлекла лишь возможность грабежа имущества, находившегося в вагонах.

Вдруг около десяти часов утра с запада, со стороны станции Обливская, появился дымок паровоза. Это была так называемая «бронелетучка», состоявшая из нескольких больших, кустарно забронированных американских платформ. На тамбуре передней площадки виднелась крепкая фигура человека в кожаной куртке, опоясанной ремнем. Это Ворошилов вместе с Пархоменко и Рудневым спешили на станцию Чир. Но попасть туда им в этот день не привелось.

В трех-четырех верстах западнее Суровикина, у мостика через речку Осиновую, на бронелетучку напали казаки. Несколько часов, до полудня, шла ожесточенная перестрелка, и все же Ворошилову с товарищами удалось пробиться на станцию. Санитарный поезд стоял в тупике, и прицепить его к паровозу было невозможно. Тогда под градом пуль Ворошилов, Руднев, Пархоменко бросились перетаскивать уцелевших раненых в бронелетучку, при этом Пархоменко ранили в плечо. Следовало торопиться: казаки могли разобрать путь, и гибель стала бы неизбежной. Раненые ковыляли, ползли, цеплялись за колеса, лезли на буфера. Отстреливаясь, бронелетучка, обвешанная людьми, все же вырвалась со станции.

Вернувшись в Обливскую, где к тому времени уже находились основные силы армии, Ворошилов принимает меры к захвату станции Суровикино. Однако за станцию пришлось вести упорные бои, и лишь 27 мая красные части очистили ее от казаков. В последующие дни мая, отбивая атаки врага и восстанавливая разрушенный им путь, 5-я армия продвинулась к станции Чир. Но тут ее ждало новое испытание: 600-метровый мост через Дон был взорван. 5-я армия опять оказалась в западне.

Со всех сторон ее окружали враги, и с каждым днем они становились сильнее, увереннее и предприимчивее. К этому времени казачья контрреволюция успела упрочиться. 16 мая 1918 года собравшийся в Новочеркасске «Круг спасения Дона» избрал генерала П. Н. Краснова войсковым атаманом. Выполняя его приказы, казачьи полки генералов Фицхелаурова и Мамонтова стремились расправиться с 5-й армией.

Оказавшись перед новым препятствием, командарм так же настойчив и целеустремлен, как и прежде. Он беседует с путейским инженером:

– Сколько времени потребуется для восстановления моста?

– Трудно сказать, – колеблется тот, – но думаю, что месяца полтора-два, не менее. И то, – торопится уточнить инженер, – если из Царицына помогут.

После многих недель невзгод и мучений еще столько же стоять в голой степи! Кто знает, что намерены предпринять казачьи генералы, какими силами они будут располагать через месяц! Да и помощь из Царицына, будет ли она, бабушка надвое сказала.

Нет, надо восстановить мост, да побыстрее. Но сомневаются в успехе этого предприятия многие, в том числе и старик сторож, будка которого рядом с берегом реки.

– Ни, нэ можна, нэ выйдэ, – уверяет он, – Дон тут без дна, всэ унесэ, аж до Ростова!

– Выйдет, у большевиков выйдет, – смеется Ворошилов, – поедем по мосту и тебя, отец, прокатим!

Несколько тысяч людей начали земляные работы. Было много шума, неразберихи, но постепенно установился порядок. Весь день возили к мосту на подводах, носили на носилках, ведрами землю, песок и камни, бросали в реку, а она, казалось, бесследно поглощала, уносила их в бездну. Весь день Ворошилов у моста организовывал работу, руководил людьми, сам таскал носилки и ведра… Шесть, восемь, десять долгих дней беспрерывно штурмовали люди реку. Наконец начала проглядывать насыпь, ее закрепляли, разравнивали. Из бревен сколачивали клети, укладывали их, скрепляли…