Текст книги "Ворошилов"

Автор книги: Владислав Кардашов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 14 (всего у книги 25 страниц)

К 25 мая 1920 года Конармия сосредоточилась близ Умани. Был совершен более чем тысячеверстный поход – событие само по себе выдающееся. Но, главное, этот невиданный в истории современных войн переход конницы не привел к ее истощению, части прибывали в места сосредоточения готовыми к бою.

27 мая Конармия перешла в наступление.

Первые дни прошли в упорных боях, принесших значительный успех Конармии, но все же польский фронт ей прорвать не удалось. К тому были важные причины: сражаться теперь приходилось в изменившихся условиях. Вместо открытых, степных, почти безлесных просторов, на которых привыкли действовать буденновцы, пересеченная, с большими лесами, болотами, многочисленными реками местность. Взамен встречных боев, обходов, маневров – необходимость прорывать заранее подготовленную, снабженную траншеями, проволочными заграждениями оборону. И наконец, сам противник, хорошо обученный, технически гораздо более оснащенный, чем красноармейцы. К тому же польские солдаты дрались с отчаянным упорством. Это объяснялось как шовинистическим угаром, охватившим значительные круги населения Польши, так и влиянием пропаганды, бесстыдно клеветавшей на Красную Армию. От Буденного и Ворошилова требовалось в считанные дни учесть изменение обстановки и в корне перестроить как тактические формы действия кавалерии, так и в значительной степени методы ведения пропагандистской работы в частях. Это было немедленно сделано.

PBG армии 4 июня издал приказ, в котором разбирались итоги первых боев с поляками и излагались указания по тактике конницы в новых условиях. Чтобы не допустить излишних потерь, которые имели место в первые дни, Буденный и Ворошилов приказывали применять лобовую атаку лишь как исключение. Главными формами действий должны были оставаться обходы и обхваты польских укреплений, удары в стыке частей и соединений. В наступлении все командиры обязаны были иметь резервы и обязательно завершать бой ударами по ближним тылам противника, чтобы вызвать панику. Командный и политический состав в Конармии был опытным, и эти указания немедленно принимались к исполнению.

Перегруппировав войска, собрав их в мощный кулак в районе села Самгородок, Ворошилов и Буденный выехали в передовые части, чтобы руководить прорывом. Весь день 4 июня шел дождь. Серая его пелена затянула поле и лощины. Промокшие и продрогшие бойцы в колоннах на чем свет стоит кляли непогоду.

К вечеру дождь ослаб, а потом и вовсе прекратился. Поужинав, Ворошилов и Буденный собрались спать. Ворошилов постелил было на лавку свою потертую кожаную тужурку, улегся. Но сон не брал его. Не спал и Буденный. Одни и те же мысли одолевали их. Удастся ли прорыв?

Ворошилов сел, потом стал растирать большими пальцами виски. Буденный уже знал – это признак начинающейся головной боли.

– Выйдем во двор, все равно не спится, – предложил он.

Во дворе было сыро и прохладно, лошади хрустели сеном, под сараем переговаривались бойцы. Им тоже не спалось – завтра в бой. Так просидели до утра.

Перед зарей густой туман окутал все, и когда Ворошилов вместе с Буденным взобрались на колокольню, чтобы осмотреть местность, то они ничего не смогли разглядеть, кроме вспышек выстрелов артиллерийских орудий. Бой уже начался. Прорвав фронт врага, кавалеристы Буденного в этот день на 25 километров углубились в его тыл, громя по пути небольшие гарнизоны, обозы. За день и Ворошилов, и Буденный по нескольку раз вместе с бойцами ходили в атаку. Вечером же, вплоть до рассвета, изучали в штабе донесения начдивов и данные разведки.

Едва забрезжил рассвет, Конармия двинулась дальше. Уже к полудню 6 июня 4-я кавдивизия ворвалась на станцию Попельня. Польский бронепоезд «Генерал Довбор-Мусницкий» успел удрать в направлении Казатина, но кавалеристы опередили его, разобрали путь, и бронепоезд сошел с рельсов. Со штабным эскадроном Буденный и Ворошилов прискакали к месту крушения: добыча была крупной. Однако поляки встретили их пулеметным огнем, и пришлось скрыться от него в лесу. Но вскоре команда бронепоезда – сотня солдат и офицеров – сочла за благо сдаться.

Главное было сделано. «Как вода смыкается, покрывая уходящий на дно камень, – писал позднее польский военный историк Клеберг, – так и польский фронт восстанавливается в тылу красной конницы. Но Буденный мало об этом заботится. Он достиг своей первоначальной цели; он в тылу польских позиций и в настоящее время не видит перед собой ни одной части противника, способной его остановить. Он тщательно избегает всякой задержки, уклоняется от всякого боя, стремясь прямо к своей основной цели: с одной стороны – к Житомиру, главной квартире командующего Украинской группой армий, с другой – к польским войскам, прикрывающим район Киева».

Рейд Конармии становился все стремительнее. 7 июня 4-я кавдивизия овладела Житомиром. Уничтожив польский гарнизон, красноармейцы освободили из плена 5 тысяч своих товарищей и 2 тысячи заключенных тюрьмы. В этот же день 11-я кавдивизия после ожесточенного боя захватила Бердичев. К 8 июня прорыв Конармии в расположение противника достиг 120–140 километров, польский фронт оказался расколотым на две части, а его 3-я армия в районе Киева под угрозой окружения. Атакуемые с востока и севера войсками 12-й армии поляки 12 июня оставили Киев. В последний раз за гражданскую войну переменилась власть в этом многострадальном городе, переменилась окончательно.

3-я польская армия понесла большой урон, все успехи польских войск на Украине были сведены на нет прорывом красной конницы, и захватчикам пришлось поспешно отступать, оставляя обозы и раненых. По временам это отступление становилось паническим: так велик был теперь страх перед кавалеристами Буденного.

В лесисто-болотистой местности на реке Уж, притоке Припяти, белополяки попытались задержаться, но после упорных боев были отброшены. 27 июня после ожесточенного пятидневного сражения был занят Новоград-Волын-ский. Разгромив во встречном бою 2 июля польскую группировку, пытавшуюся уничтожить Конармию, буденновцы 3 июля освобождают Острог, 4 июля достигают Ровно. Но поляки ожесточенно сопротивляются, контратакуют, Ровно переходит из рук в руки и лишь 10 июля окончательно закрепляется за буденновцами.

Этот успех дорого стоил Конармии. На следующий день Буденный и Ворошилов телеграфировали в Кременчуг, где находился командующий Юго-Западным фронтом: «Армии абсолютно необходим кратковременный, не менее семи дней, отдых, в течение которого возможно будет хотя бы отчасти пополнить убыль техники, подтянуть снабжение, восстановить боеспособность…»

Но отдохнуть не пришлось – к вечеру 11 июля была получена директива А. И. Егорова: «…Конармии, составляющей с частями 45-й стрелковой дивизии ударную группу фронта, стремительно преследовать отступающего противника, нанося главный удар в обход Брест-Литовского района в общем направлении на Луцк – Грубешов – Люблин – Луков». Тем самым Конармия должна была способствовать наступлению войск Западного фронта: они 11 июля освободили Минск, 14 июля Вильну, 19 июля Гродно и развернули наступление на Варшаву.

Армия Буденного начала выполнять директиву, но противник и не думал отступать без боя. Лишь после упорных сражений с белополяками буденновцы 19 июля освободили Дубно, 21 июля – Кременец, затем форсировали Стырь. Наступление давалось нелегко, и Ворошилов постоянно находился в передовых частях, принимал участие в схватках с врагами. Пристально присматриваясь ко всему в армии, он отмечал и успехи, и недостатки. Вот несколько его записей того периода:

«17 июля 1920 года, с. Уженец, р. Стырь.

Посетил 31-й полк 6-й дивизии, убедился еще раз, что наши командиры по-прежнему не ведут должной разведки и охранения, вследствие чего противник смог сегодня утром целыми тремя пехотными полками уйти на шоссе из леса, где стоял наш 31-й полк».

«18 июля 1920 года, г. Млынов.

По-прежнему мы страдаем от отсутствия руководства, связи и действительной разведки. Красноармейцы выше всяких похвал. Комсостав лично безумно храбр и предан делу, тогда как многие руководители ниже всякой критики».

«19 июля 1920 года.

Противник, отбив атаку конницы 14-й кавдивизии, бросился в контратаку и, сбив наши пешие цепи, занял высоту, что на южной стороне д. Смордва… Наши командиры медлительны, нерешительны и плохо ориентируются в обстановке. Связь до сих пор налажена плохо. Рядом действующие дивизии не знают друг о друге. Сторожевое охранение отсутствует. Начдивы до безумия храбры, как и весь комсостав, но плохо справляются с управлением. Этому причиной еще и новая, незнакомая местность. Степи, равнины – вот родина нашей конницы».

19 июля сделана и такая запись: «Вечером, возвращаясь с позиции у Смордва, на лугу один из ординарцев заметил лошадиную голову, торчащую из колодца. Я предложил С. М. Буденному вытащить лошадь, которая оказалась живой. Торчала одна голова. За уши, за гриву с большим трудом мы извлекли серенькую, небольшую, но хорошенькую лошадку. На ногах стоять не могла, поддерживали некоторое время руками. Вероятно, была в воде не менее 6–8 часов. Через 5 минут, взятая на чом-бур, поплелась за нами извлеченная буквально из пасти смерти наша маленькая лошадка. Это может служить минимальной компенсацией лошадиной породе за ее беззаветную и величайшую службу нашему делу. Кстати, лошадей гибнет у нас много, а пополнение ниоткуда не поступает…»

23 июля командование фронта изменило задачу Конармии. Теперь директива требовала от нее, разгромив дубно-кременецкую группировку противника, овладеть после стремительного рейда районом Львов – Рава-Русская и выбросить передовые части для захвата переправ через Сан в районе Сенява – Перемышль.

Новая задача была нелегкой. Польские войска, оборонявшиеся на сильно пересеченной местности и использовавшие окопы и укрепления, созданные здесь во время мировой войны, стремились задержать буденновцев. Бои были исключительно упорными, и лишь 26 июля Конармия заняла Броды. После этого ей пришлось выдержать встречное сражение с войсками 2-й польской армии, намеревавшимися разгромить красную конницу. Намерения этого они исполнить не смогли, но продвижение Конармии на Львов замедлилось. Броды несколько раз переходили из рук в руки.

После беспрерывных боев и маршей, продолжавшихся уже два месяца, общее состояние Конармии было таково, что 4 августа ее командование сочло необходимым сообщить в штаб фронта: «В последний период боев в Дубно-Бродском районе противник сосредоточил не менее четырых пехотных и трех кавалерийских дивизий и, прорвавшись к нам в тыл, парализовал подвоз грузов. Дивизии почти не получают хлеба и фуража, крайний недостаток в боеприпасах. Люди питаются картошкой и зелеными яблоками… Лошади настолько изнурены, что не в состоянии даже отгонять разъедающих их кожу мух… РВС Конной с полным сознанием ответственности заявляет, что, каковы бы ни были политические задачи дня, но Конармия свыше сил сделать ничего не может…» Однако комфронта 6 августа потребовал «с неослабной энергией выполнять боевую задачу по ликвидации львовской группы противника».

Прямой связи со штабом фронта не было, и Ворошилов в тот же день выехал в Бердичев, откуда имелась возможность переговорить с РВС фронта, проинформировать его о положении в армии. Кроме того, надо было позаботиться, чтобы тыловые армейские учреждения ускорили переброску боеприпасов и продовольствия. В результате разговора Ворошилова с начальством Конармии была предоставлена кратковременная передышка.

Возвратился к товарищам Ворошилов 10 августа с важными новостями: Конармию передавали в состав Западного фронта. Но пока она оставалась в прежнем подчинении. 12 августа была получена очередная директива: «Конной армии в самый кратчайший срок мощным стремительным ударом уничтожить противника на правом берегу реки Буг, форсировать реку и на плечах бегущих остатков 3-й и 6-й польских армий захватить город Львов».

Таким образом, задача оставалась прежней, и с 13 августа дивизии Конармии приступили к ее выполнению. На следующий день 11-я кавдивизия овладела Бродами, 16 августа был форсирован Западный Буг, и к вечеру передовые части армии находились в 15 километрах от Львова.

Противник сопротивлялся чрезвычайно, небывало упорно, и каждый шаг вперед доставался конармейцам после тяжелого боя в пешем строю. Бронепоезда поляков, маневрируя вокруг большого города, вели плотный огонь. Боевые самолеты враги, которых у него благодаря французской йомощи было немало, сбрасывали бомбы и обстреливали кавалерию с воздуха.

Буденный и Ворошилов все эти дни были непосредственно в боевых порядках частей, атакующих Львов. Они видели, с каким воодушевлением рвались вперед их бойцы, какие потери они несли. 19 августа красные части достигли старых фортов крепости Львов, расположенных в 7–8 верстах от города. С трех сторон красные кавалеристы охватили его. Невооруженным глазом Ворошилов отчетливо видел купола львовских соборов. Казалось, еще одно усилие – и Львов будет взят.

В 21 час 15 минут 19 августа Буденный и Ворошилов получили директиву нового начальства. Командующий Западным фронтом M. H. Тухачевский предписывал Конармии немедленно прекратить бои под Львовом и сосредоточиться в районе Владимир-Волынский – Устилуг, чтобы затем наступать в тыл ударной группировке противника.

Можно по-человечески понять Буденного и Ворошилова: после нескольких недель упорных боев их войска были так близки от Львова, огромный успех был совсем рядом. Поэтому они в телеграмме Тухачевскому попытались доказать необходимость продолжения боев за Львов и его захвата. Но командующий Западным фронтом подтвердил свою директиву. Утром 21 августа Конармия отошла за Буг.

Что же произошло, что заставляло командование Западного фронта снять Конармию из-под Львова и перебросить ее в северо-западном направлении?

С 13 августа войска Западного фронта начали операцию по овладению Варшавой и в тот же день заняли Радимин, что всего в 25 верстах от польской столицы. И здесь, как и под Львовом, успех красных войск казался близким и несомненным.

Тревога охватила правительства буржуазного Запада. Что будет, если красные разгромят армию Пилсудского, возьмут Варшаву, Львов и революция распространится на Польшу? Что произойдет, если Красная Армия выйдет к границам Германии? Положение в ней очень неспокойно: забастовки, демонстрации, восстания… А Венгрия? Революцию здесь удалось задушить, но кто может поручиться, что она не вспыхнет вновь, как только кавалеристы Буденного в шлемах русских витязей появятся в Закарпатье? Да и в самих странах-победительницах очень уж тревожно, трудящиеся открыто демонстрируют свои симпатии к революционному народу России. В страхе за свою судьбу правительства Запада начинают действовать.

Они посылают в Польшу своих советников и инструкторов, в изобилии снабжают польскую армию оружиэм и боеприпасами, оставшимися от мировой войны; они угрожают Советскому правительству открытой интервенцией, если оно не остановит свои войска и не начнет переговоры.

И в этот момент на советско-польском фронте наступает изменение обстановки: сумев задержать красные войска, белополяки под Варшавой переходят 16 августа в наступление, и армии Западного фронта не могут его остановить.

Причины поражения Красной Армии под Варшавой многообразны и сложны. Несомненно, следует учитывать усталость красных войск, их потери и малочисленность, отрыв от баз снабжения, ошибки командования и чрезмерность задач, поставленных столь ограниченным силам; надо помнить о Врангеле, вылезшем из Крыма и грозившем повторить поход Деникина; не нужно упускать из вида и некоторый политический просчет: настроение польского населения и соответственно польских солдат не было уж столь благоприятным, как это тогда изображалось «ультрареволюционерами» из окружения Троцкого. Польскому политическому и военному руководству при помощи националистических лозунгов и угрозы нового «порабощения» удалось в значительной мере сдержать, нейтрализовать революционные настроения рабочих и крестьян Польши.

Но была и еще одна причина отступления красных войск, пожалуй, самая главная, и ее тогда же указал Ленин: «…нам не хватило сил довести войну до конца. Но нужно помнить, что наши рабочие и крестьяне были разуты и раздеты, но они шли все-таки вперед и преодолевали такие трудности и воевали при таких условиях, при каких не приходилось воевать ни одной армии во всем мире» [30]30
  В. И. Ленин.Полн. собр. соч., т. 41, с. 353–354.


[Закрыть]. Страна была необычайно, небывало изнурена шестилетней войной, сначала империалистической, затем гражданской, и эта последняя отнюдь еще не кончилась. Вести в таких условиях внешнюю войну и рассчитывать на ее успех было бы нереалистично. Поэтому Советское правительство, все время изъявлявшее желание покончить конфликт мирными средствами, 17 августа 1920 года, немедленно по прибытии польской делегации в Минск, вступает в переговоры.

Тем временем Конная армия движется к Замостью. Настроение подавленное и у бойцов, и у командиров: взятие Львова, к которому так долго стремились и за овладение которыми принесены немалые жертвы, не свершилось. Исполнение приказа вышестоящего начальства – закон, на котором зиждется армия, но, выполняя приказ, подчиненный имеет право и даже обязан высказать свое мнение в более высокостоящих инстанциях в случае, если он считает почему-либо приказ ошибочным. 21 августа Ворошилов направил в РВС Республики обстоятельный доклад, где объяснял, почему Конармия задержалась с выполнением директивы командования Западного фронта о выходе в район Владимир-Волынский – Устилуг. Он писал:

«В момент получения директивы командзапфронта от 15 августа № 0361/сек. армия вела жестокие бои, и снять армию не представлялось никакой возможности, так как противник немедленно же перешел бы в решительное наступление и ударил бы нам в тыл… С отходом Конармии из Львовского района противник получает полную свободу действия не только в восточном, но и южном направлении.

В заключение позволю себе заметить, что, по моему глубокому убеждению, основанному на опыте, снятие Конармии с Львовского фронта в момент, когда армия подошла вплотную к городу, приковав к себе до семи дивизий противника, является крупнейшей ошибкой, чреватой значительными последствиями. Я не буду говорить о том, какое моральное действие оказывает подобный отход на армию. Вы это учтете сами, если вспомните огромные наши потери в последних боях, но я должен сказать, что, продолжая бои за овладение Львовом, мы не только служили бы магнитом для противника, но в то же время самой серьезной угрозой тылу его ударной группы, которой мы всегда смогли бы через Люблин нанести сокрушительный удар…»

Движение к Замостью продолжалось под непрекращающимся дождем. Дороги размокли, обозы с превеликим трудом пробивались сквозь грязь. Нелегко было и частям. Польское командование бросало навстречу буденновцам все, что имело под рукой. И тем не менее 28 августа Конармия была уже в районе Замостья и начала бои за овладение им. Но к этому времени положение войск Западного фронта еще более ухудшилось, они отступали по всему фронту, инициатива полностью находилась в руках польского командования. Конармия была единственным объединением Красной Армии, продолжавшим наступление. Она оказалась глубоко в тылу польских войск, и чтобы устранить эту угрозу, польское командование не жалеет ни сил, ни средств. 30 августа командующий 3-й польской армией генерал Сикорский отдает приказ окружить и уничтожить армию Буденного в районе Замостья.

Со всех сторон враги обрушились на кавалеристов Буденного, но разгромить их белополякам не удалось. Отбивая атаки противника, нанося ему мощные удары, Конармия к 1 сентября вырвалась из окружения. Много раз в эти дни Ворошилов поражался, с какой выдержкой, героизмом сражались его бойцы. Их боевой дух оставался непоколебимым, и в этом Ворошилов видел подтверждение их идейной, революционной стойкости.

1-я Конная вышла из окружения организованно, сохранив всю материальную часть. Но противник продолжал нажимать, и после кратковременной передышки, с 12 сентября она вновь в сражениях. В частях ощущается острый недостаток продовольствия, боеприпасов, обмундирования, и Ворошилов, покинув на время поля сражений, в армейском тылу организует снабжение армии.

На протяжении двух недель конармейцы медленно отходили под напором превосходящих сил белополяков. Лишь 26 сентября главком С. С. Каменев отдал директиву: «С 24-х часов 26 сентября 1-я Конная армия в составе всех входящих в нее конных частей переходит в мой резерв и в мое непосредственное подчинение. Имея в виду использовать всю силу грозной Конной армии для окончательной ликвидации Врангеля, рассчитываю, что она в полной мере оправдает надежды, возлагаемые на нее Рабоче-Крестьянской Республикой…»

На Южном фронте (он был образован 21 сентября 1920 года) 1-ю Конную ждали с нетерпением. На протяжении лета 1920 года красным войскам приходилось отбивать настойчивые попытки врагов продвинуться к северу. С 14 сентября врангелевцы наступали в Донбассе, 28–29 сентября им удалось овладеть Волновахой и Мариуполем. Можно было ожидать, что в ближайшее время белогвардейцы попытаются перебраться и на правобережье Днепра, поэтому появление на советско-врангелевском фронте 1-й Конной было бы очень кстати. По выходе из боев с белополяками ей предстояло сосредоточиться в районе Бердичева и в короткий срок (20–25 суток) совершить марш в район Берислава, чтобы затем нанести удар по врагу.

Широким фронтом (120–150 километров) спешили на Врангеля дивизии 1-й Конной. У ее командования немало хлопот: нужно пополнить ряды бойцов, раздобыть новых лошадей, обеспечить людей питанием и зимним обмундированием, а лошадей фуражом; к зиме их надо перековать… Все это надо сделать на марше, нигде не задерживаясь. К тому же буденновцы изо дня в день сталкивались с бандами, в огромном числе расплодившимися на Правобережной Украине. Немало времени у Ворошилова, как и всегда, занимала политическая работа в войсках, и эту работу в тот период следовало усилить: в некоторых частях 1-й Конной наблюдалось падение дисциплины, кое-где происходили случаи насилия и грабежа.

В тревогах и заботах летели день за днем, и лишь изредка у Ворошилова и его товарищей выдавалось свободное время, когда можно было поговорить по душам.

В Знаменке, где к вечеру 21 октября расположился РВС армии, такой разговор затеял секретарь PBG С. Орловский. В присутствии Ворошилова, Буденного и Минина он заявил, что если бы каждый человек стал откровенно говорить все, что думает, не считаясь ни с чем и ни с кем, то жить такому человеку было бы невмоготу.

– У него сразу же появилось бы так много врагов, что пришлось бы отказаться от попыток откровенности…

– Ничего подобного! – горячо запротестовал Ворошилов. – Такая постановка вопроса чужда нам, большевикам. Я всегда, издавна, стремлюсь говорить и о достоинствах, и о недостатках людей, невзирая на их чины и положение, и, как видишь, жив и здоров и по сей день…

– Это интересно! – засмеялся Минин. – Может, ты попробуешь сделать это и сейчас?

– Почему бы и нет? С тебя и начну, – пригрозил Ворошилов. – Ты, мой дорогой, чересчур сух. Да, да, сухость, доктринерство и, пожалуй, формальный подход к людям – основные твои недостатки. Я даже сказал бы, что у тебя нет любви к людям, ты надолго запоминаешь мелочи, тебе неприятные, и потому злопамятен. Потому вокруг тебя не сплачиваются люди, и это мешает работе. Кроме того, иногда я вижу, что ты как будто хочешь всех перехитрить, а в результате обманываешь и самого себя.

Такая характеристика, естественно, не могла совсем удовлетворить Минина, но он согласился:

– Допустим, ты прав. Даже, – поспешил он добавить, видя, что Ворошилов намерен продолжать, – пожалуй, ты прав в основном, в главном. Но что ты скажешь о себе?

– О себе? – Ворошилов на мгновенье задумался. – Со стороны виднее, но кажется мне, что я излишне горяч, вспыльчив, что мне не хватает выдержки…

– Пожалуй, – Минин чувствовал себя удовлетворенным, – это главные твои недостатки. Ну а что ты скажешь о нем? – Тут Минин кивнул в сторону Буденного, до тех пор молчавшего и усмехавшегося в усы.

– Он, можно сказать, почти без недостатков, – обрадованно засмеялся Ворошилов, – если не считать, что характер у него чересчур мягкий. Даже странно как-то: унтер-офицер старой армии, а такой мягкий характер! И отношения со всеми хочет сохранить хорошие, не желает их портить!

– Семен Михайлович, а ты что молчишь, почему не режешь правду-матку? – Минин явно был заинтересован услышать мнение Буденного.

– Да что говорить, Клим, думаю, прав. О себе скажу только: мне его очень недоставало. С тех пор как он в армии, как мы вместе, я чувствую, что сам, как бы это сказать, – он помедлил, ища слово, – как бы «поднялся», что ли.

Спустя полвека С. М. Буденный в своих мемуарах напишет о Ворошилове: «В нашей совместной длительной работе не все было гладко. Вспыхивали порой горячие споры, длительные дискуссии. Но разногласия и жаркие схватки не заходили у нас дальше рубежа, где кончается дело и начинается личная «амбиция». Как бы спор ни развертывался жарко, он заканчивался всегда общим единым и обязательным решением. И это решение РВС дружно и совместно проводилось в жизнь.

Тут я должен отметить еще одну важную черту характера Ворошилова – если уж он сознавал свою ошибку, неправильность какого-либо решения или вывода, то никогда не пытался уклониться, славировать, а сейчас же прямо и откровенно признавал свою неправоту, принимал все меры к скорейшему ее исправлению. Прямота и даже внешняя резкость характера Ворошилова тесно переплетались в нем с большой чуткостью и сильно развитым чувством товарищества».

Командование фронта поторапливало 1-ю Конную: белые настойчиво пытались уничтожить плацдарм, занятый красными войсками у Каховки. Наступала осень, и до зимы следовало разделаться с последним серьезным врагом Республики Советов – бароном Врангелем. К 23 октября вся 1-я Конная собралась в районе Березнеговатое. На следующий день Ворошилова и Буденного вызвали к командующему фронтом на станцию Апостолово. Приказ был подписан двойной фамилией: Фрунзе-Михайлов. Буденный вспомнил, что в 1917 году в Минске встречался с Михайловым. Может, это он? Вскоре, однако, выяснилось, что и Ворошилов знал командюжа, и очень давно.

Можно представить удивление Ворошилова, когда, войдя в штабной вагон командующего Южным фронтом, он увидел «товарища Арсения», с которым познакомился еще в 1906 году на Стокгольмском съезде! Судьба революционеров развела их на 15 лет, чтобы теперь соединить и, отбросив партийные клички, оставить в истории нашей страны не «Арсения» и «Володю», но Фрунзе и Ворошилова.

В ночь на 26 октября 1920 года главком Каменев и Фрунзе во время совещания в Апостолове с командармами и членами РВС армий в деталях разобрали план разгрома войск Врангеля. 1-й Конной была отведена одна из главных ролей: с Каховского плацдарма она должна была прорваться в район Аскания-Нова – Громовка, отрезать противника от крымских перешейков, а затем совместно с 6-й и 2-й Конной армиями уничтожить главные силы противника в Северной Таврии.

Понимая, какое ответственное задание досталось им, Ворошилов и Буденный не колеблясь заверили командование, что армия выполнит приказ.

– После нескольких недель марша и боев с бандитами, – говорил Ворошилов, – в армий замечается усталость. Ведь мы прошли за месяц почти семьсот километров, и все с боями. Но боеспособность сохранена, и мы немедленно начинаем переправу на плацдарм.

Утром 26 октября Ворошилов и Буденный возвратились в армию, и вскоре кавалерийские колонны потянулись к Днепру. Ранним утром 28 октября началась переправа на левый берег. Погода была скверной: зима пожаловала в тот год рано, стоял 15-градусный мороз при сильном ветре, от которого в степи не спрячешься. Тем не менее к вечеру того же дня все дивизии 1-й Конной приготовились к наступлению.

Войска 6-й армии вели его с утра 28 октября. Бойцы прославленной 51-й дивизии В. К. Блюхера сбили противника с позиций и уже 29 октября захватили город Перекоп. К сожалению, им не удалось с ходу преодолеть укрепления Турецкого вала и ворваться в Крым…

Утром 29 октября в степные просторы Таврии рванулась и 1-я Конная. Во вражеском тылу она разделилась на две группы: северную, в составе 6-й и 11-й дивизий, и южную – 4-я и 14-я дивизии. РВС и полевой штаб армии вечером разместились уже в Аскании-Нова.

На следующий день действия конармейцев были столь же успешными, и штаб армии переместился в Отраду (в 50 километрах восточнее Аскании-Нова). После жаркого боя в пешем строю кавалеристы Буденного захватили станции Ново-Алексеевка и Сальково, перерезав последний путь отступления врангелевцев на Чонгарский перешеек. Судьба армии Врангеля могла решиться именно здесь, у Чонгара. Понимая это, Врангель, отказавшись от обороны в Северной Таврии, начал расчищать себе путь в Крым. Собрав все силы в кулак, оставляя за собой лишь заслоны, врангелевцы двинулись к югу. Единственной преградой на их пути были дивизии 1-й Конной, другие соединения красных не успели в достаточной мере помочь им. Находясь в тылу врага, буденновцы не дрогнули, но пришлось им нелегко.

С утра 30 октября ударная группа белых около Агаймана обрушилась на северную группировку 1-й Конной. Лучшее кавалерийское соединение врангелевцев – корпус генерала Барбовича, поддержанный танками и 21 броневиком, атаковал конармейцев. Многие из них никогда не видели танков – и побежали. Спасли положение начдив-11 Ф. М. Морозов и комиссар дивизии П. В. Бахтуров. Они остановили бойцов, повели их в атаку, отбросили врага… Но в бою погибли и начдив, и комиссар.

Не менее героически сражались и кавалеристы 6-й дивизии О. И. Городовикова, но все же белым удалось отбросить северную группу 1-й Конной на запад от Агаймана. Однако на их пути к Чонгару стояли 4-я и 14-я кавдивизии, и командование армии не думало уступать дорогу врагу без боя.

31 октября и 1 ноября отбивала атаки врангелевцев, двигавшихся вдоль железнодорожного полотна, 4-я дивизия Тимошенко. В районе Рождественки, окруженные с трех сторон, кавалеристы 14-й дивизии Пархоменко много раз ходили в атаку…

Полештарм (полевой штаб армии) 1-й Конной встретил врага к вечеру 31 октября в селе Отрада. При штабе находилась Особая кавбригада К. И. Степного-Спижар-ного – около тысячи человек при четырех орудиях да ординарческий кавдивизион. Буденный, предвидя близость основных сил противника, собрался в полки Особой бригады, которая расположилась на северной окраине Отрады. Командарму подали коня, но он решил еще заглянуть в штаб. У окна избы Ворошилов пришивал пуговицу к тужурке. Казалось, перестрелка, с каждой минутой приближавшаяся к Отраде, для него не существует.