Текст книги "Ворошилов"

Автор книги: Владислав Кардашов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 25 страниц)

Обсудив положение с другими крановщиками, Ворошилов пошел к начальнику цеха и заявил, что без вентиляции они больше работать не станут. Однако тот, как обычно, не обратил внимания на протесты рабочих. Тогда они предприняли решительный шаг. Предварительно договорившись с крановщиками, в середине смены Ворошилов остановил кран и спустился вниз. Немедленно примчался начальник цеха:

– Почему прекратил работу?

– До тех пор, пока не поставите вентиляторы, не буду работать Сколько раз можно обещать…

– Немедленно возвращайся в кабину, – закричал начальник, – а не хочешь – других позовем!

– Другие вам то же самое скажут, – стоял на своем Клим.

Собравшиеся вокруг рабочие поддержали его:

– Вентиляция нужна не только крановщикам, во всем цеху дышать нечем!

Неожиданное сопротивление подействовало. Уже к концу смены в крыше корпуса проделали отверстия, а вскоре установили и вентиляторы.

Выступление запомнилось рабочим завода, и все связывали его с именем Ворошилова. Но он, восемнадцатилетний паренек, еще не имел тогда опыта борьбы и не мог развить этот успех. Ему и товарищам стало ясно одно: если они будут выступать совместно, администрация не сможет не считаться с ними.

Администрация, конечно, со своей стороны, незамедлительно постаралась избавиться от «смутьяна». У Ворошилова вновь был произведен обыск, его арестовали, несколько дней продержали в полиции, но все же выпустили – не нашлось «состава преступления». Но слежку за ним полиция продолжала, а администрация завода, как только ей представилась возможность, уволила беспокойного крановщика.

Сделать это было тем проще, что свободных рабочих рук хватало и даже с избытком. На Россию надвигался крупнейший промышленный кризис 1900–1903 годов. У ворот заводов толпились тысячи безработных, готовых трудиться на любых условиях, лишь бы не погибнуть с голоду. И вот теперь эту «резервную армию труда» пополнил крановщик Ворошилов. Положение, однако, неизмеримо осложнялось тем, что полиция занесла его в «черные списки», и администрация предприятий не желала брать опасного бунтовщика. Началась пора скитаний.

К тому времени замуж вышла и младшая сестра Анна, и на иждивении его осталась лишь мать (отец вновь искал где-то лучшего места). Но устроиться на работу Клим ни в Алчевске, ни поблизости не смог, и пришлось отправиться в дальние странствия. С неделю он блуждал по предприятиям соседнего Луганска, а затем отправился дальше. Екатеринослав, Александровск, Харьков, Ростов-на-Дону – нигде работы не находилось, а если и удавалось устроиться, то вскоре, как только выяснялось, что Ворошилов числится в «черном списке», администрация увольняла его. В Таганроге Климу посчастливилось получить место слесаря на небольшом котельном заводе «Нельфиль и К ⁰». Но через несколько дней мастер-бельгиец вызвал его в контору и с виноватой улыбкой объяснил, что должен уволить. В конторе они были одни, и мастер (Ворошилов почему-то запомнил его фамилию – Стог) на ломаном русском языке сказал:

– Некарашо русский правительств поступай, некарашо. Русский рабочий должен защищай себя, защищай.

Затем Стог посоветовал устроиться так, чтобы полиция не знала, где он находится. Это Ворошилов понимал и сам, но получить место никак не удавалось. Более двух лет, перебиваясь случайными заработками, скитался он в поисках работы, мерз и голодал, терпел обиды и оскорбления. За эти два года он исколесил весь юг России. Впервые открылась перед ним широкая картина жизни родной страны. Для пытливого молодого ума это давало чрезвычайно много.

Его все время тянуло домой, на станцию Юрьевка, где жили родные. Но в тот же вечер, когда он наконец приехал в Алчевск, стало ясно, что полиция начеку. Оставаться в Алчевске было невозможно. Ворошилов отправляется в Луганск. Здесь он встречается со старыми друзьями, ранее работавшими на ДЮМО, – Сергеем Петровичем Сараевым, Павлом Ильичом Пузановым, Дмитрием Константиновичем Параничем. Некоторое время он живет нелегально, а затем, в феврале 1903 года, поступает на работу на паровозостроительный завод Гартмана. Казалось, появилась возможность пожить оседло. Но через три месяца, в апреле 1903 года, его вызвали в контору и выставили за ворота завода.

Снова начались странствования, вновь Ворошилов объездил весь Донбасс, побывал на рудниках Лозовки, Павловки, Жиловки. Надо подчеркнуть, что длительная безработица, преследования полиции, жизненная неустроенность не подорвали энергии молодого рабочего парня, не заставили его раскаяться, свернуть с пути. Напротив, во время своих мытарств он непременно ищет общения с единомышленниками. «Весь этот период я не прерывал сношений с целым рядом отдельных товарищей и с небольшими группами. Эти лица и группы, не будучи связаны ни с какой партией, представляли из себя уже подготовленный революционный материал…»

…Придет время, и большевик Ворошилов сумеет использовать эти связи.

Осенью 1903 года он снова в Луганске, некоторое время скитается без работы, и вдруг – встреча на улице. Рыжков к тому времени стал заведовать школой при заводе Гартмана и, конечно, принял горячее участие в судьбе ученика и товарища. Спустя тридцать с лишним лет, в 1935 году, в статье «Военморнарком Ворошилов» он напишет: «Я устроил его у своего доброго знакомого, начальника мартеновского отдела, инженера Граана, машинистом на мостовом кране. Я не скрыл от Граана прошлого Ворошилова». Видимо, аттестация Рыжкова была очень хорошей, так как Ворошилова взяли на работу. Мастер завода M. M. Вендерович вспоминал позднее: «У меня был знакомый Рыжков, которого я уважал. Однажды Рыжков привел ко мне молодого человека, очень моложавого на вид, прямо мальчика.

– Примите его, Моисей Моисеевич, на работу, – сказал Рыжков.

– А кто он такой?

– Вы меня знаете?

– Знаю.

– Ну вот, такой и он. Он мой воспитанник.

Больше я не стал разговаривать и принял молодого человека. Этот молодой человек был Климент Ефремович Ворошилов».

Так Ворошилов стал работать на заводе Гартмана. Здесь, среди донецких пролетариев, ему предстояло стать революционером, членом революционной партии.

Такая партия уже существовала – в августе 1903 года в Лондоне завершился II съезд РСДРП, создавший партию нового типа, партию большевиков, партию Ленина. Эта партия имела в своих рядах немало рабочих-революционеров, «которые за 10 летдо революции начали создавать рабочуюсоциал-демократическую партию… Это – люди, которые не растратили себя на бесполезные террористические предприятия одиночек, а действовали упорно, неуклонно среди пролетарских масс… Это – люди, которые встали во главе вооруженной массовой борьбы против царского самодержавия, когда кризис наступил, когда революция разразилась, когда миллионы и миллионы пришли в движение» [1]1
  В. И. Ленин.Полн. собр. соч., т. 20, с. 81–82.


[Закрыть].

Эти слова, сказанные В. И. Лениным в адрес одного из корифеев русского рабочего движения, в адрес Ивана Васильевича Бабушкина, в полной мере могут быть отнесены и к Ворошилову. Такими людьми и была сильна партия большевиков. Солдатом ее становится Клим Ворошилов.

РЕВОЛЮЦИОНЕР-ПРОФЕССИОНАЛ

На несколько лет судьба связала Ворошилова с Луганском. Город этот в долине реки Лугани при впадении в нее речки Ольховой возник в конце восемнадцатого века, когда здесь построили казенный литейный завод. За последующее столетие Луганск не слишком-то разросся, пока в 90-х годах, как и повсюду на юге России, не началось промышленное строительство. В 1895 году стал действовать государственный патронный завод, в 1896 году немец Гартман перевез сюда оборудование Хемницкого паровозостроительного завода… За ним последовали другие, и спустя всего одно десятилетие Луганск стал крупным промышленным центром: 16 фабрик и заводов, железнодорожные мастерские, четыре десятка ремесленных предприятий, большое число торговых фирм…

Современнику-наблюдателю город с окраинной возвышенности казался лесом труб, дым от них, устремляясь ввысь, застилал небо над Луганском. Городское население стремительно увеличивалось, и по темпам роста среди городов России Луганск уступал только Баку и Екатеринославу: если по переписи 1897 года в нем насчитывалось 20400 жителей, то через семь лет – уже 34 тысячи, а в 1914 году – более 70 тысяч. В Луганске было две гимназии, железнодорожное училище и 14 низших школ, библиотека, театр, народный дом.

Город распадался на несколько районов. В центральной части, наиболее благоустроенной и чистой, лучшими считались Петербургская и Казанская улицы. Почти каждый дом встречал прохожих затейливыми вывесками, вроде: «Самый обширный московский мясной, колбасно-гастрономический магазин Е. И. Ноткина и М. И. Воеводова», или: «Мужские и дамские шляпы, шапки и фуражки. Магазин Е. Маркус». Тут же располагались правления и конторы: «Азовско-Донской коммерческий банк. Управляющий П. M. Гольдштейн», или: «С.-Петербургский Международный коммерческий банк. Управляющий М. А. Бромберг», и так далее.

Окраины – Гусиновка, Каменный Брод, вокзальная часть – неблагоустроенные и грязные, изобиловали пивными и кабаками. Отношения между окраинами были напряженными, и житель одной из них, отправившийся в другую, или незнакомый приезжий очень часто рисковал попасть в неприятное положение. «Достаточно было вам, – вспоминал один из активных участников революционного движения в Луганске, И. Шмыров, – зайти со знакомой барышней в так называемый знаменитый Каменный Брод, как с вас требовали за «поземельное» бутылки две-три; если отказывались или не было денег, то заставляли петь петухом или плавать по пыли и грязи, и обязательно в присутствии вашей барышни; бывали случаи избиения и даже увечий».

Между жителями окраин нередки были массовые драки – один из видов развлечений. Участвующих с обеих сторон иногда набиралось до тысячи и более человек, свидетельствует другой луганский рабочий-революционер, И. Николаенко. «Помимо камней, пользовались болтами, гайками, заклепками, которые приносили с собой, в зависимости от профессии участвующих в боях. Сначала подростки бросали друг в друга камнями. Вдруг кому-либо разбили голову; со стороны «резервов» пострадавшей стороны стихийно вливалось в цепь дерущихся «подкрепление»; другая сторона тоже не заставляла себя ждать. Увлечение все больше и больше разгоралось по мере того, как увеличивалось количество разбитых голов, и наконец к вечеру наступал решительный момент схватки… Редко полиции удавалось задержать трех-четырех человек, а иногда в горячие моменты ей самой приходилось отступать».

Пассивность полиции легко объяснялась: она не видела ничего особенного в том, что обыватели города «разряжаются» подобным образом. Но во время рабочих маевок или забастовок полиция стремилась появиться на сцене как можно раньше, действовала решительно и не стеснялась применять даже и оружие.

Время такое приближалось, и Луганску предстояло занять в русском революционном движении заметное место. В канун 1905 года промышленные рабочие города были внушительной силой – их насчитывалось около 10 тысяч. Правда, далеко не все они были сознательными революционерами. Однако все чаще и чаще встречались на заводах Луганска люди, готовые не только участвовать в революционных выступлениях, но и вести за собой других. К числу таких людей относился Клим Ворошилов.

Завод Гартмана – огромное по тем временам предприятие. Цехи его поражали современников своей грандиозностью – сборочно-паровозный цех, к примеру, имел в длину 300 саженей, в ширину – 25 и венчался полукруглой стеклянной крышей. На непривычного человека завод, особенно по вечерам, производил впечатление фантастического чудовища: заводские печи, плавившие сталь и чугун, пронзали ночную тьму светом, слепящим глаза, двенадцатитонный паровой молот, ковавший паровозные бандажи, как бы дышал, тяжело, хрипло, протяжно, а вальцовые шестерни прокатных цехов скрежетали и гре мели.

Работал Клим Ворошилов хорошо. Вот свидетельство мастера гартмановского завода: «Поражала меня всегда в Ворошилове его дисциплинированность и исполнительность. Дисциплинирован он был изумительно. Если дел «касалось не политики, а производства, дисциплинирован ней его трудно было бы себе представить. Он был хоро шим, квалифицированным, знающим машинистом. Чугун ное литье – это ажурная работа, а он справлялся с ней превосходно. Но насколько он был исполнителен в цеху настолько неукротим в политике. Он сразу же встал в центре революционных сил завода…»

Высокого мнения о Ворошилове был не только ближайший начальник – мастер. Несколько позднее, в 1905 году, когда речь зашла о рабочем контроле над производством, директор завода К. К. Хржановский считавший тогда возможным и необходимым либеральничать, заигрывать с рабочими, позволил себе высказывание:

– Если бы все рабочие были такими, как Ворошилов я бы не возражал против рабочего контроля!

Заработок высококвалифицированного рабочего Ворошилова вскоре составлял 45–50 рублей в месяц. По тем временам это были весьма приличные деньги, но доставались они нелегко. И. Н. Нагих, подружившийся с Ворошиловым в это время, вспоминал: «С половины 1904 года мы жили с Ворошиловым на одной квартире в доме Крамаренко… Вот примерно как складывался наш с Ворошиловым день, когда мы жили с ним вместе: в пять с половиной часов вставали; с шести часов утра работали на заводе; завтракали на заводе во время работы; в двенадцать – в полпервого обедали дома, так как жили близко от завода; с полпервого до шести вечера работали на заводе, впрочем, иногда литье задерживало Ворошилова даже до одиннадцати часов ночи; придя домой и умывшись, сразу же отправлялись на заседание коллектива или на кружок, или на массовку. Отмечаю, политработу подпольную вели ежедневно, вернее, еженощно…»

Перед нами ситуация, не всякому понятная: молодой, старательный, умелый, дисциплинированный в стенах завода, к тому же хорошо зарабатывающий рабочий целиком поглощен подпольной деятельностью революционера, главную свою цель видит в разрушении существующего порядка, при котором он, казалось бы, теперь-то сможет преуспеть.

Партия большевиков потому и была так сильна, потому и достигла невиданного успеха, что в ее рядах было несравненно больше людей, в той или иной степени похожих на Ворошилова, больше, чем в любой другой партии, считавшей себя революционной. Здесь далеко не достаточно встречающееся и ныне объяснение: если, мол, человек родился в бедной крестьянской или рабочей семье, с малых лет работал, недоедал, терпел обиды – поэтому ему прямая дорога в революционеры. Не так все просто в истории, и мы знаем ярчайшие примеры того, как люди, происходившие из высших социальных слоев, становились убежденными и последовательными революционерами. В то же время далеко не редкими были случаи, когда выходцы из трудовой среды оставались послушными слугами существующего строя.

Когда мы пытаемся установить, что же толкнуло Ворошилова на революционный путь, то, конечно, не должны сбрасывать со счетов и его детские и юношеские переживания, обостренное чувство социальной несправедливости, так же как и сам характер Ворошилова, непреклонный, бунтарский. Но прежде всего следует помнить: среди вожаков и активистов революционных партий в России было немало квалифицированных, развитых, сознательных пролетариев, а в партии большевиков это стало незыблемой нормой. Именно этим и была сильна партия Ленина.

В двадцатом столетии свободолюбивые идеалы трудового народа России развил и понес дальше русский рабочий класс. Буржуазии не удалось, как это, к несчастью, случалось в разных странах и в разные времена, прельстить российский пролетариат перспективой получения добавочных гривенников. Пролетарии Петербурга и Москвы, Ростова и Екатеринослава, Баку и Луганска – все они не желали корыстно-унизительных компромиссов, они намеревались раз и навсегда сокрушить царство капитала.

Ленин и его партия в ожесточенной борьбе с врагами трудового народа сумели стать выразителями социальных интересов передового рабочего класса России, возглавили его, повели к победе. Вот почему дисциплинированный и хорошо оплачиваемый луганский рабочий Клим Ворошилов беззаветно и бесповоротно отдался опасной революционной работе, и как раз тогда, когда его материальное положение стало устойчиво обеспеченным.

Вероятно, современник преувеличивал, когда писал, что Ворошилов «сразу же встал в центре», но то, что он целиком был захвачен революционной деятельностью, в этом не может быть сомнения, в этом согласны все авторы воспоминаний. В Луганске, особенно на заводе Гартмана, почва для социал-демократической агитации была весьма благоприятной. Паровозостроительный завод приносил его владельцам огромные барыши. Только за изношенные машины и оборудование, перевезенные из Германии, Гартман получил чистоганом около 600 тысяч рублей и на эти и последующие доходы заново перестроил свой завод в Хемнице. В России Гартман и подобные ему иностранные предприниматели чувствовали себя благодетелями – как же, ведь они «способствовали промышленному развитию» России и взамен считали возможным присваивать сотни тысяч и миллионы рублей прибыли, полученной в результате эксплуатации российских рабочих. Интенсивность труда на заводе Гартмана была велика. Таково же, если не хуже, было положение и на других предприятиях Луганска. Постепенно рабочие осознавали необходимость борьбы. Помогали им прийти к этому выводу социал-демократы. И среди них Ворошилов.

В Луганске он впервые вступил в постоянное общение с социал-демократами. К тому времени они приобрели в городе определенную опору и влияние. Первый социал-демократический кружок в Луганске возник еще в 1900 году, и организаторами его были соратник В, И. Ленина по «Союзу борьбы за освобождение рабочего класса» В. А. Шелгунов и его друг К. М. Норинский. Основа, заложенная ими, оказалась весьма прочной, и после отъезда организаторов кружок не только не распался, но и расширился, стал успешно вести пропаганду среди рабочих.

Успеху способствовало то, что луганские социал-демократы внимательно прислушивались к идеям ленинской «Искры». В ноябре 1902 года, еще до появления Воротаинова на заводе Гартмана, под воздействием «Искры» возникает Луганский комитет РСДРП. Луганск стали навещать екатеринославские социал-демократы, они доставили литературу, помогали деньгами. Удалось впервые в Донбассе наладить выпуск «Летучего листка».

Размах социал-демократической агитации не мог не встревожить власти. Трижды за первую половину 1903 года полиция провела аресты среди луганских социал-демократов, и большинство активистов движения оказались, по терминологии полицейских, «изъятыми». Это не могло окончательно сорвать работу социал-демократов, но положение их было сложным: сохранилось лишь два кружка, и в них всего лишь 25 человек. К тому же, по свидетельству Ворошилова, «организация в это время носила характер еще не определившийся, в смысле фракционности». Формально она входила в «Союз горнозаводских рабочих», где было сильно влияние «экономистов», и это сказывалось на работе. Представитель этого союза на II съезде РСДРП адвокат И. Мошинский (Львов) оказался в лагере меньшевиков и по возвращении со съезда повел неистовую борьбу против В. И. Ленина и решений съезда.

Вот в это время, в октябре 1903 года, Клим Ворошилов стал членом РСДРП. Надо напомнить, что вступление во всякую противоправительственную организацию было тогда очень опасным делом, а особенно в РСДРП. Это могло повлечь за собой арест, ссылку, а в некоторых случаях – и каторгу. Социал-демократы, спасаясь от слежки и возможных провокаций, строго конспирировались. Не существовало и не могло существовать ни списков участников организации, ни партийных билетов, ибо обнаружение их при аресте было бы несомненной и неопровержимой уликой. Вся работа, в том числе и прием новых членов, основана была на доверии к новому товарищу, и проверялся он ежедневно своим поведением, самим делом. В то же время среди ленинцев всегда царила строжайшая сознательная дисциплина, ею и была сильна партия, в значительной степени благодаря ей большевики в конечном счете одержали победу.

Заводской мастер ошибался – Клим Ворошилов был дисциплинированным и в политике. Охотно и искренне подчинившись партийной дисциплине, он вскоре стал требовать соблюдения ее от других и бороться за нее. Мы можем уверенно сказать, что уже в первые месяцы своего пребывания в РСДРП Ворошилов выступал, действовал как большевик, ленинец.

Разобраться во фракционных взаимоотношениях внутри партии молодым рабочим было не просто, но сама логика происходящего, логика борьбы, помогала им понять, что правильный путь указывают большевики. Ворошилова, склонного всегда (и тогда уже, и позднее) к решительным и энергичным действиям, влекло в ряды большевиков, так как ему претили нерешительность, расплывчатость, характерные для мелкобуржуазной тактики меньшевиков.

Ворошилов и его товарищи сумели сориентироваться в тонкостях фракционной борьбы и определить свою позицию, став на сторону большевиков. Луганский комитет одним из первых начал борьбу с меньшевизмом. 20 ноября 1903 года на партийной конференции в Луганске была отвергнута меньшевистская резолюция, а в начале следующего года тамошние социал-демократы порвали с меньшевистским комитетом Донецкого союза. Луганская организация РСДРП становится на революционный путь и к лету 1904 года, по свидетельству Ворошилова, «определяется как большевистская».

Заслуга самого Ворошилова в этом несомненна. Ужо с первых шагов он делается заметным среди товарищей-партийцев, а вскоре становится и одним из вожаков луганской большевистской организации. О характере и разнообразии его обязанностей в 1904–1905 годах можно судить по простому их перечислению. Он не только учится в кружке, но и сам обучает других. Он превосходный агитатор и пропагандист, он любит и умеет говорить с рабочими, а они его хорошо понимают и верят ему. На рабочих «массовках» Ворошилов – постоянный оратор. Он пишет, редактирует и распространяет листовки. Он же их печатает, сначала на гектографе, а затем участвует в организации подпольной типографии. Он привлекает в партию новых людей, и рекомендованные им кандидаты всегда заслуживают доверия. Наконец, с 1904 года он стал членом луганского социал-демократического комитета.

Вокруг него группируются рабочие-революционеры: И. И. Алексеев, Т. Л. Бондарев, В. Е. Евтушенко, Г. К. Иванов, К. А. Кариков, С. К. Крюков, И. Д. Литвинов, Д. П. Осипенко, А. Я. Пархоменко, П. И. Пузанов, А. А. и И. А. Рыжовы, И. И. Шмыров, Ф. Р. Якубовский. Кропотливая, черновая, но необходимая для революции работа Ворошилова и его товарищей приносила плоды: благодаря их усилиям к началу первой русской революции луганская социал-демократическая организация стала одной из самых боевых в стране.

Приближение революции ощущалось на протяжении всего 1904 года. Война на Дальнем Востоке принесла новые бедствия. Расширялось рабочее и крестьянское движение, возросла оппозиционность буржуазии и либеральных помещиков, усилились колебания правительства – все предсказывало назревание революционной бури.

События войны, особенно после того, как она приобрела неблагоприятный, а потом и трагический характер для русской армии и флота, очень волновали рабочих. Правда, они не всегда могли разобраться в сообщениях газет, да и сами эти газеты не так-то легко было раздобыть. Среди рабочих было много неграмотных, газеты они просили читать вслух, и это открывало новые возможности для социал-демократической пропаганды. Большевики Луганска воспользовались интересом рабочих к политике. На заводах и в степных балках поблизости от города одна за другой собирались «массовки», и очень часто звучал на них голос Ворошилова.

Началась революция, как известно, с событий 9 января 1905 года, о которых В. И. Ленин сказал, что «революционное воспитание пролетариата за один день шагнуло вперед так, как оно не могло бы шагнуть в месяцы и годы серой, будничной, забитой жизни» [2]2
  В. И. Ленин.Полн. собр. соч., т. 9, с. 201–202.


[Закрыть]. Забастовки и стачки прокатились по всей стране. В Луганске на предприятиях говорили повсюду об этих событиях: у станков и верстаков, у печей, наковален, за формовкой в литейных. Цифры убитых в народной молве все возрастали.

Луганские большевики готовили всеобщую забастовку в городе, причем намеревались превратить ее в политическую, в отличие от большинства рабочих выступлений, происходивших тогда в Донбассе. Это требовало тщательной подготовки. Решено было начать забастовку на крупнейшем предприятии города – гартмановском заводе, где большевики располагали наибольшим влиянием. Были выделены ответственные за остановку работы в цехах. Выяснилось, что более всего можно рассчитывать на рабочих паровозомеханического, сборочного и литейного цехов. Однако были сомнения в успехе: удастся ли поднять 4-тысячную массу рабочих, до того не участвовавших в подобных стачках, захотят ли рабочие дружно, все вместе, бросить работу? Приходилось считаться с действиями полиции: за поведением рабочих на заводе ревниво наблюдали 70 полицейских. Все же было решено выступить 16 февраля.

Накануне большим тиражом была напечатана листовка «К рабочим завода Гартмана». Утром рабочие нашли ее в своих ящиках. Призыв «Пора и нам присоединиться к общей борьбе», требования, перечисленные в листовке, взбудоражили всех. С утра на заводе царила необычная атмосфера: кучки рабочих читали и обсуждали листовку, смелость и решительность ее были многим внове. Все чего-то ждали, и, когда в неурочное время, около трех часов дня, над заводом поплыл тревожный гудок, у всех забилось сердце: «Началось». Вскоре послышались крики:

– Ура! Бросай работу! Собирайся на заводском дворе!

Это рабочие механического цеха, первыми оставив работу, звали поступить так и тех, кто колебался. Гасли печи, из топок кочегары выгребали огонь, заливали водой… Работа на заводе остановилась.

Со всех сторон на заводской двор стекались люди. Полиция растерялась, митингу никто не мешал, и вот над толпой поднимается коренастая, энергичная фигура молодого рабочего. Это Клим Ворошилов, впервые в жизни выступает он перед такой большой аудиторией. Но голос его не дрожит. В затихшую толпу падают слова о событиях Кровавого воскресенья, о солидарности трудящихся, о целях забастовки. Он старается говорить просто, ведь в толпе много рабочих, для которых это первый в жизни митинг, первая встреча с революционным словом. Заканчивает речь так:

– Если наседка имеет яйцо с зародышем, то при нормальных условиях из него обязательно должен вылупиться цыпленок. Зародыш революции налицо. Дело революции зреет, и никто не в состоянии помешать нашей победе. Надо готовиться…

Выслушана речь была одобрительно. Климу вторили другие ораторы, и вот уже густая толпа рабочих направилась в город, чтобы остановить и другие предприятия. Однако сделать это везде не удалось. Вот что говорилось в донесении местного жандармского начальства: «Часть забастовавших толпой, около 400 человек, отправилась по линии железной дороги к казенному патронному заводу с намерением остановить работы на нем. Шедшему навстречу пассажирскому поезду рабочие не очистили рельсов, так что последний должен был остановиться и пропустить толпу, которая разбила на паровозе стекла фонарей. Подойдя к патронному заводу, забастовавшие пробовали проникнуть в завод и прекратить работы, но безуспешно. В 6 часов вечера начальник патронного завода, ген. – майор Кабалевский сам прекратил работы во избежание беспорядков. Требования рабочими гартмановского завода еще не предъявлены…»

В то время когда жандармский офицер составлял свое донесение, участники стачечного комитета, и в их числе Ворошилов, как раз и обсуждали требования к администрации завода. Они спорили о том, что надо и что не надо включать. Осторожность следовало соблюдать, особенно в политических вопросах, чтобы не отпугнуть недостаточно подготовленных рабочих, а их на заводе Гартмана и на других предприятиях города было немало. Революция еще только начиналась…

Учитель гартмановской школы П. М. Седашов вспоминал, что в этот вечер Ворошилов прибежал к Рыжкову и с порога объявил:

– Мы сейчас составляем требования дирекции. Говорите, какие пункты нам надо внести относительно школы.

Рыжков, будущий трудовик и депутат Государственной думы, был настроен скептически и к самой забастовке, и к требованиям рабочих, он все еще считал своего ученика «юношей с будущим» и не видел, что это будущее уже пришло. Поэтому он ответил:

– Стоит ли, Клим? Вряд ли что выйдет…

– Обязательно выйдет, и эти требования администрация примет быстрее, чем остальные, ей их легче выполнить!

Вместе они сформулировали пункты о школе, и стачечный комитет внес их в текст. Решено было созвать митинг для утверждения требований.

Митинг состоялся на следующий день, 17 февраля. Председателя рабочие толком еще выбирать не умели, и, когда с трибуны спросили: «Кто будет читать требования?» – собравшиеся хором ответили: «Ворошилов!» Его уже знали на заводе.

Поднявшись на трибуну, он стал читать бумагу, объясняя каждое положение. За два часа все 29 пунктов были обсуждены и приняты. Затем митинг избрал для ведения переговоров 56 депутатов (по 2 человека от каждого цеха), и они отправились в дирекцию. Имеющиеся ныне в распоряжении историка источники единогласно свидетельствуют, что главную роль во время переговоров и в этот день, и в последующие играл Ворошилов, он становился руководителем гартмановских рабочих.

Долго совещались депутаты с директором Хржановским. Он соглашался пойти на уступки в отдельных вопросах, но не желал принять основные требования, в том числе и 8-часового рабочего дня. Неоднократно директор и Ворошилов обменивались колкими замечаниями. Резким было и завершение переговоров:

– Ваши условия чрезмерны, нам не о чем больше говорить, – устало произнес директор. – Предлагаю вернуться на рабочие места.

– Не выйдем до тех пор, – отвечал от имени всех Ворошилов, – пока вы не удовлетворите наши требования. Подождем до завтра, посмотрим…

Уверенное поведение рабочих объяснялось тем, что они знали, насколько убыточен для хозяев каждый час простоя, – в месяц тогда завод выпускал 20–22 паровоза, пятую часть производившихся в России; за них хозяева получали огромные барыши, а забастовка грозила крупными потерями, пришлось бы платить неустойку заказчику.

Кроме того, забастовщики надеялись, что их поддержат и товарищи на других заводах. Покуда депутаты вели переговоры, большое количество гартмановских рабочих отправились в город, там остановились патронный завод, железнодорожные мастерские и другие предприятия.