Текст книги "Ворошилов"

Автор книги: Владислав Кардашов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 11 (всего у книги 25 страниц)

Против входа в квартиру помещалась вместительная столовая, где, кроме семьи командарма, всегда обедали пять-шесть посторонних: члены РВС, начдивы. Распоряжалась здесь Екатерина Давыдовна. Стол был простым; спиртных напитков не водилось никогда. Самому Ворошилову далеко не каждый день удавалось обедать дома – обязанности командарма требовали его присутствия на самых различных участках фронта.

Середина октября 1918 года как раз и была таким периодом. «Объехал Морозовскую дивизию, – телеграфировал Ворошилов в Царицын 10 октября. – Приняты все меры для восстановления положения… Еду в Чапурники… Положение не так плохо, как это многим трусам и дуракам кажется…» «Я и Кулик с ног сбились, пытаясь остановить отходящих… Я напрягаю все силы и принимаю меры спасти положение. Еду опять на фронт, в цепь», – сообщал он 14 октября из Воропонова.

У этой станции на протяжении нескольких дней ходили в атаку друг на друга красноармейские и белые цепи, ходил и командарм.

15 октября в штабном вагоне на станции Воропоново он обсуждал обстановку. Над столом склонились начальник артиллерии армии чернобородый Кулик, начальник бронепоездов, горячий и отважный Алябьев. Тут же, навалившись на стол, сидел обросший щетиной, охрипший от крика начальник 1-й Коммунистической дивизии Худяков. Был он ранен, на забинтованной его ноге поверх чулка надета была огромная туфля. Время от времени он вставал, ковылял к окну и, взглянув туда, возвращался, бормоча ругательства.

Увиденное за окном не могло улучшить настроение начдива: вся станция была забита эшелонами, в теплушках которых полным-полно беженцев и раненых. Паровозов нет, вывезти их отсюда не успели, а белые близко, очень близко…

Внезапно до слуха командиров донесся дикий, пронзительный и тревожный крик, непонятно чей, мужской или женский:

– Каза-а-ки!.. Каза-а-ки!

Спустя несколько мгновений крик этот удесятерился, вырос, распространился. Когда Ворошилов и его товарищи выбежали на перрон, на станции уже царила паника. Обитатели эшелонов – простоволосые женщины, босоногие детишки с воплями и плачем выскакивали из вагонов на пути, под колеса. Из дверей теплушек вываливались забинтованные бойцы. И вся эта толпа, запрудившая станцию, стремилась убежать подальше, в степь, ровную и гладкую, не дающую никакого укрытия: всем было хорошо известно, как расправлялись казаки не только с ранеными врагами, но и с их семьями.

Хуже всего было то, что паника захватила и красноармейцев станционной охраны, многие из них тоже бросились наутек, кое-кто даже оставил винтовки. Посреди всей этой кутерьмы метался, размахивая нагайкой и извергая страшные ругательства, Худяков. Туфлю с раненой ноги он уже потерял и, кажется, даже забыл, что он ранен, настолько был охвачен желанием остановить панику и прежде всего возвратить караульных красноармейцев.

Опасность же была рядом. С юго-запада по балке рысью шла колонна казаков. Увидев ее, Ворошилов понял: еще несколько минут, и казаки ворвутся на станцию, не встретив отпора. Тогда быть беде – страшна кавалерия, преследующая бегущих, перерубят всех, скрыться в степи не удастся.

Он обвел взглядом начинавшую пустеть платформу и вдруг увидел у стены станционного здания забытый в панике пулемет! Командарм-10 бросился к «максиму», схватил за дужку хобота, выкатил за здание в канаву, развернул в сторону противника, улегся за щиток, вдел ленту, навел и… Грохот пулемета внес новый, совсем иной оттенок в станционный шум, сразу оборвал панику.

Товарищи Ворошилова один за другим прыгают в канаву, и в казаков, начавших уже было по выходе из балки разворачиваться в лаву, стреляет одна, другая, третья винтовка… Кулик и Худяков вместе с опомнившимися караульными красноармейцами тащат второй пулемет. Встреченные непрерывным пулеметным и ружейным огнем, казаки, решив, видимо, что станцию охраняет крупный гарнизон, рассыпались и скрылись в балке.

– Ну вот и все, – удовлетворенно говорит Ворошилов, отряхивая колени. – Надо только проследить, а то они могут вновь наскочить… Немедленно отправь раненых и беженцев, – обращается он к Худякову и, взяв из рук Кулика скомканную впопыхах карту, идет к вагону. За ним гурьбой, обмениваясь взволнованными замечаниями, следуют командиры.

День 15 октября был одним из самых тяжелых для защитников Царицына. Ожесточенные бои шли не только на западе от города, под Воропоновом, но и на севере, и на юге. На последнем направлении 15 октября возникла угроза прорыва врага через брешь у Бекетовки – Отрадного. Ворошилов приказал Коле Рудневу во главе вновь сформированной бригады контратаковать казаков. Руднев с честью выполнил поручение, но во время штыкового боя был ранен в живот и скончался на следующий день. Так погиб один из самых смелых и обаятельных командиров. «Памяти милейшего Коли Руднева» – так назвал Ворошилов свою заметку о погибшем. «Я знал Колю сравнительно недавно, – писал он, – всего лишь с февраля месяца, но с первых же дней нашего знакомства я почувствовал особенное влечение к этому чистому, всегда радостному и вечно занятому важными вопросами человеку…»

В последующие дни положение под Царицыном обострилось до предела. 16 октября вечером пришлось оставить Воропоново, на рассвете 17-го белые стали приближаться к Садовой. Но здесь их ждал неприятный сюрприз.

Понимая, что наступление противника достигло кульминационного пункта, и не располагая значительными людскими резервами, командование 10-й армии предприняло рискованный и смелый маневр, делающий честь и его решительности, и воинскому мастерству. Ослабив другие участки фронта, Ворошилов приказал в центре, на 4– 5-километровом отрезке, сосредоточить почти все свои артиллерийские батареи и бронепоезда. Когда утром 17 октября белоказачьи войска пошли в атаку на Садовую, их встретил огонь почти 200 орудий – концентрация, невиданная дотоле в истории гражданской войны! Сочетание столь мощного артиллерийского огня с решительными контратаками красной пехоты привело к тому, что белые части смешались, стали отступать и вскоре побежали. У Ворононова их настиг красный бронепоезд. Под огнем его пулеметов бегство противника стало паническим. Белые были разгромлены и на центральном участке.

Командующий Донской белоказачьей армией генерал Денисов, по-видимому, недооценил своего противника, рассредоточил усилия своих войск по времени и направлениям, позволив тем самым командованию 10-й армии, маневрируя силами и средствами, бить врага по частям. Так луганский рабочий Ворошилов с честью вышел из столкновения с профессиональным военным – генералом старой армии. Враг был отброшен на 30–40 километров от Царицына, и наступление красных продолжалось.

Но чтобы его продолжать, остро требовались боеприпасы. Их по-прежнему было в обрез, и не предвиделось улучшений.

20 октября Сталин вновь уезжает в Москву, пообещав обо всем проинформировать Ленина. В адрес командования фронта и главкома из Царицына одна за другой летят тревожные телеграммы: «Волга замерзает, патронов нет, – телеграфирует Ворошилов 22 октября, – распорядитесь отправить патроны, снаряды…» На следующий день, 23 октября: «Утром заморозки. Ночью 7 градусов. Каждый день Волга может стать… Патронов нет. Противник усиливается. Что вами сделано, чтобы завтра или через два дня мы получили бы патроны, снаряды и обмундирование… Я просил, требовал, большего сделать не могу…»

Но боеприпасы и обмундирование, столь необходимые войскам в преддверии надвигавшейся зимы, поступали чрезвычайно скудно, а командующий армией получал выговор за выговором от троцкистского начальства «за паникерство». Ворошилов, сознавая свою ответственность за судьбу армии, не уступал: «Я никому никаких обвинений не предъявлял, – отвечал он, – тревожных телеграмм во все учреждения давать не перестану…» Тогда «наводить порядок» в Царицыне пожаловал Троцкий.

Он, всерьез возомнивший себя стратегом, завел обыкновение разъезжать в специальном поезде, под строжайшей охраной с одного участка фронта на другой, оставаясь всегда, впрочем, на весьма почтительном расстоянии от разрывов снарядов и свиста пуль. Из этого-то поезда и летели во все концы страны длиннющие телеграммы, чаще всего требующие беспрекословного повиновения ему, Троцкому.

Ворошилов продолжал командовать 10-й армией. Снабжение ее улучшилось лишь после вмешательства Ленина. Получив от Сталина исчерпывающую информацию о положении дел и будучи взволнован телеграммами Ворошилова, Ленин совместно с Свердловым 24 октября послал запрос командующему Южным фронтом (копия Ворошилову):

«Получаем отчаянные телеграммы Ворошилова о неполучении снарядов и патронов вопреки его многократным требованиям и настояниям.

Предлагаем немедленно проверить это, Припять самые экстренные меры для удовлетворения и известить нас, что сделано. Указать ответственных в исполнении лиц.

Предсовнаркома Ленин [21]21
  В. И. Ленин.Полн. собр. соч., т. 50, с. 199.


[Закрыть]».

С конца октября боеприпасы и обмундирование стали поступать в 10-ю армию более регулярно, и это позволило ей в течение ноября 1918 года вести активные действия.

Вся вторая половина ноября проходит для Ворошилова в хлопотах по организационному строительству войск. В 10-й армии, как и в других, формируются регулярные дивизии, каждая по две-три бригады, а в них по два-три полка. Особо следует отметить, что в 10-й армии, впервые в строительстве Советских Вооруженных Сил, была сформирована кавалерийская дивизия, которой сначала командовал Б. М. Думенко, а затем С. М. Буденный.

Одновременно с организацией регулярных дивизий Ворошилов налаживает штаб армии. Работа эта для него затруднялась тем, что Троцкий явно для надзора за «своевольным» командармом прислал в качестве члена РВС своего представителя А. И. Окулова, и тот не нашел общего языка с Ворошиловым и другими членами РВС. Итогом конфликта было письмо командования 10-й армии от 12 декабря к Ленину, Свердлову и Сталину: «…Чувствуя колоссальную ответственность перед мировой революцией, мы не считаем положение безпадежным, мы напрягаем все наше умение и все наши силы… К сожалению, в этот ответственнейший и опасный в боевом отношении момент наша внутренняя спайка, наша дружная самоотверженная работа… разрушается нетактичностью, кичливой грубостью, полным непониманием практических задач, выполняемых армией, присланного сюда в члены реввоенсовета армии Окулова… Исчерпав все меры товарищеского воздействия, мы считаем печальной необходимостью честно сознаться, что наша дальнейшая совместная работа с Окуловым невозможна, если эта воля дезорганизатора будет по-прежнему превалировать здесь благодаря поддержке Троцкого…»

Окулова убрали из Царицына. Однако Троцкий был злопамятен, и Ворошилову пришлось оставить 10-ю армию. Нелегко было ему прощаться с боевыми товарищами, вместе с которыми он так много пережил. 19 декабря 1918 года он обратился к своим бойцам с последним приказом: «С болью в сердце расстаюсь я, товарищи, с вами. Вот уже семь месяцев, сражаясь рядом с вами на Царицынском фронте, я полюбил вас, как боевых товарищей… Я верю, что и без меня вы, дорогие товарищи и братья, будете так же храбры, мужественны и тверды…»

Путь Ворошилова теперь лежал на Украину. С середины ноября там происходили важные события. Сбывалось предвидение великого Ленина, революция наконец настигла империю австрийских Габсбургов и кайзеровскую Германию. Под напором революционных войск австро-германские оккупанты уходили. Необходимо было восстанавливать Советскую власть, уничтоженную захватчиками на Украине. В 20-х числах ноября создается Временное революционное правительство Украины. Вместе с Ф. А. Сергеевым (Артемом), Э. И. Квирингом, В. К. Авериным, В. П. Затонским, Ю. М. Коцюбинским в состав его тогда же был включен и Ворошилов.

С надеждой и тревогой возвращался Ворошилов на Украину. Что его ждет там? Обстановка на Украине тогда была исключительной. По всей стране в ту пору сталкивались, перекрещивались влияния и действия самых разнообразных классовых, политических, национальных, экономических факторов, но на Украине их переплетение было необычайно сложным, формы, в которые выливалась борьба, необыкновенно острыми, а последствия – тяжелыми и кровавыми.

После ухода австро-германских войск главным противником восстановления Советской власти на Украине была националистическая Директория, пришедшая на смену полностью обанкротившемуся режиму «гетмана» Павла Скоропадского, который держался у власти только благодаря штыкам оккупационных войск. На сторону Директории, созданной в середине ноября из националистически настроенных социал-демократов (В. Винниченко и С. Петлюра) и эсеров (Ф. Швец и А. Макаренко), перешли войсковые формирования бывшего «гетмана»: атаман Балбачан захватил власть в Харькове, «серожупанская дивизия» – на Черниговщине. 14 декабря 1918 года «сичевые стрельцы» Директории вступили в Киев. Директория поспешила сговориться со странами Антанты, в первую очередь с Францией, надеясь получить у них помощь для борьбы с революционно настроенным народом Украины,-

Националисты спешили отгородить Украину от революционной России, отделить, изолировать украинский народ, противопоставить его народу русскому. Они повели оголтелую пропагандистскую кампанию, пытаясь разжечь ненависть ко всему русскому. Всерьез обсуждались планы выселения русских, возвеличивалась идея «Соборной Украины». Петлюровцы, подогревая аппетиты украинского кулачества и буржуазии, не стеснялись причислять к украинским землям территории Воронежской, Курской, Новороссийской губерний, Ставропольского края, Дона, Кубани, Бессарабии и некоторых польских областей.

Все это не имело ничего общего с чаяниями народа, настоящего хозяина «Неньки Украины». Теперь, когда солдаты оккупационных войск с красными флагами в дверях теплушек покидали Украину, украинский народ не мыслил себе иной власти, как власть Советов. Искусственное размежевание украинского и русского народов было глубоко чуждо рабочим и крестьянам: на протяжении многих столетий понимание общности судеб укоренилось в народном сознании. Не для того украинские рабочие и крестьяне совместно с русским народом сражались с врагами, чтобы теперь, в преддверии новой эры, открытой миру Октябрьской революцией, отделиться, обособиться в узконационалистической «щирой» замкнутости.

Восстания против националистической Директории одно за другим вспыхивали на Украине. А с востока, от границ РСФСР, двигались полки 1-й и 2-й украинских советских дивизий, и петлюровские «сичевые стрельцы» не могли им противостоять: 3 января 1919 года был освобожден Харьков, 12 января Чернигов, 19 января Полтава, 27 января Екатеринослав. Затем настал черед и Правобережной Украины: 5 февраля петлюровцы в панике оставили Киев. Директория бежала в Винницу…

Местом своего пребывания Временное рабоче-крестьянсков правительство Украины избрало первоначально Харьков. По приезде сюда Ворошилов был назначен народным комиссаром внутренних дел. Пост этот для тогдашнего положения на Украине был первостепенным. Органы Советской власти во многих местах еще не были восстановлены, а там, где они уже существовали, требовалось немало усилий, чтобы наладить их работу, и это было одной из главных задач наркома внутренних дел. Следовало обеспечить спокойствие и порядок, обезопасить граждан от нападений банд, и это также было прямой обязанностью Ворошилова. Он погружается в водоворот событий и не дает себе ни покоя, ни отдыха.

Ворошилов непременно участвует в совещаниях и съездах, проходивших на Украине. На Харьковском губернском съезде Советов в феврале 1919 года он говорил о государственном строительстве на Украине, призывал делегатов отдать все силы созданию советского государственного аппарата и в то же время отмечал, что на Украине этот процесс облегчается, так как «мы уже теперь имеем образец, опыт нашего старшего брата – российского советского строительства».

Особенно богатым на съезды был для Ворошилова март 1919 года. 1–6 марта он присутствует на заседаниях III съезда КП(б)У, где его избирают в состав украинского ЦК. 6 марта открылся III Всеукраинский съезд Советов. Ворошилов входил в состав Центральной избирательной комиссии. Он же оглашал регламент съезда и его порядок дня. 7 марта Ворошилов выступил с речью, в которой дал отповедь украинским левым эсерам, нападавшим на политику Временного правительства Украины.

– Господа так называемые левые эсеры, – говорил Ворошилов, – стали за последнее время обвинять нас в семи смертных грехах, и здесь представитель этой вымирающей партии не удержался от того, чтобы не указать на один из этих самых тяжких грехов. А именно: что мы, коммунисты, создали здесь правительство без желания, без ведома левых эсеров. Да, это правительство было создано исключительно партией коммунистов, ибо эта партия коммунистов здесь, на Украине, как в свое время в России, вынесла всю тяжесть организованного восстания…

Вопреки злобным нападкам левых эсеров съезд одобрил линию, проводимую коммунистами на Украине, избрал Центральный Исполнительный Комитет, в подавляющем большинстве – из коммунистов. Ворошилов был избран членом ВУЦИКа, за ним остался пост наркома внутренних дел в правительстве УССР.

Через несколько дней делегация украинских коммунистов выехала в Москву: 18 марта там предстояло открытие очередного, VIII съезда РКП (б). Предполагалось, что одним из важнейших вопросов повесткп дня высшего органа партии будут военные проблемы: гражданская война в России находилась в самом разгаре.

Еще до съезда, на предшествовавших ему партийных конференциях, в особенности армейских, обнаружились различные точки зрения по некоторым вопросам военной политики, раздавались возражения против линии, проводимой в военном строительстве, а также острая критика в адрес руководителей военного ведомства, в особенности Троцкого. На съезде дискуссия по этим вопросам приняла чрезвычайно острый характер. Более того, сложилась даже особая платформа, с которой выступила так называемая «военная оппозиция». В нее входило около 40 делегатов съезда. Был среди них и Ворошилов.

Состав «военной оппозиции» был очень неоднородным. Наряду с «левыми коммунистами», расходившимися с партией по коренным вопросам марксистской теории и практики, в нее входили коммунисты, ошибочно представлявшие пути организации армии. Оказались среди оппозиционеров и такие военные работники, которые резкое недовольство Троцким переносили на общие методы руководства армией. Вот что говорится на этот счет в «Истории Коммунистической партии Советского Союза»: «Многие делегаты, как участвовавшие в «военной оппозиции», так и стоявшие на позиции ЦК, резко и в значительной мере справедливо критиковали деятельность военных учреждений. Глава военного ведомства Троцкий не считался с мнением армейских партийных организаций, нередко игнорировал права комиссаров, проявлял к ним пренебрежительное отношение, допускал администрирование в отношениях с коммунистами-военнослужащими. Своим барским поведением и диктаторскими замашками Троцкий восстановил против себя лично многих коммунистов – военных работников, вызвал в их среде недоверие к себе» [22]22
  «История Коммунистической партии Советского Союза», т. 3, кн. 2. М., 1968, с. 275–276.


[Закрыть].

Не приходится сомневаться, что Ворошилова нужно отнести именно к этой последней категории военных работников. Сам он и до этого, и после потратил немало энергии и сил, чтобы способствовать созданию регулярной Советской Армии, внести порядок и дисциплину в ряды революционных войск. Однако горячность, запальчивость подвели его. В особенности резко проявилось в трех выступлениях Ворошилова на заседаниях военной секции его неправильное отношение к военным специалистам. За это Ворошилова резко и справедливо критиковал Ленин.

На закрытом заседании съезда 21 марта Ленин сказал: «Когда Ворошилов говорил о громадных заслугах царицынской армии при обороне Царицына, конечно, тов. Ворошилов абсолютно прав, такой героизм трудно найти в истории. Это была действительно громаднейшая выдающаяся работа. Но сам же сейчас, рассказывая, Ворошилов приводил такие факты, которые указывают, что были страшные следы партизанщины.

…Теперь на первом плане должна быть регулярпая армия, надо перейти к регулярной армии с военными специалистами» [23]23
  «Ленинский сборник, XXXVII». М., 1970, с. 138–139.


[Закрыть].

Критику своих ошибок Ворошилов, как и подобает настоящему коммунисту, восприпял без обиды и в дальнейшем доказал, что он искренне, не жалея сил, будет выполнять решения VIII съезда партии по военному вопросу.

Вновь Ворошилов при исполнении многотрудных обязанностей наркома внутренних дел. Основное его время занимает борьба с бандитизмом, политическим и уголовным, этим бичом жизни Украины той поры.

Весь край кишел бандами, большими и малыми, возглавляемыми атаманами с самыми дикими кличками. На Черниговщине банды атамана Ангела останавливали и грабили поезда, в Васильковском, Фастовском уездах Киевской губернии зверствовали бандиты Зеленого, в Радомышльском уезде – Соколовского и Струка… Не лучше было и в городах, в особенности в Одессе. Здесь многочисленные и наглые бандиты во главе с Мойшей Винницким («Япончиком») добились того, что богатый, многолюдный, шумный город жил затаясь, в постоянном страхе. Население боялось выходить на улицы даже днем, тем более вечером или ночью.

Примером того, какой была ситуация в украинских городах по весне 1919 года, может служить город Радомышль Киевской губернии. Вот несколько выдержек из документа того времени:

«17 февраля. В Радомышле существует Совет рабочих и крестьянских депутатов и его исполком. На город напала банда Струка. Исполком распущен. Создан ревком. Нападение банды Струка отбито.

24 февраля. Налеты банды Соколовского. Арестован советский комендант.

26 февраля. Возобновилась власть ревкома.

4 марта. Радомышль захватила банда Соколовского, устроила кровавый погром, убив 44 человека…

22 марта. После изгнания из города банды Соколовского выбран исполком… Работе исполкома мешают частые нападения банды Соколовского…»

Так было почти повсеместно. Только в апреле 1919 года Народный комиссариат внутренних дел зарегистрировал 93 кулацких восстания, в том числе на Киевщине 38, Черниговщине 19, Полтавщине 17… От угрозы бандитских налетов не были ограждены даже такие города, как Киев.

В начале апреля Ворошилов находился в Киеве. Кулацкие восстания полыхали вокруг. В пригороде – Куреневке – еще в марте обосновались петлюровцы. 7–9 апреля им удалось спровоцировать антисоветские выступления. С утра 10 апреля поступили сведения, что бандиты ворвались в Киев, разбили небольшой отряд чекистов, проникли на Подол и начали грабеж. Ворошилов немедленно отправил все наличные силы (их было очень немного) и вместе с председателем ВУЦИК Г. И. Петровским поспешил вслед.

На Подоле шел настоящий, ожесточенный бой. Горели дома. Красноармейцы, чекисты, вооруженные рабочие выбивали мятежников из зданий. Бой на улицах города – особый, специфический вид боя, тут возможны самые неожиданные ситуации. Неудивительно, что Петровский и Ворошилов внезапно попали в гущу мятежников. Хорошо, что бандиты не знали их в лицо, добыча была бы лакомой: сам председатель ВУЦИК и нарком внутренних дел! С трудом Ворошилову и Петровскому удалось ускользнуть от бандитов. Бой на Подоле продолжался весь день, и только к вечеру город удалось очистить от мятежников.

По инициативе Ворошилова были созданы специальные войсковые части для борьбы с бандами, усилены органы ЧК. Нарком отдал приказ организовать местные резервные коммунистические отряды, ввести обязательное военное обучение всех коммунистов. Немало партийных работников было послано в уезды, чтобы помочь местным Советам. В специальном обращении к украинским рабочим и крестьянам Ворошилов призывал: «Защищайте ваши Советы от восстаний, потому что если погибнут Советы, погибнете и вы…»

Принятые меры не замедлили дать результаты. В конце апреля в районе города Лубны красноармейцы ликвидировали банду атамана Ангела, к середине мая на Киевщине был разбит Зеленый. Одна за другой гибли крупные банды на Черпиговщине, Екатеринославщине… Но в это время Советской власти на Украине пришлось столкнуться с опаснейшими антисоветскими выступлениями Григорьева и Махно.

Если Григорьев являл собой тип обыкновенного авантюриста, ограниченного и беспринципного бандита, то Нестор Иванович Махно был, с одной стороны, личностью колоритной, с другой – чрезвычайно показательной для настроепий и характеров определенного круга украинского, да и не только украинского, кулачества в эпоху гражданской войны. Опираясь на богатых украинских крестьян, Махно сумел создать «армию» (порой довольно многочисленную). Идеология рядовых махновцев была зыбкой и расплывчатой, а их «батько», именовавший себя анархистом, руководствовался прежде всего желанием расширить и упрочить свои собственные власть и влияние. Отряды Махно сражались и с австро-германскими оккупантами, и с гайдамаками гетмана Скоропадского, и с петлюровскими «сичевиками», а позднее – и с деникинцами. Но вот на Украину возвратилась Советская власть. Перед Махно стоял вопрос: что делать? Вступать с ней в конфликт опасно, да и среди рядовых махновцев-крестьян наблюдалась широкая симпатия к Красной Армии. В ней украинские крестьяне видели защитницу от белогвардейцев, от помещиков, земли которых они поделили. Поэтому Махно решил выждать, посмотреть, что будет дальше, и начал переговоры с Красной Армией.

Советское руководство решило использовать махновцев для борьбы с белогвардейцами. «Армия» Махно была преобразована в 3-ю бригаду советской Заднепровской дивизии (командовал дивизией П. Е. Дыбенко) и с февраля 1919 года держала оборону против деникинцев на рубеже Мариуполь – Волноваха.

Советское командование понимало, что махновцы – очень ненадежный союзник, что за ними нужен, как говорится, глаз да глаз. Поэтому к Махно была направлена правительственная комиссия, в которую вошел и нарком внутренних дел Украины. Махно, однако, соглашался допустить в свое расположение только одного представителя «центра» и без оружия. Ворошилов не поколебался принять эти опасные условия.

Вот он в логове «батьки». Махно, маленький, волосатый человечек, хитрит, притворяется скромным и преданным, но никаких конкретных обещаний давать не желает. Наконец Ворошилов ставит вопрос прямо:

– Либо вы будете выполнять приказы и распоряжения, либо… – Ворошилов секунду помедлил. – Мы не поколеблемся за попытку измены расстрелять и вас, и ваш штаб…

Махно не очень испуган, по делает вид, будто обижен. Пряча свои хитрые глаза, он отвечает:

– Для меня дело революции – прежде всего! С врагами народа я сам беспощаден. Даю честное слово…

Махновцы кое-как начали воевать с белыми. Но в это время вспыхнул мятеж другого «батьки» – Григорьева.

В отличие от анархиста Махно он причислял себя к эсерам, но вряд ли у него были какие-нибудь убеждения: подвизался Григорьев и в войсках Центральной Рады, служил и гетману Скоропадскому, и петлюровцам. Когда же в феврале 1919 года на Правобережье Украины пришли красные войска, Григорьев счел за благо вступить в переговоры с советским командованием. В результате отряды Григорьева были сведены сначала в бригаду, а затем в 6-ю украинскую советскую дивизию.

Но, став формально командиром Красной Армии, Григорьев по-прежнему именовал себя «атаманом партизан Херсонщины и Таврии». В частях его по-прежнему было много кулаков, националистов, просто деклассированных элементов. Распоряжения советского командования Григорьев выполнял только тогда, когда они ему нравились. Так, он охотно повел дивизию на Одессу, и здесь григорьевцы «отличились» в грабежах и мародерстве. Реввоенсовет Украинского фронта надеялся «поладить» с Григорьевым и использовать его войска для освобождения оккупированной румынами Бессарабии. Но Григорьев отвел свою дивизию из Одессы в район Александрии для «отдыха». Когда же в начале мая от него потребовали выступления к западным границам, Григорьев поднял мятеж. Располагая значительными силами и воспользовавшись отсутствием в советском тылу крупных воинских частей, мятежники захватили Екатеринослав, Кременчуг, Херсон, Николаев, обнаружили намерение двигаться на Киев и Харьков. Мятеж в тылу советских войск был чрезвычайно опасен.

10 мая ЦК КП(б)У принял срочные меры для разгрома мятежа, направив против него все имевшиеся части и поставив во главе их опытных и решительных работников. Ворошилов был назначен командующим Харьковским военным округом с подчинением ему в оперативном отношении всех войск, имевшихся в наличии. Без промедления Ворошилов собирает силы, формирует отряды добровольцев и, разумеется, сам спешит руководить подавлением мятежа.

Первоначальные успехи григорьевцев оказались непрочными. Красноармейские части действовали напористо, решительно, и мятежники не выдерживали столкновений с ними.

Поздно вечером 13 мая Ворошилов и Кулик приехали в Полтаву. В городе было тревожно: поговаривали, что мятежники уже недалеко. Ночью Ворошилов собрал партийных работников, командиров, объяснил им ситуацию, определил задачи. С утра же повел войска навстречу врагу, к Кременчугу.

Упорные бои на этом направлении шли несколько дней. Наконец 19 мая Кременчуг был очищен от мятежников; удалось захватить невредимым и мост через Днепр. Надо было не дать противнику опомниться, преследовать его, но сделать это пехотные части не могли – они слишком устали.

Взяв с собой в качестве прикрытия роту курсантов, Ворошилов и Кулик на бронепоезде «Коля Руднев», укомплектованном луганскими рабочими, преследуют бегущего противника. В районе станции Павлыш Ворошилов и Кулик самолично ведут разведку и обнаруживают, что за поворотом, в глубокой выемке, стоят замаскированные бронепоезда григорьевцев, видимо поджидая красных. Но первым открывает огонь «Коля Руднев». Давно минул бой под Дубовязовкой, и луганские артиллеристы теперь умеют стрелять: прямыми попаданиями они сразу же выводят из строя два бронепоезда противника, а оставшиеся два поспешно уходят в направлении узловой станции Корыстовка. Путь загроможден разбитыми бронепоездами. Несколько часов команда бронепоезда и курсанты во главе с Ворошиловым расчищают путь, а затем следуют к Корыстовке и занимают ее.

Отсюда железнодорожный путь раздваивается: на запад, к Знаменке, и на юго-восток, к Александрии. Под огнем «Руднева» бронепоезда мятежников бежали к Знаменке, оставив неприкрытой Александрию. Там, всего в 9 верстах от Корыстовки, находился штаб Григорьева, его главные силы, склады, скопление эшелонов… Несмотря на то, что пехотные части еще не подоспели, Ворошилов решает нанести удар по Александрии.