Текст книги "Пастырь и Змей 3 - Воин Змея (СИ)"
Автор книги: Владислав Рубинчик
Жанр:
Классическое фэнтези
сообщить о нарушении
Текущая страница: 12 (всего у книги 12 страниц)
Драгослав погладил по холке Кречета, нервно рывшего копытом.
– И ещё, Драгослав. Держи своих умертвий в бою подальше от моих воинов. И дело не только в запахе, который они источают.
– Моих умертвий, Звонимир, ты больше не увидишь к вечеру. Как, скорее всего, и меня.
Раздался рокот – отдаленный, тяжелый, ритмичный, будто дрожала земля. Из ворот Стольского хлынул поток – серый, гикающий, закованный в сталь поток тяжелых черемисских конников, хищно опустивших тяжелые копья. Из-за стен города ударил залп стрел – первый, пробный, большинство даже не перелетело через реку, но начало было положено.
– Идут! – пронеслось среди рядом славянского войска. Заиграли флейты.
– Ну, – выдохнул Звонимир, – да хранят нас Боги.
И, вскочив на коня, бросил сулицу в сторону противника. Войско подхватило жест князя радостным кличем. Взвились, затрепетав на ветру, зеленые знамена с золотым туром – а волна, катившаяся им навстречу, уже миновала мост, и растекалась половодьем по речному берегу, а вслед за ней из города выходили все новые полки. Засвистели стрелы и сулицы, раздались первые крики раненых.
И, словно привлеченный начавшейся схваткой, Хала, преодолев светобоязнь, взмыл над городом. Изогнув все три свои головы, расправив крылья, он издал оглушительный рев, и три языка ледяного пламени вырвалось из его глоток.
Драгослав вскочил на Кречета.
– Ну, конек, вот и наш черед подошел.
– Где нам ждать тебя, Драгослав? – подошел к нему Арнгрим.
– Где свалю, там и ждать. Но скорее всего, он будет бить в самое сердце тиверского войска, там, где князь.
Конница черемисов с визгом налетела на тиверские рогатины. Хала сорвался в стремительный полет. Истинное зрение Драгослава уловило радужный пузырь, словно накрываший войско Звонимира – щит, защищающий от Халы. Вряд ли он поможет там, где не помог Богухвал.
Вся надежда была только на него.
Пришпорив Кречета, Драгослав взмыл в воздух и понесся навстречу ледяной смерти.
51
Они кружили в воздухе, как два стервятника, с той лишь разницей, что Хала был больше раз в тридцать. Змей то и дело обрушивал на Драгослава потоки ледяного пламени, князя бил жестокий холод, тело болело, но Кречет превосходно умел уворачиваться. С другой стороны, и Драгослав не мог подлететь достаточно близко: удар могучего хвоста, лапы или крыла тут же сшиб бы его наземь.
Внизу черемисы волна за волной накатывали на тиверские ряды. Чуть вогнутый строй, которым Звонимир расположил войска, не давал кочевникам на полную мощь использовать преимущество в маневренности, да и Арнгрим со своими умертвиями, рубившиеся в самых первых рядах, наводили животный страх не только на своих, но и на чужих.
– Зря ты бросил вызов мне, князь, – Хала явно забавлялся, глядя на порхающего вокруг него Драгослава. – Ты мог бы слиться со мной, стать таким, как я, и мы вместе правили бы миром, пока не угаснет солнце. А сейчас ты погибнешь – твой меч мне что перочинный ножик...
– Даже перочинным ножиком можно заколоть до смерти!
Хала отвлекся, заговорившись, и открыл бок. Драгослав послал Кречета в крутую петлю, уши княжича заложило, удар отдался ноющей болью в руках – но Иней все же прочертил длинную черную полосу под правым задним крылом Халы.
Змей взвыл от боли и ярости, изогнулся. Правая голова развернулась назад, выпустила поток ледяного пламени – но Драгослав, снова пришпорив Кречета, промчался под пузом Халы, полосуя и его. От выдоха змея его закрыло правое заднее крыло; вылетев из-под брюха Халы, Драгослав ударил снизу вверх по левому заднему.
Тяжелая кожа треснула, снова хлынула черная кровь. Драгослав взмыл вверх, над самим Халой, который начал заваливаться на левый бок, все ещё рыча, извергая пламя и продолжая сыпать проклятия. Из-под крыльев в князя вылетел целый залп ледяных пуль.
Драгославу обожгло колено, грудь, левую руку, плечо. Пули Халы били навылет, и он знал, что у него не так уж много времени, прежде чем он истечет кровью.
Стиснув зубы так, что в висках зазвенело, хрипя от боли и напряжения, он прянул на Халу вниз, как сокол на добычу. В новый удар Инея он вложил всю свою боль, все душевные муки, все сомнения, терзавшие его всю жизнь.
Удар.
Темнота.
Обжигающая боль.
Открыв глаза, Драгослав увидел огромный, размером с пол-лошади, кусок крыла, падавший вниз, прямо в гущу сражающихся. Хала выл, закатив глаза, налитые кровью, и стремительно терял высоту. Непривыкший к боли, он совершенно не умел её выносить – и бил, хаотично бил вокруг лапами, хлестал хвостами, взмахивал крыльями, пытаясь удержаться, не упасть на пики...
Там, где он должен был приземлиться – на правом фланге чуть в стороне от основной битвы – уже собирались умертвия Арнгрима.
– Драгослав....
– Голос Кречета был непривычно слабым. Страх сжал тело князя холодной перчаткой.
– Я умираю. Крылья все хуже повинуются мне, и каждый вздох обжигает...
Одна ледяная пуля прошила легкое Кречета, две других распотрошили живот, и Драгослав с ужасом увидел готовые вывалиться кишки. Левую заднюю лапу чудесный конь тоже поджимал – она была раздроблена, и с неё капала алая кровь...
– Кречет.... конек.... дорогой мой брат... только живи, – шептал Драгослав, беспорядочно гладя его шею. Сейчас он даже не думал о том, что упадет наземь с сотни саженей высоты – только о дорогом друге и его боли...
А Хала, кое-как выровняв высоту, развернулся к ним, и по напряжению мышц всех трех шей было видно, что сейчас выпустит пламя...
– Ну уж нет! Давай, хозяин, сожми меч – и до встречи в Сварге!
Драгослав даже не понял, что делать, только рефлекторно перехватил Иней обеими руками.
И Кречет рванулся, рванулся из последних сил навстречу ледяному потоку, но забирая чуть выше.
Удар ледяного воздуха чуть не вышиб Драгослава из седла. Адская боль пронзила все его тело, с лица сезла кожа, и по обнаженным мышцам что-то полилось – князь был уверен, что это глаза. Но вдруг, на вершине боли, когда даже сжатых в кулак последних сил не хватало, чтобы сжимать меч...
– Сей... час... – услышал он слабый, затухающий голос Кречета...
И он ударил Сейчас – Сейчас, как никогда, полупрыгая-полупадая с коня вперед, вкладывая все силы в свой последний, завершающий удар, и почувствовал, как что-то хрустнуло под лезвием Инея, и оно до самого перекрестья вошло в податливую плоть, и он навалился на рукоять, загоняя все дальше и дальше, пока сознание не покинуло его...
52
Воин на диковинном крылатом коне исчез в пасти Халы, растворился в ослепительно-синем его огне, и по войску тиверцев пролетел вздох разочарования.
Воин проиграл.
Но лишь Арнгрим и его умертвия спокойно стояли посреди обоя – нападать на них черемисы боялись – и глядели вверх.
– Он справился, – тихо произнес полумертвый ярл.
Только он увидел, как между глаз средней, самой большой головы Халы вдруг выросло что-то вроде ярко-лазурного рога.
"Он пронзил его небо. Кречет поднес его достаточно близко к пасти, чтобы он смог всадить меч в его небо".
Обессиленое тело крылатого коня рухнуло вниз. Без седока.
Драгослав остался в пасти Халы, куда его забросил Кречет. Он умер, навалившись всем телом на Иней, а Змей, закрывая пасть, только добавил весу...
Хала рухнул наземь, обезумев от боли. Главный мозг был поражен, двое боковых ещё пытались взять власть в свои руки, но были не в силах совладать с огромным количеством противоречащих друг другу приказов. Какой-то из них, конечно, победил бы, ведь главные органы ящера были целы...
Если бы на рухнувшего Халу тут же, словно рой ос, не налетели умертвия Арнгрима. Они били его рогатинами и мечами, закаленными воздухом Нави, и рвали на части тело, извергая фонтаны черной крови, и плакали от блаженства, когда один за другим, исполнив свое предназначение, таяли, возвращаясь в Ирий.
Увидев гибель того, кого они почитали богом, черемисы пришли в замешательство. Бросая оружие, они падали на колени перед тиверцами, прося пощады, и на их шеи ложились тугие невольничьи арканы. Другие, наиболее ярые, сплачивались под знаменами мелких вождей и пытались организовать хотя бы организованное отступление – но их с налета втаптывала в землю тиверская кавалерия верхом на лошадях, подаренных когда-то Звонимиру Гораном.
Уже к полудню тиверские войска, опьяненные победой, ворвались в Стольское, и Дубравка, оцепенев, глядела на зеленые с золотом знамена, поднимавшиеся на все новых и новых башнях. Псоглавцы ещё продолжали держать оборону, забаррикадировавшись в Коморище и на улицах перед княжьим теремом, но к вечеру и они все были уничтожены.
Войдя в княжеский дворец, Звонимир не застал в гриднице никого. Только Дубравку, гордо сидевшую на престоле, царственно склонив голову в княжеском венце.
По белоснежным рукам княгини стекало две полоски крови. У её ног лежал окровавленный нож.
53
Драгослав падал, падал вниз сквозь время и пространство, в огромный черный водоворот. Время шло назад: весну сменила зима, зиму – осень, если приглядеться – было видно, как уменьшаются города и зарастают лесом пашни.
Но князя сейчас волновало не это.
Он боролся со своим противником – чудовищным, черным, бесформенным существом с кучей ртов, присосок и щупалец. Таков был дух Халы, терзаемый вечным голодом; если бы его затея увенчалась успехом, он вырос бы до размеров целого мира и пожрал солнце.
Разумеется, у него этого не вышло.
Получился лишь маленький голодный дух, мелкая искорка Тьмы-За-Гранью в нашем мире.
Где-то вверху пели чистые девичьи голоса и призывно трубили рога. Там была Сварга, туда звали дух Драгослава, уже умершего – но он не мог успокоиться, пока жива хоть маленькая часть его врага, врага, стремившегося пожрать солнца.
И потому сжимал его в обьятьях, и бил, и душил, выкручивал щупальца, разрывал рты, не обращая внимания на боль и на то, что падает не только сквозь пространство, но и сквозь время – для чистого духа Халы, свободного от тела, время это просто ещё одно измерение. Толкая его "вниз", чисто по-человечески, Драгослав толкал его и "назад".
Но была какая-то исходная точка, конец всему их путешествию, ниже которой спуститься было нельзя, ибо дух Халы ещё не был столь силен, чтобы осознавать себя...
И они упали, грянулись со всего духа, на ледяной, холодный пол Аэн Граанны, и увидел Драгослав перед собой кристалл, в котором было заключено тело Халы на протяженнии веков, пока он не освободил его.
В глазах – том, что заменяло его противнику глаза – застыло отчаяние. А Драгослав засмеялся смехом победителя.
И там, за двести лет до собственного рождения, в миг, когда Хала только начал пробуждаться, он завел чародейскую песню – последнюю из тех, которые пел. И он пел её, чувствуя, как все сильнее и сильнее становятся стены, удерживающие Халу. Пел, разматывая душу по клубку, не жалея ни единой мысли – пел, пока разум ещё мог сплетать слова.
Пел, окончательно проваливаясь в безмолвие, и только отчаянные вопли Халы были ему ответом.
54
Первым, что услышал Драгослав, был плеск воды. Вторым – глубокий, сладостный запах цветов. Он открыл глаза.
Князь лежал на берегу глубокой синей реки, что медленно текла среди берегов, покрытых густой зеленой листвой. Он не знал, где он находится, но судя по огромному, горячему, царственно-золотому солнцу – не в мире людей.
– Ты все правильно сделал, – услышал он девичий голос.
Первой его реакцией было тут же вскочить и прикрыться, но на нем уже были удобные шелковые штаны и такая же рубаха. Рядом лежал даже меч – длинный, обоюдоострый, покрытый причудливыми знаками неизвестной ему работы.
Драгослав поднялся, приветствуя говорящую. Ею оказалась девушка в изящной бронзовой броне, но без шлема – густые золотистые волосы свободно разливались по нагруднику и плечам. Глаза девушки были голубее здешнего неба, губы – как маки, и сквозь смущение Драгослав почувствовал, что влюбляется.
– Приветствую тебя в чертогах павших, дорогой воин, – сказала девушка. Она обняла его, накрыла всего благоуханием неизвестных Драгославу цветов, взяла под руку.
– Пойдём за мной, – указала она на тропинку, убегавшую вдоль от реки среди луговых трав.
– Куда? – только и смог спросить князь.
– К моему отцу, рассмеялась девушка. Ты удостоен особой чести, ведь смог совершить невозможное.
– Невозможное? Но...
– Вмешаться в плетение Мокоши. Ты мог просто отпустить Халу, оставить его скитающимся голодным духом, но ты отправился за ним... И запер его там, в прошлом, наедине с самим собой.
– Значит, у нас сейчас два Халы?
– Наоборот, ни единого, – рассмеялась вила. Запертый в Аэн Граанне, да ещё под более сильным заклятием, терзаемый вечным голодом и отчаянием, Хала мог иметь только один источник удовлетворения голода – себя. И за несколько лет разобравшись с кристаллом, он пожрал свое тело, и свою душу в прошлом – а значит, и сам стерся из истории.
– Ничего не понимаю. То есть, никакого Халы...
– В новой истории, созданной тобой – не было. Он не взывал к псоглавцам, Карминте и хазарам, и не было кровавых событий, в которых ты участвовал. Люди, что ныне живут в Стольском, и знать не знают, что их когда-то завовевывали с помощью Змея некие Драгослав и Дубравка.
Драгослав стоял, опешив.
– Но почему тогда не исчез я? И почему я помню об этом?
Вила пожала плечами.
– В Кузнице судеб случаются странные вещи. Пойдем же: у моего отца есть почетные обители для тех, кто выигрывал войны, и для тех, кто предотвращал войны, но сколь же более почетным должно быть место для человека, который сделал, что нескольких кровавых войн будто бы и не было!
Драгослав рассмеялся, и ему вдвойне веселее было от того, что его смех подхватила прекрасная златокудрая воительница.
Рука об руку они шли по лугам Страны Богов, обсуждая свои жизни так, как человек, проснувшись, обсуждает тяжелый, но интересный сон.
Их жизни были позади.
Впереди были долгий отдых и новое рождение.
Рождение в мире, который стал немного лучше благодаря их стараниям.
Старец, проведший Драгослава самым темным путем, смотрел им вслед и улыбался. Из долгой схватки сХалой он вышел победителем, не хуже,чем справился бы Перун на своей громовой колеснице. Ему, Всеведу, удалось изменить само мироздание, изгнав жестокого противника – но ещё множество битв ждало старого бога.
Битв, к которым ему ещё предстояло подготовиться.
4 октября 2016 – 18 сентября 2017
Львов
22 апреля.
