Текст книги "Подарок из Египта (СИ)"

Автор книги: Владимир Птах

сообщить о нарушении

Текущая страница: 9 (всего у книги 15 страниц)

– Ты вот что, сука, – шипел он ей в самое ухо, – чтобы я тебя возле отца больше не видел. Хватит к нему липнуть. Сиди в своей норе и не высовывайся. Ясно?!

Таида, как рыба, беззвучно шевелила губами, плохо соображая, что от неё хотят.

– И еще, – продолжал Марк, не убирая руки с ее горла, – я скоро буду выступать в театре Марцелла со своим крокодилом, не вздумай и ты туда сунуться. Не дай бог, ты у отца роль жены будешь клянчить, придушу тебя, тварь, как котенка. Ты меня поняла? Поняла, я тебя спрашиваю?! – рявкнул Марк.

Таида не могла ему ответить, но она кивала, моргала и всем своим видом показывала, что ей все понятно. Марку этого было достаточно. Он расжал пальцы, и Таида с хрипом и кашлем сползла на пол. Больше с ней разговаривать было не о чем. Марк развернулся и зашагал к выходу. По пути он опрокинул ногой сто-лик с украшениями и благовониями. Пусть стерва помнит, кто здесь хозяин.

Когда Рутила вошла в комнату Таиды, та сидела на полу и плакала, закрыв лицо руками. Рутила сразу поспешила к своей подруге и стала расспрашивать ее, что случилось. Таида рассказала ей, как Марк ее чуть не придушил.

– Это он тебя к отцу ревнует, – заключила Рутила, выслушав подругу.

– Ничего себе ревность, – произнесла Таида сиплым голосом, потирая шею. – А при чем здесь тогда какая-то роль жены? Чего он ко мне с женой-то приставал? – недоумевала Таида.

Но Рутила взялась ей все разъяснить. Бегая только что по поручению Марка проверять крокодила, Рутила встретила в коридоре Лесбию, и та ей рассказала, что слышала от рабов, прислуживающих в триклинии, будто бы на днях хозяин затевает какой-то спектакль, где будет участвовать крокодил. Видно в этом спек-такле есть роль жены. А Марк, скорее всего, не хочет, чтобы эта роль досталась ей.

– Но почему? – недоумевала Таида.

– Не знаю, – пожала плечами Рутила.

– А я назло ему буду участвовать в этом спектакле, – решительно сказала Таида. – Женой – не женой, но буду.

– А если он тебя и вправду придушит? Видела, какие у него были глаза ненормальные?

– Не придушит. Он своего отца боится. Я Квинту сегодня все расскажу. Этот щенок узнает, кто здесь настоящий хозяин. А то вообразил себя фараоном.

Так Таида решила отомстить Марку.

А Марк между тем, слегка постращав Таиду, в приподнятым настроении отправился искать Баселида. Поэт был его приятелем, и он хотел подсказать ему, как лучше написать сценку.

У дверей в комнату, где творил Баселид, стоял Луперк и, как ему было велено, периодически заглядывал в щелочку двери, чтобы убедиться, что поэт не спит. Но Баселид и не думал спать. Он не на шутку разошелся и уже исписал кучу лис-тов папируса. Все лицо у него было испачкано чернилами. Он то и дело нервно грыз тростниковое перо, чесал им за ухом или копался в носу. Так ему лучше думалось. Иногда он вскакивал с места и громко декламировал свои стихи, чтобы проверить, как звучит его писанина на слух.

Марк подошел к Луперку.

– Баселид здесь? – спросил он, кивая на дверь.

– Здесь.

– Он еще не уснул?

– Нет. Пишет. Только орет, как дурак.

Марк усмехнулся.

– Так надо, – сказал он глупому варвару и вошел в комнату.

– Ого! – воскликнул Марк, увидя стол, усеянный исписанным папирусом. – Ну ты, Баселид, и разошелся.

Марк стал разгребать папирус.

– Да ты тут уже, наверное, на три сценки написал.

Баселид ответил, что половину из этой кучи надо выкинуть в окно. Многое ему не нравится. Но есть и удачные места.

– Вот послушай, – сказал Баселид Марку, беря в руки кусок папируса. – Это слова крокодила после того, как его приласкали жены:

 
   Всегда я ляжки только ел,
   Но тут, жрецы, я обомлел,
   Когда она мой хвост схватила,
   И треньем ляжек наградила.
   Теперь я ляжки есть не буду,
   Свое я варварство забуду,
   Я стану ляжки собирать,
   Чтоб хвост об них тереть опять!
 

– Ну, как тебе, Марк? Нравится? – спросил Баселид.

– Да, отлично, – похвалил Марк поэта. – Продолжай в том же духе. А слова жрецов у тебя уже есть? – полюбопытствовал он.

– Да есть. Надо только доделать кое-что.

– Это хорошо. Я же, Баселид, буду играть одного из жрецов, – сообщил ему Марк.

– Ты? – удивился Баселид.

– Да, я, – подтвердил Марк. – Я только что отца уговорил. Ты, Баселид, вот что, все лучшие шутки и остроты постарайся вписать какому-нибудь одному жрецу. Я потом эту роль возьму себе. Сможешь это сделать?

– Сделаю, – пообещал Баселид. – Будешь на сцене первым остряком.

– Только не перестарайся. А меня ты, Баселид, знаешь, мне для тебя ничего не жалко. Как там твое горло, еще не пересохло? – заботливо поинтересовался Марк.

– Еще как пересохло! – воскликнул Баселид. – Вы там пьянствуете, а я здесь, как дурак, чернила облизываю.

– Сейчас мы это поправим. Эй, Луперк! – позвал Марк раба.

В комнату заглянул Луперк.

– Сбегай-ка вниз, – сказал ему Марк, – притащи сюда вина, да побольше.

– Только дрянь не неси, – добавил Баселид, – под плохое вино мне не пишется.

Луперк исчез.

– А чего он вообще здесь отирается? – спросил Баселид Марка, давно уже обнаружив присутствие Луперка за дверью. – Он что, сторожит меня, чтобы я не сбежал со своей сценкой?

– Нет, – усмехнулся Марк, – он здесь, чтобы тебя будить, если ты уснешь. Его мой отец к тебе приставил.

– Лучше бы он смазливую рабыню ко мне приставил. Тогда бы я точно не уснул.

Марк оставил своего друга дописывать сценку, а сам пошел в гости к Teaгену. Гладиатора он нашел в доску пьяным в кругу своих сотоварищей. Они тоже праздновали возвращение из Египта, но уже Теагена. Марк присоединился к их пирушке и остаток ночи провел с гладиаторами.

К этому времени гости Квинта уже разошлись. Квинт надарил им на прощанье кучу разных сластей и сказал, что будет рад всех их видеть в театре Марцелла. Квинт обещал устроить после выступления пиршество не хуже нынешнего. Пьяные, наевшиеся гости с трудом поднимались на ноги. Их расторопные рабы напрягались изо всех сил, чтобы помочь своим владыкам оторвать набитое брюхо от мягкого ложа.

Квинт хоть и был пьян, но чувствовал, что еще способен на многие подвиги. Он послал раба привести к нему в комнату Таиду. Таида не замедлила прийти. Она уже придумала, как будет жаловаться Квинту на Марка, и для придания сво-им словам пущей убедительности не стала причесывать растрепанные волосы и приводить в порядок заплаканное лицо. Пусть Квинт видит, как издевался над ней Марк. Таида даже растерла шею полотенцем и та стала красной, как будто ее душили хоботом.

Не успела Таида войти в комнату Квинта, как тут же расплакалась.

– Ты чего ревешь? – спросил ее Квинт в недоумении. – Тебя что, кто-то обидел?

Жалобно всхлипывая, Таида рассказала ему, как пьяный Марк ворвался к ней в комнату и грубо ее лапая, попытался ею овладеть. Она, разумеется, ему не далась и отбивалась от него, как могла. Тогда озверелый Марк повалил ее на пол и стал душить обеими руками. Спасло ее лишь то, что к ней заглянула подруга и подняла шум. В подтверждение этих слов Таида показала Квинту свою красную шею.

– Да я же сейчас его по стенке размажу! – проговорил рассвирепевший Квинт и уже хотел было позвать к себе Марка, но Таида удержала его от немедленной расправы.

– Не надо, Квинт, я его боюсь, – взмолилась она. – Он поклялся своим Гением, что убьет меня, если я тебе об этом расскажу.

– Не убьет, не бойся, – успокоил ее Квинт. – Ладно, – уступил он ее просьбам, – я потом с ним поговорю. Это так оставлять нельзя, а то я вижу, он себя тут хо-зяином возомнил. Ну ничего, я его поставлю на место. Щенок паршивый.

Когда первая волна гнева Квинта улеглась, Таида приступила к дальнейшей мести. Она сказала, что надругательства Марка она еще может как-то понять, но то, как он отзывался при этом о своем отце, было ужасно. Лучше бы ей было сто раз умереть от безжалостных рук Марка, чем слышать от него такое.

– Да что же он говорил? – не вытерпел Квинт и перебил Таиду.

– У меня язык не поворачивается повторить это, – произнесла она смущенно.

– Говори, я разрешаю.

Таида еще с минуту помялась, но Квинт настоял на своем.

– В общем, – неуверенно заговорила Таида, – когда он ко мне стал приставать, я ему говорю: «Отстань от меня, я не хочу с тобой обниматься!» А он мне говорит: «Это еще почему? Может, ты отца ждешь? Думаешь, он сейчас придет и пристроится у тебя между ног? Так ты напрасно его ждешь, он не придет. Он сейчас пьяный валяется в триклинии и только мычать может. Так что я теперь вместо него». Ну, тут он опять стал лезть ко мне, я его опять отпихнула, а он говорит: «Что ты брыкаешься? Я ведь лучше отца, не упрямься. Что ты вообще нашла в этом дряхлом старике? Скоро он совсем ни на что не будет способен. Я удивляюсь, как у него еще с тобой, что-то получается. С ма-терью он уже давно ничего не может. Ей, бедняжке, приходится бе-гать по любовникам, чтобы они ей насовали. А то ведь она без му-жика с ума сойти может. От осла ей и то больше пользы, чем от своего мужа». Я, честное слово, Квинт, как могла, пыталась его перебить, но он меня по-валил и стал душить.

Таида замолчала, украдкой поглядывая на Квинта. Квинт был ошарашен этой новостью. От кого-кого, а от Марка он такого не ожидал. Видно, вконец уже зажрался сынок. Ну, ничего, он еще придет к нему за деньгами.

Таида воспользовалась моментом и стала подсказывать Квинту, как надо поступить с Марком. Самое лучшее, если Квинт поскорее отправит Марка служить в Сирию. Квинт уже давно задумывался над дальнейшей судьбой Марка. Карьера военного выглядела для него весьма перспективной. С теми связями, какие были у Квинта, он мог устроить сына центурионом в одну из азиатских провинций. А потом, давая взятки, продвинуть его вверх до легата или начальника конницы. Но Марка не прельщала военная служба. Он не хотел покидать Рим и уезжать в провинцию. Поэтому Квинт колебался, как ему поступить. Или пристроить Марка в комиссию по городскому судопроизводству, где у него было бы туманное будущее, или всё-таки армия.

Теперь же, после того, как Квинт узнал, какова благодарность Марка, он уже не сомневался, как ему поступить, и решил услать сыночка куда-нибудь подальше – разнашивать солдатские сапоги. Слова Таиды о Сирии лишь укрепили его в этой мысли.

– Нечего ему тут в Риме прохлаждаться, – подстрекала она Квинта, – он тут все твое состояние просадит да в кости проиграет. Он мальчик сильный, я сама в этом убедилась, так что пусть он лучше варваров в Сирии хватает за горло. Из него получится хороший командир.

Судьба Марка была предрешена. Таида добилась своего и внутренне радовалась, что смогла отомстить Марку. Она понимала, что Марк это просто так не оставит. Нужно было как-нибудь уберечься от его кулаков, пока он не уедет в Сирию. Таида взяла с Квинта обещание, что он оградит ее от возможных козней Марка и не даст в обиду. Ну а взамен покровительства Квинта она одарила его неж-ными поцелуями, которые плавно перешли в постельную возню.

Таида старалась, как могла. Она применила все свое умение, и под конец любовных утех Квинт полностью размяк. Он ощутил себя на небесах среди сонма богов. Теперь Квинт был опять в хорошем расположении духа. Он разговорился и сказал Таиде, что предстоит небольшое выступление его актеров в театре Марцелла, и главным в этом небольшом спектакле будет ручной крокодил, привезен-ный Марком из Египта. Ради этого крокодила и затевается спектакль, но там будет роль и для Таиды. Квинт в двух словах передал ей суть придуманной Баселидом сценки.

– Если хочешь, – сказал он ей, – можешь сыграть роль одной из жен.

Таида обрадовалась и с радостью согласилась. Но не только ради того, чтобы досадить Марку, ей самой очень хотелось еще раз блеснуть на большой сцене. Театр Марцелла, где все будет происходить, это сорок тысяч зрителей. Выступать на его сцене – это не то, что выступать в доме Квинта перед кучкой пьяных гостей. Именно в театре Марцелла Таида и прославилась, когда три недели назад получила там венок за лучшее выступление. Не заработай она тогда эту почетную награду, Квинт бы до сих пор не обращал на нее внимания. Однако восторженные крики толпы сделали свое дело, и она засияла не только в глазах Квинта, но и, что немаловажно, в глазах его друзей. Они превозносили ее при всяком удобном случае, и Квинт еще больше проникся к ней страстью.

Квинт был так уверен в успехе своей новой сценки, что даже не посовето-вался насчет нее со своим астрологом Шумшером. Обычно, перед всяким начинанием, Квинт интересовался расположением звезд и их влиянием на то или иное задуманное дело. А вот сегодня он в первый раз этого не сделал. А зря. Спроси Квинт Шумшера, что предвещают ему звезды, тот бы долго на планеты не смотрел, он бы сразу сказал, что вся эта задумка с крокодилом не сулит ничего хорошего и лучше было бы вообще избавиться от Суха. Но не крокодила боялся Шумшер, а Рахонтепа. Как только египтянин появился у них в доме, перс сразу почувство-вал в нем своего соперника. Он подробно расспросил Марка о Рахонтепе, и услышанное обеспокоило его еще больше. Оказалось, что Рахонтеп знал толк не только в крокодилах и медицине, но, что хуже всего, прекрасно разбирался в астрологии. Он привез с собой кучу египетских гороскопов, намереваясь всерьез заняться в доме Квинта предсказанием будущего. Однако по-настоящему Шумшер испугался, когда услышал, как Рахонтеп умеет говорить. Во время пирушки Шумшер стоял в дверях триклиния и из темноты внимательно наблюдал за всем, что происходило в зале. Он думал, что Квинт рано или поздно позовет его для предсказаний, но не тут-то было. Все заслушались речами Рахонтепа. Его магический голос пленял и завораживал. Шумшер понял, что в этом ему с Рахонтепом тягаться будет не под силу. Квинт предпочтет его Шумшеру, и придет время, когда египтянин выживет перса из этого дома.

Шумшер предвидел надвигающуюся грозу и решил нанести удар первым. Он не бу-дет ждать, когда его вышвырнут на улицу. В его черной голове под белым тюр-баном созрел коварный план. Он слышал о предстоящем выступлении в театре Марцелла и решил воспользоваться этим в своих целях. А замысел его был очень прост. Он хотел подсыпать крокодилу в питье перед выступлением какой-нибудь жгучей дряни, чтобы крокодил, мучаясь болями в животе, взбесился, и его не смогли бы вытащить на сцену. За сорванный спектакль Квинт отыграется на Рахонтепе, а его крокодила если не изжарит, то по крайней мере продаст в амфитеатр. «Двоим нам здесь делать нечего», – ухмылялся про себя Шумшер, предвидя изгнание Рахонтепа. Завтра Шумшер пойдет в лавку к своему земляку, торгующему разными лекарствами, и купит у него нужное зелье. После этого дело останется за малым: подсыпать зелье перед выступлением в питье крокодилу.

* * *

В десять часов утра Баселид, наконец, закончил свое творение и дописал последнюю строчку. В открытые ставни окна лился яркий солнечный свет и падал на стол, усеянный кусками исписанного папируса. Сценка была готова. Оставалось только собрать воедино разрозненные отрывки и прочитать все Квинту. Но на это у Баселида уже не было сил. Ему страшно хотелось спать. Он решил подре-мать на своем столе часок-другой, а уже потом со свежими силами добить сцен-ку. Баселид сладко зевнул и улегся на свое сочинение.

А в это время за дверями его комнаты, сидя на полу и облокотившись о сте-ну спиной, на весь коридор храпел Луперк. Он крепко проспал почти всю ночь и только сейчас проснулся. Продрав глаза, он сразу вскочил на ноги, сам не понимая, как это он смог так неосторожно уснуть. Да, видно, не стоило ему так часто отхлебывать вино из того кувшинчика, что он принес Баселиду ночью по прика-занию Марка. Луперк поспешил заглянуть в комнату Баселида и к своему великому ужасу увидел, что тот спит. Наверняка Баселид уснул, как и он, посреди но-чи, и уж, конечно же, ничего не написал. Луперк в страхе стал будить Баселида.

– Эй, ты! Вставай! – тормошил он поэта за плечо. – Писать надо! Квинт может сейчас нагрянуть!

Баселид открыл красные мутные глаза и тупо посмотрел на Луперка.

– Что, проснулся? – проговорил Баселид вяло. – А ты знаешь, варвар, что из-за тебя я ничего не написал!

– Как это из-за меня? – испугался Луперк.

– А вот так. Почему ты меня ночью не разбудил? Теперь я Квинту скажу, что по твоей вине я уснул и ничего не написал. Так что выдерет он тебя за это по-страшному. Будешь знать, как дрыхнуть под дверью.

Перепуганный варвар стал просить Баселида не выдавать его хозяину.

– Ладно, так и быть, – смилостивился Баселид, – Квинту я не скажу, только когда я проснусь, чтобы рядом со мной стоял полный кувшин вина. Тебе все ясно?

– Все, – кивнул варвар и побежал с пустым кувшином на кухню.

А Баселид опять ткнулся лицом в свою писанину и заснул.

Слуги разбудили Марка в двенадцатом часу утра и сказали ему, что его немедленно хочет видеть Квинт.

– Зачем это я ему понадобился? – спросил Марк у слуги.

– Не знаю, – пожал плечами тот. – Но хозяин не в духе, – добавил он шепотом.

Марк подумал, что после вчерашней попойки даже слон будет не в духе. Но как ни было Марку муторно, ему все же пришлось встать. Надо было уважить отца и узнать, чего он хочет. Марк опасался, что отец, проспавшись, передумает и запретит ему выступать в театре Марцелла.

Однако в комнате отца его ожидал совершенно иной разговор. Квинт встре-тил сына суровым взглядом исподлобья.

– Ты что, Марк, себе позволяешь?! – набросился на него Квинт, лишь только Марк переступил порог его комнаты. – Или у тебя руки чешутся? Так я их тебе живо пообрываю!

– А что случилось? Чего ты на меня кричишь?.. – произнес оторопевший Марк.

– Ты тут дурачка из себя не строй! – напирал на сына Квинт. – Ты прекрасно знаешь, что случилось. Ты чего к моим артисткам лезешь, гаденыш?

– Да ни к кому я не лез, – оправдывался Марк, – с чего ты взял? А, хотя я догадываюсь, откуда ветер дует. Это что, Таида тебе тут наболтала? Так она все врет! Она…

– Я сам знаю, что она, – перебил его Квинт. – Еще раз ты хоть пальцем ее тронешь, я тебя с дерьмом смешаю! Я вижу, ты, Марк, себя уже хозяином тут возомнил, привык деньги швырять во все стороны, так я тебя быстро бобы жрать приучу. Будешь, как мои клиенты, по десять сестерциев в день получать, если хоть одна царапина появится на Таиде. Ты меня понял?

– Да она все врет! Я ее вообще не трогал! – попытался выкрутиться Марк. – Я у Гликерии был, она подтвердит. А к Таиде я и не заходил. Зачем она мне нужна?

– Вот и хорошо, что не нужна. К другим артисткам, чтобы ты тоже не лез. Я их не для тебя покупал. Иди шлюх на Субуре души, там твои девки. А здесь все для меня. Ты меня понял?

Марку ничего не оставалось, как сказать, что он все понял.

– Иди, чего стоишь? – указал ему Квинт на дверь.

– Я это, – начал Марк, запинаясь, – хотел о матери поговорить. Пусть она останется до моего выступления. Я хочу, чтобы она посмотрела, как я буду играть.

– Меня не волнует, что ты хочешь, – отрезал Квинт, – она уедет сегодня. И скажи ей, чтобы она больше не подсылала тебя ко мне. Ей меня уже не удастся оду-рачить.

Марк покидал покои отца раздавленным и взбешенным. Ох, как ему хотелось придушить Таиду или хотя бы подолбить ее головой об стену. Злоба прямо-таки разрывала Марка. Попадись она ему сейчас на пути, Марк бы точно не сдержался и повыбивал ей зубы. В голове его рождались планы мести один страшней другого. Самым подходящим ему казалось прокрасться к ней ночью в комнату и грохнуть ее по голове стулом. Кто там потом будет разбираться, чья это работа? Рабов в доме много. Мало ли кто ее прибил. Но в ближайшее время не стоило это делать. Отец сразу подумает на Марка. И кто знает, чем это тогда обернется для него. Нужно было подождать какое-то время, а потом, когда все забудется, Марк посчитается с этой стервой. Кроме того, не всегда же она бу-дет любовницей отца. Когда-то он ее обязательно разлюбит. Такое уже было не раз, сегодня с одной, завтра с другой. Вот тогда Марк припомнит ей все.

Марк направился к Баселиду. Он заглянул к нему в комнату и увидел, что Баселид развалился на столе среди листов папируса и сопит в обе ноздри на всю комнату. «Я так и знал», – подумал Марк и пожалел, что послал вчера ночью Луперка за вином.

– Баселид, подъем! – крикнул Марк над самым ухом поэта.

Баселид вздрогнул и поднял голову.

– А, это ты Марк, – проговорил он сонным голосом, – Чего орешь? Дай поспать.

– Хватит спать, – тормошил его Марк, – ты всю ночь спал. Давай работай!

– Кто всю ночь спал? – возмутился Баселид. – Да я всю ночь писал как проклятый. Вон, даже ни одного глотка не сделал, все некогда было, – и Баселид кив-нул на полный кувшин вина.

Это Луперк только что приволок его из кухни и поставил на стол Баселиду, как и было условлено. Но Марк об этом не знал и с удивлением заглядывал в кувшин.

– Что совсем не пил? – не верилось Марку.

– Да ни капли, – уверял его Баселид. – А знаешь, как хотелось. Но я сказал себе: «Пока все не напишешь – не прикасайся», – и Баселид потянулся к кувшину.

– Так ты что, все уже написал?

– Конечно, написал. А ты как думал? Я же сказал, что напишу, значит напишу. Осталось только слепить куски, но это ерунда, на полчаса работы.

– А моя роль хорошо получилась? – поинтересовался Марк.

– Лучше всех, – обрадовал его Баселид. – Так что готовься, Марк, пожинать лавры.

Баселид поставил кувшин и взял в руки один из листов, но тот задрожал у него в руках, как на ветру.

– Проклятье, – пробормотал Баселид, – руки трясутся. Как я буду писать?

– Вина еще выпей, – подсказал ему Марк. – А я сейчас переписчика приведу. Продиктуешь ему, он все запишет.

Через полчаса работа по переписке сценки была в самом разгаре. Баселид рылся в своей писанине, отыскивал нужные стихи и диктовал их переписчику. Марк помогал Баселиду в этом. По ходу сценки он что-то вставлял свое, что-то совсем выкидывал, а что-то исправлял. Марк ведь тоже был не лишен поэтичес-кого дара и привнес в сценку много ценного. Баселид не всегда с ним согла-шался, и тогда они горячо спорили друг с другом. Баселид при этом вскакивал со стула и начинал нервно расхаживать по комнате.

– Нет, Марк, – стоял Баселид на своем, – что ни говори, а мое было лучше. Я не пойму, чем тебе не нравятся эти две строчки:

 
   И выберу из вас красотку,
   Которая полезет в глотку.
 

– Да чушь все это, – отверг вариант Баселида Марк, – по-твоему получается, что она сама полезет к нему в пасть. Что она, дура, что ли? Он ее просто сожрет, да и все. Лучше напишем так:

 
Кто даст мне меньше наслажденья,
Того оставлю на съеденье
 

Баселиду не удалось отстоять свои две строчки, и их заменили на стишки, придуманные Марком. Но таких замен было немного. Баселид хорошо постарался ночью, и почти все, что он написал, Марку нравилось.

Когда кувшин на столе опустел, сценка была окончательно переписана. Квинт уже несколько раз посылал своего слугу узнать, как продвигается работа над сценкой. Он хотел первым услышать ее целиком. Квинт даже ради этого не пошел в баню, решив дождаться, когда все будет готово.

Наконец Баселид продиктовал переписчику последнюю строчку. Марк облегченно вздохнул, еще раз пробежался глазами по написанному и, оставшись довольным сценкой, пошёл вместе с Баселидом читать ее отцу.

Квинт выслушал их с нескрываемым интересом. Луций, который также присутствовал при чтении сценки, даже захотел переписать из нее некоторые отрывки, чтобы, вернувшись домой в Путеолы, потешить своих друзей.

Квинт похвалил Баселида и велел казначею отсчитать ему в награду восемьсот сестерциев. Затем Квинт отпустил поэта домой отсыпаться, а сам призвал к себе руководителя домашней труппы Урбика. Вручил ему сценку и приказал начать репетировать ее прямо сейчас. Ведь выступление было на носу, и надо было торопиться. Квинт также назвал Урбику и имена артистов, которые должны были участвовать в спектакле. Роли двух жреческих жен достались Таиде и Леде. Марк, Телесфор и Кастрик должны были играть жрецов.

– И учти, Урбик, – сказал Квинт напоследок, – время поджимает, через два дня выступление. Гоняй своих артистов как следует. Марка тоже не жалей. Когда я вернусь, покажете, что вы там нарепетировали.

Сделав эти последние распоряжения, Квинт поспешил в суд на помощь своему знакомому квестору. Квестора обвиняли в хищении государственных денег, и Квинт обещал поддержать его своим авторитетом и горластыми клиентами. Надо было перекричать толпу, которую приведет с собой обвинитель, чтобы у присяжных создалось впечатление, будто симпатии римского народа на стороне под-судимого. Клиенты Квинта, как всегда, дожидались патрона в атриуме и были готовы послужить ему своими глотками. Только сегодня среди них не бу-дет Баселида. Освобожденный от клиентских обязанностей, он с полным кошель-ком денег спешил теперь домой.

А Урбик, получив от хозяина все необходимые наставления, не мешкая, послал за актерами. Они должны были собраться в комнате для репетиций. Таида пришла туда вместе с Ледой. Она еще не знала об утреннем разговоре Марка с отцом, но по тому, как злобно посмотрел на нее при встрече Марк, она дога-далась, что Квинт уже прищемил ему хвост. Однако сделала вид, как будто между ней и Марком ничего не произошло. Она не стала строить из себя побе-дителя и добивать Марка своими ехидными усмешками и обидными намеками. Зачем его зря злить, нервы у Марка не железные, он запросто может сорваться и двинуть ее хорошенько. А это ей сейчас было ни к чему. При случае она даже была бы не прочь помириться с Марком. Еще ведь неизвестно, когда он уедет в эту далекую Сирию, а до тех пор им придется жить под одной крышей.

Марк старался не встречаться с Таидой взглядами. Он так и думал, что она получит роль жены. Наверняка отец сделал это ему назло. При распределении ролей, произнося имя Таиды, Квинт бросил на Марка суровый взгляд, словно напоминая о своих утренних угрозах. Хоть Марк и решил держать себя в руках, но его так и подмывало врезать кулаком по ее милому личику. Как бы чувствуя это, Таида держалась от него подальше.

Урбик не был в курсе их вражды и во время репетиции придумывал всякие неуместные сцены. Например, когда жен жрецов отдавали крокодилу на съедение, Урбик потребовал, чтобы они, рыдая, падали в объятия своих мужей. Таиде как раз выпала роль жены Марка. Она хотела было поменяться ролями с Ледой, но Урбик решил, что роль первой жены ей подходит больше. Он только удивлялся, почему это Таида так вяло и ненатурально обнимает Марка.

– Что это за объятия? – нервничал Урбик. – Кто так обнимается? Где страсть? Где любовь? А ты, Марк, как играешь? Твою жену сейчас крокодилу скормят, а ты как будто, даже рад. Где твое горе? Ты убиваться должен, волосы на голове рвать, а не рожу кривить.

– Сам знаю, как играть, – отрезал Марк. – Ты лучше ее поучи, – кивнул он на Таиду.

– Научим, не волнуйся. Давайте еще раз, и побольше страсти.

Все эти объятия раздражали Марка. Но и Таиде было не очень приятно кидать-ся ему на шею. Однако Урбик настаивал, чтобы все было натурально. Пришлось Таиде на время припрятать свою гордость и разыграть из себя любящую жену. Марк почувствовал у себя на груди ее возбужденное дыхание. Он старался не смотреть ей в глаза и по-прежнему не желал подбавлять в свою игру страсти. Урбику он сказал, что достаточно мусолить эти объятия и что пора репетиро-вать следующие сцены. Урбик решил оставить объятия на потом, а пока взялся доводить до ума все остальное. Репетиция продолжалась.

Вместо крокодила Урбик поставил на середину комнаты скамейку и сказал, чтобы «жены» отрабатывали на ней свои нежные движения. Марк воспротивился такой замене и потребовал, чтобы привели крокодила.

– Надо, чтобы он к ним привык, – пояснил Марк. – А то на сцене Сух может их к себе не подпустить. Я его знаю, он ко мне дней десять привыкал.

Урбик счел доводы Марка убедительными и послал за Рахонтепом, чтобы егип-тянин привел к ним своего крокодила. Таида и Леда были не в восторге от этой идеи, но рано или поздно им все равно пришлось бы тренироваться на Сухе.

С крокодилом они уже успели познакомиться. Утром они ходили в цветник и смотрели, как Сух плавает в ванне. В воде он им не казался таким страшным, как про него рассказывали, но когда теперь Рахонтеп привел это страши-лище в комнату для репетиций, Таиде стало не по себе.

– Ну вот, – сказал Марк, поглядывая на Таиду. – Теперь начинайте с ним нежить-ся. Только осторожней, он может и за руку цапнуть, – пугал Марк девушек.

Чуть заметная улыбка скользнула по его губам. Рахонтеп хотел было сказать, что Сух безопасен, но Марк взглядом дал ему понять, чтобы он помолчал.

Таида первой должна была ласкать крокодила. Она в нерешительности подступилась к Суху.

– Смелее, Таида, – подбадривал ее Урбик. – Да не смотри ты так на его зубы, они еще никого не загрызли.

– Еще как загрызли, – вставил Марк, злорадно ухмыляясь. – Вон спроси у Рахонтепа, он тебе расскажет. У него вчера пальцев на руках не хватило пересчитать все откусанные Сухом ноги.

– Ты что, Марк, специально меня пугаешь? – раздраженно бросила ему Таида.

– Я и не думал тебя пугать, – ответил тот спокойно. – Просто, если ты боишься его зубов, то начинай ласкать с хвоста. Там зубов нет.

– Я сама знаю, откуда мне ласкать.

– Если знаешь, то приступай. Чего тянешь? Время-то идет.

– А ты не подгоняй. Ты здесь не главный.

Таида закусила губу и, пересилив свой страх, склонилась к крокодилу. Кое-как, стараясь не прикасаться к Суху, она проделала над ним движения, напоминающие ласку.

– Нет, так не пойдет, – сказал ей Урбик. – Зрители не поверят. Ты, Таида, словно неживая. Расслабься. Тебе что, очень страшно?

Да, ей было очень страшно, но об этом она не сказала. Хотя и так было видно, что она вся дрожит.

– Не буду же я тереться об него, – произнесла она недовольно.

– А что ты будешь? – издевался Марк. – По-моему, в сценке так и написано: «Жены трутся об крокодила». Вот и трись. Или ты хочешь все переделать под себя?

Таида промолчала, но Леда, которой тоже предстояло тискаться с крокодилом, поспешила подруге на помощь.

– А давайте ему пасть веревкой перевяжем, – предложила она, – так будет спокойнее.

– Ты лучше себе пасть веревкой перевяжи, – грубо ответил ей Марк, – а то больно умная. Он же задохнется.

– А ноздри ему зачем? Он ноздрями дышать будет.

– Как он ими будет дышать? У него же насморк. Ты что, не слышишь, как он сопит? Так наклонись, послушай.

Леда не стала наклоняться и притихла.

– Чего ждешь? – обратился Марк к Таиде. – Давай, тренируйся. А то мы тут так до утра простоим.

Таида еще раз попыталась прислониться к крокодилу, произнося при этом слова, предписанные ей ролью. Но стоило крокодилу чуть двинуться в ее сторону, как она в страхе отпрянула назад.