Текст книги "Подарок из Египта (СИ)"

Автор книги: Владимир Птах

сообщить о нарушении

Текущая страница: 12 (всего у книги 15 страниц)

– Мне нужно, – сказал он египтянину, – чтобы через неделю Марк бегал как олень.

– Это трудно будет сделать, – задумчиво ответил египтянин. – С такой кормеж-кой он вряд ли так быстро наберется сил.

– Что, мало кормят?

– Да, маловато, – сетовал Рахонтеп. – Всего лишь миску бобов в день дают.

– Что?! – воскликнул Тонгилий. – Целую миску! Да вы тут жируете! Другие эту миску по три дня не видят и не жалуются, – Тонгилий пристально посмотрел на оторопевшего египтянина. – А ты случайно не съедаешь его порцию? – подозрительно проговорил Тонгилий. – Что-то мне кажется, у тебя щеки потолстели.

И Тонгилий схватил Рахонтепа за щеку.

– Смотри, какие жирные, – произнес он, оттягивая щеку египтянина. – Признавайся, ты своего дружка объедаешь?

– Кто? Я? Да у меня и в мыслях такого не было, – оправдывался египтянин. – Я даже свое ему отдаю.

– Не ври. Если бы ты отдавал, мне бы вообще не за что было у тебя схватиться. А тут вон какая хомячья щека, хоть высмаркивайся в нее.

Тонгилий потрепал Рахонтепа за щеку и отпустил.

– Ладно, – заговорил он вновь, но уже не столь сурово, – я прикажу, чтобы вам давали больше еды. Пусть он жир нагоняет, – кивнул Тонгилий на Марка. – Для императорских львов мне не жалко.

– А его, что, отдадут на растерзание львам? – спросил египтянин.

– Да, а ты что, не знал? Думаешь, мы для шлюх его бережем? – засмеялся Тонгилий. – Если бы не львы, он бы уже давно на крюке висел. Тебя, кстати, тоже на арену бросят.

– А меня за что?! – воскликнул Рахонтеп. – Я же во всем сознался!

– А ты бы у меня и так во всем сознался. Или сомневаешься? – бросил ему Тонгилий и захлопнул дверь.

Рахонтеп был ошарашен этой новостью. Во время допроса Тонгилий обещал сохранить ему жизнь, если он признается в заговоре и оговорит Квинта. Рахонтеп ему поверил и признался. А на Квинта он наговорил такое, что сам Тонгилий приказал потом секретарю вычеркнуть половину его показаний, уж очень они казались неправдоподобными. Рахонтепу было наплевать и на Квинта, и на Марка, и на всех римлян, вместе взятых. Пусть они себе грызутся, убивают друг друга, до них ему дела не было, и страдать из-за них он не собирался. Поэтому Рахонтеп и дал по-казания против Квинта, надеясь этим спасти свою жизнь. И Рахонтеп уже считал, что ему удалось выкрутиться. А тут на тебе, выясняется, что его скоро отпра-вят на арену, где под радостные крики римской черни он будет разодран львами на куски.

Рахонтеп не находил себе места. Он шагал от стенки к стенке и проклинал этот кровавый Рим и тот день, когда он согласился сюда приехать.

Как только Марк проснулся, Рахонтеп поспешил рассказать ему, для чего их тут держат.

– Так что сожрут нас, Марк, через неделю и не подавятся, – тяжело вздохнул Рахонтеп.

– Ну и хорошо, – ответил Марк равнодушно.

– Что ж тут хорошего? – недоумевал египтянин.

– А то, что это будет аж через неделю, – пояснил Марк. – Нам еще здесь целую неделю отдыхать.

– И тебя это радует? А меня это совсем не радует. Эта неделя пролетит как минута, и оглянуться не успеем. Зачем я только сюда приехал? – причитал Рахонтеп. – Лучше бы я сидел сейчас в Крокодилополе, лечил мышиными хвостами старух и горя не знал. Нет же, я все бросил и приперся в этот проклятый Рим, чтобы ме-ня здесь львы разорвали. С ума сойти можно! Ты, Марк, только представь себе, на твоей груди сидит эта мохнатая зверюга и жрет тебя по кусочкам. Хорошо, если я сразу помру, а если нет, что тогда? Терпеть, пока эта тварь меня обглодает?

– Да уж, – согласился Марк, – приятного здесь мало.

Рахонтеп еще долго метался из угла в угол и сам себя пугал жуткими подробностями своей лютой смерти. Заодно он и Марка поверг в глубокое уныние своим нытьем. По Марку уж лучше было умереть от кулаков тюремщиков, чем от львиных клыков. Недостойно римлянина умирать подобным образом. Рахонтепу, как и Марку, была противна смерть на арене. Египтянин предложил Марку покончить жизнь самоубийством. Так, по его словам, поступали все великие люди и, благодаря доброволь-ной смерти, избегали мучений и позора.

– Все так делали, когда другого выхода не было, – ораторствовал Рахонтеп. – Вон даже Клеопатра, слабая девушка, и то не захотела отдаваться на поругание ваше-му зверю Августу. Она была настоящей царицей и красиво умерла. А мы что, хуже? Я жрец, ты родовитый римлянин, неужели мы будем подыхать на арене, как под-лые рабы?

Марк согласился с египтянином, но он не знал, как осуществить этот замысел.

– Очень просто, – сказал Рахонтеп, – умереть можно от чего угодно, было бы желание.

Он стал искать взглядом что-нибудь подходящее для самоубийства.

– Можно повеситься, – предложил Рахонтеп.

– На чем?

– Да хотя бы на твоих повязках. Они тебе уже не понадобятся, – сказал египтянин и принялся снимать с головы Марка окровавленные повязки. – Сейчас я скатаю из них тонкую удавочку – и вперед!

– А за что мы зацепим твою удавочку?

– Нашу удавочку, – поправил его Рахонтеп. – Нашу. А цеплять мы ее будем за вот это.

Рахонтеп вытащил откуда-то большой медный гвоздь и показал его Марку.

– Что там у тебя? – спросил Марк, в темноте не разглядев гвоздя.

– Гвоздь, – ответил Рахонтеп.

– Где ты его взял?

– Выдрал из лежанки. Я знал, что он мне пригодится. Сейчас мы его вставим между кирпичами и повесим на него удавочку.

На том и порешили. Гвоздь Марк советовал вогнать как можно выше, чтобы ноги свободно болтались и не касались пола.

– Сам знаю, – сказал египтянин, ощупывая руками стену. – А ну-ка подсади меня.

Марк приподнял Рахонтепа, но тут же его опустил.

– Нет, я тебя не удержу, – произнес Марк, со стоном хватаясь за свою разболевшуюся руку.

– Вот что, – сказал египтянин, – давай становись у стены на четвереньки, а я залезу тебе на спину. Когда я все сделаю, я надену петлю, ты отойдешь – и все, львы меня не дождутся.

Марк согласился с этим планом и стал у стены на карачки. Рахонтеп проворно взобрался ему на спину. Однако истерзанная спина Марка болела не мень-ше, чем его рука, и, чтобы не заорать от боли, Марк закусил губу. Рахонтеп, переминаясь с ноги на ногу, пытался втиснуть гвоздь между кирпичей.

– Скоро ты там? – подгонял его Марк.

– Сейчас сделаю, – отвечал Рахонтеп, пыхтя от натуги. – Потерпи немного, он уже наполовину влез, чуть-чуть осталось. Надо же его глубже всунуть, чтоб не выскочил.

– Так всовывай быстрей, – скулил Марк. – Чего тянешь? Всовывай!

Тюремщику, что бродил по коридору за дверями камеры, все эти стоны показались очень странными. Он лязгнул засовом и открыл дверь.

– Что это вы тут всовываете? – прорычал тюремщик, всматриваясь в темноту.

Рахонтеп успел спрыгнуть со спины Марка и спрятать удавку. Тюремщик заме-тил Марка, стоявшего на карачках, и понимающе заулыбался.

– А, так вы тут решили перед смертью урвать немного удовольствия? – усмехнулся он.

– Да, – проговорил Рахонтеп, глупо улыбаясь. – Делать все равно нечего.

– Правильно. Зачем время зря терять. Жрать хотите? – спросил вдруг тюремщик и, не дожидаясь ответа, сказал: – Знаю, что хотите. Сейчас я хлеба принесу и приведу своего друга. Он тоже любит бороздить мальчиков. Вам с нами понравится. – И он почесал себя ниже живота.

Тюремщик ушел, а Рахонтеп и Марк засуетились сильнее прежнего. Последние сомнения исчезли. Надо было спешить и удавиться раньше, чем из них сделают женщин. Узники торопились умереть, чтобы остаться мужчинами. Рахонтеп опять влез на спину Марка и что есть силы ковырял гвоздем кирпичи.

– Да не танцуй ты на мне, – стонал Марк под ногами Рахонтепа, – больно же!

– Потерпи, – отвечал ему тот. – По-настоящему будет больно, когда этот громила вернется сюда со своим дружком. Вот тогда точно будет больно. Надеюсь, мы успеем их опередить. Интересно, надругаются они над нашими трупами? А? Как ты, Марк, думаешь?

– Ты не болтай, ты гвоздь всовывай! – отозвался Марк снизу.

Рахонтеп еще немного повозился с гвоздем и наконец облегченно вздохнул.

– Все, всунул, – сказал он довольно. – Осталось только петлю сделать и готово. Но это я мигом.

Рахонтеп скрутил петлю и надел ее себе на шею. И только он хотел было ска-зать Марку, чтобы тот отползал, как вдруг вспомнил.

– Слушай, Марк, – обеспокоенно заговорил Рахонтеп, – а как ты будешь вешаться? Ты же не смо-жешь меня снять. У тебя же рука болит.

– Не беспокойся, сниму. Давай, быстрей вешайся, я уже еле стою!

– Нет, ты меня не снимешь, – сказал Рахонтеп уверенно и вынул голову из петли. – Давай лучше ты первый вешайся. Так будет надежней. У меня уж точно хва-тит сил тебя снять.

Марку было все равно, первым вешаться или вторым, лишь бы скорее удавиться. Попадать в руки тюремщиков у него не было охоты. Заботливый Рахонтеп стал на его место, а Марк взгромоздился ему на спину. Просунул голову в петлю и мысленно обратился к Плутону, чтобы он приветливо встретил его душу.

– Ну что, отходить? – спросил Рахонтеп Марка.

– Отходи!

Рахонтеп отошел, и ноги Марка повисли. Удавка впилась ему в горло.

Марк с жутким хрипением стал извиваться и биться о стену. Он судорожно пытался содрать с себя руками петлю, но она стягивалась все туже и туже. Рахонтеп замер на полу, ожидая, чем это все кончится. Глядя на предсмертную агонию Марка, ему до ужаса стало страшно умирать. А между тем Марка покидали силы. Вот он уже стал дергаться слабее, а его хрип перешел в шипение, и казалось, что близок его конец, но тут вдруг гвоздь не выдержал и вырвался из стены. Марк упал на пол и из последних сил освободил свое горло от петли.

– Проклятье, – выругался Рахонтеп. – Я так и знал, что гвоздь не выдержит. Сейчас я его покрепче вколочу.

– Нет, – прохрипел Марк, частыми вздохами глотая воздух, – я не хочу вешаться.

– Как не хочешь? Но они же сейчас придут!

– Давай лучше знаешь, как сделаем, – проговорил Марк, тяжело дыша.

– Как?

– Когда придут эти два жлоба, мы набросимся на них. Я пырну их гвоздем, а ты так их бей. Прибегут солдаты и прикончат нас. Мы умрем, как воины в бою.

– Ну что ж, – задумчиво проговорил Рахонтеп, – давай как воины. Только какой из тебя воин? Ты еле на ногах стоишь.

– Ничего, когда надо будет, я и скакать смогу. Нападем на них сразу. Пока у них глаза к темноте не привыкли.

И они стали готовиться к нападению на тюремщиков. А тюремщики тем временем уже направлялись к ним.

Тот, что обещал узникам вернуться с другом, сдержал свое слово и теперь вел товарища навстречу неприятностям. Но о поджидавшей их засаде они и не подозревали. Наоборот, предвкушали получить сейчас немало наслаждений.

– Хожу я, значит, Басс по коридору, – рассказывал первый тюремщик своему другу, – вдруг слышу крики: «Всовывай глубже! Еще глубже!»; заглядываю к ним, а они там вовсю друг друга жарят. Увидели меня и давай звать к себе. Ну, тут я о тебе вспомнил. Ты же меня знаешь, я про друзей никогда не забываю. Говорю им: «Сейчас мы придем» – и пошел за тобой. Ты, Басс, не пожалеешь. У этого Марка сма-зливое личико.

– Было смазливое, – поправил его Басс, – пока им Тонгилий как следует не занялся.

– А какая нам разница, что у него за лицо. Все равно в темноте не видно.

– Вот именно, – согласился Басс. – Главное, чтобы задница была удобная, а на остальное наплевать.

– Только учти, с Марком я первый. Ты уж потерпи, пока я с ним буду развлекаться. Правда, если хочешь, займись египтянином.

– Египтян я еще не пробовал, – усмехнулся Басс.

– Ну вот и попробуешь. Когда еще такой случай подвернется?

Так они делили своих «мальчиков», пока не дошли до их камеры. Тюремщики открыли дверь и шагнули внутрь.

– А вот и мы! – произнес первый из них, оглядываясь по сторонам.

Не успел он это произнести, как Марк налетел на него из темноты и несколько раз всадил ему гвоздь в живот почти по самую шляпку. Тюремщик завопил от боли и с силой отпихнул от себя Марка. Египтянин между тем прыгнул на второго тюремщика и повалил его на пол. Это был Басс. Paxонтеп вцепился ему руками в горло и стал душить. Пробитый гвоздем друг Басса – Кердон – перескочил через дерущихся и, вырвавшись наружу, стал звать на помощь.

– Сюда! Скорей сюда! – разнесся по каземату его пронзительный крик.

Пока он так орал истошным голосом, Басс легко справился с египтянином и почти уже вырвался из рук Рахонтепа, но Марк вовремя подоспел ему на помощь и нанес Бассу удар гвоздем в бок. Разъяренный тюремщик что есть силы ударил Марка ногой в живот и попытался выползти из камеры на четвереньках. Однако египтянин вцепился ему в ногу и втянул Басса обратно.

– Добей его, Марк! – орал Рахонтеп. – Он уползает! Добей!

Тюремщик старался вырваться и бил свободной ногой египтянина по лысине. Но тот мертвой хваткой держал ногу Басса и призывал Марка добить беглеца. Марк поднялся и вонзил тюремщику в спину гвоздь. Басс взревел, словно раненный зверь, и, схватив Марка за ногу, притянул к себе. Марк упал на него и, не выпуская из рук гвоздя, стал исступленно тыкать им в тело Басса. Не подоспей вовремя солдаты, Марк бы, наверное, убил тюремщика. Однако солдаты оглушили Марка ударом рукоятки меча по голове и оттащили его от своего окровавленного товарища. А Рахонтепа, пытавшегося защищаться, забили кулаками.

На крики тюремщиков прибежал и Тонгилий. Он отогнал разъяренных солдат от Марка, чтобы они его не убили.

– Хватит, – остановил Тонгилий расправу солдат. – Он мне нужен живым!

– Живым! – прохрипел Басс. – Да он меня чуть не прикончил! Я убью его!

И Басс со зверским лицом двинулся в сторону Марка.

– Назад! – рявкнул Тонгилий. – Ты меня что, не понял?

Басс остановился, держась обеими руками за свой пробитый бок.

– Чем это он тебя? – спросил Тонгилий, глядя на окровавленную тунику Басса. – Ножом?

– Не знаю, – огрызнулся Басс. – Но то, что я сейчас сдохну, я знаю точно.

– Он его гвоздем ударил, – сказал один из солдат с факелом, протягивая Тонгилию гвоздь.

– Гвоздем? – удивился Тонгилий. – Тогда это не страшно. Перевяжите их, – кивнул он на тюремщиков, – А этих, – Тонгилий указал на Марка и Рахонтепа, – тащи-те за мной.

Солдаты уволокли узников, а Басс, хромая, подошел к своему раненому приятелю.

– Ты как, в порядке? – спросил Кердон Басса.

– Какой там в порядке! – злобно ответил ему Басс. – Я весь в дырках, как вестинский сыр, – Басс сморщился от боли. – Вот это мы сходили к мальчикам, так сходили, – проговорил он со стоном. – Ну ты, сволочь, мне и удружил.

– Откуда я знал, что они на нас набросятся? – оправдывался Кердон. – Он и меня ударил. Видишь, кровь. Ну ничего, мы еще до них доберемся, – грозился тюремщик.

Но добраться до них теперь было трудно. Марка и Рахонтепа заточили в самой глубокой части подземелья. Их приковали цепью к стене, чтобы они ничего боль-ше не смогли учудить.

Перед тем, как уйти, Тонгилий сам проверил их цепи. Он поднес факел к ли-цу Марка.

– Что, Марк, не терпится умереть? – проговорил Тонгилий, злорадно усмехаясь, и показал Марку удавку, скрученную Рахонтепом из его повязок. – Легко отделаться хочешь? – издевался Тонгилий. – Не выйдет. Я тебя для львов целеньким сберегу.

Как только Тонгилий ушел, Рахонтеп звякнул в темноте своей цепью.

– А все-таки здорово мы на них напали, – прошепелявил он беззубым ртом.

– Да, – отозвался Марк и сплюнул кровь, – они нас надолго запомнят.

Подземелье, куда их засунули, отдавало холодом и сыростью, но менять его на залитую солнцем арену ни Марку, ни Рахонтепу очень не хотелось. Они были не прочь посидеть в своем погребе и полгода, лишь бы оттянуть момент, когда лев оторвет им голову. Но судьба отмерила им только семь дней. Эти семь дней, как и говорил Рахонтеп, пролетели быстро. Марк окончательно поправился и мог теперь довольно проворно убегать от львов. Это и нужно было Сеяну.

После того, как в Риме узнали о покушении на префекта преторианской гвар-дии, все в городе жаждали отмщения. Оно не заставило себя ждать. Названые Квинтом «заговорщики» были немедленно арестованы и брошены в тюрьму. Сеян нало-жил свою властную руку на их имущество и уже подсчитывал барыши от про-дажи конфискованных домов и земель. А сами «заговорщики» ждали приговора сената. Впрочем, надеяться на милость сенаторов им не приходилось. Многим сенато-рам, тем, кто был в дружбе с Сеяном, кое-что перепало от богатств «заговорщиков», и теперь они были заинтересованы в их смерти.

А пока продолжалось следствие по этому делу, Сеян решил порадовать народ гладиаторскими боями. Представление устраивалось в честь его спасения. Сеян как бы выражал этим свою благодарность народу за поддержку и сопереживание. Кроме того, Сеян хотел отвлечь внимание толпы от арестов и конфискаций. Он не хотел, чтобы об этом много говорили. Пусть лучше говорят о гладиаторских боях и восхваляют его щедрость. Однако подготовить по-настоящему пышное зрелище не было времени. Все делалось наспех. Зато у этого зрелища была своя изюминка: на арену против трех львов обещали выпустить неудавшегося убийцу Сеяна – Марка Серпрония и его ручного крокодила. По замыслу Сеяна, это придаст зрелищу нужную остроту и занимательность. Пусть толпа увидит, как будут растерзаны львами главные исполнители покушения.

Сеян не ошибся в своих расчетах. После нашумевшего представления в театре Марцелла в Риме только и судачили, что о дрессированном крокодиле-убийце. Столица наполнилась невероятными слухами о его способностях. Чего ему только не приписывали. Пожалуй, его только не наделяли способностью летать и говорить. А так, по слухам, он мог все, даже лазать по деревьям.

Неудивительно, что когда в объявлениях, возвещающих о гладиаторских боях, все прочитали строчку, где говорилось о поединке этого самого крокодила со львами, народ толпами повалил в амфитеатр в назначенный день. Всем не терпелось увидеть знаменитого крокодила, чуть было не сожравшего Сеяна.

Кроме Марка и Рахонтепа, на растерзание львам предназначалось еще несколько узников Мамертинской тюрьмы. Это были актеры, игравшие египетских жрецов вмес-те с Марком, и с десяток преступников, обвиненных в убийствах и поджогах.

Всех этих обреченных собрали рано утром в день представления и на двух повозках повезли в амфитеатр. В одной повозке с Марком сидели Кастрик и Телесфор. Они уже смирились со своей участью и утешали себя мыслью, что даже сын их бывшего хозяина не смог избежать страшного приговора и едет теперь вместе с ними навстречу своей гибели. Видно не помогли ему ни деньги отца, ни его связи. Что уж тут говорить о них самих, жалких рабах, чья жизнь, как пыль: подуй – и нет.

Повозки громыхали по мощеной улице, и горожане, спешившие в это прохладное утро в амфитеатр, отходили в сторону на тротуар, чтобы пропустить приговорен-ных к смерти. Прохожие с любопытством всматривались в узников, догадываясь, что именно они вскоре и будут веселить их на арене. Один из преступников не выдержал этих пристальных взглядов и плюнул в ближайшего прохожего. Оплеванный прохожий послал ему вдогонку ругательства и проклятия. Но своими прок-лятиями он не мог их напугать. Сделать им хуже уже было нельзя.

Телесфор придвинулся к Марку.

– Жаль, среди нас нет Баселида, – проговорил он.

– А Баселид нам зачем? – удивился Марк.

– А он бы своей кабаньей тушей накормил всех львов, – попытался сострить Телесфор.

Марк криво усмехнулся.

– Ты плохо знаешь Баселида, – сказал он, – этот выдумщик придумал бы, как выкрутиться. Он бы мертвецом прикинулся, а львы падаль не едят.

– Хорошая мысль, – оживился Телесфор, – мне, что ли, так сделать?

– Попробуй. Вонять – ты уже воняешь, может получиться.

– Нет, не получится, – вздохнул Телесфор. – У меня сердце от страха будет стучать на весь амфитеатр. Лев меня сразу раскусит.

– Ничего, – вмешался в разговор Кастрик. – скоро тебе вырвут твое предательское сердце.

– Скорей бы, – печально проговорил Телесфор. – А что ты жуешь? – спросил он Кастрика. – Дай мне чуть-чуть.

– Я не жую. Это у меня монета во рту.

– Монета? – удивился Телесфор. – Ты что, Кастрик, львов подкупить вздумал?

– Нет, это плата Харону. Не хочу, чтобы моя душа после смерти скиталась без приюта.

В словах Кастрика был свой резон. По представлению греков и римлян, душа умершего прежде, чем попасть в загробный мир, должна была переправиться через подземную реку Стикс. Но единственным лодочником на этой реке был старик Харон. Он перевозил через реку только тех, кто ему заплатит. Поэтому умершему, перед тем как его похоронить, всегда клали под язык монету, чтобы душе покойника было чем расплатиться с Хароном. У кого денег не было, того Харон не пере-правлял в загробный мир, и душа несчастного была обречена на вечное скитание по земле, нигде не находя себе покоя.

То, что Кастрик запасся деньгами и теперь без труда войдет в царство теней, нагнало на Телесфора еще большую тоску. У него-то монеты не было, и, значит, его душа никуда не попадет.

Телесфор поинтересовался, какая у Кастрика монета и, узнав, что серебряная, попросил откусить ему половину. Для Харона, убеждал он Кастрика, и половины серебряной хватит.

– На, откусывай, – согласился Кастрик и протянул другу монету.

Телесфор отгрыз себе половину, и на душе у него сразу полегчало. Хоть на том свете он найдет себе приют и не будет прогнан, как заблудшая собака.

– А тебе, Марк, дать кусочек? – предложил Кастрик Марку.

– Не надо, – отказался Марк, – я все равно его проглочу, когда буду орать от боли.

– А может, тебе повезет, и ты умрешь сразу.

– Не повезет. Если б я был такой везучий, я бы с вами на этой телеге не сидел.

– А ну-ка, рты там позакрывали! – гаркнул на них охранник, утомленный их болтовней. – А то я вас сейчас накормлю монетами!

Заключенные притихли. Телега въехала под темный свод амфитеатра. Несмотря на раннее время, в амфитеатре царило оживление, как в муравейнике. Приготовления к зрелищам шли полным ходом. Из глубины темных коридоров доносилось гул-кое рычание свирепых львов. Они метались в своих тесных клетках, предчувствуя скорую поживу. В разные стороны сновали рабы, таская гладиаторское снаряжение, носились с инструментами музыканты, шныряли актеры, акробаты, танцоры, и все те, кто будет веселить сегодня публику в перерывах между боями.

Узников Мамертинской тюрьмы рассовали по тесным камерам с остальными, обреченными на смерть. Там они дожидались своей очереди.

Вскоре, по звукам труб, пленники догадались, что началось представление.

Теперь ждать им осталось недолго.

Сеян сидел в императорской ложе и руководил зрелищами. Согласно традиции гладиаторы в самом начале представления, под торжественную музыку прошли по арене перед зрителями, и когда поравнялись с Сеяном, дружно прокричали ему: «Идущие на смерть приветствуют тебя!». Сеян, в свою очередь, поприветствовал гладиаторов, и они скрылись в центральном проходе.

Зрители внимательно всматривались в лица гладиаторов, пытаясь разглядеть среди них своих любимчиков. Сеян и на этот раз проявил щедрость и выста-вил на арену много прославленных бойцов. Они ему обошлись недешево, но разве мог он пожадничать на зрелища, устроенные в честь его спасения от заговора? В такой день зрители должны были повеселиться на славу. Они уже горячо спорили между собой, кто победит, и бились об заклад.

Но перед тем как начнутся бои гладиаторов, им предстояло увидеть кое-что новенькое. Это было увеселительное зрелище под названием «Недосягаемый Олимп». По сути, это было обычное растерзание людей львами. Но преподнесено все это было весьма необычным образом. В центре арены возвышалось деревянное соору-жение наподобие горы. Это и был своеобразный Олимп. На вершине Олимпа были прикреплены статуи богов. Самый главный из них, Юпитер, восседал на своем золо-том троне с орлом на правой руке.

Олимп предназначался для обреченных. Они могли карабкаться на эту гору, чтобы спастись от львов. Однако практически залезть на нее было невозможно. На первый взгляд, Олимп казался легкодоступной горой. Склоны его не отли-чались особой крутизной и имели много разных углублений и выступов. Но ухва-титься за них как следует было нельзя. Мало того, что сами доски были очень гладкими, так еще сверху по ним тоненькими струйками растекалось олив-ковое масло. Оно делало поверхность Олимпа чрезвычайно скользкой. Как бы человек ни старался на него взобраться, он все равно соскальзывал вниз. Все было сделано так, чтобы ни один обреченный не смог спастись от львов на Олимпе.

Идея зрелища была проста: боги, как и власть предержащие, были для простых смертных недосягаемы.

Однако узники не подозревали, какое разочарование ожидает их на этом обманчивом Олимпе. Каждый считал, что именно ему посчастливится спастись на нем от львов. Обреченные, в большинстве своем, были людьми проворными и крепкими, так что деревянная гора для них казалась легкодоступной. Все обрели надежду на спасение.

Зрителей, как и узников, ввел в заблуждение этот Олимп с его пологими склонами, облитыми маслом. Когда глашатай объявил, что узники могут на него забираться, зрители посчитали себя обманутыми. Что ж это будет за зрелище, думали они, если половина заключенных залезет на Олимп и станет преспокойно попле-вывать оттуда на львов? Зрители неодобрительно загудели. Но, несмотря на их недовольство, представление продолжалось.

На арену выпустили приговоренных. Марка среди них не было, зато были Рахонтеп и узники из Мамертинской тюрьмы. За обреченными служители амфитеатра выгнали из клеток львов. Те с рычанием выскочили на арену и погнались за обезумев-шими от страха людьми.

Зрители стали кричать львам, чтобы они побыстрее разорвали на куски этих бродяг, осквернивших себя убийствами и заговорами. Кроме криков толпы, львов еще подгоняли и так называемые загонщики. Но эти уже действовали не только криками, но и длинными острыми копьями. Они обступили львов со всех сторон, не давая им разбредаться по арене, и гнали их на обреченных.

Рассвирепевшие от уколов копьями, львы, словно догадываясь, чего от них хо-тят, устремились на узников. А те в свою очередь со всех ног пустились к Олимпу и попытались поскорее на него залезть.

И только теперь зрители увидели, как много забавного таила в себе эта деревянная гора. Несчастные никак не могли за нее зацепиться. Они бегали вокруг Олимпа, ища удобное для подъема место, но едва хватались за выступы, как неминуемо соскальзывали вниз и под хохот зрителей падали на землю. А на земле на них набрасывались львы.

Амфитеатр наполнился жуткими воплями умирающих, рычанием львов и смехом толпы. Напрасно узники пытались вскарабкаться на Олимп. Казалось, они хотели впиться в него ногтями и зубами, лишь бы удержаться. Некоторым, ценой невероятных усилий, удавалось немного пролезть вверх, но львы без труда доставали их, поднявшись на задние лапы.

Очень скоро они поняли, что Олимп действительно недосягаем и что их всех ждет смерть. Однако продолжали отчаянно цепляться за жирные от масла склоны, беспомощно скользя по ним руками.

Рахонтеп дважды подступался к Олимпу и каждый раз неудачно.

– Попробуй с разбегу! – хохоча, орали ему зрители.

Рахонтепа душила злоба от своей беспомощности. Он уже не надеялся спас-тись на Олимпе. Вдруг Рахонтеп заметил, что один из загонщиков слишком близко подошел к ним, чтобы копьем раздразнить ленивого льва. Рахонтеп сбоку налетел на этого загонщика и сбил его с ног. Загонщик упал и выронил из рук ко-пье. Рахонтеп проворно подобрал копье и, вооружившись подобным образом, с воинственным криком грозно потряс своим оружием.

Зрители встретили поступок Рахонтепа одобрительными рукоплесканиями. Они подстрекали его напасть с копьем на загонщиков. Пусть эти ротозеи немного расшевелятся. Но загонщики, увидя обезумевшего египтянина с копьем в руках, предусмотрительно отошли назад. И только львов копье Рахонтепа не напугало. На египтянина бросилось сразу два льва. Одному из них Рахонтеп с размаху всадил копье в глаз. Дикий рев раненого льва разнесся по арене. Рахонтеп быстро вырвал у него из глаза копье и с окровавленным наконечником обратился против второго хищника. Лев бил копье лапой, злобно рычал и с раз-ных сторон пытался приблизиться к Рахонтепу. Египтянин метил ему копьем в глаза и медленно отступал к Олимпу. Одержанная победа над первым львом воодушевила его и придала ему сил. Он исступленно тыкал в льва копьем, пока не ра-нил его в лапу. Лев предпочел больше не связываться с этим сумасшедшим егип-тянином и на трех лапах заковылял прочь. Рахонтеп возомнил себя непобедимым воином и уже сам стал нападать на львов.

Тому, что рвал на куски Кастрика, он одним ударом пробил брюхо. Зрители ревели от восторга не меньше, чем умирающий лев.

– Убей их всех! – орали зрители Рахонтепу. – Выколи им глаза! Отомсти за друзей!

Однако одолеть всех львов Рахонтепу было не под силу. Рано или поздно они бы его загрызли. Рахонтеп оглядел поле битвы и увидел, что почти все обреченные были растерзаны хищниками. Один он еще оставался живым и невредимым. Загонщики решили отомстить ему за нападение на своего товарища и принялись сгонять на Рахонтепа львов со всей арены. Львы неохотно оставляли тела своих жертв и с окро-вавленными мордами семенили в сторону египтянина. Рахонтеп не стал дожидаться, когда львы все разом набросятся на него. Он подошел к Олимпу и, приставив свое копье к горе, быстро пополз по нему вверх, насколько это было возможно. Когда древко копья под ним закончилось, он лихорадочно стал шарить по плотно сби-тым доскам, ища какую-нибудь выемку, чтобы за нее зацепиться. Под ним уже соб-ралась целая стая львов. Они рычали, били себя по бокам хвостами и пытались лапой опрокинуть копье. Рахонтеп приготовился к худшему, но тут судьба ему вновь улыбнулась. Его рука нащупала, наконец, подходящую щель. Он втиснул в нее пальцы правой руки и, благодаря этому, удержался на скользком склоне.

Мастера, сколотившие Олимп, не предполагали, что кто-то из обреченных воспользуется копьем. Поэтому они только снизу тщательно оглядели деревянную гору, забивая там все щели и полагая, что выше десяти локтей никто не подымется. Эта их оплош-ность спасла Рахонтепу жизнь.

Львы опрокинули копье, но Рахонтеп продолжал висеть как ни в чем не бывало. Зрители ожидали, что он вот-вот соскользнет прямо на разъяренных львов. Но Рахонтеп глубоко всунул пальцы в щель и теперь мог сколько угодно пролежать на склоне Олимпа.

А внизу загонщики ударами копий раздразнили львов до бешенства. Львы стали прыгать на Олимп, стараясь зубами схватить Рахонтепа за ногу. Но египтянин следил за львами одним глазом, и когда очередной лев прыгал, он поджимал ноги, и хищники никак не могли его достать. Олимп сотрясался от их прыжков. Львы лязгали зубами у самых пяток Рахонтепа и ни с чем съезжали по склону вниз.

Зрителям быстро наскучила эта сцена. Однако о том, что Рахонтеп спасся, они ничуть не жалели. Такой смельчак был достоин жизни. На этом представление «Недосягаемый Олимп» закончилось.