Текст книги "Подарок из Египта (СИ)"

Автор книги: Владимир Птах

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 15 страниц)

– Да не нервничай ты так, – по-свойски отвечал ему Рахонтеп, – никто никого не позорит. С чего ты это взял?

– Не позорит?! – воскликнул Херемон. – А кто вчера в «Похотливом сфинксе» со шлюхами песни орал? Скажешь, не ты?

– Ну я, ну и что? Ты думаешь, я просто так с ними там сидел? Ничего подобного. Я приобщал их к нашей вере. Одна из них уже сегодня приходила воздать хвалу нашему богу.

– Что ты мелешь! Эти шлюхи приходят тебя соблазнять, а не воздавать хвалу. В общем так, Рахонтеп, мне это надоело, еще раз повторится такое паскудство, посажу тебя в архив храма папирусы переписывать. Ты меня понял?

Рахонтеп, конечно, возмутился такой неоправданной, по его мнению, строгостью, но Херемон остался непреклонен. Какое-то время Рахонтеп держал себя в руках, но в один прекрасный вечер не выдержал и вновь заглянул в пресловутый «Похотливый сфинкс». То, что произошло потом, Рахонтеп не любил вспоминать. Напившись до безобразия, он разбил нос одной из танцовщиц, как раз той, что недавно со слезами на глазах клялась ему в верности Себеку. Но ее верности хватило лишь на одну ночь, а потом она потребовала с пристававшего к ней Рахонтепа деньги, потому что отдаваться задарма, пусть даже и жрецу Себека, она не собиралась. Рахонтеп напомнил ей о ее клятвах быть всегда верной Себеку и во всем ему подчиняться, но она лишь рассмеялась жрецу в лицо, обозвав Рахонтепа крокодильим болтуном. Тогда разгневанный Рахонтеп покарал вероотступницу ударом кулака в нос. Но безнаказанным его безобразие не осталось. Слуги Фрасибула накинулись на жреца и долго пинали его на полу ногами, чтобы впредь он не втягивал в свою крокодилью секту танцовщиц, а как и все платил за их любовь монетами, а не словоблудием.

Наутро Рахонтеп появился в храме весь в синяках. Там уже знали о ночном происшествии в «Похотливом сфинксе», и Херемон, чье терпение, наконец, лопнуло, передал ему через служителей, чтобы Рахонтеп прямиком шел в архив и брался там за переписку папирусов. Беспечные денёчки для него закончились. Унылый Рахонтеп побрел пачкать руки в чернилах.

Это наказание лишь ненадолго усмирило его буйный нрав. Рахонтепа по-прежнему тянуло в трактиры. Но если раньше он всячески обирал прихожан и кутил на их деньги, то теперь гулять ему было не на что. Тогда он умудрился отодрать со статуи Себека серебряную пластину и продать ее одному иудею-ювелиру. По-лученные деньги он пропил в ту же ночь. В храме пропажу обнаружили лишь на следующий день, однако вора найти так и не удалось.

Это придало Рахонтепу уверенности. В следующий раз он выковырял у статуи Себека глаз из драгоценного камня и поспешил с ним к знакомому ювелиру. Но на этот раз удача изменила Рахонтепу. Ювелир предложил ему за глаз Себека слишком мало денег. Иудей догадывался, что глаз краденый, и потому на-деялся приобрести его за бесценок. Рахонтеп стал возмущаться и обругал иудея грязным торгашом с обрезанной совестью. В долгу иудей не остался. Лишь только египтянин ушел, он прикрыл свою лавочку и поспешил в храм, где и донес обо всем Херемону. После этого случая Рахонтепа с позором выгнали из храма. Он поселился на окраине города и зарабатывал на жизнь тем, что лечил больных.

О нем-то теперь и вспомнил Трифон. Beдь, кроме врачевания, Рахонтепа обучили в хра-ме и тому, как обращаться с крокодилами. Он сам не раз лечил Суха и на праздниках показывал с ним разные трюки. Когда Марк узнал об этом, то решил предложить Рахонтепу ехать вместе с ними в Рим, чтобы приглядывать там за Сухом.

Трифон взялся уговорить бывшего жреца и отправился к Рахонтепу домой. После недолгих поисков Трифон нашел его обветшалое жилище на окраине города. Дела у Рахонтепа шли плохо. После того, как его выгнали из храма, он стал пить еще больше и совсем опустился. Стоило ему заработать врачеванием несколько драхм, как он сразу шел с ними в трактир, чтобы забыться в пьяном угаре.

Трифон застал его за лечением какой-то старухи. Она жаловалась на боли в животе, и Рахонтеп порекомендовал ей пить отвар из сушеных мышиных хвостов.

– А где же я их, сынок, возьму? – ныла старуха. – У тебя случайно нет этих самых хвостов?

– Нет, – ответил он ей сухо. – Иди на базар, там найдешь. Там всего полно – и хвос-тов, и лапок, и ушей. Ты, главное, смотри, крысиных хвостов не купи, их можно лег-ко спутать.

И Рахонтеп рассказал старухе, как ей отличить мышиные хвосты от крысиных. Хвосты у Рахонтепа были, но он решил приберечь их для более богатого больно-го. А с этой немощной старушки взять было нечего. Она и так в уплату за лече-ние принесла всего лишь пучок зеленого лука.

Когда Рахонтеп стал выпроваживать бабку, к нему в комнату вошел Трифон. До этого он какое-то время стоял у двери и прислушивался к тому, что происходило внутри. Рахонтеп не сразу узнал его. Трифон всего несколько раз приплывал в храм, ког-да Рахонтеп был еще жрецом, и их беглое знакомство уже успело стереться в памяти Рахонтепа. Опухший от пьянства, бывший жрец с удивлением взирал на своего внезапного гостя, пока Трифон не напомнил ему, где они раньше виделись. Затем Трифон объяснил Рахонтепу, зачем он ему понадобился, вернее, зачем он по-надобился римлянам, которые готовы неплохо ему платить, если он будет нянчиться с Сухом.

– А что, он теперь у них? – удивился Рахонтеп.

– Еще нет, но скоро будет у них, – ответил Трифон и в двух словах пояснил Рахонтепу, каким образом Сух попадет к римлянам.

Потом он разрисовал ему все прелести жизни в Риме, где, по его словам, Рахонтеп будет чувствовать себя полубогом. Сам Трифон мало верил в то, что говорил, но нужно было как-то убедить Рахонтепа, и поэтому на красивые подробности Три-фон не скупился.

– Соглашайся, Рахонтеп, – уговаривал он бывшего жреца, – здесь ты на мышиных хвостах далеко не уедешь, а в Риме ты не будешь знать куда деньги запи-хивать.

– Ты так говоришь – произнес Рахонтеп, прищуриваясь, – как будто сам гребешь золото лопатой.

– Лопатой не лопатой, а за неделю я у них больше тысячи сестерциев заработал, – хвастал Трифон. – Эти римляне денег не считают. Ты, Рахонтеп, если не бу-дешь хлопать ушами, очень хорошо у них приживешься, поверь моему слову.

– Красиво рассказываешь. А что ты им про меня наболтал? Небось рассказал им, что я пьянчуга, выковыривающий глаза у статуй?

– Нет, – усмехнулся Трифон, – этого я им не рассказывал. Я, наоборот, тебя приукрасил, я сказал им, что тебя выгнали из храма за тайные человеческие жертвоприношения Себеку.

Рахонтеп удивленно приподнял брови.

– Ничего себе приукрасил! – воскликнул он. – Да ты их там, наверное, до смерти запугал. Они меня теперь бояться будут.

– Не будут, – заверил его Трифон. – По-моему, они вообще никого не боятся. Се-годня они даже в «Похотливом сфинксе» с легионерами подрались.

И Трифон не удержался, чтобы не рассказать Рахонтепу о драке в трактире Фрасибула. Рахонтеп с любопытством слушал его рассказ и живо представлял се-бе, как все происходило.

– Да-а, – произнес он в конце рассказа, – за задницу Тити стоило подраться.

– А у тебя, я вижу, – заговорил Трифон, лукаво улыбаясь, – с ней связаны прият-ные воспоминания?

– Еще бы. В свое время я мял ее под собой целыми ночами.

– А ведь все еще может повториться, – проговорил Трифон многозначительно. – Решайся, а то ведь римляне ждать не будут.

– А когда ехать? – спросил Рахонтеп.

– Да прямо сейчас. Вещи можешь не собирать, твои обноски там тебе вряд ли пригодятся.

Рахонтеп колебался недолго. Предложение Трифона было слишком заманчиво, и он не смог от него отказаться. Рахонтеп лишь попросил пару часов, чтобы поп-рощаться со своими родственниками и друзьями.

– Хорошо, – согласился Трифон. – Но до наступления темноты ты должен быть на корабле.

Перед тем, как отправиться в далекий Рим, Рахонтеп решил пробежаться по всем своим знакомым и позанимать у них денег. В Крокодилополь он рассчитывал вернуться не скоро, а может, вообще не вернуться, если в Риме все сложится для него удачно, а поэтому долги эти ему вряд ли придется возвращать.

Когда он под вечер наконец появился на корабле, Трифон представил его Марку. Марк с неприязнью осмотрел этого небритого новоявленного жреца, от которого разило перегаром. Но выбирать не приходилось, деньги за Суха были уже запла-чены, а значит кто-то теперь должен был с ним возиться.

Но так просто увезти Суха из его родного Меридова озера Марку не удалось. Как уже было сказано, на подходе к каналу, соединяющему озеро с Нилом, «Кентавр» наскочил на мель и затонул. Видимо, само божество этих мест не выпускало свое священное животное на чужбину. Оно поглотило «Кентавр», словно плату за Суха.

Рассказ Марка о том, как он добывал крокодила, Квинт выслушал с нескрывае-мым интересом. Он не раз перебивал Марка и переспрашивал его, если хотел ус-лышать какие-нибудь подробности. Марк с жаром вел свое повествование, а Теаген добавлял то, что Марк упускал из виду. Квинт все больше и больше проникался симпатией к Суху, и к концу рассказа он уже окончательно полюбил его и был уверен, что это полезное и нужное животное.

Квинту не терпелось удивить ручным крокодилом своих друзей, и он захотел показать Суха сегодня вечером на ужине.

– Ты его только в чувство приведи, – сказал он Марку, – а то он как неживой.

– Рахонтеп о нем позаботится, – ответил Марк и кивнул на египтянина.

Рахонтеп вышел из толпы рабов, чтобы показаться Квинту. За время, что он провел на корабле Марка, Рахонтеп заметно преобразился. Он привел себя в порядок, наголо выбрил голову, оделся, как подобало египетскому жрецу, в длинную льняную одежду, и теперь по его гордой осанке и надменному взгляду уже нельзя было сказать, что совсем недавно он влачил жалкое существование, перебиваясь грошами. Казалось, он только что вышел из древнего храма, где в поте лица воздавал хвалу богам. Квинт с любопытством осмотрел его с головы до ног. Держать у себя в доме жреца ему еще не доводилось, но он был не прочь обзавес-тись подобной диковинкой.

Квинт спросил Рахонтепа, сможет ли его крокодил вечером предстать перед гостями и поразить их своей сообразительностью. Египтянин ответил, что лучше отложить это до завтра. Сух с дороги устал и наверняка очень утомлен переез-дом.

– Никаких завтра! – воскликнул Квинт. – Я хочу показать его гостям сегодня. Можешь взять моих массажистов, они его быстро на ноги поставят, – шутил Квинт, взирая на Суха.

После крокодила пришла очередь взглянуть и на другие подарки, привезенные Марком из Египта. Рабы стали распаковывать его дорожные мешки. Чего там только не было: и статуэтки из слоновой кости, и чеканные блюда, и шкатулки из красного дерева, и хрустальные кубки, и ножи, и много разной другой утвари египетских мастеров.

Луцию Марк решил подарить своего золотого орла, которого он проносил на груди всю поездку по Египту. Как ни жаль было Марку расставаться с орлом, но после гибели «Кентавра» надо было чем-то задобрить дядю. Луций наце-пил пектораль на себя и, приосанившись, важно расхаживал в ней по атриуму, словно египетский вельможа.

Кроме подарков отцу и дяде Марк, конечно же, привез подарки и для матери. Он спросил у отца, почему она не вышла его встречать. Квинт сразу помрачнел, и Марк почувствовал, что что-то не так.

– Нечего ей здесь делать, – ответил Квинт сурово, разглядываяблюдо. – Ее место за пряжей.

– Вы что, опять поссорились? – допытывался Марк.

Все кругом притихли и не без любопытства ждали, что скажет Квинт.

– Это тебя не касается, – отрезал он и враждебным взглядом пробежал по толпе рабов.

Марк понял, что отец просто не хочет говорить об этом при всех, и пере-вел разговор на другую тему.

Больше всего Квинта и Луция заинтересовали клетки с живыми птицами и зверьками, которых Марк привез отцу для украшения его обеденного стола.

Римские гурманы платили огромные деньги за подобную экзотическую живность. Цена дичи, зверя или рыбы определялась не по вкусу, а по тому, насколько редок был тот или иной экземпляр. Иногда за какую-нибудь дрянь, обычного тушканчика или суслика, выкладывалась уйма золота и только потому, что эта тварь была поймана где-нибудь на краю ливийской пустыни.

Квинт хоть и не считал себя страстным гастрономом, но и он любил украшать свой стол какой-нибудь заморской диковинкой. Поэтому привезенная Марком дичь весьма обрадовала Квинта, да и Луций уже заранее облизывался и глотал слюну, взирая на клетки.

Пока они спорили, какую зверушку поджарить первой, Марк покинул атриум, ска-зав, что пойдет переоденется и отдохнет с дороги. На самом же деле Марк хотел повидаться с матерью. Он прихватил с собой небольшую статуэтку Изиды из янтаря и пошел с ней в комнату Юлии.

Юлия знала о приезде Марка, но как ни велико было ее желание увидеть сына, она не спустилась в атриум. Это бы только испортило его торжественное возвращение. Подвыпивший Квинт наверняка бы не удержался, чтобы вновь не затеять скандал. Однако она с нетерпением ждала Марка и знала, что ее любимый сын обязательно к ней заглянет. В этом она не ошиблась. Марк вместо того, чтобы идти в свою комнату отдыхать, завернул в комнату матери.

Встреча была такой, какой и положено быть встрече между матерью и сыном, которые не виделись больше месяца. Расцелованный и приголубленный Марк приподнес матери в подарок статуэтку Изиды. Юлия поблагодарила его за подарок и поинтересовалась, как он съездил в Египет.

– Я-то хорошо съездил, – ответил Марк, – а вот у вас что тут без меня стряслось? Чего отец на тебя так злится? Опять, что ли, поссорились?

Юлия ответила, что с таким ненормальным мужем, как Квинт, спокойно жить невозможно.

– Он уже чокнулся от пьянства, – жаловалась она сыну. – Сегодня в бане кто-то из его пьяных дружков наплел ему, что у меня есть любовник, так он мне тут после этого такое устроил… – Юлия сделала паузу, как будто у нее не хватало слов, чтобы изобразить все ужасы, учиненные Квинтом. – Сволочь, – продолжала она с лицом, полным возмущения, – он чуть меня не прибил. Еще в имение грозит-ся отправить. Думает, он меня этим напугал. Да я буду только рада уехать, чтобы его пьяную рожу не видеть.

– Да не переживай ты так, – успокаивал ее Марк, – он наверное просто перепил. Ты же его знаешь, у него бывают такие заскоки. Не бери в голову, я с ним поговорю, никуда он тебя не отправит.

– Да что с ним говорить! Он уже рехнулся на старости лет. Везде ему мои любовники мерещатся, а сам каждый день к себе в постель новую рабыню таскает. Даже меня уже не стесняется. Как будто меня не существует. Кобель проклятый. В доме уже все смеются надо мной.

– Кто смеется?! – грозно проговорил Марк.

– Да все! Особенно эта… Таида. Новая любовь твоего папаши. Она, тварь, совсем уже обнаглела. На каждом углу тут рассказывает, как она с ним в постели забавляется, и даже знаешь, до чего договорилась?

– До чего?

– Она всем болтает, что хочет заиметь ребенка от твоего отца, и что он уже якобы согласен. Так что, Марк, ожидай к весне братика или сестричку.

– Какого еще братика? – встрепенулся Марк.

– Кровного, какого же еще, – ухмылялась Юлия. Марк слегка опешил от такой новости.

– Это та Таида, – заговорил он, припоминая, – что была в театральной труппе отца?

– Почему была? Она и сейчас там. Только она теперь среди них самая первая артисточка. Еще бы, сам хозяин ее в постель таскает.

– И давно это он с ней? Он же раньше на нее внимания не обращал.

– То было раньше, когда ее еще никто не знал, а теперь она знаменитость.

И Юлия рассказала сыну, что когда он уехал в Египет, сенатор Юкунд попро-сил Квинта выставить своих артистов на его театральные состязания. У сенато-ра женился сын, и в честь этого он устраивал для народа представления в те-атре Марцелла. Вот там Таида и получила венок за самую лучшую роль. Ну а когда после этого о Таиде все вокруг заговорили, как о талантливой актрисе, Квинт проникся к ней страстью, и она легко прибрала его к рукам. Таида умело поль-зовалась любовью Квинта, вытягивая из него дорогие подарки, и выпрашивая для себя первые роли в очередных спектаклях. Слава ее росла, и вместе с ней росло и влияние на Квинта, которого она окончательно пленила и который теперь ма-ло в чем ей отказывал.

– Мне кажется, Марк, – говорила Юлия сыну, – это Таида надоумила Квинта сослать меня в имение. Я ей мешаю здесь хозяйничать. А без меня ей в доме будет сов-сем привольно.

– Здесь ей привольно не будет, – проговорил Марк зловещим голосом, словно замышляя, что-то недоброе.

– Не связывайся с ней, Марк, – произнесла Юлия тревожно. – Твой ненормальный отец из-за нее родного сына не пожалеет.

Марк ответил, что ему плевать на отца, а всяким там зажравшимся рабыням он скоро устроит и братиков и сестричек. Юлия еще больше забеспокоилась и стала просить Марка ничего не предпринимать. Она сказала, что теперь не успокоится, пока Марк не пообещает ей, что выкинет из головы эту Таиду. Марк хоть и не хотел давать подобные обещания, но Юлия все же настояла на своем, и Марк дал слово, что и пальцем не тронет Таиду.

– Вот и хорошо, – вздохнула она с облегчением, – ты лучше расскажи, как прошло путешествие. Я слышала, ты крокодила привез? – старалась Юлия перевести разго-вор на другую тему.

– Да, привез, – нехотя отвечал Марк, – отцу в подарок. Знал бы, что он тут такое вытворяет, ничего бы ему не привозил.

– А тебе-то чего на него злиться? Тебя он любит. Вон в Египет тебя снарядил, денег дал. Ты радоваться должен, что у тебя такой папаша.

Марк промолчал. Жаловаться ему действительно было не на что. Отец ни в чем ему не отказывал, и уже было готово завещание, по которому Марк получит в наследство две трети состояния Квинта. Но Марк любил свою мать, и ему было непри-ятно видеть, как отец ее унижает. Марк всегда старался их примирить, но напе-рекор отцу не шел. Квинт быстро мог его на место поставить. Марк привык жить на широкую ногу и прекрасно понимал, скольких благ он может лишиться, если вдруг прогневит отца. Однако новость о том, что у него в скором времени может появиться братик, вконец испортила Марку настроение. Хотя, если здраво рассудить, бояться ему было нечего. По римским законам дети от рабынь не имеют на нас-ледство никаких прав. Но все же, делить отцовскую любовь с сыном рабыни Марк не хотел. А вдруг со временем отец полюбит его больше и перепишет свое заве-щание. Мало ли что взбредет в голову старику.

Марк знал эту Таиду. Она была не так давно куплена Квинтом для домашнего театра. Тогда она была еще ничем не привлекательной девчонкой, но Марку она приглянулась, и он несколько раз заходил к ней ночью в комнатку. На этом все и кончилось. Марк быстро потерял к ней интерес, отдавая предпочтение искушенным в любви прелестницам Субуры.

Вдоволь наговорившись с матерью о своем путешествии, Марк пошел к себе в комнату. Из головы у него все никак не выходила Таида с ее желанием обрюхатиться от отца. «А эта девочка не дура, – размышлял Марк по пути в свою ком-нату, – метит в родню к самому Серпронию. Ну ничего, я ей породнюсь. Я подыщу для нее местечко в фамильном склепе».

Марк был настроен решительно. В его арсенале было много средств поставить на место эту шуструю артисточку. Самое простое – взять и подослать друзей, чтобы они подловили ее где-нибудь и сломали ей ногу, а лучше обе. Вот тогда-то уж она точно не сможет прыгать к отцу в постель. А к тому времени, когда она выздоровеет, Квинт к ней уже наверняка охладеет.

Так размышлял Марк, следуя в свою комнату. Все, кто встречался ему на пути, приветливо с ним здоровались, и громко восхваляли богов за его счастливое возвращение.

3-я глава

Пир в честь возвращения Марка из Египта начался, как и было задумано, под вечер. Гости собрались почти все. Не было только двух магистратов, неотложные дела которых не позволили им явиться в дом Квинта. Но, самое главное, пришел сенатор Руф. Квинт надеялся с его помощью попасть на ужин к префекту преторианской гвардии Сеяну. Ведь только с одобрения Сеяна Квинт мог получить се-наторскую тогу с пурпурной каймой.

В триклинии Квинт устроил Руфа рядом с собой и постоянно выказывал ему свое особое внимание. Но и о других гостях старался не забывать и сле-дил, чтобы каждый непременно отведал хотя бы по кусочку от всех преподнесенных рабами кушаний. Повар Квинта не подвел своего хозяина и успел приготовить множество великолепных блюд. Стол ломился от разных яств, так что гости были довольны размахом пирушки. В ход пошли африканские птицы, привезенные Марком из Египта. Это Луций уговорил Квинта порадовать гостей подоб-ным лакомством. Квинт хотел их сначала откормить как следует, а уж по-том подавать к столу. Ему казалось, что в дороге дичь сильно исхудала. Однако Луций, которому не терпелось отведать заморских индюшек, ощупал пернатых и нашел среди них несколько довольно жирненьких птичек, вполне пригодных для жарки. Гости по достоинству оценили старания повара и особенно расхвали-ли пеликанов Марка.

Марк вообще был сегодня в центре внимания. Его рассказы о том, как он путешествовал по Египту, занимали гостей не меньше, чем угощения Квинта. О крокодиле, как и было условлено с отцом, Марк пока не распространялся. Показать крокодила было решено попозже, когда гости пресытятся кушаньями и, захмелев, захотят развлечься.

А пока Марк рассказывал им о своих похождениях в Александрии и Мемфисе. Особенно красочно он расписал гостям тамошние обычаи и верования. Марк при-вез с собой из Египта человеческую мумию и теперь, показывая ее гостям, клят-венно заверял всех, что это фараон Хеопс. Его, мол, тайно вытащили из пирамиды и продали Марку за большие деньги. Гостям очень захотелось взглянуть на ли-цо знаменитого фараона. После настойчивых уговоров Марк согласился снять бе-лые повязки со своей мумии. Когда же повязки были сняты, все увидели высох-шую голову с оскалившимся ртом. Казалось, на череп просто натянули кожу, вместо глаз были черные дыры, а нос вообще прилип к щеке. Но что более всего поразило всех, так это то, что три передних зуба верхней челюсти оказались деревянными и наполовину сжеванными. Чтобы фараону вставили деревянные зубы? Да ни за что! 3олотые – возможно, но не деревянные. Марк был поднят гостями на смех. Его фараон оказался каким-то свинопасом с выбитыми зубами, и это немало опечали-ло Марка. Гости утешали его, как могли. Заодно они поинтересовались, не привез ли он еще что-нибудь интересненькое. Марк недвусмысленно заулыбался.

– Так показывай скорей! – торопили его гости. – Чего тянешь?

– Всему свое время, – интригующе произнес Марк.

– Хватит Марк, скрытничать, – напирали гости, – проговорился, так показывай, чего там у тебя есть?

– А вы угадайте, – не уступал Марк.

– Ну, ты Марк, и зануда, – произнес Фуск. – Квинт, скажи своему сыну, чтобы перестал нас дразнить.

– Сами ему скажите, – ответил Квинт, подмигивая Марку. – Сегодня он распорядитель пира.

– А я знаю, кого там Марк от нас прячет! – воскликнул Порций. – Александрийс-ких мальчиков, вот кого. Я угадал, Марк?

– Нет, не угадал, – ответил ему Марк, ухмыляясь.

– Да будет тебе, Марк ломаться, – не верили ему гости, – давай, выводи своих кудрявых виночерпиев. Мы знаем, что это они. Не бойся, мы к ним даже не притронемся.

– За это я не боюсь, – проговорил Марк с улыбкой. – Чего-чего, а прикасаться к нему вы точно не будете.

– К нему? – цеплялись гости к словам. – Ты хочешь сказать, что привез только одного пацана? Ну, ты, Марк, даешь! Квинту одного будет мало, – острили гости.

– Там такой пацан, – произнес Квинт, разводя руки вширь, – что мало не покажет-ся. За это я ручаюсь.

– Что ж там за гигант такой? – недоумевали гости. – А ну, Марк, веди его скорей сюда, мы оценим, на что он способен.

Марк не стал больше томить гостей. Он поднялся с ложа и, слегка пошатываясь, вышел из триклиния. Гости, изнывая от нетерпения, принялись гадать, что ж это мог быть за мальчик. Они все донимали Квинта расспросами, и тот с трудом крепился, чтобы не разболтать им о крокодиле.

К тому времени Рахонтеп уже привел крокодила в чувство своими отварами и ждал, когда наступит их очередь предстать перед гостями. Чтобы Суха не испугали громкая музыка и возгласы гостей, Рахонтеп предусмотрительно залепил ему уши воском. Марк накинул на себя царскую мантию и с диадемой на голове, в образе персидского царя, выехал к гостям на крокодиле. Рахонтеп тянул Суха за специальный поводок из переплетенных цветных лент. Сух шел за Рахонтепом неохотно, пугливо озираясь по сторонам. При появлении Марка музыканты заигра-ли торжественную музыку, словно в триклиний въехал триумфатор.

Гости с открытыми ртами взирали на эту картину. А Рахонтеп подвел крокоди-ла к столу и заставил его разинуть пасть. Со стороны могло показаться, что эта зверюга хочет сожрать все угощения с гостями в придачу. Гости нервно зашевелились на своих ложах, и те, кто был ближе всего к крокодилу, даже стали отползать назад.

– Эй, ты! – крикнул Порций Рахонтепу. – Держи его крепче!

Но этот возглас был бестолковым. Разве могли какие-то ленты удержать такое страшилище? Каждый это понимал и трезвел прямо на глазах. А Марк гордо восседал на крокодиле, наслаждаясь испугом гостей.

– Что, страшно? – довольно проговорил он. – Ну, кто там хотел потрогать моего мальчика? Подходите, трогайте, он весь ваш.

– Нашел дураков! – отозвался Фуск. – Такого потрогаешь, потом всю жизнь жалеть будешь.

Но Марк успокоил гостей, поведав им, что Сух слушается его, как собака. В подтверждение своих слов он сделал круг верхом на крокодиле. Гости осмелели и с восхищением стали говорить, что такого они еще никогда не видели. Каждый лез к Марку с расспросами, откуда он достал такое послушное чудовище. Марк, не сле-зая со спины крокодила, стал рассказывать гостям, как ему удалось заполучить это священное животное бога Себека.

В своем рассказе он старался ничего не упускать. Первым делом он поведал, как в Фаюме чуть было не загарпунил здоровенного крокодила длиною в целый корабль, и если бы не трусость матросов, которые с перепугу слишком поздно бросили сеть, Марк наверняка бы добыл этот гигантский трофей. Потом Марк рас-сказал, как он впервые увидел Суха и как скакал на нем вокруг пруда, пока обессилевший крокодил не прыгнул в воду, как торговался после этого с жрецами, обозвав их под конец упрямыми баранами, как бил морды легионерам в «Похотли-вом сфинксе» за потную танцовщицу, как благодаря известности Теагена сдружил-ся с легатом Ценцилианом и как, наконец, солдаты отобрали у жрецов Себека кро-кодила.

Гостей настолько увлек рассказ Марка, что они даже перестали жевать. О Себеке они слышали впервые, и поэтому, как только Марк закончил свое повество-вание, гости захотели узнать об этом крокодильем боге поподробнее. Марк и сам толком о нем ничего не знал и поэтому выдвинул вперед Рахонтепа.

Египтянина Марк представил гостям как жреца Себека, которого выгнали из храма за кровавые обряды. Услыхав это, гости оживились еще больше. Они сразу стали расспрашивать Рахонтепа, в чем заключались эти самые кровавые обряды. Однако Рахонтеп не спешил делиться с ними тайнами древнего культа. Он стал отнекиваться, ссылаясь на то, что эти тайны предназначены лишь для посвященных.

– А мы что, хуже твоих посвященных? – загудели гости. – Да ты не бойся, рассказывай, мы никому не разболтаем, – заверяли они Рахонтепа.

Рахонтеп сделал вид, что поверил им и, подогрев таким образом интерес к сво-им словам, заговорил о Себеке. А говорить Рахонтеп умел. Еще в Египте, когда он был жрецом, прихожане заслушивались его речами. Он на ходу выдумывал разные байки и так красиво умел их преподнести, что даже сами служители Себека начинали верить его выдумкам. Правда, иногда его настолько заносило, что Херемон – верховный жрец – вынужден был незаметно дергать его за одежду или кашлять ему в самое ухо, чтобы прервать трепотню Рахонтепа. Надо признаться, Рахонтеп любил почесать языком, особенно если был подвыпивши и если вок-руг были благодарные слушатели.

– Ты, Рахонтеп, ври, да не завирайся, – говорил ему как-то раз Херемон после очередной его проповеди. – Паломники не такие уж и дураки, чтобы им тут вся-кую чушь рассказывать. Что ты им там нес сегодня про каких-то львов, которые, якобы, напали на тебя возле храма? Ты хоть думай, что говоришь. Какие еще львы? Здесь последнего льва лет сто назад видели.

– Ну, мало ли, – пожал плечами Рахонтеп, – может, они с юга сюда забрели, кто знает? Чего ты, Херемон, придираешься к разной ерунде? Главное, что паломникам интересно меня слушать. Ты видел, какая толпа всегда собирается на мои проповеди?

Слова Рахонтепа были настолько убедительны, что Херемон не нашелся, что возразить ему на это. Он лишь предупредил Рахонтепа, чтобы в следующий раз ни львов, ни слонов, ни всяких там кабанов в его рассказах не было. Но Рахонтеп и без львов находил чем увлечь верующих. Потому что, как уже было сказано, болтуном он был отменным.

Вот и теперь, пользуясь тем, что гости Квинта не имели никакого представления о Себеке, Рахонтеп на ходу стал сочинять об этом боге то, что хотел.

Начал он с того, что рассказал им легенду о том, как появился Себек. Рассказал он ее, конечно же, на свой лад, подбавив туда побольше скабрезных деталей. Он ведь видел, какие перед ним слушатели, и сразу догадался, как нужно вести свое повествование, чтобы увлечь этих полупьяных изнеженных римлян. А расска-зал он им вот что.

Как-то ранним утром богиня плодородия Нейт решила освежиться в прохладных водах священного Нила. Она опрометчиво скинула с себя всю одежду и нагишом погрузилась в живительную влагу. Но как только прозрачные воды Нила приняли ее красивое тело, коварная река проникла в ее лоно и оплодотворила беспечную богиню. Нельзя сказать, что Нил сделал это со зла, наоборот, он уже давно пылал страстью к богине Нейт. Но ему все никак не подворачивался удобный случай, чтобы овладеть желанным телом. И вот теперь он осуществил свой замысел, вновь и вновь проникая в богиню. А богиня резво бултыхалась на отмели, ничего не подозревая о том, какой сюрприз будет ее ожидать от этого купания. Через какое-то время богиня почувствовала в своем теле странную тяжесть. И каково же было ее удивление, когда она узнала, что беременна. Она недоумевала, как это с ней могло случиться без ее ведома? Первой ее мыслью было: а не овладел ли ею кто-нибудь ночью, когда она спала? Но нет, она спит очень чутко. И, если бы кто-то попытался в нее проникнуть, ему бы не поздоровилось. Лишь когда родил-ся ребенок, Нейт поняла, кто был его отцом. Она догадалась об этом без труда, ведь ребенок родился с крокодильей головой. Однако, деваться уже было некуда, и Нейт приняла свое чадо таким, каким оно было. Она назвала сына Себеком и вскормила его собственной грудью. Сперва она, конечно, боялась, что Себек своими крокодильими зубами может пооткусывать у нее соски. Но все обошлось. Гру-ди богини оказались на редкость прочными, а Себек был послушным мальчиком и зря мамку не терзал.