Текст книги "Подарок из Египта (СИ)"

Автор книги: Владимир Птах

Их дружба продолжалась бы и дальше, если бы не этот злополучный перстень. Темизон сам нередко сбывал фальшивые монеты и украшения, но чтобы подделку подсунули ему, такого еще не было. Не будь он в тот день пьян, он бы сразу распознал подлог. Поэтому, когда он утром присмотрелся к перстню трезвым глазом, он был взбешен.

Темизон пытался вернуть свои деньги, но у него, как известно, ничего из этого не вышло. Гермарх сбежал, выбив на прощание у Темизона два передних зуба. Темизон с дружками прождали атлета несколько дней в засаде у дома, где тот снимал квартиру, но Гермарх так и не появился. Он нашел себе жилье в другом квартале города и на время решил затаиться.

Денег у него не было, но он очень рассчитывал на подарки Юлии. Ее золотую застежку он намеревался продать за сотню, а то и больше. Этих денег ему должно было хватить до следующего раза, когда он вновь встретится с Юлией и получит от нее что-нибудь еще.

Все бы у него шло гладко, если бы он до этого не разболтал Темизону и его приятелям о том, что в него влюблена жена местного богача Квинта Серпрония и что за каждое свидание она дарит ему дорогие подарки. Хорошо, что у Гермарха хватило ума не рассказать им, где он с ней встречается. Он боялся, что дружки Темизона, ради смеха, могут подкараулить любовников в храме Кибелы и своими пьяными рожами все испортить.

Теперь Темизон вспомнил об этом и, чтобы отомстить Гермарху, решил сделать так, чтобы Квинт узнал об измене своей жены с атлетом. Он надеялся таким образом прервать их сношения и лишить Гермарха подарков. Месть, конечно, была ничтожная, не стоящая двух передних зубов Темизона. Ему было бы куда приятней избить Гермарха до полусмерти, но приходилось довольствоваться ма-лым.

Квинта Темизон знал. В своем квартале Серпроний был человеком известным. Темизон также знал, что Квинт любит бывать в императорских банях, вот там-то Темизон и хотел донести до ушей ревнивого мужа неприятную для него новость. Осуществить задуманное он решил сегодня.

Чтобы не пропустить Квинта, Темизон со своими дружками засел в император-ских банях уже с самого утра. Скучать им там не приходилось. Императорские бани? Это такое место, где не жалко было бы провести и половину своей жизни. Многие римляне так и поступали, засиживаясь в бане с утра до вечера. Места тут хватало всем.

В громадных залах, сплошь отделанных мрамором, где потолки, казалось, растворяются в небесах, людишки выглядели словно мухи. Они ползали в колоннадах, садах, цветниках, библиотеках, плавали в бассейнах с холодной, теплой и горячей водой. На них с завистью взирали бесчисленные статуи богов и глотали слюнки, когда лоточники, шнырявшие из зала в зал, сбывали разомлевшим посетителям бань вино и сласти на любой вкус.

В императорских банях было все, чего только могла захотеть привыкшая к излишествам душа. Здесь были залы и для философских диспутов, и для гимнастических упражнений, и для всевозможных игр.

Шайка Темизона поджидала Квинта в зале, где был бассейн с теплой водой. Уж этот зал, как думали они, Квинт обязательно посетит. Однако Квинт туда не спешил. Он задержался в зале по соседству, купаясь в бассейне с прохладной водич-кой.

Вместе с собой Квинт потащил в баню и нескольких своих клиентов. Ему хотелось, чтобы и в бане его окружала целая свита льстецов. Остальные клиенты дожидались своего патрона в саду.

Среди тех, кто пошел с Квинтом, был и Баселид. Однако по пути из раздевалки Баселида задержали старые приятели. Они пристали к поэту с просьбой почитать им что-нибудь новенькое из своих стихов. У Баселида было несколько свежих произведений, и он не устоял перед соблазном похвастать ими. Но для виду он все же немного поупрямился.

– Какие еще стихи, вы что! – сказал он, морщась и отмахиваясь от приятелей, – у меня башка раскалывается после вчерашней пьянки у Серпрония. Совсем в голову ничего не лезет.

– А вино полезет? – спросили приятели со смехом и предложили Баселиду полечиться цекубой. Баселид не стал отказываться и одним махом осушил объемистую чашу вина.

– Ну, теперь другое дело, – сказал Баселид бодро. – Что же вам почитать? – про-изнес он задумчиво, – про отрезанную ногу Юпитера вы слышали?

– Слышали, слышали, – загалдели вокруг, – давай что-нибудь новое! Надоела уже эта нога!

– Новое? А что же у меня есть нового? – спросил Баселид сам себя, почесывая затылок, – ах да, вот! – вспомнил он, – вчера я читал этот стих на ужине у Серпрония. Квинт чуть не подавился костью от смеха. Называется стих «Протухшая жена».

– Как, как? – переспросили Баселида приятели, и когда тот повторил название, они с удовольствием захотели послушать неизвестный им стих про тухлую жену. Баселид прокашлялся и стал читать свое произведение:

 
   Вчера молился я Сатурну
   И уронил большую урну,
   Где прах жены моей лежал.
   В горшок я пепел весь собрал,
   Ведь урна вдребезги разбилась.
   А ночью тень жены явилась
   – Куда меня ты запихал? —
   Ее нетленный дух орал, —
   В горшок ты этот облегчался,
   Теперь он мне в удел достался!
   В нем вонь ужасная стоит,
   Мой пепел в смраде там лежит!
   – Но ведь тебе не привыкать,
   Сама любила ты вонять! —
   Ответил я прозрачной тени. —
   Ты по своей природной лени
   Полгода в баню не ходила
   И вонь такую разводила,
   Что ноздри у меня вспухали,
   И описать смогу едва ли,
   Какие муки я терпел
   И как ужасно я хотел,
   Чтоб ты все это испытала!
   Теперь твоя пора настала!
   Вдыхай горшочка ароматы,
   Пусть видят все мои пенаты,
   Что месть свершилась наконец!
   Из роз сплету себе венец
   И месяц буду пировать.
   Тебе ж в дерьме моем лежать!
   Хотя в сравнении с тобой
   Благоухал горшочек мой!
 

Слушатели со смехом встретили этот стишок и весело зааплодировали Баселиду. Ощутив к себе интерес и живое внимание, Баселид разошелся и совсем поза-был о своем патроне. Вокруг него сразу собралась толпа праздных зевак, любителей сальной поэзии.

А Квинт тем временем плескался в бассейне. Он захотел, чтобы клиенты и рабы подняли вокруг него большие волны, дабы ощутить себя в морской стихии. Те залезли в бассейн и что есть силы стали волновать водную гладь. Для пущей убедительности они выли, как воет ветер, и разными звуками подражали шуму бушующего моря. Но, несмотря на все их стирания, Квинт остался недоволен бурей.

– Сильнее! Еще сильнее! – подгонял их Квинт, раскачиваясь на волнах. – Да шевелите вы задницами, лентяи! Я хочу, чтобы меня выплеснуло волной на берег, как Одиссея!

– Смотри, о скалы не разбейся! – острил Луций, сидя на краю бассейна.

– Разве это шторм? – сокрушался Квинт. – Это одна стыдуха, а не шторм. А где Баселид? – вдруг спросил Квинт, оглядываясь, – куда он запропастился? Зовите сюда этого кабанчика! Он своим пузом сможет взбаламутить мне весь бассейн.

– Отлынивает наш Баселид, поспешил донести своему патрону Псека.

– Пока мы здесь волны подымаем, он там языком чешет. Словоблуд несчастный.

– Не скули, – вступился за Баселида Квинт. – Он своими стихами и меня прослав-ляет.

– А вот это вряд ли. Я ни разу не слышал, чтобы он тебя в стихах прославлял. Он там, небось, опять про отрезанную ногу Юпитера треплется.

– Дурак, он меня прославляет своей известностью. Не у каждого патрона есть такой клиент. Мне все завидуют. А вот тому, что у меня есть какой-то Псека, мне никто завидовать не будет.

– А чему тут завидовать, – встрял в разговор Луций, – когда он даже несчастную волну для своего патрона не может как следует всколыхнуть.

– Я стараюсь, – оправдывался Псека, усиленно раскачивая свое туловище в воде.

– Ладно, хватит дрыгаться, – сказал Квинт рабам и клиентам, – помогите мне лучше вылезти.

Квинта под руки вывели из бассейна. Рабы стали аккуратно обтирать его сухими простынями. Потом Квинт уселся на скамью под статуей Минервы возле Луция. Рабы подали им кубки с вином и поставили перед ними столик с закусками.

А между тем Темизон и его дружки случайно узнали, что Квинт сидит в сосед-нем зале, и перебрались туда. Расположившись поблизости от Квинта, они присту-пили к исполнению своего замысла и в полный голос начали трепаться об изме-нах его жены.

– Ну и хитрая же она бабенка, скажу я вам, – раздавался на весь зал поганый голос Темизона. – Дурит своего мужа, как хочет. Я этому Серпронию удивляюсь. Или он полный идиот, или специально не замечает, как ему изменяет жена.

Услыхав свое имя, Квинт обернулся и прислушался к разговору.

– Любовники даже встречались у него в доме,? – продолжал Темизон как ни в чем не бывало.

– Не может быть! – удивленно восклицали слушатели, незаметно поглядывая в сторону Квинта, который багровел все сильнее и сильнее.

– Клянусь Гением Рима! – божился Темизон. – Мне Гермарх сам рассказывал, как служанка Квинта провела его ночью в дом.

– Вот же фурия!? – притворно выражали свое негодование дружки Темизона, – и как после этого верить женам? Да их просто топить надо в Тибре!

– И не говори, – согласился Темизон, – а все-таки я понимаю эту Юлию. Ты же знаешь Гермарха – красивый малый, атлет. Она, как только увидела его на состя-заниях, то сразу влюбилась.

– А что Гермарх в ней нашел? – выпытывали друзья Темизона. – Или она красивая бабенка?

– Скажу честно, я ее не видел. Но если верить Гермарху – тело у ней что надо, и в постели она сущая львица. Он после встреч с ней прямо как выжатый лимон.

– Ничего себе!? – удивленно проговорил один из дружков Темизона, – я бы хо-тел с такой порезвиться.

– Я бы тоже не отказался, – произнес Темизон, – тем более, что она за каждую встречу дарит Гермарху дорогой подарок. Он уже не знает, куда девать эти перстни и пурпурные накидки.

– А где она все это берет?

– Ясно где, у мужа ворует, – пояснил Темизон. – У него этого добра навалом. Сам знаешь, Серпроний не беден.

– А не лучше ли было бы ей отравить мужа и преспокойно жить с Гермархом на денежки покойника?

– А так оно скоро и будет, – заверял всех Темизон, – вот увидите, Гермарх ее уговорит травануть этого Серпрония. Ему ведь уже порядком надоело по сун-дукам прятаться.

Компания опять разразилась громким ржанием.

Квинт сидел как ошпаренный. Он хорошо расслышал все, что говорил Темизон, и теперь тяжело переваривал обрушившуюся на него новость. Казалось, что сейчас его вот-вот разорвет переполнявшая злоба. Он громко сопел двумя ноздрями, словно бык, увидевший красную тряпку.

Самым печальным для Квинта было то, что всю эту грязь о Юлии слышали его рабы и клиенты. Вот кто будет зубоскалить у него за спиной от души. Один из охранников Квинта, бывший гладиатор, склонился к его уху.

– Разреши, хозяин, мы сломаем этому болтуну челюсть?

Гладиатор был полон решимости, и Квинт уже готов был дать свое согласие, но его остановил Луций:

– Не торопись, Квинт, неизвестно, что это за тип. Может у него есть влиятельные друзья или родственники. Если с ним что случится, за своих рабов отвечать будешь ты. Пусть лучше с ним твои клиенты разберутся, с них никакого спросу.

Как ни велика была ярость Квинта, он все же внял этому предостережению и, попридержав верного раба, подозвал к себе Псеку.

– Видишь того мужлана? – сказал ему Квинт, указывая на Темизона. Псека утвердительно кивнул головой. – Беги быстро за остальными клиентами, и разбейте здесь этому ублюдку всю морду об стену. Ты меня понял?

– Понял, владыка, – прошептал Псека, – сейчас мы ему бока намнем.

– Его дружкам тоже ребра переломайте, – добавил Квинт.

– Сделаем, – пообещал Псека и побежал за подкреплением.

А своим рабам Квинт приказал собираться. Он хотел побыстрее уйти из бани, чтобы никто не мог засвидетельствовать в суде, если вдруг до этого дой-дет, что он имел хоть какое-то отношение к предстоящей расправе.

Темизон это заметил и решил, что Квинт торопится поскорее разделаться с неверной женой. Теперь он задаст жару Юлии, и та уже не сможет таскать по-дарки Гермарху. Посмеявшись над Квинтом, Темизон с приятелями направились к выходу.

А Псека тем временем, шлепая босыми ногами по мраморным плитам пола, опрометью выбежал из бани в сад, где Квинта дожидались остальные клиенты. Голый запыхавшийся Псека их очень удивил.

– Что случилось, Псека? – смеялись они. – У тебя что, одежду украли?

Но Псеке было не до смеха. Он вкратце рассказал им, что произошло в бане. По словам Псеки, какая-то кучка то ли гончаров, то ли башмачников прилюдно оклеветала Юлию. Патрон был просто взбешен. Квинт послал за клиентами, чтобы они разделались с обидчиками. От себя Псека прибавил, что Квинт сегодня не даст никому из них ни одного асса, если проходимцы, дерзнувшие опорочить его жену, не будут как следует наказаны.

Клиенты, все как один, тут же порешили немедля набить негодяям морды. Они гурьбой ввалились в баню, разыскивая Темизона. По пути Псека не забыл прихватить с собой и Баселида.

Баселид одобрил всеобщую жажду мести и как автор поэмы о Троянской войне взялся предводительствовать карательным отрядом клиентов. Он бодро шел впереди всех, грозно потрясая своим голым пузом.

Темизона и его дружков нашли в раздевалке, но как только клиенты их увидели, то все сразу сникли. Шесть здоровенных мужиков с разбойничьими мордами что-то мало походили на башмачников.

Клиенты даже переспросили Псеку, а точно ли это те самые проходимцы, каких они ищут. Но Псека твердо указывал на Темизона. Темизон их тоже заметил и переглянулся с дружками.

– Это они нас ищут, – сказал он им тихо, – если что, все вместе пробиваемся к выходу.

Драки Темизон не боялся. Для него это было привычное дело, но его смущала многочисленность врагов. Поэтому он приготовился к серьезным разборкам. А клиенты в нерешительности столпились у входа в раздевалку. Они не знали, что делать. Нападать ни с того, ни с сего им было неловко, но надо было что-то предпринять, иначе боевой пыл клиентов мог совсем улетучиться. Поэтому Баселид взял инициативу на себя и заорал во все горло:

– Это они! Я узнал их! Они украли мою одежду! Это воры!

И с этим криком Баселид устремился на Темизона. Клиенты подхватили его клич:

– Воры! Воры! Бей их! – заорали они на всю раздевалку и поспешили в атаку за своим голым предводителем.

Клиенты решительно напали на своих врагов со всех сторон. Те яростно ста-ли отбиваться могучими кулаками. Началась настоящая свалка. Грохот падающих скамеек, брань, крики и визги неслись наружу и переполошили купающихся. Те, кто пришел в баню просто помыться, выскакивали теперь из раздевалки, чтобы не попасть под удары дерущихся. Другие же, привлеченные шумом и криком, на-оборот сбегались к раздевалке, беспокоясь за оставленные там вещи.

Кто-то говорил, что в раздевалке поймали шайку воров и теперь ее нещадно избивают. Иные утверждали, что на раздевалку напали грабители и хотят унес-ти все вещи купающихся. В суматохе ничего нельзя было разобрать, и у неко-торых и впрямь под шумок стащили одежду. Крики дерущихся и обворованных сме-шались в общий шум.

Клиенты дрались отчаянно. Никому из них не хотелось оставаться сегодня без денег. Темизона и его дружков спасло лишь то, что половина клиентов была укутана в длинные неудобные тоги. Клиенты путались в складках своей громоздкой одежды, падали на пол, и их топтали свои же. А тут еще раздевалку наво-днила голая толпа тех, кто пытался поскорее забрать из ниши в стене свою одежду. Некоторых из них клиенты принимали за своих врагов и тоже били. Всеобщая неразбериха и толчея помогли Темизону и его приятелям ускользнуть из раздевалки. Но ушли они оттуда порядочно потрепанными и помятыми. У одного клиенты вырвали целый клок волос, другому же зубами отодрали кусок кожи на ноге. Самому Темизону разбили губу, и он еще долго слизывал сочившуюся кровь.

А клиенты торжествовали победу. Несмотря на свои разбитые носы и синяки, они были в приподнятом настроении. Патрон должен был остаться ими доволен.

Пока клиенты бились в раздевалке за доброе имя своего патрона, Квинт, сидя в носилках, дожидался у бани своего раба. Он послал его в баню проследить, как клиенты выполнят его приказ и будут мстить болтунам.

Запыхавшийся раб доложил хозяину, что клиенты устроили в раздевалке целое побоище и что он не удивится, если сюда вскоре явятся солдаты унимать драку. Довольный Квинт приказал носильщикам нести его домой. Здесь ему теперь де-лать было нечего. Он опасался, как бы его потом не обвинили в подстрекатель-стве к беспорядкам. И только Луций не хотел уезжать.

– Давай, Квинт, останемся, – упрашивал он брата, – я хочу узнать, чем все закончит-ся.

– Потом узнаешь, – пробурчал Квинт в ответ, – и так все уже ясно. Набьют этим бродягам морды – вот и все.

– Да хотелось бы глянуть, что там происходит, – порывался Луций в баню.

– Иди, смотри, – не стал удерживать его Квинт, – только учти, я тебя ждать не буду.

Луций никуда не пошел и остался сидеть в носилках. Ему совсем не улыба-лось тащиться через весь город пешком. Он тоскливо поглядел на удаляющуюся баню.

– Эх, жаль, – проговорил он с досадой, – такое зрелище пропустим.

– Зрелище я сейчас у себя дома устрою, – зловещим голосом произнес Квинт. – Эта дрянь у меня попляшет.

Квинт имел в виду свою жену. Он не сомневался, что Юлия изменяла ему с каким-то атлетом, и горел желанием отбить у нее охоту таскаться по любовни-кам. Луций одобрял порыв своего брата и советовал Квинту отправить Юлию в имение. Пусть она там среди овец и баранов ищет себе ухарей.

– Отправлю, не сомневайся, – ответил Квинт, – но сначала я хочу узнать, как она умудрилась обмануть моих германцев. Это же такие псы, что их просто так не проведешь.

– А кто тебе сказал, что она их обманула? – рассуждал Луций. – Она могла их запросто подкупить. Варвары все продажны, за денарий родную мать продадут. Она им хорошо заплатила, вот они и делают вид, что ничего не замечают.

– Навряд ли, – засомневался Квинт, – они преданные рабы.

– Не смеши меня, Квинт, у варваров подлая натура. Им пятки надо поджарить, тогда они все расскажут.

– Не волнуйся, если они в этом замешаны, я им поджарю не только пятки.

Когда Квинт подъехал к своему дому, Юлия уже вернулась из храма и сидела у себя в комнате. С ней была Фотида. Юлия устроила служанке настоящий раз-нос, и все из-за поддельного перстня. Для Фотиды это было большой неожидан-ностью. Она растерялась и обвиняла в обмане ювелира. Сказать, что она купила перстень на рынке, Фотида не могла. Юлия запретила ей покупать украшения у всяких торгашей, потому что эти жулики могли подсунуть что угодно.

– Ты где купила перстень? – допытывалась Юлия у Фотиды.

– На Аргилете, – ответила Фотида, запинаясь, – там, возле булочной есть ювелир-ная лавка.

– Больше там ничего не покупай, поняла?

– Поняла, – ответила Фотида послушно.

– И в следующий раз будь повнимательней. А то этот атлет так разорался, что я аж испугалась, как бы его крики не услышали германцы.

– А вас не было слышно, – успокоила ее Фотида, – хор пел очень громко. Да еще корибанты на Гавра набросились. Они ему за сегодняшнюю утреннюю проверку мстили. Он еле от них отбился, – весело сообщила Фотида госпоже и поведала ей о перебранке германцев со служителями Кибелы.

Своей забавной болтовней она несколько смягчила Юлию. Быть особо суро-вой с Фотидой Юлия не могла. Она еще нуждалась в помощи своей служанки, и, кроме того, Фотида слишком много знала. Правда, если бы она вздумала что-либо рассказать Квинту, то в первую очередь досталось бы ей.

Квинт вошел в свой дом, как во вражеский лагерь. Он бросал злобные взгляды на рабов, словно заранее видел в них врагов и предателей. Ему не терпелось поскорее устроить допросы всем тем, кого он подозревал в заговоре с Юлией. Он не сомневался, что сейчас без труда найдет подтверждение словам болтуна из бани. Для этого у Квинта было достаточно нужных сведений.

Начать он решил со своей жены. Однако он заранее предвидел, что с ней ему придется труднее всего. Эта изворотливая змея могла вывернуться из любой ситуации. Надо было сперва загнать ее в угол, а уж потом брать за горло: застать ее врасплох было нелегко. Поэтому Квинт отбросил первоначальную мысль ворваться к Юлии, подобно разъяренному льву. Излишняя горячность только бы все испортила. Тут необходим был другой подход. Квинт хорошо пом-нил изречение полководца Суллы Счастливого, что там, где коротка львиная шкура, надо пришить лисью. Квинт взял это на вооружение и, подавив в себе гнев, принял личину ничего не подозревающего мужа.

Насвистывая веселую песенку, он с беспечным видом поднялся к Юлии в комнату. Перед этим он шепнул своим гладиаторам, чтобы они без лишнего шума заточили в подвале германцев, приставленных следить за Юлией. С ними Квинт намеревался поговорить по-другому. О Фотиде он тоже не забыл и распорядил-ся схватить и ее.

В тот момент, когда Квинт вошел в комнату жены, Юлия сидела перед большим зеркалом на трехногом стульчике. Фотида стояла сзади и приводила в поря-док прическу госпожи. После любви с Гермархом прическа Юлии заметно растре-палась, и теперь Фотида старательно поправляла ее локоны.

Юлия чуть обернулась, чтобы глянуть, кто к ней вошел, и вновь выпрямилась, потому что прекрасно видела Квинта в зеркале.

– Ты куда-то собираешся? – спросил ее Квинт как ни в чем не бывало.

– Нет, я только что пришла из храма, – ответила Юлия, – замаливала там твои грехи перед Кибелой.

Она произнесла это укоризненным тоном, словно напоминая мужу о его утреней выходке.

– Лучше бы ты свои грехи замаливала, – сказал Квинт оскалясь.

– А мне нечего замаливать, – ответила Юлия сухо, – я богиню не оскорбляла. А ты почему так рано вернулся? – спросила она, всматриваясь в напряженное лицо мужа.

– Я друзей в бане встретил, – весьма искусно врал Квинт, – хочу с ними сей-час пообедать.

– А, вон оно что, – Юлия перевела взгляд на свое отражение, – опять будете пьянствовать до утра?

Квинт ничего на это не ответил, повернулся к Фотиде и сказал ей:

– Сбегай-ка вниз, позови сюда Гавра, он в атриуме.

– Что, больше некого послать? – произнесла Юлия недовольно, – ты что, не видишь, она прическу мне делает.

– Ничего, она сейчас вернется, – сказал Квинт, и когда Фотида ушла к поджидавшим ее внизу гладиаторам, он с кривой улыбкой подступился к Юлии.

– Пойдем, по-сидишь с нами, – предложил он ей, – все равно тебе делать нечего.

Юлию насторожило это приглашение.

– Нет. Ты же знаешь, я не люблю ваши пирушки, – отказалась она.

– Пойдем, не упрямься, – настаивал Квинт, – там есть твои знакомые, они спрашивали о тебе.

– Мои знакомые? – удивилась Юлия, – и кто же?

– Разные. Гней Руф пришел…

– Ну, это больше твой знакомый, чем мой. Я его почти не знаю. А кто еще? – по-интересовалась Юлия.

– Еще пришел Гермарх, – сочинял Квинт на ходу, – ему не терпится с то-бой повидаться.

Произнося эти слова, Квинт внимательно следил за реакцией Юлии. От него не ускользнула внезапная перемена в ее лице. И действительно, эта неожиданная новость поразила Юлию как громом. Она испуганно посмотрела на Квинта в зеркале. Их взгляды встретились. «Вот ты и попалась», – мелькнуло в голове у Квинта.

– Какой еще Гермарх? – проговорила она дрогнувшим голосом.

– Как какой, твой приятель. Ты разве его не знаешь?

– Первый раз о нем слышу, – отпиралась Юлия, с трудом овладевая собой.

– Странно, а он уверял меня, что давно тебя знает и столько о тебе понарассказывал, – усмехнулся Квинт, словно припоминая забавные рассказы Гермарха.

– Мне, Квинт, надоели твои дурацкие шуточки, – раздраженно произнесла Юлия. – Я же тебе сказала, что не знаю никакого Гермарха.

– Какие еще шуточки! – воскликнул Квинт, – да он там внизу, пойдем, ты сама на него глянешь. – Квинт взял ее за руку и потянул к выходу.

– Отстань от меня! – вырвала она свою руку, – говорят тебе, я не знаю никакого Гермарха. А на твою пьянь я смотреть не собираюсь!

– А чего ты так вдруг всполошилась? Ты его что, боишься?

Но Юлия не отвечала. Она делала вид, что занята румянами, давая этим понять Квинту, что разговаривать с ним больше не собирается.

Это взбесило Квинта. Гнев опять овладел им, и он уже не мог его сдерживать.

– Хватит морду мазать! – заорал он на нее и опрокинул ногой столик с ее мазями и румянами, – отвечай, когда тебя спрашивают!

– Ты что, рехнулся! – закричала она в свою очередь на мужа, вскакивая со стула, – ненормальный! Иди сначала проспись, а потом я буду с тобой разговари-вать!

– Это ты, тварь, сейчас у меня проспишься! Что, гладиаторы надоели, так теперь тебя на атлетов потянуло? – наступал на нее Квинт, – Хватит! Нагулялась! Можешь распрощаться с Римом. Завтра поедешь в имение, среди мулов будешь искать себе атлетов, сука! – И Квинт вышел из комнаты, громко хлопнув дверью.

– Вот же ублюдок, – проговорила Юлия в сердцах, – плебейское отродье. Тебе только баранов пасти, а не в сенате заседать.

И она в гневе пнула ногой перевернутый столик. Правда, в глубине души ее радовала ярость Квинта. Наконец-то он почувствовал то, что чувствовала Юлия уже много раз, когда Квинт у нее на глазах уводил к себе в спальню молодень-ких рабынь, а потом, не смущаясь, похвалялся своими подвигами перед собутыль-никами.

Юлию особо не пугали угрозы Квинта. Ей было лишь досадно, что так быстро закончились её амурные похождения. Еще она жутко злилась на Гермарха. Неужели этот подонок действительно смог ее выдать? Если Квинт притащит его сейчас к ней в ком-нату, думала Юлия, то это будет довольно неприятная встреча. Юлия была готова отдать что угодно, лишь бы избежать этой встречи. Она еще не знала, что весь этот разговор о гостях был не что иное, как уловка Квинта. Когда попозже Юлия об этом узнает, то вновь разозлится, но уже на себя, за то, что так легко дала себя обвести и так быстро купилась на эту хитрость мужа.

А Квинт времени зря не терял. Из комнаты Юлии он прямиком направился в свою спальню. Он хотел проверить, все ли его вещи на месте. У него из головы не выходили слова Темизона о том, что Юлия воровала одежду и украшения для своего любовника. Он просто не представлял себе, что он с ней сделает, если чего-то сейчас не досчитается в своих сундуках. Его коробило от одной только мысли, что какое-то мурло красуется теперь перед шлюхами в его накидках.

Квинт позвал с собой Метродора – своего главного спальника. У Метродора были ключи от сундуков Квинта, и он отвечал за их сохранность. Квинт приказал ему отпирать сундуки, чтобы проверить, все ли на месте. На вопросы спальника, чем вызвана такая спешка, Квинт лишь прорычал, что он скоро все узнает.

Безумные глаза Квинта не на шутку перепугали Метродора. Ведь он кое-что временами уводил из сундуков хозяина. У Квинта было валом разной одежды, и о многих своих покупках он уже давным-давно позабыл. Эти-то залежавшиеся ве-щички Метродор и брал себе. Он и подумать не мог, что хозяин когда-либо вспо-мнит о них. Теперь Метродор проклял свою алчность и с волнением открыл два сундука. Он вслух стал пересчитывать плащи и накидки.

– Здесь все на месте, – сказал он, углубившись в первый сундук до самого дна.

– А ты не врешь? – зашипел на него Квинт, устремляя проницательный взор на Метродора.

– Зачем мне врать? Все твои накидки здесь, да и где ж им быть, я ключи никому не давал. Если хочешь, я могу еще раз пересмотреть.

И он опять стал перебирать одежду.

– А где моя тирская накидка? – вдруг спросил Квинт.

– Вот она, – сказал Метродор, вытаскивая пурпурную накидку.

– А сидонская? – не унимался Квинт, – та, что я купил у одноглазого финикий-ца?

– Сейчас найду. Я ее где-то видел. Да вот она.

И Метродор извлек из сундука вторую накидку. Это была не сидонская, но похожая на нее.

– Это не она! – воскликнул Квинт, заподозрив подлог.

– Как не она, если она, – убеждал его Метродор, – я ее хорошо помню.

– А я её что, по-твоему, не помню? На сидонской накидке ворс был густой, а эта, смотри какая облезлая.

Квинт сунул накидку Метродору под нос.

– Да сидонская это накидка, – упорствовал тот, – она просто долго в сундуке лежала. Ворс в нее и вдавился.

– Я сейчас тебе в лысину этот ворс вдавлю, – повысил голос Квинт, – где моя сидонская накидка, я тебя спрашиваю?!

– Да вот она! – стоял на своем побледневший Метродор, – Клянусь Аполлоном, это она. Я что виноват, что ты ее узнать не можешь?! – повысил голос и Метро-дор, словно был твердо уверен в своей правоте.

Квинт еще раз повертел в руках накидку и швырнул ее в сундук. Он ведь сам точно не помнил, как выглядела его сидонская накидка, и хотел взять Метродора на испуг. Но спальник не сломался, хотя уже давным-давно присвоил себе хозяйскую накидку из далекого Сидона.

Квинт вспомнил еще о нескольких наиболее любимых им накидках, но все они оказались на месте.

Тогда Квинт перешел к шкатулкам с украшениями. Он высыпал содер-жимое шкатулок на стол и принялся разгребать драгоценности руками.

Чего там только не было: перстни, кольца, геммы, цепочки, ожерелья, браслеты, амулеты и разные другие побрякушки, стоимостью не меньше нескольких тысяч каждая. Квинт стал морщить лоб, припоминая, что ж у него было. Несколько раз Квинт не мог сразу найти в этой куче какой-нибудь перстень или медальон и уже радовался пропаже, как вдруг Метродор отыскивал нужное украшение.

В конце концов Квинт убедился, что и с драгоценностями у него все в порядке. Это его несколько обескуражило. Квинт так хотел обвинить Юлию в воров-стве, а тут на тебе, оказалось, что у него ничего не пропало. Видно болтун из бани все же приврал насчет краденых Юлией подарков для любовника. «Вот же брехло, – думал Квинт, – все-таки недаром ему клиенты морду сейчас бьют». Но от этого легче Квинту не стало. С подарками или без, но жена ему изменяла, а поэтому нужно было обязательно найти тех, кто ей помогал.

Квинт устремился в подвал, чтобы вырвать признание у германцев. Не успел он туда войти, как в подвал спустился и Луций. Он не мог упустить случая поизмываться над варварами.

– Пятки им поджарь, пятки, – подзуживал он Квинта.

Но Квинт не торопился сдирать шкуру с германцев. Он лишь приказал для пущей острастки приковать их цепями к стене.

– Ну что, допрыгались? – заговорил он гнусовато, как будто их вина уже была доказана, – если хотите жить, давайте, рассказывайте, сколько вам заплатила Юлия и как она встречалась с любовником.

Насмерть перепуганные германцы стали божиться всеми известными им богами и богинями, а также духами умерших предков, что они денег от Юлии не брали и что она вообще не могла ни с кем встречаться. Боги свидетели, они ревнос-тно стерегли ее от всех.

– Да что ты с ними цацкаешься, – прервал их клятвы Луций, – ты им, Квинт, в лживые глаза повнимательней посмотри. Да сразу видно, что они продали тебя с потрохами. Эй, верзила! – крикнул он одному из рабов, – давай раздувай жаровню и неси сюда железные прутья. Сейчас я тебе, Квинт, покажу, как надо вес-ти допрос.