Текст книги "Подарок из Египта (СИ)"

Автор книги: Владимир Птах

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 15 страниц)

– Судя по тому, что Нептун благоприятствует твоему сыну, он вернется очень скоро.

– Я и сам знаю, что скоро. Я хочу знать, когда именно, – не унимался Квинт.

На это Шумшер сказал, что для более точного ответа ему нужно провести кое-какие наблюдения за ночными светилами.

– Так в чем же дело?! – горячился Квинт, – почему ты их до сих пор не провел?

Но оказалось, что вчера ночью Шумшер как раз этим-то и занимался, но ему помешали. В то время, когда он во дворе наблюдал за ходом планет, Квинт позвал его в триклиний, где шла пирушка. На этом настояли его пьяные гости, которым захотелось узнать у астролога о своем будущем. Шумшер, согласно гороскопу, дал каждому полный расклад его судьбы. На обещания он тогда не скупился. Кому-то сулил богатый урожай, другому – успех в торговле, третьему – удачный брак дочери. Благо Шумшер хорошо знал гостей Квинта и кто чем занимается. Довольные предсказаниями гости наградили перса большим кубком вина. Пока он пил вино, какая-то сволочь сняла с его головы тюрбан, и шапка астролога пошла по рукам. Пирующие с хохотом стали напяливать тюрбан на себя и, подражая Шумшеру, выдавали паскудные прорицания о своих собутыльниках. Квинту тогда предсказали, что у него родится тройня, причем один ребенок будет мавром, второй индусом, а третий эфиопом. В ответ Квинт напредсказывал своим дружкам такого, что гости багровели и давились едой от его слов. Когда гостям эта забава надоела, они отдали тюрбан Шумшеру, но заставили его выпить еще. После стольких возлияний о наблюдении планет и речи быть не могло. Планеты в глазах Шумшера двоились, расползались, а то и вовсе гасли вместе со всеми звездами. Поэтому Шумшер и не смог вчера как следует понаблюдать за ночными светилами, чтобы теперь точно предсказать день возращения Марка.

Квинт с улыбкой выслушал астролога. Он заверил Шумшера, что сегодня ему никто не помешает.

– Но только смотри, ничего там не напутай в своих планетах, – предупредил его Квинт. – Мне надо знать точно, когда приедет Марк.

– Хочешь подготовиться к его встрече? – спросил Луций брата.

– Да, надо отметить его возращение как следует. Я надеюсь, ты, Луций, не спешишь домой в свои Путеолы?

– Конечно, нет, – ответил Луций. – Разве я могу уехать, не повидав своего пле-мянника?

– Я знал, что ты не откажешься, старый пьянчуга. Клянусь Вакхом, ты не пожале-ешь, – пообещал Квинт и стал рассказывать Луцию, какие он задумал приготовить блюда для такого торжественного случая. Луций тоже знал толк в еде, и у них завязалась оживленная беседа.

Неизвестно, как долго бы они болтали, если бы Метродор не шепнул Квинту, что в атриуме его уже давным-давно дожидаются клиенты, чтобы поприветство-вать своего патрона.

– Скажи им, что я сейчас приду, – ответил Квинт Метродору и подозвал к себе слугу с полотенцем. – Пошли, Луций, со мной, посмотришь на моих клиентов, – пред-ложил он брату.

– Нет, я не хочу, – отказался Луций, уминая пирог. – Мне на этих голодранцев смотреть тошно.

– Это у тебя там, в Путеолах, голодранцы, – обиженно произнес Квинт, – а у моих морды такие холеные, что куда там твоей харе.

– Тем более не пойду, – упирался Луций, – еще чего доброго засмеют меня твои разжиревшие клиенты. Я лучше здесь вином побалуюсь.

– Как хочешь. А в баню ты хоть со мной поедешь?

– Вот в баню поеду. Уж чего-чего, а таких бань как в Риме у нас в Путеолах нет.

– Это точно, – согласился Квинт. – Тогда жди, я скоро вернусь.

И, утерев руки полотенцем, Квинт направился в атриум.

Атриум у Квинта был великолепный. На его отделку Квинт не поскупился. Он считал, что атриум – это лицо дома, и по его виду будут судить о хозяине.

В центре атриума находился бассейн с фонтаном. Дно бассейна было выложено цветной мозаикой с изображениями пожирающих друг друга рыб. Над водой вы-сился бронзовый сатир, играющий на свирели. Из свирели и мохнатых ушей сати-ра с журчанием струились фонтанчики воды. По углам бассейна стояли четыре огромные колонны из нумидийского мрамора, подпирающие высокий потолок. В потолке, прямо над бассейном, было устроено большое квадратное отверстие, через которое солнечный свет попадал в атриум. Стены атриума были расписаны яр-кими фресками. На одной из них был изображен дикий кентавр с двумя молоденькими нимфами под мышками. Нимфы кричали и вырывались, но кентавр бодро про-должал скакать в чащу леса, не обращая внимания на то, что нимфы кусали и царапали его лошадиное тело.

Клиенты Квинта уже с раннего утра собрались в атриуме и, зевая от скуки, даже не обращали внимания на все это приевшееся им великолепие. Они думали только об одном: сколько они смогут сегодня получить от Квинта денег.

Надо сказать, что в то время в Риме служба клиентом была самым легким способом прокормиться. Для богатого римлянина было просто позором появляться в общественных местах без этих прихлебателей. Чем богаче римлянин, тем больше у него должно быть клиентов. У Квинта их было около тридцати. Каждое утро они приходили к нему в дом, чтобы приветствовать своего патрона. Это была его свита. С ними он уверенно чувствовал себя и в суде и на публичных выступле-ниях. Клиенты всегда принимали сторону своего патрона. Противникам Квинта они мешали выступать, а когда начинал говорить Квинт, они, наоборот, громогласно выражали ему свою поддержку. Кроме того, клиенты Квинта были своего рода его агентами в городе. Они первыми доносили ему обо всем, что происходило в Риме, рассказывали последние сплетни и слухи. Именно от них Квинт узнал о шашнях своей жены.

За эти услуги Квинт каждый день давал им по десять сестерциев. Это, конечно, было немного, но на еду и кислое вино им хватало. К тому же на праздники или в день своего рождения Квинт проявлял щедрость и мог дать им еще по сотне. Кроме того, самых усердных, тех, кто больше всех беспрестанно восхвалял Квинта, он мог пригласить к себе на ужин, чтобы и за столом слушать льстивые слова о себе. Но такая честь выпадала не многим, и надо было сначала ее заслу-жить. Вчера ее смогли удостоиться только двое. Некий Псека, первый подхалим среди клиентов, и поэт Баселид, тот самый, что во время вчерашней пьянки у Серпрония, изображая льва, на четвереньках гонялся за флейтистками и опрокинул на себя горящий светильник.

До того, как стать клиентом Квинта, Баселид уже сменил восемь патронов. От одних поэт уходил сам, другие же, будучи не в силах сносить его вздорный нрав, выгоняли Баселида в шею.

О Баселиде Квинт слыхал уже давно. Многие его пошлые, грязные стишки, ходив-шие по Риму, Квинту нравились. Он даже приказал своим рабам записать для себя некоторые из них. Поэтому, когда Баселида выгнал из своей свиты очередной патрон и поэт, оставшись без приюта, стал набиваться в клиенты к Серпронию, тот сразу согласился взять его под свое покровительство.

Кроме поэтического дара, Баселид имел еще один дар, который пришелся по душе Квинту. Баселид был неугомонным балагуром и выдумщиком. Идиотской выходки можно было ожидать от него постоянно. И особенно поэта заносило, когда он выпивал. Тогда он откалывал такие штуки, что потом о них еще долго вспоминали со смехом.

Квинта забавляли дурачества Баселида, и он приглашал его к себе на ужин, чтобы Баселид веселил гостей. Каждый раз поэт вытворял что-нибудь новое, веселое и забавное.

Так получилось и вчера. Гости от души смеялись, когда он львом бегал на четвереньках за флейтистками, и еще пуще хохотали, когда на Баселида упал Гермес и облил его горячим маслом. Правда, самому Баселиду было тогда не до смеха. Масло обожгло ему спину, и она не переставала болеть даже на следующий день.

Баселид пришел в атриум самым последним. Он помнил, до какой степени напился вчера Квинт, и прикинул, что раньше двенадцати тот никак не встанет. Все остальные клиенты дожидались Квинта уже с раннего утра.

Псека рассказал им о вчерашней попойке, и поэтому, когда Баселид вошел в атриум, клиенты встретили его дружным смехом:

 
   Нам Гермес зажарил свинку,
   Дай куснуть хотя бы спинку! —
 

раздавалось со всех сторон, но Баселида это ничуть не обидело. Наоборот, ему было приятно оказаться в центре внимания. Он весело отшучивался и охотно описывал свои вчерашние проделки. Для пущей убедительности он даже стал на четвереньки, чтобы показать всем, как на пирушке прикидывался львом. При этом он корчил такие гримасы, что клиенты кругом хохотали во все горло. Когда Баселид дошел в своем рассказе до того момента, когда его придавил Гермес, то распластался на полу и скривил такую рожу, словно был в лепешку раздав-лен слоном. Под конец Баселид снял с себя тунику и выставил на всеобщее обозрение красное пятно на спине.

В этот момент в атриум вошел Квинт. Клиенты сразу увидели его и, позабыв о Баселиде, наперебой стали здороваться со своим патроном. Баселид надел тунику и тоже поздоровался.

– Что это у вас тут за веселье? – спросил Квинт, услыхав смех еще на подходе к атриуму. – Это ты тут, Баселид, дурачишься? – обратился он к поэту.

Баселид весь осунулся и придал своему лицу страдальческое выражение.

– После вчерашнего особо не подурачишься, – ответил он, намекая на бурную ночь, закончившуюся для него так неудачно.

– А что такое? – спросил Квинт с притворным беспокойством, – ты себя плохо чувствуешь?

– Как тебе сказать, – вздыхая, произнес Баселид, – знаешь, утром мне было совсем паршиво, блевал из окна больше часа. Но потом я взял себя в руки и, как видишь, нашел в себе силы притащиться к тебе.

– Молодец! – похвалил его Квинт. – Я всегда говорил, что ты у нас:

 
Потомок, пусть внебрачный, но Геракла!
 

И Квинт, вроде как по-дружески, размашисто хлопнул его рукой по спине. Басе-лид вскрикнул от боли и дугой выгнулся назад.

– А! Спина! – застонал он, вызывая у окружающих смех.

– Ах да, – произнес Квинт, улыбаясь, – я совсем забыл, тебя же вчера Гермес поджарил. Ты, наверное, давненько не захаживал в его храм, – укорял он поэта.

– Ничего себе давненько! – возмутился тот, – я только на прошлой неделе пожертвовал ему ляжку барана. Можно сказать, от сердца оторвал. А что толку? Лучше бы я ее съел, никакой благодарности!

«Посочувствовав» Баселиду в его горе, Квинт стал обходить других клиентов. Те делились с патроном последними новостями и сплетнями. Больше всего Квинта заинтересовала новость о том, что префект преторианской гвардии Элий Сеян через три дня устраивает у себя в доме ужин для сенаторов и знатных римлян. Квинту во что бы то ни стало хотелось попасть на такой ужин. На то имелись свои причины.

В Риме Сеян был полноправным хозяином, и его могущество уже затмило могу-щество самого императора. С императором его связывала давняя дружба, и Тиберий во всем доверял своему фавориту. Сеян пользовался этим, и пока император пребывал на Капри, предаваясь там всякого рода удовольствиям, префект творил в Риме все, что хотел. Друзей щедро одаривал, недругов же лишал имущества и ссылал в дальние провинции, а то и просто казнил по разным лживым доносам.

О народе Сеян тоже не забывал. В отличие от Тиберия, он часто устраивал для римлян пышные зрелища и дармовые раздачи. Так что чернь его любила и, не таясь, называла Сеяна императором. К этому все и шло. В сенате были одни его сторонники, в войсках уже цепляли изображения Сеяна на знамена, а толпа в цирке и амфитеатре ликовала при его появлении. Все назначения на государствен-ные должности происходили только с согласия Сеяна. Даже чтобы попасть в сенат, было необходимо его одобрение.

Квинта это обстоятельство больше всего волновало. Он очень хотел стать сенатором. Это была его давняя мечта. Но кроме большого состояния и толстой шеи никаких зацепок у него для этого не было. Происхождения он был не сена-торского (Квинт принадлежал к всадническому сословию), да и древностью рода он тоже похвастать не мог. О своих предках старался даже не вспоминать. Прадед его был вольноотпущенником из племени самнитов, и недоброжелатели Квинта нередко попрекали его тем, что он рабских кровей.

Чтобы хоть как-то выправить свою родословную, Квинт женился на Юлии. Она была из древнего сенаторского рода, но к тому времени совсем захиревшего и обнищавшего. Поэтому за Юлией не было никакого приданого. И если бы не ее великие предки, среди которых было немало консулов и трибунов, и которые в сенат ходили, как к себе домой, Квинт давно бы уже с ней развелся. Однако с этим браком у него появлялась, пусть небольшая, но возможность когда-нибудь облачиться в сенаторскую тогу, отороченную пурпурной каймой.

С родословной, таким образом, положение было кое-как подправлено. А остальное, по мнению Квинта, должны были сделать деньги. У Квинта уже ходили в должниках три сенатора, еще четверо были его хорошими приятелями. С их помощью он надеялся подкупить двух цензоров, которые занимались пополнением сената.

Но вся эта хитроумная затея рушилась из-за Сеяна. Без его одобрения у Квин-та ничего бы не вышло. О подкупе не могло быть и речи. Слишком ничтожно было состояние Квинта по сравнению с состоянием первого человека в Риме. И потребовалась бы чрезвычайно огромная сумма. Квинт выискивал более дешевые пути в сенат. Вот если бы ему удалось попасть на ужин к Сеяну, он бы тогда, возможно, нашел способ обратить на себя его внимание и завязать знакомство. А потом Квинт придумал бы, как втереться в доверие к префекту преторианцев.

Однако попасть на ужин к Сеяну было не так-то просто. Для этого Квинт хо-тел подкупить раба, который составляет списки приглашенных, чтобы он внес в списки и его имя. С этим рабом был хорошо знаком сенатор Руф, через него Квинт и хотел провернуть это дело. Поэтому, когда Квинт услыхал от клиентов, что у Сеяна в доме на днях намечается пир, он сразу подумал о Руфе. «Надо будет сегодня с ним переговорить»? решил про себя Квинт, и, чтобы не забыть, сказал Метродору, чтобы тот обязательно пригласил Руфа к нему на ужин.

После беседы с клиентами Квинт стал собираться в баню. Клиенты должны были сопровождать его носилки до бани и обратно, хотя в самой бане они ему были не нужны, там были нужнее массажисты; но Квинт всегда ездил в баню через форум, и вот там-то толпа клиентов ему была как раз кстати. Квинт часто встречал на форуме своих знакомых и друзей, а перед ними он хотел выглядеть подобающим образом.

Рабы собрали все необходимые для бани причиндалы и Квинт вместе с Луцием, усевшись в носилки, поехал на плечах восьми рослых сирийцев по направлению к форуму.

Чуть раньше из дома вышла Юлия в сопровождении Фотиды и двух германцев, не спускавших с нее глаз.

Юлия спешила в храм Кибелы на свидание с Гермархом. Уже было около двух часов дня, а именно в это время он должен был ждать ее в храме.

Обычно она пользовалась носилками, когда отправлялась в город, но если ей надо было в храм, то она шла туда пешком дабы показать свое преклонение перед богиней. Одевалась она в таких случаях скромно, чтобы легче было раз-деваться во время любви с Гермархом. Правда, ее прическу и лицо служанки при-украшали довольно долго. Перед своим любовником она все-таки хотела выгля-деть привлекательной. Брови и ресницы ей подвели сурьмой, губы подкрасили фуском, а отстоем красного вина навели легкий румянец. Над ее волосами слу-жанки тоже потрудились, как следует, пока не соорудили у нее на голове пыш-ную прическу.

Из-за этих приготовлений Юлия задержалась и уже опаздывала на свидание. До Палатина, где находился храм Кибелы, было не так уж и далеко идти, но день уже был в самом разгаре, а в такое время в Риме вовсю кишили суетные жители. На улице, ведущей на Палатин, было не протолкнуться, и Юлия поняла, что как бы она ни спешила, она все равно опоздает. Ее даже обогнали носилки Квинта. Клиенты Серпрония настырно расталкивали локтями толпу, расчищая дорогу своему патрону.

Луций из носилок заметил Юлию и предложил Квинту подвезти ее до храма. Но Квинт не согласился.

– Пусть идет пешком, – сказал он непреклонно, – мои рабы не мулы, им такую тяжесть носить вредно. А впрочем, – добавил Квинт, – если ты, Луций, хочешь, мо-жешь уступить ей свое место.

Однако Луций уступать своих подушек никому не собирался, и носилки, не задерживаясь, проехали мимо Юлии. А Юлия и не хотела, чтобы муж подвозил ее, еще чего доброго он заметит, как она приукрасила свое лицо перед посещением храма, и что-нибудь заподозрит.

По пути в храм Фотида незаметно передала своей госпоже золотую застежку, купленную утром в ювелирной лавке. Это был очередной подарок Гермарху. Юлия спрятала застежку в свой пояс, чтобы ее не увидели проклятые германцы. Они ни на шаг не отставали от Юлии и прямо-таки дышали ей в затылок. Юлия даже, как следует, не успела рассмотреть застежку.

В прошлый раз она подарила Гермарху перстень с сардониксом. По словам Фотиды, перстень обошелся ей в пятьсот сестерциев. Юлии показалось, что это доро-го, и она наказала Фотиде купить на этот раз что-нибудь подешевле. Фотида так и поступила и приобрела сегодня утром в ювелирной лавке золотую застежку за двести сестерциев. Точнее, она сказала, что купила ее за двести, а на самом деле купила застежку за сто пятьдесят сестерциев и преспокойно присвоила оставшиеся полсотни. Так же было и с перстнем. Его она вообще купила за трис-та сестерциев на рынке у какого-то подозрительного типа, который длинными во-лосами пытался скрыть шрам от срезанного на лбу клейма. Возможно, он был гра-бителем или вором, но Фотиде было все равно, лишь бы подешевле купить перстенечек.

Таким вот образом Фотида только на одних подарках для Гермарха уже насобирала для себя полтысячи. И чтобы эта кормушка не прикрылась, она всячески советовала своей госпоже продолжать свидания.

Вместе со служанкой и германцами Юлия вошла в храм. В храме в тот момент было довольно многолюдно. Грозная богиня восседала на своем троне, и два свирепых льва по бокам, казалось, готовы были растерзать любого, на кого им укажет Великая Мать богов. Почитатели Кибелы теснились возле ее статуи, и каждый по-своему общался с богиней. Кто-то простирался перед статуей на полу, другие же прилепляли к ее ногам восковые таблички с написанными на них просьбами или благодарениями. Были и такие, кто пытался залезть на спину льва, чтобы, дотянувшись до уха богини, шепнуть ей свое сокровенное желание. Но корибанты останавливали таких назойливых почитателей, ревностно охраняя священное ухо богини, которым, по их мнению, могли пользоваться только они.

Перед статуей дымились две большие курильницы, и Юлия стала сыпать в них ладан из своего мешочка.

Пока она возилась возле курильниц, ее заметил плешивый корибант, тот самый, что приходил к ней сегодня утром. Он уже поджидал Юлию, и когда она его увидела, корибант чуть заметным кивком головы дал ей понять, что Гермарх, как и прежде, ждет ее в комнате для молитв. Туда она и направилась, поручив Фотиде сыпать ладан в курильницы вместо себя.

Германцы проводили Юлию взглядом до самой каморки, и когда она скрылась за дверью, обратили свои взоры на хор корибантов, завывающих из темноты.

В комнате Юлию с нетерпением дожидался Гермарх. При тусклом мерцании глиняного светильника он нервно шагал по каморке от одного угла к другому. Комнатка была маленькая, и ему удавалось сделать только два шага в одну сторону и два шага в другую. Эта теснота бесила его еще больше.

– Ну, наконец-то! – воскликнул он, когда Юлия вошла в комнатку и закрыла за собой дверь. – Где тебя носит? Я жду тебя уже целый час!

– Меня муж задержал, – ответила Юлия, привыкая к темноте, – привязался ко мне с самого утра. Я еле от него отделалась.

Она попыталась обнять Гермарха, но тот отвел ее руки. Только сейчас Юлия заметила, что щека у него была расцарапана, а левая рука ниже локтя перебинтована.

– Что у тебя с рукой? – спросила она, не скрывая своего беспокойства.

– Ножом пырнули, – недовольно отозвался Гермарх. – Это все из-за твоего проклятого перстня, – грубо вывалил он.

– Как из-за перстня? – удивилась Юлия.

– А вот так. Сардоникс на твоем подарочке оказался стекляшкой. Только не го-вори мне, что ты не знала об этом!

– Не кричи, нас услышат, – постаралась угомонить его Юлия, оглядываясь на дверь, – с чего ты взял, что сардоникс не настоящий?

– С чего я взял? – возмутился Гермарх, – а с того, что меня чуть не прирезали из-за этого проклятого перстня. Если ты меня разлюбила, – го-ворил он возбужденно, – то ты так и скажи, мы разойдемся по-хорошему. А стекля-шки мне нечего тут подсовывать.

– Успокойся. Я тебе ничего не подсовывала,? проговорила Юлия, собираясь с мыслями. – Перстень покупала Фотида, она сказала, что сардоникс настоящий. Если бы я знала, что он поддельный, я бы тебе его не дарила. Давай его сюда, я по-дарю тебе другой.

– У меня его отобрали, – развел руками Гермарх, – я еле ноги унес от этих перекупщиков. Мне не до перстня было. Они меня чуть на ножи не поставили. Подумали, что я хотел их обмануть. С этими ребятами шутки плохи.

– Ты что, пошел продавать мой подарок? – проговорила Юлия с огорчением.

– Какая разница? Подарок, не подарок. Мне деньги срочно нужны были.

– Деньги? – еще больше удивилась Юлия. Она вдруг заподозрила в его словах обман.

– Что, трактирных потаскушек поить не на что было? – произнесла она с язвительной ухмылкой. – Это случайно не они тебе ногтями лицо исцарапали?

– Ну ты и стерва, – злобно проговорил Гермарх, глядя ей прямо в глаза, – нет, вижу, зря я с тобой связался.

– Это я зря с тобой связалась, – решительно произнесла Юлия, – небось пропил мой перстень с дружками, а теперь мне здесь выдумываешь всякие сказки.

– А это я тоже, по-твоему, выдумал? – Гермарх сунул ей под нос свою перебинтованную руку, – на, возьми, размотай ее. Полюбуйся свежим мясом. Я из-за этой раны теперь выступать не смогу месяца два. Или ты скажешь, что я сам себе хотел руку отрезать? Ну что смотришь? Разматывай, ты же говорила, что крови не боишься.

Гермарх продолжал тыкать ей в лицо свою руку.

– Убери ее, – отпихнула его руку Юлия. – Не хочу я ничего разматывать!

– А если не хочешь, то и не говори, что я здесь сказки выдумываю. Я от этих сказок чуть без руки не остался.

– Сам виноват. Не нужно было мой подарок продавать.

Гермарх хотел было ответить ей какой-нибудь грубостью, но промолчал.

– Ладно, не будем ссориться из-за ерунды, – спокойно проговорила Юлия, пытаясь примириться с Гермархом, – лучше посмотри, что у меня есть для тебя.

Юлия достала из-за пояса золотую застежку, приготовленную в подарок атлету, и протянула ее Гермарху. Гермарх взял застежку и небрежно повертел ее в руке.

– Тебе она нравится? – ласково спросила его Юлия, – жаль здесь темно, плохо видно. На солнце она сверкает сильней.

– Да, хорошая вещица, – согласился Гермарх и для верности попробовал застежку на зуб, чтобы убедиться, что она действительно золотая.

Однако в темноте он неудачно засунул ее себе в рот и уколол булавкой язык. Отдернув от губ руку, он сморщился от боли.

– Проклятье, – проговорил он чуть слышно, – я, кажется, язык себе продырявил.

– Ничего страшного, – усмехнулась она, – меньше будешь на меня кричать. А застежку можешь не кусать, она золотая, не сомневайся. Уж здесь Фотида ошибить-ся не могла.

– А кто ее знает? Если она безмозглая курица, ее и с застежкой могли надуть.

Юлия сзади нежно обняла Гермарха.

– Ну что, ты так и будешь сердиться на меня из-за этой глупой служанки? – произнесла она ласково, – учти, у нас мало времени.

Прохладный металл, именуемый золотом, подействовал на Гермарха успокаивающе. Он смягчился и, обернувшись, тоже обнял Юлию.

– Успеем, – сказал он и стал ее целовать.

Юлия сняла с себя тунику, и они легли на приготовленную корибантами перину. Любовники отдались во власть своих чувств, совершенно не подозревая, что снаружи к двери их комнатки, словно невзначай, подступался Гавр. Уж очень хотелось этому любопытному варвару подслушать, как там Юлия общается с боги-ней. Гавр почти не сомневался, что после сегодняшнего скандала, устроенного Квинтом, Юлия будет упрашивать богиню наслать на мужа каких-нибудь злобных духов.

Он даже решил для себя, что если это будет действительно так, то он ворвется в комнатку и помешает ее коварным ритуалам.

Гавр уже почти подкрался к двери, как вдруг увидел, что к нему из глубины храма приближаемся плешивый корибант.

Корибант хоть и делал до этого вид, что занят беседой с прихожанами, все же зорко следил за германцами, приставленными к Юлии. Заметив, что один из ее надзирателей приближается к двери комнатки, где уединились любовники, кори-бант торопливо поспешил к варвару, чтобы помешать ему, что-либо пронюхать.

– Эй, ты! – громко окликнул его корибант, – да, ты. Не отворачивайся! Я тебя уз-нал! Ты зачем сюда пришел? Здесь тебе не дадут глумиться над служителями Кибелы. Убирайся отсюда! – набросился он на Гавра, – этот храм не для таких, как ты. Тебе здесь не место!

– Не ори на меня! – дерзко ответил ему Гавр, – уйду, когда захочу!

– Ну уж нет, ты уйдешь сейчас, и немедленно! Иначе, клянусь львами Кибелы, ты очень пожалеешь, что зашел сюда!

Говоря это, плешивый корибант явно намекал на кулаки своих собратьев по вере, которые сразу сбежались на шум и обступили Гавра со всех сторон. Но их грозные взоры не испугали его.

– И что вы мне сделаете? – нагло произнес он, обводя смелым взглядом корибантов. – Может, измордуете меня своими обрубками? – издевался он над увечьями служителей Кибелы.

– Смейся, смейся, – проговорил плешивый корибант, зловеще улыбаясь, – тебе не долго осталось радоваться. Уж я позабочусь, чтобы Великая Мать сбила с тебя спесь. Можешь попрощаться со своей мужественностью. Клянусь жезлом Кибелы, ты уже завтра не сможешь сойтись ни с одной женщиной.

– А это мы еще посмотрим, – не испугался столь грозного проклятия Гавр.

– А что тут смотреть? Ты просто не сможешь, вот и все!

– Это у тебя смотреть не на что. А у меня есть, чем полюбоваться! – самодовольно ответил германец.

– Поверь мне, теперь это будет жалкое зрелище, – стращал Гавра корибант, – когда захочешь вступить в наше братство, обязательно найди меня. Я тебе посодействую.

– Ты лучше себе посодействуй, старая ворона… – обругал плешивого корибанта Гавр, и хотел уже было присовокупить к своим словам еще какую-нибудь грубость, но его вовремя оттащил к выходу второй германец.

– Ты что, рехнулся?! – пытался он образумить своего разгоряченного друга, – нашел с кем связываться, ненормальный. Ты что хочешь, чтобы у тебя действительно перестал вставать на баб? Так они тебе это быстро устроят.

– Кто? Эти кастраты? – презрительно усмехнулся Гавр, – да они только языком молоть способны. А ты что, их боишься?

– Я за тебя боюсь, – озираясь, ответил суеверный друг Гавра. – Ты Аристида знаешь? Он тоже как-то сдуру в бане стал смеяться над корибантами. Теперь с бабами у него ничего не получается.

– Не волнуйся, у меня получится. А чтоб ты спал спокойно, проверим сегодня мое мужество на твоей Хионе.

– Перебьешься! – не уступил Гавру свою девушку его друг.

Он хоть и верил, что корибанты способны насылать на мужиков бессилие, но кто знает, подействует ли их заклятие на Гавра? Уж очень он смело дерзил корибантам, видно, у него были при себе надежные амулеты, оберегающие его от всякого рода проклятий.

Перебранка Гавра с корибантами спасла Юлию. Ведь если бы варвар добрался до каморки Юлии и заглянул внутрь, то вместо богини, снизошедшей на его госпожу, он бы увидел там голую волосатую задницу Гермарха.

Вдоволь насытившись любовью, Юлия стала быстро одеваться.

– Когда мы теперь встретимся? – спросил ее Гермарх.

– Не знаю. Фотида тебе передаст когда.

– Давай завтра, – предложил Гермарх, которому не терпелось получить очередной подарок.

– Нет, завтра я не смогу. Квинт может заподозрить неладное. Он и так сегодня корибанта раздевал у меня в комнате. Думал, что тот переодетый любовник.

– Неужели? – засмеялся Гермарх, – а это неплохая идея. Надо будет ею воспользоваться. Я ведь тоже умею цимбалами бряцать.

– Ты с ума сошел, – проговорила Юлия, одеваясь,? какой из тебя корибант? Тебя же сразу раскусят. Добряцаешься тогда. Или ты забыл, что с пойманными прелюбодеями делают? Так я тебе напомню: им отрезают по самый корень, как говорит мой муж.

– У меня не отрежут. Я сам у кого хочешь отрежу, – похвалялся Гермарх, разглядывая свои громадные кулаки.

– Я вижу, как тебе не отрежут, – усмехнулась Юлия, – тебе вон уже руку чуть не оттяпали.

Она попрощалась с Гермархом и вышла из комнатки. Атлет остался ждать, когда Юлия вместе со своими провожатыми уйдет из храма. Он достал застежку и стал взвешивать ее на руке, прикидывая, за сколько сможет ее продать.

А что касается перстня, то тут он Юлию обманул. Гермарх и не пытался его продавать, он проиграл его в кости три дня назад. Но сардоникс на перстне оказался действительно поддельным, и когда утром это обнаружили дружки Гермарха, которым он его проиграл, то они пришли домой к атлету и потребовали с него четыреста сестерциев? Именно во столько был оценен перстень во время игры. Денег у Гермарха не было, да и отдавать он им ничего не собирался. Завяза-лась драка. Нападавших было четверо, но Гермарх как искусный кулачный боец дрался очень хорошо и быстро раскидал своих противников. Тогда главарь нападавших Темизон выхватил нож и бросился с ним на Гермарха. Проворный атлет сумел увернуться от ножа и убежать. Темизон только слегка полоснул его ножом по руке.

Домой Гермарх возвращаться не стал. В темном дворе его легко могли подкара-улить и подрезать. Гермарх хорошо знал, с кем имеет дело. Темизон и его прия-тели обид не прощали. Убить человека для них было делом пустяковым. Они вообще не брезговали ничем. Промышляли воров-ством, мошенничеством, сводничеством и всякими другими темными делишками, о которых Гермарх мог только догадываться.

Сошелся он с ними случайно в одном из трактиров, где целый день играл в кости. Они сразу почувствовали, что у Гермарха водятся деньжата и решили хорошенько его подоить. Ведь среди людишек Темизона были и такие, кто мог очень удачно бросать кости. То ли Фортуна была к ним благосклонна, то ли пальчики их могли так ловко подкручивать косточки, что они постоянно выпа-дали или в «Суку» или в «Венеру», но сколько Гермарх с ними ни играл, он постоянно проигрывал. Однако, несмотря на это, он частенько с ними встречался, и они до утра засиживались за игорной доской. Потом, чтобы утешить проигравшегося Гермарха, его бесплатно поили вином и подсылали к нему симпатичную девочку или мальчика.

Но кроме игры в кости Гермарх имел с Темизоном дела и другого рода. Атлет несколько раз прибегал к грязным услугам шайки Темизона. Они под видом гра-бителей палками избивали соперников Гермарха по состязаниям, с которыми тот должен был драться. Потом Гермарх легко их побеждал, а добытую таким образом награду делил с Темизоном.