Текст книги "Чекисты рассказывают. Книга 3-я"
Автор книги: Владимир Востоков
Соавторы: Олег Шмелев,Федор Шахмагонов,Евгений Зотов,Иван Кононенко,Леонид Тамаев,Ф. Кондрашов,Н. Прокопенко,Тамара Волжина,Владимир Шевченко
сообщить о нарушении
Текущая страница: 6 (всего у книги 30 страниц)
...И ПРОЧИЕ ДОКУМЕНТЫ
Из отдела кадров финансового управления Кириллов запросил анкету ревизора Ивана Андреевича Берсенева.
На небольшой фотографии – серьезное, интеллигентное лицо. Год рождения 1887-й, место рождения – Псковская губерния, село Берсеневка, русский, дворянин, образование – Императорской кадетский корпус, Петербург, холост, не был, не привлекался, не имел...
В краткой автобиографии Берсенев сообщал, что в годы гражданской войны он добровольно перешел на сторону красных. Из армии выбыл по причине тяжелой контузии.
Фотографию с анкеты увеличили и размножили.
Через несколько дней архив прислал фотографию Сергея Петровича Оленева.
Обе фотографии Кириллов отправил на экспертизу с целью идентификации личности.
Эксперты дали положительный ответ: на фотографиях одно и то же лицо.
Кроме того, по обеим фотографиям Оленева опознали Анна Ивановна Липатова и два старожила из города Грозного, знавшие его в годы революции.
Для Кириллова все встало на свои места: под фамилией Берсенев скрывался преступник Оленев.
Поздно, но все же преступник найден. Кириллов мог возбудить уголовное дело, получить у прокурора санкцию на арест, но почему-то не торопился.
Изо дня в день просматривая почту, он ждал чего-то, очень для него важного. И вот это что-то пришло.
Следователь торопливо вскрыл конверт. Из него выпала старинная фотография на толстом картоне и письмо на четырех страницах ученической тетради, написанное мелким, убористым, но очень четким почерком. Кириллов читал, подчеркивая некоторые фразы.
В кабинет вошел один из оперативных работников.
– Слушай-ка, мне вот тут одну штуку принесли, – сказал он и положил на стол пистолет системы «вальтер».
– Ну и что? – спросил Кириллов, с сожалением откладывая письмо.
– Тут пометка есть. Вот я и подумал...
Взглянув на гравировку, следователь вскочил:
– Кто принес? Когда?
– Вчера из долгопрудненского отделения милиции доставили. Говорят, какой-то милиционер нашел...
– Что значит – какой-то? Разыскать немедленно!
– Разыщем.
Вечером в кабинете следователя сидели двое: молодой милиционер и пожилой железнодорожник.
– Так. А дальше что? – опрашивал Кириллов.
– Ничего, – сказал молодой. – Нашли и отнесли к нам в отделение.
– А человек этот куда пошел?
– Должно, к берегу. Куда же еще? – сказал старший. – Говорю вам – мы рыбу ловили...
– Но вы хоть его запомнили? Могли бы узнать?
– Конечно! – в один голос подтвердили рыболовы.
– В шапке он пирожком, – проокал пожилой.
– И снастей у него не было, – смущенно добавил милиционер.
– Эх, вы... А еще в милиции служите!
– Виноват, товарищ капитан...
Кириллов достал из стола фотографию с анкеты Берсенева.
– Этот?
– Точно! – обрадовался милиционер.
– Он, – подтвердил железнодорожник.
Вот теперь можно было возбуждать дело и брать санкцию на арест.
К вечеру следующего дня все было получено, и Кириллов с группой оперативных работников и понятыми позвонил у квартиры ревизора Берсенева.
Дверь открыла Нина Алексеевна. Все поняла. Побледнела. Но овладела собой, сказала тихо:
– Вы к Ивану Андреевичу? Проходите.
Оленев – Берсенев поднялся навстречу.
– Чем обязан? – спросил он строго и несколько свысока.
Кириллов предъявил постановление на арест.
Оленев опустился на стул, несколько раз перечитал документ. Лицо его покрылось пятнами. На лбу выступила испарина.
– Скажите, а почему бы не заподозрить меня в том, что я – турецкий султан? – спросил он с явной издевкой.
– Я ценю ваш юмор, – ответил Кириллов. – Но с такими претензиями вам следовало бы обратиться к вашим родителям. А сейчас начнем обыск.
– Ищите.
– У вас есть оружие?
– Нет.
– Приступайте, – приказал Кириллов сотрудникам и сам стал внимательно оглядывать комнату.
Его взгляд упал на фотографию в рамке. Подошел, вынул портрет, положил перед Оленевым.
– А где же вторая половина?
– Какая? – побледнел Оленев. – Фотография была немного велика для рамки, потому ее и обрезали...
– Сегодня или вчера? – спросил Кириллов, разглядывая свежий срез.
Оленев вспыхнул, отвернулся, поднес руку ко рту, фукнул на перстень и забарабанил пальцами по столу.
К концу обыска один из сотрудников принес и показал Кириллову найденную под кухонным столом пожелтевшую плотную бумагу. Это было свидетельство о рождении дворянина Сергея Петровича Оленева.
– Этот документ вам знаком? – Кириллов протянул бумагу Оленеву.
Если бы в этот момент в комнате появился ископаемый бронтозавр, Оленев, наверное, меньше удивился бы. Однако он справился с собой и произнес довольно равнодушно:
– Понятия не имею.
Обыск был окончен. Документы подписаны. Оленева увели.
ЗАБЫТЫЕ ЛИЦА
Перебирая в памяти все происшедшее накануне и только что состоявшийся разговор со следователем, Оленев ругал себя последними словами: «Дурак! Идиот! Попался, как мальчишка! Метрики! Надо же, на чем поймали! Каким образом и когда я их выронил? А фотография... Слюнтяй! Сентиментальная барышня! И эта невероятная глупость с пистолетом! Дубина! Не мог сунуть в открытую лунку! Хоть бы догадался с собой трость взять, чтобы пробить лед! Все, все глупость!..
Но где-то брезжила светлая полоска надежды: рано сдаваться! Пусть поищут свидетелей. Живых. Тех, кто знал именно Оленева!
В двери камеры звякнул замок.
Оленев весь сжался, но не оглянулся на звук.
– Гражданин Берсенев, к следователю.
В просторной комнате кроме следователя находились еще двое мужчин, примеряю одного возраста с Оленевым. Всех троих попросили сесть на стулья у стены.
Кириллов позвонил.
– Пригласите свидетельницу.
Оленев глянул на дверь. Вошла старая горбатая женщина. Нет, ее он не знал. Спокойно глянул в ее светлые, умные глаза.
– Анна Ивановна, вы знаете кого-либо из сидящих здесь? – обратился к ней следователь.
– Да, – сказала она негромко. – В середине – бывший начальник контрразведки «добровольческого корпуса» деникинской армии. Это – Сергей Петрович Оленев.
– Вы знаете эту гражданку? – ни к кому конкретно не обращаясь, спросил Кириллов.
– Нет! – вырвалось у Оленева.
Остальные молча переглянулись. И Оленев снова понял свою оплошность. Проклиная нервы и поспешность, он низко опустил голову.
Кириллов, наблюдая за ним, продолжал оформлять протокол опознания. Он видел, как Оленев исподлобья Смотрел на Липатову.
– Ну, как? Может, все-таки узнали свидетельницу?
– Нет. Этой женщины я не знаю. Никогда в жизни не видел, – произнес Оленев и, поднеся руку ко рту, фукнул на перстень.
Отпустив участников опознания, Кириллов остался один. Для него было ясно, что Оленев разоблачен. Оленев не глуп, он тоже понимает, что его игра проиграна. Но откуда у него такая самоуверенность? Выходя из кабинета, Оленев повернулся по-военному, даже каблуками пристукнул... Значит, считает Липатову подставным лицом. Ему нужны более «солидные» свидетели, которых он не мог бы не помнить. Липатова... Она – только жертва. Одна из многих. То, что Оленев не помнит ее, – вполне естественно: время, возраст и вид. Наверное, вспомнил бы, если бы Анна Ивановна не была так изуродована.
Молодого милиционера и пожилого железнодорожника, опознавших в Оленеве человека, который закапывал в снег пистолет, Оленев тоже в расчет не принял.
– Это все хитрости следствия, – заявил он.
Ну, что ж! Придется подождать других свидетелей. Надо только ускорить их приезд.
Вернувшись в камеру, Оленев – Берсенев лег на койку. Думал: откуда взялась эта старуха? Какую роль я мог сыграть в ее жизни, в ее судьбе? Почему следователь не спрашивает о ней ни полслова?
Он пытался припомнить все, что случалось с ним в той жизни, увязать события в некую логическую цепь. Но услужливая обычно память на сей раз не слушалась. Мысли прыгали с одного на другое, не давая сосредоточиться на главном – как вести себя дальше?
В последние годы, коротая вечера, Оленев посмотрел много фильмов, в которых работники розыска, как хитроумный Шерлок Холмс, с легкостью распутывали любые ситуации. Конечно, криминалистика шагнула далеко вперед и спорить с экспертами трудно. Однако и они – не боги. Но чем больше он думал, тем дальше отступало ироническое недоверие к работе следователей, порожденное не всегда удачными фильмами. Достали же они где-то фотографию! Да не какую другую, а именно ту, где он снят с Берсеневым!
Берсенев... Сначала – товарищ. Потом – друг, почти родственник. Затем – изменник, враг. Конечно – враг. Как же иначе расценивать то, что он перекинулся к красным? Он, потомственный дворянин! Кто-то ведь все равно должен был покарать его! Тогда шла война. А война не щадит врагов, изменников... Да, я убил, убил его! Ну и что? Это же был суд. Суд над изменником! «Совершивший преступление должен за него ответить», – словно простучало в мозгу.
Вот Берсенев и ответил за свое преступление...
И тут же подумал: «А сорок лет, в течение которых я прикрывался именем убитого? Как щитом, прикрывался... Враг, изменник, щит?»
Утомленный, Оленев уснул. Книга, которую он так и не раскрыл, лежала у него на груди, заглавием наружу. Подошел сосед по камере, прочел вслух название:
– «Былое и думы»... – Поднял многозначительно палец вверх, сказал: – Видно, гражданин Герцен недаром считал, что о былом никогда не поздно думать! Вот и думай. Благо, время есть...
На другой день Оленева снова пригласили к следователю. Он вышел из камеры и зажмурился от весеннего солнца, заливавшего коридор. Оно играло на мягко окрашенных стенах, на полу, на широких подоконниках.
В кабинете следователя тоже было солнечно. За окном лилась тоненькая струйка капели. Лица сидящих вдоль стены мужчин были ярко освещены. Оленев занял место с краю и тоже оказался в полосе света.
В дверь вошел пожилой человек, мельком взглянул на сидящих, подошел к столу следователя.
– Гражданин Бельский, вы кого-нибудь знаете среди сидящих.
Бельский обернулся и посмотрел.
– Никого.
Взглянул снова более внимательно и вздрогнул.
– Не может быть!
– Что – не может быть?
– Да так... Мне показалось...
– Что же вам показалось?
– Так... Может, случайное сходство...
– С кем?
– Нет. Это было слишком давно...
– Ну, что же, вернитесь к своим воспоминаниям.
– «Вернитесь»... – протянул Бельский. – Попробую. А можно подойти поближе?
– Пожалуйста.
Он прошаркал к сидящим и внимательно всмотрелся в каждого. Мужчина с краю вдруг поднял руку. Луч солнца скользнул по перстню, рубин заиграл в нем, рука резко опустилась.
– Сергей Петрович! Вы ли это?! – воскликнул Вельский.
– Кто Сергей Петрович? – спросил Кириллов.
– Да вот же! С краю. Я знаю его. Действительно знаю. По кадетскому корпусу. Это Сергей Петрович Оленев. Господи! Сколько лет!
– Вы не ошибаетесь? Вы же тогда были очень молоды.
– Нет! Теперь не ошибаюсь! Я вам все расскажу...
– Хорошо. Подпишите пока протокол и отдохните.
Бельский вышел.
– Ну, как, Сергей Петрович, кто вы – Оленев или Берсенев? Может, признаетесь?
– Да, – с усилием произнес тот.
– Вот и правильно. Теперь можете поменяться местами.
– Еще опознание?
– Да, еще одно.
– Но я же признался, – проговорил Оленев как-то жалобно и уныло.
– Ничего.
Кириллов позвонил.
Несколько минут прошло в томительном молчании.
В кабинет вошла пожилая, со вкусом одетая женщина. Ее гладко причесанные волосы, собранные на затылке в пышный узел, на солнце отливали золотом. Моложавое лицо с темными, теплыми глазами было очень привлекательно.
Оленев вздрогнул, сделал попытку привстать и не мог.
– Вот так встреча, – тихо сказала вошедшая.
– Вы, Калерия Андреевна, знаете кого-нибудь из этих мужчин? – задал следователь традиционный вопрос.
– Д-да... – сказала она и судорожно вздохнула.
Кириллов налил и подал ей стакан воды. Она поблагодарила взглядом, отпила и опустилась на стул.
– Кто вам знаком?
– Оленев. Сергей Петрович.
– Откуда вы его знаете?
– Я была с ним помолвлена... Сорок с лишним лет назад.
– Сергей Петрович, это соответствует действительности?
– Да, – кивнул он.
– Итак, с этого момента мы будем официально называть вас Сергеем Петровичем Оленевым, а не Иваном Андреевичем Берсеневым. Не так ли?
– Так, – ответил он.
Калерия Андреевна недоуменно взглянула сначала на следователя, затем на Оленева.
– Что вы сказали? Иван Андреевич Берсенев? При чем здесь имя моего покойного брата?
– Гражданин, которого вы только что назвали Сергеем Петровичем Оленевым, до сих пор носил имя Ивана Андреевича Берсенева. Да, да, вашего брата. К несчастью, действительно покойного. Вы уж извините, но именно это обстоятельство заставило меня побеспокоить вас...
– Так то письмо...
– В котором мы просили вас сообщить подробности о своей семье, о вашем отъезде из Петербурга в связи с известием о гибели брата, и фотография, которую вы нам прислали? Да. Все это приложено к делу. У Сергея Петровича будет возможность ознакомиться с этими документами. Еще раз прошу прощения и большое вам спасибо, что откликнулись на мою просьбу.
Протокол опознания был подписан. Калерия Андреевна ушла. Ушли и остальные. Кириллов и Оленев остались одни.
Оленев сидел, низко склонив голову. Он обмяк. Еще недавно самоуверенный, вышколенный, знающий себе цену человек менялся на глазах. Уже не было прежнего лоска, неприкрытой иронии. Перед Кирилловым сидел жалкий преступник.
– Гражданин следователь, – раздался глухой, чуть дрожащий голос – Разрешите уйти в камеру. А лучше, если можно, дайте мне перо и бумаги и поместите отдельно от остальных.
«Вот как! Даже голос изменился!» – подумал Кириллов и сказал вслух:
– А зачем вам идти в одиночку? Садитесь вот за этот стол и пишите.
– Мне хочется побыть одному. Подумать.
– Ну, если настаиваете...
Оленева увели.
РАЗГОВОР НАЧИСТОТУ
Оленева не беспокоили. С утра он принимался за работу: тщательно раскладывал бумагу и начинал писать. Четким ревизорским почерком он исписывал лист за листом, то неторопливо, то быстро, словно боясь упустить подробность. Он не скрыл ничего, даже самых неприглядных фактов – хотел чистосердечным признанием смягчить свою вину, сохранить жизнь.
В его признании не было только одного: Оленев ни словом не обмолвился о причинах, побудивших его к жестокости. Попытки оправдать свои поступки тоже не было.
Ознакомившись с материалами признания, Кириллов вызвал Оленева к себе.
Его вид поразил следователя.
– Что с вами, Сергей Петрович? Вы больны?
Тот махнул рукой.
– Скоро конец.
– Чему?
– Ну... Встреч с вами больше не будет...
– Вы сожалеете? Разве вам хочется, чтобы следствие велось без конца?
– Пожалуй, да!
– Что же? Это я вам так пришелся по душе? – пошутил Кириллов.
– Говоря начистоту, встречи с вами не слишком приятны... Но я был другого мнения о чекистах.
– Вас в этом убедили прежние встречи?
– Нет... Те чекисты имели дело только со мной. Мне с ними – не приходилось. И все же... В общем, я не ожидал ни такта в обращении, ни ваших методов. Ну... методов приведения неоспоримых доказательств, что ли...
– Ну, что же... Это приятно слышать из уст противника. Я имею в виду идеологию. Ведь у вас иная идеология. Не так ли? Вот вы ни словом не обмолвились о причинах, приведших вас к катастрофе...
Оленев как-то брезгливо выпятил губу, произнес тоном, полным затаенной обиды:
– Ах... Какая там идеология! Какие причины! Все это упирается в одно: нам с детства вдалбливали, что мы – элита, что мы рождены для власти и все должно быть подчинено нам... А кому не приятно верить, что он – исключительная личность? А нас, исключительных, вдруг решили исключить. У нас отняли власть, возможность повелевать... Вот мы и творили все, о чем я тут написал, – показал он на исписанные листы.
– Да, но ваш суд вы совершали над людьми, которые, по большей части, не были большевиками, а значит, и не были вашими врагами...
– В то время некогда было разбираться. Война есть война. Наших большевики тоже постреляли немало...
– Согласен. В этом иногда была необходимость. Но вы когда-нибудь видели ваших людей растерзанными, замученными, изуродованными?
Оленев вздрогнул, весь подался вперед.
– Нет... – произнес он растерянно.
Следователь закрыл папку.
– Вот так, Сергей Петрович, – сказал он. – Хотите вы этого или нет, но дело закончено и передается в суд.
В зале суда стоял приглушенный шум.
В напряженном ожидании Оленев продолжал смотреть на изуродованную старую женщину.
Он вспомнил! Он вспомнил молодую, совершенно нагую стройную женщину, посиневшую от холода. На мгновение, на одно только мгновение он представил себя на месте этой женщины... Он содрогнулся всем существом. К горлу подкатила тошнота.
– Встать! Суд идет!
Он машинально поднялся, издалека падали слова:
– Учитывая давность... Принимая во внимание... Приговаривается...
Оленевым овладело тупое безразличие.
И. КОНОНЕНКО, Ф. КОНДРАШОВ
ТАЙНА ЗАПРЕТНОЙ ЗОНЫ
На восьмом километре шоссе Винница – Киев привольно раскинулось большое село Коло-Михайловка с нарядными домиками, скрытыми в зелени садов. Все дышит миром и покоем. Но стоит сойти с автострады и углубиться в лес, как перед взором предстанут остатки растрескавшихся асфальтовых дорог, вздыбленные глыбы железобетона, взорванные бункеры и подземные переходы. Это развалины бывшей ставки Гитлера, известной под названием «Вервольф».
Подземное логово стерегли головорезы дивизии СС «Германия». Но тем не менее чекисты сумели проникнуть в тайну запретной зоны.
Кто же были эти герои?
ЧЕРЕЗ ЛИНИЮ ФРОНТА
Генерал Силантьев предложил капитану Варову сесть и передал коленкоровую папку.
– Ознакомьтесь, Василий Тимофеевич, вот с этими документами.
...Связной Винницкой подпольной партийной организации сообщал, что со второй половины мая 1942 года в городе находится ставка верховного командования германских вооруженных сил.
«Подготовка к переезду ставки в Винницу, – писал он, – началась еще в декабре 1941 года. К концу мая вокруг Винницы завершено строительство железобетонных укреплений. На окраине села Стрижавка, в восьми километрах от Винницы, построен новый аэродром. Расширен старый аэродром в селе Калиновка. Из сел Стрижавка, Михайловка, Калиновка, Пятничаны и прилегающих к ним хуторов жители выселены. 10—15 июня 1942 года в Виннице были Гитлер и Геринг».
Ровенская газета «Волинь» сообщала, что на состоявшемся в Виннице концерте Берлинской оперы присутствовал рейхсминистр Герман Геринг, а хроникер луцкой газеты «Дойче украинишецайтунг» извещал, что оперу Вагнера «Тангейзер» слушал фельдмаршал Кейтель.
Варов перевернул следующую страницу и прочел показания пленного унтер-офицера дивизии «Великая Германия»:
«Я служил писарем в штабе коменданта личной охраны Гитлера с января 1942 года. В июне ставка фюрера переехала в район Винницы, куда-то севернее, в лес».
Военнопленный лейтенант эскадрильи истребителей «Удет» сообщал:
«Мой командир эскадрильи обер-лейтенант Бауэр 24 июля летал из Тацинской в Винницу, в ставку верховного командования за получением ордена «Дубовая ветвь» к рыцарскому кресту».
В августе 1942 года из Лондона сообщали, что, по имеющимся данным, ставка Гитлера находится в Виннице.
Когда Варов прочел документы, генерал спросил:
– Что вы думаете на сей счет, Василий Тимофеевич?
– Мне кажется, отправными данными может служить докладная связного. Ставку нужно искать в окрестностях Винницы. Вопрос только, где именно.
– Вот это вам и предстоит выяснить, – сказал генерал.
...Темной мартовской ночью 1943 года с подмосковного аэродрома поднялся двухмоторный транспортный самолет и взял курс на Хинельские леса, где располагалась одна из партизанских баз.
В салоне находились члены разведывательной группы Варова – Наталья Михайловна Луцкая и радист Николай Карпенко, носившие сейчас общую фамилию – Мищенко.
Группа должна была осесть в Киеве. Подыскать жилье и позаботиться о прописке поручили Наталье Михайловне. Уроженка этого города, она не только хорошо его знала, но и имела здесь родственников, на помощь которых могла рассчитывать.
...С партизанской базы разведчики отправились в глубь оккупированной Украины. Они запаслись различными документами, в том числе пропуском военного коменданта города Комаричи, дававшим право проезда до Киева, справками, удостоверяющими, что Наталья Михайловна – учительница, Василий Тимофеевич – слесарь, а Николай – сапожник.
Семья Мищенко везла солидный багаж: постельные принадлежности, кухонную утварь, набор сапожного инструмента, учебники. В сундучке с двойным дном были тщательно упакованы рация и запасные части к ней, деньги и шифр.
На подводе добрались до Бахмача, а там сели на товарный поезд, следовавший до Нежина. Комендант станции разрешил «переселенцам» ехать далее на рабочем поезде.
Столица Украины встретила приезжих моросящим дождем. Василий Тимофеевич вышел на привокзальную площадь. Она была пуста, если не считать двух полицейских, направляющихся в его сторону. Варов решительно подошел к ним.
– Господа! Будьте любезны, скажите, на чем лучше доехать до Вознесенского спуска?
«Господа» переглянулись и... прошли мимо.
Под вечер усталые, насквозь промокшие путники добрались до Вознесенского спуска. Но квартира, в которой они рассчитывали поселиться, оказалась занятой. Ее новый хозяин, работник городской управы, проверил документы и предложил переночевать, а уж утром искать квартиру.
Подпольщики выяснили, что тетки Натальи Михайловны выехали из Киева. Обескураженных «переселенцев» приютила старушка – давняя знакомая родителей Наташи. Хозяйка уступила семье Мищенко комнату в доме по Нестеровскому переулку и помогла прописаться.
Вскоре Николай передал в Центр:
«Все в порядке. Выход на связь в обусловленные дни. Дед».
