Текст книги "Чекисты рассказывают. Книга 3-я"
Автор книги: Владимир Востоков
Соавторы: Олег Шмелев,Федор Шахмагонов,Евгений Зотов,Иван Кононенко,Леонид Тамаев,Ф. Кондрашов,Н. Прокопенко,Тамара Волжина,Владимир Шевченко
сообщить о нарушении
Текущая страница: 11 (всего у книги 30 страниц)
– Завербовался?
Я почувствовал, как на лбу проступили у меня бисеринки пота. Простой разговор, обыденный, а какого он мне стоил напряжения! Что ни вопрос, скрытая неожиданность.
– Завербовался...
– Значит, с деньгами... – заметил Соколов. – Не спеши, оглядись! Можно хорошую работенку подобрать. Как у тебя с корешками?
Вот оно, началось. Меня предупреждали, что я могу наткнуться на жаргонные словечки, на словечки бытовые, которые никогда по прямому смыслу не разгадаешь, которые употребительны в среде людей одной профессии. «Корешки». Что могут означать «корешки» в переносном смысле? Это могло относиться к моим дружественным связям, а могло как-то обозначать мою биографию. Мне говорили, что в Советском Союзе при поступлении на работу заполняются анкеты, где нужно указывать, кто твои родители. А что, если под словом «корешки» скрывается упоминание о родителях? Я попытался уйти от ответа вопросом:
– Какие у вас в Рязани порядки?
Соколов мельком взглянул на меня, он следил за дорогой и переглядываться со мной не мог.
– Я и имею в виду Рязань. Если корешки чистые, то могут взять. Тем более что ты знаешь эти машины... Мы их теперь будем получать на базу... Как с жильем? Родных поблизости нет? Иначе с пропиской ерунда получится.
– На Севере у меня собственный дом... – сказал я. – Его можно продать и купить дом под Рязанью.
– Купить! Это выход... Но если под Рязанью, будут уговаривать работать в колхозе или в совхозе... Тоже работа, но у нас куда интереснее... Какой у тебя класс?
Водительское удостоверение на имя Кудеярова было изготовлено с указанием, что я водитель первого класса.
– Первый класс! – ответил я.
– Нарушений много?
– Нет!
– Покажи! – попросил Соколов.
Я передал ему водительское удостоверение. Соколов взял, выбрал удобную минуту, открыл удостоверение и тут же мне его вернул.
– Корешки у тебя чистые! На наших это подействует!
«Так вот что такое «корешки», – догадался я и вздохнул с облегчением. – Водительское удостоверение называют «корешками»!»
За разговором пробежало время. Возникла на обочине надпись «Лесной Городок». Соколов остановил машину. Я полез в карман за деньгами, но Соколов запротестовал:
– Что ты, браток! Мы со своих не берем. Ты мне помог! Запиши адрес в Рязани. Если надумаешь к нам, кое-что подскажу.
Адрес я записал. Мы простились. Я проводил глазами машину и тихо побрел на станцию.
Можно было и подвести итоги.
Благополучно совершил прыжок. Оторвался от своих спутников. Выбрался из леса, доехал до Можайска, переоделся, влился в общий поток и даже выдержал разговор с шофером.
VIII
Из Москвы я по двум адресам отправил в ФРГ открытки с условным текстом на немецком языке. Текст самый безобидный, как будто бы турист проездом сообщает о здоровье, но это означало, что я благополучно прибыл в Москву.
Радиопередатчиком я в ближайшее время пользоваться не собирался. Да и возвращаться в смоленские леса за ним пока не имел возможности. Радиопередачи, предназначенные для меня, я мог слушать по любому приемнику первого класса. Мне объяснили еще на Тегерзее, что такой приемник я могу купить в комиссионном магазине радиотоваров на Садовой, около Планетария. Магазин я нашел, удостоверился, что приемник купить можно.
Надо было где-то ночевать. В гостиницы нам не рекомендовали обращаться, особенно предостерегали против московских гостиниц. Там волей-неволей придется предъявить паспорт и командировочное удостоверение.
Я решил первые дни обойтись поездами. Взял билет до Ленинграда. Ночь провел в поезде, в мягком вагоне. Побрился, помылся. В Ленинграде пополнил свой чемодан необходимыми вещами.
Посмотрел город, прислушивался к говору, вылавливая незнакомые мне словечки, а их немало нашлось! Ночь опять провел в поезде.
А как дальше жить?
Еще задолго до заброски на моем горизонте возник Василий Васильевич Голубенко. Его личностью заинтересовался Виктор Михайлович, своими каналами они установили его местонахождение. Меня он уговаривал не возвращаться на родину, пугал, а сам вернулся через лагерь для перемещенных лиц. Я знал год его рождения, имя и место рождения. Адрес его получил через адресный стол. Поселился он неподалеку от Москвы в Тульской области. Заведовал молочным пунктом. Был женат.
Мне добыли очень любопытные документы: фотокопию его обязательства сотрудничать с гестапо, несколько его доносов на советских людей, находившихся в плену.
– Он наверняка скрыл от советских властей эту сторону своей деятельности, – говорил мне Сергей Сергеевич. – Если покажешь гестаповскую расписку, он твой. И приютит, и на работу устроит...
Мог я поехать к Василию, но решил остеречься. Не хотел попадать в зависимость от него.
Была и еще одна рекомендация. Поехать на Вырку и поискать, не остался ли там кто из моих бывших сверстников. На Вырке таились свои опасности. Я должен тогда пустить в ход документы на Плошкина, а если кто проверил бы, когда и как я вернулся?
Третий вариант был от начала и до конца моим: дорожное знакомство с Владимиром Соколовым.
Но прежде хотелось мне проверить: годен ли мой паспорт для предъявления официальным лицам?
Я решил рискнуть и предъявил паспорт в рязанской гостинице. Администратор посмотрел его, взял деньги за двое суток вперед, паспорт тут же вернул.
Два дня я изучал Рязань, на третий пошел к Владимиру Соколову.
Второй этаж нового дома, дверь аккуратно обита дерматином. Звонок. Я нажал кнопку. Тоже своеобразный рубеж. Я переступал порог квартиры советского человека. Открыла дочка Соколова. Вылитый отец. Те же голубые глаза, светлые волосенки. Девочке лет семь. Соколов встретил меня в спортивных брюках, в бумазейной рубашке в клетку.
У Соколова оказалась милая, приветливая жена. Мне она понравилась.
Я больше молчал и старался подметить даже малейшие детали быта.
Квартира из двух комнат. Нарядная полированная мебель. Телевизор с большим экраном. Не из плохих аппарат и по западным стандартам. Стены оклеены простенькими обоями.
Я уловил, что хозяева очень довольны своей квартирой. Обратил я внимание на книжный шкаф. Он был до отказа наполнен книгами. Книг у Соколовых было куда больше, чем у нас с Мартой.
После ужина мы вышли на лестничную площадку покурить.
– Ну что? – спросил Соколов. – Решил ко мне?
– Мне все едино: Рязань, Калуга или Можайск. В Москве не устроишься с пропиской. Деньги у меня есть. Думаю, что куплю дом. Мне говорили, что за городом можно купить недорого...
– Если близко к городу, дешево не купишь. А зачем тебе близко, холостому! Почитай, в месяц три-четыре дня будешь ночевать дома... А там все время в поездках! Мы сейчас ходим в дальние рейсы. В Брест, на финскую границу, а то и на Кавказ. Туда груз – оттуда груз. И не в Рязань, а опять же на другой конец света. Жизнь на колесах, но заработок хороший...
– Мне-то годится, – согласился я, – но твоя жена, наверное, в обиде?
– Я оставил бы эту работу, но, когда втянешься, на месте крутиться скучно... Ну что по городу за езда? А тут вольготно, просторно. И на дорогах уважение: встречные к обочине жмутся. Дальний рейс. Страну поглядишь, не нужно туристских путевок. Жена два раза отпуск со мной в поездках проводила... Как мы будем? Сначала дом присмотришь или сразу на базу?
– Наверное, надо дом купить...
– Ну, это мы мигом найдем! Ты у меня остановишься?
– У меня номер в гостинице! – ответил я как о деле, совсем для меня обычном.
– Перебирайся! Чего деньги на ветер бросать!
Я перебрался к Соколовым. Чтобы не быть в тягость хозяевам, предложил деньги Владимиру. Но тот обиделся:
– Это что же, у вас так на Севере принято? Друг в гости, а с него деньги?
Через два дня подъехал к дому «Москвич». Олег Иванович, так звали друга Соколова, поехал с нами. Они где-то раздобыли адрес дома, который срочно продавался.
Дом как дом, километрах в двадцати от города. С Рязанью автобусное сообщение. Сорок минут – и в городе. Сговорились с хозяйкой, тут же и оформили покупку в сельсовете. А для меня еще один рубеж. Я второй раз предъявил официальным лицам свой паспорт: председателю сельсовета и секретарю. Очень я опасался этой минуты. Отдал паспорт, а сам осторожно переместился к двери, чтобы иметь возможность выскочить и бежать.
Теперь нужно было идти на базу и устраиваться на работу, а потом прописываться в милицию. Неуклонно приближались два самых ответственных момента: предъявление трудовой книжки в отделе кадров базы и паспорта в милиции.
И тут мне нежданно-негаданно повезло, да так, что и ни в сказке сказать, ни пером описать. Повезло, а вместе с тем и надолго отсрочило мое понимание жизни на русской земле.
Соколов сказал мне:
– Механику я тебя рекомендую! Хороший человек, он любит тех, кто знает машину! Он тебе сразу «мерседес» даст... Но вот кадровик наш...
Соколов замялся. Поглядел на Олега Ивановича. Олег Иванович старше нас лет на пятнадцать. Седой, худощавый и молчаливый.
Он пожал плечами в ответ на взгляд Соколова.
– Кадровика нашего, Игоря Ивановича Кондалакова, – продолжал Соколов, – не всегда поймешь... Иные думают, что он капризный, иные и по-другому говорят... Я устроился с ходу. Но слушок идет: на деньги падок!
– А сколько ему дать денег? – спросил я, понимая, что речь идет о взятке.
– Говорят, что берет за устройство триста рублей! Не проверял – не знаю.
– Говорят так! – подтвердил Олег Иванович.
Решили, что я сам зайду к кадровику. Представился по всей форме, внимательно рассмотрел собеседника. Он невысок ростом, кругленький, как шарик. Черные смоляные глазки, косматые брови топорщатся над дужками очков.
– Откуда? – спросил он меня. – Кто рекомендует?
– Родился в Калужской области... – начал я свою легенду. – На Вырке...
– Что это – Вырка?
– Озеро Вырка, и деревня на озере тоже Вырка! Места знаменитые... Там еще при Петре Первом русский заводчик Демидов свои заводы построил...
– А ты что, тому заводчику сын или племянник? Работал где, я спрашиваю?
Я объяснил, что работал на Севере, подал ему трудовую книжку и водительское удостоверение.
– Ничего... – протянул он. – Первый класс... Большие машины водил? Так вот, – заключил он, – запросим на тебя характеристику. Анкету заполняй, а мы подумаем!
И его глазки-буравчики уставились на меня.
– Я, Игорь Иванович, человек понимающий! С Севера иду сюда не заработок искать, надоело жить в лесу с медведями... Вы мне помогите, а я вам!
– А чем ты мне поможешь? – спросил Кондалаков. – Что у тебя за власть в руках? Или ты скрытый принц? Оклад мне повысишь своей властью?
Надо же, сам об окладе заговорил... Я уже заранее приготовил тысячу рублей крупными купюрами, в конверт их уложил, конверт запечатал.
Я вынул конверт из кармана и положил на стол.
– Говорю вам, Игорь Иванович, я человек понимающий...
– Тю, сдурел! – воскликнул он. – Кто же это так делает!
Но конверт кинул в ящик стола.
– Иди! Завтра зайдешь! Тогда и поговорим... Я ушел.
Пойдет на меня доносить? Завтра? Нет, ни сегодня, ни завтра не пойдет! Если бы захотел в милицию обращаться, то самое время, когда у него в кабинете был, а конверт лежал на столе.
Утром он мне передал анкету. Я ее заполнил. Он прочитал ее внимательно и спросил полушепотом:
– Как с пропиской? Оформил?
– Надо сначала устроиться с работой!
– Ладно! Прописку я устрою, у меня есть друзья где надо! Кто-нибудь из наших знает тебя как водителя?
– Соколов...
– А-а-а... Понятно! Характеристику можешь не просить. Сами тебя здесь узнаем. Иди к механику, договаривайся о рейсе. В первый рейс пойдешь напарником с Соколовым...
Паспорт и трудовая книжка остались у Кондалакова. Последние волнения, последний мой рубеж. Ночью в доме не ночевал. При доме небольшой садик, в садике сарай. В сарае я оборудовал засаду. Постелил сено, там и сторожил, засыпал только к утру. Ждал, что вот-вот подъедет на машине милиция и постучит в дверь.
Трое суток не спадало напряжение.
Наконец решился, позвонил Кондалакову. Разговаривал он со мной ласково:
– Молодец, милый, что с утра позвонил! Готовься завтра в рейс. Зачислен с сегодняшнего дня... Иди к механику.
Но я не переставал опасаться. Под пиджаком пришил лямку, на ней пистолет. Выхватить и пустить в ход секундное дело. Вошел в кабинет к Кондалакову, он молча протянул мне приказ о зачислении шофером автобазы и паспорт с отметкой милиции. Проскочил в игольное ушко!
Мне помог невероятный, редчайший случай. Я благополучно проскочил сквозь первый разговор с Соколовым. Надо же, чтобы он сидел за рулем тягача именно этой фирмы, чтобы я его повстречал на дороге, когда разрегулировался компрессор, чтобы он проникся ко мне уважением, чтобы он по натуре был добрым и отзывчивым человеком.
Надо было случиться, чтобы кадровик Игорь Иванович Кондалаков оказался взяточником, а механик автобазы – человеком, беспредельно доверяющим Соколову.
На этом пункте, на фигуре Кондалакова, вспыхнул наш первый спор со следователем.
– Как вы считаете, Сергей Тимофеевич, – спросил меня следователь, – устроились бы вы на работу, если бы не попался на вашем пути Кондалаков?
– Не знаю... – ответил я без особой уверенности. – Быть может, и не устроился бы... Но если бы не Кондалаков, наверное, нашел другого такого же.
– Это как сказать! – отпарировал следователь. – Такие люди, точнее сказать, отбросы общества, могут быть в любом мире...
– А может быть, потому, что они безнаказанны... Если бы вы не нашли меня, вы не нашли бы и Кондалакова!
– Такого рода преступления не входят в круг наших забот... Его давно нашла милиция, но по нашей просьбе некоторое время его не трогали! Из-за вас не трогали... А вы очень старались, чтобы мы вас никак не нашли. Вы даже шли на обман своих руководителей, лишь бы не попасть в поле нашего зрения... Вернемся к приказам встретиться с вашими спутниками, которые вы получили уже после установления связи с вашим штабом...
– Вы хотели меня поймать с помощью своих коллег?
– С их помощью мы удостоверились, что вы в нашей стране... Теперь мы знаем, что вы им не доверяли, поэтому и не являлись на свидания. Тогда нам многое было непонятно! Милиция напала на след взяточника. Начали пересматривать его дела и натолкнулись на вас. В милиции сразу установили, что ваша трудовая книжка фальшивка... Еще легче оказалось установить, что фальшивка и ваше водительское удостоверение... Милиция передала нам фотографию из личного дела. Ваши коллеги опознали вас. Все просто, Сергей Тимофеевич! Но мы не торопились с арестом, нам надо было приглядеться к вам, к вашей работе, к вашим знакомым, поэтому был отсрочен и арест Кондалакова...
IX
Город еще спал, когда мы с Володей Соколовым тронулись в путь.
Дорога из Рязани в Москву скучноватая. Поля да поля, придорожные деревни.
Наконец вот и кольцо вокруг Москвы. Инспектор ГАИ дал знак остановиться.
Я запустил руку за борт пиджака и положил ее на рукоятку пистолета. И пока Соколов объяснялся с милиционером, меня бросало то в жар, то в холод. Мы не нарушили правил движения: почему он нас остановил?
Милиционер проверил путевой лист, водительское удостоверение, заглянул и в фургон и махнул жезлом, разрешая движение.
– Здесь всегда проверка! – объяснил мне Соколов. – Если идешь порожняком, могут дать попутный груз...
Пообедать мы остановились на восемьдесят четвертом километре от Москвы, в придорожной столовой.
Соколов подошел к буфетчице как к старой знакомой. Он передал ей какой-то сверток, она расплылась в улыбке и горячо его поблагодарила.
Он подозвал меня и познакомил с буфетчицей.
– Просила меня, – объяснял он, – достать лекарство. Его трудно здесь достать, а в Риге всегда есть. Будут тебя просить, тезка, постарайся за меня.
Пообедали, вышли на площадку, где стояла наша машина. С площадки был виден памятник. В дороге Соколов несколько раз упомянул, что мы будем обедать «у Зои». Как я должен был истолковать его слова? «У Зои» – стало быть, у какой-то знакомой Соколова. Вопросы задавать не стал. Когда он знакомил меня с буфетчицей, он не назвал ее, я мог предположить, что она и есть Зоя.
По площадке двигалась толпа пионеров. У вожатого через плечо был перекинут на ремне магнитофон, в руке он держал микрофон для записи. Вожатый вдруг направился к нам, пионеры мгновенно окружили нас.
Вожатый поздоровался и объявил:
– У нас, товарищи, экскурсия по местам боевой славы. Пионерский отряд имени Зои Космодемьянской. Мы решили опросить здесь случайных прохожих, что они думают о подвиге Зои. Скажите, вот вы, – он обратился к Соколову и ко мне, – вы здешний или проездом? Я ответил, предчувствуя опасность, но еще не догадываясь, с какой стороны она грянет.
– Из Рязани? – переспросил вожатый. – Очень интересно! Скажите, Владимир Петрович, что вы думаете о подвиге Зои Космодемьянской?
С автоплощадки был очень хорошо виден памятник. В полный рост девушка в телогрейке, с винтовкой за плечом. До меня вдруг дошло, что «обедать у Зои» означало обедать в столовой возле памятника Зои Космодемьянской. Но это была лишь догадка. У меня не было уверенности, что это ей памятник. А тем более я не знал, в чем заключается ее подвиг. Я не мог сказать, что я ничего о ней не знаю, – это сразу вызовет недоумение не только у пионеров, но и у Соколова, а это мне грозит полным и немедленным разоблачением.
Микрофон смотрел мне в рот.
– Подвиг... – медленно выговорил я, изобразив на лице раздумье.
– Одну минутку! – перебил меня вожатый. – Мы уточним вопрос. Что вы знаете о ее подвиге?
Холодный пот простегнул змейкой мне спину, острая боль пронизала мне сердце. Но я не смел, не смел вдаваться в панику. А что делать? Ключи от зажигания в кармане у Соколова. Выстрелить в него, выхватить ключи и, пользуясь замешательством, в машину – и ходу до ближайшего леса. А лес недалеко!
С трудом я выдавливал из себя ничего не значащие слова, которые были для меня хотя бы короткой отсрочкой гибели.
– Подвиг – удел избранных... – мямлил я, – не умею я говорить.
Спасло меня вмешательство Соколова.
– По-моему, – включился он неожиданно, – это было в декабре сорок первого года, перед Новым годом! Партизанский отряд перешел линию фронта, чтобы уничтожить военные объекты перед нашим наступлением... Я так говорю?
Микрофон мгновенно отодвинулся от меня, теперь был нацелен на Соколова.
– Все так. Дальше?
– Здесь неподалеку деревня Петрищево, – продолжал Соколов. – В Петрищеве Зоя подожгла конюшню и склад с оружием, но ее схватил немецкий часовой... Ее зверски пытали, она не дала никаких показаний, и ее повесили в Петрищеве... Было ей восемнадцать лет...
Я отступил, замешался в толпе и скрылся за машиной.
Вот когда я по-настоящему испугался. Испугался я не провала. Передо мной впервые разверзлась пропасть, разделявшая меня и вот этих пионеров. Я приехал сюда делать революцию, мои наставники убеждали меня, что мы работаем на будущее, на них, вот на этих пионеров. Что же мы противопоставляем их идеалам, идеалам этой девочки в телогрейке с винтовкой за плечами, которая сложила голову за будущее, за свободу?..
– Когда вы усомнились в справедливости ваших намерений? – спросил меня следователь.
Я, не задумываясь, сразу ответил:
– У памятника Зое...
Да, там я по-настоящему испугался и задумался. Мои наставники ничего не сообщили мне о Зое Космодемьянской. Упущение в подготовке к работе в Советском Союзе? Упущение. А как они могли исправить это упущение? Воспитывая меня в ненависти ко всему советскому, разве они могли рассказать мне правду о советских героях? Это вынужденное упущение.
Передо мной стояла задача: обучиться у Соколова совершать дальние рейсы, осмотреться, чтобы можно было одному предпринимать такие поездки. И я, отбросив раздумья о далеком, обратился к близкому.
К вечеру где-то на подъезде к Смоленску, возле тихого хуторка, Соколов остановил машину, сказал:
– Мне здесь надо занести посылочку!
Крайний дом – невзрачная избенка, крытая соломой. Изломанный старый вяз у крылечка. Пустые грачиные гнезда в его разлапистых ветвях. Камень вместо ступеньки.
Нам долго не открывали. Наконец послышались шаркающие, очень медленные шаги.
Соколов крикнул:
– Бабушка Матрена! Это я! Володя! Откройте!
Рука шарила в поисках засова. Что-то это вдруг мне напомнило? Далекое-далекое детство. Я никогда этого и не вспоминал. А тут вот выплыло. Бабушка моя. Она умерла, когда я был совсем маленьким. Бабушка ходила, так же шаркая ногами, не в силах оторвать их от пола. Полуслепая, она брала все на ощупь, опиралась руками о стены, о стол, о печку, о деревянные косяки. Дохнуло на меня прошлым, теплым детством моим...
Открылась дверь. На пороге согбенная фигура в черном. Вечерело уже, не очень различимы были черты лица, но в глаза бросились глубокие морщины, сжатые губы, потухший взгляд.
– Слышу, Володюшка! Спаси бог!
Соколов протянул ей сверток.
Матрена приложила ладошку к глазам, ее взгляд остановился на мне. Я кивнул головой ей, здороваясь. Но она никак не ответила на мое движение. Она или чувствовала мое присутствие, или различала мои смутные очертания.
– Володюшка! – Она коснулась руки Соколова. – Ты один, или мне кажется?
– Со мной мой товарищ! Тоже Володя! Кудеяров Володя! Я ему накажу, чтобы он всегда к тебе, бабушка, заезжал!
– Ты подойди, сынок! – позвала она меня.
Я подошел. Бабка провела по моему лицу рукой.
– Живой человек! – утвердилась она. – А они, Володюшка, опять ко мне приходили. Только вот перед тем, как тебе приехать! Я под вязом стояла на закате солнца. Когда солнце светит, я его свет на небе различаю. Гаснуть оно начало. Повернулась я к дому, а они у крылечка стоят. Старшенький ногу на камень поставил, вроде на порог собрался ступить. И слышу, промеж собой шепотком разговаривают. Прислушалась, голоса различаю. У каждого свой голосочек, а вот что говорят, никак не пойму. Не слышу, и только! Замерла я и не шевелюсь. Знаю, не раз так было, только пошевелюсь или слово молвлю, они сразу и уходят. Колыхнутся и растают в воздухе. Я стою тихо, они у порожка шепчутся. А тут солнце присело, и окошко у меня светом вспыхнуло. Загорелось, как на пожаре, окошко, а на них свет упал. Каждого в отдельности вижу.
По морщинам побежали слезы.
– Ушли, как тебе приехать! Спаси тебя Христос, Володюшка, старую не забываешь.
Сгустились сумерки, но еще были различимы и лес на взгорке, и домики в деревне, блестела лента Днепра.
Соколов от волнения не мог говорить; когда мы подходили к машине, пояснил:
– Было у нее четверо сыновей и муж. Все ушли на войну. – Он с трудом подбирал слова. – Все ушли, и хоть бы один вернулся...
