Текст книги "Чекисты рассказывают. Книга 3-я"
Автор книги: Владимир Востоков
Соавторы: Олег Шмелев,Федор Шахмагонов,Евгений Зотов,Иван Кононенко,Леонид Тамаев,Ф. Кондрашов,Н. Прокопенко,Тамара Волжина,Владимир Шевченко
сообщить о нарушении
Текущая страница: 2 (всего у книги 30 страниц)
ЛЕОНИД ИСАЕВ
– Вот уже сколько на месте толчемся, – говорил Евстафьев, перекладывая папку на край стола. – Выйти бы на главарей, но пока – никак...
– А сообщение «монашки» о подслушанном на кладбище? – спросил его собеседник.
– Уж очень оно для проверки трудное. Темно было на кладбище, могла что-то и спутать...
Леонид Григорьевич Исаев, только что назначенный председателем губернской ЧК, принимал дела от своего заместителя – Алексея Ивановича Евстафьева. Несмотря на молодость – девятнадцать лет, – Исаев обладал достаточным жизненным опытом. С четырнадцати лет Леонид Григорьевич работал на заводе Михельсона. Бороться с врагами его учили в отряде замоскворецких красногвардейцев, а природный ум и неутомимость выдвинули его в шеренгу опытных чекистов. Евстафьеву с самого начала он понравился. В дело он входил не торопясь, задавал много вопросов, давал время подумать, внимательно читал документы, дотошно расспрашивал о сотрудниках.
– Анонимка... – протянул Исаев, знакомясь с очередным документом. – Что ты думаешь по этому поводу, Алексей Иванович?
– Не верю! Чтобы Рагозин предатель? Не допускаю! – заволновался Евстафьев. – Преданный революции человек. Себя не щадит.
– А происхождение, связи?
– Да, он из офицерской семьи. И этого никогда не скрывал. Но с семьей порвал давно, до революции. Кроме матери, вроде бы ни с кем не встречается. Нет, что-то тут не то...
– Может, враги специально подбросили, чтобы скомпрометировать?
– Я об этом думал. Хотел порвать ее, да есть тут у нас один, требует вынести анонимку на рассмотрение коллегии. Ты человек новый, поговори о Рагозине с людьми, мнение Круминя послушай – он старый подпольщик, у него на людей чутье отличное.
– Раз настаивают, придется говорить на коллегии. – И Леонид Григорьевич отложил в сторону бумагу.
А в это время ничего не подозревавший об анонимном письме Николай Рагозин был по другую сторону монастырской стены – на живописном холме, высоко поднимавшемся от реки. С ним Марина. Недавно в ЧК появились две девушки – Марина и ее подруга Тоня. Быстро свыклись они с суровым бытом ЧК, освоились с работой. Одна занималась почтой, другая печатала на машинке. Все свободные минуты Николай Рагозин стремился проводить с Мариной, чаще всего ходили они на холм или бродили по аллее молодых липок.
До революции в теплые вечера здесь всегда было оживленно, прогуливались молодые люди из «состоятельных» семейств. Ныне же среди обитателей города расползлись слухи об «ужасах» ЧК, и гуляющих почти не стало. Николаю и Марине никто не мешал.
Сегодня Марина была грустной и, как показалось Рагозину, чем-то встревоженной.
– Что с тобой? – спросил он ее, но девушка отмалчивалась, лишь крепче прижималась к его руке.
– Нет, ты определенно что-то скрываешь от меня, – с оттенком обиды сказал Николай.
– Нет-нет, – быстро проговорила Марина. – Ничего плохого не думай. Но... мне страшно за тебя, ой как страшно! Ведь кругом враги, и они знают тебя.
Николай улыбнулся: «И только-то». Вслух же сказал:
– Не надо бояться, Марина. И у революции врагов немало, сразу с ними не покончишь...
– Но ты из их среды, а отступничество они не прощают...
Она не договорила. Вздрогнула, услышав быстрые шаги за спиной. Рывком оглянулась. И в то же мгновение раздался выстрел. Охнул, схватившись, за лицо, Николай... А человек, стрелявший в него, кинулся к склону и кубарем скатился вниз. Лишь мгновение видела его лицо Марина.
Николай опомнился. Он выхватил наган, хотел было броситься за стрелявшим, но Марина удержала – погоня была уже бесполезной.
...Перед заседанием коллегии Леонид Григорьевич Исаев со своими ближайшими помощниками – Евстафьевым и Круминем – решил обменяться мнениями по делу «Владимирского офицерского батальона». Евстафьев, став заместителем Исаева, возглавил работу по борьбе с контрреволюцией.
Почти два месяца Евстафьев, Круминь и Рагозин расследовали загадочное убийство командира пулеметной команды Катова. Упорно продвигались они по едва заметным следам деятельности владимирских контрреволюционеров. И не безрезультатно. Некоторые сведения уже были в их руках. Но кто главари, по каким каналам идет связь заговорщиков, кто входит в «общество» – на эти вопросы чекисты еще не могли дать ответ.
Причины затянувшегося следствия наводили на мысль: кто-то узнавал о действиях ЧК, о планах ее сотрудников. Кто-то поставлял заговорщикам информацию из-за монастырских стен. Кто же? Об этом и нужно было поговорить на заседании коллегии.
– Нам предлагают начать аресты известных заговорщиков, – рассуждал, поглядывая на членов коллегии, Исаев. – Арестуем мелочь, а крупная-то рыба уйдет, и связи с ней уплывут... Вот что меня тревожит.
– Так, так, товарищ Леонид, – поддакнул Круминь. – Правильно говоришь...
– Правильно-то правильно, – вставил Евстафьев, – да ведь надо же что-то и предпринимать. Сидим словно на пороховой бочке, а контра лезет во все щели... Мы же все расследуем! Враг среди нас находится!
– Но кто же, кто? – раздражаясь, перебил его Исаев. – Ты знаешь? То-то, молчишь. – И продолжал спокойнее: – Пока у нас одни подозрения. Без доказательств не имеем права сажать людей. И без того обстановка в Чека нервозная. Кто-то слушок пустил, кто-то анонимку подбросил. Мы вот об этой анонимке и говорить-то не хотели, но... настаивают на разбирательстве. Пришлось ознакомить с нею членов коллегии.
– Ну и обсудим все спокойно, – завершил разговор Евстафьев. – Пора на заседание, пошли!
Второй час шло заседание губернской Чрезвычайной комиссии, а до основных вопросов все не могли добраться. Пропускали дела, не таившие в себе опасности затяжных дебатов.
– Что, Миша, следующее там у тебя? – спросил Исаев у секретаря комиссии Каширина.
– Доклад коменданта.
– Давай, товарищ Мокеев, – обратился Леонид Григорьевич к коренастому парню, сидевшему в дальнем углу стола.
– Плохи дела с кормежкой, – поднимаясь, начал комендант. – Сотрудники голодают, а у нас на складе реквизированные у буржуев и спекулянтов продукты. Надо бы взять немного для поддержания товарищей.
– Насчет взять, ты это брось! – резко ответил Исаев. – Все, что конфисковано, принадлежит Советской власти. Самовольно ничего не имеем права брать.
– Да ведь ребята голодают... – извиняющимся тоном возразил комендант.
– Правда, чекисты истощены: и от изнурительной работы, и от недоедания, – продолжал Исаев. – И поддержать их продуктами необходимо... Вот что, обратимся с этим вопросом в губком партии. Попросим выделить нам малость из реквизированных продуктов. Верно? Кто за это, товарищи? Единогласно... Что дальше?
Протиравший пенсне Каширин быстро оседлал ими нос и, взглянув в бумагу, ответил:
– Вопрос об учебе. Докладывает товарищ Евстафьев.
Исаев кивнул.
– Говорить сейчас об учебе трудно, но надо, – начал Алексей Иванович. – Враги меняют тактику, и если не научимся распознавать контру – не одолеем ее. В Москве по-иному начали вести борьбу с врагами и нас хотят научить. На днях оттуда приедут товарищи Уралов и Артузов. Вот и учеба. Спасибо им, что время для нас выбрали. Хотя у них свободных минут еще меньше. У меня все.
– Вопросы к Алексею Ивановичу есть? – спросил Исаев, обводя глазами лица присутствующих. – Нет. Тогда и с этим покончено. Кроме членов коллегии – все свободны. Товарища Рагозина прошу остаться.
В кабинете зашуршали самокрутками. Вверх потянулся дым крепчайшего самосада.
– Продолжим...
– Заявление товарища Круминя, – начал читать Каширин, но его перебил Исаев:
– Подожди, Миша. Пусть Карл Янович сам расскажет... Выкладывай свою заботу, товарищ Круминь.
Резко отодвинув стул, Круминь встал. Чувствовалось, что он долго готовился к этой минуте, но сильно волновался и говорил с паузами.
– Считаю, у меня нет никакого морального права быть начальником следствия... Я беспартийный... Раньше примыкал к анархистам, но всегда был революционер... Теперь такой пост в Чека должен занимать большевик... Так считаю...
Евстафьев жестом остановил его:
– Да нам все это известно, Карл Янович. Мы помним ваше появление у большевиков по выходе из владимирской тюрьмы. – Он глянул в сторону членов коллегии: – Круминь немало посидел в тюрьме за свою борьбу с царизмом. И хотя в партии он не состоит, я верю – он коммунист. Ручаюсь за него. Предлагаю оставить Круминя в прежней должности...
Исаев одобрительно кивнул головой:
– Присоединяюсь к предложению Алексея Ивановича. А заявление Круминя примем к сведению. Оно лишь подтверждает его принципиальность и честность перед партией. Кто за предложение Евстафьева? Против? Нет. Тебе, Карл Янович, пора и организационно связывать себя с большевиками. Хватит вспоминать об анархистах.
Круминь согласно кивнул головой. А Исаев продолжал:
– Ну вот, теперь надо покончить с одной историей, и перейдем к оперативным вопросам. На днях нам подбросили анонимку. Содержание ее вам знакомо.
Последние слова председателя были встречены настороженной тишиной. Одни опустили головы, другие отвернулись, тем самым как бы отмежевываясь от участия в этом неприглядном деле.
Исаев поднял лист бумаги:
– Вот эта писулька. Здесь обвиняется в предательстве товарищ Рагозин. Мое мнение – это гнусная клевета. Николай Николаевич порвал со своим классом еще до революции, а теперь беспощадно расправляется с врагами Советской власти. Думаю, на этом и покончим с разбирательством...
– А у меня есть к Рагозину три вопроса, – отозвался один из членов коллегии. – Первый: с кем из родственников встречаешься?
Рагозин, сохраняя спокойствие, подошел к столу.
– Встречаюсь с матерью. Правда, видимся редко. Чаще говорим с ней по телефону. Поэтому и просил оставить в ее доме аппарат...
– Да, было именно так, – подтвердил эти слова Евстафьев.
– Вопрос второй, – продолжал член коллегии. – Что делает твой брат и где встречаешься с ним?
– Я же сказал, что, кроме матери, ни с кем не вижусь, – вспылил Николай. Потом взял себя в руки: – Я предупредил брата, давно, когда видел его в последний раз: если в чем будет замешан – пусть не ждет пощады.
Рагозину не успели задать третий вопрос. Круминь, стукнув кулаком по столу, прервал этот разговор:
– Мне претит это разбирательство! Что касается жизни Рагозина – я отвечу на все вопросы. Контрреволюция стремится очернить нашего товарища, выбить оружие, которым он разит врагов так метко...
На этом выступление Карла Яновича и оборвалось. Со всех сторон послышались возгласы, заглушившие его слова:
– Правильно!
– Рагозину верим!
– Спокойней, спокойней! – забарабанил какой-то железкой председатель. Глаза Исаева подобрели: он был доволен реакцией сотрудников. Исаев коснулся плеча Рагозина и как ни в чем не бывало сказал:
– Садись-ка, Николай. Сейчас займемся «офицерским батальоном»...
Телефонный звонок звучал настойчиво и резко. Исаев взял трубку: «Да, слушаю...»
Спустя минуту он положил трубку на рычаг и обратился к членам коллегии:
– Возникли новые обстоятельства – мне нужно ненадолго отлучиться. Перекурите пока.
И, подтянув ремень, он вышел...
ГОВОРИЛИ ПО ТЕЛЕФОНУ ЧК...
...Товарищи! Довольно быть безучастными зрителями последних событий. Каждый сознательный коммунист, каждый сознательный работник должен приложить все силы, старания для оказания помощи Советской власти в момент борьбы с контрреволюцией.
«Известия» Советов рабочих, солдатских и крестьянских депутатов Владимирской губернии. 8 августа 1918 года
Ночная смена выдалась спокойной. Телефонистки, приспустив наушники, переговаривались. Уже не раз были перебраны «четки» городских новостей. Наряды и кинематограф, дружок, который расстроил вчерашнее свидание, – мало ли какие темы всплывали в болтовне.
Настойчивый сигнал вызова привлек внимание одной из телефонисток.
– Да, соединяю...
Чаще других в такое время выходили на связь номера, принадлежавшие губернской ЧК. Анна, соединив абонента с требуемым номером, замешкалась, и так уж получилось, что подслушала...
То, что услышала, было ошеломляюще. Анна старалась не выдать подругам своего интереса. По ее безучастному лицу не догадаешься, что услышанная новость завладеет спустя несколько часов всеми ее мыслями, что новость эта будет требовать от Анны решительного действия.
Разговор окончился. Анна разъединила собеседников и вдруг почувствовала, что пропала сонливость.
Принимать решения в острый момент Анна научилась рано. Тогда, когда осталась в семье за старшую, проводив отца на войну и выхаживая больную мать. Малышей – четверых братишек и сестренок – нужно было и накормить, и хоть малость одеть. Анна знала, что такое беда...
Отец погиб, так и не дожив до революции. Мать, хоть и была слаба, встала на ноги. Зажилось легче. А потом Анна переехала во Владимир, поступила на телефонную станцию. Работая здесь, имела возможность даже помогать семье.
То, что она услышала из разговора, было враждебно власти, рожденной революцией. Понимала ли это молодая телефонистка? Да. Теперь она знала: в городе есть заговорщики. Они против Советов, против большевиков. А большевиком был и ее муж.
Рослого, широкоплечего солдата Анна встретила здесь, в городе. Они полюбили друг друга и, хотя солдат наотрез отказался венчаться в церкви, стали мужем и женой.
Василий, как всегда после ночной смены, встретил Анну у подъезда телефонной станции.
– Ты что-то неспокойная? – почти утвердительно спросил Василий.
– Устала...
Он взял ее под руку. Женщина доверчиво прижалась к мужу.
– Слушай, да что с тобой?.. – остановился Василий. Такой растерянной он ее еще не видел.
– Пойдем, пойдем домой, – словно очнувшись, заторопилась Анна. – Я расскажу, только быстрей...
Дома, выслушав рассказ жены, Василий тоже заволновался.
– Вот что, – сказал он наконец, – надо непременно сообщить в Чека.
– Но ты понимаешь! – У Анны перехватило дыхание. – Я же главное не успела сказать: один из них говорил с телефона Чека!
– Так-так-так! – изумился Василий.
– И я знаю, чей это номер, ведь не первый день работаю.
Василий задумался. Но вдруг его осенило:
– Слушай, мы пойдем в Чека и скажем только самому главному начальнику. Я знаю... на конференции голосовал за него.
На том и порешили.
– Вы хотели видеть начальника, – сказал Леонид Григорьевич, – Я председатель губчека...
– Солдат первого добровольческого Владимирского полка Василий Виноградов, – одним духом выпалил Василий, резко отстранив руку женщины. – А это моя гражданская жена, Анна Ивановна Яковлева. Она телефонистка. Имеет срочность доложить важные сведения о контриках.
– Тогда, – мягко остановил Исаев солдата, – пойдемте-ка в другую комнату, там и потолкуем.
Усевшись на широкой скамейке рядом с солдатом, молодая женщина торопливо и несколько вразброд стала рассказывать... О том, как под утро на городской телефонной станции подслушала она разговор двух мужчин. Из всего ими сказанного лишь поняла, что в скором времени белогвардейские офицеры собираются поднять во Владимире мятеж... Конечно, она все хорошо запомнила. И называвшиеся фамилии, и место, где хранится оружие, и номера телефонов. Нет, Анна Ивановна ничего не спутала. Один из абонентов говорил из ЧК.
Телефонистка смолкла и вопросительно посмотрела на Исаева. Тот встал, протянул женщине руку и крепко, по-мужски пожал ее.
– Ну что ж, Анна Ивановна... За проявленную пролетарскую бдительность от имени Чека выношу вам благодарность. А сейчас, – председатель несколько помедлил, – пришлю товарища, вы ему все подробно и расскажите. Он запишет. Если при разговоре с ним у вас возникнут какие-нибудь вопросы, потом все скажете мне. Об этом разговоре никому... Добро?
Анна кивнула. Исаев обратился к Василию:
– Домой ни вы, ни жена не ходите. Отсюда – прямо по этому адресу. – Он черкнул несколько строчек на листке бумаги. – Там сегодня и заночуете... Ты, доброволец Виноградов, от своей жены ни на шаг. Понял? В твой полк мы сообщим...
Решив, что сказал все, Исаев попрощался, но уже на лестнице оглянулся:
– Анна Ивановна, завтра утром позвоните мне, прямо с телефонной станции.
Исаев медленно шел в свой кабинет. Подозревать председатель теперь мог лишь одного человека. А что, если ошибается?
Он приоткрыл дверь к дежурному и распорядился, чтобы сообщение Яковлевой запротоколировал Николай Судогодский (так звали того самого чекиста, которому «не повезло» с охраной трупа Катова).
Исаев вернулся в кабинет и, прерывая затянувшийся перекур, направился к председательскому месту. Бегло перелистал дело, лежавшее на столе. И неожиданно для членов коллегии заявил:
– Говорить об офицерском подполье сейчас не будем. Вернемся к этому вопросу через пару дней. Товарищей Евстафьева, Круминя и Соколова прошу остаться. Остальных не задерживаю.
С этими тремя Исаев мог говорить начистоту. Он в подробностях передал им разговор с телефонисткой и свои подозрения. Тут же наметили ряд неотложных мер.
– Окончательно план отработаем утром. Я почитаю протокол допроса Яковлевой, созвонюсь с ней... Обязательно следить за квартирой телефонистки. Обязательно! Кто-то, да выйдет на охоту!
Оставшись один, Исаев долго курил, листал документы «офицерского батальона», думал. Если подозрения его оправдаются, то это станет известно завтра утром. У телефонистки хорошая память. А то, что «контрик» сидит в стенах бывшего монастыря, теперь это уже не подозрения, а факт. По телефонам ЧК шла утечка оперативной информации.
Постучавшись, вошел Круминь.
– Хорошо, что зашел, Карл Янович, – обрадовался Исаев. – Посоветоваться хотел.
Круминь внимательно глядел в глаза Исаеву, слушая размышления председателя. Чекисты взвешивали все «за» и «против»...
СВИДЕТЕЛЕЙ НЕ БУДЕТ
Василий Рагозин догнал Тихомирова у церквушки, стоящей на глухой улочке. Здесь, на безлюдье, можно было и поговорить. Заговорщики строго соблюдали конспирацию, назначая встречи на улице, и то лишь в самых необходимых случаях.
– Здравствуйте, – пожал Рагозин протянутую ему руку.
– Какие новости? – спросил Тихомиров.
– Неважные, – не замедлил с ответом Василий.
Он остановился и, повернувшись спиной к ветру, зажег папиросу.
– Неважные? Что так? – встревожился Тихомиров, но Василий не торопился с ответом.
Он думал о том, что все было так тщательно продумано. И вот тебе – не учли, что телефонный разговор может «включить» в себя и третьего собеседника. «И на старуху бывает проруха...» – горько улыбнулся он. Вслух же сказал:
– Непредвиденное случилось. Наш с Николаем разговор подслушала телефонистка. И как это – ума не приложу! Ведь телефоны Чека вне всяких подозрений.
– Телефонистка? А откуда это известно?
– Все тот же источник – Николай.
– Когда он сообщил?
– Сегодня. Потому-то я вас срочно и вызвал. Говорит, что о показаниях телефонистки знает пока одно начальство и почему-то выжидает...
– Так-так. – Тихомиров повертел в руках тросточку.
– А что за телефонистка? Известно ее имя?
– Анна Яковлева. На всякий случай Николай сообщил ее адрес – Василий протянул собеседнику бумажку. Тот бегло взглянул на листок и вернул его.
Минут пять они шли молча. Теперь их путь лежал вниз, где жались к крутому спуску деревянные домишки и где дорога была пробуравлена быстрыми потоками недавнего грозового ливня. Василий, которому новость уже не жгла язык, молчал, предоставляя Тихомирову принять решение.
– Ну, и ваш вывод? – вдруг резко обернулся к Василию Тихомиров.
– Убрать ее нужно, что еще придумаешь! И дело с концом. Пусть чекисты ищут улики... – Василий над этим предложением не раздумывал, оно им было выношено, и он знал, что Тихомиров думает так же.
– Правильно. – Тихомиров взял Рагозина за рукав. – А сделать это придется вам.
– Почему мне? – прищурился тот.
– Ну, подумайте, кому можно доверить столь ответственное дело? – И Тихомиров стал перечислять заговорщиков, по одному отмечая каждую кандидатуру. – Я не вижу человека, вернее вас. Сошка одна... В массе, когда нужно будет действовать всем вместе, они сыграют свою роль. Как стадо баранов... – Он усмехнулся. – Но человек, выходящий на борьбу один на один, должен быть талантлив. Как вы.
– Благодарю за столь лестное мнение, – иронически поклонился Рагозин. – Но я предпочел бы...
– Вот так всегда: когда действовать нужно – каждый умыл бы руки... У вас же опыт такой, Василий Николаевич! Помните, как ловко с Катовым получилось, да еще кое у кого, пока живого, отметина ваша.
Рагозин дернул плечом и, чтобы кончить затянувшийся разговор, сказал:
– Ладно. Вечером попробую что-либо предпринять.
На железнодорожных путях пронзительно загудел паровоз, они стояли почти у полотна. Тихомиров кивнул и ушел. Василий долго слушал стук колес, потом уже не стук, а лишь едва слышное гудение рельсов...
К домику, где снимала комнату Анна Яковлева, он подошел около десяти вечера. Время, нужно сказать, для визита неудачное, но для любовника, за которого собирался выдать себя Василий, час как нельзя более подходящий.
Хозяйка долго не открывала. Затем в сенцах зашлепали босые ноги, и сиплый голос спросил:
– Чего там еще?
– Мне бы Анну... – тихо сказал Василий.
– Нету ее. И не будет, – сразу же ответила старуха. Однако любопытство взяло верх, и, не собираясь открывать, опа спросила: – А кто такой будешь?
– Да... – Василий сделал вид, что замялся. – Видишь ли, мы с ней, как бы тебе объяснить-то...
– Знакомый аль кавалер? – пришла на помощь старуха.
– Скорей, кавалер. Давно не видел ее, соскучился. Вот и пришел.
– Пришел, да опоздал, милок. Муж у ей есть, солдатик. Невенчанные они, да разве ныне разбирают, как оно должно быть.
– Значит, нет ее дома? Али на смене? Дождаться мне ее, что ли? – словно раздумывал Василий.
– Какой там дождешься! Днем забегали с солдатом. Сказывала Анна, чтобы в ночь ее не ждала – у мужа будет. А он-то ее все водит под ручку...
Бабка стряхнула сон и не прочь была через запертую дверь поболтать с Анниным «кавалером». Но тот, поняв, что Анны действительно нет, тихо пошел от порога. Краем уха уловил еще старухино бурчанье:
– Что им бог да обычаи! Одно слово – нехристи. Невенчанные.
План Рагозина и Тихомирова по ликвидации свидетеля пока зашел в тупик.
«Завтра, – думал Василий, – завтра любыми способами нужно ее убрать. Как бы нас не обошли чекисты! Один свидетель... Правда, она не знает, кто звонил, да и голоса наши вряд ли ей запомнились... Но без свидетелей спокойней».
А в густых зарослях возле дома старухи другой человек думал о том же: «Клюнул-таки».
...Анна спала плохо. Она ворочалась с боку на бок. Без конца повторяла услышанное, пыталась вспомнить голоса. Волнения дня не улеглись, они были взвихрены новыми впечатлениями, новыми раздумьями.
«Нет, это точно его голос. Не могла я спутать...»
Анна тихонько повернулась к Василию и увидела, что и он не спит.
– Ну что тебя мучает? – шепотом спросил муж, гладя Анну по плечу. – Хватит волноваться. Все обошлось. Правильно мы сделали, что к начальнику пошли.
– Да не о том я. – Анна приподнялась и глянула через голову Василия на дверь, словно боялась, что их кто-то слушает.
– Не о том, не о том, – пробурчал Василий, укладываясь поудобней. – Неужто не знаю, что неспокойно тебе. Не о том...
– Васенька, слышишь? Не спи же, – вновь зашептала Анна. – Узнала я его.
– Кого?
– Голос узнала, что из Чека говорил.
– Неужто? – изумился солдат.
– Точно он. Ты же знаешь, какая я памятливая. А тут как услышала, так внутри екнуло: знаю этого человека. А потом догадалась.
– Да кто ж такой?
– Записывал, что я рассказывала. Начальник его прислал. – Анна села на кровати и заторопилась: – Идти нужно сейчас же к начальнику. Сказать ему...
– Угомонись ты! – дернул ее за руку Василий. – До утра ждать надо. И начальник приказал звонить ему утром. Слышь, поспи малость.
Рассвет Анна встретила в полудреме. И лишь стало светло, заторопилась. Василий тоже встал: ему ведь приказали в ЧК ни на шаг не отходить от жены. Они направились к телефонной станции. В вестибюле на табуретке сидел... Исаев.
Он тоже провел неспокойную ночь. Прилег в кабинете на кушетке, намереваясь поспать. Но уснуть так и не смог. «Не вкралась ли ошибка?» Снова и снова во всех подробностях восстанавливал в памяти и рассказ Анны, и то, что было потом записано с ее слов. «Да, – убеждался Исаев, – между тем и другим есть незначительная, но все-таки разница. Значит, нет ошибки...»
– Здравствуйте, Анна Ивановна, – поднялся Исаев навстречу женщине. И такое ожидание было написано на его лице, что Анна, забыв о приветствии, одним духом выпалила:
– Он! Узнала его.
Это сообщение телефонистки не требовало разъяснений.
Проводив ее по коридору и снова приказав Василию быть при жене неотлучно, Исаев распрощался с ними. День предстоял трудный, но он внес в дела чекистов существенные прояснения. Нужно было торопиться к товарищам.
Вернувшись, Исаев сразу же вызвал к себе Евстафьева и Круминя. Он не успел еще отдышаться от быстрой ходьбы, как, один за другим, оба появились в кабинете председателя.
Евстафьев прямо с порога заговорил о ночном наблюдении за квартирой телефонистки Яковлевой.
– Вечером пришел-таки один. Гад, он и есть гад. Предлог же себе какой придумал – будто хахаль ее прежний... Ну, а хозяйка, как мы и просили ее, дескать забегала барышня с солдатиком и сказала, что ночевать не придет, у солдата будет...
– Кто же этот тип? – с нетерпением спросил Исаев.
– Рагозин. Василий Рагозин...
– Опять Рагозин? Ну что ж, будем считать показания телефонистки Яковлевой достоверными. Теперь можно ставить последнюю точку. Остается сомкнуть кольцо вокруг вражьего клубка, а распутать клубок будет уж нетрудно, – уверенно заключил Исаев и, обращаясь к Круминю, добавил: – А выходит, Карл Янович, твоя-то «монашка» тогда ухватила на кладбище правильную ниточку. Зря ты сомневался в ее наблюдениях.
– Первое, товарищ Леонид, она давно уже не «монашка». С тех пор как мы поженились, – улыбнувшись, ответил Круминь. – Правда, на другой день после свадьбы нас арестовали жандармы. Мы долго не виделись, хотя и сидели в одной тюрьме. Но это к делу не относится... Второе – сомневался. Она могла ошибиться. На кладбище было темно, а подойти поближе к тем типам боялась. А вдруг бы они с ней заговорили, спросили что-нибудь? По-русски жена говорит плохо, с акцентом. Могла бы все провалить...
– Ну-ну, – согласился Леонид Григорьевич. Он прошел к столу, сел в кресло. Жестом пригласил сесть остальных. – Теперь ближе к делу. Да, еще Рагозина нужно позвать.
Николай Николаевич явился тотчас же.
– Все, кто нужен, в сборе. Вот как обстоят дела, товарищи...
Исаев коротко сообщил о фактах, которыми располагали чекисты.
– И поступим мы так. Карл Янович, Смирнов и я отправляемся в Судогду. Евстафьев обеспечит тайну нашего выезда. А чтобы успокоить заговорщиков, спутаем их карты: Николая Николаевича «отстраняем» от должности – телефонистка «узнала его голос»... И опять же, анонимка... Пусть порадуются враги, узнав, что по ложному следу пошли... Ясно?
– Ясно, – отозвался Рагозин. – О моем «освобождении» узнают мой тезка, а потом и брат...
– Так точно, товарищ Рагозин! Разыграй из себя оскорбленную невинность. Вопросы есть? Нет. Тогда в час добрый... И вот еще что: в газете повторить объявление о сдаче оружия.
