Текст книги "Чекисты рассказывают. Книга 3-я"
Автор книги: Владимир Востоков
Соавторы: Олег Шмелев,Федор Шахмагонов,Евгений Зотов,Иван Кононенко,Леонид Тамаев,Ф. Кондрашов,Н. Прокопенко,Тамара Волжина,Владимир Шевченко
сообщить о нарушении
Текущая страница: 3 (всего у книги 30 страниц)
СУДОГОДСКАЯ ОПЕРАЦИЯ
После коротких сборов ночью они покинули Владимир. Оперативную группу возглавлял Леонид Григорьевич. В нее входили четверо: Карл Янович Круминь, начальник иногороднего отдела Александр Константинович Смирнов и два красноармейца из батальона охраны Владимирской губЧК, которым командовал брат Исаева – Василий Григорьевич.
В Судогду прибыли, когда солнце уже взошло. Видавшая виды бричка, не привлекая внимания местных жителей, проскочила по главной улице вдоль торговых рядов и скрылась за углом.
Остановились у дальнего родственника Леонида Григорьевича. Хозяин дома – дюжий бородатый старик – встретил гостей приветливо, охотно согласился помочь Советской власти.
Но вначале, по русскому обычаю, он пригласил всех к столу, где пыхтел самовар. За чаем разговорились...
Исаев расспрашивал родича, как живут местные мужики. Спросил и о Соколове, судогодском леснике. Словоохотливый хозяин рассказал, что Соколов – человек богатый, из эсеров, в уезде был политической фигурой: все носился с учредиловкой. Теперь притих... Промышляет самогоном, негласно торгует им, а иногда устраивает и тайные вечеринки.
Вот это были сведения! То, что и требовалось чекистам, приехавшим для обыска усадьбы лесника. По сообщению Анны Ивановны, именно тут, у Соколова, главари «офицерского батальона» организовали тайный склад оружия. Не зная подробностей о связях лесника с заговорщиками, оперативной группе надлежало так провести обыск, чтобы до поры до времени и «комар носу не подточил».
И в этом им помог хозяин дома: подсказал подходящий предлог для посещения Соколова.
Среди дня Исаев вместе со своим родичем отправился к леснику.
– Вы тут отдохните малость, – сказал он товарищам, закрывая дверь. – Дело предстоит нелегкое...
Вернулся Леонид Григорьевич в отличном настроении.
– Ну, все в порядке, – с порога крикнул он. – Собирается «состоятельная компания» на пирушку. Уговорили Соколова «кутнуть» с нами.
– И легко поддался? – спросил Круминь.
– Да выпить он не прочь всегда... Родича моего знает. Почему бы с дружками известного ему человека и не повеселиться...
У Исаева до вечера были еще дела. Нужно было сходить в уездный военкомат, договориться о помощи. Завечерело.
– Что ж, пора, – сказал Исаев и протянул руку своему родичу. – Спасибо за подмогу и тепло, с которым нас встретил. Будь здоров!
Распрощались с гостеприимными хозяевами и выехали со двора.
Богатая усадьба лесника располагалась на живописном пригорке, вдалеке от проезжей дороги. Рядом – сосновый бор. К дому Соколова подъехали лихо, с цыганской, похожей на таборную песней. А затем прикатил тарантас с местными дружками. Гулянка началась.
Гости делали вид, что вовсю глушат самогон. Лесника и еще двоих мужиков из его компании удалось споить довольно быстро. Чекисты приступили к обыску. Без особого труда, в одном из амбаров, обнаружили тайник, где хранилось много оружия и боеприпасов. Оружие было уложено бережно, со знанием дела.
Пока несколько человек обыскивали территорию усадьбы, Исаев и другие товарищи продолжали «гулять» с Соколовым и его собутыльниками. Сильно захмелевший лесник доверительно шепнул, что, мол, во Владимире скоро Советскую власть «прикончат».
Чекистская операция уже подходила к концу, когда случилось неожиданное. Один из дружков лесника – задиристый верзила – вероятно, что-то заподозрил и попытался улизнуть. Первым кинулся за ним паренек из батальона охраны губЧК, потом красноармеец Судогодского военкомата. Все это произошло в считанные мгновения, и никто толком не успел ничего понять, как во дворе раздались выстрелы.
Все схватились за оружие.
Исаев бросился к выходу, дверь перед ним распахнулась, и на пороге появился боец военкомата. Он прижимал к груди окровавленную руку.
– Вот, гад, – едва перевел раненый дыхание, – убил вашего хлопца... Ну, да я его, вражью силу, прикончил...
В доме оставили охрану. Остальные тронулись в обратный путь. Оружие, боеприпасы, мертвецки пьяных участников «пирушки» и сына лесника забрали в ЧК.
Возвращались молча. Только сейчас, когда можно было расслабиться, пришла боль за погибшего товарища... Он был первым из тех, кого владимирские чекисты потеряли при ликвидации «офицерского батальона».
Круминь приступил к допросу Соколова. Благо, лесник протрезвел и с ним можно было разговаривать.
– Никакого отношения к оружию не имею, крест святой... – клялся лесник.
– Чье же? Кто же мог хозяйничать в вашем доме? – допытывался Карл Янович.
– Павлушка окаянный. Брат мой двоюродный! Говорит, не дашь амбар, прирежу. Ну я и испугался, шальной он, Павлушка...
– А разговор за столом? Насчет того, что новой власти во Владимире конец приходит?
– Ну что верить выпимшему человеку? Все это я с пьяных глаз наболтал. Чепуха это...
О связях брата Павлушки лесник, по его словам, понятия не имел. Второй задержанный не в счет – его дружба с лесником объяснялась самогонным увлечением. Вот тот, убитый, возможно, кое-что и знал...
Решили брать Павлушку и устраивать ему очную ставку с лесником.
Соколов, узнав о намерении чекистов, уперся. Категорически заявил, что ничего при Павлушке не подтвердит. Чувствовалось, что лесник здорово боится брата.
И тогда чекисты пошли на хитрость. Леснику посоветовали обо всем случившемся написать брату...
Но как написать?
Письмо должно быть передано тайно сыном лесника, которого чекисты пообещали освободить и отправить домой. Пусть только Соколов напишет... После такого письма Павлушка будет далек от мысли, что лесник добровольно согласился оказать чекистам помощь.
Соколов сразу уловил в предложении Карла Яновича большую выгоду. Он не стал долго раздумывать, и письмо было отправлено.
Сын лесника вернулся в Судогду с поручением от отца. В тот момент, когда он передавал письмо дяде, оба были задержаны с поличным и направлены во Владимир.
Павлушка поверил в легенду, составленную чекистами, Он не мог успокоиться, так его бесила выходка лесника. Он не стеснялся в выражениях, проклиная тот день, когда связался со своим кретином братом, додумавшимся послать ему откровенное письмо.
Однако всех возмущений у Павлушки хватило ровно на сутки. А потом брат лесника стал давать правдивые показания. Конечно, многое и он не знал – конспирация у заговорщиков была налажена, но Павлушка имел связь с одним из главарей «офицерского батальона», о котором сообщил весьма ценные сведения.
Теперь следствие располагало неопровержимыми материалами на Михаила Тихомирова. Бывший штабс-капитан царской армии, опытный и убежденный контрреволюционер, входил в руководство «Владимирского офицерского батальона». Скрыв свое происхождение и ловко замаскировавшись, он пристроился на работу в советское учреждение.
Павлушке предъявили несколько фотографий. На одной из них он уверенно опознал младшего брата Тихомирова – Николая. О нем Павлушка рассказал, что до мировой войны Николай учился в кадетском корпусе, после революции вернулся на родину, в Судогду, откуда в конце мая уехал...
В руках чекистов уже было достаточно материалов для того, чтобы вплотную приступить к ликвидации «офицерского батальона».
Исаев собрал у себя в кабинете ответственных сотрудников губЧК.
– В отношении главарей все ясно, – сказал он, – но есть люди, вовлеченные в заговор обманным путем. Как быть с ними?
Встал Круминь.
– Можно скажу? – Он встряхнул газетой и показал на первую страницу. – Вот давали приказ о сдаче оружия... Многие принесли. Когда арестуем главарей, надо дать в газету публикацию о расстреле банды южских мятежников... Думаю, многие рядовые из местных заговорщиков призадумаются и придут с повинной. Надо немножко ждать...
Карл Янович вопросительно взглянул на председателя.
– Есть в твоих словах смысл, товарищ Круминь, есть, – отозвался Исаев. И, будто размышляя, продолжал: – Обманутые, втянутые в заговор силой, могут порвать с прошлым, будут работать, приносить пользу народу...
Он поднял голову, обвел глазами лица присутствующих товарищей. Увидел, что они ждут от него решения.
– Что ж, предложение Карла Яновича принимаем. Только придут ли? Прйдут! – убежденно поставил он «точку».
Чекисты приступили к ликвидации заговора.
КОНЕЦ «ОФИЦЕРСКОГО БАТАЛЬОНА»
Официально
От Владимирской Чрезвычайной Комиссии по борьбе с контрреволюцией, спекуляцией, саботажем и преступлениями по должности. В 12 часов с 13 на 14 сентября 1918 года по постановлению Президиума Чрезвычайной Комиссии от 12 сентября сего года были расстреляны гр.: Цветков Сергей Васильевич, Зимин Иван Николаевич, Гаврилова Леонтина Антоновна, Голиков Алексей Иванович и Чернов Василий Григорьевич. Все вышеуказанные граждане являлись инициаторами контрреволюционного выступления в селе Южа, Вязниковского уезда.
Президиум.«Известия» исполнительных комитетов Владимирского губернского и уездного Советов рабочих, солдатских и крестьянских депутатов. 15 сентября 1918 года
– Все ясно? – спросил Исаев у коменданта, заканчивая разговор. – Тогда присылай его сюда...
Леонид Григорьевич посмотрел в сторону Круминя.
Карл Янович сидел за длинным столом. На вопросительный взгляд председателя он лишь кивнул головой: мол, готов к допросу.
И вот в кабинете Николай Судогодский. Новенькая гимнастерка, галифе, поскрипывающие хромовые сапоги. Уверенно направился он к председателю.
Исаев наблюдал за вошедшим. И когда тот подошел и собирался доложить, Леонид Григорьевич резко скомандовал:
– Оружие на стол!
Николай от неожиданности замер. Потом, пожав плечами, спросил:
– Не понимаю, товарищ председатель?
– Сейчас поймете, – сдерживая себя, ответил Исаев. – Я не товарищ... предателям!
Николай побледнел. Вспышка гнева председателя испугала Николая. Трясущимися руками он хотел достать оружие, но руки не повиновались. Исаев обезоружил его.
– А теперь – все по порядку. Фамилия? Только настоящую выкладывайте!
Николай вдруг понял, что помощи ждать неоткуда и ловчить бесполезно. Обхватив голову руками, он упал в кресло и заплакал.
– Тихомиров я, Тихомиров, – послышалось сквозь рыдания. – Все расскажу... Я не хотел. Меня заставили...
Подошел Круминь. Брезгливо взглянув на Николая, протянул ему платок и спокойно проговорил:
– Перестань реветь. На вот, вытри лицо. Садись и рассказывай.
Тихомиров сидел на краешке стула, жалкий, подавленный разоблачением.
В начале 1918 года с помощью брата Михаила по подложным документам он устроился на работу в Судогодский военкомат. Михаил был старшим в семье. Николай, преклоняясь перед братом-офицером, старался во всем походить на него.
– Ныне надо думать о своей шкуре, – говорил бывший штабс-капитан, когда братья встретились после Февральской революции. – Надо бороться с большевиками.
– Но как бороться? – спросил Николай, которого покоряла решимость брата, тем более что привязанности к новой власти младший брат тоже не испытывал.
– Как? – Михаил говорил четко, видимо, план действий был им обдуман и выношен. – С твоей помощью. Нужно пролезть к врагу, чтобы знать, чем он живет, чем дышит. Соображаешь?
И Михаил выложил план, согласно которому Николай и попал на службу в военкомат. Старший брат тоже стал сотрудником советского учреждения.
В мае по заданию Михаила Николай добился направления во Владимирскую ЧК. В городе его познакомили с главарем контрразведки «офицерского батальона» Василием Рагозиным, под руководством которого Тихомиров-младший стал работать.
Информация о делах владимирских чекистов поступала врагам из «первых рук». Это он, Николай Тихомиров, из кабинета Рагозина сообщил по телефону своему шефу – Василию Рагозину о поступке командира пулеметной команды Катова.
Допрос Николая был не из легких. Он пытался доказать, что его силой заставили поставлять информацию. Он выпрашивал снисхождения, обещал быть лояльным к новой власти и во всем помогать ей...
– А сообщение телефонистки Анны Яковлевой переврал с какой целью? – спросил Круминь.
– Боялся разоблачения...
Первый допрос закончился. Он помог уточнить план ликвидации «офицерского батальона».
На очередном совещании был рассмотрен порядок ареста и допросов главарей заговора. Разошлись по своим кабинетам готовиться к операции Евстафьев, Круминь, Соколов, Аверьянов, Воробьев. Только Николай Рагозин остался в кабинете председателя.
– Пойми, Коля, нельзя тебе участвовать в аресте брата. – Исаев по-дружески положил ему руку на плечо. – Мы не отстраняем тебя, а оберегаем. Многого ведь еще не знаем...
– Я понимаю, – тихо ответил Николай.
– Не мучай себя. Ты же для матери, с доброй целью просил оставить телефон, а он, гад, против нас использовал его... Всякое бывает. Иди звони сейчас матери, уведи ее из дома. Избавь от лишних переживаний.
И последний участник совещания покинул кабинет.
...Небольшой особнячок, принадлежавший Рагозиным, утопал в зелени разросшегося сада. Его и днем-то едва увидишь за деревьями, а в такую темень и вовсе не разглядеть.
Группа чекистов бесшумно проникла во двор и сад, но у самого крыльца их подстерегало неожиданное препятствие. Что-то грохнуло, и сразу же раздались выстрелы.
Евстафьев и Смирнов бросились к двери. И в тот же миг со второго этажа через окно друг за другом выпрыгнули два человека. Исаев и Круминь бросились за ними в сад, стреляя в темноту. Беглецы устремились в конец сада. Оттуда защелкали выстрелы – стреляла расставленная Исаевым засада.
Один из беглецов шмыгнул в кусты и скрылся. Другой кинулся туда же, но сильным ударом его оглушили, затем связали. Пойманным оказался Михаил Тихомиров.
А чекисты здесь его и не ожидали, они намеревались арестовать Василия Рагозина...
Василий же выбрался из сада через потайной ход, вылез у дуба, где в детстве они с братом любили играть.
«Вот ты и послужил мне снова, тайничок», – подумал, переводя дыхание, Василий.
Осталось лишь перейти дорогу и укрыться в домике церковного старосты, но вдруг совсем рядом он услышал хорошо знакомый голос:
– И я не забыл этот ход...
В следующий момент братья уже катались по земле. Кто знает, чем закончилась бы эта схватка, не подоспей вовремя чекисты!
Николай Рагозин не случайно оказался здесь. После разговора в кабинете Исаева отправился к матери, которая была в то время в гостях у знакомых, но в гостях не засиделся. Его мучило какое-то предчувствие, словно что-то не предусмотрели чекисты, что-то упустили. И Николай вспомнил о потайной калитке. Его даже в дрожь бросило. Вот оно! Ведь чекисты о ней не знают...
Вот тогда, уговорив мать остаться до его возвращения у знакомых, Николай нарушил приказ не вмешиваться в арест брата. И стал действовать на свой страх и риск...
На допросе Василий Рагозин вел себя вызывающе. Он отказывался давать показания и вообще не желал разговаривать с чекистами. Следствию было ясно: Василий матерый враг.
Другое дело Михаил Тихомиров. Он тоже был из «убежденных», но нервишки имел послабее, чем Рагозин.
Чекисты сразу это приметили и решили использовать трусость арестованного в интересах дела.
В одном углу кабинета сложили оружие, изъятое у лесника, в другом – груды конфискованного офицерского обмундирования. На письменном столе так, чтобы хорошо было видно, разложили протоколы с показаниями Николая Тихомирова.
Круминь встал у двери, изображая из себя рядового охранника. Николай Рагозин, который ввел Михаила Тихомирова, посадил его возле стола, потом небрежно обратился к Круминю и велел покараулить арестованного до прихода «начальства».
Они остались вдвоем: Тихомиров и Круминь. Чувствовалось, что Тихомиров нервничает, хотя старается этого не показать. Он внимательно осмотрел помещение, задержал взгляд на оружии и обмундировании, потом посмотрел на стол... Желая определить осведомленность «охранника», спросил:
– А скоро придет начальник?
Круминь пожал плечами. Тихомиров, вытянув шею, стал разглядывать бумаги, разложенные на столе. Прочитал кое-что из показаний брата, забеспокоился, забарабанил пальцами по столу, а вскоре обратился к Круминю с требованием немедленно вызвать начальство.
– Пожалуйста, – сказал «охранник». Он подошел к столу: – Гражданин Тихомиров, я и есть тот следователь, который будет вас допрашивать. Надеюсь, вам понятно, что многое за эти полчаса я увидел, да и вы зря время не теряли. Кое-какие материалы вам уже знакомы, не правда ли?
Тихомиров был обескуражен. Он попытался справиться с растерянностью, ему не удалось. Тогда он задал вопрос, которого Круминь не ожидал так быстро услышать.
– Какие гарантии предложите мне в обмен на сведения о «Владимирском офицерском батальоне»? – спросил Тихомиров.
Конечно, никаких гарантий контрреволюционеру Круминь выдать не мог. Да и нелепо было бы давать обещания Тихомирову, обвиняемому в тяжких преступлениях против Советской власти.
Об этом Круминь, не скрывая, и сказал Тихомирову. Тогда арестованный попытался уклониться от показаний. Он лгал, валил все на сообщников. Но от прямых улик ему уж было не уйти.
Вскоре Михаил Тихомиров признался в том, что был одним из главарей «офицерского батальона». Рассказал о подрывной деятельности контрреволюционеров. Дал показания Тихомиров об убийстве командира пулеметчиков Катова и о похищении его трупа. Представляло интерес для следствия и то, как начинал Тихомиров свою контрреволюционную деятельность.
Было это весной 1918 года. Во Владимир приехал однополчанин Михаила Тихомирова поручик царской армии Орлов.
– Приехал по поручению Бориса Викторовича Савинкова, – доверительно сказал он Тихомирову. – Бывших офицеров нужно привлечь в «Союз защиты родины и свободы».
Орлов изложил собеседнику задачи контрреволюционной организации – Тихомиров был лицом проверенным и надежным. И вскоре «Союз» получил владимирский «филиал», названный «офицерским батальоном». Во главе его стали Тихомиров, Прокопович и Малиновский.
Главари заговора готовили батальон для выступления одновременно с контрреволюционерами Ярославля, Костромы, Мурома и ряда других городов.
Следствие по делу «офицерского батальона» разворачивалось, и тогда на помощь владимирским чекистам приехали товарищи из специальной следственной группы ВЧК, которой руководил Михаил Сергеевич Кедров, один из соратников Феликса Эдмундовича Дзержинского.
С самого вечера моросил тоскливый ноябрьский дождь вперемешку с мокрым снегом. В нетопленых помещениях монастыря было сыро, холодно и неуютно. Кутаясь в кожанку, Николай Рагозин сидел в кресле. Его знобило. Да и мысли были невеселые...
Утром коллегия губернской ЧК рассмотрела следственные материалы на одного из главарей «Владимирского офицерского батальона» – Рагозина Василия Николаевича. Неопровержимыми фактами следствие доказало террористическую, диверсионную и шпионскую деятельность Рагозина. Обвиняемого приговорили к расстрелу.
Тяжко думать о брате. Но как ни ворошил память Николай, как ни выискивал факты, оправдывающие Василия, – ничего найти не мог. Раздумья прервал голос дежурного:
– Товарищ Рагозин, там какая-то барыня вас спрашивает...
– Что? – не понял Николай.
– Говорю, мадам пришла к вам...
– Пригласи, пусть заходит.
Дверь открылась, и на пороге появилась мать Рагозина.
В кабинете председателя, нещадно дымя самокрутками, вели разговор Исаев и Круминь. Говорили о Рагозине.
– Говоришь, мать к нему пришла? – переспросил Исаев.
– У него сейчас...
– Трудно, ох как трудно ему, что ни говори, ведь брат.
– Испытание тяжкое, – согласился с Исаевым Карл Янович.
– Выпадет же человеку такая судьба. Он приходил ко мне, хотел сам расстрелять брата. Я не разрешил.
– И правильно сделал, – одобрил Круминь. – Молод, горяч...
– Может, стоит сейчас пойти нам к Николаю? Как думаешь, Карл Янович?
– Думаю, что не надо. Он сам найдет силы. Крепкий чекист...
Николай смотрел на мать, на ее изменившееся от страшной вести лицо. Он глубоко сочувствовал ей. А поймет ли она его? Раньше понимала. Всегда он находил у матери поддержку и защиту. Чем же он отплатит матери? Как поможет ей?
– Ты можешь спасти его, не переступая законы чести и совести, – терпеливо выслушав рассказ Николая о вине Василия, сказала мать. – Муштра кадетского корпуса, фронтовые окопы ожесточили Василия. Он не успел еще разобраться в смысле революции и потому стал ее врагом. Мы с тобой возьмем его на поруки, сделаем другим: добрым, хорошим...
– Мама, перестань! Василий слишком далеко зашел. Он враг, непримиримый враг революции. Он – уголовный преступник, убийца.
– О боже! – воскликнула женщина.
Она не могла понять страшные слова сына. Нет, нет! Василия оклеветали, оговорили, а он гордый, он не станет оправдываться. Чтобы убедить мать, Николай даже показал списки тех, кого намеревались заговорщики расстрелять сразу же после захвата власти. Эти списки составил Василий, почерк тому свидетель. И первым в списке значился Николай Рагозин.
Мать словно окаменела.
– Верьте Николаю, – услышал Николай вдруг хорошо знакомый голос.
В дверях стояла Марина. Они не заметили, как вошла девушка, как стала, прислонившись плечом к двери.
– Верьте ему, – снова повторила она.
Николай хотел, чтобы Марина вышла, но она покачала головой и подошла к матери...
– Я тебе ничего не говорила, Николай. Скажу теперь... Сегодня я видела, как проводили по коридору твоего брата. Я не знала, кто это, и спросила дежурного. И знаешь, Николай, знаешь...
Марина запнулась, потому что видела, как, ожидая чего-то страшного, побелел Николай.
– Не волнуйся, но вспомни: когда в тебя стреляли, я оглянулась.
– Да... – выдохнул Николай.
– Оглянулась и увидела лицо стрелявшего... Это был твой брат. Это он хотел убить тебя!
Наступило тягостное молчание. Первой заговорила мать Николая.
– Я верю вам... – Она встала и медленно пошла к двери. У самого порога остановилась, еще раз взглянула на сына и вдруг спросила: – Ты знаешь, как тебя прозвали в городе?
– Знаю, – ответил он. – Ну, а кто впервые назвал мне имя Робеспьера? Кто с восторгом рассказывал мне, малышу, о восстании парижан?
– Значит, я тебя воспитала таким. Прощай, Ники!
Женщины вышли, а Николай долго еще стоял посреди кабинета...
Последних участников контрреволюционного заговора арестовали в ночь с шестого на седьмое ноября 1918 года. Трудящиеся города радостно встречали первую годовщину Великого Октября, не подозревая, какую жестокую расправу готовили им белогвардейцы.
Предвидения чекистов во многом оправдались. Те, кто был вовлечен в «офицерский батальон» из-за своей политической неграмотности, разобрались, что к чему. Многие приходили в ЧК с повинной, обещали вернуться к труду, не причинять вреда новой власти.
Малиновского, Орлова, братьев Тихомировых отправили в Москву. Нити их преступной деятельности вели далеко за пределы Владимира. Следствие по делу этих преступников было передано в Москву, в ВЧК.
