Текст книги "Чекисты рассказывают. Книга 3-я"

Автор книги: Владимир Востоков

Соавторы: Олег Шмелев,Федор Шахмагонов,Евгений Зотов,Иван Кононенко,Леонид Тамаев,Ф. Кондрашов,Н. Прокопенко,Тамара Волжина,Владимир Шевченко
сообщить о нарушении

Текущая страница: 30 (всего у книги 30 страниц)

– Напрасно себя утруждаете, Мальт: на мне ничего не написано, – усмехнулся Дружинин. – Лучше начинайте рассказывать все по порядку... Ну, хотя бы с того момента, как генерал Мишутин был заключен в Летценскую крепостную тюрьму.

Николай Васильевич дал знак сидевшему рядом с ним Строгову, чтобы тот включил магнитофон.

Отхлебнув глоток воды из стакана, Мальт начал:

– Примерно через неделю после неудачной попытки привлечь Мишутина на нашу сторону, стало ясно, что и другого советского генерала, Никифорова, который был мною привезен из лагеря одновременно с Мишутиным, нам тоже обработать не удастся. Кастринг был в бешенстве, что называется, рвал и метал. Так продолжалось несколько дней, пока у него не созрел новый план.

Как-то вечером Кастринг пригласил меня к себе на квартиру, угостил кофе с ликером, хорошими сигаретами и сказал: «А вы знаете, полковник, мне кажется, имеет смысл довести до логического конца затеянный нами маскарад с подставным генералом Мишутиным. Думаю, подобное перевоплощение для вас не составит особой сложности. По-русски вы говорите свободно, жизнь советских людей и, в частности, их армейскую жизнь знаете – недаром столько лет служили в военном атташате при нашем посольстве в Москве. Против вас, если вдуматься, не устоит ни один самый красноречивый агитатор из настоящих советских генералов, потому что вы будете работать без принуждения, не из-под палки, а добровольно, на благо нашей великой Германии...»

– И что же дальше? – спросил Дружинин.

– После этого я вынужден был поехать в ряд лагерей для советских военнопленных, – сказал Мальт.

– Под именем генерала Мишутина?

– Я выполнял эту работу эпизодически, между основными занятиями в штабе Кастринга.

– Ну и как, это помогло разрешить проблему комплектования «остлегионов»?

– Мои выступления в лагерях перед пленными, несомненно, кое-что приносили. Какой-то небольшой процент антисоветски настроенных людей из числа кулацких и уголовных элементов, ранее репрессированных Советской властью, нам все же удавалось завербовать. Это достигалось в большинстве случаев с помощью угроз, запугивания, создания невыносимых условий жизни в лагерях. Однако в целом эта проблема не была решена. С пополнением личного состава «остлегионов» по-прежнему делю обстояло плохо. По крайней мере, до моего откомандирования от Кастринга к генералу Гелену, в аппарат разведки «Иностранные армии – Восток».

– А как вы расцениваете эти ваши поездки по лагерям и вообще всю вашу работу, связанную с принуждением военнопленных к вступлению в формирования вермахта, в свете норм международного права? – спросил Дружинин. – Ведь то, что вы делали, является преступным попиранием этих норм, а сами вы, Мальт, военным преступником. Не так ли?

– Я был только исполнителем, – невнятно проговорил подследственный.

– В таком случае, и генерал Кастринг только исполнитель, и фельдмаршал Кейтель. Ответчик, выходит, один Гитлер, – усмехнулся Дружинин. – Знакомая песня, Мальт. – Николай Васильевич что-то записал в лежавшей перед ним тетради, затем сказал: – Теперь перейдем к другому вопросу. Расскажите о последних днях генерала Мишутина.

Мальт долго молчал, потом допил воду в стоявшем перед ним стакане, попросил налить еще и наконец начал свой рассказ:

– Как я уже говорил на одном из допросов, генерал Мишутин в крепостном каземате просидел около месяца. Кастринг не терял надежды, что пленный не выдержит тяжкого, изнурительного режима, запросит пощады и примет наше предложение. Но эти надежды не оправдались. И тогда Кастринг решил отправить Мишутина в Аушвиц.

– Это Освенцим? – негромко спросил лейтенант Отрогов у Дружинина.

– Да-да, Освенцим, – услужливо подхватил Мальт, – Особый лагерь. Но генерала Мишутина туда не довезли. По дороге он и еще несколько других русских пленных выломали доску пола в товарном вагоне и на одной из станций ночью пытались бежать. Собственно, они убежали, но их начали искать по следу с собаками и нашли.

– И что же потом? – спросил Дружинин.

Мальт опять жадно отхлебнул из стакана.

– Что же потом?.. Генерал Мишутин был расстрелян в Летцене. Об этом я уже вам рассказывал.

– Да, об этом вы действительно рассказывали, – заметил Дружинин. – Но далеко не все.

– Я к своим прежним показаниям ничего прибавить не могу. – Мальт как бы в недоумении, обиженно пожал плечами. – Как я уже говорил, седьмого ноября сорок второго года, на рассвете, генерал Мишутин в специальной закрытой машине был вывезен из крепости за город, в песчаный карьер, и там расстрелян.

– Кто непосредственно руководил этим?

– Гауптман Лемке, комендант штаба в Летцене.

– Вы опять лжете, Мальт?! – резко сказал Дружинин. – Казнью Мишутина, так же как и другого советского генерала – Никифорова, руководили вы лично!

– Ну, знаете ли... – Мальт с видом глубокого возмущения развел руками. – Такими тяжкими обвинениями бросаться нельзя.

– Я еще не все сказал, Мальт. Выслушайте меня до конца, – продолжал Дружинин. – Вчера мы получили из ГДР, из Главной прокуратуры, протокол допроса Лемке, проживающего в Дрездене. Потрудитесь прочесть этот полностью изобличающий вас документ, и вы поймете, что дальнейшее ваше запирательство попросту неразумно.

Мальт читал долго. Видимо, содержание протокола не сразу укладывалось в его перевозбужденном мозгу. И все время, пока глаза напряженно скользили по строчкам, он не выпускал из дрожавших пальцев стакана с водой, несколько раз прикладывался к нему, делал мелкие глотки – острый кадык судорожно ходил под выступающим, в седой щетине, подбородком.

Наконец Мальт осилил последний лист протокола, допил остатки воды в стакане.

– Ну, что вы скажете теперь? – спросил Дружинин.

Мальт ничего не ответил. Он тяжело откинулся на спинку стула, уставя взгляд прямо перед собой. В глазах его был смертельный страх.

Через несколько дней следствие по делу Мальта было закончено. Все, что требовалось доказать в соответствии с данными разведки Сологубова и в развитие их, Дружинин доказал. Более того, ему удалось вскрыть ряд новых фактов преступной деятельности Мальта в предвоенные годы, в бытность его помощником германского военного атташе в Москве, весомо дополнявших «послужной список» матерого шпиона.

Теперь, покончив со всем этим, Дружинин, что называется, мог вздохнуть с облегчением и всецело заняться набежавшими делами. Дружинин не имел прямого отношения к следственной работе, и сам он ни за что бы не взялся за дело Мальта, хотя и был достаточно опытен в ведении следствия, если бы оно неразрывно не переплеталось с другим делом – комдива Мишутина.

Вот об этом, другом деле Николай Васильевич и думал сейчас, вернувшись от генерала. Он думал о человеке, который случайно вошел в его жизнь из рассказа другого человека, но занял в ней такое большое место, словно был его близкий друг или лучший товарищ... Дружинин сразу поверил в комдива Мишутина, как только услыхал восторженную и печальную повесть о нем от Ивана Тимофеевича Воронца в вагоне поезда. И хотя потом эту веру временами отягощали тяжкие сомнения, Дружинин в глубине души никогда не терял надежды на лучший исход, ощупью идя по отравленному гнусной ложью следу. Вера в доброе имя Мишутина давала ему силы в длительном напряженном поиске. Но не только это. Перед взором Дружинина часто вставала семья комдива. Подполковнику запомнились и невысказанный укор в грустных глазах вдовы Мишутина, и злая истеричность его дочери, несправедливо полагавшей, что все ее беды происходят из-за пропавшего без вести отца. Дружинин не мог равнодушно отмахнуться от этого, и потому продолжал начатое дело.

По-другому поступить он не мог еще и оттого, что твердо был убежден: все мы, живые, в неоплатном долгу перед павшими на войне, жизнью своей заплатившими за счастье людское, за мирное небо над головой. Безымянных героев не должно быть.

Светлая память о них должна жить в веках, переходя из поколения в поколение. И каждое восстановленное имя героя по праву занимает свое место в строю живых...

Раздумья Дружинина были прерваны лейтенантом Строговым, появившимся на пороге кабинета.

– Товарищ подполковник! Получена радиограмма от Сологубова.

– Вот как! – обрадованно сказал Дружинин. – Значит, наконец, вышел из больницы!

Дружинин начал читать радиограмму. Прочитав, улыбнулся.

– Надо поздравить Петра Константиновича с выздоровлением и сообщить ему, что он представлен к награде.

Когда лейтенант ушел, Дружинин решил, не откладывая, с утра, пока не захлестнула деловая текучка, написать письмо в Минск Воронцу. Иван Тимофеевич первым пошел по следу своего комдива и первым должен узнать о конечном результате поиска. Потом (но это уже завтра, в воскресенье, дома) нужно написать Гущину, Сережину, всем другим, помогавшим восстановить доброе имя генерала Мишутина... А самая деликатная миссия ему предстоит сегодня вечером: встреча с вдовой комдива, его дочерью и зятем. Встреча, надо полагать, нелегкая, волнующая – время хотя и затягивает старые раны, но полностью не властно над ними, как и над человеческой памятью.

Дружинин достал из стола лист бумаги, чтобы написать письмо Воронцу. Но ему помешали. Сперва пришла секретарша, принесла документы на подпись. Затем один за другим, словно по вызову, в кабинете появились три сотрудника, узнавшие, что их шеф приступил к своим основным занятиям, – у каждого из них тоже были неотложные вопросы.

Начинался новый трудовой день, с новыми делами и заботами.