Текст книги "Путь к перевалу"
Автор книги: Владимир Корчагин
сообщить о нарушении
Текущая страница: 11 (всего у книги 26 страниц)
Но вот они возвращались в лабораторию, надевали черные халаты с непременным «сопротивлением» в петлице, садились за свои осциллографы и генераторы, – и это были уже боги. Теперь изъяснялись они особыми, одним им понятными словами. И каждое движение их имело свой особый скрытый смысл.
Впрочем, нередко и на Олимпе звучал смех. Памятуя ту истину, что две минуты юмора заменяют два часа сна, здесь и на работе не скупились на шутки и остроты. Никогда и нигде не слышал Ашмарин столь отточенных анекдотов и поучительных историй, как на кафедре минералогии. А прямо у распределительного щита лаборатории висел юмористический листок, открывавшийся знаменитым изречением, которое было высечено, говорят, над камином Эйнштейна: «Господь бог хитер, но не злопамятен». Под этим изречением каждый, кто хотел, писал все, что ему вздумается. Писали и серьезное, и смешное. Но чаще – смешное.
Вот об этих-то людях и решил поведать Ашмарин миру. Материал у него подбирался первосортнейший. Тут было все – и передовые позиции науки, и прямая связь с производством, и новое поколение ученых, и конфликт с консервативно настроенным руководством. Ради этого стоило лишиться не одних часов. И Ашмарин теперь целыми днями просиживал на кафедре минералогии – лез в каждую щель, рискуя остаться без пуговиц, запонок и тому подобных вещей, на которые, как тигры, набрасывались вороновские магниты, большие и маленькие, гудящие и бесшумные, одетые в кожуха и совсем открытые. Впрочем, теперь Ашмарин знал их хищные повадки, как и ангельский характер очаровательной Нины Павловны.
Одним словом, к созданию книги можно приступать хоть сейчас. Но Ашмарина смущали два серьезных обстоятельства.
Во-первых, на кафедре Воронова было сколько угодно прекраснейших «героев» и не было ни одной мало-мальски подходящей «героини».
Во-вторых, несмотря на все «жертвы», он так до сих пор и не уяснил, чем же все-таки занимается кафедра Воронова. Нет, от него никто ничего не скрывал. Достаточно ему обратиться, скажем, к Звягину, как тот сейчас же развертывал целые простыни схем и чертежей. Стоило подойти к Вадиму или Славе, как те с готовностью раскрывали перед ним крышки любых приборов. Даже теоретик Берг не отказывался от беседы с ним. Но от всего этого у Ашмарина только рябило в глазах и начинало стучать в висках, как от изрядной дозы горячительного.
Единственная надежда оставалась на беседу с Вороновым, который обещал уделить ему часа полтора сегодня утром.
***
– Я к вашим услугам, – сказал Воронов, приглашая Ашмарина к своему столу. – Чем, стало быть, мы занимаемся?
– Да. В чем заключается, так сказать, самая суть вашей работы?
– Самая суть? Ну, что же, попытаюсь объяснить. – Воронов с минуту помолчал. – Человек, как вы знаете, уже много лет бьется над разгадкой одной из главных тайн природы – тайны строения вещества. Еще древнегреческие философы заговорили об атомах, из которых состоит все сущее. Но для того, чтобы в этом разобраться, необходимо заглянуть внутрь вещества, найти оконце, которое позволило бы увидеть мельчайшие кирпичики мироздания. В настоящее время таких оконцев много. Это прежде всего химические, спектральные и прочие анализы, это лучи Рентгена, это явления естественной и искусственной радиоактивности, с помощью которых можно заглянуть даже в недра атома. Так вот, одним из таких оконцев является изучение магнитных свойств минералов…
– Юрий Дмитриевич, простите, я вас перебью. Вот мы говорим: магнитные свойства, магниты… А что значит – магнит? И почему он притягивает?
– Природа всех магнитных явлений лежит в строении атома. Электрон, несущий определенный заряд, движется вокруг атомного ядра и одновременно вращается вокруг собственной оси. Однако, как вы знаете, всякий движущийся заряд создает магнитное поле. Следовательно, любой атом сам по себе подобен маленькому магниту. Веществ без магнитных свойств в природе не существует. Но проявляются эти свойства по-разному: одни тела втягиваются во внешнее магнитное поле, другие выталкиваются из него. В первом случае мы имеем дело лишь с диамагнитным эффектом. Он наблюдается в атомах, все электроны которых спарены. Действие внешнего магнитного поля накладывается на первоначальное движение электронов, и это создает дополнительный магнитный момент, ориентированный противоположно полю. Во втором случае главная роль принадлежит во много раз большему парамагнитному эффекту, который возникает в атомах с неспаренными электронами, создающими постоянный магнитный момент. Но ориентировка этих моментов в теле беспорядочна, а потому и в этом случае действие их проявляется лишь под влиянием внешнего магнитного поля, которое упорядочивает их, выстраивает по полю. В результате все тело намагничивается в направлении поля. Подобные тела так и называются – парамагнитными.
– А как же настоящие магниты?
– Что значит – настоящие?
Ашмарин удивленно взглянул на Воронова:
– Как что значит? Магниты! Обыкновенные. Хотя бы те, что продаются в магазинах. Или этот… как его? Да, магнитный железняк.
– Прежде всего это далеко не одно и то же. Если говорить о так называемых «постоянных магнитах» – это, очевидно, вы имели в виду – так они в большинстве случаев представляют собой разного рода искусственные сплавы. В них магнитные моменты всех атомов всегда строго ориентированы в одном направлении, что и создает постоянное магнитное поле. Что же касается магнитного железняка и других «магнитных минералов», то это естественные парамагнетики с той, однако, разницей, что атомы в них как бы собраны в группы – домены. В пределах такой группы все магнитные моменты направлены в одну сторону. Следовательно, при внесении таких тел – мы называем их ферромагнитными – во внешнее магнитное поле по направлению силовых линий ориентируются уже не отдельные атомы, а целые домены сразу. Поэтому ферромагнитный момент во много раз сильнее парамагнитного.
– Но ведь этот магнитный железняк действует, кажется, и без всякого магнитного поля.
– А магнитное поле Земли?
– А-а! Значит, где-нибудь, скажем на Луне, он ничего притягивать не будет?
– По-видимому, так.
– А собственно магнитами вы совсем не занимаетесь?
– Да, мы изучаем только природные объекты. В основе последних работ нашей кафедры лежит исследование минералов методом парамагнитного резонанса. Суть его вот в чем. Кристалл минерала помещается одновременно в два взаимно перпендикулярных магнитных поля. Одно статическое – оно создается сильным электромагнитом – вы видели, сколько их у нас. Другое поле – переменное, радиочастотное. Оно возбуждается радиочастотным генератором, их вы тоже видели достаточно. Если при этом наступит резонанс между колебаниями переменного поля и прецессией электронных орбит, то начнется сильное поглощение энергии переменного поля.
Почему здесь важен резонанс? Попробую пояснить это таким примером. Представьте себе неподвижную круглую площадку, а вокруг нее вращающийся кольцеобразный диск. На площадке стоит человек и раскручивает на веревке шарик. На диске стоит второй человек и пытается отнять у первого шарик. Естественно, что если частоты вращения шарика и диска будут разными, то второй человек сможет лишь время от времени схватиться за шарик. Но если диск начнет вращаться точно с такой же скоростью, что и шарик, то они по отношению друг к другу станут как бы неподвижны, и второй человек сможет, как и первый, ухватившись за шарик, тянуть его в свою сторону. Тут уж кто окажется сильнее.
Так и в наших экспериментах. Действие переменного поля становится ощутимым лишь в том случае, когда частота поля сравняется с частотой прецессии. В таких условиях переменное поле будет все больше и больше отклонять атом от наиболее устойчивого положения в постоянном поле, то есть увеличивать энергию парамагнитной частицы за счет переменного поля. А так как атом в веществе находится во взаимодействии с другими окружающими его частицами, то избыток энергии атома будет переходить в тепло. И с помощью наших приборов вся эта картина изобразится в виде кривых на экране осциллографов. Вот они, видите?
Это и есть то оконце, через которое можно заглянуть внутрь вещества и увидеть там многое такое, что до сих пор не было известно науке. Над этим мы работаем уже не первый год, и, надо сказать, результаты получаются обнадеживающими.
– Ну, а что вы конкретно увидели через это окно?
– Изучая кривые поглощения или тонкую структуру спектра парамагнитного резонанса, мы получаем сведения о месте, занимаемом ионом в кристаллической решетке, о типе его химической связи, словом, уточняем внутреннее строение того или иного кристалла.
– А кроме магнитных исследований…
– Кроме магнитных свойств, мы изучаем также оптические и электрические свойства минералов, применяем в своих исследованиях ультразвук, ультрафиолетовое и инфракрасное излучение и так далее. Все это позволило настолько расширить наши представления о внутренней структуре минералов, что мы уже сейчас приступаем к созданию искусственных кристаллов с заранее заданными свойствами. Вы слышали, наверное, что именно такими кристаллами оснащаются некоторые новейшие типы квантовых генераторов – лазеров… Я думаю, для начала этого вам достаточно.
– Спасибо, Юрий Дмитриевич.
***
Из всех интервью, полученных Ашмариным за годы его журналистской деятельности, ни одно еще не задало ему столько задач, как это, полученное в кабинете-лаборатории Воронова под непрерывное гудение трансформаторов, резкие щелчки реле и тихий шелест приборов-самописцев. Несколько дней он вообще не показывался в университете. Острые на язык техники-прибористы начали уже поговаривать, что на парамагнитном резонансе и кончилась «научная карьера» Ашмарина. Но кафедральные оракулы ошиблись.
Дома Ашмарин обложился книгами и несколько дней усердно штудировал теорию магнетизма. Когда же появился наконец на кафедре, то первыми его словами были:
– Электронный резонанс что! Вот ядерный – сила!
Подобное «откровение» журналиста вызвало бы восторг. Но сегодня ребят словно подменили. Ашмарин недоуменно перевел взгляд с одного лица на другое и несмело обратился к Вадиму:
– У вас похороны, что ли?
– Не похороны, а судный день.
– Как? – не понял Ашмарин.
– А так вот. Обвинили нас в «ереси» и таскают по очереди в «святейшую инквизицию». Не понравился тут кое-кому наш юмористический листок.
– И «сопротивления» на халатах, – добавил Слава.
– В общем, – пояснил Степаненко, – в каких только грехах нас не обвинили! В анархизме, аморальности, аполитичности!
– Что за вздор! Кому могла прийти в голову такая чушь?
– Есть тут один такой, в чине комсорга факультета. Некто Герасимов…
– Так что же, на этого комсорга управы нет? Сходили бы в партбюро! – посоветовал Ашмарин.
– Зачем же серьезных людей беспокоить, – возразил Берг.
Но Степаненко поддержал Ашмарина:
– Правильно! Дураков надо учить!
– Ну-ну, вы там полегче с дураками, – вмешался Бойцов. – Может, за ними стоят и умные люди. Недаром от вас требуют признания, что все делалось не без ведома Юрия Дмитриевича.
– Так вы думаете?..
– Пора бы вам тоже подумать. Конечно, надо пойти в партбюро и объясниться. Дело пустячное, но могут раздуть такое…
– И Юрий Дмитриевич знает об этом? – спросил Ашмарин.
– Не хватало еще его отвлекать от дела!
– Тогда вот что. Я, кажется, придумал, как быть. Слушайте!
Все столпились вокруг журналиста.
***
– Не понимаю тебя, Леонид! – горячился Бенецианов, теребя кончики усов.
– А я не понимаю всех вас, – возразил Греков. – Даже Ростову и тому внушили, что причина всех зол на факультете – Воронов. Но это же абсурд!
– Однако ты сам говоришь, твой аспирант…
– Да, я вынужден был согласиться, чтобы он несколько изменил профиль своих исследований. Но при чем здесь Воронов?
– Так это же он и сбивает с толку всех аспирантов. Они готовы уже совсем забросить геологию и стать физиками. А кто будет продолжать наше дело? Подумай об этом, Леонид!
– Ну, хорошо, я постараюсь разобраться.
– Неужели тебе неясно?..
– Постараюсь разобраться, – упрямо повторил Греков.
– А уж манеры, манеры! – не успокаивался Бенецианов. – Да вот хоть на днях: является ко мне в кабинет, – как заведующий кафедрой к заведующему кафедрой. И тащит не то лаборанта, не то препаратора. Этакий, знаешь, стиляга в кожанке!
– Постой-постой! В кожанке, говоришь? Так это корреспондент областной газеты, он уже несколько дней у нас…
Бенецианов глотнул воздух.
– Корреспонде-е-ент?..
По уходе Грекова он долго сидел в кресле, не двигаясь и не поднимая головы. Так вот кто был свидетелем той дурацкой истории с книгой. Вот он каков, доцент Воронов – ведь все это, наверняка, было нарочно подстроено…
Бенецианов нажал кнопку звонка. Тотчас в двери показалось испуганное лицо лаборантки.
– Я слушаю, Модест Петрович.
– Попросите ко мне Строганову.
Софья Львовна не заставила себя ждать. Едва Модест Петрович успел овладеть собой, как в двери выросла ее плотная фигура и послышался низкий воркующий голос:
– Здравствуйте, Модест Петрович.
Бенецианов поднялся навстречу своему доценту, чмокнул ее руку, затем взял за локоть и провел к столу.
– Софья Львовна, голубушка, рад вас видеть в добром здравии. Садитесь, пожалуйста.
Строганова небрежно опустилась в кресло, положив ногу на ногу.
Бенецианов сел в кресло напротив и некоторое время молча рассматривал лицо молодой женщины, на котором странным образом уживались нежные ямочки на щеках с толстым мясистым носом над плотно сжатыми губами.
– Я слушаю вас, Модест Петрович, – сказала Строганова.
Тот глубоко вздохнул:
– Боюсь, как бы вам, Софья Львовна, не пришлось работать с другим деканом.
– Что за глупости!
– Нет, кое-кто явно хочет избавиться от меня, чтобы самому хозяйничать на факультете.
– Уж не Воронов ли?
– Он, конечно!
– Так неужели вы допустите?
– Все может случиться…
Она молчала, рассматривая блестящий кончик туфельки, как бы взвешивая сказанное профессором.
Бенецианов почувствовал, что необходимо подтолкнуть собеседницу:
– Вы думаете, и без меня ваш супруг останется в должности ассистента?
Софья Львовна подняла голову:
– Что вы хотите этим сказать?
Бенецианов пристально взглянул ей в глаза:
– Надеюсь, вы не забыли, как ваш покорный слуга устроил его без ведома Ученого совета.
Строганова вся как-то сжалась.
– Неужели вы готовы капитулировать? Можете быть уверены, что ваши друзья…
Бенецианов прервал ее:
– Софья Львовна, душечка, я всегда знал, что мы останемся друзьями.
Она молча кивнула.
– Мне хотелось поговорить с вами… Дело в том, что Воронов… Мне кажется, он уже прибегает к недозволенным приемам. Привел на факультет корреспондента и что-то затевает.
– Да уж, лишил он вас спокойной жизни!
– Не надо быть злой, дорогуша, это не идет красивым женщинам… Так вот, спокойно смотреть на эти происки ни мне, ни вам нельзя. И я полагаюсь на ваш практический ум. Вы же больше общаетесь с сотрудниками. Найдите способ раскрыть им глаза на Воронова.
***
Воронов отбросил карандаш и, энергично потянувшись, зашагал меж лабораторных столов. Время было позднее, все его помощники давно разошлись. Из коридора не доносилось ни звука. В такие часы особенно хорошо работалось.
Он снова подошел к столу и взял пленки отснятых спектров поглощения европия.
– В чем же здесь дело?..
Спектры были получены в связи с изучением кристаллической структуры флюорита. Минерал этот, представляющий природное соединение кальция и фтора, давно уже привлекал внимание Воронова. Дело в том, что кальций в нем нередко замещался европием – одним из представителей когда-то таинственных и неуловимых «редких земель». А европий был парамагнитным элементом и, следовательно, давал возможность применить к изучению структуры флюорита метод парамагнитного резонанса.
Этим и занимался Воронов в последнее время. Получено уже несколько десятков спектров европия, расшифровка их позволила уточнить структуру кристаллической решетки флюорита. И можно бы на этом поставить точку. Но до сих пор оставалось необъяснимым одно: снимки спектров поглощения европия почему-то странно раздваивались. На пленках ясно проступало два самостоятельных спектра с очень близкой сверхтонкой структурой, но все-таки нe одинаковых.
Часы в коридоре пробили двенадцать.
– Почему все-таки они удваиваются? – Он снова посмотрел на снимки.
– А что, если…
Воронов быстро перелистал страницы справочника:
– Так… Европий имеет два изотопа: европий-151 и европий-153. Процентное соотношение почти поровну… Спин ядра обоих – пять вторых. А вот магнитный момент… – Он, схватив логарифмическую линейку, снова заглянул в справочник.
– Так… Что же у нас получается?.. Для европия-151 – три целых и четыре десятых. А для европия-153… Ого! – Воронов так и впился глазами в цифры. – Одна целая и пять десятых. Меньше чем в два раза! Но это значит… Это значит, что заметное содержание европия в флюорите при комнатных температурах должно обусловить разрешение сверхтонкой структуры спектра парамагнитного резонанса от… каждого его изотопа. Стоп! Спокойно. Проверим еще раз…
Воронов сбросил пиджак и закатал рукава рубашки.
Часы в коридоре пробили час.
– Итак, семь групп линий… Каждая из них – наложение двух эквидистантных секстетов сверхтонкой структуры… Ширина индивидуальной компоненты… – Он снова берет линейку. – Так… А интенсивность линий? Прекрасно! Вполне согласуется с естественным содержанием изотопов. Но ведь это…
Воронов порывисто поднялся. Это то, о чем он не смел и мечтать. Определение изотопического состава элементов было одной из сложнейших проблем. Но теперь, стало быть, это можно решать простым снятием спектра парамагнитного резонанса.
Он усмехнулся:
– Теперь Модест Петрович может спать спокойно. Масс-спектрографа нам не понадобится. Но все-таки – неужели это так? Нет ли здесь какой-нибудь ошибки?
Он снова сел за стол.
Часы пробили два.
Снова – линейка, справочник, снимки спектров.
– Нет, пожалуй, изотопы! Вот они! Прямо тут, на спектрах. – Воронов откинулся на спинку стула и крепко зажмурил усталые глаза. И тогда совершенно отчетливо, будто в свете сотен прожекторов, на сознание надвинулось то, что сопровождало его теперь везде и всегда: большие, словно удивленные, глаза девушки из одиннадцатой группы.
***
А неделю спустя, когда Воронов, окончательно убедившись в возможности определения изотопического состава элементов в минералах методом парамагнитного резонанса, набрасывал основные положения будущей статьи, в кабинет к нему зашел Стенин:
– Давно я хочу спросить, Юрий Дмитриевич, что за стычка была у вас с Чепковым? Какое-то решение партбюро отказались выполнять или что-то в этом роде?
Воронов усмехнулся:
– Веселенькая история! Хотите послушать?
– Конечно…
И Воронов рассказал, как однажды вызвал его к себе Чепков и без всяких предисловий, будто речь шла о самом обычном деле, предложил:
– Пишите заявление о том, что хотите ехать в деревню председателем колхоза.
– Как председателем колхоза? – не понял Воронов.
– Так. Разве не знаете, что селу нужны опытные руководящие кадры?
– Знаю, но…
– Так вот, – не дал ему закончить Чепков, – есть мнение, что вы оправдаете наше доверие и успешно справитесь с этим поручением.
– Я?! Но, позвольте, это что, мнение партийного руководства факультета или лично Ивана Яковлевича Чепкова?
– Что значит – лично Ивана Яковлевича Чепкова! – вскипел тот, – Чепков – секретарь партбюро. И для вас, как рядового коммуниста, мнение Чепкова – это мнение партийного руководства факультета. Садитесь и пишите!
– Но, может быть, «партийному руководству» будет угодно выслушать рядового коммуниста Воронова? Я понятия не имею о сельскохозяйственном производстве. Да и дело, которым занят…
– Нам лучше известно, где вы нужнее. Пишите заявление, там разберемся.
– Ничего я писать не буду! – сказал Воронов.
– Ка-ак? – повысил голос Чепков. – Отказываетесь подчиниться партийной дисциплине?
Воронов встал и направился к двери:
– Если партия, но не Чепков, какое бы он кресло ни занимал, прикажет ехать в деревню, я поеду хоть сегодня. Только никаких заявлений писать не стану, ибо не хочу вводить партию в заблуждение относительно того, где я мог бы принести больше пользы.
– Не разводите демагогию! Если бы вам предложили идти сейчас на фронт, вы так же начали бы рассуждать о пользе?
Не ответив ни слова, Воронов вышел из комнаты. На этом разговор и кончился.
– А кто-нибудь присутствовал при вашем разговоре? – спросил Стенин.
– Кажется, никто. Да это было уже давно, забылось.
– Однако сейчас кое-кому понадобилось вновь поднять эту историю.
– Зачем?
– Боюсь, тут есть какая-то связь с тем, что «старики» снова собираются ставить вопрос о передаче ваших исследований на физмат.
– Как, теперь?
– Да, и насколько мне известно, на этот раз они выступят единым фронтом и будут действовать самым решительным образом.
– Но почему?
– Я скажу тебе, почему, – неожиданно перешел Стенин на «ты». – Потому что замкнулся в кругу своей кафедры. Отгородился от всех китайской стеной. А результат? Ведь мы на факультете почти не знаем о существе твоих идей. Твои труды читают больше физики. О твоих исследованиях известно больше в других вузах. А здесь, у нас, чаще всего слышат о них из третьих рук. И будь уверен, эти «третьи руки» так преподносят «твои» взгляды, что скоро весь факультет восстановят против тебя. Поэтому вот что, Юрий. Надо изложить свои соображения Ученому совету. И сказать все, открыто, – так, как ты говорил об этом мне. Будут возражения – не страшно. Важно, чтобы не было закулисных наговоров. Потом… Неплохо бы побеседовать тебе с Грековым, Ростовым, Егоровым. Поближе познакомить их со своими взглядами.
– Пожалуй, ты прав.
– Да, кстати, как тот кристалл силлиманита, что вырастили вы на прошлой неделе?
– Прекрасно! Превзошел все ожидания. Энергия генерированного луча во много раз больше, чем у рубина.
– За счет чего же?
– Квант больше, – отсюда и мощность излучения. Одним словом, можно гарантировать дальность действия луча по крайней мере до Марса.
– Вот видишь! А ведь об этом у нас тоже никто не знает. Так что подумай о том, что я сказал. Это нужно не только для тебя, это нужно всем нам, для будущего нашей науки.
