Текст книги "XX век. Исповеди"

Автор книги: Владимир Губарев

сообщить о нарушении

Текущая страница: 36 (всего у книги 37 страниц)

– Но рано или поздно экономика должна была «надорваться» , не так ли?

– Одна из причин того, что мы проиграли лунную гонку, и была в том, что экономика не способна была обеспечить развитие боевого и лунных направлений. Надо было выбирать: "или – или". Естественно, предпочтение было отдано оборонному направлению. А американцам было под силу развитие разных направлений, и поэтому они выиграли. Кстати, Вернер фон Браун, который в Германии занимался боевыми машинами, в Америке создавал лунный носитель, и никаких других забот у него и его коллектива, в котором работало около семисот немцев, не существовало. У нас положение было совершенно иное: мы выполняли распоряжение Хрущева – "Луну американцам не отдавать!", и одновременно занимались боевыми ракетами.

– А вы считали, что ядерная война возможна?

– Нам казалась она реальной. Разные источники – и пресса, и разведка – постоянно нагнетали обстановку, мол, вот-вот может последовать удар… А во времена Карибского кризиса все было на волоске…

– Где вы были в это время?

– На полигоне. И должен был снимать свою ракету, предназначенную для запуска станции к Марсу, со старта, чтобы сюда военные могли поставить ракету с ядерной боеголовкой для возможного пуска по Соединенным Штатам.

СТРАНИЦА ИСТОРИИ: "Основу боевого состава группы советских вооруженных сил на Кубе должна была составить 43-я дивизия ракетных войск стратегического назначения. В состав ракетной дивизии входили три полка, вооруженные ракетами Р-12 (24 пусковые установки), и два полка с ракетами Р-16 (16 пусковых установок).

Ракетная дивизия, если выпустит свои ракеты первой (второго пуска уже быть не может), способна уничтожить по крайней мере 40 важнейших военно-стратегических объектов почти на всей территории США (конечно, кроме Аляски). Общий ядерный потенциал всей дивизии в первом и единственном пуске составлял в зависимости от типа головной части до 70 мегатонн.

Операция «Анадырь» по отправке и подготовке ракетно-ядерной экспедиции на «Остров свободы» проводилась столь секретно, что никто из нас, общавшихся с ракетно-космической элитой, не подозревал, к чему готовят ракеты, разработанные в Днепропетровске".

– Вы сняли свою ракету?

- Нет, Хрущев с Кеннеди успели договориться. Но мир стоял на волоске от мировой ядерной войны, я это особенно остро почувствовал на полигоне, когда уже начали там действовать законы военного времени. На пуск к Марсу приехали крупные ученые во главе с Келдышем, но даже они не могли что-то изменить – им оставалось только сидеть в «маршальском домике» и расписывать «пульку». Причем каждый из них понимал, что через несколько минут все вокруг может превратиться в пыль: полигон, конечно же, был объектом № 1 для атомной атаки. Реальную угрозу возможности ракетно-ядерной войны в те дни осознали немногие. Как мир в действительности был близок к ядерной катастрофе, понимало очень небольшое количество людей в СССР и США. Хрущев знал о многократном ядерном превосходстве США. Кубинцы этого не знали и приказ Москвы, отменивший подготовку ракет и демонтаж пусковых установок, расценили как предательство. Кеннеди не сомневался в ядерном превосходстве США. От начала ядерной войны его остановила возможность попадания одной ядерной боеголовки в Нью-Йорк. А ведь это могла быть боеголовка ракеты Р-7А, которая могла бы заменить нашу машину, нацеленную на Марс.

-А вам не было страшно?

- Трудно ответить на этот вопрос. Страха было меньше, чем во время войны, когда попадали под реальные бомбардировки. Где-то в глубине души сохранялась уверенность, что все образуется.

– Какая ракета, на ваш взгляд, лучшая за все годы соперничества с США ?

- Объективно я не пытался оценивать это, да и не могу принижать или возвышать роль коллективов, которые участвовали в этой гонке. Во всей истории создания боевой техники, на мой взгляд, в целом была допущена одна ошибка: с самого начала шло активное соревнование между Янгелем и Челомеем, да и мы в этом участвовали. Речь шла о наилучших жидкостных боевых ракетах. Они хороши, когда речь идет о посылке сверхмощных зарядов, а потому их требуется немного. Американцы же пошли по пути создания твердотопливных ракет. Янгель, а затем и Уткин разработали ракету Р-36М, которую прозвали «Сатаной». Это очень грозная ракета, но их надо немного. А массовыми ракетами, конечно, должны быть твердотопливные. Мы отстали от американцев, главным образом потому, что у нас не было топлив. А когда они появились, то мы стремительно пошли по этому пути, и честь и слава Главному конструктору Надирадзе, что он создал «сухопутные подводные лодки», спрятал ракету и тем самым защитил ее от возможного удара. Переход к межконтинентальным ракетам на подвижном старте – это самое прогрессивное направление. Единственное, что у нас теперь остается, это «Тополь М» – так что выбор не очень большой.

– Промышленность справится с их выпуском?

– К сожалению, состояние ее ужасное, и потому оптимизма нет.

– «Энергия» и «Буран», как известно, задумывались для ведения боевых действий в космосе. Неужели вы в это верили?

– В Америке много говорили о "звездных войнах". Предполагалось, что "Шаттл" сможет маневрировать в космосе, и тем самым создавать угрозу для нас. "Буран" должен был стать "ответом" американцев. Так началась создаваться система "Энергия"– "Буран". Однако очень скоро и мы, и американцы поняли, что никакого военного применения эти космические аппараты не имеют. Вот тогда мы и начали раздумывать о применении такой уникальной системы для каких-то практических целей.

– Программы космических исследований у нас в стране не было?

– Так уж сложилось, но программа была "вторична", а на первом месте было создание техники. Это принцип, на мой взгляд, и завел нашу космонавтику в тупик.

– Вы нашли необычное применение «Энергии» ?

- Я предложил выводить на геостационарную орбиту мощные платформы для обеспечения Земли связью. Это своеобразные АТС, которые давали бы возможность каждому жителю Земли устанавливать телефонную связь из любой точки планеты, а также вести телевизионное вещание на самые элементарные приемные средства. Эта инициатива была подхвачена руководством нашего министерства, и появилась перспектива полезной нагрузки для «Энергии». Надо было установить четыре-пять платформ на геостационарной орбите, и связь телефонная по всей территории СССР была бы установлена. А далее уже можно было и завоевывать постепенно и мировой рынок. Успех, без сомнения, очевиден: зачем держать на геостационарной орбите сотни маленьких спутников, как сейчас!.

– Что же помешало осуществить этот проект?

– Развал Советского Союза.

– Но ведь этот проект выгоден и России!

– Средств нет. Их на зарплату еле-еле наскребали в минувшее десятилетие, тут уж не до новых проектов!.. Сейчас эта идея уже возвращается к нам из-за океана, но уже с коммерческим расчетом: тот, кто владеет информационным околоземным пространством, тот и становится хозяином жизни на планете. Однако осуществить проект вывода больших платформ трудно, так как американцы загубили свой "Сатурн-5", и это их большая ошибка, а мы похоронили "Энергию". И мы, и они сейчас "у разбитого корыта" – нет тяжелых носителей, а значит, надо искать другие пути для выхода на орбиты.

– Ваш прогноз на ближайшие годы: нем будем заниматься в космосе? Или только воспоминаниями о нем?

– На Общем собрании РАН академик Александр Солженицын на вопрос о будущем ответил так: "Я не могу дать прогноз для пиратского государства, которое прикрывается демократическим флагом".

– Это ваш ответ?

– В данном случае я прикрываюсь ответом Солженицына… Космонавтика не может существовать сама по себе. Она должна опираться на мощнейшую экономику, на развивающуюся, а не увядающую, промышленность и науку. Поэтому мой прогноз такой: на Марсе будут цвести китайские яблони! Нет, не российские и не американские…

– Не наши – это понятно, но почему не американские?

– Они слишком хорошо живут, а потому не станут тратить несколько сотен миллиардов долларов, чтобы рисковать жизнью своих парней, отправившихся на Марс. А китайцы развиваются динамично, там у руководства стоят настоящие технократы (а я по убеждениям технократ!), и они выведут свою страну в лидеры мировой цивилизации. Скоро они превзойдут то, что было в СССР, и постепенно начнут перегонять Америку. Полтора миллиарда человек – это огромная сила, способная при технократическом руководстве достичь великих успехов. Думаю, в XXI веке именно Китай будет определять положение на планете.

– Но ведь у нас есть космические фирмы, которые неплохо себя ощущают и сегодня?

- Это выживание за счет старого задела. А во времена «холодной войны» мы не выживали, а стремительно развивались. Сейчас мы столь же стремительно отстаем, особенно по электронике. Мы в основном покупаем аппаратуру и оборудование, если можем, иногда пытаемся интегрировать нашу технику в мировую: когда это удается, то еще получаем какие-то деньги… Но все это не развитие, а только выживание…

– Оправдались ли ваши мечты?

– Нет. После запуска первого спутника и полета Юрия Гагарина мы были убеждены, что к концу XX века на Луне появятся поселения, будут работать заводы, да и полет к Марсу обязательно состоится. Но история распорядилась иначе.

МЫСЛИ ВСЛУХ: "Фундаментальные исследования, проводившиеся под эгидой Академии наук СССР, органически переплетались с прикладными работами сотен научно-исследовательских институтов, КБ и заводских лабораторий. Творческие научные интересы и сама основа жизнедеятельности большинства академических, отраслевых и вузовских научных центров опирались на материальную базу мощнейшего в мире военно-промышленного комплекса. Наука была не только производительной силой общества, но и фундаментальной основой военной мощи страны.

Не партийно-государственная бюрократия, а ученые и военные технократы сделали Советский Союз подлинной сверхдержавой. Однако среди тысяч талантливых ученых, организаторов производства и Вооруженных Сил не нашлось вождей, которые могли бы превратить эту силу в политическую организацию, способную предотвратить социальную катастрофу.

Парадокс заключается в том, что ученые в союзе с армией обладали силой, способной многократно уничтожить все человечество за считанные часы. И в то же время мы – ученыеи прочие технократы – не использовали поистине фантастические возможности, чтобы сохранить созданную нашим трудом сверхдержаву. Но все же осталась надежда, что Российская академия наук учтет жестокие уроки и обеспечит России будущее, чтобы россиянам не было «за державу обидно», чтобы каждый из нас в будущем мог гордиться не только прошлым, но и настоящим".

581

582

Академик Жорес Алферов:

ФАНТАСТИКА В ЗЕРКАЛЕ НАУКИ

"Честь и слава тому, кто употребляет избыток своего достояния на оживление полезных трудов, на усовершенствование отечественной словесности, на доставление пособий тем, которые посвящают себя постоянным усилиям и скромной славе учености", – академик Г.А. Месяц произнес эти слова, сказанные в начале XIX века графом С.С. Уваровым, который как президент Российской академии наук вручал первые Демидовские премии. Геннадий Андреевич не случайно напомнил о давних событиях: тем самым он подчеркивал преемственность науки, ее традиции отмечать высшими премиями своих верных служителей.

В последний год уходящего тысячелетия среди лауреатов оказался и академик Жорес Иванович Алферов. И произошло это закономерно, так как он принадлежит к той плеяде ученых, которые добились высочайших успехов в своей отрасли науки. Впрочем, в дипломе лауреата так и сказано: "За выдающийся вклад в развитие физики полупроводников и квантовой полупроводниковой электроники".

Бессмысленно расспрашивать академика о его конкретных работах – для непосвященного они сразу же превращаются в нагромождение расчетов, построение сложных кривых и массу абстрактных понятий, понятных только специалисту высшей квалификации. Тут не только добротного среднего образования не хватает, но подчас даже и высшего. А потому я поначалу задал вопрос ученому довольно общий, мол, не мог бы он представить, какие наиболее интересные достижения науки нас ждут в XXI веке?

Жорес Иванович ответил:

– Фантастика лучше удается писателям. Как только мы об этом говорим, то первое имя, которое приходит в голову, Жюль Верн. И подобное вполне объяснимо, так как специалисты связаны неким грузом знаний, и очень трудно свободно фантазировать. Есть такая шутка. Однажды Эйнштейна спросили: "Как делаются великие открытия?" Он ответил: "Очень просто! Все знают, что Нечто сделать невозможно, но обязательно находится один человек, который этого не знает… Вот он и делает это открытие!" Поэтому, чтобы говорить о том, что будет в XXI столетии, нужно посмотреть, что произошло в XX.

– И это возможно?

– Объективным быть трудно. Однако необходимо оценивать происходящее, чтобы выверять свой путь… Одно из самых больших моих достижений последнего времени (и я его оцениваю подчас даже выше, чем те исследования, которые я веду в своей области – в физике полупроводниковых гетеро-структур) – я считаю завершение строительства научно-образовательного центра физико-технического института. Физтех является уникальным научным центром – это первый физический исследовательский институт в нашей стране, появившийся в Советской России сразу после революции в 1918 году. Его создатель Абрам Федорович Иоффе прекрасно понимал связь науки и образования. И теперь мы продолжаем эти традиции.

– По-моему, не только он! Но, тем не менее, все выдающиеся наши физикиXXвека неизменно называли его Учителем!

- В этом году мы празднуем 275-летие Российской академии наук. И на всех торжествах я напоминаю о «триаде» Петра Первого. Он создал Академию, при ней Университет, а при нем – гимназию! Его завет – соединение знаний с наукой – для великих ученых нашей Родины всегда был главным. Тот же Абрам Федорович Иоффе в начале XX века понимал значение физики как основы технологии, а следовательно, нужна была новая система подготовки исследователей: с одной стороны, им необходимы глубокие знания как физики, так и математики, а с другой – умение использовать их в инженерном деле. И академик Иоффе уже в 1919 году создает на физтехе физико-механический факультет – первый инженерно-физический факультет в нашей стране и один из первых в мире. Развивая эти традиции, в 1987 году мы создали физико-технический лицей. Я постоянно встречаюсь с ребятами, рассказываю им о наших последних работах. Следующая ступенька: это факультет в политехническом институте. Таким образом, «триада», отражающая непрерывность образования, у нас действует. И она помогает нам сегодня сохранять молодые научные силы. Я говорю, что происходит «инфицирование молодежи наукой». Очень много лет мы хотели построить дом, в котором наши школьники, наши студенты, наши ученые учились бы и работали вместе. Мечту эту удалось реализовать, и за три года – с 1996 по 1999 – мы построили Дворец науки для молодежи. Там есть и спортивные залы, и аудитории, и библиотека, и лаборатории. А совсем недавно мы начали цикл лекций под общим названием «Прощание с XX веком», и молодые люди могут встретиться с выдающимися людьми, которые могут в короткой лекции рассказать о сложнейших проблемах нашего времени. Я думаю, вы, Владимир Степанович, не возражаете, что мы использовали название вашей книги?

– Напротив, польщен – книга ведь о судьбе науки и ученых в России!

– Но судьба сложная и нелегкая… Конечно, XX век – это век социальных потрясений, революций, трагических событий в нашей стране. Лимит революций и тяжелейших войн мы перевыполнили… И, тем не менее, XX век можно назвать веком физики, и в этом закладывается большая доля оптимизма. На рубеже XIX и XX столетий были заложены первые идеи квантовой физики. Крупнейшие достижения науки нашего столетия связаны с могучим инструментом познания окружающего мира, которым стала квантовая физики. И поэтому чрезвычайно радостно, что в создание этой науки внесли огромный вклад ученые России. Квантовая физика без работ Ландау, Френкеля, Зельдовича, Басова и Прохорова и многих других наших соотечественников просто немыслима… Наука по своей сути интернациональна, и вклад советских ученых в мировую науку огромен.

– В Советском Союзе наука была символом будущего?

– Были определенные приоритеты. При всех сложностях и противоречиях прошлого наука, тем не менее, развивалась широким фронтом, мы работали практически во всех областях – также, как и в США, у нас был "непрерывный фронт". И у нас было то базовое финансирование, которое позволяло решать проблемы и заниматься наукой, причем развитие диктовалось внутренней логикой, а не влиянием "со стороны", то есть какими-то коммерческими интересами. Для развития науки это очень важно… Ну а сегодняшнее положение науки диктуется не ее состоянием, оно отражает политическое состояние страны и общества. Я не хочу обсуждать очевидное. Приведу лишь несколько цифр. Бюджет СССР в 1990 году в пересчете на доллары составлял около 700 миллиардов. Из них на Российскую Федерацию приходилось чуть больше половины. Бюджет всей науки в СССР был 27 миллиардов долларов, при этом 14 миллиардов – бюджет гражданской науки, а 13 – военной. Весь бюджет 1999 года России 23 миллиарда долларов, то есть меньше, чем бюджет на науку в СССР, или чуть больше, чем бюджет на науку в РСФСР… За эти годы валовой продукт, объемы промышленного производства упали вдвое – это катастрофа, ничего подобного в мирные времена не было ни в одной стране. Экономический кризис не мог не сказаться на науке. Пожалуй, слово "катастрофа" относится и к ней.

– Будем надеяться, что она не будет развиваться, и постепенно роль науки начнет возрастать. Не так ли?

- Мы вступаем в постиндустриальное, то есть информационное общество. Это стало возможно лишь после открытия транзисторов и лазеров. Они не только способствовали развитию самых разных областей человеческой деятельности в тяжелой и легкой промышленности, в медицине, но и вызвали революцию в информационных технологиях, без которых прогресс цивилизации уже немыслим.

– Но вы говорите лишь о благе науки, однако сколько она уничтожила человеческих жизней вXXвеке!

- Люди часто используют открытия ученых не на пользу, а во вред. Но ученые не несут за это ответственности, не несут, потому что политические решения принимают не они. Не Ферми и не Оппенгеймер принимали решение о бомбардировке Хиросимы и Нагасаки, а президент США Трумэн. Ученые создают возможность для развития, скажу более широко: ученые создают будущее человечества.

– Есть ли в таком случае у науки приоритеты?

- Есть три области деятельности, которым, на мой взгляд, нужно отдавать все. На первое место я поставил бы медицину и здравоохранение. Затем – образование. И наконец, наука.

– А вы не слишком субъективны ?

- Без пристрастия не бывает ничего, и в первую очередь науки. Однако попробуем представить развитие науки в XXI веке. Какой отрасли вы отдали бы предпочтение?

– Биологии.

- Это весьма распространенное мнение. Даже крупнейшие физики-теоретики, к примеру, академик Тамм говорил о том, что XXI век – век биологии и генетики. Но все-таки я думаю, что физика еще не сказала свое последнее слово, и огромную роль в жизни людей будут играть физические основы новых информационных технологий. А такими физическими основами являются те вещи, которыми занимаюсь и я много-много лет. Присуждением Демидовской премии как раз и отмечены исследования полупроводниковых гетероструктур.

– Здесь требуется комментарий, понятный любому человеку.

– Попробую объяснить попроще… Раньше вся полупроводниковая электроника использовала различные материалы, и за счет блестящих успехов в технологии, добилась очень хороших результатов, пройдя путь от "грязных" материалов довоенных времен и до интегральных схем. Гетероструктуры позволяют в одном веществе, в одном кристалле менять свойства материала, причем делать это на атомных расстояниях. Причем вы способны менять не только химические свойства материала, но и его энергетические параметры, волновые функции, квантовые свойства… Более того, вы можете выращивать внутри кристалла "искусственные атомы" с самыми разнообразными свойствами, что в будущем позволит создавать компьютеры, к примеру, на принципиально новой основе.

– Но это уже химия!

– Любая естественная наука становится настоящей наукой только в том случае, если она берет на вооружение физические методы, физические механизмы… И вовсе не случайно, что первым лауреатом Нобелевской премии по химии в советское время стал физик Н.Н. Семенов… Да, мы работаем с материалами, но это чистая физика, и я бы назвал ее "квантовым материаловедением".

– То есть конструирование новых материалов физическими методами?

– Ну и химическими тоже! Тут разделять нельзя и сделать это просто невозможно, однако в основе все-таки физика… Мне трудно говорить, что будет в середине будущего века, но в на ближайшие десятилетия та физика, которую мы называем "физикой наноструктур", будет развиваться очень бурно. И что любопытно: убежден, нас ждут потрясающие результаты. Нет, не те, что мы ожидаем, а совсем иные– ведь главное в науке именно неожидаемые результаты! Убежден, наша наука хоть и переживает трудные времена, но в ряде областей по-прежнему находится среди лидеров в мировой науке, точно также, как это было и десять, и двадцать, и пятьдесят лет назад.

– В таком случае перенесемся на 50 лет вперед. Что вас поразило бы в 2050 году?

– Самый простой ответ: "Не знаю!", но я все-таки попытаюсь ответить шуткой. В 1956 году Игорь Васильевич Курчатов впервые прочитал лекцию в Англии о термоядерном синтезе. А через два года прошла первая международная конференция по этой проблеме. На ней сэра Джона Кокрофта спросили: когда же начнется эра широкого промышленного использования термоядерных реакторов? Он ответил: "Через двадцать лет!" Через семь лет проходила очередная международная конференция на ту же тему, и великого физика снова спросили о промышленном использовании термоядерной энергии. И он ответил: "Через двадцать лет!" "Но позвольте, -возмутились газетчики, – семь лет назад мы задавали тот же вопрос, и вы давали тот же самый ответ! Как же так?" И сэр Кокрофт ответил: "Я никогда не меняю свою точку зрения!"… С тех пор прошло много лет, в программе термоядерного синтеза получены прекрасные результаты, есть даже реальные проекты термоядерных станций, и, тем не менее, ученые подчеркивают, что первый реактор появится лишь в середине XXI века. Если я доживу до 2050 года, что, к сожалению, маловероятно, то очень удивлюсь, если будет работать промышленная термоядерная электростанция…

Академик Гурий Марчук:

ВЗГЛЯД В БУДУЩИЙ ВЕК

На изломах истории у человека всегда проявляется лучшее или худшее, что есть в нем. Именно в эти мгновения рождаются герои и предатели, провидцы и негодяи, святые и злодеи. Не каждому поколению приходится переживать "дни революций", может быть, в этом их счастье, но нам не дано судить о том, потому что один из изломов истории пришелся на годы нашей жизни, а потому нам было суждено познать и глубину падения, и величие человеческого духа.

Один из символов эпохи для меня – пример академика Марчука, который не только выстоял в бурях и страстях "перестройки", но и поднялся над сиюминутными страстями и, как и предназначено ученому, смог увидеть будущее. Он попытался предупредить о надвигающейся опасности, но его мнением пренебрегли, однако это не сломило его, напротив, придало новые силы в борьбе за те идеалы, перед которыми он преклонялся. А это Истина, которая хоть и в лохмотьях подчас, но от этого не менее прекрасна!

Я хочу рассказать о трех днях жизни Гурия Ивановича Марчука. Их разделяют многие годы, а объединяет лишь одно: в эти дни мы встречались. Первый раз в 1975 году, когда академик Марчук возглавлял Сибирское отделение АН СССР и был вице-президентом. Тогда речь шла о сути той науки, которой он занимался – это математическое моделирование… Другая встреча была на Общем собрании Академии наук СССР, когда ее президент произнес свое "Прощальное слово". Это стало для многих полной неожиданностью, мне же показалось, что иначе Гурий Иванович просто поступить не мог… И наконец, третий день – это сегодняшние будни. Гурий Иванович любезно согласился приехать на "Чаепитие в Академии", и здесь после долгого перерыва нам вновь удалось поговорить о науке, о том, что волнует нынче великого русского ученого.

Я спросил его:

– Очевидно, в 1999 году следует говорить о том, как прошлое должно отразиться в будущем, не так ли?

Гурий Иванович ответил:

– Уходит XX век, начинается новое тысячелетие. Наверное трудно представить более благоприятное время для подведения итогов и прогнозов на будущее, а потому я размышляю о науке на рубеже двух веков. Каждый человек, имеющий богатый жизненный опыт, понимает роль науки в современном мире чувствует тенденции ее развития, а потому глубоко задумывается о том, что же ждет человечество в начале третьего тысячелетия. Я хочу высказать свое мнение, потому что я уже давно готов к этому…

– Новый век пришел к вам раньше?

– Как ни парадоксально, но это так! Есть проблемы, которые станут главными, есть мои ученики, которые готовы ими заниматься, есть четкие представления о том, над чем мы будем работать. Ученые всегда идут впереди общества, в этом смысл науки.

– И в самой науке есть «передовые отряды» ?

– Это те исследователи, которые занимаются самыми важными проблемами.

– И вы их можете назвать?

– Да, я считаю, что в XXI веке будут две главные проблемы… Но прежде чем назвать их, я хочу сказать о том, чем же был хорош XX век. Открытий, конечно, была тьма – интеллектуальный потенциал человечества проявился в полной мере, и особенно в теоретической физике и астрономии. Люди поняли что макромир и микромир – это две модели, которые должны сойтись. В макромире надо искать те же философские категории, которые присущи микромиру… Впервые эту точку зрения я высказал давно, и ее сразу же поддержал академик Зельдович. Был создан Научный совет по этой проблеме, однако вскоре Яков Борисович умер, и работа Совета застопорилась. Тогда Андрей Дмитриевич Сахаров захотел возглавить этот Совет на Президиуме Академии наук мы с пониманием отнеслись к его просьбе и утвердили его председателем. Но вскоре академик Сахаров увлекся политическими проблемами, и практически не работал в Совете. А жаль, потому что это направление стало бурно развиваться. Это было связано с мощными ускорителями, с большими международными коллективами, которые начали создаваться, с электроникой, с вычислительными машинами. Таким образом, физика в XX веке открыла разные и новые пути развития цивилизации. Конечно, были великие достижения и в химии, и в науках о Земле… Безусловно, XX век ознаменовался выдающимися достижениями в космонавтике – от первого спутника, освоения околоземного пространства и до полетов к Луне и в дальний космос. Но это тоже физика. Я еще не упомянул об атомной бомбе, о термоядерных исследованиях, но это все та же физика, физика и физика… Я не буду детализировать, так как достижения науки понятны и очевидны. Так что же будет в XXI веке? Я много об этом размышлял…

Я прерываю пока рассказ академика Марчука, и возвращаюсь в прошлое на четверть века. Тогда же в этом здании на Ленинском проспекте мы говорили о будущем. И Гурий Иванович произнес ту же фразу: "Я много об этом размышлял…" А речь шла об одной из важнейших проблем науки – о проблеме управления климатом, той самой проблеме, которая "переходит в XXI век.

Итак, декабрь 1976 года. Почему журналистская судьба привела меня к академику Марчуку?

Во-первых, в том году погода выдалась необычная. А во-вторых, практически все предсказания метеорологов оказались, мягко говоря, неточными. Такого конфуза ученые не испытывали очень давно… В частности, они предсказывали, что декабрь будет морозным, а на самом деле… шли дожди!

– От ошибок гарантирует теория, апробированная (причем многократно) практикой, – говорит академик Г.И. Марчук. – Эту аксиому науке следует применять и к "проблеме века". Метеорологию порой называют искусством, мол, точность прогнозов зависит от интуиции синоптиков. Группа американских метеорологов, которая провела работы по моделированию общей циркуляции атмосферы, даже пришла к выводу, что прогноз на срок более двух недель вряд ли вообще возможен.

– По-моему, такой вывод не может не вызвать у ученого протеста?

– Ученые уже не раз как бы заходили в тупик и бессильно разводили руками. Но так продолжается обычно недолго. Обязательно находятся энтузиасты, которые ищут и в конце концов находят выход из лабиринта.

– В этой роли выступили ученые из Новосибирска?

– Да, в Вычислительном центре Сибирского отделения АН СССР сформирована теория, которая, хотя еще и не признана всеми метеорологами, привлекает своей простотой.

– В таком случае она будет понятна каждому из нас?

- Попробую объяснить… Погода связана с облачностью над планетой. От нее зависит, в какой степени прогреются океаны и суша. Суровость или мягкость зимы, к примеру, в Подмосковье впрямую связана с очень отдаленными районами Мирового океана. Это для всех нас, из-за незнания, погода иногда приносит неожиданные сюрпризы. А на самом деле они запрограммированы. Облачность над океаном регулирует поступление тепла в его поверхностные слои. Мощные течения несут прогретые воды на север. Около Исландии или Алеутских островов происходит теплообмен между океаном и атмосферой. Именно здесь -на границе с холодной Арктикой – рождаются циклоны. Они устремляются на восток, и тепло, взятое океаном у солнца, переносится на континенты. Весь процесс продолжается примерно полгода. Значит, характер нынешней зимы во многом зависит от того, сколько тепла получил океан минувшей весной.

– Ну а если летом в Европе стоит страшная жара (а такое бывало уже не раз!), разве тепло не аккумулируется?

– Это, конечно, влияет на погоду, но не более двух недель -ведь атмосфера Земли слишком динамична, и она не может "хранить" тепло до зимы. Так что погода зависит в первую очередь от гигантской "тепловой машины", которую создала природа. А волнение в океане – своего рода "радиатор машины". Во время шторма обмен между океаном и атмосферой увеличивается в десятки и сотни раз. Штормы в районе Исландии рождают более мощные циклоны, которые устремляются к нашему континенту.

– Действительно, теория проста и впечатляющая! Но что мешает ею пользоваться?