Текст книги "XX век. Исповеди"

Автор книги: Владимир Губарев

сообщить о нарушении

Текущая страница: 19 (всего у книги 37 страниц)

– И хорошо, и плохо. Американские стандарты иные, чем у нас. А потому те люди, которые не пожили в Америке, живут у нас относительно нормально. Это первое.

– Это относится к первому или второму?

– Первому. То есть к положительному. Сталин по своему был прав, когда организовывал "железный занавес". Люди догадывались, что там жизнь получше. Однако догадка – одно, а знание совершенно другое… В чем еще хорошо? В палеонтологию вообще-то нормальные люди не идут. Психика человека, занимающегося чистой палеонтологией, далека от нормы. И она позволяет людям не замечать той ненормальной обстановки, что складывается за пределами этих стен… Людей, которые работают за копейки и ни о чем другом, кроме своей науки не думают, довольно большой процент. И палеонтология как наука на этом и держится!.. Если вы познакомитесь со всеми такими институтами, аналогичными нашему, то вы вскоре убедитесь, что состояние дел в них весьма пристойное. Кадры не разбегаются -ни в заграницу, ни в "челноки", и работают за копейки очень плодотворно. Последняя комиссия Академии, которая была в институте, выявила интересную закономерность: научная продуктивность не снизилась. Количество монографий, статей такое же, как и десять лет назад.

– Вы стоите «над» происходящим?

– Вкакой-то степени – "да"!.. Институты Академии наук лишились своих сотрудников именно потому, что среди них недостаточно "сумасшедших". Вы понимаете, что я имею в виду…

– Наверное, лучше сказать «фанатиков» ?

– Это сути не меняет… Но есть еще одно обстоятельство. Задолго до того, как началось наше "демократическое время", мы проводили выставки за рубежом. Сначала они нам никакого дохода не приносили. Случалось лишь – мы получали в знак благодарности какой-нибудь электронный микроскоп… Интерес к нашим работам был всегда высок. Половину "продукции" института можно оценивать на мировом уровне, ну а в четверти разработок – мы являемся абсолютными лидерами. И считается совсем незазорным приехать в наш институт из любой страны -из США, Германии, Франции, Англии – и здесь стажироваться, работать. Уровень считается высочайшим: из ста с небольшим сотрудников – 41 доктор наук, два академика, три член-корреспондента РАН… Объем исследований выполняем большой, и лучшее представлено на выставках. Так что интерес к ним в любой стране большой. После 91-го года экономическая ситуация в науке стала складываться неблагоприятно, а потому наши выставки были переведены на коммерческую основу. Организуется огромное количество выставок. Одни из них просто физически не могут дать какую-то прибыль, другие – подобно нашим -все-таки зарабатывают средства… Всем вместе нам и удается поддерживать определенный уровень научных музеев в России. Будь иначе, и их бы растащили…

ИЗ ХРОНИКИ ОТКРЫТИЙ: "Под руководством А.Ю. Розанова разрабатывается новое поколение схем корреляции кембрийских отложений разных регионов России. Обосновывается ярусная и зональная шкалы кембрия. Мировая научная общественность использует советскую ярусную шкалу ранее, чем она становится достоянием собственной страны.

Разработана новая система археоциат (древнейшихи самых примитивных скелетных многоклеточных), устанавливаются закономерности развития этой группы. Результаты становятсядостоянием мировой науки и используются как в теоретической биологии, так и для разработки шкал нижнего кембрия".

– Итак, «хорошее» мы определили. А что «плохо» ?

– Все, что есть плохого в государстве, отражается на нас. Зарплата чудовищно низкая. Бюджет института предусматривает только деньги на зарплату и приблизительно половину затрат на коммунальные услуги. Остальное – выкручивайся как можешь… Недостаточно выделяется средств на музеи. Думаю, даже руководство Академии недостаточно хорошо знает, сколь велики богатства, накопленные в научных музеях. Надо бы руководителям объехать все музеи – я подозреваю, что две трети членов президиума даже в нашем музее не были, а что говорить о других, менее именитых!?. И тогда уже определять судьбу каждого музея, потому что, честно говоря, я не представляю себе, какими соображениями они пользуются, выделяя на академические музеи те или иные суммы денег…

– В зависимости от того, что дают Академии…

– Это безусловно! Но все-таки лучше судить о ценности музея, когда в нем побываешь… Мы абсолютно не были готовы к тому, что начнется рынок и бизнес, и это все коснется палеонтологии. Это для нас было полной неожиданностью!

– И в чем это выражалось?

– В самых простых вещах… К примеру, в 1991– 1992-м годах у нас не было даже охранной сигнализации. Нам и в голову не приходило, что могут быть хищения!.. Но людей опустили в "рыночную среду", и сразу же начал процветать бизнес в палеонтологии. Речь идет не только о нашем музее, но и о раскопках. Появилось немалое число "специалистов", которые начали вести раскопки даже в заповедниках. И все найденное выброшено на рынок… Эти процессы, естественно, коснулись и института. Был обнаружен ряд краж. Сразу же нашлись люди, которые начали утверждать, что хищениями занимаются сами сотрудники. Я не хочу этого утверждать! К подавляющему большинству сотрудников я отношусь с полным доверием, более того – 90-95 процентов из них я отношу к своим "любимчикам" (так высказался один из сотрудников на ученом совете института), ну а пять процентов к ним я отнести не могу… Если руководитель группы имеет грант РФФИ и не выделяет денег даже своему лаборанту, а все забирает себе, то такой человек не может быть моим "любимчиком"…

– Вы намекаете на конфликты в институте?

– Да, конечно. Есть в любом коллективе люди, которые недовольны директором. Наш институт не исключение.. А потому кражи стали для таких людей истинным подарком: они начали раздувать происшедшее. Эта история пошла буквально по всему миру

– А что было украдено?

– Была вскрыта витрина и взяты черепа амфибий Один из них через некоторое время появился в Германии. Потом пропали два бивня. Причем была оставлена записка: "Бивни взяты в работу" а потому эта пропажа не сразу привлекла внимание Потом было еще некоторое количество краж.. Мы обращались в милицию, возбуждались уголовные дела, но возможность их раскрытия невелика… После первых же краж мы приняли беспрецедентные меры по охране. Кое-кто даже шутит, что теперь мы охраняемся так, будто за нашими стенами склады ядерных боеголовок…

– Не исключено, что ваши экспонаты намного ценнее так как несут в себе память эпох! Но, как известно, очень тяжело раскрывать все кражи произведений искусства.

– У нас еще сложнее! Борьба с кражами произведений искусств имеет длительную историю, накоплен определенный опыт, да и исследованы рынки сбыта, известны покупатели У нас же многое непонятно: к примеру, на таможне необычно трудно определить, что вывозится ценный палеонтологический материал… И так далее… Да и законодательная база у нас такова, что позволяет делать все что угодно – она очень слабая Надо создавать законы и подзаконные акты, и я готов этим заниматься… Однако у Госдумы пока руки не доходят… А ведь закон должен быть таким, чтобы люди не боялись заниматься палеонтологическим бизнесом, и в то же время материалы, представляющие ценность для музеев и науки, оставались бы в стране.

– Но ведь это сделать нелегко!

– Конечно. Но совершенно необходимо!

– В таком случае поясните: что такое «палеонтологический бизнес»?

–Это торговля палеонтологическими объектами Во всем мире это нормальный бизнес. Я привожу такой пример Есть у нас фосфоритный карьер под Москвой. Ковш экскаватора загребает десятки тысяч мелких раковин. Их можно использовать для создания коллекций в школах, университетах, наконец, делать сувениры… В общем, весь материал можно условно разделить на три категории. Первая – недопустимо вывозить из страны объекты, представляющие исключительную научную ценность…

– Те, которые экспонируются в вашем музее?

– Безусловно… Второе – объекты, которые можно вывозить. И наконец, третье – спорные вещи… Бывают такие случаи, когда даже наши специалисты не могут сказать: нужен тот или иной материал, представляет ли он особую ценность или нет? Объекты подобного рода необходимо оставлять в стране, к примеру, на год. Если они не будут востребованы, то их можно затем и выпускать… Да и спокойно можно проанализировать такие материалы, определить их истинную ценность.

– Вы четко разделяете палеонтологов на две категории-исследователи и бизнесмены. Каково их соотношение сегодня?

- Один к ста.

– Один бизнесмен и сто ученых?

– Да.

– Спасибо. Вы немного меня успокоили…

ИЗ ХРОНИКИ ОТКРЫТИЙ: "А.Ю. Розанов ведет исследования древних фосфоритов, где обнаруживает разнообразные окаменевшие бактерии. Принципиально меняются представления о генезисе фосфоритов, обосновывается их биогенная, а не хемогенная природа.

Формируется новое научное направление «Бактериальная палеонтология». Результаты изучения ископаемых микробов ведут к пересмотру моделей седиментации ( осадконакопления) палеогеографических реконструкций и в конечном счете генезисе (происхождении) многих осадочных полезных ископаемых.

Одновременно в России и США в метеоритах обнаружены многочисленные фоссилизированные остатки бактериального и, возможно, грибного происхождения. Делается вывод о существовании жизни до начала образования Земли и вне Земли".

-И несколько слов о самых последних работах. Рассказывают, что вы теперь уже работаете за "пределами здравого смысла' -имеются в виду сенсационные открытия в космосе. Так ли это?

– Вместе с американцами нам удалось обнаружить в метеоритах ископаемые бактерии иископаемые грибы. А поскольку метеориты "старше" Земли, то и жизнь, следовательно, имеет несколько иное происхождение, чем представляется…

– Все началось по-моему с «марсианских» метеоритов, найденных, кажется, в Антарктиде? Но потом было объявлено, что это «блеф»?

- Это было в августе 1996 года. Серьезная научная публикация, и отвергнуть ее проста так нельзя… У нас, кстати, была аналогичная статья, но ее долго не решались печатать, считая подобные выводы чистой фантастикой. Но это реальность! Когда мы увидели бактерии в фосфоритах, то поразились: они сохранились шикарно! Следовательно, они «каменели» очень быстро, то есть гнить не успевали… И тогда были проведены эксперименты в лаборатории академика Г.А. Заварзина вместе с микробиологами и выяснилось, что для фосфоризации требовалось всего несколько часов. Поэтому сейчас мы находим бактерии почти во всех объектах, только нужно уметь видеть…

– И где же таится эта жизнь в космосе?

– Вероятно, на планетах, где есть лужи, болота, озера и так далее. Очевидно, планеты и псевдопланеты разрушались, а осколки их путешествовали по пространству до тех пор, пока не попали на Землю. Есть целая серия людей, которые считают, что солнечная система регулярно пересекается со струйным потоком вещества во Вселенной. Возможно, здесь и происходит встреча с "живыми" метеоритами… Но это не моя область науки. Я подхожу к этой проблеме с точки зрения палеонтолога, и мне ясно, что такие ископаемые бактерии и грибы в метеоритах есть. Проведены уже сотни экспериментов, которые подтверждают это. Я делал доклад на Президиуме РАН, и он был встречен с очень большим интересом. Вместе с НАСА мы выпустили ряд публикаций и фотографий, и наш институт (а вместе с ним и вся отечественная наука) вправе гордиться, что работаем наравне с таким авторитетным космическим агентством. На Президиуме РАН было принято решение образовать специальную межинститутскую лабораторию по палеонтологическому исследованию космического вещества.

– И вы можете привести другие примеры?

- Конечно. Наши нефтяники, к примеру, должны понять, что палеонтологические исследования – самый дешевый способ определения возраста пород при поисковых работах. Если они будут пользоваться нашими данными, то затраты снизятся на 20-30 процентов, а может быть и больше.

– Они обращаются к вам?

- Австралийские нефтяники, иранские, но не наши. К сожалению, у нас нефтяные и газовые компании «отсекли» стратегическую часть отрасли, то есть науку и поиск, а занимаются только перекачиванием уже разведанных месторождений. А ведь стратегия приличной компании заключается в том, чтобы думать о перспективе. Хотя бы на 10-15 лет вперед… В свое время американцы считали, что один доллар на науку приносит семь долларов дохода. Это выгоднейшее вложение средств! Однако у нас нет культуры применения науки, использования ее достижений. Поэтому слова: «Выделить деньги на фундаментальную науку!», кроме раздражения, ничего не вызывают. Для человека, живущего только сегодняшним днем, фундаментальная наука – «красная тряпка».

– И вы можете сегодня дать принципиально новые рекомендации?

- Конечно. К примеру, мы доказали, что нефть можно искать среди очень древних пород. Раньше такое считалось бессмысленным… Месторождения редких металлов могут образовываться с помощью бактерий. Разве это было известно?! И теперь геологи приходят к нам в институт за консультациями…

– В этом мире ничего не пропадает, не так ли?

– Рождаются в нашей науке совершенно новые направления, и здесь мы в лидерах.

– То, что вы говорите, звучит фантастически!

- Вся наука фантастична, потому что открывает людям постоянно новое.

4

Фантастика? Нет, совсем не обязательно читать романы, иногда сюжеты рождаются на наших глазах. В том же самом Палеонтологическом институте. Там сегодня размышляют о распространении жизни по Вселенной. В том числе и разумной…

Оказывается, они уже несколько столетий посылают нам сигналы, мол, земляне, присмотритесь внимательней к тем вестям, что мы направляем, и вы сразу же поймете – Вселенная столь же щедро наполнена живым веществом, как и звездными системами, галактиками и туманностями.

Но мы были слепы…

Мы отправляли первые лунники и делали все возможное, чтобы они не "заразили" земными микробами чужие моря. А затем выдерживали в карантине первый экипаж "Аполлона" , опасаясь, что астронавты привезут на Землю микроорганизмы с Луны.

Первые межпланетные станции "Марс" и "Венера" также тщательно стерилизовались – биологи всерьез опасались, что земные органические соединения нанесут непоправимый ущерб марсианским.

Однако космонавтика вдребезги разбила одно из самых прекрасных мечтаний человечества: полеты по Солнечной системе представили перед нашими глазами безжизненный мир, где не осталось места для "братьев по разуму". И практическая космонавтика сказала нам: "Мы одиноки в космосе, по крайней мере, в тех пределах, что доступны сегодня для наблюдений и исследований,"

Я считаю, что это одно из великих достижений космонавтики, и уже ради него имело смысл начинать прорыв в космос!

И вдруг наука преподносит очередной сюрприз – она показывает, что мы, люди, возомнив себя чуть ли не богами, слепы и невежественны, потому что не замечаем происходящего вокруг.

15 марта 1806 года в Алаисе упал метеорит, который привлек внимание французского ученого Л. Тенарда. Он удивился тому, что в "посланце с неба" так много углерода. С тех пор "феномен из Алаиса" привлек к себе внимание ученых Европы. Проходит четверть века и уже шведский химик Дж. Берцелиус удивляется, что в камне много воды?! И тут же он начинает опровергать очевидное (это так характерно для ученых!): мол, представленный ему образец вовсе не является метеоритом… Сомневающийся исследователь вскоре убеждается в своей ошибке, и тогда он начинает утверждать, что в метеорите содержатся органические вещества. Фантазии ученых тогда явно не хватило, чтобы утверждать о внеземном его происхождении.

14 мая 1864 года в той же Франции случается "метеоритный дождь", и в распоряжении ученых оказывается 20 черных камней (можно сказать даже – "булыжников", так как вес некоторых достигал двух килограммов!) Так как это происшествие связано с деревушкой Оргэй, жители которой внесли свой посильный вклад в науку, собрав "небесные камни", тот метеорит вошел в историю с названием "метеорит Оргэй". Он поразил исследователей обилием углерода. И так как разумного объяснения ученые дать не могли, то они единодушно пришли к выводу, что "произошло загрязнение земным веществом", и на том успокоились. Ровно через сто лет ученые вновь обратились к загадке метеорита и, используя уже более современные методы, нашли в нем так называемые порфириты, которые свидетельствуют о биологическом происхождении нефти.

Казалось бы, что общего между нефтью и метеоритом!? Но шел уже XX век, а потому исследователи были не только смелее, но и увлеченней, что позволило им сделать неожиданный вывод: "весьма вероятно участие живого материала в формировании метеоритов".

Сомнение было брошено в научную среду, и в этом интеллектуальном бульоне начали вариться фантастические гипотезы…

В 1961 году стартовал Юрий Гагарин. Это событие затмило все, что связано с космосом – только Гагарин!

А между тем тот же "метеорит Оргэй" продолжал удивлять исследователей: спектральный анализ показал, что органика метеорита аналогична той, какая наблюдается в нефти. Это само по себе странно, но ученые к тому же нашли очень маленькие тела, которые очень походили на водоросли, пыльцу и гистрихосферы. Они были названы "организованными элементами", что немедленно вызвало критику большинства исследователей, утверждавших, мол, это не что иное, как земные загрязнения. Более того, они доказывали: метеориты хранят "музейную пыль"! Нашлись сторонники этой теории, которые даже специально "загрязняли" метеориты, дабы их доказательства восторжествовали… В. Клаус и Г. Надь, оказавшиеся в центре скандала, вынуждены были те 100 бактерий, 3 диатомеи, 2 спикулы губок, 1 гранулу и 16 волокон целлюлозы, что обнаружили в метеоритах Оргэй и Ивуна, признать земными загрязнениями.

Наука вынуждена была отступить перед жесткой критикой. Сторонников существования внеземных "жизнеподобных" форм считали чуть ли не лжеучеными, тем более, что практическая космонавтика приносила только отрицательные результаты и из пространства, и с планет, и с Луны.

Не помогло даже весьма громкое выступление лауреата Нобелевской премии Харольда С. Урей, который сделал обзорный доклад о биологических материалах в метеоритах. Он привел множество доказательств, что в небесных посланцах встречаются субстанции, похожие на те, что находят палеонтологи в древних породах.

"Некоторые вещества в метеоритах, если бы их нашли в земных объектах, несомненно, считались бы биогенными, – сказал он. – Те из нас, кто в течение нескольких лет работали с метеоритами, были уверены, что там не могло быть остатков никаких живых организмов. Если бы метеориты имели состав осадочных пород Земли, это не вызвало бы большого удивления".

Почему голос ученых не был услышан: ведь, казалось бы, они информируют о сенсационном открытии, таком понятном и интересном?!

Оказывается, нельзя было в то время соглашаться с таким выводом, так как это привело бы к резкому торможению космических исследований, в частности, изучению планет – Венеры и Марса. Во многом человеческий разум влекла на них именно жизнь, воспетая несколькими поколениями фантастов. "Марсиане" были для нас "братьями по разуму", а потому их (или их следы!) надо было найти обязательно! И устремлялись к Красной планете земные разведчики, а плотные облака Венеры штурмовали автоматические зонды. Обе планеты открылись перед нами, прекрасные, увлекательные, но, к сожалению, безжизненные. Так мы потеряли "братьев по разуму"…

Эпоха великих иллюзий ушла в прошлое, а потому опять вперед вырвалась трезвая наука.

"Бактериальная палеонтология" – новое направление родилось именно в это время, и среди ее отцов-основателей – наши ученые из Палеонтологического института РАН.

Эта ветка науки столь молода, что еще не успевают "засохнуть чернила" на статьях, сданных в печать, на пухлых отчетах об экспериментах, которые, как и положено в новой области науки, множатся с удивительной быстротой, поражая как тонкостью исследований, так и парадоксальностью выводов. И что весьма неожиданно: наши палеонтологи объединились с сотрудниками НАСА. Союз американских исследователей космоса и наших палеонтологов принес великолепные результаты!

"Начался по существу новый этап в изучении биоморфных структур в космическом материале, – пишут в последнем совместном исследовании Л. Герасименко, Е. Жегалло, С. Жмур, А. Розанов и Р. Хувер. – Три важных обстоятельства способствовали широкому резонансу этих работ. Первое – это то, что сходные результаты были получены одновременно как в России, так и в США. Второе, что к этому времени широко развернулись работы по бактериальной палеонтологии и геомикробиологии, создавших реальную основу для более убедительных рассуждений о биоморфах в метеоритах, и третье – это широкое развитие работ по экспериментальной фоссилизации, ясно показавшее, что микроорганизмы могут легко сохраняться в ископаемом состоянии, поскольку, при определенных условиях их фоссилизация занимает лишь считанные часы".

Ученые трех наших институтов Академии – микробиологии, палеонтологического и литосферы – объединились с коллегами из Космической лаборатории Центра полетов в Ханствилле, чтобы объявить о самом, пожалуй, крупном открытии XX века. Кратко его можно сформулировать так: "Жизнь на Земле занесена из космоса, и это уже не гипотеза, не фантазия, а реальность!"

Наверное, довольно скоро признательное человечество поставит памятник цианобактериям. Ведь именно им обязана Земля тому, что избавилась от углекислоты. Неутомимые труженики – цианобактерии – переработали ее в кислород. На это им потребовалось три миллиарда лет. Потом они вынуждены были уступить более агрессивным собратьям, но все же сохранились в некоторых районах планеты – рядом с вулканами, в соленых лагунах. Будто специально цианобактерии дожили до наших дней, ожидая, что благодарные люди воздадут им должное. И что самое главное: эти удивительные организмы помогают "спуститься по лестнице" в глубины прошлого, шаг за шагом просматривая эволюцию жизни на планете.

Эти же цианобактерии позволяют и шагать ввысь – во Вселенную. А верными поводырями служат метеориты, в которых ученые обнаружили разнообразные организмы – нити, клетки, тонкие трубки, грибы.

И исследователи делают вывод:

«Принципиальное морфологическое единство земных микробных организмов как современных, так и древних с псевдоморфозами по микроорганизмам из углеродистых метеоритов дает основание полагать принципиальное единство микробиологического мира Земли и космических объектов. При этом, конечно, не исключено обнаружение и таких форм, которые не будут иметь земных аналогов».

Наверное, так и должно быть: жизнь началась где-то в космосе, пришла на Землю, а затем вновь уйдет в глубины Вселенной. Впрочем, человек, к сожалению, уже способен порвать эту великую нить… Слишком много войн на Земле, и завтра ракеты и самолеты могут понести ядерные заряды. "Ядерная зима" -это уже не выдумка фантастов, а расчеты ученых. Неужели восторжествует безумие?! Тогда нить жизни прервется… Та, что проходит через Землю… Другие останутся, но нам уже не суждено знать о них…

Часть пятая

СВЕТ ПОЛЯРНЫХ ЗОРЬ

Попытки поисков событий невероятных, а также размышления, споры, оценки и комментарии людей, которые умеют работать надежно, интересно и творчески, хотя живут там, где ночь и день делят свет поровну – а проще говоря, это повесть о Кольской атомной станции.

313

314

Мы ждем прихода урагана, потому что убеждены, что справимся с ним, выйдем из этой схватки победителями. Очевидно, до конца дней живет в нашем сердце мальчишеская мечта о приключениях, о дальних странах, о неведомых испытаниях, выпадающих на долю путешественника. Мы жаждем испытаний, но когда они приходят, то не всегда готовы их встретить…

Ураган затаился где-то в горах, среди зимней тайги, может быть, в озерах, разбросанных в обилии по этой земле, и никто не знал, когда он вырвется на свободу.

Но почему за два десятилетия до его рождения люди предугадали его свирепый и безжалостный характер? Они были убеждены, что ураган обязательно случится, а потому и строили станцию так, чтобы она выстояла. Или я ошибаюсь?

Первая встреча с директором Кольской АЭС Юрием Коломцевым. Случилась она за праздничным столом, а потому мы просим у читателя извинение за некоторую сумбурность – каковы вопросы, как говорится, таковы и ответы…А так как у каждой главы положены заголовки, то я предложил бы такой:

ДУША ТОРЖЕСТВУЕТ И ОТДЫХАЕТ

– Как попали сюда?

- Добровольцем в 65-м году. Раньше в эти места приводили в кандалах да тюремных вагонах, а в наше время от желающих отбоя не было! Молодые люди ехали на Север за мечтой.

– Ошибались?

– По моему разумению – нет.

– А вы откуда родом?

– Ивановский.

– Из города?

– Из небольшого рабочего поселка.

– Сбежали, значит, от девчат…

– Это уж точно: в этом своему краю изменил и женился на мурманчанке. Еще в то время, когда был студентом, – Светлана оказалась из здешних мест. Мы учились в одной группе в Иванове, и она меня соблазнила приехать сюда. Еще во время каникул эти места мне понравились…

– Наверное, осенью впервые сюда попали?

- В лучшее время: конец августа– начало сентября! А потом и зимой приезжал…По распределению попал в Апатиты на тепловую станцию, где отработал больше десяти лет.

– Странно, что попали на атомную?

- Нет, тогда специалистов на ней не хватало. И не только на Кольской, но и на других, так как атомная энергетика начала бурно развиваться.

ИЗ ВОСПОМИНАНИЙ В. ВИШНЯКОВА: "Первый блок Кольской АЭС был головным в серии энергоблоков ВВЭР-440 с реактором типа В-230, поэтому конструкторская и проектная документация требовала постоянной ее корректировки и доработки прямо непосредственно в процессе строительства и монтажа. На это уходило много сил и времени. Группы конструкторов, проектировщиков, шеф-инженеры заводов, персонал ряда отделов и лабораторий в завершающий период монтажа дневали и ночевали на станции. Для их отдыха в санитарно-бытовом корпусе была даже оборудована специальная комната, что-то вроде мини-филиала гостиницы «Нивские берега». Сама же гостиница была переполнена, старожилы называли ее «профилакторием», так она именовалась в проектной документации.

Позади остались трудные дни конца 1972 года – директивного срока пуска первого блока КАЭС, сорванного из-за непоставки ВКУ и верхнего блока реактора «Ижорским заводом» (Это оборудование поступило только в феврале-марте 1973 г.) По этой причине в урочный срок были пущены только турбогенераторы № 1, 2 от постороннего источника пара (котловагонов) и выдана в энергосистему «Колэнерго» символическая электроэнергия мощностью всего около 5 мВт. Но и за этой пусковой операцией стояла напряженная работа, связанная с монтажом и наладкой всей электросхемы станции, систем и оборудования турбин и генераторов блока № 1…"

Я попытался найти инициатора этой «символической акции» пуска первого блока Кольской станции, но потерпел неудачу. Да, об этом факте знали практически все мои собеседники: «Да, ну и что из этого!» Я пытался спорить, мол, нехорошо обманывать государство, правительство, весь народ… А в ответ весьма убедительное: так поступали все, практически всегда поздравляли за незавершенное строительство, а потом по полгода – году устраняли неполадки, а иногда попросту и халтуру… В те времена условия игры были известны всем – от прораба до члена правительства, а потому их не осуждали. Но дело делалось потихоньку… Кстати, символично, что во время «символического пуска» Кольская АЭС выдала энергии столько же, сколько Первая атомная…

Но продолжим наш разговор с Коломцевым. Мы задержались на его переходе на АЭС, на первый взгляд, необычном…

– Нет, ничего особенного в этом не было. Станций атомных строилось много, а специалистов не хватало – ведь подготовка их идет по сути дела только на самих станциях. В те годы очень многие ушли из "оборонки", чтобы работать на АЭС. Это были те люди, которые трудились на "боевых реакторах" в закрытых городах – Красноярске, Челябинске-40), Томске-7… Электриков, автоматчиков, турбинистов приглашали с тепловых станций, и я оказался в их числе. Кстати, опытных специалистов мы и сейчас приглашаем к себе…

– Но все-таки уникальный случай: не физик становится директором атомной станции. Насколько мне известно, таких случаев еще не было?

- Переучиваться приходилось…

– Вы впервые попадаете на атомную станцию… Удивляет, что ничего не дымится, не грохочет, а внешне тишина и покой? Меня это поначалу поражало…

– А меня поразила сложность работы! Субъективное ощущение, конечно… Параметры другие, температуры, металлы, иное требование к конструкциям и оборудованию… Да и коллектив в то время, когда я пришел сюда, еще не сложился… Обстановка была сложная, неблагоприятная. Но более жесткие требования по безопасности как к работе, так и к оборудованию заставляли подтягиваться… Это был стержень, вокруг которого постепенно формировался профессиональный коллектив АЭС. А поначалу было очень трудно…

ИЗ ВОСПОМИНАНИЙ В. ВИШНЯКОВА: "Ночь с 13 на 14 июня 1973 года. Ярко освещенный центральный зал 1-й очереди, временный санпропускник на входе с отметки 18,5 вентэтажерки. Напряженное ожидание. Корзина подвешена на кране и готовится к установке в реактор. Тогда я, кажется, впервые увиделнового начальника физлаборатории Е.И. Игнатенко. Тогда он был молодой человек с ежиком черных волос (теперь они у него совсем белые). Появился он на Кольской АЭС в мае 1973 года в одно время с новым директором нашей станции А.П. Волковым. Там же в центральном зале, находился и председатель Государственной приемочной комиссии первого блока Леонид Михайлович Воронин Именно этот человек держал в руках все нити пуска блока и, как мне казалось, только он один в тот момент четко знал и понимал «куда ведет нас рок событий». А потом было 29 июня…"

– Итак, пуск первого блока будущей мощной атомной станции…Неужели это настолько необычное и сложное сооружение, что запоминается на десятилетия?

– Фактически в вопросе уже содержится ответ – конечно! Что же самое сложное? Во-первых, реакторный процесс

– Теперь-то разве сложно: набрали урановые таблетки разместили в трубках из циркония, «набрали» из них активную зону и жди, пока она выгорит..

– Теперь это даже в детских книжках рисуют подробно. Но вот как отобразить те же "отравления зоны", которые влияют на эффективность работы реактора?

– А что это такое?

– Если просто сказать, по-дилетантски, то это образование "шлаков" в топливе. Йоды, ксеноны "перехватывают" на себя нейтроны и не дают идти цепной реакции. Если каким-то образом убрать эти "шлаки", то ядерное топливо еще долго может работать, к сожалению, сейчас мы его используем явно недостаточно. Но это одна из больших проблем ядерной энергетики…Кстати, у нас впервые был продлен срок службы топлива на год. Это благодаря науке, и инициатором этого был Евгений Иванович Игнатенко. Он серьезно занимался этой проблемой.