Текст книги "Вторжение. Неизвестные страницы необъявленной войны"

Автор книги: Владимир Снегирев

Соавторы: Давид Гай
сообщить о нарушении

Текущая страница: 14 (всего у книги 31 страниц)

Вертолеты прикрытия вели наблюдение за местностью и уничтожали живую силу и огневые средства противника при их обнаружении.

Для преодоления противодействия средств ПВО воздушные перевозки осуществлялись на высотах как предельно малых, так и близких к практическому потолку вертолетов. Маршруты полетов постоянно менялись…

Накапливая материалы для книги, мы нет-нет и вспоминали ее подзаголовок: «Неизвестные страницы…» В самом деле, многое из описываемого будет своего рода открытием для советских читателей. О подавляющем большинстве приводимых военных эпизодов (и не каких-нибудь проходных, а весьма существенных) в наших средствах массовой информации ничего не сообщалось.

Не говорилось ни гу-гу и о диверсиях, успешно применяемых против советских и афганских правительственных войск. Тем более о крупных. Сражавшиеся в Афганистане тоже далеко не всегда узнавали об этом, а если и узнавали, то по слухам, не всегда достоверным.

Расскажем об одной такой диверсии.

13 июня 1985 года крупную авиабазу на западе Афганистана под названием Шинданд сотрясла серия мощных взрывов.

В одно мгновение стоянка, занятая самолетами афганских ВВС, превратилась в гигантский пылающий костер. Очевидцы рассказывали, что это был кромешный ад: огненными шатрами вспыхивало авиационное горючее, детонировали боеприпасы, кажется, горел даже бетон.

В тот день моджахеды «Исламской партии Афганистана» (ИПА) совершили крупнейшую диверсию, мгновенно уничтожив на земле 19 боевых самолетов и еще 13 серьезно повредив. Это все равно как если бы полностью перестал существовать целый авиационный полк. Взрывами были уничтожены 13 истребителей МиГ-21 и 6 штурмовиков СУ-17.

В следственном управлении МГБ Афганистана нам удалось познакомиться с некоторыми подробностями этой «диверсии века».

Специалисты-взрывники из ИПА с помощью завербованных ранее солдат, несших службу по охране аэродрома, прикрепили мины с часовыми механизмами к двадцати самолетам. Взрывные устройства были самодельными, но изготовили их, как отмечалось следователями госбезопасности, весьма искусно. Только одна из мин почему-то не сработала – она-то и попала на экспертизу в МГБ.

Замысел моджахедов состоял в следующем. В условленное время с гор, окружающих авиабазу Шинданд, должен был начаться обстрел самолетных стоянок реактивными снарядами. Одновременно срабатывали часовые механизмы мин и… То есть уничтожение самолетов хотели списать на обстрел: дескать, от попадания «эрэса» взрывается один самолет, от него пламя перекидывается на другие, высокотемпературная детонация довершает дело…

Однако что-то там у моджахедов не заладилось, обстрел и взрывы не совпали по времени, поэтому следователи сразу заподозрили диверсию. Уже на утро после взрыва в Шинданд из Кабула прибыла большая группа опытных детективов во главе с руководителем госбезопасности доктором Наджибуллой – будущим президентом страны.

Вскоре они выявили подполье ИПА в Шинданде, был арестован 31 человек, из них 13 офицеров и 8 солдат, служивших на авиабазе. Пятеро были приговорены к высшей мере наказания.

Да, техника и люди гибли не всегда в боевой обстановке. И не всегда из-за диверсий. Часто – по беспечности, неопытности командиров.

Взять тот же знаменитый тоннель Саланг длиной более двух километров. Еще в декабре 1979 года, во время ввода в Афганистан советских войск, здесь погибли 12 военнослужащих, весной следующего года – еще двое. Причина одна и та же: высокая концентрация в тоннеле угарного газа от работающих дизельных двигателей. Любой непредвиденный затор в движении техники – и последствия становятся необратимыми.

Но то, что произошло на Саланге 3 ноября 1982 года, потрясло даже видавших виды военных.

… Несколько дней шел обильный снегопад. С обеих сторон тоннеля скопилось огромное количество советской и афганской техники. Начальник оперативной группы дал приказ начать движение колонны с юга, а потом и с севера. Колонны пошли навстречу друг другу. В центре внезапно столкнулись две машины. На холод, водители не глушили моторы, зная, что потом не заведутся – аккумуляторы слабые. Дизели выбрасывали в замкнутое, непроветриваемое пространство угарный газ. Много газа. И как результат – погибли от удушья 64 советских и 112 афганских военнослужащих, в основном рядовой состав.

Вот так бездарный приказ обернулся трагедией. После этого движение в тоннеле разрешено было только в одном направлении: или на юг, или на север. Был установлен специальный контроль за движением машин, чтобы избежать их скопления.

Диалог авторов

Д. Г.:Не кажется ли тебе, что освещение чисто военных вопросов – тяжелая затея? Это же целина непаханная… Ее не поднять, даже если целую книгу только этому посвятить. Было много заслуживающих внимания операций. С годами трансформировалась тактика ведения боев – как наша, так и противника. В этой главе мы коснулись действий мотострелков, спецназа, авиации… А саперы? Возможно, ни одна война до этого не была столь щедрой на «посевы» мин, как афганская. А водители, пожалуй, чаще других рисковавшие жизнями? А работа штабов?.. Обо всем этом надо писать тома.

В. С.: Давай сразу, во избежание возможных упреков, оговоримся: мы и не ставили своей целью провести скрупулезный анализ действий в Афганистане всего военного механизма. Это дело специалистов. Война интересовала нас, прежде всего, в ее малоизвестных и попросту неизвестных для широкого круга читателей проявлениях.

Насколько я знаю, сейчас работники Генштаба, военные историки обобщают опыт боевых действий в специфических условиях Афганистана. Специалисты вносят поправки в наставления и методики с учетом накопленного опыта. Кстати, многое было пересмотрено уже в ходе самой войны. Возьмем, к примеру, полевую одежду наших солдат и офицеров. Входили в Афганистан в традиционном хэбэ, а через десять лет выходили уже в совершенно другой форме. Кое-что «афганцы» вводили в свой обиход сами, не дожидаясь разрешения «сверху» – например, знаменитые «лифчики» или тельняшки – их к концу войны носили не только десантники.

Д. Г.:Из разговоров с генералами Генштаба я тоже понял, что опыт почти десятилетних боев в чужих горах не прошел даром. На многие вопросы тактики теперь смотрят по-другому. Армия никогда раньше столь долго не воевала в ограниченных пространствах горных ущелий, на больших высотах. Никогда не вели бои с партизанами. Никогда так широко не использовали вертолетные десанты. Прошли боевое крещение части спецназа. Уже это, согласись, немало.

Были и отдельные весьма удачные в военном отношении операции – тот же «второй Панджшер», разблокирование дороги Кабул – Хост… Вроде бы нет оснований сомневаться в том, что их провели с военной точки зрения грамотно, профессионально.

В. С.:Хоть и медленно, на собственной крови, но училась 40-я армия действовать эффективно. Слава богу, со временем избавились от привычки разворачивать против мелких отрядов оппозиции батальоны и полки, от чего страдали не столько моджахеды, сколько окрестное население. Стали лучше использовать фактор внезапности. Отдельные операции приносили и богатые трофеи, и освобождение целых районов. Но…

Возьмем тот же Панджшер. Сколько раз его брали? Пять или шесть, если не больше. И каждый раз с шумом: артналеты, бомбо-штурмовые удары, десанты. И потери, иногда очень высокие. А что происходило потом? Одно и то же: стоило нашим войскам возвратиться к местам постоянной дислокации, как Ахмад Шах тут же выметал из долины гарнизоны правительственной армии и вновь становился полновластным хозяином огромной территории. Он, кстати, и сейчас преспокойно владеет Панджшером и контролирует три северные провинции. Как будто и не было тех самых операций, которыми гордится наш Г енштаб.

Тогда, спрашивается, ради чего каждый год посылали на смерть солдат? Изводили тысячи и тысячи тонн боеприпасов? Проводили мощнейшие бомбардировки (стратегическая и фронтовая авиация привлекалась даже с внутренних аэродромов СССР)? Какой прок был от этой тактики, если в целом отсутствовала глубоко продуманная стратегия ведения войны?

Д. Г.:Попробую дать свой ответ. Очень скоро все поняли: война идет не с бандитами, а с народом. Народ же, как известно, победить нельзя. И тем не менее стратегия не менялась, то есть военные действия велись так, будто от них получался ощутимый результат. А результата, способного решительным образом повлиять на исход войны, не было. Заколдованный круг… Усилия и впрямь прикладывались огромные, но все впустую. Знаменитая комплексная операция по очистке уезда Кама в провинции Нангархар с одновременной организацией там всех структур государственной власти окончилась полным провалом, хотя в начале 80-х о ней много шумели, выдавали за образец. То же самое и с разблокированием дороги на Хост, когда армия понесла серьезные потери. Сколько времени дорога оставалась свободной для прохода машин – пять дней, неделю? Затем ее вновь оседлали «духи».

Подобная тактика без стратегии не могла привести к победе ни нас, ни поддерживаемый нами режим. А умная, верная стратегия, на мой взгляд, заключалась в следующем: побыстрее свернуть боевые действия и покинуть чужую страну. Другой стратегии, как мне видится, не имелось. На ее выработку ушло почти десятилетие. Прискорбно…

В. С.:Вот говоришь – «побыстрее»? Не могу согласиться. Что значит «побыстрее»? Насколько мне известно (и мы этого коснемся ниже), Горбачев, едва придя к власти, поставил задачу покончить с позорной войной. Но прошло еще четыре с лишним года, прежде чем последний советский солдат покинул Афганистан. Потребовались гигантские усилия дипломатов и государственных деятелей, военных, чтобы выполнить прямое указание главы государства. «Побыстрее», как видишь, не получилось.

Д. Г.:Я не настолько наивен, чтобы сводить эту важнейшую акцию к нескольким месяцам. «Побыстрее» в моем понимании означало – начинать действовать, без промедлений и оттяжек.

В. С.:На афганской войне царил какой-то немыслимый бедлам. Неразбериха повсюду: в штабах, в частях, в боевых порядках. Почему? Размышляя над этим, я пришел к такому выводу. Явившись в Афганистан с родных застойно-разгульных просторов, мы принесли с собой на войну все, с чем свыклись в мирной жизни, в том числе бестолковщину, поразительное равнодушие, отсутствие инициативы, лень, расхлябанность…

Д. Г.:Постой, постой. Не хочешь ли тем самым обелить армию, списать с нее грехи на «гражданку»?

В. С.: Ни в коем случае. Армия во многом виновата сама по себе. Помню, как первое время, находясь в воюющих частях и подразделениях, поражался царившим там порядкам. Приказы отдавались почти исключительно матом. Никто толком ничего не знал и знать не хотел. Взаимодействие между подразделениями было слабым. Связь – отвратительная. О дисциплине и говорить нечего. Плюс «дедовщина»… Как же так, с горечью думал я, ведь это те самые военные, о которых мы с детства привыкли слышать только звонкие эпитеты…

И однако для меня очевидно: многие изъяны армии имеют «гражданское» происхождение. Армия стала концентрированным выражением состояния нашего общества, пораженного метастазами ложных идей, двоемыслия, двоедушия. Это бесспорно. Как бесспорно связаны с состоянием общества ее нынешние беды.

Д. Г.:Не стану вступать с тобой в дискуссию. Давай лучше поговорим о профессиональной подготовке 40-й, вернемся к тактике ведения афганской войны. Это ведь сугубо военные дела, к гражданским они отношения не имеют.

В уже цитировавшемся нами швейцарском военном журнале дается оценка слабостей 40-й армии. И пусть я рискую впасть в немилость генералитета («нашли что цитировать, западный источник не может быть до конца объективным»), тем не менее приведу отрывок из статьи:

«Безуспешность действий советских войск в Афганистане определяется не только количеством задействованных дивизий, масштабами страны и высоким боевым духом афганцев, но и прежде всего недостатками самой Советской Армии. Сюда относится недостаточная подготовка советских военнослужащих к ведению боевых действий в подобных условиях, а следовательно, и отсутствие всяческой инициативы. Так, например, в случае нападения на колонну советские солдаты не выходят из своих БМП. Или же, следуя пешим порядком и попав в засаду, они стремглав укрываются в своих боевых машинах.

Управление войсками осуществляется неуклюже. Так, в случае нападения повстанцев на колонну или военный объект требуется, по меньшей мере, 20 минут, пока прибудут Ми-Р4. И это случается даже тогда, когда соответствующий аэродром, на котором два вертолета находятся в постоянной боевой готовности, расположен на расстоянии прямой видимости. При условии внезапности нападения соответствующие «нормативы» увеличиваются до 1–3 часов.

При этом вертолеты никогда не опускаются ниже 20 м, даже если по ним не применяются 12,7-мм ДШК. Если же такая угроза налицо, Ми-24 действуют на высоте не ниже 1000 метров. Обстрел долин осуществляется только с больших высот.

Что касается артиллерийской поддержки (кстати, к артиллерии войска относятся более уважительно, нежели к вертолетам), то она наступает лишь через час после нападения. Афганской армии Советы не оказывают вообще никакой артподготовки, что является свидетельством отсутствия надлежащей связи между советскими и афганскими войсками. Самим же афганцам необходимо около трех часов времени, пока они приведут в боевую готовность свои артсредства.

До уровня командира батальона отсутствует всякая свобода принятия решения. Если, например, атака или контратака роты захлебнулась, подразделение остается на месте, пока его не деблокируют, или же в панике отступает. Есть сведения, согласно которым командир одной советской роты, будучи на территории, занятой повстанцами, пытался узнать у них дорогу. Отсутствуют необходимые для ориентации на местности и в той или иной степени пригодные к употреблению карты… В ротном звене и ниже отсутствует всякая инициатива офицер-ского состава. При таких методах руководства совсем не удивительно, когда уничтожаются целые взводы и перебрасывемые на вертолетах подразделения.

Обычное военное снаряжение и пехотное вооружение обладают отличными качествами. Этого нельзя сказать о более сложной боевой технике, например о вертолетах. Так, с начала боевых действий в Афганистане Советы потеряли сто вертолетов и боевых самолетов – и это в борьбе с противником, который в качестве зенитных средств располагает лишь 12,7-мм ДШК и 14,5-мм ЗПУ. Только во время четвертого наступления на Панджшерскую долину было уничтожено 12 советских вертолетов»…

В. С.:Многое в статье, на мой взгляд, верно, как бы ни оспаривали наши генералы тезисы западных военспецов. Жестко написано? Да. Обидно для наших военачальников? Да. Но ведь на правду не обижаются, от кого бы она ни исходила.

Глава четвертая
Что они писали о нас

«Хотим стать мучениками…»

Эхо необъявленной войны разносилось по миру все слышнее. Впитав в долинах и горах автоматную и пулеметную дробь, артиллерийский обвальный грохот, разрывы бомб и реактивных снарядов, эхо стремительно летело через границы, наполняя зловещим смыслом газетные и журнальные репортажи, сознательно будоражащие, интригующие, пугающие жителей Земли. И лишь в одной стране – нашей с вами родной – царствовала тишь да гладь, словно и не лилась нигде кровь, не умирали, не становились калеками мальчишки, толком и не увидевшие жизни.

В. Снегирев: До поры до времени я не догадывался о том, насколько высока температура возмущения мирового общественного мнения советским вторжением в Афганистан. Понять это помогла поездка в Соединенные Штаты в феврале 80-го. Я был командирован газетой на зимние Олимпийские игры в Лейк-Плэсид. В самолете, следовавшем рейсом по маршруту Москва – Нью-Йорк, находились мои коллеги, туристы, а также большая группа, известных советских спортсменов – героев прошлых Олимпиад.

В Нью-Йорке ждал первый сюрприз. Сразу после приземления наш самолет взяли в плотное кольцо два десятка полицейских автомобилей и стали теснить его куда-то на задворки летного поля. Я смотрел в иллюминатор: зрелище было не из приятных. Зловещий эскорт, тревожный свет мигалок, вооруженные неулыбчивые люди. А ведь мы летели на праздник, Олимпиады всегда были праздниками. И вот – на тебе…

Загнав самолет на какой-то пустырь, полицейские оставили оцепление. И трап подавать никто не думал. Все попытки экипажа по радио выяснить, что же проиходит, ничего не давали: диспетчеры отказывались поддерживать связь. Спустя час или полтора подъехали автобусы с телеоператорами и журналистами. Они молча поснимали издалека наш уставший ИЛ-62 и исчезли.

Наконец поступило сообщение», что наземные службы аэропорта Кеннеди в знак протеста против советского вторжения в Афганистан категорически отказываются принимать самолеты Аэрофлота. Сквозь зубы нам предложили лететь в Вашингтон, где пообещали подать трап и выгрузить багаж.

Насколько я помню, это был последний рейс Аэрофлота в Нью-Йорк – затем всякие полеты наших лайнеров в США прекратились.

На самой Олимпиаде продолжалось в том же духе. Мы постоянно ощущали атмосферу недоброжелательности, осуждения, а то и откровенной ненависти. Продавались значки с надписью «Убей русского!» Газеты ежедневно публиковали страшные репортажи и комментарии об афганской войне. По телевидению выступали политические и общественные деятели с проклятьями в адрес СССР.

В эти месяцы американские спортсмены отказались участвовать в московских летних Играх. Президент Д. Картер принял решение приостановить шаги по ограничению стратегических вооружений (ОСВ-2), а затем в своем «Обращении к нации» он заявил о новом «жестком курсе» США в ответ на военную акцию Кремля.

Очень неуютно было чувствовать себя советскими в Америке в то время.

Много позже, исследуя материалы западной печати начала 80-х годов, авторы этой книги были просто поражены шквалом публикаций, в которых освещалась наша «интернациональная миссия». К примеру, влиятельная газета «Интернэшнл геральд трибюн» (распространяется в основном в Европе) только в январе 1980 года посвятила афганским событиям 107 (!) публикаций, а еще в 92 материалах Афганистан упоминался косвенным образом. Конечно, можно говорить о том, чго Запад не упустил свой шанс, немедленно развернув масштабную пропагандистскую кампанию против СССР. Но при этом следуст помнить, что люди во всем мире были весьма встревожены событиями на Среднем Востоке, они хотели знать об этих событиях как можно больше подробностей.

Судя по данным опросов, проводимых институтом Гэллапа, моральная расплата за Афганистан для Советского Союза наступила немедленно. Так, если в 1978 году негативную оценку политике нашей страны давали 64 процента американцев, то спустя месяц после начала войны их стало сразу на двадцать процентов больше.

17 января 1980 года правительство ДРА предложило большинству американских корреспондентов покинуть страну. По данным той же «Интернэшнл геральд трибюн», в тот период в Кабуле находились приблизительно 200 западных журналистов, из них около 60 американских.

По-видимому, эта мера была предпринята не без совета Москвы. Кабулу и Кремлю не могло понравиться то, как западные средства массовой информации (СМИ) освещали афганские события. Журналисты, конечно, не поверили нашим заклинаниям о «дружеской помощи законному правительству». В их газетах, по их телевидению и радио звучали другие слова: «оккупация», «геноцид», «вторжение»… И звучали они не день, не месяц – почти десять лет! Целое поколение людей выросло под аккомпанемент этих обвинений, впитав их и, быть может, даже неосознанно, в подкорке своей сформировай убеждение: этим коварным русским доверять нельзя, они только и ждут, чтобы на кого-нибудь напасть.

После того как все западные корреспонденты были выставлены из Кабула, афганская тема, естественно, не исчезла со страниц газет, из радио и телеэфира. Время от времени МИД ДРА (после согласования с советским посольством) милостиво разрешал кому-то из журналистов на небольшой срок приехать в Афганистан. Скажем, в июне 1984 года там побывала Патриция Сези из журнала «Ньюсуик». Ей повезло больше других: американке дал интервью Б. Кармаль, а затем власти пошли навстречу и второй ее просьбе – посетить ущелье Панджшер, где шли упорные бои.

Однако это было скорее исключением, нежели правилом. Побывать за пределами Кабула западные журналисты долгое время могли только одним путем: если они пробирались в Афганистан нелегально с помощью моджахедов. Конечно, приходилось рисковать, испытывать длительные лишения походной жизни, но зато и ценились материалы, добытые таким путем, куда выше.

За минувшие годы не один десяток репортеров, фотокоров и телеоператоров из разных стран проник в объятую войной страну с территории Пакистана. Их излюбленными местами были владения Ахмад Шаха Масуда в Панджшере и районы, прилегающие к Кандагару. Впрочем, наиболее смелые добирались с партизанами и до предместьев Кабула. Обычно это были так называемые «фриланс», то есть журналисты, работающие по найму, хотя попадались и штатные работники, хорошо известные западной аудитории.

Так, популярный комментатор американской компании Си-би-эс Дон Разер, переодевшись в афганский национальный костюм, нелегально проник на территорию ДРА еще в марте 1980 года, вместе с коллегами отсняв там фильм под названием «Борьба афганцев за свободу». По этому поводу МИД Афганистана даже направлял специальную ноту посольству США в Кабуле, где утверждалось, что Разер лично просил моджахедов пытать, а затем казнить трех захваченных ими рабочих оросительного комплекса – это, якобы, было необходимо ему для съемок.

Хорошо известна история и другого популярного на Западе журналиста – француза Жака Мишеля Абушара, корреспондента телепрограммы Антенн-2. Он перешел пакистано-афганскую границу 17 сентября 1984 года в сопровождении эскорта до зубов вооруженных моджахедов. Надо сказать, миссия Абушара с самого начала была обречена на неудачу, поскольку он в Пакистане попал в поле зрения агентов ХАД, которые «вели» его вплоть до задержания. Группа спецназа вечером 17 сентября оказалась именно на той тропе в огромной пустыне Регистан, по которой с величайшей осторожностью передвигались два автомобиля «дацун». В ходе завязавшейся перестрелки одна машина загорелась, другая перевернулась. Абушар попытался скрыться, однако вскоре был обнаружен спецназовцами в пересохшем русле реки и, как свидетельствует «акт задержания», сопротивления не оказал, назвавшись гражданином Франции и предъявив паспорт и карточку журналиста.

Можно считать, что охота на француза (подозревали, что он шпион или военный советник) закончилась благополучно, если бы не одно печальное обстоятельство: во время короткой, но яростной перестрелки были тяжело ранены трое наших военнослужащих.

В ходе судебного разбирательства Абушар полностью признал свою вину. Вначале его приговорили к длительному тюремному заключению, но вскоре помиловали, отпустив на все четыре стороны.

Этот инцидент вовсе не остудил горячие репортерские головы. В западных СМИ то и дело публиковались материалы, собранные «по ту сторону фронта», а телевидение частенько показывало леденящие кровь кадры необъявленной войны.

В феврале 1980 года репортажи из внутренних районов Афганистана в газете «Ю. С. ньюс энд Уорлд рипорт» публиковал Эдвард Джираде. Спустя три года Сэвик Шустер красочно описал в «Ньюсуик» свое участие вместе с партизанами в ночном налете на Кабул. В 1984 году Энтони Дэвис в газете «Интернэшнл геральд трибюн» рассказывал, как очевидец, о боях в Панджшере. В 1985 году Теренс Уайт из «Ньюсуик» провел январь в Кандагаре и его окрестностях.

Вот как поведал он об одном из своих впечатлений от моджахедов: «В отличие от Панджшерской долины, хвастающейся централизованным командованием, партизаны Кандагара разбиты на десятки мелких независимых групп. В большинстве своем неграмотные, моджахеды мало переживают по поводу раздробленности и, как правило, не знают о существовании других партий, кроме своей. Они преданы эмиру или полковому командиру. Их взгляды просты: истребить советских солдат и их афганских союзников, лояльных Б. Кармалю. «Все русские являются коммунистами, а это нехорошие люди, наши враги, – сказал мне один из партизан. – Они никогда не будут угодны Корану».

Отметим, что этому корреспонденту, безусловно, повезло – он вернулся домой живым. Зато другой американец, поехавший следом за ним туда же, в Кандагар, попал в скверную историю. СМИ сообщили, что корреспондент провинциальной газеты «Аризона Рипаблик» Чарльз Торнтон был убит в стычке между двумя соперничавшими бандами. На самом же деле все было не так.

Группа муллы Маланга, известного тем, что за три промаха из гранатомета он лично расстреливал своих бойцов, была полностью уничтожена все тем же кандагарским спецназом. Не знаем, случайно или нет оказался там в тот момент американец Торнтон… Может, и его, как годом раньше Абушара, разведка тоже «пасла» еще от Пакистана…

Около двух лет нелегально провели в Афганистане американский режиссер Д. Хармон и английский оператор А. Линдсей, снимая документальный фильм под названием «Джихад». Мы вид. ели их ленту. На наш взгляд, это одна из самых серьезных и честных кинематографических работ на тему афганской войны, поэтому позволим себе рассказать о ней подробнее.

В Пакистане Джефф Хармон и Александр Линдсей связались со штаб-квартирой Национального исламского фронта Афганистана (НИФА). Вместе с группой, принадлежащей к НИФА, они проникли в провинцию Кандагар. «Мы снимали все, что происходило перед нашими глазами, – рассказывал впоследствии Линдсей, похудевший за время работы на 15 килограммов. – А были на Западе и такие, кто не удосуживался даже разобраться, кто такие моджахеды. Такие за неделю снимали в Пакистане полнометражную пропагандистскую картину, инсценируя целые сражения.

Один западный документалист в своем фильме имитировал атаку советского МиГа на афганский кишлак. Для этого он снимал вначале летящий боевой самолет, а затем в одном из кишлаков– чудовищной силы взрыв. На экране это выглядело впечатляюще. Но когда мы поинтересовались у моджахедов, что произошло, они объяснили: в кишлаке были заложены несколько мин, которые сработали по команде… Но мы никогда не выдавали желаемое за действительность. Это означало бы обманывать самих себя.

Мы хотели показать реальных людей, без пропаганды, без восхищения иЛи возмущения той войной, которую они ведут. Наша кинокамера документировала каждый их шаг, их жизнь. Зрители должны были сами решить, кто такие моджахеды».

В Кандагаре они познакомились с лидером крупной вооруженной группы Хаджи Латифом, пожилым пуштуном, которому было уже за семьдесят. Выходец из народа, он возглавлял большой отряд, состоявший в основном из 15—20-летних парней. Часто он сам готовил для них пищу, был внимателен ко всем, но порой не обходилось без мордобоя, если кто-то провинился. Его уважали, им гордились.

Судьба Хаджи Латифа особенная. Почти всю жизнь он воевал против государственной власти. По словам Джеффа Хармона, это афганский Робин Гуд, грабивший богатых, заботливо защищавший бедных, придерживающийся кодекса обычаев пуштунов. Всю жизнь Хаджи Латиф воевал за свои идеалы, против общества, давившего бедного человека, и всю жизнь он считался разбойником, вне закона. Но неожиданно ситуация резко изменилась. Нашлись те, кто сумел превратить его из «разбойника» в «борца за справедливость» в Афганистане. Такое превращение из «преступника» в «героя» не редкость для Афганистана.

«Большинство моджахедов безграмотны, сильно религиозны и свято верят, что попадут в рай или погибнут в священной войне, – делился впечатлениями Джефф. – К тому же многие любят войну, у них это в крови. Я бы не назвал их наркоманами в том смысле, как это понимаем мы, но многие из них курят гашиш. Это принято во всем Афганистане. Я бы не сказал, что они воюют за деньги. Мы ни разу не видели, чтоб им платили за боевые операции. Они босые, полуголодные, так что нам приходилось переносить то же самое. Иногда неделями мы ели только картошку на завтрак, обед и ужин, потому что не было денег, чтобы купить продукты, или же негде было покупать.

Перед тем, как их отправляют из Пакистана в Афганистан, им выдают автоматы Калашникова. Они обязаны по возвращении их вернуть. Но почти никто этого не делает, ссылаясь на то, что оружие было утеряно в бою. Автоматы продают, и таким образом есть на что кормить семью. «Калашников» стоит около 100 тысяч афгани. Простому человеку этого хватает на много месяцев…»

Фильм «Джихад» – это рассказ о разных человеческих судьбах. 15-летнего Ахмада ценили как опытного бойца. В нем жили непередаваемая наивность и в то же время зрелость. Джефф Хармон рассказывал, что у Ахмада были часы, с которыми он никогда не расставался и очень гордился ими. Их разбили афганские солдаты, остановившие парня на дороге. Ахмад собрал все винтики, стрелки, положил их в карман и часто показывал друзьям, приговаривая: «У меня нет больше часов». Он гордился тем, что ему доверяли ездить на японском мотоцикле «Ямаха». Во время одной операции мотоцикл сгорел, Ахмад взял с собой кусок трубы и говорил: «Вот, больше нет мотоцикла».

Как-то Ахмад отвел в сторону Джеффа и сказал ему: «У нас нет лекарств, и люди мучаются самыми разными болезнями, многие становятся глупыми. Мы никогда не видели денег. Все деньги остаются у политических лидеров. А ведь нам нужны лекарства, врачи. Не говорите никому об этом. Меня убьют…» Это интервью Джефф записал на магнитофон. Он вернулся в Англию, чтобы просмотреть отснятый материал, дав себе слово, что по возвращении в Афганистан снимет Ахмада. Но этому не суждено было случиться. Парень погиб во время одного из боев в Кандагаре. Его ранило шрапнелью в живот, он мучительно умирал десять дней. Но в фильме остались его слова, записанные на пленку…

Еще монологи, приведенные в фильме. 9-летний мальчишка: «Моя работа – подбежать и бросить в толпу на базаре гранату или выстрелить из автомата…» Исмаил, парень лет 20: «В Афганистане хорошо, там много войны. Мне нравится воевать…» Моджахед постарше: «Почему надо участвовать в этой войне? Потому что убитый моджахед сразу же попадает в рай. Мученик не чувствует боли, он сразу оказывается в раю. Мы хотим стать мучениками, чтобы попасть в рай. В раю будут сады и разные фрукты, и красивые мальчики, и красивые девочки, там будет все, что вы хотите. Все, что запрещено мусульманам в этой жизни, будет в раю. Мученик не умирает, он живет вечно…»