Текст книги "Возвращение (СИ)"

Автор книги: Владимир Шатов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 9 (всего у книги 18 страниц)

 Дверь захлопнулась прямо перед его носом.

 – Что делать?.. Тут уже новые хозяева. – Затосковал Петя. – Старых, вероятно, выгнали… Где же мне их искать?

 Он заметил во дворе старого немца, инвалида Первой мировой войны. Бедняга жил поблизости, и раньше солдат иногда подкармливал его. Пётр бросился к нему:

 – Битте, битте, господин, я умоляю, скажите, где аптекарь? – выкрикнул он. – Где его дочь?

 – Найн, ниц нема, не знаю, – старик смотрел тусклыми глазами – как на стену, хотя вроде бы и узнал русского.

 Он был явно напуган, руки дрожали, а на лице виднелись лиловые тени и отёки.

 – Есть ему нечего, – определил опытный в таких вопросах солдат. – Новые польские власти не дают немцам даже блокадных ста грамм!

 Между тем мотоциклист дудел и громко матерился, призывая медлительного напарника:

 – Скорей, а то уеду один!

 – Сейчас! – в полном отчаянии Шелехов сунул старику мешок с провиантом и повернулся, чтобы уйти.

 Тут старик ожил, человеческое достоинство проблеснуло в его глазах. Он выпрямился и с осуждением выплюнул русскому солдату прямо в лицо:

 – Их было четверо, ваших танкистов!.. Потом она выбила окно и разбилась о мостовую...

Глава 11

Февраль 1945 года Григорий Шелехов встретил в Восточной Пруссии, в городе Алленштайн. Закалённая в многолетних боях 33-я гвардейская дивизия молниеносным маршем перекатилась через всю Польшу от Варшавы до северных границ. Перебрасывали армию на мордатых американских грузовиках фирмы Студебеккер. Это был отлично организованный авто конвейер. Машины сновали день и ночь туда-сюда. Григорий сидел на тюках и ящиках с имуществом, зябко кутался в светлый полушубок и ругал водителя:

 – Всю душу ирод вытряс!

 Дул сильный ветер со снегом. Трясло на ухабах, он цеплялся за ящики и суеверно старался не коснуться рукой носилок. Они были крепко привязаны толстой верёвкой, поверх всяческой поклажи и на них находился труп самоубийцы.

 – Солдат застрелился дня два назад, – сказал ему сутулый шофер, – идёт следствие.

 – Похоронили бы и дело с концом… – посоветовал Шелехов.

 – Тело берегут для вскрытия, которое не успели сделать в прежнем месте расположения. – Объяснил водитель.

 – В начале войны живых не возили, – забубнил Григорий, – а зараз покойников таскают по разным странам…

 На временный постой они притормозили возле красивого островерхого дома. В доме нашли всяческие военные регалии: ордена, мундиры, эсэсовские кинжалы с надписью: «кровь и честь», погоны, аксельбанты и прочую мишуру.

 – Действительно, Восточная Пруссия гнездо милитаризма. – С важным видом сказал явно начитанный шофёр.

 – Только птицы улетели без сопротивления. – Пошутил пассажир.

 – Просто фашистские активисты и другое начальство успели удрать в Кенигсберг. – Заспорил водитель. – Там нас радушно встретят…

 В городках остались главным образом обыватели – женщины, старики и дети. Им предстояло расхлёбывать последствия поражения. В их доме, на самом верху, в мансарде, жила женщина лет тридцати пяти с двумя детьми. Муж её сгинул на фронте, бежать ей было трудно и некуда.

 – С грудным младенцем далеко не убежишь... – С некоторой грустью сказал Григорий.

 – А нам двойная польза! – заржал лопоухий рядовой.

 Солдаты узнали, что она хорошая портниха, тащили материал и заставляли её шить галифе. Многим хотелось помодничать, да и обносились за зиму основательно. С утра и до вечера строчила немка на машинке. За это ей давали обеды, хлеб, иногда сахар. Ночью же многие солдаты поднимались в мансарду, чтобы заниматься любовью. И в этом немка боялась отказать, трудилась до рассвета, не смыкая ног…

 – Куда ты от нас денешься, милая? – издевались похотливые победители.

 – Кто последний?

 У дверей в мансарду всегда стояла очередь, разогнать которую не было никакой возможности.

 – Пускай отрабатывает за мужа!

 – Он, небось, наших баб топтал, будь здоров.

 … Ранней весной 1945 года Красная армия подошла к предместьям Кенигсберга. Немцы намеревались сопротивляться здесь долго и упорно. Они построили мощные укрепления, приблизили к городу броненосцы, которые с моря огнём своих крупных орудий нанесли русским немалый урон.

 – В бой посылают всех, кого можно. – Поделился с Григорием наблюдениями молоденький лейтенант: – Мне разведчики рассказали об атаке отряда немецких моряков во главе с красавцем капитаном. Они шли чётким строем, как на параде, в элегантной чёрной форме. Капитан – с сигарой в зубах.

 – Ишь ты!

 – Но уже не 1941-й год, русских испугать трудно: отряд попал под залп «катюши», превративший доблестных моряков в кровавое рагу.

 Штурм предместий начался, как водится: пьяный угар, адский обстрел и бомбёжки. С матерной бранью красноармейцы шли вперёд.

 – Один из десяти доходит. – Прикинул Шелехов.

 – В России людей много, – с вызовом сказал лейтенант, – да и новые быстро родятся!

 Потом началось веселье. Полетел пух из перин, песни, пляски, вдоволь жратвы, можно шастать по магазинам и по квартирам. Пылали дома, визжали немецкие бабы.

 – Погуляем всласть! – радовались оставшиеся в живых завоеватели.

 – Отомстим за Сталинград…

 Дальше продвижение замедлилось. Вокруг города-крепости стояли тяжёлые, громоздкие сооружения крепостной обороны. В центре столицы – цитадель – остроконечный камень чудовищных размеров, в котором просверлены, высечены, выдолблены галереи, ходы и казематы.

 – Говорят они уходят глубоко под землю, – по секрету признался лейтенант.

 – Выкурим…

 Форты тянулись сплошной грядой с правого берега реки Прегель, окаймляли Кенигсберг и снова выходили на Прегель, замкнув смертельный круг.

 ***

 Всё мужское население Кенигсберга, способное поднять винтовку, было мобилизовано в фольксштурм. Из арсеналов выкатывали даже допотопные пушки.

 – Смешно ей Богу! – засмеялся начальник артиллерии фронта, когда докладывал командующему результаты разведки.

 – Не скажите, – ответил Маршал Василевский.

 – Так они же взорвутся при первом выстреле, – недоумевал главный артиллерист, – а обломки обслугу поубивают…

 – Осенью 1941 года Рокоссовский обратился к Жукову с просьбой о срочной помощи противотанковой артиллерией. – Начал обстоятельный рассказ, командующий 3-го Белорусского фронта. – Однако у командующего фронтом резервов уже не было. Запрос дошёл до Верховного Главнокомандующего. Реакция Сталина была незамедлительной: "У меня тоже нет резервов противотанковой артиллерии. Но в Москве есть Военная артиллерийская академия имени Дзержинского. Там много опытных артиллеристов. Пусть они подумают и в течение суток доложат о возможном решении проблемы".

 При упоминании имени Верховного главнокомандующего офицеры штаба армии привстали. Главком жестом осадил их и продолжил:

 – В академии работал пожилой человек, который хорошо знал местоположения артиллерийских арсеналов в Москве и в ближайшем Подмосковье, где были законсервированы изношенные и очень старые артиллерийские системы, снаряды и снаряжение к ним. Там подобрали старые осадные орудия калибра 6 дюймов, которые использовались при освобождении Болгарии от турецкого ига и позже в русско-японской. После её окончания орудия эти доставили на Мытищинский арсенал, где они хранились в законсервированном виде.

 – «Стрельба из них не безопасна, – сказал мне старый артиллерист, – но 5-7 выстрелов они ещё могут выдержать».

 Слушатели зашушукались, и один из офицеров встал и спросил:

 – А снаряды где брали?

 – Что касается снарядов, – ответил Василевский, – то на Сокольническом артиллерийском складе имелись в большом количестве трофейные английские осколочнофугасные снаряды фирмы "Виккерс" калибра 6 дюймов и массой 100 фунтов, то есть чуть более 40 килограммов.

 – За столько лет они остались пригодными для стрельбы?

 – Всё это имущество хранилось с 1919 года настолько аккуратно, что вполне могло использоваться по прямому назначению.

 – Старые орудия ведь не имели прицелов… – усомнился начальник штаба армии.

 – Поэтому я приказал стрелять только прямой наводкой, наводя их на цель через ствол. – Объяснил командующий. – Для удобства стрельбы орудия врыли в землю по ступицы деревянных колес.

 Командиры частей, собравшиеся на совещание, снова зашумели. Многие из них участвовал в тех знаменитых событиях битвы под Москвой, и всем хотелось дослушать конец истории.

 – Германские танки появились внезапно. – Маршал раскраснелся от приятных воспоминаний. – Первые выстрелы орудийные расчёты сделали с дистанции 500-600 м. Германские танкисты вначале приняли разрывы снарядов за действие противотанковых мин. Судя по всему, "мины" обладали очень большой силой. В случае разрыва сорокакилограммового снаряда вблизи танка последний переворачивался набок или становился на попа. Но вскоре немцам стало ясно, что в упор бьют из пушек. Попадание снаряда в башню срывало её и отбрасывало на десятки метров в сторону. А если 6-дюймовый снаряд осадной пушки попадал в лоб корпуса, то он проходил танк насквозь, круша все на своем пути.

 – Никогда бы не поверил! – изумился командир приданного танкового соединения.

 – Немецкие танкисты пришли в ужас – подобного они не ожидали. Потеряв роту, танковый батальон отступил. Германское командование посчитало происшествие случайностью и направило другой батальон иным путем, где он также напоролся на противотанковую засаду. Немцы решили, что русские применяют какое-то новое противотанковое оружие невиданной ранее мощи. Наступление противника было приостановлено для уточнения обстановки.

 Советские офицеры сидели с радостными лицами, некоторые из них смеялись.

 – В конечном итоге армия Рокоссовского выиграла на этом участке фронта несколько суток, в течение которых прибыло пополнение, и фронт стабилизировался. – Закончил он.

 – Получается, – сказал задумчивый начальник артиллерии, – что победа под Москвой хоть в малой степени, но ковалась русскими оружейных дел мастерами ещё в XIX веке.

 – Поэтому будьте внимательными к старинным пушкам на фортах Кенигсберга. – Предостерёг командующий.

 – Теперь будем предельно осторожными…

 ***

 Утром 6 апреля 1945 года сотни тысяч глаз, десятки тысяч стволов орудий и пулемётов в безмолвии смотрели на Кенигсберг со всех сторон.

 – Всё готово к прыжку. – Доложили командующему 3-го Белорусского фронта Маршалу Советского Союза Василевскому.

 – Вперёд!

 Кругом было тихо, и лишь слышался с немецкой стороны мокрый стук насосов.

 – Немцы педантично откачивают воду из траншей.

 – Сейчас им не до того будет!

 В девять часов утра началась атака крепости. Штурмовой батальон старшего лейтенанта Соина сокрушал рубеж противника и его живую силу, точно неудержимое ядро. Слаженно двигались стрелки, пушки, танки и подрывники-сапёры.

 – Каждый осмысленно делает своё дело. – Оценил действия подчинённых Василевский.

 – За знания и умения нам пришлось заплатить обильной кровью… – напомнил его начальник штаба.

 Старшина Мельников и его гранатомётчики вихрем перелетели через вражеские траншеи, прошли по головам немцев. Затем на животах они поползли к доту, из которого ливнем хлестал огонь.

 – Цельтесь в амбразуры! – закричал Мельников и всадил туда точную очередь.

 Вскоре они вынырнули из плотного дыма, но уже далеко за дотом.  Батальон ударил прямо по форту «Линдорф». Форт захлебывался злобой, изрыгая огонь и раскалённый металл. Тут пришёл приказ: «Оставить форт и вперёд к городу!»

 Твердыни фортов обнажились. Многолетние леса, росшие на них, были снесены начисто. Главные силы русских прорвали линию фортов и бросились к городу. Но гарнизоны фортов продолжали вести огонь и контратаковать.

 – Отчаянно огрызается «Линдорф». – Доложили подчинённые Соину. – В нашем тылу их оставлять нельзя… бед натворить могут.

 – Идущие за нами его возьмут!

 … Из передовой траншеи к окопу, где сидел Григорий, подошли двое раненых пехотинцев. Один ковылял, опираясь на винтовку как на костыль, у другого рука подвешена на грязной, кровавой портянке. Оба страшно ругались и совершенно не обращали внимания на обстрел.

 – Ну, ребята, впереди вас никого нет. – Сказал один и харкнул кровью.

 – Должен же быть целый батальон?

 – Нас оставалось семеро, сейчас добила артиллерия.

 – Теперь вы – передовые войска… – добавил второй и нервно засмеялся.

 Шелехов не разделял его игривое настроение. Раненые уйдут в тыл, а им предстояло выдерживать контратаку упорствующего форта.

 – Приятный сюрприз! – с иронией подумал он. – Как в том анекдоте: двое русских – фронт…

 – А были во втором эшелоне!

 Раскалённые зазубренные осколки металла и ноздреватые, выщербленные куски бетона со свистом влетали в амбразуры толстостенных казематов. Недалеко в воронке стонал приползший откуда-то раненый в живот:

 – Вынесите братцы, истекаю кровью!

 – Ползи как-нибудь сам! – закричал Григорий ему.

 Глухо дрогнула земля на несколько ки¬лометров вокруг. Раненый охнул и, кажется, умер…

 – Нас двое… – рывками размышлял сержант. – Пить хочется… Ждать…

 К ним приполз какой-то капитан с наганом в руке. Пьяный, ругается.  Предупредил, что ожидается немецкая контратака.

 – Откудова он знает?

 Капитан приказал ни в коем случае не отходить, грозился расстрелом.

 – Бедняга, ему тоже не сладко… – пожалел его солдат и оглянулся. –  Сызнова одни… Нужно бы идти в тыл: болит рука, разрывается голова, но боюсь, не хватит сил выбраться аль добьёт по дороге…

 Через полчаса немцы действительно пошли – капитан, оказывается, был прав. На первый взгляд человек сорок.

 – Идиоты!

 – Идут во весь рост и галдят, – с противным смешком сказал единственный оставшийся в живых артиллерист, – а подкрадись – взяли бы нас живыми.

 – Очевидно, пьяные.

 Григорий с напарником пробрались к пушке, вокруг которой лежали мёртвые артиллеристы.

 – Бежать? – они никак не могли решить, как поступить.

 – Не убежишь.

 – Сидеть на месте?

 – Убьют!

 – Значит, давай стрелять…

 Шелехов навёл пушку через ствол, в пояс приближающихся. Другой солдат зарядил снаряд с картечью.

 – Выстрел. – Скомандовал себе артиллерист.

 До немцев близко. Видно, как сталь режет и рвёт человеческие тела…

 – Што я чувствую? – в мгновения перед выстрелами переживал Григорий: – Ничего. Думаю?.. Мыслей нет. Голова пустая.

 Даже страха не было у него. Автомат, а не живое существо. Откатом орудия чуть не до кости ему раздавило палец на раненой ранее руке.

 – Никакой боли! – машинально ответил солдат.

 На губах у него повисла кровавая пена, гимнастёрка мокрая от пота. Сила появилась нечеловеческая, ногти ломались на пальцах. Из глотки вырывался хрип…

 – По щитку пушки хлещут автоматные пули. – Отмечало заторможенное сознание.

 Григорий почти не обратил на них внимания и стрелял, стрелял из пушки.

 – Немцы залегли… – краем глаза заметил он.

 Заряжающий вдруг ахнул и безвольно осел. Разрывная пуля вошла в один бок и вырвала на другом мясо с рубахой. Совершенно спокойно Шелехов подумал:

 – Ну, теперь всё! Сил больше нет…

 Он мешком свалился прямо около пушки. Маленькие точки самолётов окунулись в гигантское дымовое облако, которое растекалось высоко в небе, роняя; пепел и сажу...

 – Солнышко заходит… – глаза Григория упёрлись в умирающее светило.

 Сзади раздались какие-то крики. Послышалась родная матерная брань. Бежали красноармейцы, со страшно выпученными глазами, паля во все стороны из автоматов…

 – Наши атакуют! – подумал он и отрубился.

 ***

 С наблюдательного пункта командующего фронтом Маршала Василевского было видно, как над горящим городом взметнулись густые клубы чёрного ды¬ма.

 – Расчёт немцев, – сказал он, – заставить советские войска развернуться перед линией фортов провалился.

 – Они хотели втянуть нас в затяжной бой…

 – Теперь полный вперёд!

 Между тем из дыма сражения потянулись первые колонны пленных. И это было столь ново – вместе с отчаянным сопротивлением с первого же шага много пленных.

 – Такова сила нашего удара. – Штабные офицеры победно смотрели в трофейные бинокли.

 – Трусят «фрицы»…

 Благодаря обходному маневру оказались парализованными целые соединения и большие участки немецкого фронта. Артиллерия меняла свои позиции и подтягивалась вслед за ушедшей вперёд пехотой. Новый вал артиллерийского огня обрушился на немцев, новый натиск штурмовых батальонов сокрушал их оборону. В два часа ночи генерал Тымчик предложил гарнизону форта «Линдорф» сдаться.

 – Предлагаем почётную капитуляцию. – Передали парламентёры, капитан Адашкевич и старший лейтенант Кузнецов, которые спустились в недра форта.

 Немцы с удивлением смотрели на бесстрашных советских офицеров, вошедших в железобетонные катакомбы. Адашкевич объявил:

 – Один час на размышление.

 – Наш форт сдавался только один раз в истории…

 – Значит, у вас уже есть опыт!

 Ровно через час сто девяносто два солдата и пять офицеров вышли из форта с подняты¬ми руками. Наступление продолжалось. У немцев оставалась надежда, одна и последняя: устоять в центре города.

 – Здесь все их резервы, – предупредил командующий, – главная артиллерия и отборные части.

 Солдаты харкали кирпичной пылью. Она буквально душила улицы, на дома наползал тяжёлый каменный туман.

 – Здесь даже воздух кирпичный!

 – И свинцовый…

 Густо падал этот туман на асфальт, садился на стальные каски, проникал в карманы и сквозь шинели – к потным телам. Мелькали в коричневом тумане сражавшиеся солдаты.

 – Прижиматься к камню! – скомандовал младший сержант Данилов своим бойцам.

 – Нам остался последний прыжок…

 Все шестеро перелетели через улицу под веерной очередью немецкого пулемёта. Из окон особняка выглянули растерянные немцы. Мелькнул в дверях убегающий пулемётчик. Послышались крики:

 – Давай! Давай!

 Младший сержант Махонин всадил в дверь солидную очередь. Застрочили по окнам автоматы, со звоном полетела в проём граната. Особняк замолк, словно оцепенел. За ним, где-то близко, с шумом обвалилась стена дома.

 – Хенде хох! – громко приказал Дани¬лов. – Выходи, иначе взорвём!

 Из особняка кто-то ответил по-русски:

 – Сдаёмся!

 Со всех сторон, изо всех щелей поползли немецкие солдаты и офицеры. Топча трупы своих, они быстро и организованно выстроились на улице в колонну по четыре человека.

 – Веди! – приказал Данилов автоматчику.

 А сам двинулся вперёд. Но из-за угла внезапно показалась зелёная стальная каска, сверкнула пара осторожных азиатских глаз. Затем послышался восторженный крик:

 – Свои!

 – Ура! – Гвардейцы генералов Галицкого и Белобородова соединились.

 По улицам потянулись бесконечные колонны пленных. Грязные от копоти, коричневые от кирпичной пыли, какие-то оранжевые и синие, они походили на толпы раскрашенных дикарей.

 – Куда только делся их гонор! – засмеялись красноармейцы.

 Мимо на всех парах пронеслась солдатская кухня и стала в укрытие у парадного подъезда дома, сплошь заросшего плющом, охраняемого гранитными львами. Пожилой повар, по виду татарин начал подкладывать дрова в печку. Он был в белом фартуке и даже в белом колпаке. Молодцеватый генерал в закопчённом комбинезоне подошёл к нему и спросил:

 – Что приготовил для солдат?

 – Сварил-то хорошо, – ответил тучный кашевар, – да что толку?.. Второй день готовлю, но не знаю зачем.

 – Как зачем?

 – Не принимает солдат пищу. Вот прямо под огонь привёз, и уж сам на передовую ходил с термосом, а бойцы говорят: «Иди к чёрту, не до тебя!..»

 – Сам видишь, какие дела творятся!

 – Взял бы я автомат, да и пошёл, как было в Сталинграде, – чего тут без дела стоять?

 – Твоё дело кашу варить…

 Казалось, что в центре города начал извергаться вулкан, способный похоронить под слоем раскаленной лавы, камней и пепла остатки домов и обезумевших от крови людей. Повар с робкой надеждой в голосе спросил:

 – Может, откушаете, товарищ генерал?.. Ведь и победа борща требует.

 Генерал покачал головой добротной лепки.

 – Спасибо, братец!.. Не время...

 – Куда же кашу девать?

 – Раздай жителям.

 … Наступил долгожданный вечер. Советская артиллерия по команде прекратила огонь. Уставшие солдаты попадали, где попало и заснули как мёртвые.

 – Победившие спят слаще побеждённых. – Сказал победоносный Маршал, глядя на спящих.

 Во всём городе уже работают советские военные комендатуры. Возле них стояли толпы освобождённых людей – невольников этого проклятого города. Слышался радостный смех и музыка. Но в центре гитлеровцы ещё держались.

 – Кончать! – категорично приказал Василевский. – В любви и на войне одно и то же: крепость, ведущая переговоры, наполовину взята.

 – Сделаем…

 Массированная атака закончилась полной победой. Генерал Ляш капитулировал. Последняя штурмовая ночь и следующий день принесли более 50 тысяч новых пленных – последних гитлеровских солдат и офицеров.

 – Железобетонная скорлупа Кенигсберга была действительно крепко сработана. – Признал генерал Галицкий. – Но нашёлся мастер, который сумел вскрыть скорлупу и сдать её в утиль вместе с прусским государством.

 – Теперь уже навсегда…