Текст книги "Возвращение (СИ)"

Автор книги: Владимир Шатов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 10 (всего у книги 18 страниц)

Глава 12

Стояла последняя военная весна, радостная и солнечная. В воздухе летали амуры, только не с игривыми луками, а с пулемётами, как подобает в военное время: мириады их стрел поражали солдатские сердца. Солдаты ухаживали за немками, относившимися к вниманию завоевателей более чем благосклонно.

 – А чему удивляться, – пробормотал Петька и уточнил: – Их мужья пропадают где-то уже много лет.

 – Да и боятся нас слегка…

 Красную Армию уже боялся весь мир. Войска были хорошо оснащены и обучены. Боеприпасы подвозили в огромном количестве.

 – В день выпускаем по немцам снаряды, доставленные двумя-тремя эшелонами! – сказал довольный артиллерист Кудряшов.

 – Всё перепахано, ни единого кустика, – поддержал знакомого Пётр Шелехов, – ни единой травинки – одна обожжённая земля, трупы и рваный металл.

 Светила луна, огромная и жёлтая. На рыжем песке лежали длинные, уродливые тени от исковерканных танков.

 – Удивительно тихо. – Признался сидевший на лафете пушки Николай Сафонов.

 Они сообразили на троих и, расслабившись после бутылочки разведённого спирта тихо беседовали.

 – Сибиряки, земляки мои, вообще выделяются среди других. – Похвалился Макар Кудряшов. – Дотошные, крепкие.

 – Сибиряк сидит до последнего, он не побежит никогда.

 Вся Германия была покрыта белыми цветами яблонь и вишен, дни стояли ясные, воздух благоухал.

 – Помню, когда мы наступали на Заполье, а потом отошли назад, потеряли пулемётчика Кобзева, парня с Алтайского края. А он остался на нейтралке и дня три-четыре там сидел. Нашли его, спрашиваем: « Ты чего?»

 – А он, как ни в чём, ни бывало, отвечает: «Как чего?.. Караулю, чтобы немцы не наступали здесь»

 Почти из каждого окна торчали белые флаги, тряпки, простыни, скатерти. Немцы дружно и организованно демонстрировали, что они сдаются. Петя отломал кусок копченой колбасы и, прожевав, глубокомысленно сказал:

 – Не тот нынче немец.

 – Не скажи, – не согласился с ним Николай, – нам скоро штурмовать Берлин, вот тогда и поглядим…

 Товарищи помолчали, прекрасно понимая, что их ждёт впереди. Потом Шелехов начал с улыбкой рассказывать занятную историю:

 – В ночь на 24 декабря прошедшего года я с двумя разведчиками незаметно углубились в тыл к немцам, в ближний лес, оборвали телефонную связь противника, присоединили к их проводу трофейный провод и протянули его к себе в блиндаж: «Ловись, рыбка большая и маленькая!»

 – Сидим, ждём улова.

 Собутыльники заржали, услышав такой рыбацкий термин.

 – Здоровенный фельдфебель, проверяя обрыв линии связи, не заметив ночью поворота к нам, появился у засады и был связан в мгновение. Он всё же успел выхватить «парабеллум» и выстрелить. Попал себе в ногу, но ранен был легко. Фельдфебель – краснолицый, бесстрашно злой, богатырского сложения. За бортом куртки у него была пришита красная с чёрно-белыми полосками лента Железного креста.

 – Матёрый гад! – вставил Макар и почесал за ухом.

 – Нам за него комдив по ордену Славы дал. От него мы узнали расположение немецкой части. Решили идти за новой добычей. Пройдя лес, мы вышли на обширную поляну, в центре которой стоял немецкий танк с открытым люком. Танкисты, которые тоже хорошо отпраздновали католическое Рождество, вовсю храпели. Справа один за другим располагались блиндажи, дистанция между ними метров тридцать. Наши парни подкрались к третьему, откуда слышались гвалт и шум веселья «фрицев», распахнули двери. Старший сержант скомандовал по-немецки: « Сдаваться, и точка!».

 Петя так театрально показал эту сцену, что слушатели невольно вздрогнули.

 – С поднятыми руками «фрицы» вышли, минуя своё оружие – винтовки в пирамиде снаружи блиндажа. И, подхватив большую бутыль с ромом, с песнями направились в плен!

 – Брешешь! – не поверил Сафонов.

 – В этот момент пост в танке очнулся. – Продолжал свой рассказ Петька. – Пальнули вслед группе пленных, но промахнулись! И вот наша геройская тройка прибывает на НП дивизии, и с нею 22 «языка»! Спустя час мы вернулись в родной блиндаж, имея ещё по ордену Славы.

 – Два ордена за один день?

 – Точно!

 – Эх, меня там не было! – с сожалением выдохнул Николай. – До сих пор только одна медалька на груди…

 – Успеешь ещё! – успокоил друга Шелехов.

 ***

 В январе 1945 года 383-я «шахтёрская» стрелковая дивизия была включена в состав 33-й армии Первого Белорусского фронта. В составе этой армии дивизия воевала в Польше и Германии, форсировала реку Одер. В начале мая 1945 года дивизия вела ожесточённые бои за Берлин.

 Накануне перехода на территорию Рейха, в войска приехали агитаторы. Некоторые в больших чинах, но их призывы не отличались разнообразием:

 – Смерть за смерть!!! Кровь за кровь!!!.. Не забудем!!! Не простим!!! Отомстим!!!

 Получился нацизм наоборот. Правда, те безобразничали по плану: сеть гетто, система лагерей. Учёт и составление списков награбленного. Реестр наказаний, плановые расстрелы. У русских всё пошло стихийно, по-славянски.

 – Бей, ребята, жги, глуши!.. Порти ихних баб! – подзадоривали друг друга красноармейцы.

 – Война всё спишет…

 Перед наступлением войска обильно снабдили водкой и объявили приказ:  «Каждый красноармеец имеет право послать раз в месяц посылку домой весом в двенадцать килограммов».

 Потом уже опомнились, да поздно было: чёрт вылетел из бутылки. Добрые, ласковые и смирные русские мужики превратились в чудовищ.

 – Они страшны в одиночку, – рассуждали немецкие обыватели, – а в стаде стали такими, что и описать невозможно!

 – Одним словом – варвары!

 … «Шахтёрская» дивизия начали наступление на Берлин со знаменитого Кюстринского плацдарма на Одере. Артподготовка была невиданная, грандиозной разрушительной силы, затопившая морем огня и осколков немецкие позиции. Такой мощи советская армия ещё никогда не сосредотачивала в одном сражении и не обрушивала на головы противника.

 – И все-таки они сопротивляются. – Удивился Сафонов.

 – Неужели надеются отбиться? – пожал плечами Петя.

 После прорыва вражеской обороны друзья увидели на одной высотке несколько сотен сгоревших танков. Оказывается, немецкое командование посадило в ямки на склонах высоты полк «фольксштурма» – стариков и мальчишек с фаустпатронами. Это воинство погибло, но уничтожило уйму советских танков, задержав вражеское наступление.

 – Кровушка русская по-прежнему льётся рекою. – Посмотрев на поле смерти, сказал Макар.

 – Просто привыкли не считаться с потерями. – Шелехов имел больший, чем собеседники воинский опыт. – Только трупы теперь не скапливались в одном месте, а равномерно распределялись по Германии по мере нашего быстрого продвижения вперёд.

 К тому же погибших тотчас хоронили. За четыре года войны наладили многое, в том числе и похоронную службу…

 – Конечно, война – это состязание, в котором участники соревнуются, кто кого скорей перебьёт.

 – В конце концов, мы перебьём немцев, – сказал Николай, – но своих, при этом, увы, потеряем в несколько раз больше.

 – Такова цена нашей великой победы!

 Петю с удовольствием посмотрел вокруг. Его восхищал расцвет природы в эти апрельские дни. Вместе с лепестками цветов ветер разносил по улице белый пух. Он, как первый снег, устилал тротуары. То был пух из немецких перин, которые победители вспарывали ножами и выбрасывали из окон на улицу.

 – Зачем потрошить подушки? – спросил бережливый Сафонов.

 – Это ведь так интересно и забавно, – ухмыльнулся Пётр, – а победитель испытывает возвышенное чувство самоутверждения!

 Солдат поражала ухоженность садиков, с непременными уродливыми гномами на клумбах, благоустроенность вилл и домов, чистота, порядок, но раздражали высокие заборы с проволочной сеткой наверху, оберегавшие частные владения.

 – Чисто кругом! – отметил Кудряшов.

 – Непривычны и отличные дороги, без ухабов, выбоин и грязи, обсаженные по обочинам яблонями… – согласился Коля.

 Пока шла война, была весна и вся армия была пьяна. Спиртное находили везде в изобилии, и пили, пили, пили.

 – Никогда на протяжении жизни я не употреблял столько спиртного, как в эти два месяца! – признался товарищам Петя.

 – Пей, пока есть возможность…

 Взрывы, бомбежка, обстрел – и тут же гармошка, пьяный пляс.

 – Быть может, потому так быстро продвигаются войска, – с сомнением сказал Макар, – что, одурманенные вином, мы забыли об опасности и лезем на рожон.

 – Без водки победы не бывает…

 Чем ближе к Берлину, тем гуще становилась застройка у дорог. По сути дела за много километров до города начался сплошной посёлок. Немецкая столица была видна издали. Ночью на горизонте поднималось багровое пламя. Днём над морем огня обозначался многокилометровый столб дыма.

 – Долбают наши Берлин прилично. – Определил на глаз Кудряшов.

 – Нам легче будет…

 Самолёты, пушки, «катюши», миномёты обрушили на Берлин тысячи тонн взрывчатки. Вперёд по дороге катился сплошной поток машин с солдатами, припасами, а также танки, орудия и прочая военная техника. В противоположном направлении шли лишь санитарные автобусы да многочисленные отряды освобождённых иностранцев.

 – Сколько их согнали в Германию! – удивился Николай, который иностранцев увидел впервые в жизни. – Итальянцы, бельгийцы, поляки, французы…

 – Они ж сами приехали на работу…

 – Да ну?

 – Потянулись за длинной рейхмаркой!

 Они везли барахло в тележках, навьючивали его на сёдла велосипедов и всегда гордо несли свои национальные флаги. Петя удивлённо указал на идущих на встречу:

 – Вон группа английских военнопленных в потрёпанных, но отглаженных мундирах.

 – Щеголяют выправкой. – Скривился жилистый артиллерист. – Лучше бы с «фрицами» воевали…

 ***

 Берлин представлял собой груду горящих камней. Многие километры сплошных развалин. Улицы засыпаны обломками, а по сторонам не дома, а лишь стены с пустыми проёмами окон. Однажды позади такой стены взорвался тяжёлый немецкий снаряд, и она начала сперва медленно, потом все быстрей и быстрей падать на запруженную людьми улицу.

 – Тикайте! – раздался дикий вой, но убежать никто не успел.

 Только красная кирпичная пыль поднялась над местом происшествия. Правда, говорят, потом удалось извлечь живых танкистов из засыпанного танка. Остальные были раздавлены. По счастливой случайности Петя не дошёл метров пятидесяти до этой стены и был лишь свидетелем обвала.

 – Значит, меня кто-то бережёт! – в очередной раз решил он.

 В пределах города бои обрели крайнее ожесточение. Сходились вплотную. Часто в одном доме были и немцы, и наши. Дрались гранатами, ножами и чем под руку попало. Громадные, неуклюжие дивизионные гаубицы вывезли на прямую наводку и в упор, как из пистолетов, разбивали из них стены и баррикады.

 – Очень много потерь даже среди орудийной прислуги.  – Пожаловался педантичный Кудряшов.

 – Не всё же вам издалека стрелять…

 Старички, провоевавшие всю войну в относительной безопасности около пушек, которые обычно стреляли из тыла, теперь вынуждены были драться врукопашную и испытать те же опасности, что и пехота.

 – Кровушка пролилась рекой.

 – Война – тяжёлая работа, – высказался трудолюбивый Сафонов, – но всё это оказалось цветочками по сравнению с тем, что нас здесь ждало...

 – Немец видать будет биться до последнего! – с горечью сказал Петя.

 Каждый дом, каждое окно превратилось в огневую точку. Из-за любого угла лился раскалённый от злости, свинцовый дождь. Каждую минуту мог раздаться роковой выстрел за спиной, но до поры до времени мне везло.

 – Не моя! – наивно радовался Шелехов.

 Пуля чиркнула по правой щеке, осколок гранаты пробил голенище сапога. Однако красноармейцы находились в таком состоянии, что не обращали внимания на такие мелочи. Победа была близка, и всем хотелось как можно быстрее вывесить флаг над взятым Рейхстагом. Отчего-то казалось, что после этого начнётся настоящая жизнь. Счастливая и сытая...

 – Смотри Колька! – поучал Петя горячего друга. – Не лезь на рожон...

 – Думаешь, мне хочется умирать в конце войны?

 – Западло...

 – Не то слово.

 Все улицы города простреливались немецкой артиллерией, пулемётами и фаустпатронами. Красноармейцы быстро сообразили, что безопаснее пробивать проходы через стены старинных зданий. Танки и артиллерия прямой наводкой били в первые этажи домов и в образовавшиеся проёмы, как вода в половодье, рвались русские батальоны.

 – Хрен теперь нас удержишь! – шипел перемазанный грязью и кровью Сафонов.

 – Не для того мы прошли пол Европы… – согласился Шелехов.

 Вторая рота, их батальона под командованием майора Самсонова, проделав сквозную дыру в центре Берлина, оказался на узкой улочке с правой стороны Рейхстага.

 – Добрались! – прохрипел Петя изъеденное гарью и дымом заветное слово. – Всё-таки дошли.

 – Скажи лучше, доползли...

 Тридцать два еле живых солдата, ошалевшие от грохота и дыма, вдруг оказались перед громадой величественного здания. На секунду замерев, как замирает человек перед внезапным достижением многолетней целью, они забежали на лестницу бокового прохода.

 – Немцы! – крикнул Колька.

 Едва маленькая группа успела проскочить на второй этаж, как очнувшиеся защитники начали стрелять в спины русским. Огнемётчики "фрицев" дали залп длинными жаркими струями. Вокруг загорелось всё, что может гореть, даже камни стен...

 – Ходу Коля! – крикнул Шелехов другу.

 – А я хотел подкурить цигарку… – пошутил тот.

 Подгоняемые ревущим пламенем они забежали на третий этаж, второй уже весь находился в огне. Дальше подняться им не дали, все коридоры и лестницы простреливались засевшими сверху немцами.

 – Плотно зажали! – Мишка Ерёменко, спрятавшись за широкую колонну, набивал круглый диск автомата.

 – Попали в мышеловку…

 Он доставал патроны пригоршнями из обгорелого солдатского «сидора» и выдал:

 – Теперь без помощи снаружи нам не вырваться...

 – Будем держаться, сколько сможем!

 Три дня и две ночи они почти без еды и боеприпасов, сдерживали атаки озлобленных "эсесовцев" сверху и снизу... В перерывах между стрельбой бойцы разговаривали, вспоминая разные военные случаи.

 – Зимой 44-го года произошёл со мной необъяснимый случай. – Начал разговорчивый Шелехов. – Под Новый год наш батальон отвели от переднего края на отдых, километров на десять вглубь. Сижу со своим отделением в блиндаже, наскоро вырытом в  красивейшем сосновом лесу. Кругом вечерняя тишина, лёгкий как тополиный пух падает нерусский снежок.

 – Как будто на свете нет войны, и никогда не будет... – вставил боец их отделения Лёша Сотников.

 – Точно, – согласился Петя и уточнил: – Конечно, по такому случаю выпили «наркомовские» сто грамм, закусили американской тушёнкой "второй фронт". Вдруг слышу возбуждённый женский голос, который настойчиво звал меня:

 –  Петенька! Петенька! – так жалобно звучит. – Где ты?

 Шелехов сидел на засыпанном осколками полу, прижимаясь спиной к кирпичной стене под окном. Товарищи, сидевшие рядом, сделали большие глаза.

 – Вот-вот и я сам подумал, – подтвердил их законные сомнения рассказчик. – Откуда здесь взяться женщине?.. Закурил самокрутку, слушаю разговоры сослуживцев, опять меня кто-то зовёт... Смотрю на хлопцев и понимаю, что они ничего не слышат. Решаю точно показалось, после контузии и не такое почудится. Через пять минут опять тот же голос и какой-то он смутно знакомый. Я сказал: «Пойду до ветра, хочу по маленькому».

 Шелехов отвлёкся для того чтобы выпустить длинную очередь по каске показавшегося в лестничном проёме немца.

 – Вышел осмотреться, отошёл метров на десять в сторону отлить, вдруг раздаётся вой заблудившегося за линией фронта снаряда. Пробил накат в три ряда толстых сосновых брёвен и взорвался внутри. Я метнулся назад, а там воронка метра три глубиной и тошнотворный запах горелого мяса...

 Всё повидавшие за войну солдаты и те сидели, словно придавленные тяжестью рассказа.

 – Видать, не судьба мне тогда умереть, – признался Шелехов и пошутил: – Где же ты бродишь моя смертушка?

 – Не кличь её рогатую! – предостерёг друга Николай.

 Жующий сухари Василий Костевич посмотрел на притихших товарищей и предложил:

 – Хотите я вам весёлую историю расскажу?

 – Давай

 – Иду я месяц назад мимо толпы немцев, присматриваю бабёнку покрасивей и вдруг гляжу: стоит утончённая фрау с дочкой лет четырнадцати. Хорошенькая, а на груди вроде вывески, написано: «Syphilis». Это, значит, для нас, чтобы не трогали. Ах ты, гады, думаю, беру девчонку за руку, мамане автоматом в рыло, и в кусты. Проверим, что у тебя за сифилис!.. Аппетитная оказалась девчурка…

 – Шёл бы ты Вася отсюда! – не глядя в сторону Костевича сказал Петя.

 – Вы чё ребята? – удивился он и привстал.

 – Иди, иди. – Посоветовал ему Сафонов.

 … Только на четвёртый день командование полка установило с ними связь. На решительный штурм пошла соседняя, 150-я дивизия генерал-майора Шатилова.

 – Соседи нам помогут! – обрадовался уставший Николай.

 – Где они так долго лазили?

 С огневой поддержкой 23-й танковой бригады и полковых миномётов их батальоны сумели ворваться в здание, и соединится с остатками первой группы. Из всех солдат, прорвавшихся в Рейхстаг строю осталось четверо.

 – Значит, будем жить! – обрадовался Петя.

 – Не сглазь…

 Ещё семерых раненых, в том числе Сотникова и Костевича сразу отправили в тыл.

 – Вот повезло же им, остались в живых! – позавидовал Шелехов и захотел уйти с ними.

 – Скоро всё закончится.

 На рассвете следующего дня всегдашнее везение Пети закончилось...

 – Господи, – на войне быстро начинаешь верить в Бога. – Как есть хочется!

 – Старшина паёк доставил, – крикнул в ответ Колька. – Айда к нему!

 Пригнувшись ниже линии окон, они начали рывками перебегать в большую комнату, где раньше располагался какой-то чиновничий кабинет. Старшина роты Осипенко там выдавал сухой паёк на целый день, снабжали их только по ночам. За два метра до желанной цели Петю настигла глупая пуля...

 – Какая горячая! – удивился он и внезапно увидел в мозгу незнакомую картинку.

 Чёрная от грязи и пороховой гари рука сорокалетнего немецкого рабочего из Нижней Саксонии, как в замедленном кино передёрнула отполированный затвор.

 – Я вижу прошлое? – мелькнула кричащая мысль.

 Секундой ранее тот дослал в патронник снайперской винтовки новенький, блестящий патрон... Свинцовая пуля гордо венчала латунную гильзу, словно купол на покосившейся колокольне сельской церкви.

 – Как обидно! – разорванное сердце Петра остановилось, но мозг по инерции ещё жил пару минут. – И страшно...

 Отлитая на огнедышащих заводах Рура, она прошла, проехала, протащилась волоком сотни километров на встречу с ним. Тысячи человеческих рук участвовали в её срочном рождении. Добывали руду, плавили металл...

 – Люди точили, сверлили, собирали и упаковывали. Что было бы, если кто-нибудь из этой гигантской очереди людей заболел, умер, не вышел на работу?.. Не выполни он свою часть общей работы и моя пуля не родилась бы вовремя! Её не доставили бы на встречу со мной, и я бы остался жив.

 К сожалению, она не опоздала... В Петином умирающем мозгу бились последние мысли:

 – Господи, какая несправедливость! Я прожил на Земле двадцать два года, видел только боль, кровь и слёзы. На этих несчастливых ступенях я оказался абсолютно случайно. Тысячи препятствий могли увести меня в стороны от них... Я мог воевать в любом месте Европы, где проходили советские солдаты. Обязан был до этого дня получить ранение и лечиться в госпитале. Наконец мог погибнуть раньше или попасть в любое другое место, но оказался именно в это мгновение и в этом месте. Почему?.. Кто ответит кому это вообще нужно?

 Больше Петя ничего не чувствовал и ни о чём не думал. Подскочивший к нему Николай тряс его за плечо, в суматохе не замечая маленькой дырочки под левым нагрудным карманом на изорванной, потной и грязной гимнастёрке.

 – Петька! Петька! – звал он друга.

 Шелехов уже не увидел, как через несколько часов, их однополчане Григорий Савенко и Миша Ерёменко установили на конной группе Рейхстага штурмовое Красное знамя полка.

 – Настоящее Знамя Победы! – подумали они, но оказались неправы.

 Будущие герои Советского Союза Егоров и Кантария, только после полного подавления немецкого сопротивления, понесли на купол разрушенного здания официальное Знамя.

 – Надо же всё сфотографировать...

 … Рейхстаг стоил нескольких тысяч жизней здоровых и сильных мужчин. Находившаяся в Берлине артиллерия могла бы в пять минут сравнять его с землей вместе с оборонявшимся гарнизоном. Но надо было сохранить это здание – символ Германии – и водрузить на нём флаг победы.

 – Поэтому его атаковала пехота, – сказал плачущий Николай, – грудью пробивая себе дорогу.

 Многие расписывались на Рейхстаге или считали своим долгом обоссать его стены. Вокруг образовалось море разливанное. И соответствующая вонь. Автографы были разные:

 – «Мы отомстили!», «Мы пришли из Сталинграда!», «Здесь был Николай Сафонов!».

 Лучший автограф, который всем понравился, находился на цоколе статуи Великого курфюрста. Здесь имелась бронзовая доска с родословной и перечнем великих людей Германии: Гёте, Шиллер, Мольтке, Шлиффен и другие. Она была жирно перечёркнута мелом, а ниже стояло следующее:

 – Имел я вас всех и сразу! Сашка Иванов.