Текст книги "Охра (СИ)"

Автор книги: Владимир Прягин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 15 страниц)

Объявление получилось такое: «Хотите увидеть своё именье по-новому? Запечатлеть на снимке его неповторимую атмосферу? Лорд-следопыт рассмотрит ваши запросы. Возможно фото с краской-эффектором. Дорого, качественно. Оплата по факту. Условия обсуждаются индивидуально». В конце был указан номер абонентской ячейки. Я доплатил, чтобы объявление взяли в рамочку и набрали более крупным шрифтом.

Вернувшись в кампус после заката, я постучался к Илсе. Открыла её соседка – серьёзная, чуть полноватая барышня с зелёным браслетом.

Чтобы не смущать её нашими разговорами, я позвал Илсу прогуляться. Когда мы вышли из общежития, та сообщила:

– В библиотеке ничего важного пока не нашла, хотя интересных книжек попадается много. И читальный зал там уютный.

– Ставим чтение на паузу, – сказал я. – Приглашаю тебя завтра на выставку, в галерею «Старая живопись». Слышала про такую?

– Да, очень солидная галерея. Сейчас там показывают интересные натюрморты, написанные обычными красками, без всяких эффекторов. Не знала, что ты интересуешься такими вещами.

– Ну, если честно, мне намекнули, что там может быть подсказка насчёт столбов. Если тебе натюрморты нравятся, то совместим приятное с полезным. Не возражаешь?

– Я с удовольствием, Вячеслав.

Некоторое время мы брели молча. С ней вообще было комфортно молчать, и паузы в разговоре не тяготили.

– Слушай, – сказал я, – а как твой дар проявился? Ты взяла и написала картину, которая превратилась в портал?

– Нет, не так буквально, – улыбнулась она. – Мои рисунки обычно – чересчур сказочные, как говорит моя мама. Нет реальных миров, которые соответствовали бы им, поэтому двери не откроются в принципе. Но кое-что у меня выходит реалистичнее. И вот эти условно-реалистические наброски иногда имели потенциал. То есть я близко подходила к тому, чтобы нащупать некий соседний мир. Но дверь ни разу не появилась. То ли коэффициент сходства был недостаточный, то ли сами рисунки – слишком корявые, ученические. Рисую, кстати, углём, а миниатюры – карандашом в альбоме.

– Покажешь как-нибудь? Я раньше не догадался спросить. Думал, у тебя холсты здоровенные, которые ты дома оставила.

– Покажу.

На следующий день погода опять испортилась. Налетал порывистый ветер, нёс дождевые брызги. Нависли тучи. Зато занятий не было – выходной.

До галереи мы доехали на такси. Здание оказалось одноэтажным, но пафосным. В моём мире его, наверное, отнесли бы к барокко. Проектировщик явно не жаловал прямые углы и простые формы. В фасадных контурах было много изгибов, выступов, ниш и прочих геометрических выкрутасов.

Завидев перстни, к нам подошла кураторша выставки – поприветствовала и ввела в курс дела. Здесь демонстрировались картины, написанные на излёте средневековья, когда возник новый стиль, который постфактум обозначили как «цветочный».

И впрямь – цветы на холстах главенствовали. Изображались то в вазах, то в деревянных ведёрках, то просто охапками на столе. Садовые, полевые, северные, тропические. Причём, как я заметил, букеты были в основном смешанные. Кураторша пояснила – в сочетание компонентов художники вкладывали символический смысл. Роскошная жёлтая георгина, к примеру, в окружении лютиков – леди и компаньонки.

Один мотив повторялся чаще других. В нём чувствовалось нечто знакомое, но что именно – я понял не сразу.

А когда понял, замер от удивления.

Глава 14

На первый взгляд, изображённый букет не так уж и выделялся на фоне других работ. Он состоял из пяти цветков с различной окраской – жёлтый тюльпан и алая роза, синяя гортензия, странноватый цветок с зелёными лепестками (примула, как подсказала мне Илса) и гроздь сирени.

Смысл был достаточно очевиден – палитра кланов. Причём первые три цветка (то есть Киноварь, Охра и Лазурит) расположились чуть наособицу, хоть и составляли букет с оставшимися двумя. Разделение не было нарочитым и не бросалось в глаза, но ощущалось подспудно. Художник провернул это ловко, следовало признать.

Но удивило меня не это.

Букет был виден чуть сверху – ракурс подчёркивал, что в горизонтальной плоскости цветы расположились «ёлочкой». Если бы я последовательно соединил их центры отрезками, то получилась бы угловатая синусоида, латинская буква «w».

Та самая, что была у Вирчедвика на шкатулке, когда он требовал с меня малую вассальную клятву.

И нет, это явно было не случайное совпадение. Похожую компоновку я рассмотрел ещё на двух выставленных картинах.

– Да, это известный мотив в старинном искусстве, – кивнула кураторша, отвечая на мой вопрос. – Сейчас он почти забыт, но в те времена художники к нему обращались периодически. Существовала традиция – изображать сообщество кланов именно так.

– А чем это объяснялось?

– Увы, милорд, это неизвестно. Из той эпохи до нас дошли только два трактата на тему живописи. Цветочные натюрморты в них упомянуты, но без акцента на эту геометрическую фигуру. Возможно, этот момент был чисто формальным, не столь существенным. Или очевидным для современников, не требуя пояснений.

– Угу, – сказал я. – Или трактаты, где объяснение всё-таки приводилось, тихо изъяли из библиотек…

– Но зачем, милорд?

– Не обращайте внимания, это у меня разгулялось воображение. Фантазирую вслух. Значит, у нас тут аллегорически показаны три главных пигмента, плюс ярь-медянка. А до кучи к ним – растительный краситель, сирень… Это намекает на тогдашние политические расклады? Ну, например, сиреневый клан настолько усилился, что его пустили к тем четырём, у которых – минеральные краски? В исторических хрониках, по идее, должно быть что-то по теме…

– Думаю, – вступила в разговор Илса, – здесь дело не в политике, а именно в живописи. Ты не художник, поэтому вряд ли интересовался этим подробно. Речь тут о принципах применения магических красок. В те времена считалось, что картина-дверь в классическом виде должна быть написана пятью разными эффекторами.

Я поскрипел мозгами:

– Не совсем понял логику. В чём практический смысл? Тот же сиреневый цвет легко можно сделать, смешивая синий и красный. Разве не так?

– Вот в том-то и дело, – сказала Илса. – С точки зрения логики и чистой экономии ты совершенно прав. Но тогдашняя живопись, ориентированная на переходы, была подчёркнуто пышной. Считалось хорошим тоном использовать все четыре пигмента, а в дополнение к ним – растительный краситель.

– Да, леди, именно так, – кивнула кураторша. – Пять красок-эффекторов для картины – считалось нормой в те времена. Этот принцип и отражён в натюрморте, как мы предполагаем. А вот геометрическая компоновка букета – уже загадка.

– Да уж, – сказал я. – Хитро у вас закручено, у художников. Ну, спасибо за пояснения. Буду думать.

Когда мы ехали из галереи в кампус, Илса спросила:

– А почему тебя так заинтересовала эта цветочная геометрия?

– Да попадалось мне тут намедни нечто похожее в одном… гм… неоднозначном контексте. И, подозреваю, что к нашим поискам это тоже как-то относится, но вот как? Что-то крутится на уме, но пока не соображу.

– Покопаюсь в искусствоведческих книгах, – сказала Илса.

– Стоп-стоп, красавица. Прекращай, а то ты в библиотеке скоро вообще поселишься. Я сдуру согласился, когда ты вызвалась, но откуда ж я знал, что это примет такие эпические масштабы? Когда ты в последний раз общалась с сокурсницами? Они тебя видят только на лекциях. Будут думать, что ты заучка со странностями.

– Но я и есть заучка со странностями.

– Да, но орать об этом на всю столицу не надо. Вернём тебя в коллектив, будешь как все нормальные лордихи.

– Не хочу в коллектив, хочу в библиотеку.

– Возражение отклоняется.

На следующий день я рыскал по городу, подбирал объекты для фотосъёмки, как нам было задано в Академии. Удачно сфотографировал мост, выступающий из тумана, жилое здание на косом пересечении двух улиц, сплюснутое с боков, и здоровенный лабаз, на двери которого висел амбарный замок.

Затем возникла заминка – я решил снять какое-нибудь типовое здание, отыскав в нём изюминку. Это оказалось не так-то просто. Несколько снимков я запорол. Ну, то есть формально они получились тоже, но были непригодны в качестве переходов – я это понимал ещё до проявки.

В конце концов, однако, я справился. Отыскал подходящий ракурс и снял обычный квартал, состоящий из однотипных домов. Хотел показать – да, он функционален и прост, но всё-таки не уныл. Уютно-непритязателен – так, пожалуй, будет точнее. И после того, как я разобрался в собственных ощущениях, фотография получилась такой, как надо.

Плёнку я отнёс в фотолабораторию. Та работала даже в воскресенье – старшекурсникам-лаборантам за это платили деньги, так что желающие всегда находились. Фотки мне распечатали в небольшом размере, как и просил декан. Через такие мини-картинки нельзя было, разумеется, пролезть в другой мир. Но удачные кадры всё-таки ощущались иначе, чем неудачные, и казались почти стереоскопическими. Хотя без краски-эффектора это была всего лишь иллюзия.

Утром в понедельник мы сдали декану свои работы.

Он просмотрел их, иногда комментируя. Удачные снимки нашлись у всех в нашей группе – но самый большой улов обнаружился у меня, у Грегори, а также у легкоатлетки Уны. Впрочем, мы и на прошлых занятиях уже убедились, что дар у неё серьёзный.

– Неплохо, – сказал декан. – Такие фотографии на нашем жаргоне называются реверсами. В том смысле, что они обеспечивают нам обратный ход в наш базовый мир. Употребляется и слово «возвращалка», но я его не люблю. В качестве реверса лучше использовать фотоснимок, сделанный вами лично. Это значительно ускоряет открытие перехода. Как вы догадываетесь, скорость порой принципиально важна. Случаются ситуации, когда счёт идёт на секунды. Но сначала мы с вами поработаем с картинами-тренажёрами, где переход – условный, а значит, реверс не нужен.

Я поднял руку.

– Да, Вячеслав, – терпеливо сказал декан. – У вас, как всегда, вопрос?

– На этот раз – нет, – сказал я. – Просто хочу попробовать первым.

– Ну что ж, прошу.

В огромной раме был уже закреплён чёрно-белый снимок. Изображалось нечто вроде ангара, вид изнутри. Асфальтовый пол с пометками, голые бетонные стены.

– Это реально существующая локация в другом мире, – сказал декан. – Но переход адаптирован, он не схлопнется, когда вы окажетесь на той стороне. Поэтому обойдёмся без фотоснимка-реверса. Задача проста – дойти до первой отметки и вернуться сюда, в аудиторию. Приступайте.

Я пристально вгляделся в изображение. Уже через полминуты оно распахнулось вглубь, и ангар приобрёл объём, а я различил цвета. Линии-пометки на полу были нарисованы блёкло-голубой краской, а картонные ящики в дальнем конце ангара тускло желтели.

Фотобумага передо мной исчезла – проход открылся.

Сделав глубокий вдох, я шагнул вперёд.

Уши заложило, в голове зашумело, перед глазами поплыли пятна. Воздух казался странным на вкус и плотным, пришлось напрячься, чтобы протолкнуть его в лёгкие. Накатила слабость, но я к ней заранее приготовился.

Пять шагов до отсечки дались с трудом. Там я обернулся.

Как и обещал декан, дверь между мирами не исчезала, хотя я от неё отдалился. Выглядела она как киноэкран с чёрно-белым стереофильмом, слегка засвеченным. Экран этот не был закреплён на чём-либо – просто мерцал в вертикальной плоскости, а в его глубине виднелись мои сокурсники.

Преодолев головокружение, я добрёл до него и перешагнул границу.

Воздух обрёл свой привычный вкус, дышать стало легче.

– Как себя чувствуете? – спросил декан сразу.

– В норме… Голова только кружится… А на той стороне воздух странноватый…

– Садитесь и отдохните. Воздух с той стороны обычный, все искажения восприятия – субъективны. Странные ощущения типичны на начальном этапе. Мы их сведём к нулю через тренировки.

Вторым в ангар пошёл Грегори. Плоская фотография превратилась в трёхмерную, и он шагнул в неё, как в дверной проём. Со стороны это выглядело ещё экзотичнее, чем во время моей собственной вылазки.

После практического занятия аппетит я нагулял зверский – и на обеде с рекордной скоростью смёл с тарелки жирное мясо. После чего поинтересовался у Илсы, которая всё так же сидела с нами, а не с девчонками:

– А у тебя как с практикой на уроках? Вы же не только лекции слушаете, но и рисуете, как я понимаю?

– Рисуем, – подтвердила она. – Но у меня всё пока не очень. Как раз сегодня наставница разбирала мою работу. Сказала, что техника рисования у меня улучшается, но реалистичность хромает, прогресса нет. То есть я могу нарисовать что-нибудь с натуры, домик какой-нибудь, например, но это получится обычный пейзаж. А если начинаю воображать другой мир, который никто ещё не открыл, фантазия зашкаливает, как в детстве. Так что я в группе – самая слабая по профильному предмету.

– Гм, неожиданно.

– Но ты, Вячеслав, можешь мне помочь.

– Да ну ладно? – озадачился я. – И каким же образом? Разве что мольберт за тобой потаскать по улице – это запросто, обращайся.

– Сейчас рисую в альбоме, карандашом, – улыбнулась Илса. – Таскать мольберты не надо, просьба другая. Ты, наверное, слышал, что есть разные методы при работе с рисунком, который задуман как переход. Некоторые художники работают в одиночку, принципиально. У них получается направлять фантазию в конкретное русло. Но, как ты понял, это не про меня. Поэтому наставница дала мне задание – попробовать другой метод. Сделать рисунок с чьей-нибудь помощью. Чтобы мою мечтательность немного уравновесил кто-нибудь более… Ну, как бы сказать…

– Дубинноголовый?

– Я имела в виду – с более конкретным мышлением, – хихикнула Илса. – Но в твоей формулировке есть некая увесистость.

– Рад, что ты оценила. И что я должен конкретно сделать?

– Нам надо согласовать сюжет для рисунка. Но тут есть тонкость – он должен быть не слишком абстрактным, но в то же время соответствовать моему природному стилю, моим фантазиям. Иначе он в принципе непригоден для перехода.

Я почесал в затылке:

– Ну и задачка. Сделаем так – покажешь мне те рисунки, что у тебя уже накопились, я оценю этот самый стиль, а дальше прикинем. Но это – ближе к вечеру. Днём у меня физподготовка, а потом ещё надо кое-куда метнуться.

Метнулся я на почтамт.

Абонентские ящики занимали всю стену в одной из комнат. Это напоминало шкаф-картотеку с рядами маленьких дверок из лакированного светлого дерева. Я вставил ключ в замочную скважину и заглянул в ячейку.

Та пустовала. Никаких писем.

Подавив разочарование, я сказал себе – ладно, ничего страшного. Моё объявление появилось в газете только вчера, и местные буржуины, сиречь гипотетические клиенты, ещё не вышли из стадии офигения. Либо решили, что лорд прикалывается, либо медленно дозревают. Советуются с семейными адвокатами или с жёнами, перечитывают текст в пятнадцатый раз и ищут подвох. Надо дать им время – может, найдётся-таки смельчак…

И, закрыв ящик, я отправился в гости к Илсе.

Её соседка деликатно слиняла к кому-то из однокурсниц, так что наши лордские разговоры мы вели без помех.

У меня ещё в первые дни знакомства мелькнула мысль – попросить у Илсы картину, которая открыла бы дверь в мой мир. Но с этим прожектом я обломался быстро, когда вник в правила Академии. Студентам здесь запрещалось делать картины-двери без прямого контроля со стороны наставников.

Допускались рисунки в малом формате, через которые физически невозможно было пролезть в другой мир. То есть не полноценные двери, а что-то вроде форточек.

Но и форточку я пока решил не просить. Во-первых, рисунок предназначался для показа преподавателям, а лишнее внимание мне было ни к чему. Во-вторых, я сильно сомневался, что на словах сумею передать Илсе ту атмосферу, что царила сейчас в российской провинции. Да и вряд ли мечтательная девчонка имеет склонность к рисункам такого рода…

– Вот, посмотри, – сказала она, вручив мне альбом.

Я перелистал его.

Да, фантазия у неё цвела буйным цветом.

Илса рисовала хрустальные города с ажурными башнями без намёка на функциональность, горные перевалы, над которыми проплывали летающие медузы величиной с дирижабль, и пустыни с барханами причудливых форм, где цепочкой брели шарнирно-механические верблюды.

– Рисунки классные, – сказал я. – Мне нравятся, честно. Но у тебя тут и правда сказки-фантазии, а нам нужно что? Вот именно – нам нужна фантастика ближнего прицела.

– Никогда не слышала такой термин. Звучит наукообразно.

– Да, привыкай, у нас всё серьёзно. Давай подумаем… Вот ты любишь рисовать путешествия – то медузы у тебя летят на зимовку, то караваны куда-то чапают. Попробуем оттолкнуться от этого…

– Но многие рисунки в альбоме – просто для развлечения. Как этот, с медузами, например. Если рисунок задумывается как переход, то на нём не должно быть ни людей, ни животных. Просто пейзаж.

– Учтём. Бери карандаш, готовься.

Илса устроилась на топчане – опёрлась на подушку спиной, открыла альбом на чистой странице и посмотрела на меня выжидающе.

А мне почему-то вспомнились американские фильмы – из тех, что шли в видеосалонах. Там периодически встречался мотив – персонажи едут на тачке по крутому хайвэю, где-нибудь в Калифорнии, под палящим солнцем. Мне это представлялось дикой экзотикой. Детали уже забылись, но мне ведь требовалась не дверь в конкретное место, а атмосфера странствий, близкая Илсе.

– Итак, представь, – сказал я. – Жаркое лето, высохшая равнина. У горизонта – горный хребет, к которому уходит шоссе. В открытой машине едет чувак…

– Но людей нельзя ведь.

– Ты погоди, дослушай. Машина мощная, здоровенная. Больше, шире, приземистее, чем ты видела в городе. Округлостей меньше, зато много плоскостей – багажник, капот. Водитель тормозит у заправки… Или нет – у мотеля, так будет проще. Одноэтажный мотель посреди равнины. На заднем плане – ветряной генератор для электричества. Конструкция с лопастями…

– Да, поняла. У нас ведь такие есть кое-где, я видела фотографии.

– Попробуй представить более продвинутую модель. И изобрази мне всё это схематично. Кабриолет стоит уже без водителя, тот зашёл в магазинчик. Лейтмотив – передышка в долгом пути. Давай.

Она добросовестно принялась рисовать. Иногда прерывалась на несколько секунд, забавно покусывая губу, а взгляд затуманивался – ей что-то воображалось. Затем её карандаш опять начинал скользить по бумаге.

– Примерно так, – наконец сказала она, показав набросок.

Горы получились отлично, шоссе и равнина – тоже. Скупые контуры, едва обозначенные, но чувство простора было. А вот ветряк больше смахивал на фэнтезийную мельницу. Автомобиль же напоминал широкую металлическую телегу с рулём и обрезиненными колёсами.

– Хороший задел, – сказал я, – но нужна доработка. В технических прибамбасах – полёт фантазии малость попридержать. Ну, и в архитектуре мотеля тоже.

– Да, именно так мне и говорит наставница, в этом-то и проблема. Я пробовала работать иначе, но говорю же – тогда я вынуждена смотреть на настоящую технику, и выходит зарисовка с натуры. Фантазировать про машины я не умею. Наверное, просто не подхожу для такой серьёзной работы…

– Стоп-стоп, без паники. Найдём выход. Рисунок, кстати, должен быть полностью чёрно-белый?

– Нет, с добавлением жёлтого или красного. Мы учимся работать не только с клановыми цветами, но и с другими эффекторами. Начинаем с самых распространённых. На учебном рисунке – пока без красок как таковых. Просто заштрихую нужный участок жёлтым карандашом. Или красным.

– Ага, понятно…

Прервавшись на полуслове, я задумался.

У меня в голове наконец-то щёлкнуло, и я понял, как связать натюрморты, виденные на выставке, межевые столбы и старинный знак в виде буквы «w».

Глава 15

– Тебя что-то удивило? – спросила Илса.

– Нет, просто появилась идея… Вспомни натюрморты – цветы там расставлены вот таким зигзагом…

Вниз-вверх, вниз-вверх – я изобразил пальцем в воздухе, как рисуется «дабл-ю». После чего продолжил:

– И начинается этот зигзаг, как правило, с жёлтого, так?

– Да, с охры, – кивнула Илса. – В те времена это был самый распространённый пигмент. Сейчас с ним сравнялась киноварь – в последние годы часто её находят, открывают новые залежи.

– А ты в курсе, что охра есть под межевым столбом, который вон там, за крокетным полем? В микроскопическом количестве, да, но всё-таки? А под столбом возле нашей общаги – киноварь, Бруммер мне говорил.

Она посмотрела на меня с удивлением:

– Не припомню, чтобы я о таком читала. Хотя мегалитами интересуюсь давно, я тебе рассказывала. Это довольно странно вообще-то. Если пигменты заметил Бруммер, то заметили бы и другие студенты с похожим даром. Ничего сенсационного в этом не было бы, наверное, но в литературе упомянули бы. Или теперь ты тоже сторонник версии, что архивы подчищены?

– Вот честно – не знаю, – признался я. – Слишком много чистить пришлось бы. И да, студенты натыкались бы постоянно. Не память же им стирать, всей толпе… Нет, тут явно дело не в этом…

– У моей соседки по комнате – универсальный дар, – сообщила Илса. – Пигменты она чувствует тоже, хоть и слабее, чем узкий специалист. Попрошу её проверить оба столба. Не думаю, что это вызовет подозрения у кого-нибудь. Достаточно часто вижу в окно, как студенты ходят к ближнему камню, особенно первокурсники, любопытствуют. Но даже если она почувствует на мегалитах краску, что это доказывает?

– А вот погляди.

Я взял у неё альбом, открыл чистую страницу. Нарисовал квадрат – городской квартал, в котором был кампус. Ближе к левой ограде поставил жирную точку, подписал её – охра. Прокомментировал:

– Первый столб.

Другую точку нарисовал в правой верхней части квадрата, ближе к углу. И тоже снабдил подписью – киноварь:

– Второй столб

Когда я соединил две точки отрезком, Илса сказала:

– Кажется, поняла.

Отобрав у меня альбом, она прочертила новый отрезок – вторую палочку в букве «w». Линия ушла далеко за пределы кампуса. Там, где она кончалась, Илса нарисовала очередную точку. Произнесла полувопросительно:

– Третий столб? И если цвета расположены как в букете, то это лазурит… А дальше должна быть ярь-медянка, за ней сирень…

Илса аккуратно достроила букву «w», а я в это время рассуждал вслух:

– Надо найти карту района и перенести на неё, чтобы было точно. Расчёты будут простые. Отрезки – одной длины, углы между ними одинаковые…

– Но местность густо заселена, – возразила Илса. – И если бы столбы там стояли, то не заметить их было бы невозможно.

– Само собой. Но столбы вне кампуса могли просто не сохраниться. Может, их банально снесли ещё в старину, когда строили район. Да это и не так важно, по-моему. Главное – не сами столбы, а точки, где они были. Отрезки мы провели – а это, по легенде, граница месторождения суперкраски…

– Выглядит странно, – сказала Илса с сомнением. – Почему граница не замкнута? Она не очерчивает определённый участок…

– Ну, – философски заметил я, – а кто говорил, что будет легко? И вообще, легенды – это ведь не бухгалтерские отчёты. Не надо их понимать буквально. Но в качестве намёка они сгодятся. Глянем на местности, пораскинем мозгами…

Мы обсуждали это ещё некоторое время, затем Илса вздохнула:

– Ну вот, пропал весь настрой рисовать пейзаж, который мы начали.

– Тебе его сдавать уже завтра?

– Нет, в следующий понедельник. Неделю дали.

– На днях доделаем, не волнуйся. Есть у меня мыслишка, как тебя подтолкнуть в правильную сторону.

На этом мы распрощались.

Вернувшись к себе, я не обнаружил в комнате Бруммера. Похожи, девицы взяли его измором и выманили-таки из укрытия. Хмыкнув, я завалился спать.

На следующий день, улучив момент, я подкараулил в учебном корпусе сексапильную Нэссу и спросил прямо:

– Почему ты меня отправила в галерею? Знаешь что-то конкретное про столбы?

– Повторяю – нет, ничего особенного не знаю, – ответила она терпеливо. – Но моя компаньонка мне рассказала, что ты ими интересуешься. А столбы, по легенде, связаны с красками, с их древней символикой. Эта же тема – сейчас на выставке. Элементарная логика. Совет пригодился?

– Спасибо, да. Загадку не разгадал пока, но подсказка есть.

– Если разгадаешь и сочтёшь целесообразным поделиться со мной, то выслушаю с большим интересом. А теперь извини – дела. На этой неделе, как ты догадываешься, у меня хлопот – выше головы.

– А с чем это связано? – спросил я. – Почему вдруг именно на этой неделе?

Нэсса вздохнула:

– Вот тебе ещё один маленький совет, на этот раз безвозмездный – смотри на ситуацию шире. Я понимаю, тебе плевать на светскую жизнь, но она имеет значение, коль скоро ты носишь перстень. На выходных состоится осенний бал в Собрании лордов. Он всегда проводится через месяц после начала нового учебного года. В столицу приезжают аристократы со всей страны. Для молодёжи это – модное развлечение, а для старшего поколения – возможность собраться вместе и обсудить межклановые дела.

– Понятно теперь. Ну, мне эти клановые завихрения – побоку.

– Я бы не была столь категорична.

И Нэсса царственно удалилась.

Учёба шла своим чередом – занятие с деканом, лекция с леди Орнией. А на третьей паре – физподготовка, чтоб ей икнулось.

С утра заметно похолодало, дул мокрый ветер, но наш физрук, как всегда, назначил пробежку. Мы с кислыми лицами потянулись из спортзала на улицу.

Я чуть приотстал, заметив, что развязался шнурок. В коридоре было тихо и гулко, в окна сочился тусклый осенний свет.

В гордом одиночестве я дошёл до лестницы – и увидел, что мне навстречу поднимается Уна. Забыла, видимо, что-нибудь в раздевалке. Я посторонился, чтобы её пропустить.

За прошедший месяц наши отношения слегка сгладились. Нормально общаться, правда, мы с Уной так и не начали, но она уже не шарахалась от меня, а на занятиях мы даже порой обменивались односложными фразами.

Вот и сейчас она отреагировала без нервов, лишь пробормотала смущённо:

– Я догоню… Через две минуты…

– Ладно, – сказал я, – предупрежу физрука.

– Спасибо…

Уна юркнула с лестницы на второй этаж, а я вышел во двор. Тот был практически пуст – погода не располагала к прогулкам. Только два человека стояли недалеко от крыльца – преподаватель со старших курсов и незнакомый тип под тридцатник, с ухоженной шевелюрой и в щегольском пальто. Мазнув по мне равнодушными взглядами, они продолжили разговор.

На пробежке Уна так и не появилась. Я снова её увидел, когда мы уже вернулись в спортзал. Физрук ей выговаривал что-то, а она покорно кивала.

После занятий я вновь отправился на почтамт.

Настраивался заранее – если опять не будет корреспонденции, то не надо делать пессимистичных выводов. Общество здесь инертное, клиентура должна дозреть. И вообще, очень вероятно, что народ воспринял всё это как тупые приколы местных мажоров…

В ячейке лежал конверт.

В первую секунду я даже не поверил своим глазам. Прикрыл дверцу и открыл снова, чувствуя себя идиотом.

Достал конверт, осмотрел его – плотная мелованная бумага со сложным вензелем в уголке, каллиграфический почерк. Солидно, стильно.

Письмо же оказалось коротким: «Достопочтенный лорд! Не имею чести знать вас по имени – оно не указано в объявлении. Я был бы, однако, крайне признателен, если бы вы соблаговолили выделить время для беседы со мной. Ваше предложение, обнародованное через газету, чрезвычайно меня заинтересовало. Если его действительно следует понимать буквально, буду польщён возможностью им воспользоваться. Но ввиду его необычности прошу разрешения уточнить детали при личной встрече или по телефону. Искренне ваш, Джерг Меттник, предприниматель, член правления Первого пароходства».

Ниже указывался адрес, а также телефон с добавочными цифрами в скобках и аккуратной пометкой: «Прямой набор в кабинет».

Я удовлетворённо прищёлкнул пальцами – есть! Товарищи буржуины решили-таки рискнуть! Пришли, очевидно, к выводу, что такими вещами, как титул лорда, никто здесь шутить не станет…

Не мешкая, я отправился к телефонной будке.

Ответили мне солидным баритоном:

– У аппарата.

– Здравствуйте. Это господин Меттник?

– Да. С кем имею честь?

– Вы откликнулись на моё объявление в «Деловом курьере». Меня зовут Вячеслав, я лорд-наследник Вересковой Гряды.

На пару секунд воцарилась пауза, затем он произнёс с уважительной осторожностью:

– Благодарю вас за звонок, лорд-наследник. Позволите задать несколько вопросов по существу?

– Пожалуйста, без проблем.

– Насколько я понимаю, вы окончили Факультет Следопытов? Или, возможно, учитесь в настоящее время?

– Да, я студент.

– Я так и предполагал, спасибо. И вы готовы выполнить фотосъёмку по вашим профессиональным стандартам? За разовое вознаграждение без каких-либо дополнительных условий? С официальным заключением договора?

– Насчёт дополнительных условий – не совсем понял. Принцип простой – я делаю фотографию, показываю вам. Если качество вас устраивает, вы платите деньги. Всё. Договор подпишем, если хотите.

Такой ответ, как мне показалось, несколько озадачил Меттника. Вновь помолчав, он поинтересовался всё так же недоверчиво:

– Какова сумма вознаграждения?

– Будет дорого. Конкретная сумма – по ситуации, обсуждаем на месте.

– Но оплата – за выполненную работу, постфактум, и это тоже вносится в договор?

– Да, именно это я и сказал. Давайте не будем повторяться, господин Меттник. Вас интересует услуга? Будем смотреть объект?

– Да-да, лорд-наследник, – подтвердил он поспешно. – Можем встретиться в любое удобное для вас время. Мой юрист подготовит текст договора, если не возражаете.

– Никаких возражений. И предлагаю не откладывать. Могу подъехать прямо сейчас, пока не стемнело.

– Это было бы замечательно. Я живу на Чаячьих Скалах, в письме есть адрес. Объект для съёмки – мой особняк.

– В течение часа буду.

Записав номер дома, я вышел с почты и стал ловить такси.

Про Чаячьи Скалы я уже слышал неоднократно. Это был самый дорогой район города, и жили там всяческие капиталисты, вплоть до самых серьёзных. Купить там недвижимость было, вероятно, не проще, чем на какой-нибудь Моховой, с панорамным видом на Кремль.

Скалистый берег поднимался уступами, широкими и удобными. Там расположились особняки, самый маленький из которых был раза в четыре больше, чем домик деда на Вересковой Гряде. Таксист довёз меня до ворот, и я отпустил его.

Прогулявшись по улице вдоль ажурной ограды, я посмотрел на дом. Тот выглядел роскошно, но без аляповатости – светло-серые стены с розоватым отливом, тёмно-красная крыша с хитрой геометрией плоскостей, мезонин по центру, большие окна.

Я надавил на кнопку возле калитки, и та открылась. Меня, похоже, давно заметили из окна – на крыльцо вышел сам хозяин. Он был дороден и даже несколько грузноват, с мясистым лицом и пышными седеющими усами.

– Благодарю, что приехали, лорд-наследник, – сказал он, быстро взглянув на перстень и вежливо склонив голову. – Прошу в дом.