Текст книги "1812 год. Пожар Москвы"

Автор книги: Владимир Земцов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 12 (всего у книги 22 страниц)

Еще более сложно составить ясное представление о местах размещения гвардейской артиллерии. Хорошо известно, что в самом Кремле 15 и 16-го площади были заставлены множеством орудий и повозок подвижного артиллерийского парка (определить количество боеприпасов, ввезенных французами в Кремль, практически невозможно; очевидно только, что оно было очень значительным). Вместе с тем известно, что, скажем, батарея Пьон де Лоша находилась достаточно далеко от Кремля. 15-го сентября капитан разместил своих канониров, как он считал, в большом дворце князя Барятинского [505]505
  Pion des Loches A.A. Op. cit. P. 127–128.


[Закрыть]. Артиллеристы Булара бивакировали в западной части города, где-то «на площади возле моста через Москва-реку» [506]506
  Austin P.B. Op. cit. P. 27.


[Закрыть].

Русские оставили в Кремле огромное количество оружия и боеприпасов. В источниках и литературе указываются весьма разные цифры: 40 тыс. английских, австрийских и русских ружей, сотня орудий и «громадное количество пороха и селитры» (Фэн, Тири); 80 тыс. фунтов(?) пороху (Ланглуа), 100 тыс. фунтов пороху (Оливье) и т. д. Если С.В. Шведову и удалось достаточно убедительно обосновать мнение о том, что в Московском арсенале осталось 66418 единиц учтенного и не менее 7,5 тыс. единиц неучтенного оружия [507]507
  Шведов С.В. Московский арсенал // Отечественная война 1812 года. Энциклопедия. М., 2004. С. 479.


[Закрыть], то в отношении запасов взрывчатых веществ картина остается совершенно неясной. В любом случае, в Кремле скопилось чрезмерно большое количество артиллерии и боеприпасов. Все пространство было загромождено зарядными ящиками, фурами, лошадьми… Фуры с боевыми зарядами, как отмечали Гурго и Сегюр (хотя бы в этом они были абсолютно согласны друг с другом), стояли прямо напротив окон дворца, в котором разместился Наполеон. Судя по приказам, которые будут отданы по гвардии позже, костры для варки пищи разводили беспорядочно, нужду солдаты отправляли «во всех углах» и «даже под окнами императора». На территории Кремля валялось немалое число «издохших лошадей и несколько палых коров» (Корбелецкий). Наконец, совершенно свободно в стенах Кремля и в районе земляных валов, оставшихся от петровских укреплений XVIII в., расположились кантиньери гвардии со всем своим скарбом (о том, как в домах, расположенных у стен Кремля и занятых маркитантками гвардии, к утру 16-го сентября вспыхнул пожар, упоминает Бургонь).

Для размещения больных гвардии был определен Шереметевский госпиталь (ныне Сухаревская пл., 3) – «прекрасное строение с колоннами, скорее похожее на дворец», как заметил Д. де ла Флиз, хирург 2-го полка гвардейских пеших гренадеров [508]508
  Изгнание Наполеона из Москвы. С. 43.


[Закрыть].

Те подразделения Молодой гвардии из дивизии Роге, которые временно находились в Кремле с 14-го сентября, по-видимому, все были из него выведены. В то же время полк фузелеров-гренадеров, занимавший «губернаторскую площадь», в 9 утра был переведен поближе к Кремлю, оставив на площади только караул в 15 человек [509]509
  Bourgogne A.J.B.F. Op. cit. P. 21.


[Закрыть]. Дивизия Делаборда весь день продолжала оставаться на прежнем месте у Дорогомиловской заставы [510]510
  Bourgoing P. Op. cit. P. 112.


[Закрыть], а Легион Вислы – у Покровской [511]511
  Воспоминания Генриха фон Брандта. С. 98.


[Закрыть].

Если в самом Кремле и в тех районах Москвы, где разместилась императорская гвардия, изначально царил беспорядок и происходили массовые грабежи, то что же тогда можно было увидеть в других частях города, куда, несмотря на запреты, проникли мародеры из армейских частей? В журнале Сюрюга о первых двух днях погромов было написано так: «Тем временем, чернь с ожесточением выламывала двери домов и вламывалась в подвалы лавок, объятых пламенем. Всюду разграблялись не только сахар, кофе и чай, но также и кожа, сапоги, предметы скобяного товара, используемые скорняками, материя и, наконец, любые предметы роскоши. Солдаты, которые не могли оставаться спокойными зрителями, приняли в этом самое активное участие. Склады с мукой были разграблены; вином и водкой были залиты все подвалы…» [512]512
  Surugue A. Mil huit cent douze. P. 29.


[Закрыть]

Фоссен, чей 111-й линейный пребывал у западных окраин Москвы, описал ситуацию к ночи на 15-е сентября так: «Никому не разрешалось уходить из лагеря; ежечасно били сбор. Тем не менее, солдаты десятками бегали в город… возвращались с добычей в лагерь и делились с товарищами, даже с офицером, которые были всему этому очень рады» [513]513
  Дневник поручика Фоссена. С. 472.


[Закрыть]. В отличие от 111-го линейного, командование многих других частей Великой армии, стоявших за городом, не только официально не запретило своим солдатам «вылазки» в Москву, но и специально их организовало. Так поступило и командование бригады Тильмана, и командование 3-го армейского корпуса, и командование многих других частей и соединений [514]514
  Pelleport P. Op. cit. P. 33; Cerrini di Monte Varchi C. F. Op. cit. S. 391; etc.


[Закрыть].

15-го сентября, миновав Тверскую часть, отправился к центру Москвы Лабом. По мере продвижения к Кремлю Лабом все чаще начал встречать настоящие толпы жителей и солдат, которые вперемешку обменивались и торговали награбленными вещами. Своего рода эпицентром грабежа и торговли оказался Гостиный двор, который продолжал гореть, и вокруг которого суетилось множество солдат и московского простонародья, отбиравших наиболее ценное и бросая на землю то, что либо нельзя было унести, либо представлялось менее ценным. При этом не было слышно никаких восклицаний; раздавался только треск от огня и стук разбиваемых дверей: грабившие «работали» предельно сосредоточенно [515]515
  Labaume E. La Campagne de Russie. P., 2001. P. 149.


[Закрыть]. Итак, к пожарам, начавшимся 14– го сентября, днем 15-го добавился всеобщий грабеж. «Армия вся разбежалась» [516]516
  Pion des Loches A.A. Op. cit. P. 129.


[Закрыть], – так констатировал Пьон де Лош, находившийся 15-го в Москве и видевший все своими глазами.

Что же Наполеон? Въехав через Боровицкие ворота в Кремль, он, по-видимому, удалился в свои апартаменты, устроенные в императорском дворце, который был построен в середине XVIII в. В.В. Растрелли. В 3 часа дня он вновь «сел на лошадь и начал объезд Кремля» [517]517
  Caulaincourt A.A.L. Op. cit. T. 2. P.9.


[Закрыть]. «Он рассматривал его, – пишет Сегюр, – во всех подробностях, с чувством удовлетворенной гордости и любопытства» [518]518
  Segur Ph.P. Op. cit. P. 179.


[Закрыть]. Затем он посетил район Воспитательного дома, «два важнейших моста и возвратился в Кремль» [519]519
  Caulaincourt A.A.L. Op. cit. T.2. P. 9. Дворец XVIII в., в котором пребывал Наполеон, как известно, был сожжен после его отъезда, потом восстановлен, а затем в 1838 г. окончательно разрушен. Поэтому сегодня достаточно сложно воссоздать всю картину пребывания Наполеона в этих апартаментах. Более или менее подробно эти апартаменты попытался описать только мамлюк императора Л.Э. Сен-Дени, по прозвищу Али: «В Кремлевском дворце император занимал очень большой салон. Этот салон был разделен балкой или карнизом, поддерживаемым двумя колоннами, на две части; между колоннами был проход из одной части в другую… Этот салон был украшен позолотой, хотя и почерневшей от времени». И далее: «Спальней, выходившей окнами на Москву-реку, была большая комната, по форме длинный квадрат». Рядом со спальней императора находилась комната для слуг, отделенная простой перегородкой; рядом с этой перегородкой, на противоположной стороне от окон, стояло бюро цилиндрической формы, закрытое тремя экранами зеленого шелка. За этим бюро часто сиживал Наполеон. В памяти Али запечатлелось, что на бюро почти всегда лежала «История Карла XII» Вольтера (Griinwald С. Op. cit. Р. 223). Полагаем, что описание этих апартаментов, сделанное Д. Оливье (Olivier D. Op. cit. Р. 60, 69), имело своим источником, скорее всего, все те же воспоминания Али. Для нас особенно важным является указание на то, что окна спальни были обращены на Москву-реку. Об этом же пишет и Фэн (Fain A.J.F. Op. cit. P. 46).


[Закрыть]. Во время объезда Наполеоном Кремля и близлежащих районов пожаров, фактически, не было видно. Из своих окон Наполеон мог наблюдать дымы в Замоскворечье, но не придал этому большого значения. Позже Наполеон вспоминал, что в те часы он говорил своему окружению примерно следующее: «Мы посмотрим, что эти русские собираются делать; если они откажутся от того, чтобы и далее отступать, нам следует придерживаться уже принятого решения. Квартиры нам обеспечены. Мы покажем миру удивительный спектакль мирно зимующей армии среди вражеских народов, окруживших ее со всех сторон. Французская армия в Москве – это корабль, находящийся среди льдов. Но с возвращением хорошего времени года мы возобновим войну. Впрочем, Александр не допустит, чтобы мы должны были это делать; мы понимаем друг друга, и он подпишет мир» [520]520
  Цит. no: Thiry J. Op. cit. P. 169.


[Закрыть].

Однако в те несколько часов, которые прошли между водворением Наполеона в Кремлевском дворце и удалением императора в свои покои для подготовки ко сну (это произошло, видимо, где-то в начале десятого) были представлены очень противоречивые сведения. Наполеон, среди прочего, был проинформирован и о постройке неким Шмидтом зажигательного воздушного шара и о подготовке им различных горючих материалов для организации пожаров. Некая «старая французская актриса», которую специально доставили в Кремль, поведала о недовольстве среди русского дворянства тем, как Александр ведет войну, и что «русские вельможи хотят мира во что бы то ни стало и принудят к этому императора Александра…» [521]521
  Caulaincourt A.A.L. Op. cit. T.2. P. 10; Bausset L.F.J. Op. cit. P. 116; Thiry J. Op. cit. P. 169; etc.


[Закрыть]

Примерно в половине десятого 15-го сентября во многих районах Москвы начались сильные пожары, и в 11 вечера гвардия в Кремле была поднята в ружье [522]522
  Caulaincourt A.A.L. Op. cit. T.2. P. 10.


[Закрыть]. Ночь с 15-го на 16-е сентября запомнилась многим солдатам Наполеона. «Едва наступившая ночь покрыла горизонт, на котором вырисовывались дворцы, – вспоминал ту ночь Бургоэнь, все еще находившийся вместе с дивизией Делаборда у Дорогомиловской заставы, – мы увидели зловещий свет двух пожаров, затем пяти, затем 20, затем тысячу всполохов пламени, перебрасывающихся от одного к другому. В течение двух часов весь горизонт стал не чем иным, как сжимающимся кольцом. Мы тотчас же были подавлены значением этого языка пламени (langage de feu), на котором к нам обращались русские в миг нашего вступления в эту столицу. Это было продолжением того, что мы видели в Смоленске, в Вязьме, в Можайске, в каждом местечке, в каждой деревне, которые мы должны были пройти. Русские получили приказ сжигать все, чтобы мы голодали; они следовали этому предписанию с их обычным невозмутимым постоянством. Мы укладывались спать, весьма опечаленные, при свете этого пылавшего костра, который с каждой минутой все увеличивался» [523]523
  Bourgoing P. Op. cit. P. 112–113.


[Закрыть].

Разраставшийся московский пожар наблюдали издалека солдаты французского авангарда: «Этот в высшем смысле слова спектакль, – вспоминал капитан К. Турно, состоявший адъютантом при командире 29-й бригады легкой кавалерии, – отдавался в сердце невольным чувством ужаса…» [524]524
  Turno Ch. Op. cit. P. 103.


[Закрыть]О быстром распространении пожаров той ночью свидетельствуют и многие русские очевидцы – приказчик Соков, подпоручик В.А. Перовский, асессор Сокольский и многие другие [525]525
  Письмо приказчика М. Сокова. Ст. 0220; Перовский В.А. Указ. соч. Ст. 1035; ОПИ ГИМ. Ф. 155. Ед. хр. 109. Л. 14; и др.


[Закрыть].

Фантэн дез Одоард находился той ночью в карауле у одних из кремлевских ворот (у Троицких или у Никольских?). Среди ночи какой-то человек, подошедший снаружи стены, «говоривший довольно хорошо по-французски, но с немецким акцентом», обратился к Фантэн дез Одоарду с просьбой помочь потушить огонь, который подбирался «к обширному зданию, расположенному недалеко от Кремля», и в котором, по его словам, находилась «драгоценная коллекция медалей и антиков». Фантэн дез Одоард во главе двадцати гренадер бросился к этому дому, надеясь остановить огонь. Но было поздно! «Огонь добрался до лестницы, по которой попал в залы научных сокровищ, и не было возможности подойти». Фантэн дез Одоард возвратился на свой пост, «действительно огорченный этим несчастием». Что же касается ученого, просившего о помощи, то гренадеры оставили «его внизу лестницы, объятой пламенем и в таком отчаянии, что возможно он не смог пережить свои драгоценные медали» [526]526
  Fantin des Odoards L.F. Op. cit. P. 333–334. Кто именно был этим несчастным ученым? Первоначально мы предположили, что им был профессор Московского университета X. Штельцер, а сгоревшие сокровища принадлежали Московскому университету. В этом случае Фантэн дез Одоард наверняка находился в карауле у Троицких ворот. Однако если он держал караул у Никольских ворот, тогда могло гореть здание бывшего Монетного двора, и в этом случае прибежавшим ученым вряд ли мог быть Штельцер.


[Закрыть].

Продолжал бороться с огнем в ту ужасную ночь и Вьонне де Марингоне. Когда пожар затухал в одном месте, он вспыхивал в другом. «Огонь одновременно вспыхнул в шести разных местах города», – вспоминал офицер. К утру «начался сильный ветер, и огонь стал распространяться на очень большие дистанции» [527]527
  Vionnet de Maringone L.J. Op. cit. P.29. Муральт вспоминал, что благодаря сильному ветру огонь ночью на 16-е сентября сделался столь ярким, что «на нашем биваке было светло как днем» (Muralt A. Op. cit. S. 75).


[Закрыть]. «В полночь огонь опять вспыхнул недалеко от Кремля; удалось ограничить его распространение. Но 16-го, в 3 часа утра он возобновился с большей силой, и уже не прекращался», – вторит Вьонне де Марингоне сержант Бургонь, находившийся в тех же кварталах [528]528
  Bourgogne A.J.B.F. Op. cit. P. 22.


[Закрыть]. Но, если шеф батальона не мог покинуть своего поста, то солдаты его полка, пользуясь суматохой, пытались проводить время с большим удовольствием. «В эту ночь, с 15-го на 16-е, – пишет Бургонь, – мне, а также двум моим друзьям, унтер-офицерам, как и я, пришла охота посмотреть город и посетить Кремль, о котором много слышали». Проблуждав по горящим улицам, сержанты только к рассвету прибыли, как можно понять, к Китай-городу, а затем вошли в Кремль. Там они встретили друзей из 1-го полка пеших егерей, назначенных пикетом, которые, однако, здесь же пригласили гренадеров-фузелеров отобедать [529]529
  Ibid. P. 23–24.


[Закрыть].

С меньшей приятностью встретил утро 16-го Пьон де Лош. Ночью он тщетно пытался вывести свои орудия подальше от огня, но, проблуждав полчаса по московским улицам, отказался от этой затеи и решил вначале дождаться рассвета. В 6 утра 16-го сентября Пьон де Лошу все же удалось вывести свои орудия подальше от огня по дороге к Петровскому дворцу [530]530
  Pion des Loches A.A. Op. cit. P. 130


[Закрыть].

К утру все солдаты Великой армии, которые были в Москве, уже не сомневались в том, что поджоги происходят усилиями многочисленных русских «поджигателей», которыми руководят полицейские по заданию Ростопчина. Многие «поджигатели», мнимые и реальные, уже были арестованы или убиты разъяренными солдатами наполеоновской армии [531]531
  См., например: Castellane E.-V.-E.-B. Op. cit. P. 154–155; Caulaincourt A.A.L. Op. cit. T. 2. P. 11.


[Закрыть]. В пятом часу утра император был разбужен, и ему было доложено о пожаре, который быстро распространялся по всему городу. Возможно, что теперь, когда французы наконец-то осознали источник угрозы и готовы были принять решительные меры для прекращения пожара, катастрофу можно было бы предотвратить. Однако в «игру» уже вступил новый участник – сильнейший ветер. «Если бы погода была спокойной, – несколько наивно, но, в сущности, верно, отмечает Лабом, – все бы ограничилось сожжением биржи; но вчера, с рассветом (16 сентября), к нашему испугу, мы увидели, что огонь был с четырех сторон города, и ветер, дохнувший с силой, понес со всех сторон горящие головни» [532]532
  Labaume E. Op. cit. P. 156.


[Закрыть]. Внимательный и точный наблюдатель, аббат Сюрюг также был убежден, что сильный северо-западный ветер 15-го числа «ускорил в значительной степени распространение огня». «16– го, около 4-х часов вечера он резко сменился и подул с юго-запада с ураганной силой. Огонь… был подкреплен ветром и стал разгораться с такой силой, что стал представлять собой необъятный вулкан, чей кратер окаймлен разрывами огня и пепла» [533]533
  Surugue A. Mil huit cent douze. P. 31–32.


[Закрыть].

Начавшийся в ночь на 16-е сентября сильный ветер обрек на уничтожение дом Баташова, в котором остановился Мюрат, и который 15-го еще удавалось отстоять от огня. Сразу после того, как Неаполитанский король, пообедав, поскакал верхом к авангарду, «ветер подул с запада самый жесточайший, с сильными и необыкновенными порывами; загорелись домы за Москвой-рекой от Каменного моста. Занялось все Замоскворечье, а потом и у нас – на горе», – вспоминал Соков. Дом Баташова пришлось бросить и бежать через Яузу на Хованскую горку. Оттуда дворня Баташова наблюдала, как горят дома на Швивой (Вшивой) горке, как занялось все Заяузье, и как без остатка выгорело все Замоскворечье… В воздухе стоял смрад, летела зола, глаза у людей наливались кровью… [534]534
  Письмо приказчика М. Сокова. Ст. 0220–0222.


[Закрыть]

16-го огонь стал подбираться и к Кремлю. «Утром 16-го Кремль стал представлять собою остров в центре огненного моря. – Записал 21 сентября Фантэн дез Одоард. – Стремительный ветер, спровоцированный жестокостью пожара, во сто крат усилился и стал вести себя непредсказуемо. Из глубин пламени поднимался зловещий шум и, подобно волнам океана в сильную бурю, прокатывались от одного к другому раскаты непрерывного грома. Это было извержение Везувия, соединенное ни с чем не сравнимым величием ужасного спектакля» [535]535
  Fantin des Odoards L.F. Op. cit. P. 334.


[Закрыть].

Утром 16-го генерал Сокольницкий и его штаб, расположившиеся в доме, который стоял напротив дворца Пашкова, проснувшись, увидели, как густой дым затянул купола этого дворца. Их обиталище тоже оказалось в опасности, и пламя быстро стало его охватывать. В то время как Сокольницкий сразу отъехал в Кремль, дабы присоединиться к императору, Солтыку с его товарищами было приказано искать новое пристанище. Как только чины штаба Сокольницкого отъехали от дома, он тотчас же загорелся. Солтык со своими товарищами тщетно пытались найти другое здание, дабы там разместить штаб Сокольницкого. Они рыскали по улицам, всюду наталкиваясь на неописуемые сцены ужаса. Среди обездоленных московских погорельцев было немало и женщин из высших классов. Одной из них, молодой, очаровательной особе, галантный польский граф Солтык попытался предложить помощь. «Чудовище! Как ты смеешь обращаться ко мне с предложением?!» – бросила ему женщина [536]536
  Soltyk R. Op. cit. P. 289–295.


[Закрыть].

Как встретил то утро Наполеон? Странная вещь: будучи разбуженным в начале пятого, и приказав послать офицеров, чтобы выяснить, что происходит, Наполеон снова заснул. Причина заключалась в том, что его наконец-то отпустила дизурия. Когда около 7 утра к нему пришел врач Э.О. Метивьер, император все еще был в постели. Тогда-то со слов Метивьера Наполеон и узнал, что огонь уже обступает Кремль. Отсвет зарева, который нельзя было не увидеть в окнах дворца, подтверждал это [537]537
  Попов А.Н. Французы в Москве. С. 36. А.Н. Попов ссылается на одну из работ Сегюра: Segur Ph.P. Histoire et memoires… P., 1873. T. 6. P. 17–18; Austin P.B. Op. cit. P. 35.


[Закрыть].

Впрочем, обстоятельства того, как Наполеон встретил утро 16-го сентября, ясны недостаточно. Единственное неопровержимое свидетельство – письмо Наполеона Марии-Луизе, помеченное 16-м сентября, и написанное, без сомнения, утром того дня, – не может не удивить: «Город (Москва. – В.З.) так же велик, как Париж. В нем 1600 колоколен и более тысячи прекрасных дворцов, город весь украшен. Дворянство уехало; народ остался. Мое здоровье хорошее, мой насморк закончился. Враг отступает, как говорят, на Казань. Прекрасное завоевание – результат сражения при Москве-реке» [538]538
  Наполеон – Марии-Луизе. Москва, 16 сентября 1812 г. // Lettres inedites de Napoleon Ier a Marie-Louise. № 93. P. 78.


[Закрыть]. Поразительно! Но даже утром 16-го Наполеон, видимо, не сразу осознал все последствия разыгравшейся московской трагедии. Согласно Сегюру, 2–2,5 часа после пробуждения Наполеон мог только в полной растерянности взволнованно ходить по комнатам и, бросаясь от окна к окну, восклицать: «Какое ужасное зрелище! Это они сами! Сколько дворцов! Какое необыкновенное решение! Что за люди! Это скифы (Quel effroyable spectacle! Се sont eux-meme! Tant de palais! Quelle resolution extraordinaire! Quels hommes! Ce sont des Scyth)». И только крик «Кремль горит!» заставил императора выйти из дворца и посмотреть, насколько велика опасность [539]539
  Segur Ph.P. Op. cit. P. 185–186. Впрочем, некоторые меры, направленные против поджигателей, Наполеон все же принял. К 16-му сентября относится следующий приказ за подписью Бертье: «Согласно Прокламации от 14-го сего месяца, все русские офицеры и солдаты должны явиться и объявить о себе в течение 24 часов господину коменданту Москвы. Сегодня, 16-го числа, на третий день после объявления Прокламации, многие русские солдаты продолжают бегать по улицам и арестовываются при поджоге домов. Поэтому, согласно настоящему приказу, все русские солдаты, которые будут встречены на улицах, подлежат смерти» (РГВИА. Ф. 846. Оп. 16. Д. 3588. Л. 1).


[Закрыть]. Секретарь-архивист Наполеона Фэн так вспоминал те часы: «В Кремле воцарилось мрачное молчание, которое прерывалось только восклицаниями “Вот как они ведут войну! Цивилизация Петербурга нас обманула; они все еще остаются скифами!”» [540]540
  Fain A.J.F. Op. cit. P. 88.


[Закрыть]

В этот час в Кремле оказался захваченный в плен русский подпоручик В.А. Перовский. Позже он вспоминал: «Погода была довольно хорошая; но страшный ветер, усиленный, а может быть и произведенный свирепствующим пожаром, едва позволял стоять на ногах. Внутри Кремля не было еще пожара, но с площадки, за реку, видно было одно только пламя и ужасные клубы дыма; изредка, кой где, можно было различить кровли незагоревшихся еще строений и колокольни; а вправо, за Грановитой Палатой, за Кремлевской стеной, подымалось до небес черное, густое, дымное облако, и слышен был треск от обрушающихся кровлей и стен». Вскоре Перовского окружили французские офицеры: «Не ласковы были разговоры их со мною; они хладнокровно не могли смотреть на русского, – были обмануты в своих ожиданиях или намерениях» [541]541
  Перовский В.А. Указ. соч. Ст. 1038. Перовский наблюдал, как французы допрашивали русского «полицейского офицера в мундирном сюртуке» на предмет организации поджогов города. Полицейский офицер отвечал «дрожащим голосом», что он ничего не знает, а остался в городе потому что не успел уехать. Полицейский, по-видимому, в дальнейшем был казнен (Там же. Ст. 1039).


[Закрыть].

Итак, около половины десятого [542]542
  Caulaincourt A.A.L. Op. cit. Т.2. P. 12.


[Закрыть]Наполеон вышел из Кремлевского дворца, желая лично оценить размеры пожара и той опасности, которая угрожала Кремлю. Можно предположить, вслед за Сегюром, что к этому времени пожар действительно был готов переброситься уже на здания Кремля.

Все утро солдаты и офицеры Старой гвардии, занимавшие Кремль, наблюдали за всем происходившим вокруг с все возраставшей тревогой. Но если офицеры (как Фантэн дез Одоард) судорожно размышляли о необходимости принятия каких-то (но не ясно каких) спешных мер и о последствиях для французской армии этого пожара, то многие сержанты и рядовые проявляли фаталистическое спокойствие. Бургонь вспоминал, что все утро гвардейцы из 1-го егерского полка щедро угощали его самого и его товарищей хорошим мясом и великолепными винами. Они сидели, прислонившись спинами к огромным пушкам, находившимся по обе стороны ворот Арсенала, выходившего фасадом на дворец [543]543
  Нам не ясно, сидели ли обедавшие возле Оружейной палаты и видели перед собой Императорский дворец, или Теремной дворец либо же расположились у Арсенала, и тогда их взору открывалось здание Сената. Возможно, они сидели все– таки у Арсенала. Любопытно, что подпоручик В.А. Перовский, доставленный 16-го в Кремль, мог увидеть именно Бургоня и его товарищей, сидящих возле пушек: «В Кремль вошел я через Никольские ворота; Сенатская площадь покрыта была бумагами. Из арсенала выдвинуты были все орудия; гренадеры Наполеоновский гвардии ходили по площади и сидели на большой пушке; они занимали внутренность арсенала. Далее, у ступеней Красного Крыльца стояли часовые верхами, два конных гренадера в парадных мундирах. Через Красное Крыльцо провели меня к Золотой решетке; офицер, оставив меня на площадке, пошел доложить обо мне генералу Бертье» (Перовский В.А. Указ. соч. Ст. 1038).


[Закрыть]. Ближе к полудню ситуация резко ухудшилась. Раздался крик «К оружию!» – и обед был прерван [544]544
  Bourgogne A.J.B.F. Op. cit. P. 24. Перовский вспоминал об этом мгновении так: «Через несколько времени ударили внизу тревогу. Началась беготня, крик; офицеры все сбежали с лестницы и побежали на место тревоги… Скоро от возвращающихся узнал я, что загорелось в арсенале или сенате…» (Перовский В.А. Указ. соч. Ст. 1040).


[Закрыть].

Солдатам Старой гвардии пришлось в те часы тушить Арсенальную башню, перекрытия здания Арсенала, конюшенный корпус и даже Кремлевский дворец. Чрезвычайно важно было предотвратить пожар или потушить его в тех домах, которые примыкали к Кремлю. Судя по всему, к полудню 16-го французы решили сосредоточить все имеющиеся силы, чтобы отстоять хотя бы Кремль и прилегающие к нему строения. Вьонне де Марингоне, безуспешно тушивший вот уже много часов здание «Биржи», получил приказ присоединиться к полку фузелеров-гренадеров, основная часть которого находилась возле Кремля [545]545
  Vionnet de Maringone L.J. Op. cit. P. 30. Другая часть полка продолжала находиться в районе ростопчинского дворца.


[Закрыть]. Так как французы хорошо осознавали всю важность сохранения путей возможного спасения, гвардейцам пришлось сосредоточить большие усилия на спасении Всехсвятского моста и прилегавших к нему с северной стороны Москвы-реки улиц. Воздух был раскален. «Более минуты нельзя было оставаться на одном месте, – пишет Коленкур, – меховые шапки гренадеров тлели на их головах» [546]546
  Caulaincourt A.A.L. Op. cit. Т. 2. P. 13.


[Закрыть]. Ситуация складывалась критической. Время от времени горящие головни перелетали через кремлевские стены и падали возле или даже на сами зарядные ящики гвардейских орудий [547]547
  Fain A.J.F. Op. cit. P. 76–78, 93–95; Domergues A. Op. cit. T. 2. P. 42, 72; Chambray G. Op. cit. P.?;etc Сложно сказать, имели ли место в те часы попытки со стороны «поджигателей» проникнуть в Кремль или локальные пожары в нем происходили от горевших поблизости строений. Сюрюг полагал, что зажигательные снаряды бросались и в Кремлевские здания (Surugue A. Mil huit cent douze. P. 31–32).


[Закрыть]. Несмотря на то, что многие из окружения умоляли Наполеона покинуть Кремль ввиду грозящей опасности (среди умолявших определенно были Богарнэ, Бертье, Бессьер, Лефевр и Мортье), император медлил. Майор Булар, который с трудом добрался в те часы до Кремля в попытках найти генерала Ф.Ж.Б.Ф. Кюриаля, командира 3-й гвардейской пехотной дивизии, и получить от него приказ (орудия Булара продолжали стоять недалеко от Дорогомиловского моста), увидел, что «все были угнетены, в состоянии оцепенения. Страх и тревога были написаны на всех лицах» [548]548
  Цит. no: Austin P.B. Op. cit. P. 38. В дневнике Кастеллана за 16-е сентября запись: «Пожар заставил императора покинуть Кремль. Прогуливаясь по террасе, он сказал графу Лобо (Ж. Мутон, граф Лобо. – генерал-адъютант императора. – В.З.), имея ввиду пожар: “Это нам предзнаменование более великих несчастий”» (Castellane E.V.E.B. Op. cit. P. 155). Много лет спустя, готовя издание своего дневника, Кастеллан по поводу этой фразы заметил: «Не понятно, как после такого предположения он (Наполеон. – В.З.) еще в течение месяца оставался в Москве».


[Закрыть]. И все же главная причина, заставившая Наполеона принять решение покинуть Кремль и переехать в Петровский замок, была в другом. Коль скоро император все же убедился, что пожар был организован московскими властями и русским командованием, он пришел к выводу, «что эта катастрофа могла быть частью комбинации, связанной с какими-либо маневрами неприятеля, хотя частые донесения Неаполитанского короля и утверждали, что неприятель продолжает свое отступление по Казанской дороге…» [549]549
  Caulaincourt A.A.L. Op. cit. Т. 2. P. 15.


[Закрыть]Последним аргументом в пользу выхода из Кремля, вероятно, стали слова Бертье о том, что «если враг атакует корпуса вне Москвы», у Наполеона не будет возможности снестись с ними [550]550
  Austin P.D. Op. cit. P. 38; Fain A.J.F. Op. cit. P. 76–78; Богданович М.И. Указ. соч. С. 306; и др.


[Закрыть]. Опасения Наполеона, как в отношении ухода русской армии отнюдь не по Казанской дороге, так и в отношении трудностей, возникших вследствие пожара в плане поддержания связи с корпусами, были более чем оправданны. На следующий день, 17-го сентября, начальник штаба резервной кавалерии ОД. Бельяр, находившийся при императоре и Бертье в Петровском, сообщил А.Ш. Гильемино, начальнику штаба 4-го армейского корпуса: «Его величество послал офицеров и подразделения для связи с королем, и до настоящего времени новостей нет. Я прошу Вас уведомить о местонахождении Вашего корпуса и сообщить мне или отыскать императора, с которым король не имел связи ни в течение ночи, ни этим утром, по причине страшного пожара, который нас вчера выгнал из города» [551]551
  Бельяр – Гильемино. Петровское, 1-я деревня по дороге в Коломну, 17 сентября 1812 г. //[Du Casse A.] Op. cit. Р. 47.


[Закрыть].

Каким образом, и в котором часу покинул Наполеон Кремль? Какой дорогой он и его гвардия проследовали до Петровского дворца? Какие именно части гвардии его сопровождали? Наконец, какой дорогой и когда была выведена гвардейская артиллерия из Кремля? На часть этих вопросов сегодня можно найти убедительный ответ, на часть – пока еще нет.

Как известно, решив удалиться из Кремля в Петровское, к месту расположения 4-го армейского корпуса в районе Тверской заставы, Наполеон столкнулся с трудностями в осуществлении этого плана. Капитан К.Л.В. Мортемар де Рошшуар, ординарец императора, посланный разведать путь в этом направлении, доложил, что пожар преграждает туда путь [552]552
  Были попытки разведать выход «через сады дворца Пашкова», но от этого варианта пришлось отказаться (Langlois Ch. Op. cit. P. 7).


[Закрыть]. Однако через несколько минут прибыл другой офицер, прорвавшийся с Тверской заставы, и император приказал начать движение [553]553
  Fain A.J.F. Op. cit. P. 76–78; Denniee P.P. Op. cit. P. 93–95, 190; Богданович М.И. Указ. соч. С.306; и др.


[Закрыть]. А. Шуерман, основываясь на сопоставлении различных данных, утверждал, что это произошло в час дня. Но это явно не так. Из «Мемуаров» Коленкура можно заключить, что это было где-то в 4 часа дня. Его «Дорожный дневник» относит событие к еще более позднему времени – к половине шестого [554]554
  Caulaincourt A.A.L. Op. cit. Т.2. P. 15; P. 15–16. Note 2.


[Закрыть]. К тому времени, когда император решился покинуть Кремль, проходить через ворота Боровицкой башни, как и через Троицкие и Спасские ворота, стало уже чрезвычайно опасно. Поэтому было решено воспользоваться ходом под Тайницкой башней. Сегюр пишет о нем как о «подземном ходе (a travers les rochers) к Москве-реке», Констан – о «скрытой двери в стене в сторону Москвы-реки», Фантен дез Одар – о «потайном ходе (par une poterne)». Только оказавшись на набережной, Наполеон сел на Тавриза (Tauris), которого к тому времени туда уже подвели. Последующий путь Наполеон проделал верхом (что следует из воспоминаний Фантэн дез Одоарда и «Дорожного дневника» Коленкура). Вся Старая гвардия (за исключением 1-го батальона 2-го полка пеших егерей [555]555
  Bourgogne A.J.B.F. Op. cit. P. 25.


[Закрыть]) должна была также покинуть Кремль. Часть пешей гвардии, без сомнения, прошла за императором под Тайницкой башней. Об этом, в частности, пишет Фантэн дез Одоард из 2-го полка пеших гренадеров, отмечая, что солдаты «с трудом дефилировали по одному» через подземный ход [556]556
  Fantin des Odoards L.F. Op. cit. P. 334.


[Закрыть].

Дальнейший путь Наполеона и его гвардейцев вполне убедительно восстановил еще А.Н. Попов, по-видимому, на основе воспоминаний Корбелецкого [557]557
  Корбелецкий Ф.И. Указ. соч. С. 33; Попов А.Н. Французы в Москве. С. 39–41. Единственное сомнение может возникнуть при чтении мемуаров Бургоня, который утверждает, что когда он со своими товарищами двинулся вслед за императором и его Старой гвардией, то они вышли вначале на набережную Москвы-реки, а затем отправились в поисках «губернаторской площади», оставляя Кремль с левой стороны («sur notre gauche») (Bourgogne A.J.B.F. Op. cit. P. 25). Все остальные события (встреча с императорским кортежем Даву, войска которого все еще бивакировали у западных окраин Москвы, а затем встреча орудий Булара, двигавшегося из района Дорогомиловского моста) подтверждают версию А.Н. Попова.


[Закрыть]. Из района Всехсвятского моста путь лежал через Лебяжий переулок, Ленивку и Волхонку к Пречистенским воротам, затем вверх по Арбату. Здесь императора и гвардию встретил маршал Даву [558]558
  Segur Ph.P. Op. cit. P. 188–189.


[Закрыть], который вывел кортеж к Москве-реке у Дорогомиловского моста. Затем – берегом реки до с. Хорошева, переправились через реку по плавучему мосту, а затем мимо Ваганьковского кладбища и полями достигли Петровского дворца [559]559
  Попов А.Н. Французы в Москве. С. 39–41. Где-то в районе переправы через Москву-реку у Дорогомиловского моста Наполеон со своим штабом был остановлен двигавшейся колонной орудий и зарядных ящиков майора Булара. Императору пришлось подождать, пока колонна пройдет (Austin P.B. Op. cit. P.39).


[Закрыть].

Фантэн дез Одоард оставил нам несколько строк о том достопамятном марше в Петровский дворец (запись в дневнике сделана по свежим впечатлениям 21-го сентября): «Этот путь представлял большую опасность: вскоре он пошел под сводом огня, и пламя, устремившись над нами длинными вихрями, угрожало догнать нас; широко простиравшееся облако пепла и дыма мгновенно лишило нас зрения. Воздух, которым мы, казалось, дышали, мог задушить нас своим жаром. Много раз неожиданное крушение здания либо могло уничтожить нас, либо делало преграду на дороге, которую мы только что прошли. К концу этого сурового пути, во время которого не один старый ус и не одна меховая шапка были опалены, мы достигли окрестностей Москвы и сделали остановку, чтобы перевести дух, подождать менее проворных и привести в порядок свои ряды. В трех верстах, по Петербургской дороге, мы соединились с императором, который остановился в Петровском» [560]560
  Fantin des Odoards L.F. Op. cit. P. 334–335.


[Закрыть]. В своем «Дорожном дневнике» Коленкур сразу по приезде в Петровское сделал об императоре запись: «Приехал в 7:30. Пошел спать» [561]561
  Caulaincourt A.A.L. Op. cit. T.2. P. 15–16. Note 2.


[Закрыть]. Таким образом, согласно бумагам Коленкура, путь из Кремля занял 2 часа.

К сожалению, нам ничего не известно о том, как и когда выводилась из Кремля (и выводилась ли?) находившаяся в нем артиллерия [562]562
  На основе воспоминаний Перовского, запертого еще с 16-го числа в церкви Спаса на Бору, большая часть гвардейских экипажей покинула Кремль утром 17-го сентября, «часу в десятом» (Перовский В.А. Указ. соч. Ст. 1041).


[Закрыть]. Возможно, что она там и осталась – рассчитывать провести десятки орудий с зарядными ящиками, да еще и подвижной артиллерийский парк, через бушевавший пожар – было безумием. Самым удивительным является то, что оставшегося в Кремле одного батальона пешей гвардии вполне хватило, чтобы отстоять Кремль от огня! Ни вечером 16-го, ни в последующие дни, серьезных возражений там, по-видимому, уже не было. Возможно, что главным условием этого стала самоотверженная борьба частей Молодой гвардии с огнем вокруг Кремля. Ведь если пехота Старой гвардии (за исключением одного батальона) была выведена в Петровское, то вся дивизия Роге осталась на своих прежних местах возле кремлевских стен и в Мясницкой части. А, как полагаем, 17 сентября в Москву была введена и дивизия Делаборда, занявшая свое место рядом с солдатами Роге (сам Делаборд поселился во дворце Ростопчина).