Текст книги "1812 год. Пожар Москвы"

Автор книги: Владимир Земцов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 22 страниц)

Введение

Почти двести лет тема московского пожара 1812 г. является знаковой для русского человека. Пройдя огонь и пепел «самосожжения» первопрестольной, Россия и русские возродились к новой жизни, преисполненные ощущением безграничной силы и законности своего места среди великих народов. Однако вопрос о причинах (а следовательно, и о историческом смысле и роли) великого московского пожара до сих пор не решен. За двести лет отечественная историография, кажется, исчерпала весь набор возможных версий. Даже наиболее талантливые современные композиции картин московской трагедии 1812 г. (скажем, А.Г. Тартаковского) при ближайшем рассмотрении оказываются только интерпретациями прежних вариаций М.И. Богдановича, А.Н. Попова, А.Е. Ельницкого [1]1
  Наиболее важными публикациями, посвященными теме московского пожара 1812 г., в отечественной историографии, на наш взгляд, являются: Rostopchine F.V. La Verite sur l’incendie de Moscou. Paris, 1823 (рус. пер.: Ростопчин Ф.В. Правда о пожаре Москвы, М., 1823); Михайловский-Данилевский А. И. Описание Отечественной войны в 1812 году. СПб., 1839. Ч. 2; Богданович М.И. История Отечественной войны 1812 г. по достоверным источникам. СПб., 1852. Т. 2; Попов А.Н. Французы в Москве в 1812 году. М., 1876; Катаев И. М. Пожар Москвы//Отечественная война и русское общество. М., 1912. Т. 4. С. 141–152; Мельгунов С.П. Кто сжег Москву? // Там же. С. 162–172; Ельницкий А.Е. Ростопчин Ф.В. // Русский биографический словарь. Романова – Рясовский. Птг., 1918. С. 281–287; Полосин И. И. Кутузов и пожар Москвы 1812 г.//Исторические записки АН СССР. М., 1950. Т. 34. С. 153; Холодковский В.М. Наполеон ли поджог Москву? //Вопросы истории. 1966. № 4; Тартаковский А.Г. Обманутый Герострат. Ростопчин и пожар Москвы // Родина. 1992. № 6–7. С. 88–93; Смирнов А.А. Эволюция взглядов отечественных историков на причины пожара Москвы в 1812 г.: аналитический обзор // Москва в 1812 году. Материалы научной конференции, посвященной 180-летию Отечественной войны 1812 года. М., 1997. С. 20–24; Горностаев M.B. Генерал-губернатор Москвы Ф.В. Ростопчин: страницы истории 1812 года. М., 2003; Земцов В.Н. Процесс над «поджигателями», или Московский пожар глазами французов // Эпоха 1812 года. Исследования. Источники. Историография. VII (Труды Государственного исторического музея. Вып. 166). М., 2007. С. 337–372; Его же. Граф Ф.В. Ростопчин, уголовники и московский пожар 1812 года // Там же. VIII (Труды Государственного исторического музея. Вып. 179). М., 2008. С. 105–125.Среди публикаций французских авторов отметим следующие труды: Surugue A. Mil huit cent douze. Les Frangais a Moscou / Publ. par le R. P. Libercier. М., [1909]; Chambray G. Histoire de l’expedition de Russie. P., 1823. T. 1–2 (все ссылки, за исключением особо указанных, даны на 2-й том 3-томного парижского изд-я 1838 г.); Nempde P.M. Opinion… sur l’incendie de Moscou. P., 1826; Thiers A. Histoire du Consulat et de l’Empire. P., 1856. T. 14; Schnitzler J.H. La Russie en 1812. Rostopchine et Koutousof. P., 1863 (рус. пер.: Шницлер И. Ростопчин и Кутузов. СПб., 1912); Olivier D. L’incendie de Moscou. P., 1964; Thiiy J. La Campagne de Russie. P., 1969.
  Особенно интересна, но, к сожалению, в России почти неизвестна, немецкая историография московского пожара: Histoire de la destruction de Moscou, en 1812 /Par A.F. de Вch. P., 1822 (автором книги был московский немец А.В. Норд– гоф); Tzenoff G. Wer bat Moskau im Jahre 1812 in Brand gesteck? Berlin, 1900; Schmidt H. Die Urheber des Brandes von Moskau im Jahre 1812. Greifswald, 1904. К немецкой историографии вполне можно отнести и книгу эльзасца И. Шницлера.
  Среди работ польских и англо-американских авторов можно отметить только отдельные книги, заслуживающие интерес: Kukiel М. Wojna 1812 roku. Krakow, 1937. Т. 2; Austin Р. В. 1812. Napoleon in Moscow. L., 1995; Cate C. The War of the Two Emperers. The Duel between Napoleon and Alexander: Russia, 1812. N. Y., 1985.


[Закрыть]. На фоне калейдоскопического мелькания версий, предлагавшихся в отечественной историографии, французская интерпретация выглядит достаточно последовательной. Она связывает пожар почти исключительно с инициативой, исходившей от русской стороны и, в особенности, от главнокомандующего Москвы Ф.В. Ростопчина. Русские, движимые «варварскими» понятиями о патриотизме, сознательно обрекли столицу на уничтожение. Эта французская версия родилась еще в горящей Москве. 20 сентября (н. ст.) 1812 г. император Франции Наполеон написал русскому императору Александру I: «Красивый, великий город Москва не существует; Ростопчин его сжег. 400 зажигателей пойманы на месте преступления; все они объявили, что жгли по приказу губернатора и полицмейстера…» [2]2
  Наполеон – Александру I. Москва, 20 сентября 1812 г. // Napoleon I. Correspondance de Napoleon I. P., 1868. T. 24. № 19213. P. 221–222.


[Закрыть]Наполеон, в те дни еще надеявшийся на мирные переговоры с Александром I, предпочел прямо не обвинять русское правительство и командование русской армии в поджоге, предпочитая указывать главным образом на московские власти. Однако Наполеон и его армия увидели в пламени московского пожара проявление «варварства» как такового, свойственного русским по определению. После выхода в 1823 г. в Париже книги Ростопчина (он уже много лет жил во французской столице, но собирался возвращаться в Россию), в которой автор попытался снять с себя ответственность за пожар, по Европе прокатилась волна обвинений в его адрес, и с тех пор не только для французских, но и других европейских и американских историков вопрос, в сущности, был уже «закрыт».

Наше обращение к теме московского пожара 1812 г. не ограничивается стремлением дать однозначный ответ на, казалось бы, единственно важный вопрос, кто же именно поджог Москву: русские или Наполеон? Цель работы нам видится неизмеримо более многогранной, поскольку на фоне событий, связанных с московским пожаром, как никогда отчетливо обозначились те неизбывные вопросы жизни и истории, которые до сих пор составляют основу российских, и не только российских, проблем: какова цена человеческой жизни?; в чем природа русского патриотизма?; каков характер взаимоотношений Власти и Человека в России?; велика ли возможность взаимопонимания между русскими и западноевропейцами?; как и до какой степени может быть «переработан» российской действительностью западноевропеец, оказавшийся в нашей стране?; и многие, многие другие.

В своих, пусть иногда самонадеянных, попытках проникнуть в толшу событий 200-летней давности мы опирались на широкий круг разнообразных материалов. К первой группе источников мы можем отнести достаточно объемную делопроизводственную документацию, в которой, в силу объективных обстоятельств, доминируют материалы наполеоновской армии [3]3
  Отечественная война 1812 г. Материалы Военно-ученого архива. СПб., 1910–1914. Т. 13–22; Отечественная война 1812 года. Материалы Военно-ученого архива главного штаба. Отд. 2. Бумаги, отбитые у противника. СПб., 1903. Т. 1; Кутузов М.И. Сборникдокументов. М., 1954–1955. Т.4. Ч. 1–2; Щукин П.И. Бумаги, относящиеся до Отечественной войны 1812 г. М., 1897–1908.Ч. 1-10 (далее – Бумаги, относящиеся…); Correspondance de Napoleon I-er; Napoleon I. CEuvres de Napoleon I. P., 1827. T. 5; Fabry G. Campagne de Russie 1812: Operations militaires. P., 1900–1903. T. 1–5; [Du Casse A.) Memoires et correspondance politique et militaire du Prince Eugene. P., 1858 (1860). T. 8; D’EckmOhl A.L. (de Blocqueville). Le marechal Davout, prince D’Eckmuhl. P., 1880. T. 3; Correspondance du marechal Davout. P., 1885. T. 3; Chuquet A. Lettres de 1812. P., 1911. Ser. 1; Idem. 1812. La Guerre de Russie: Notes et documents. P., 1912. Ser.1–3; Extraits du livre d’ordres 2-e Regiment de grenadiers a pied de la Garde imperiale (2-e bataillon, 2-e compagne) // Carnet de la Sabretache. 1900. № 95. P. 683–704; Отдел письменных источников Государственного исторического музея (далее – ОПИ ГИМ). Ф. 155; Ф. 160. On. 1; Отдел рукописей Российской национальной библиотеки (далее – ОР РНБ). Ф. 859. К. 6; Fr. Q.IV. № 95; Российский государственный архив древних актов. Ф. 30. On. 1 (далее – РГАДА). Д. 259, 266–270, 273–274, 278, 285; Российский государственный военно-исторический архив (далее – РГВИА). Ф. 846. Оп. 16. Д. 3588; Центральный исторический архив Москвы. Ф. 46. Оп. 8 (далее – ЦИАМ). Д. 279, 385, 503, 563; и т. д.


[Закрыть]. Наиболее значительную группу источников составили документы личного происхождения – дневники, воспоминания, мемуары участников событий [4]4
  Бестужев-Рюмин АД. Донесение И.И. Дмитриеву от 27 февраля 1813 г. «О происшествиях, случившихся в Москве во время пребывания в оной неприятеля в 1812 году / / Русский архив (далее – РА). 1896. № 7 (Кн. 2). С. 365–372; Его же. Краткое описание происшествиям в Москве в 1812 году / /Там же. С. 341–365; Брандт Г. Воспоминания // Записки современников 1812 года. СПб., б.г.; Военский К.А. Отечественная война в записках современников. СПб., 1911; Волконский П.А. У французов в Московском плену 1812 года //РА. 1905. № 11. С. 351–359; Вяземский П.А. Характеристические заметки и воспоминания о графе Ростопчине // РА. 1877. № 5. С. 69–78; Дневник поручика Фоссена // РА. 1903. № 11. С. 467–479; Жданов П. Памятник французам или приключения Московского жителя П… Ж… СПб., 1813; Записки Бенкендорфа. 1812 год. Отечественная война. 1813 год. Освобождение Нидерландов. М., 2001; Записки А.П. Ермолова. М., 1991; Изарн Ф. д’ Воспоминания московского жителя о пребывании французов в Москве в 1812 году // РА. 1900. № 11. Ст. 1405–1441; Изгнание Наполеона из Москвы. Сборник. М., 1938; Клаузевиц К. 1812 год. М., 1997; Кольчугин Г.Н. Записки о 1812 годе московского гофмаклера Г.Н. Кольчугина // РА. 1879. № 9. С. 45–60; Корбелецкий Ф.И. Краткое повествование о вторжении французов в Москву… СПб., 1813; Ложье Ц. Дневник офицера Великой армии. М., 1912; Лоссберг. Поход в Россию в 1812 г.// Военно-исторический вестник. 1912. Кн.1. Приложение; Его же. Письма вестфальского штаб-офицера. М., 2003; Маслов С.А. Путешествие в Москву во время пребывания в оной французов // РА. 1908. № 7. С. 403–415; Машков И.С. 1812 год: Сожжение Москвы. Показания очевидца // РА. 1909. № 12. С. 455–463; Михайловский-Данилевский А.И. Отечественная война 1812 года: Воспоминания. М., 2004; Наполеон в России глазами русских. М., 2004; Наполеон. Годы величия. Воспоминания секретаря Меневаля и камердинера Констана. М., 2001; Перовский В.А. Из записок покойного В.А. Перовского // РА. 1865. Ст. 1031–1058; Пожар Москвы / Сост. Г. Балицкий. М., 1911; Роос Г. С Наполеоном в Россию. М., 1912; России двинулись сыны. М., 1988; Рунич Д.П. Из записок // Русская старина (далее – PC). 1901. № 3. С. 597–613; Рязанов А. Воспоминания очевидца о пребывании французов в Москве 1812 года. М., 1862; ТолычеваТ. Рассказы очевидцев о двенадцатом годе. М., 1872; Ее же. Рассказы очевидцев о двенадцатом годе. М., 1912; 1812 год: Воспоминания воинов русской армии. М., 1991; 1812 год в воспоминаниях современников. М., 1995; 1812 год в русской поэзии и воспоминаниях современников. М., 1987; Французы в России. М., 1912. Ч. 1–2; Хар– кевич В. 1812 год в дневниках, записках и воспоминаниях современников. Вильно, 1902. Вып. 1–3; Бумаги, относящиеся…; Яковлев И.А. Записка о 1812 годе // РА. 1874. № 4. Ст. 1062–1069; Bausset L.F.J. Memoires anecdotiques… Bruxelles, 1827. Т. 2; [Bausset L.F.J.] Private anecdotes of Foreign Courts. L., 1827. Vol. 2; Berthezene P. Souvenirs militaires de la Republique et de l’Empire. P., 1855. T. 2; Biot H.F. Souvenirs anecdotiques et militaires. P., 1901; Bonnet. Journal // Carnet de la Sabretache. 1912; Boulart J.F. Memoires militaires. P., 1894; Bourgeois R. Tableau de la campagne de Moscou en 1812. P., 1814; Bourgogne A.J.B.F. Memoires du sergent Bourgogne. P., 1900; Bourgoing P. Souvenirs militaires. P., 1897; Bro L. Memoires du general Bro. P., 1914; Castellane E.V.E.B. Journal. P., 1895. T. 1; Caulaincourt A.A.L. Memoires. P., 1933. T. 1–2; Cheron A. Memoires inedits sur la campagne de Russie. P. 2001; Dedem de Gelder. Memoires du general Dedem de Gelder. P., 1900; Denniee P.P. Itineraire de l’lmpereur Napoleon pendant la campagne de 1812. P., 1842; Domergues A. La Russie pendant les guerres de l’Empire. P., 1835. T. 1–2; Dupuy V. Souvenirs militaries. P., 1892; Dumas M. Souvenirs. P., 1839. T. 3; Dumonceau F. Memoires. Bruxelles, 1958. T. 1; Dutheillet de Lamothe A. Memoires. Bruxelles, 1899; Fain A.J.F. Manuscrit de 1812. P., 1827. T. 1–2; Fantin des Odoards L.F. Journal. P., 1895; Fezensac M. Souvenirs militaires. P., 1863; Fezensac R.A.P.J. Journal de la Campagne de Russie en 1812. P., 1850; Gardier L. Journal de la Campagne de Russie en 1812. P., 1999; Gourgaud G. Napoleon et la Grande Armee en Russie… P., 1825; Griois L. Memoires du general Griois. P., 1909. T. 2; Histoire de la destruction de Moscou…; Labaume E. Relation circonstancie de la campagne de Russie en 1812. P., 1814 (мы цитируем по изд.: P., 1815, либо P., 2001); Larrey D.J. Memoires de chirurgie militaire et campagne. P., 1817. T. 4; Las Cases A.E.D.M. Memorial de St.-Helene. P., s.a. T. 1–2; Lejeune L.F. Souvenirs d’un officiers de l’Empire. P., 1850; Mailly– Nesle A.A.A. Mon journal pendant la campagne de Russie… P., 1841; Manuscrits de carabiniers // Revue de cavalerie. Paris; Nancy, 1894; Muralt A. Der Marsch nach Moskau // Muralt A., Legler Th. Berezina. Erinnerungen aus dem Feldzug Napoleon I in Russland 1812. Bern, 1942; Narichkine M-m (nee comtesse Rostopchine). Le comte Rostopchine et son temps. St.Petersbourg, 1912; O’Meara. Napoleon dans l’exil // Las Cases A.E.D.M. Op. cit. s.a. T. 2; Pelleport P. Souvenirs militaries et intimes. P., 1857. T. 2; Peyrusse G.J. Memorial et archives. 1809–1815. Carcassone, 1869; Pion des Loches A.A. Mes campagnes. P., 1889; Planat de la Faye N.L. Vie de Planat de la Faye… P., 1895; Rapp J. Memoires. L., 1823; Rigou D. Souvenirs des Guerres de l’Empire. P., 1845; Rostopchine F.V. Op. cit.; Segur Ph.P. La campagne de Russie. Memoires. P., s.a.; Soltyk R. Napoleon en 1812. Memoires historiques et militaires sur la campagne de Russie. P., 1836; Surugue A. Mil huit cent douze. Turno Ch. Souvenirs d’un officier polonais (1811–1814) // Szymanowski J., Turno Ch. Souvenirs de deux generaux polonais au service de la France. P., 2001; Vionnet de Maringone L.J. Souvenirs… P., 1899; [Ysarn de Villefort F.J.D.] Relation du sejour des Francais a Moscou et de l’incendie de cette ville en 1812…/ Publ. par A.Gadaruel. Bruxelles, 1871; etc.


[Закрыть]и, в особенности, их письма [5]5
  Андреев А.Ю. «Я служил городу, а не врагу» / / Исторический архив. 1997. № 3. С. 44–53; Дубровин Н.Ф. Отечественная война в письмах современников (1812 – 1815 гг.). М., 2006; Frappaz, l’аbbe. Vie de l’abbe Nicolle. P., 1857 (рус. пер. письма: 1812 год. Французы в Москве по рассказу аббата Сюрюга // РА. 1882. № 4. С. 196–204); Lettres inedites de Napoleon Ier a Marie-Louise. P., 1935; Lettres inedits du baron Dominique Larrey a sa Femme pendant la Campagne de Russie // ОПИ ГИМ. Ф. 160. Ед. хр. 291; Lettres interceptees par les Russes durant la campagne de 1812 / Publ. par S.E.M. Goriainow. P., 1913; Peyrusse G.J. Memorial et archives. 1809–1815. Carcassone, 1869; Surrugues. Lettres sur l’incendie de Moscou, ecrites de cette ville, au R.P. Bouvet, de la compagnie de Iesus, par l’abbe Surrugues, temoin oculaire, et cure de l’Eglise de Saint-Louis, a Moscou. P., 1823; Архив внешней политики Российской империи. Ф. 133. Оп. 468. Д. 1842 (далее – АВПРИ); РГАДА. Д. 239–243, 245–254, 260–264, 266–268. Ч. 1–2; РГВИА. Ф. 151. On. 1. Д. 92; Ф. 846. Оп. 16. Д. 3605. Ч. 1–2; и др.


[Закрыть]. Наконец, немалое значение имели для нас иконографические и топографические материалы [6]6
  Мы воспользовались, прежде всего, рядом изданий рисунков А. Адама, художника, числившегося при штабе 4-го пехотного корпуса Великой армии, и Х.В. фон Фабер дю Фора, обер-лейтенанта вюртембергской артиллерии: Adam A. Voyage de Willenberg en Prusse jusqu’a Moscou en 1812. Munich, 1828; Faber du Faur. Blatter aus meinen Portfeuille, im Laufe des Feldzuge 1812. Stuttgart, 1831–1843 (наиболее известны два франц. изд.: Faber du Faur C.W. Campagne de Russie, 1812. P., s.a.; Faber du Faure G. Campagne de Russie, 1812. P.,1895); North J. With Napoleon in Russia: The Illustrated Memoirs of Faber du Faur, 1812. L., 2001. См. также: Quennevat J.C. Albrecht Adam et Faber du Faure, “Reporters” de la campagne de Russie // Souvenir napoleoniennes. T. 262. P. 14–18; Tradition magazine. Hors serie. № 3.Нами было привлечено несколько русских планов Москвы, составленных накануне войны 1812 г. и сразу после нее, а также план города, которым, вероятно, пользовалось французское командование, опубликованный в работе П.М. Немпда-Дюпуайе, и.о. директора инженерного парка Великой армии (Nempde P.M. Op. cit.). Представляет интерес также французский план Москвы, данный в качестве приложения к брюссельскому изданию мемуаров шевалье Ф.Ж.Д. д’Изарна ([Ysarn de Villefort F.J.D.’] Op. cit.). Большой интерес вызвала у нас иконография «допожарной» Москвы, в том числе представленная работами Ф.Я. Алексеева и его учеников (Федор Алексеев и его школа. М., 2004).


[Закрыть], открывающие огромные возможности в прояснении частностей, составляющих живую плоть любого исторического события.

Основу исследовательского метода, как и в прежних наших работах, составляют принципы микроисторического подхода, позволяющие до известной степени отрешиться от бытующих в исторической науке стереотипов и дающих редкий шанс представить событие и человеческий поступок во всей их противоречивой конкретности.

Глава 1. Пролог. Пленение Москвы

Утро 14 сентября [7]7
  ^Все даты, кроме специально указанных, даны в этом разделе по новому стилю. Иногда при необходимости дается двойная датировка.


[Закрыть]было холодным и пасмурным. В 8 часов утра в Малых Вязёмах император Наполеон вместе с начальником Главного штаба маршалом Д.А. Бертье сел в карету и отправился по дороге на Москву [8]8
  Дорожный дневник Коленкура // Caulaincourt A.A.L. Op. cit. Т. 2. P. 7. Note 1; Denniee P.P. Op. cit. P. 190.


[Закрыть]. Проехав до д. Юдино, карета остановилась: впереди был большой овраг, мост через который оказался сожжен отступавшими русскими войсками. Французские саперы начали восстанавливать мост, но до окончания работ было еще далеко. Наполеон вышел из кареты, сел на коня по имени Эмир и, сопровождаемый дежурными эскадронами, отправился дальше [9]9
  Дорожный дневник Коленкура // Caulaincourt A.A.L. Op. cit. T. 2. P. 7. Note 1; Корбелецкий Ф.И. Указ. соч. С. 22. В тексте Корбелецкого отрывок, помещенный в начале 22-й страницы, можно принять относящимся к событиям 13-го сентября. Но дневник Коленкура и сам контекст книги Корбелецкого убеждают в том, что речь идет о 14-м сентября. Того же мнения были А.И. Михайловский-Данилевский, М.И. Богданович и А.Н. Попов. Тот факт, что овраг находился именно в Юдино, установили поиски Г.В. Ляпишева и И.С. Тихонова.


[Закрыть]. Не доезжая верст 12 до Москвы, вероятно в с. Спасском, Наполеон был встречен королем Неаполя, командующим резервной кавалерией И. Мюратом, едущим от авангарда. Здесь, вправо от Московского тракта, возле красивой церкви Спаса Нерукотворного, стоящей на пологом берегу р. Сетуни, состоялся более чем часовой разговор французского императора с Неаполитанским королем. Прохаживаясь по церковному двору, Мюрат доложил о том, что произошло утром на подступах к Москве, а Наполеон изложил свои соображения по поводу намерений русских и отдал приказы на дальнейшие действия авангарда [10]10
  Корбелецкий Ф.И. Указ. соч. С. 22. То, что этот разговор Наполеона с Мюратом произошел именно в Спасском, установили Г.В. Ляпишев и И.С. Тихонов.


[Закрыть]. Что мог сообщить Мюрат Наполеону, и какие приказы мог отдать ему император?

13 сентября основные силы русской армии вышли из д. Мамоновой и вплотную подошли к Москве, расположившись в 2-х верстах впереди Дорогомиловской заставы. В 11 часов вечера русская армия вошла в город и начала продвигаться по его улицам, выходя на Рязанскую и, частично, Владимирскую дороги. Арьергард русской армии, находившийся под командованием генерала от инфантерии М.А. Милорадовича, к вечеру 13-го расположился примерно в 10 верстах от Москвы, близ Фарфоровых заводов. Чуть дальше к Москве, перпендикулярно Большому тракту, впереди Поклонной горы, были разбросаны по холмам недостроенные русские укрепления [11]11
  Укрепления начали сооружать утром 13-го сентября под присмотром начальника Главного штаба объединенных армий Л.Л. Беннигсена. В журнале дивизии А. Фриана, двигавшейся в авангарде Мюрата, была сделана запись о том, что «дивизия встретила 3 незаконченных редута, которые защищали высоты Москвы» (Chuquet А. 1812. La Guerre de Russie. Ser. 2. № 19. P. 60). Л.Ф. Фантэн дез Одоард записал 21 сентября в дневнике следующее: «При подходе к Москве местность стала более холмистой и лесистой. В лье от города – позиция, которую враг оставил…» (Fantin des Odoards L.F. Op. cit. P. 331).


[Закрыть].

В тот день, 13 сентября, в 9 утра авангард французской армии во главе с Мюратом подошел к д. Перхушково [12]12
  Бельяр – Гильемино. 13 сентября 1812 г. // [Du Casse A] Op. cit. P.43.


[Закрыть]. Не встретив сопротивления, Мюрат, миновал деревню и двинулся дальше. Он шел медленно, пытаясь выяснить намерения врага, которые были еще не вполне ясны. Французское командование было почти уверено, что русская армия отступает к Москве, но, продвигаясь все ближе и ближе к столице, почему-то не решается на новое сражение. Если бы в намерениях русского главнокомандующего М.И. Кутузова, как считал Наполеон, было оставить Москву, ему логичнее было бы уже изменить направление отхода и устремиться либо на север, прикрывая Петербург, либо, что более вероятно, выбрать южное направление.

В половине 9-го вечера 13 сентября Наполеон поручил Бертье отправить Мюрату следующее письмо: «Если неприятель не находится перед вами, то надо опасаться, не перешел ли он вправо от вас, на Калужскую дорогу. В таком случае очень возможно, что он бросится на наш тыл. Неизвестно, что делает Понятовский (дивизионный генерал Ю.А. Понятовский, командир 5-го армейского (польского) корпуса. – В.З.), который должен находиться в двух лье вправо от вас. Прикажите ему двинуть свою кавалерию на Калужскую дорогу. Император остановил здесь корпуса Даву (маршал А.Н. Даву, командир 1-го армейского корпуса. – В.З.) и Нея (маршал М. Ней, командир 3-го армейского корпуса. – В.З.) до тех пор, пока не получит от вас известий о том, где находится неприятель. Его величество с нетерпением ожидает известий о том, что происходит на вашем правом крыле, т. е. по дороге из Калуги в Москву» [13]13
  Цит. по: Попов А.Н. Указ. соч. С.9.


[Закрыть]. Действительно, вечером 13-го, император, находясь в усадьбе Малых Вязём, выразил удивление тем, что Мюрат все еще не получил никакого предложения от неприятеля о мире или о перемирии, между тем, как он (неприятель) не предпринимает никаких мер к обороне столицы [14]14
  Caulaincourt A.A.L. Op. cit. Т. 1. P. 439–340.


[Закрыть].

К вечеру 13-го Мюрат был уже «в виду Филей» и сообщил императору, «что враг укрепил Воробьевы горы, а также еще одну гору» [15]15
  Бертье – Богарнэ. Безовка, 13 сентября 1812 г., 9 вечера // [Du Casse A.] Op. cit. P. 44.


[Закрыть]. Около 9 утра 14-го сентября Неаполитанский король отправился на аванпосты, дабы, спешившись, лично провести рекогносцировку неприятельских позиций. Он хорошо видел несколько русских укреплений, но не заметил вблизи их никаких ведетов. Все это свидетельствовало о том, что русские первоначально хотели принять бой, но затем отказались от этой мысли [16]16
  Soltyk R. Op. cit. P. 259. P. Солтык считает, что к утру 14-го французский авангард был «не более чем в 2-х лье от Москвы» (Ibid. Р.258). Примерно в таком же расстоянии от Москвы (в 2– х лье) увидел оставленные русские позиции Фантэн дез Одоард (Р. 331). К.Ф.К. Церрини ди Монте Варчи, которого здесь не было, но который составил свою историю участия саксонцев в войнах 1812–1813 гг. на основе достоверных свидетельств, писал, что оставленная русскими позиция была «в полумили от Москвы» (Cerrini di Monte Varchi С. F. Die Feldzuge der Sachen in den Jahren 1812 und 1813. Dresden, 1821. S. 388).


[Закрыть]. Мюрат немедленно поспешил к императору, которого и встретил в с. Спасском.

То, что, прохаживаясь по церковному двору, сообщил Неаполитанский король императору, было в высшей степени важным: русские отказались от боя за Москву. Их армия, судя по всему, не перешла на Калужскую дорогу, а отступала через город. Все говорило о том, что под Бородином русские получили удар такой силы, от которого они уже не были в состоянии оправиться, а значит, будут в самое ближайшее время вынуждены просить мира. Такой вариант развития событий виделся Наполеону наиболее предпочтительным: русская кампания слишком затянулась, а французская армия сама нуждалась в скорейшем отдыхе. Мюрату было приказано как можно скорее отправиться обратно к авангарду и продолжать оказывать давление на отступавшего неприятеля.

В то самое время, пока шел разговор императора с Мюратом на церковном дворе, секретарь-переводчик Наполеона Э.Л.Ф. Лелорнь д’Идевиль допрашивал помещичьего крестьянина и взятого в плен ополченца. Секретарь-переводчик уточнял сведения о подступах к Москве – о Воробьевых горах, Поклонной горе и других окрестностях, занося услышанное карандашом на карту [17]17
  Корбелецкий Ф.И. Указ. соч. С. 22–23.


[Закрыть].

Закончив разговор с императором, Мюрат, не перекусив, ускакал к авангарду. Наполеон же вошел в комнаты и наскоро пообедал. Затем в сопровождении свиты, эскадрона конных егерей и эскадрона польских улан спешно поскакал к Москве [18]18
  Там же. С.23.


[Закрыть].

К полудню 14-го сентября Мюрат, возвратившись из Спасского, приказал авангарду идти вперед. Это движение, соединенное с приближением войск Э. Богарнэ (вице-короля Италии и командира 4-го армейского корпуса) к Москве с северо-запада, а войск Понятовского – с юго-запада, заставило генерала Милорадовича принять дерзкое решение. Осознавая, в каком опасном положении оказалась русская армия, растянувшаяся по улицам Москвы и обремененная тысячами раненых и многочисленными обозами, и не видя возможности долго удерживать неприятеля возле Поклонной горы и Воробьевых гор малыми силами арьергарда, Милорадович решился вступить в переговоры с Мюратом [19]19
  Все говорит о том, что инициатива этих переговоров принадлежала лично Милорадовичу, хотя в литературе встречается и мнение о том, будто ему это «было поручено» русским командованием (См., например: Клаузевиц К. Указ. соч. С. 84–85).


[Закрыть]. Своего рода предлогом для начала контактов с неприятелем стала записка, подписанная дежурным генералом при штабе Кутузова П.С. Кайсаровым и доставленная Милорадовичу, как можно понять, около полудня: «Оставленные в Москве раненые поручаются гуманности французских войск» [20]20
  Un billet de Kaissarov. 2-14 сентября 1812 г. // Chuquet А. Lettres de 1812. № 13. P. 31.


[Закрыть]. Милорадович поручил штабс-ротмистру лейб-гвардии Гусарского полка Ф.В. Акинфову не только вручить эту записку лично Мюрату, но и сказать ему от имени генерала, что «если французы хотят занять Москву целою, то должны, не наступая сильно, дать нам спокойно выйти из нее с артиллериею и обозом; иначе генерал Милорадович перед Москвою и в Москве будет драться до последнего человека и, вместо Москвы, оставит развалины».

Один из адъютантов Милорадовича, де Юнкер, услышав это, сказал: «Так говорить с французской армией не смело (on ne brave pas ainsi l’armee frangaise)». «Это мое дело быть смелым, а ваше – умирать (C’est а шоі а la braver, et a vous – a mourir)», – бросил в ответ генерал. Акинфов должен был как можно дольше оставаться у неприятеля и тем самым выигрывать время [21]21
  История с посылкой Акинфова была впервые освещена А.И. Михайловским-Данилевским (Михайловский-Данилевский А.И. Описание Отечественной войны в 1812 году. М., 2008. С. 282–284), затем – М.И. Богдановичем (Богданович М.И. Указ. соч. С. 277–281), наконец – А.Н. Поповым (Попов А.Н. Французы в Москве. С. 11–15). Все эти пересказы были основаны, главным образом, на рукописной записке самого Акинфова, представленной им в 1837 г., когда он был уже сенатором, Михайловскому-Данилевскому. Записка была опубликована только в 1900 г. (Харкевич В. Указ. соч. Вып. 1. С. 205–212). Однако еще в 1818 г. сам М.А. Милорадович поведал Михайловскому-Данилевскому историю «о сдаче Москвы» (См.: Милорадович М.А. О сдаче Москвы. Рассказ, записанный в 1818 г. А.И. Михайловским-Данилевским // 1812 год в воспоминаниях современников. С. 59–60), Его рассказ более «красочен», но, по-видимому, не всегда точен.


[Закрыть].

9 лье от Москвы, справа от Большой дороги, 21 сентября 1812 г.Худ. Х.В. Фабер дю Фор

В результате исследований Г. В. Ляпишева установлено, что художник изобразил храм Спаса Нерукотворного Образа в с. Спасском, в 10 верстах от Москвы, рядом с которым и произошла встреча императора Наполеона с И. Мюратом 14 сентября 1812 г.

Взяв с собой трубача из конвоя Милорадовича, Акинфов подъехал к неприятельской цепи аванпостов [22]22
  Неприятельские материалы свидетельствуют, что Акинфов прибыл как раз в тот момент, когда вдоль линии возобновилась стрельба и Мюрат уже отдал приказ произвести конную атаку (Cerrini di Monte Varchi C.F. Op. cit. S. 388).


[Закрыть]. По сигналу трубача в цепь выехал полковник 1-го конноегерского полка [23]23
  Командовал 1-м конно-егерским полком в те дни шеф эскадрона К.Л.Э. де Вильнёв, маркиз де Ванс. Если Акинфов ничего не напутал, то его встретил именно он. 1-й конно-егерский полк был во 2-й бригаде легкой кавалерии легко-кавалерийской дивизии 1 – го армейского корпуса, которая определенно в те часы была в авангарде.


[Закрыть]. Он приказал проводить Акинфова к генералу О.Ф.В. Себастьяни, командиру 2-го корпуса резервной кавалерии. Себастьяни же предложил сам доставить письмо Мюрату, но Акинфов возразил: Милорадович поручил ему не только вручить письмо Неаполитанскому королю лично, но и передать некие предложения на словах. Тогда Себастьяни все же распорядился отвести Акинфова к Мюрату. Проехав пять кавалерийских полков, стоявших в шахматном порядке перед пехотными колоннами, русский офицер, наконец, увидел Мюрата, «блестяще одетого, с блестящею свитою». Приветствуя Акинфова, Мюрат приподнял шитую золотом с перьями шляпу и велел свите удалиться. После чего, положив руку на шею лошади русского офицера, спросил: «Господин капитан, что вы мне скажете?» Акинфов вручил Мюрату записку, подписанную Кайсаровым, и передал слова Милорадовича с требованием приостановить движение французских колонн и дать русским время пройти через Москву. Пробежав глазами текст письма, Неаполитанский король ответил: «Напрасно поручать больных и раненых великодушию французских войск; французы в пленных неприятелях не видят уже врагов». В ответ же на требование Милорадовича Мюрат вначале заявил, что не волен остановить движение войск без приказа Наполеона. После этих слов Мюрат распорядился отправить Акинфова со своим адъютантом к Наполеону. Однако когда русский офицер проехал около 200 шагов, приказал его возвратить и объявил, что, желая сохранить Москву, он принимает предложение Милорадовича и будет продвигаться вперед так тихо, как хотят русские, но с условием, чтобы город был занят французами в тот же день [24]24
  А.Н. Попов высказал мнение, что перемена в настроениях Мюрата произошла вследствие разговора последнего с ординарцем Наполеона Гурго (Попов А.Н. Французы в Москве. С. 12). Однако это не совсем очевидно. Не исключаем, что Неаполитанский король в эти несколько мгновений самостоятельно принял решение и взял на себя ответственность приостановить движение войск.


[Закрыть]. Акинфов ответил, что Милорадович будет на это согласен. Тогда Мюрат тотчас же отдал приказ передовым цепям остановиться и прекратить перестрелку.

Далее, обращаясь к Акинфову, Мюрат начал с ним весьма примечательный диалог. Неаполитанский король просил русского офицера уговорить жителей Москвы сохранять спокойствие: им не будет сделано «никакого вреда», с них не будет взята ни малейшая «контрибуция» и французские власти будут всячески заботиться о их безопасности. Вместе с тем, так как до французского командования уже стали доходить сведения об истинном положении дел в Москве (а возможно, Мюрат просто догадывался о возможности такого оборота дел), он неожиданно спросил, не оставлена ли Москва жителями и где главнокомандующий Москвы граф Ростопчин. Акинфов на это отговорился незнанием, как и на вопрос о том, где император Александр и великий князь Константин Павлович. «Почему не делают мира?» – спросил Мюрат, прибавив крепкое солдатское выражение, которое Акинфов так и не решился передать на бумаге. «Пора мириться!» – воскликнул Неаполитанский король, располагающе улыбаясь русскому офицеру, после чего предложил ему перекусить. Акинфов отказался. Тогда Мюрат еще раз уверил, что французские войска будут заботиться о сохранении Москвы и об уважении, которое он питает к Милорадовичу.

Генерал-от-инфантерии М. А. Милорадович.Гоавюра Т. Райта с портрета Дж. Доу

После этого Акинфов был отправлен назад, к русскому арьергарду, в сопровождении все того же полковника 1-го конно-егерского полка. Пытаясь выиграть время, штабс-ротмистр попросил полюбоваться, как он пишет, «двумя польскими гусарскими полками» [25]25
  Одним из этих полков мог быть 10-й польский гусарский. Но сомнительно, чтобы в тот день два польских гусарских полка могли оказаться рядом друг с другом; здесь Акинфов допустил какую-то неточность.


[Закрыть]. Французский офицер дал согласие, и они проехали по фронту этих полков, вначале медленно, затем в полный галоп. После чего Акинфов достиг русской цепи и сообщил лейб-гвардии Казачьего полка полковнику И.Е. Ефремову, что Мюрат будет двигаться медленно. Затем штабс-ротмистр поскакал к Милорадовичу.

Наполеон узнал о достигнутом Мюратом перемирии с русскими почти сразу же, так как уже находился неподалеку от авангарда. Ординарец императора Г. Гурго, оказавшийся рядом с Мюратом к концу разговора последнего с Акинфовым, тотчас поскакал назад и доложил Наполеону об этом важном событии, которое вся армия с нетерпением ожидала, и которое, казалось, предвещало скорый мир. Наполеон утвердил условия перемирия, но потребовал сообщить русским, чтобы те без остановки продолжали свое отступление [26]26
  Denniee P.P. Op. cit. P. 85. В воспоминаниях Коленкура этот эпизод описывается несколько иначе, в чем-то определенно искажая подлинные детали (император, якобы, в 10 утра был на Воробьевых горах, где и получил уведомление от Мюрата о перемирии), в чем-то убедительно уточняя версию Деннье (император предписал Неаполитанскому королю следовать за неприятелем по пятам и оттеснить его как можно дальше, как только французские войска подойдут к заставам) (Caulaincourt A.A.L. Op. cit. Т. 1. P. 440–441). Впрочем, мы не исключаем, что Коленкур присутствовал при вторичном извещении Мюратом императора о дополнительных условиях перемирия, с которым от Милорадовича был послан где-то в половине 2-го часа все тот же Акинфов. В этом случае, император действительно мог быть уже на Поклонной горе, куда прибыл примерно в 2 часа дня (но отнюдь не в 10 утра, как пишет Коленкур). Еще более озадачивают свидетельства генерала Дедема, чья бригада весь день шла сразу за кавалерией Мюрата. Дедем вспоминал, что вскоре после того как распространился слух о перемирии, от Неаполитанского короля к императору прибыл генерал-адъютант Л. Нарбонн, подтвердивший факт перемирия. Немного погодя рядом с бригадой Дедема проехал в экипаже (?!) император. Подозвав Дедема к себе, он сказал: «Faites marcher, cela n’est pas fini (Прикажите войскам двигаться, еще не все кончено)». Несмотря на раздававшиеся отовсюду радостные клики солдат, Наполеон выглядел озабоченным (Dedem de Gelder. Op. cit. P. 248).
  Странно! Роос, чьи воспоминания, хотя и не всегда, но чаще всего, отличаются точностью воспроизведения деталей, писал, что где-то в те же самые полчаса, о которых пишет Дедем, он, Роос, видел Наполеона вправо от большой дороги, едущим на белом коне (?!). С ним была небольшая свита; с левой стороны от Наполеона «шел длинный польский еврей в своем национальном костюме. Наполеон устремил свои взоры на столицу…, а еврей делал указания и разъяснения, по-видимому, касавшиеся некоторых пунктов города». Описанный Роосом эпизод происходил немного не доходя русских укреплений у Поклонной горы (Роос Г. Указ. соч. С. 140–141).


[Закрыть]. «Между тем в то непродолжительное время, пока этот офицер был перед императором, – сообщает П.П. Деннье, субинспектор смотров в кабинете начальника Главного штаба армии, о разговоре Наполеона с Гурго, – он должен был ответить на множество стремительно заданных вопросов в отношении, конечно же, положения дел в Москве (la situation de Moscou). Эти ответы были верными (precises); но в них чувствовалась экзальтация или, скорее, упоение, которое каждый из нас ошущал в момент вступления в эту древнюю столицу России, припоминая, что несколько месяцев назад мы были при бомбардировке Кадиса. В самом деле, Москва – это мир! Это славный мир!» [27]27
  Denniee P.P. Op. cit. P. 85–86.


[Закрыть]Гурго быстро отправился назад, к Мюрату, сообщить о решении императора.

В то время, когда в действиях французских войск наступила пауза, и Мюрат беседовал с Акинфовым [28]28
  Клаузевиц утверждает, что встреча Милорадовича с Себастьяни, о которой пойдет речь, произошла «спустя несколько часов» после отправки Акинфова (Клаузевиц К. Указ. соч. С. 85). Однако, судя по всему, временной разрыв не мог быть таким значительным.


[Закрыть], к русским аванпостам подъехал генерал Себастьяни. К.Ф.Г. Клаузевиц, состоявший в те дни квартирмейстером русского 1-го резервного кавалерийского корпуса, из описания которого мы узнаем об этом эпизоде, пишет, что прибытие Себастьяни «не понравилось генералу Милорадовичу, тем не менее он поехал на место и имел с французским генералом довольно продолжительный разговор, присутствовать при котором не был допущен никто из нас, находящихся в свите. После этого они вместе проехали добрый конец пути по направлению к Москве, по разговору, который они вели, автор понял, что предложение генерала Милорадовича не встретило никаких возражений. Высказанное им пожелание, чтобы Москву по возможности пощадили, генерал Себастьяни с большой живостью перебил словами: “Генерал! Император во главе армии поставит свою гвардию, чтобы сделать совершенно невозможным какие бы то ни было беспорядки и т. д.” Это заверение он повторил несколько раз. Автору эти слова показались знаменательными, так как в них выражалось величайшее желание вступить во владение Москвой в полной сохранности, а с другой стороны, слова генерала Милорадовича, вызвавшие этот ответ, не позволяли верить в умышленное сожжение Москвы русскими» [29]29
  Клаузевиц К. Указ. соч. С. 85. О разговоре Милорадовича с Себастьяни см. также: Русская старина. 1872. № 9. С. 285.


[Закрыть].

Примерно в час дня или в начале второго французский авангард, неотступно следуя за отступавшими цепями русского арьергарда, оказался на Поклонной горе. В голове авангарда шел 10-й полк польских гусар. «Читатель может легко понять, – повествовал о том миге, когда перед польскими гусарами открылся вид на русскую столицу, поляк Р. Солтык, адъютант генерала М. Сокольницкого, начальника разведывательной службы Великой армии, оказавшийся рядом с кавалеристами 10-го полка, – каковы были мои эмоции, когда я увидел древнюю столицу царей, чей вид вызвал во мне столь сильные исторические воспоминания; здесь, в начале 17-го столетия победоносные поляки водрузили свое знамя, перед которым склонился московский народ, признав своим государем сына нашего короля; и вот теперь здесь их потомки, которые, маршируя в фалангах Наполеона, пришли во второй раз водрузить свои победоносные орлы. Эти мысли, как о давних, так и о нынешних соотечественниках, возникли в моем сознании одновременно, и мне вспомнились победы Ходкевичей, Жолкевских, и особенно Сапеги, усвятского старосты, который некогда заставлял трепетать московскую империю» [30]30
  Soltyk R. Op. cit. P. 259–260. Сапега, усвятский староста, был прадедом Солтыка по матери.


[Закрыть].

Вид Москвы, открывшийся полякам, был грандиозен: соборы с разноцветными куполами, чаще серебряными и золотыми, бесчисленные дворцы, сады и парки… «Вид, который представляла Москва, был столь грандиозен и романтичен, что это трудно описать…» «Увидев Москву, наш авангард издал крик радости; солдат, после всех лишений, достиг наконец отдыха и изобилия», – вспоминал Солтык [31]31
  Ibid. Р. 261–263.


[Закрыть].

Передовые цепи авангарда продолжали свое неспешное движение вперед, ступая по пятам отходивших русских ведетов [32]32
  Сообщая 15 сентября о действиях французского авангарда принцу Эжену Богарнэ, Мюрат отметил, что он вступил в Москву 14-го в 2 часа дня (Мюрат – Богарнэ. Без даты / / [Du Casse A.] Op. cit. P. 47).


[Закрыть]. Основная же часть авангарда, перейдя Поклонную гору, остановилась у ее подножия и сгруппировалась. Примерно в 2 часа пополудни на Поклонную гору въехал Наполеон [33]33
  Свидетели указывают разное время прибытия Наполеона на Поклонную гору – от 10 утра до половины 4-го пополудни (Caulaincourt A.A.L. Op. cit. Т. 2. P. 7. Note 1; Bausset L.F.J. Memoires anecdotiques… P. 115; Schuerman A. Itineraire general de Napoleon I. P., 1911. P. 308; etc.). В конечном итоге, как в отечественной (См., например: Богданович М.И. Указ. соч. С. 282), так и в зарубежной (см., например: Thiry J. Op. cit. P. 166) историографии стало преобладать мнение, что это событие произошло в 2 часа дня. Оно основано, как полагаем, не только на свидетельстве Корбелецкого (С. 23), но и на вполне объяснимом «раскладе» событий того дня по времени.


[Закрыть].

Образ торжествующего Наполеона и его ликующей армии, взирающих с Поклонной горы на лежащую перед ними сказочную Москву, прочно вошел в историческую память русских [34]34
  Выдающийся русский художник В.В. Верещагин назвал свою картину «Перед Москвой – ожидание депутации бояр», не упоминая, что изображенная им сцена происходит на Поклонной горе. Однако вид города, который наблюдает завоеватель, однозначно говорит, что это Поклонная гора. Как известно, группа холмов, которая называлась Поклонная гора, в XX в. практически вся исчезла. Название «Поклонная гора» было перенесено с исторической восточной вершины на западную (См.: Москва. Энциклопедия. М., 1997. С. 645). Сегодня от восточной вершины остался только небольшой холм, увенчанный поклонным крестом. Даже если взойти на этот холм и попытаться представить вид, который мог открыться перед французами 14 сентября 1812 г., этого сделать практически будет невозможно: часть города закрывают близлежащие дома на Кутузовском проспекте.


[Закрыть]. Нередко этот образ мелькает и на страницах зарубежной литературы и даже воспоминаний французских участников кампании 1812 г. Так, например, Д. Гриуа, начальник артиллерии 3-го кавалерийского корпуса, обычно точный в своих описаниях событий 1812 г., в воспроизведении этого эпизода, подобно другим, не смог избежать искушения изобразить то, чему свидетелем он никак не мог быть. А именно, Гриуа повествует, как в середине дня 14-го сентября он очутился на некой «Святой горе» рядом со штабом вице-короля (как известно, 3-й резервный кавалерийский корпус двигался вместе с 4-м армейским корпусом севернее главной колонны Великой армии; поэтому ни тот, ни другой корпус просто не могли находиться возле Поклонной горы). Подобно другим офицерам и генералам, он в восхищении любуется видом златоглавой Москвы и завершает эту сцену обязательным для многих мемуаристов сюжетом: «Некоторое время спустя прибыл император со своей гвардией. Он также поднялся на вершину, с которой он созерцал этот город, который, наконец, был в его власти» [35]35
  Griois L. Op. cit. P. 48–50.


[Закрыть].

Кто же из участников тех событий действительно мог видеть Наполеона на Поклонной горе? Деннье? Деннье этот факт вообще не упоминает! [36]36
  См.: Denniee P.P. Op. cit. P. 85–88.


[Закрыть]А.Ж.Ф. Фэн, секретарь-архивист Наполеона? Фэн дает описание того, как Наполеон рассматривал карту Москвы, внимая комментариям Лелорнь д’Идевиля. Но этот эпизод, судя по тексту, происходил уже у Дорогомиловской заставы [37]37
  Fain A.J.F. Op. cit. P. 53.


[Закрыть]. А.О.Л. Коленкур, обер-шталмейстер императора? По Коленкуру, Наполеон уже с 10-ти утра (?!) находился на «Воробьевых горах». Там он предписывает Мюрату как можно скорее прислать депутацию от властей «к воротам, к которым он (т. е. император – В.З.) направился». Назначил ли император именно тогда, находясь на «Воробьевых горах», А.Ж.О.А. Дюронеля, своего генерал– адъютанта, комендантом Москвы, дав ему соответствующие предписания, из текста совершенно не следует. В целом, описание этого эпизода в мемуарах Коленкура выглядит более чем противоречивым и даже не соотносится с записями в его же собственном «Дорожном дневнике» [38]38
  Caulaincourt A.A.L. Op. cit. T. 1. P. 440–441; «Дорожный дневник». Т. 2. P. 7. Note 1.


[Закрыть].

Таким образом, остаются только два свидетельства, которые условно можно признать заслуживающими внимания: это строки из книги-оправдания Ф.И. Корбелецкого, русского чиновника, оказавшегося во французском плену, написанной в 1813 г., и работы Ф.П. Сегюра, в 1812 г. главного квартирьера Главной квартиры императора, изданной в 1824 г. Именно эти две книги стали основой для последующих описаний этого момента, как в исторической литературе, так и в воспоминаниях [39]39
  Segur Ph.P. Op. cit. P. 169–173; Корбелецкий Ф.И. Указ. соч. С. 24–25.


[Закрыть]. Обратимся же к ним.

Оба автора единодушны в том, что Наполеон появился на Поклонной горе в два или в самом начале третьего часа, когда авангард уже спустился с горы вниз и построился там в боевом порядке. Император, въехав на холм, с которого открывался завораживающий вид на Москву, казалось, поддался общему восторгу. «Вот, наконец, этот знаменитый город! (La voi la done enfin cette fameuse ville!)» – воскликнул он. Но здесь же, как будто пытаясь погасить свой восторг, произнес: «Давно пора! (Il etai temps!)». Наполеон и несколько сопровождавших его генералов сошли с коней. Императору была подана карта, изучая которую он стал отдавать приказы на передвижение войск. Внезапно справа, со стороны Воробьевых гор из-за леса показались крупные отряды кавалерии. Конные егеря, составлявшие конвой, первыми закричали: «Казаки! Казаки!» Генералитет в напряжении начал вглядываться в двигавшуюся кавалерию. Наполеон, взяв в руки подзорную трубу, быстро убедился, что это были его драгуны, и возвратился к отдаче приказов.

Перед Москвою. Ожидание депутации бояр Наполеон на Поклонной горе.Худ. В. В. Верещагин 1891–1892 гг.

Данная работа В. В. Верещагина является, по нашему мнению, единственной в серии, посвященной походу Наполеона в Россию, в которой художник смог исторически достоверно воспроизвести событие эпохи 1812 г.

Примерно через полчаса своего пребывания на Поклонной горе Наполеон приказал произвести сигнальный выстрел из пушки, по которому авангард и часть основных сил с невероятной быстротой устремились вперед и минут через 15 (Корбелецкий говорит о 12 минутах! Какая точность?!) оказались возле Дорогомиловской заставы [40]40
  Полагаем, что, находясь на Поклонной горе, император соразмерял действия центральной группировки с движением колонн Богарнэ и Понятовского, которые подходили к Москве с северо-запада и юго-запада соответственно. Утверждения Сегюра о том, что беспокойство императора возрастало из-за долгого отсутствия депутации москвичей и известий «нескольких офицеров», проникших в город и возвестивших, что Москва пуста, кажутся несколько опережающими ход событий.


[Закрыть]. При кликах «Да здравствует император!» Наполеон сошел с коня и расположился с левой стороны от заставы, возле Камер-коллежского вала [41]41
  Коленкур, заносивший в свой походный журнал сведения о передвижениях императора, зафиксировал его прибытие к «воротам Москвы» в половине четвертого (Дорожный дневник Коленкура// Caulaincourt A.A.L. Op. cit. Т. 2. P. 7. Note 1). Расхождение данных «дневника» Коленкура со свидетельствами Корбелецкого небольшое – примерно 30 минут. Бургонь, прибывший со своим полком к заставе, как он говорит, в половине четвертого, увидел, что император был там (Bourgogne A.J.B.F. Op. cit. P. 12). По А. Шуерману, пытавшемуся «усреднить» сведения, Наполеон прибыл к воротам Москвы около 3-х часов (Schuerman A. Op. cit. Р. 308).


[Закрыть]. Император, по словам Корбелецкого, «в спокойном расположении духа», начинал расхаживать взад и вперед, ожидая депутации от властей и выноса городских ключей [42]42
  Корбелецкий Ф.И. Указ. соч. С. 25.


[Закрыть].

Через несколько минут, прямо на дёрне, была раскинута большая карта Москвы, которую Наполеон начал внимательно изучать, забрасывая при этом вопросами своего секретаря-переводчика Лелорнь д’Идевиля, хорошо знавшего русскую столицу [43]43
  Fain A.J.F. Op. cit. Т. 2. P. 53; Soltyk R. Op. cit. P. 269–270.


[Закрыть]. Согласно Фэну, император обратил внимание на огромное здание Воспитательного дома. Узнав от Лелорня, что это за учреждение, и что оно находится под особым попечением вдовствующей императрицы, он приказал тотчас же расположить там охрану [44]44
  Между тем, согласно записке И.А. Тутолмина, именно он, главный надзиратель Воспитательного дома, стал тем лицом, которое вечером 14-го выпросило у военного коменданта Дюронеля 12 жандармов и 1 офицера для охраны здания.


[Закрыть].

Коленкуру было приказано написать архиканцлеру Ж.Ж. Камбасересу в Париж и министру иностранных дел Ю.Б. Маре, герцогу Бассано в Вильно о вступлении в Москву. Наполеон особо указал на то, чтобы письма были обязательно помечены Москвой [45]45
  Caulaincourt A.A.L. Op. cit. Т. 2. P. 3.


[Закрыть].

Время шло. Однако, несмотря на приказ, отданный непосредственно Мюрату, и многократно затем подтвержденный при посылке в город все новых и новых офицеров, депутации московских властей не появлялось. Нетерпение императора стало нарастать [46]46
  Ibid. Т. 1. P. 441; Denniee P.P. Op. cit. P. 88. д’Изарн поведал о том, что «один польский генерал (быть может, М. Сокольницкий? – В.З.)» был послан «вызвать депутацию». Он «встретился с Виллерсом, и тот водил его в губернское правление, в Думу, в полицию, к генерал-губернатору, словом всюду, где была малейшая надежда встретить какой-нибудь остаток чиновников. Эта-то прискорбная встреча доставила Виллерсу место полициймейстера. После многих бесполезных поисков польский генерал воротился к Бонапарте, чтоб донести ему, что в Москве не осталось никого из властей, и что город был покинут всеми, исключая некоторых оставшихся там иностранцев» (Изарн Ф. д Указ. соч. Ст. 1409–1410).


[Закрыть]. Наполеон успокаивает себя тем, что русские, может быть, просто не знают, как принято сдавать города. «Ведь здесь все ново: они для нас, а мы для них!» – так, как мы думаем, в целом точно передал Сегюр размышления императора в те минуты [47]47
  Segur Ph.P. Op. cit. P. 173.


[Закрыть].

Дивизионный генерал А.О.Л. Коленкур, обер-шталмейстер императора Наполеона.Литография Бельяра. Середина XIX в.

Между тем прибывающие из Москвы офицеры приносят сообщения о том, что город пуст. Тогда император, обратившись к П.А.Н.Б. Дарю, министру-государственному секретарю, говорит ему: «Москва пуста! Что за невероятное известие! Надо туда проникнуть. Идите и приведите ко мне бояр (les boyards)» [48]48
  Ibidem.


[Закрыть]. Вероятно чуть позже [49]49
  По словам Деннье, это произошло примерно через час после прибытия Наполеона к Дорогомиловской заставе (Denniee P.P. Op. cit. P. 88–89), т. е. где-то в половине пятого.


[Закрыть]Наполеон обращается к генерал-адъютанту Дюронелю, которого он назначил военным комендантом Москвы, и приказывает ему: «Поезжайте в город; установите службу (reglez le service) и составьте депутацию, которая принесет мне ключи». Здесь же, обратившись к Деннье, Наполеон говорит: «Вы, Деннье, поезжайте выяснить ситуацию, сообщите сведения о ресурсах и представьте мне отчет». Дюронель и Деннье тотчас же выезжают в город, достигают моста через Москву-реку и, миновав его, видят группу московских иностранцев примерно человек в 20 [50]50
  Согласно Шамбрэ, эту депутацию первым увидел Мюрат (Chambray G. Op. cit. P. 117). Это мнение кажется справедливым. Среди прочих в составе депутации были книгопродавцы Рис и Сессе (Сосэ), лектор Московского университета Виллерс, назначенный позже обер-полицмейстером Москвы, и типографщик Ламур, о котором речь пойдет ниже. Был там и некий француз, «директор кабинета естественной истории Москвы». Об этом «директоре» пишет Р. Солтык (Soltyk R. Op. cit. P. 270). О Рисе и Сессе поведал Домерг со слов либо своей жены, либо других иностранцев, оставшихся в Москве (Domergues А. Ор. cit. Т. 2. Р. 42–43). При этом Домерг отнес встречу Наполеона с этой депутацией на 15 сентября. О присутствии в делегации Виллерса известно из следственного дела.


[Закрыть]. Эти люди, «гонимые страхом», спешили, как пишет Деннье, «прибегнуть к защите под нашими знаменами». По их словам, губернатор Москвы принял все меры к тому, чтобы население покинуло город и что теперь «Москва не более чем пустыня» [51]51
  Denniee P.P. Op. cit. P. 88–89.


[Закрыть].

Эта депутация была приведена к императору. Наполеон, сразу поняв, кто перед ним, тем не менее, пожелал поговорить с одним из пришедших. Вызвался некто Ламур (Lamour), француз, оставшийся в Москве в качестве временно управляющего типографией Н.С. Всеволожского вместо высланного Ростопчиным Августа (Огюста) Семена [52]52
  По другим сведениям, временно управляющим был г. Гюе. Типография Всеволожского (типография Императорской Академии наук) была основана в 1809 г. Ее хозяин, Всеволожский, покидая Москву задолго до вступления французов, должен был оставить ее управляющему Огюсту Семену, но Семен был выслан Ростопчиным из города. Управление типографией было возложено на француза Гюе (Huet), фактора типографии. В начале оккупации Москвы в здании типографии поселился бригадный генерал Ш. Лельевр де ла Гранж, командир 3-й бригады 5-й дивизии тяжелой кавалерии из 1-го кавалерийского корпуса. Он повесил новую вывеску: «Императорская типография Великой армии». В ней печатались приказы, прокламации и бюллетени Великой армии. Рабочим было прибавлено жалованье и расчет с ними производился каждый вечер. Помимо типографии Всеволожского французы использовали маленькую походную типографию г. Левро, находившуюся в подчинении у Дарю (Изарн Ф. д Указ. соч. Примеч. 9. Ст. 1456–1457).


[Закрыть]. Ламур, горячий поклонник Наполеона, был чрезвычайно рад чести говорить с императором. Но ему удалось произнести только несколько фраз, а именно сообщить о том, что москвичи, которыми «овладел панический страх при вести о торжественном приближении вашего величества», очистили город в несколько дней, в то время как Ростопчин «решился уехать только 31-го августа…» Здесь Наполеон прервал Ламура восклицанием: «Прежде сражения! Что за сказки!» Затем, повернувшись спиной к типографщику, явственно произнес «Дурак» [53]53
  Корбелецкий Ф.И. Указ. соч. С. 26. О прибытии этой делегации и о факте разговора с ней Наполеона пишут многие – Гурго (Gourgaud G. Op. cit. Р. 277), Деннье (Denniee P.P. Op. cit. P. 88–89), Солтык (Soltyk R. Op. cit. P. 269–270), Шамбрэ (Chambray G. Op. cit. P. 117) и др.


[Закрыть].

Этот диалог оказался чрезвычайно примечательным: Наполеон не только не был в состоянии понять поведение русских жителей Москвы, но и московских французов. Дело в том, что Ламур, уже долго живший в Москве, привык к юлианскому календарю, в то время как Наполеон, возможно и слышавший о разнице между западноевропейским и русским календарями, не считал нужным принимать это во внимание! [54]54
  Сегюр сообщает о том, что некий французский офицер, отправившийся в город, пригнал к императору 5 или 6 бродяг. Но с первых же слов этих людей Наполеон убедился, что перед ним несчастные поденщики (joumaliers) и воскликнул: «Ага! Русские еще не сознают, какое впечатление должно произвести на них взятие их столицы!» (Segur Ph.P. Op. cit. Р. 174). Интересно, что некоторые чины Великой армии действительно были убеждены в том, будто ключи от города Наполеону были все же принесены (См., например: Кудер (Coudere) – жене. Москва, 27 сентября 1812 г. // Lettres… Р. 52).


[Закрыть]

Известие о полном оставлении Москвы ее жителями, что вновь и вновь подтверждалось прибывающими из города офицерами и москвичами-иностранцами, чрезвычайно взволновало Наполеона. «Я никогда не видел, – вспоминал Коленкур, – чтобы он находился под таким сильным впечатлением. Он был очень озабочен и проявлял нетерпение после двухчасового ожидания у заставы; а новые донесения навели его, очевидно, на весьма серьезные размышления, так как его лицо, обычно столь бесстрастное, на сей раз ярко отражало его разочарование» [55]55
  Caulaincourt A.A.L. Op. cit. Т. 2. Р. 5.


[Закрыть]. Другой очевидец, Корбелецкий, писал о Наполеоне, как «ровные и спокойные шаги его вдруг становятся скоры и беспорядочны. Он оглядывается в разные стороны, оправляет платье, останавливается, вздрагивает, недоумевает, берет себя за нос, снимает с руки перчатку и опять надевает, вынимает из кармана платок, мнет его в руках и как бы ошибкою кладет в другой карман, потом снова вынимает и снова кладет, опять снимает перчатку и торопливо надевает ее, и это повторяется несколько раз» [56]56
  Корбелецкий Ф.И. Указ. соч. С. 27–28.Коленкур с своих мемуарах утверждает, что от времени прибытия к Дорогомиловской заставе и до въезда в город Наполеон «объездил по разным направлениям холмы, которые господствуют над Москвой с запада» (Caulaincourt A.A.L. Ор. cit. Т. 2. Р. 3). Трудно совершенно исключить такую возможность. Тем не менее, она все же маловероятна. Во-первых, это обстоятельство никем больше не зафиксировано. Во-вторых, факт объезда Наполеоном «холмов» не прослеживается и в «Дорожном дневнике» самого обер-шталмейстера. В памяти Коленкура, работавшего над мемуарами много позже событий, смешались обстоятельства утра 14-го и событий между половиной 4-го и 5-ю вечера.


[Закрыть].

Полагаем, что, еще находясь у Дорогомиловской заставы, Наполеон, который опасался грабежей в городе со стороны солдат Великой армии, приказал, чтобы две бригады легкой кавалерии растянули посты вдоль западных окраин города и предотвратили проникновение в него жаждавших поживиться солдат. Что же касается войск Богарнэ и Понятовского, то им было приказано остановиться в лье от города [57]57
  Chambray G. Op. cit. Р. 115. Все мемуаристы свидетельствуют о том, что чуть ли не любой офицер или солдат, желавший, несмотря на все запреты, вечером 14-го или в ночь на 15-е побывать в русской столице, смог это сделать.


[Закрыть]. С теми же целями сохранения в городе порядка император приказал войскам маршала А.Э.К.Ж. Мортье, командующего Молодой гвардией, двигавшимся сразу за авангардом Мюрата, занять Кремль и предотвратить его разграбление [58]58
  Ibidem..


[Закрыть]. 14-го были произведены Наполеоном и важные назначения: Мортье был назначен губернатором Московской провинции, Дюронель – комендантом города, а Ж.Б.Б. Аессепс, бывший поверенный в делах в Петербурге, – интендантом провинции [59]59
  В отношении назначения Лессепса именно 14-го сентября у нас имеются серьезные сомнения.


[Закрыть]. Была подготовлена и прокламация к жителям русской столицы, в которой предлагалось: 1. Представить коменданту города Дюро нелю рапорты «о всех русских, находящихся у них, как о раненых, так и здоровых». 2. Представить в течение суток рапорты «о всех вещах, принадлежащих казне». 3. Объявить о наличии «мучных, ржаных и питейных запасах». 4. Объявить о наличии и представить «коменданту всё оружие». В заключение провозглашалось, что «спокойные жители Москвы не должны сомневаться в сохранности их имущества» [60]60
  Текст прокламации на французском языке без подписи и датировки был вначале опубликован Шамбрэ (Chambray G. Op. cit. Р. 114–115; Note “а”), а затем на русском языке Михайловским-Данилевским (Михайловский-Данилевский А.И. Указ. соч. СПб., 1840. Ч. 2. С. 287). В тексте, хранящемся в ОПИ ГИМ (Ф. 160. Ед. хр. 199. Л. 91. Копия с копии), он датирован 14 сентября и подписан Бертье («По указу Его императорского и королевского величества подписал кн. Невшательский Александр»), См. также: Дубровин Н.Ф. Отечественная война. С. 118–119.


[Закрыть].