Текст книги "Немеренные версты (записки комдива)"

Автор книги: Владимир Джанджгава

сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 22 страниц)

Наш полк находился пока во втором эшелоне дивизии.

Пытаясь остановить продвижение советских войск, противник к началу февраля стянул значительные силы в район юго-восточнее Орла. В полосе наступления дивизии им была создана плотная оборона. Ее занимали части 173-го пехотного полка, 10-й и 11-й егерские батальоны и передовые части 18-й и 20-й танковых дивизий.

Встретив подготовленную оборону немцев, Сивашская дивизия подтянула артиллерию и вместе с другими соединениями приступила к уничтожению малоархангельской группировки.

9 февраля дивизия овладела населенным пунктом Остров и прилегающими высотами. Соседняя 81-я стрелковая дивизия в тот же день заняла Поныри.

47-й Краснознаменный полк дрался за 2-е Никольское. В кровопролитных боях проявили беспримерное геройство многие воины и среди них особо отличился старший сержант Григорий Кагамлык.

Григорий Кагамлык

Незадолго до январско-февральского наступления генерал Слышкин поручил мне провести несколько показных учебно-боевых занятий с расчетами противотанковых ружей. Выбор комдива пал на меня скорее всего потому, что я прежде служил в танковой дивизии и должен был лучше других знать уязвимые места вражеских танков.

Сборы проходили в селе Гатище в два потока по 60 человек. Это были в основном бойцы двух стрелковых полков. Задача заключалась в том, чтобы обучить их не только меткой стрельбе по танкам, умению выбирать правильные позиции, но и ведению автоматного огня, стрельбе из винтовок. Опыт Сталинградской битвы показывал, что отличное владение стрелковым оружием для петеэровца так же необходимо, как и умение метко поражать цели из противотанкового ружья.

На первых же занятиях мое внимание привлек русоволосый, худощавый парень лет двадцати. Он метко поражал цели из ПТР, винтовки, автомата и пулемета. Всегда был спокойным и удивительно собранным: казалось, ему по плечу любое боевое задание.

Это был сержант Григорий Кагамлык, бронебойщик из 47-го стрелкового полка. Попытался было перевести сержанта Кагамлыка в свой полк, но командир 47-го подполковник И. И. Карташов категорически запротестовал:

– Нет, братцы, этого парня я не отдам. Он нам самим нужен.

Со слов подполковника Карташова и самого Григория Кагамлыка узнал некоторые подробности боевой биографии воина. Родом он был с Полтавщины. После окончания семилетки трудился в родном колхозе Гребенковского района, пользовался уважением односельчан. А когда фронт приблизился к районному центру, молодой колхозник стал воином 47-го стрелкового полка.

Рядовой Григорий Кагамлык за короткое время в совершенстве овладел всеми видами стрелкового оружия, научился метко поражать цели из противотанкового ружья, по мере необходимости исполнял также обязанности связиста и не раз в бою восстанавливал телефонную связь.

Серьезным боевым крещением для Григория Кагамлыка стал бой на реке Тим летом сорок второго года. В тот день Григорий вместе с другими бойцами ждал появления фашистских танков. Случилось, однако, так, что гитлеровцы атаковали позиции 47-го полка только силами пехоты. Кагамлык взял автомат. Метким огнем он уничтожил около трех десятков фашистов.

После боя Григорий подал комсоргу полка заявление, в котором написал: «Прошу принять меня в ряды Ленинского комсомола. Звание члена дважды Краснознаменного комсомола я оправдаю в боях за Родину». 25 августа 1942 года ему был вручен комсомольский билет. После этого Кагамлык решил освоить еще одну воинскую специальность – стать снайпером. И своего добился. Из своей снайперки он уложил еще 38 фашистов.

И все же главным оружием комсомольца Григория Кагамлыка, ставшего командиром отделения бронебойщиков, оставалось противотанковое ружье. С бронебойкой он почти никогда не расставался.

И вот на рассвете 9 февраля противник предпринял танковую контратаку. В то время Григорий Кагамлык со своим отделением находился в составе боевого охранения роты. Именно этой роте пришлось принять на себя первый удар врага.

– Танки не должны пройти, – сказал командир роты Григорию Кагамлыку. – Главная задача твоего отделения, старший сержант, остановить, не пропустить их.

– Ясно, товарищ старший лейтенант! Не пройдут! – с полной уверенностью ответил Кагамлык.

Вдали послышался гул моторов. На роту шли семь вражеских танков, а вслед за ними на лыжах поспешали автоматчики. Мела поземка. Снег сыпал в лицо, и видимость сокращалась.

Григорий Кагамлык выстрелил по головному танку и промахнулся. Еще выстрел, еще, и вот первая удача. Бронированная громадина грузно осела набок и задымила.

– Есть один! – В этот же момент вражеская пуля пробила Кагамлыку предплечье.

Вблизи показалась самоходка. Кагамлык выждал удобный момент и первым же выстрелом поразил ее.

Рядом в окопе умолк «максим». Погибли пулеметчики. Григорий подполз к пулемету и открыл огонь. Третье ранение было смертельным.

Первым увидел умирающего героя комсорг полка старший лейтенант Павел Дубок. Он бросился к нему. Григорий почти шепотом произнес:

– Я дрался до конца… Прощайте… Фашисты не прошли…

Комсорг извлек из нагрудного кармана гимнастерки Григория комсомольский билет. На листке для отметки об уплате членских взносов было начертано кровью: «Умру, не отступлю ни на шаг. Клянусь своей кровью. Сержант Г. Кагамлык». Вскоре о подвиге бывшего колхозника с Полтавщины, старшего сержанта-бронебойщика узнала вся страна. Указом Президиума Верховного Совета СССР ему было присвоено (посмертно) звание Героя Советского Союза.

Не забывать о флангах

Воронежско-Касторненская наступательная операция, в результате которой была разгромлена крупная группировка войск врага и освобождены большая часть Воронежской, Курской и частично Орловской областей, продолжалась с 24 января по 17 февраля 1943 года.

На участке 15-й Сивашской стрелковой дивизии первый этап наступательных действий завершился 10 февраля. Последние бои за населенные пункты Прилепы, Протасово, совхозы «Тиняковский», «Первое мая» были наиболее тяжелыми не только из-за резко усилившегося сопротивления гитлеровцев, но и из-за скверной погоды. Морозные вьюги сопровождались такими снегопадами, что заметало все пути-дороги. Безнадежно увязали в сугробах тяжелые артиллерийские установки, танки, даже конные обозы. Воинам саперного батальона майора Ионы Андреевича Педь приходилось с помощью местного населения нередко сутками расчищать дороги. Туго было с боеприпасами.

Значительные потери понес наш полк в бою за совхоз «Первое мая». Противник предпринял яростную контратаку, и полк вынужден был отойти на исходные позиции. Обиднее всего было то, что подразделения не смогли вынести с поля боя всех раненых. Фашисты же, озлобленные неудачами, зверски убивали их.

Так было с красноармейцем четвертой стрелковой роты Мухамедом Галиевым. Во время атаки он одним из первых ворвался в расположение врага, был тяжело ранен. А тут фашисты ввели в бой танки, контратаковали роту и оттеснили ее назад. Галиев был схвачен. Как потом стало известно, враги долго допрашивали раненого красноармейца, пытали его огнем и железом. Оставаясь верным военной присяге, он молчал, не выдал тайны. Тогда взбешенные фашисты облили его горючей жидкостью и заживо сожгли.

В бою за совхоз «Первое мая» при отражении танковой контратаки противника тяжелое ранение получил комбат Иван Владимирович Белоус. Он выжил, вылечился, но в полк вернуться не смог.

При освобождении совхоза «Тиняковский» и села Протасове много солдат, офицеров потеряли первый батальон 47-го полка и саперное подразделение. Подступы к совхозному поселку представляли собой ровное, открытое поле. Оно было густо заминировано и перегорожено тремя рядами колючей проволоки.

Первыми под прикрытием артогня двинулись к вражеским заграждениям саперы. Гитлеровцы обнаружили их и открыли бешеный огонь из пулеметов и минометов.

Тридцать воинов-саперов пали смертью героев, прокладывая путь для наступления стрелковому батальону. Их бесстрашие, их мужество, их подвиг помогли воинам батальона с ходу ворваться в поселок Тиняковский, а затем занять еще две деревни. На пути к селу Протасове наступающих внезапно атаковали с флангов два батальона вражеской пехоты и 30 танков. Батальон капитана М. Е. Золотарева оказался в окружении. Находившийся в составе батальона заместитель командира полка майор Виталий Ефимович Сержанин приказал занять круговую оборону. Все воины батальона, отражая натиск врага, дрались с исключительным упорством и смелостью. Но силы были неравными. К тому же стрелки и пулеметчики не имели необходимых средств борьбы с вражескими танками, кроме нескольких бронебоек и противотанковых гранат.

Главное даже не в этом. С самого начала была допущена ошибка – оставлены неприкрытыми фланги. Это в первую очередь и обернулось серьезной бедой для батальона. Многие воины погибли в неравной борьбе. Комбат капитан М. Е. Золотарев в самом начале боя был ранен и оказался отрезанным от батальона. Гитлеровцы пытались взять его в плен живым. Он предпочел плену смерть – отстреливался до конца и последнюю пулю из пистолета выстрелил в себя. Фашистам удалось захватить в плен тяжело раненного майора В. Е. Сержанина. Они привязали его к танку и волокли по заснеженному полю до тех пор, пока он не скончался. Остатки батальона с большим трудом сумел вывести из окружения (тоже находившийся в боевых порядках) начальник штаба полка майор Б. Б. Сильверстов.

Этот случай послужил для всего командно-политического состава серьезным уроком.

В конце первой декады февраля на фронте наступило относительное затишье. Но продолжалось оно совсем не долго. Перегруппировав свои силы, войска 48-й и 13-й армий 12 февраля перешли в наступление с задачей обойти Орел с юго-востока и с юга.

Это были не менее тяжелые бои, чем предыдущие. Сивашской дивизии вместе с другими соединениями армии предстояло прорвать оборону врага в направлении на Малоархангельск. Сделать это удалось лишь 12 суток спустя – 24 февраля.

В условиях бездорожья, снежных метелей и яростного сопротивления врага каждый боевой день требовал от личного состава громадных, поистине нечеловеческих усилий. Мне, как командиру полка, в ту пору, конечно, не было известно, что продвижение советских войск в обход Орла угрожало тылам всей группы армий «Центр». Не так много знали командиры и о том, что гитлеровское командование, опасаясь повторения сталинградской катастрофы в районе Орла, срочно стало усиливать свои войска на орловском направлении.

Советские войска продвигались вперед. Каждый километр брался с тяжелым боем.

В бою за одну из высот комсомолец еврей Левин вместе с белорусом Поповичем первыми ворвались во вражескую траншею. Вдвоем они уничтожили гранатами и из автоматов больше полутора десятков гитлеровцев, расчеты двух противотанковых пушек и двух пулеметов.

Взаимная выручка в боях по прорыву вражеской обороны и ликвидации опорных пунктов сопротивления была в Красной Армии закономерностью.

Командир отделения армянин Маркарян получил в одном из боев четыре ранения. Друзья наскоро перевязали ему раны. Он остался в строю, заменил погибшего ручного пулеметчика. Под его командованием отделение уничтожило огневую точку врага.

Бок о бок с ним дрался с врагом красноармеец грузин Дамашвили. Только в одном бою он дважды, рискуя жизнью, выручал своих друзей по подразделению, уничтожил пулеметный расчет противника и несколько фашистских автоматчиков.

Бои за железнодорожную станцию Малоархангельск, за населенные пункты Остров, Прогресс, Троена, Очка и другие были очень трудными. Здесь погиб начальник штаба полка майор Василий Александрович Фомин. Похоронили в братских могилах и многих рядовых бойцов.

Оставшиеся в живых и Родина не забыли павших. Многие воины за героизм и мужество, проявленные в наступательных боях, были награждены орденами и медалями Советского Союза.

В Архиве Министерства обороны СССР хранится документ, в котором подведены итоги Воронежско-Касторненской наступательной операции Красной Армии.

«За время наступления зимой 1943 года войска Воронежского и Брянского фронтов истребили свыше 25 тысяч солдат и офицеров противника и около 6 тысяч гитлеровцев взяли в плен, сбили 68 самолетов, сожгли до сотни танков, уничтожили 920 железнодорожных вагонов с различными военными грузами. Кроме того, захватили в качестве трофеев: 578 артиллерийских орудий и минометов, около полутысячи пулеметов, свыше 30 тысяч винтовок и автоматов, 78 танков, 2 бронепоезда, 1440 автомашин, 108 радиостанций и многое другое»[5]5
  Архив МО СССР, ф. 202, оп. 5, д. 1274, л. 44.


[Закрыть].

Сухие цифры, но как о многом они говорят, как ярко характеризуют успех войск! В числе важных достижений было и то, что еще больше укрепилась уверенность личного состава частей и соединений в неизбежности краха немецко-фашистских захватчиков.

Прощай, полк!

В конце марта части 15-й Сивашской дивизии, а затем и всей 13-й армии перешли к обороне на северном фасе Курской дуги.

О дальнейшем развитии боевых событий командиры и политработники поначалу не имели сколько-нибудь ясного представления. Могли лишь догадываться, строить различные предположения. А предположений было более чем достаточно. Чаще всего разговоры сводились к выводу, что оборона на занятом войсками к 23 марта рубеже чревата многими неожиданностями. В недалеком будущем тут могут возникнуть оборонительные сражения.

Немало сторонников такого вывода сразу же после перехода войск к стабильной обороне оказалось и в 15-й Сивашской дивизии. Наиболее рьяные из них обычно обращались к карте.

– Видите, что получается, – говорили они, обводя дугообразную линию фронта, образовавшуюся в результате февральско-мартовского наступления советских войск.

Курский выступ глубоко вклинился в занятую врагом территорию. Для Красной Армии он имел важное стратегическое значение. Занимая его, войска при удачном развитии событий могли нанести сильные удары по тылам и флангам как орловской, так и белгородско-харьковской группировок противника. Вместе с тем Курский выступ создал определенные стратегические выгоды и противнику. Он мог попытаться срезать выступ, нанести одновременно два встречных удара – из района Орла на юг и из района Белгорода на север. А так как подобный вариант был вполне возможен, то войскам, занявшим оборону на северном и южном фасах Курской дуги, придется упорно обороняться.

Если поначалу это было лишь предположением «в низах», то вскоре стало очевидно, что оно в полной мере соответствовало стратегическим соображениям и высшего командования. От войск, занимавших оборону на северном и южном фасах Курской дуги, потребовали строить невиданную по своей глубине и масштабности оборону, быть в постоянной готовности к трудным и суровым оборонительным боям. В директивах и приказах, разумеется, все это излагалось более пространно и обстоятельно. Главная же суть сводилась к тому, что оборона должна быть непреодолимой для врага, что будущее оборонительное сражение в конце концов должно послужить началом нового мощного наступления советских войск.

После завершения наступательных боев наш полк занял оборону северо-западнее станции Поныри. Его штаб разместился в деревне Гнилец. Это был первый за время войны полковой КП, построенный саперами, если можно так сказать, с комфортом. Он представлял собой большой блиндаж с надежным перекрытием, просторный, хорошо отапливаемый.

Как-то в конце марта на эту новую фронтовую «квартиру» приехал командир дивизии генерал А. Н. Слышкин.

– Неплохо живешь, Владимир Николаевич. Неплохо. Настоящий дворец построил! – похвалил комдив, снимая шинель и вешая ее на гвоздь в «прихожей».

– Полковой инженер капитан Мысин вместе с саперами постарались.

– Правильно поступил твой инженер, – одобрительно кивнул Афанасий Никитич. – Когда имеется возможность, надо стараться создавать хотя бы минимально сносные условия жизни для бойцов и командиров. А то почти два года воюем так, что из земли и снега не вылезаем. Даже помыться по-человечески не могли. Надеюсь, о размещении личного состава тоже позаботились?

– Еще бы! И о размещении позаботились, и о помывке, и печи для просушки одежды, обуви сложили.

– Очень хорошо, коли так, – присаживаясь к столу, сказал комдив.

По началу разговора можно было понять, что комдив приехал в полк просто узнать, как идут дела. Он даже охотно согласился вместе поужинать. Штабной повар Закир Ахмедович Хамидулин, которого все звали почему-то Ахадедом, сразу же сообразил: раз приехал комдив, надо приготовить для гостя хороший ужин. А готовить он умел отменно. Не зря до войны несколько лет проработал шеф-поваром в ресторане города Казани. Даже в самой трудной обстановке он не забывал постирать и погладить свой белый халат и поварской колпак. Только явно был не в ладах с уставом, не очень разбирался в военной субординации.

Появившись в блиндаже, несмотря на присутствие генерала, обратился прямо ко мне:

– Ужин готов, товарищ подполковник! Можно подавать?

В ту пору фронтовики получали из различных уголков страны посылки. Их слали воинам совершенно незнакомые люди, но каждая такая посылка воспринималась как подарок от близкого и очень дорогого человека.

Весной сорок третьего в полк пришли посылки от трудящихся Грузии. В одной из них оказалось вино, коньяк, несколько чурхчел, которые Афанасий Никитич, увидев впервые, называл «сладкой колбасою».

Ахмед поставил на стол бутылку грузинского коньяка, жареную картошку в масле, отварное мясо и какие-то другие закуски.

Ужин Афанасию Никитичу понравился. Видно, понравился и повар Ахмед. Когда он снова пришел, чтобы убрать посуду, комдив поблагодарил его за картошку «по-казански» и обращаясь ко мне, сказал:

– У нас в штабной столовой нет хорошего кулинара. Отдай-ка ты этого молодца нам. Впрочем, пусть пока остается в полку. Потом захватим его с собой, когда придет приказ о твоем назначении в дивизию. – И тут же пояснил: – Мой заместитель пошел на повышение. А мне без молодого, энергичного помощника в делах никак нельзя. Вот я и рекомендовал Николаю Павловичу Пухову назначить на эту должность тебя.

…Через несколько дней прибыл преемник – подполковник Николай Николаевич Оноприенко. Среднего роста, стройный подтянутый, лет на пять моложе меня. Несмотря на молодость внушал к себе уважение и доверие.

Сдача полка подполковнику Оноприенко не заняла много времени. 4 апреля 1943 года я уже прощался с полковыми товарищами. И хотя оставался в том же соединении, все же грустно было расставаться с теми, кого по-настоящему полюбил, с кем бок о бок принимал участие в тяжелых боях.

Навстречу великой битве

Оборонительный рубеж на северном фасе Курской дуги… Как он строился, что представлял собой в канун великого Курского сражения?

В военном лексиконе имеется много определений. Оборона была глубоко эшелонированной, противотанковой и противопехотной, устойчивой, надежной. Все, безусловно, так. Однако это лишь общепринятые определения, а под Курском на предполагаемом направлении главного удара врага была создана прочная уникальная оборона, не имевшая равных в истории войн.

Когда мы вместе с начальником инженерной службы дивизии майором В. П. Егоровым впервые выехали на рекогносцировку местности, перед нами предстала картина далеко не утешительная: открытое поле без каких-либо пригодных для длительной обороны высот, две жиденькие рощицы неподалеку от Подолян и Гнильца… Единственное утешение – овраги. Они пролегали параллельно переднему краю, через каждые 3–4 километра. Овраги эти были удобными для размещения артиллерийских, минометных подразделений и укрытия личного состава.

Выбора не было. Решили создать всевозможные фортификационные сооружения именно здесь, на открытой всем ветрам, на далеко просматриваемой и, казалось поначалу, легко доступной для танков врага местности.

Комдив требовал: оборона должна быть самой мощной и надежной, непреодолимой ни для танков, ни для артиллерии, ни для пехоты.

– Сумеем выстроить такую оборону, оснастить ее мощными огневыми средствами, как можно глубже зарыться в землю, – тогда нам никакой черт не страшен.

Примерно в таких же словах выражал свои требования и начальник инженерной службы армии полковник Захар Иосифович Колесников. Он напомнил о жесткости сроков. Все работы было приказано провести быстро и качественно. К участию в них были привлечены стрелковые подразделения, воины инженерно-саперного батальона дивизии, которым командовал майор И. А. Педь, саперы полков, связисты.

Это было воистину сражение за железную оборону. Оно не прекращалось ни днем ни ночью. Когда одни группы воинов получали разрешение на короткий отдых, их заменяли другие. Все земляные работы производились вручную кирками лопатами. Поистине неиссякаемой была энергия руководивших этими работами наших полковых инженеров П. Д. Кичева, Т. М. Авакяна, Г. С. Косенко.

В этот раз пришлось полностью отказаться от традиционных индивидуальных окопов. Главное внимание сосредоточивалось на образовании стройной траншейной системы.

Первая, главная полоса обороны дивизии пересекалась тремя параллельными глубокими траншеями по всей ширине обороны. Расстояние между ними было рассчитано так, чтобы воины, находившиеся во второй траншее, всемерно способствовали повышению огневой мощи первой.

Такие же траншеи, только не сплошные, а прерывчатые, и тоже с множеством ходов сообщения, сооружались на второй и третьей полосах обороны. Они предназначались для войск второго эшелона, которые должны были контратаковать противника в случае его вклинения или мощным огнем остановить его дальнейшее продвижение.

Каждые сутки с наступлением темноты саперы уходили ставить мины и проволочные заграждения. Только перед передним краем обороны устанавливалось от полутора до двух тысяч мин на каждый километр фронта. Кроме того, в оперативной глубине минировались танкоопасные направления, узкие дефиле, перекрестки дорог. На внутренних дорогах через каждые 100–200 метров отрывались щели для укрытия личного состава от воздушных бомбардировок. Зарывались в землю артиллерия, минометы, транспорт… Готовились хорошо оснащенные связью и тщательно замаскированные пункты Управления огнем, густая сеть наблюдательных пунктов. Провода телефонной связи во избежание порывов от осколков снарядов также глубоко засыпались землей, причем основные линии проходили под землей по дну траншей. В штабе дивизии, который возглавлял полковник Шмыгалов Вениамин Петрович, была тщательно разработана система огня по отражению ударов противника. Все виды огня получили номера, так что соответствующему общевойсковому командиру достаточно было только назвать определенный номер, чтобы артиллеристы и минометчики обрушили мощный огонь туда, куда потребуется.

Общая глубина обороны на участке Сивашской дивизии составляла 5–8 километров. Примерно такой же глубины достигала она и в других соединениях 13-й армии, войска которой сосредоточились на направлении предполагаемого главного удара противника.

Особое внимание уделялось противотанковой обороне. Она состояла из противотанковых районов, включавших в себя ротные противотанковые опорные пункты. На вооружении каждого ротного ПТОП имелось не менее четырех противотанковых орудий, до взвода противотанковых ружей, специально подготовленная группа истребителей танков, вооруженных гранатами и бутылками с горючей смесью. На участке Сивашской дивизии было создано 13 противотанковых районов и 44 опорных пункта. Вся полковая и часть дивизионной артиллерии подготавливалась к ведению огня по танкам прямой наводкой. В систему противотанковой обороны входили также подвижные артиллерийские отряды заграждения.

Никогда еще за два года войны 13-я армия (на Курском выступе она вошла в состав Центрального фронта) не была такой сильной и мощной, какой стала весной 1943 года. В ее составе тогда было 12 дивизий из 41, которыми располагал фронт. В оперативном подчинении армии находились 25 артиллерийских полков, 3 минометные бригады, 8 минометных полков, 5 полков гвардейских минометов – «катюш». Занимая лишь 11 процентов общефронтовой полосы обороны, армия получила в свое оперативное подчинение 44 процента всех имеющихся в составе фронта артиллерийских частей. Наряду с этим соединения армии располагали достаточно сильной своей дивизионной и полковой артиллерией.

Всего в армии имелось 2935 артиллерийских орудий и крупнокалиберных минометов (помимо зенитной артиллерии), что в среднем составляло примерно 92 ствола на каждый километр фронта обороны. В Сивашской дивизии артиллерийская насыщенность была еще большей – примерно 110–120 орудийных стволов и 10 танков на километр участка.

В мае в состав армии дополнительно влились две зенитно-артиллерийские дивизии, одна из которых была передана в оперативное подчинение командованию Сивашской дивизии. Кроме зенитчиков войска прикрывали с воздуха и части истребительной авиации.

В полосе обороны 13-й армии сразу же за боевыми порядками ее войск располагался и главный резерв фронта – 2-я танковая армия, 9-й и 19-й танковые корпуса.

Одновременно со строительством обороны воины непрерывно учились воинскому мастерству. Все – от бойца до генерала понимали, что предстоит отражать прежде всего танковые удары врага. Пехоту, конечно, тоже не сбрасывали со счета, не забывали, что при поддержке большого количества танков гитлеровские стрелки и автоматчики действуют нагло, напористо.

Роты и батальоны поочередно отводились с переднего края во второй эшелон, и там с ними проводились практические занятия, максимально приближенные к боевой действительности.

«Не бояться танков!», «Смелому и умелому воину танк не страшен!» Эти истины изо дня в день внушали личному составу командиры и политработники, пропагандисты и агитаторы, бывалые воины.

Преодолению танкобоязни в немалой степени способствовала обкатка пехоты танками в траншеях. На траншею, из которой вели огонь воины стрелкового подразделения, надвигался танк «противника», который не удалось уничтожить перед позицией. Оставалось одно: быстро пригнуться в траншее, лучше всего, лечь на ее дно, затем, пропустив танк «через себя», мгновенно подняться и успеть метнуть на его корму либо противотанковую гранату, либо связку противопехотных гранат, либо бутылку с горючей смесью. Во время учебных занятий для «поражения» танков, использовались, разумеется, болванки.

Процедура обкатки траншей танками, конечно, устрашала. Под тяжестью танка деформировались стенки траншеи, стрелков засыпало землей. На какое-то мгновение им казалось, что вот-вот танк их раздавит. Но через две-три обкатки страх исчезал, приходило чувство уверенности.

Помимо обучения личного состава непосредственно в дивизии проходили также крупномасштабные занятия и учения на фронтовом полигоне, созданном по инициативе Маршала Советского Союза Г. К. Жукова примерно в 30 километрах от переднего края. Входившие в состав фронта соединения в порядке очереди отводились туда с передовой на 5–6 дней для отработки тактических приемов с использованием новейшего оружия, главным образом противотанкового. Соответствующим образом выбиралась и местность для практических занятий. На полигоне, нередко в присутствии Г. К. Жукова, К. К. Рокоссовского и командарма Н. П. Пухова, разыгрывались большие наступательные «бои», в ходе которых решались сложные задачи взаимодействия различных родов войск.

Как-то после одного из таких занятий, которое мне довелось проводить в присутствии высокого начальства, Маршал Советского Союза Г. К. Жуков сказал мне:

– Если вы и в боевой обстановке так организуете наступательный бой, то никакой враг вам не страшен.

Объявив личному составу благодарность, Георгий Константинович рекомендовал готовиться к предстоящим боям еще упорнее.

Командование фронта, безусловно, многое знало о противостоящем противнике, в том числе и о его силах, сконцентрированных на Курском выступе, о его планах, намерениях. Но подлинная численность пехоты, артиллерии, танков, самолетов стала известна, конечно, позже. В определенной степени было известно, что, готовясь к нанесению мощного удара по советским войскам под Курском, фашистские генералы большие надежды возлагали на новую боевую технику. На фронт под Курск шло большое количество тяжелых танков и самоходных орудий.

Непосредственно перед 15-й стрелковой дивизией стояла 6-я пехотная дивизия врага. В ее тылу, в районе совхоза «Садовод», расположилась крупная ударная группировка пехоты, артиллерии и танков.