Текст книги "Маэстро Воробышек"

Автор книги: Владимир Длугач

Соавторы: Сергей Романов
сообщить о нарушении

Текущая страница: 9 (всего у книги 13 страниц)

– Хорошо, – коротко ответила девушка.

Открывая дверцу автомобиля, она чуть прикоснулась своей рукой к руке Николая и улыбнулась. Дверца захлопнулась, и машина тронулась с места. Николай глядел ей вслед и сейчас уже ни о чем не думал, только об этой последней улыбке Тангенс.

СВОЙ КАРАВАЙ

На главной деревенской улице никого не было, только возле сельмага стояла телега, и с нее двое рабочих выгружали мешки с мукой. Николай прошел мимо магазина и свернул за угол. Во дворах, за деревянными заборчиками, бегали, гремя цепями, собаки. Одна из них визгливо залаяла. Глухим отрывистым басом отозвалась из соседнего двора другая. Потом звонким лаем из двора направо ответила третья. Теперь уже Николай шел, сопровождаемый со всех сторон разноголосым воем и визгом собак. На всякий случай он перешел на середину улицы – нельзя было ручаться за крепость цепей и прочность заборов.

Он уже давно вышел из деревни, но до него все еще доносился лай собак. Дорога была изъезжена колесами грузовиков, тракторов, телег. Вот и сейчас сзади послышался гудок, и мимо проехала грузовая машина с огромной деревянной будкой, на которой было написано «Автолавка сельпо». Из приоткрытой дверцы автолавки выглядывала продавщица в белом халате.

Автолавка свернула с дороги и поехала по меже. Единственным местом, где можно было найти спасительную тень, была роща на краю поля. Здесь автолавка и остановилась. На столике, находившемся в кузове возле будки, продавщица поставила весы и начала раскладывать образцы товаров.

Сюда подошел Николай и прислонился спиной к дереву.

Сегодня все лагерные ребята трудились в колхозе, на полевых работах, а его Леонид Васильевич послал в лагерь трудовых резервов. Только сейчас он почувствовал, как устал – отмахал километров десять в один конец и столько же обратно. И все пешком. Да еще пока нашел этот лагерь, тоже добавочный километраж. А хитрые все-таки они! Хотят, чтобы соревнования были на их территории. Конечно, дома и стены помогают, это ясно, чего они хотят… Нет, Леонид Васильевич не согласится на это. Надо – один день у них, один день у нас. Обо всем этом необходимо было сейчас же поговорить с Леонидом Васильевичем. Да, нужно обязательно его дождаться, а потом уже приниматься за работу. Конечно, Леонид Васильевич не согласится на это. И ни в коем случае не приходить пешком, только на машинах. Вот если бы в лагере была своя машина, такая, как у Терентия. Правда, это не его, а Тангенс, даже отца Тангенс, но она почему-то разрешает ему распоряжаться ей. На каких основаниях? Скорее всего, он сам нахально поставил себя так, хозяином, а Тангенс просто стесняется его одернуть. А может быть, ей это приятно. И все равно этот Терентий прохвост, другого определения не придумаешь. Пристал к нему, цинично смеется над их лагерными делами, рисует всякие замки воздушные. Вот вчера опять приезжал вместе с Тангенс в лагерь, взяли его с собой, долго катались по подмосковным дорогам. И все уговаривал. Что же, значит, взять и изменить им всем. С кем столько лет проучились, вместе в комсомол вступали, вместе мечтали о будущем…

– Вот, пожалуйста, перерыв, – прервала его размышления продавщица. – Теперь только держись.

Со всех сторон к автолавке шли и бежали колхозницы и колхозники, деревенские школьники, ребята из лагеря. Среди них была и Женя.

Увидев Николая, она остановилась как вкопанная.

– Ты?

– Я.

– А с утра я тебя не видела. Хотя и не очень искала, – добавила она довольно независимым тоном.

– Я только сейчас пришел, – пояснил Николай.

– Что же я стою?! Надо занять очередь! Сегодня платки будут какие-то особенные. – Она кинулась к уже успевшей образоваться возле автолавки очереди и крикнула: – Анюта! Иди скорее!

– Николай, тебе Леонид Васильевич нужен? Он там, возле трактора, – крикнула из очереди Нонна, указывая куда-то в сторону, где вплоть до горизонта, кроме свежевспаханной земли, ничего не было видно. – А какой Еремин молодец, если бы ты знал! Умеет водить трактор! Просто герой дня!

К автолавке подходила новая группа ребят. Виктор шагал рядом с Олегом, ворот его рубашки был расстегнут, рукава закатаны.

– Вот хорошо, Колька, что ты явился, – сказал он обрадованно. – Мы решили во время перерыва договориться обо всем… Ну, знаешь о чем, я тебе утром говорил. Вот сейчас девчонки освободятся, тогда.

– Мне нужно к Леониду Васильевичу, – нерешительно произнес Николай. – Впрочем, могу подождать.

Анюта и Женя уже были с обновами. Женя накинула один платок на голову, а другой тут же стала заворачивать в газету. Анюта тоже надела свой.

– Молодцы кооператоры, – сказала Женя, любуясь платками, – привозят в поле всякие товары. Теперь ведь в магазины не скоро выберешься…

– Хорошо, все-таки, что мы помогаем колхозу, – с воодушевлением произнес Виктор.

Федя тотчас же повернулся к нему:

– Значит, договорились, после работы идем в клуб, к заведующему. Если, конечно, ты будешь в силах к концу дня вообще ходить.

Виктор с шутливой важностью согнул обе руки в локтях.

– У меня столько сейчас силы…

– Ты очень не хвастайся! – рассмеялась Женя. – А то Федька тебе жизни не даст. Он же считает, если общественное дело и не о себе беспокоишься, можно сколько угодно приставать.

– И я не завидую тебе, Витя, – улыбнулась Анюта. – Федькины музыканты такие все безалаберные.

– Ничего, – успокоил ее Виктор, – если сам не справлюсь, найдутся другие. Поеду в Москву, кого-нибудь из преподавателей наших сагитирую. Они возьмут шефство, теперь всюду так – работники искусств шефствуют над заводами, колхозами.

– Оказывается, Витька, ты совсем простой парень, хотя и будущая знаменитость, – воскликнула Женя.

– А ты не смейся, Витя способный музыкант, я знаю, – сказала серьезно Анюта.

– Уже успела узнать, – произнес Николай.

– Брось, Колька, совсем неуместны твои шуточки, – смутился Виктор. – Лучше давайте о деле.

Все уселись на траву под деревом. Женя вытащила из корзины бутылки с молоком, хлеб, домашние пирожки, круг колбасы, огурцы. По-хозяйски разложила все это на салфетке и широким жестом радушной хозяйки пригласила всех к «столу».

– Итак, как говорится, – сказал Виктор, протягивая руку к пирожку, – заседание начинается. Анюта, рассказывай.

– Да что рассказывать. Есть у нас в колхозе девушка одна. Влюбилась она в парня…

– Эти все подробности не нужны вовсе, – покраснев, перебила ее Женя. – Не влюбилась, а просто понравился он ей.

– В общем, – продолжала Анюта, – этой девушке сказали, что в наших местах появилась знаменитая гадалка, из Москвы. Эта девушка встретилась с ней, а для храбрости прихватила с собой Женю.

– Только имейте в виду, я не гадала, – поспешила заверить Женя. – Она гадала, а я нет.

– Никто и не думает о тебе, помолчи, пожалуйста. И вот, представь себе, Николай, в этой гадалке Женя узнала ту самую женщину, которая ехала с нами на грузовике.

– Дальше я объясню, – вмешался Виктор, снова беря пирожок. – Девушка, которая хотела гадать, поняла, что чуть было не попалась… Это после того, как Женя рассказала, что за штучка ее московская знаменитость. И она из несознательной быстро превратилась в сознательную. Так бывает не только в кино, но и в жизни. И мы выработали такой план. В больничный двор, на новое свидание пойдет одна Женя и скажет мошеннице, что ее клиентка заболела, а как выздоровеет, принесет все вещи, которые та требовала для гадания. А мы тоже будем в больничном дворе, где они встретятся, только спрячемся. Дождемся, когда мошенница пойдет к себе, проследим за ней, узнаем, где она живет. И сейчас же в милицию. Ясно? Что, неужели уже все пирожки?

– Все, Витя, – огорченно ответила Женя. – Ешь хлеб с маслом.

– Намажь, – охотно согласился Виктор.

– А я все-таки считаю, – заявил Федя, – что надо прежде всего идти в милицию. Это их дело.

– Все милиция, милиция! – рассердился Виктор. – А почему нам не помочь милиции? Да и вообще, может, и не станут они по простому заявлению заниматься этим. А вот когда факты будут налицо, тогда – пожалуйста. Мы им не только расскажем про чемодан, но и сообщим, где его найти.

Николаю надоел этот разговор – все одно и то же, одно и то же, когда этот черт Витька уже успокоится. Он поднялся.

– В общем, знаете что, вы тут решайте, а я пойду Леониду Васильевичу. На меня можете рассчитывать, крикнул он уже издали.

Женя наклонилась к Анюте и тихо спросила:

– Он не догадался, что речь идет обо мне?

– Ну что ты! Конечно, нет!

Послышались удары металлической палки о рельс – перерыв кончился. Женя начала собирать в корзину посуду, остатки еды.

Виктор и Федя шли полем. Громко трещали моторы тракторов и каких-то еще машин. Виктор не знал, что это за машины, для чего они служат. Возле трактора возился Саша Еремин, весь вымазанный в мазуте. Виктор позавидовал ему – Сашке не надо искать цели в жизни, она у него в руках, в его умении все делать… Руки… На секунду у него упало настроение. И у него самого тоже есть мастерство, а вот сил пока еще нет.

Они перешли через межу, спустились в низинку и очутились на участке, где росла капуста. Повсюду виднелись пестрые платочки колхозниц. Одна из девушек окликнула Федю и спросила, когда будет репетиция оркестра. Не останавливаясь, Федя ответил, что пока неизвестно, но, наверное, скоро. Затем взял Виктора за руку:

– Видишь, интересуются… А ты не врешь, Витька, ваши преподаватели в самом деле будут ездить к нам читать лекции, проводить семинары разные?

– Такими вещами не шутят, – заверил его Виктор.

За молоденькими деревьями, выбежавшими из леса прямо к полю, показался новый участок. Федя повернул с дорожки и зашагал между огуречными рядами. Виктор побрел за ним.

– Вы что прогуливаетесь тут? – услышали они голос Нонны. – Делать вам нечего, да? Тогда помогите.

Федя остановился.

– Я смотрю, ваше звено раньше всех управится.

– А тебе завидно? – сказала Нонна, не подымая головы.

Руки ее двигались ритмично и быстро, и огурцы один за другим падали в большую плетеную корзину.

– Нет, не завидно, – ответил Федя и сел на разворошенную, пахнущую сладким перегноем землю. – Передохни минутку, посиди.

– Ну, разве что передохнуть, – Нонна вздохнула, как будто отдых был для нее в тягость. – Ну, села. А что дальше?

– Огурцы какие-то здесь. Очень зеленые, – изрек Виктор, тоже усаживаясь на землю.

– А вот помидоры, те красные бывают, – подсмеиваясь над городским жителем, сказал Федя.

– Еще что придумаете умного? – Нонна вызывающе посмотрела на Федю, но сейчас же отвела взгляд в сторону, нагнулась и достала откуда-то из-под ноги Виктора маленький сморщенный огурчик. – Пропадает богатство. – Она бросила огурчик в корзину и снова посмотрела на мальчиков. – Так что у вас есть ко мне, почему отрываете от работы?

– Ничего. – Федя поднялся. – Пошли, Витька!

– Пошли, – покорно согласился Виктор и тоже встал.

– Идите, идите, – поднялась и девушка, – а то из-за вас норму не выполнишь. Федька, на костер придешь? Вечером?.. Приходи обязательно!

Федя ничего не ответил. Он пошел напрямик, перешагивая через наваленные тут же на земле горки огурцов. Потом, словно в ответ на какие-то свои мысли, сказал:

– Она работает хорошо. Ловко работает.

– Она все делает ловко, – подтвердил Виктор.

– И вообще она… она красивая.

– Я привык к ней. Мне ее наружность кажется совсем обычной.

– Только имя у нее. Просто ненавижу ее имя.

– Почему? Самое простое русское имя. Катя, Катерина, Катюша…

Федя недоуменно посмотрел на Виктора.

– Ее же Нонной зовут.

– Это прозвище. Она верхом любит кататься, в манеж вместе с Олегом ходила и все кричала на лошадей: «Но! Но!» Вот ее Олег и прозвал – Нонна.

– Ее зовут Катей? – обрадовался Федя. – Ведь это очень хорошее имя, Катя. И даже идет к ней.

Они пришли, наконец, на место. Здесь колхозные ребята косили траву.

Сверкали на солнце косы, и скошенная трава ложилась ровными рядами на землю.

Федя протянул Виктору грабли.

– Бери их так… И развороши траву. Трава должна лежать ровным слоем, тогда она быстро высохнет.

Это был мужской разговор равного с равным. И отвечать надо было тоже по-мужски.

– Справлюсь, не бойся, – сказал Виктор, придав своему голосу как можно больше уверенности, хотя этой самой уверенности у него было не так уже много.

– В общем, поработаем, потом маленький отдых сделаем и поговорим о наших музыкальных делах. – Федя виновато улыбнулся. – Ты уж не сердись, Женька правильно сказала, я тебя буду мучить теперь.

– Ладно, о музыке потом, а сейчас… – Виктор указал на скошенную траву, ему уже не терпелось попробовать свои силы.

– Ну, тогда за дело!

Несколько пожилых колхозниц ворошили траву. Посматривая на них, Виктор в точности повторял их движения – так же приподымал траву граблями, переворачивал ее и клал на землю обратной стороной. Трава уже немного пожелтела, и от нее сейчас исходил чуть ощутимый запах сена.

Вечерело. Лучи заходящего солнца падали на поле и окрашивали все в багровый цвет. И это солнце, этот дурманящий запах свежего сена, потные сосредоточенные лица работающих – все это радовало Виктора. Он никогда еще не чувствовал себя таким нужным, как сейчас. И снова подумалось о музыке. Ведь в ней он мечтал быть не простым подбиральщиком скошенной кем-то другим травы, а косарем… Опять эти проклятые – «я», «мое», «мне»… И почему всегда все у него связывается только с собой, с одним собой? Если слава музыканта, то это – «моя слава». Но ведь человек, который посвящает себя искусству, да и любому делу, должен нести его другим, тем, кто будет слушать его, вот таким, как Федя, как эти косари, эти пожилые женщины с граблями. Да, ради этого каждый обязан работать, трудиться, терпеть неудачи, преодолевать их и добиваться.

Было почти совсем темно, когда закончились полевые работы. Как заранее условились, все ребята – и колхозные и гости из лагеря – собрались возле полевого стана.

– Кажется, все? – спросил Леонид Васильевич и тут же дал отрывистую команду: – Пошли, ребята!.. Федор, ты будешь проводником.

В лесу была совсем уже непроглядная ночь. Федя уверенно шагал. Казалось, он знал здесь каждую тропинку. Все молча шли за ним.

– Тут, – сказал он, когда все вышли из леса.

– Чудесная полянка, – тихо проговорила Нонна, – как будто нарочно придумали ее.

– Это я ее для тебя придумал, – еще тише, чтобы никто не слышал, сказал Федя и быстро отошел от девушки, видимо, сам испугавшись неожиданной своей смелости.

Несколько колхозных ребят и девушек уже были здесь, возле них лежали котелки и прочая посуда. Притащили они сюда и мешок картошки и разных овощей – их выписали из колхозного склада по распоряжению Александра Ивановича.

Леонид Васильевич осмотрел все эти богатства.

– Николай и Федор, вы занимайтесь костром. Подберите ребят, пусть притащат хворост…

– Кроме Рудика с Вовой некому, – послышался из темноты насмешливый голос Олега.

– Да будет тебе известно, Антенна, что мы хворост уже собрали, – торжественно объявил Рудик. – Смотри, куча какая!

– Видал, Олег? – сказал Леонид Васильевич. – Девушки, вы беритесь за продукты. Ответственная Лена. А вот насчет воды… Кто знает дорогу к реке?

– Я, – сказала Женя. – Я могу принести. Только мне нужна мужская сила, – добавила она, искоса взглянув на Николая.

– Николай, что же ты? – пришла на помощь подруге Анюта. – Помогай ей.

Николай поднялся с места, взял ведра и коротко сказал:

– Пойдем, беспомощная!

В лесу еще более ярким казалось просвечивающее через листву все в звездах синее небо. Николай и Женя прошли шагов двести и остановились возле узенького ручейка, через который было переброшено толстое сучковатое бревно.

Николай пошел вперед, протянул назад руку, чтобы помочь девочке.

– Не надо! Как бы мне не пришлось тебя поддерживать.

– Ого! – крикнул Николай и побежал по бревну. За ним побежала Женя. В конце бревна Николай внезапно остановился и девочка налетела на него. Ведра громко и жалобно звякнули, ударившись одно о другое.

– Пропусти, Колька, – вскрикнула Женя и подтолкнула его вперед.

Они пошли, взявшись за руки. В такт их шагам тарахтели ведра.

– Я не знал, что ты такая храбрая, – сказал Николай.

– Какое там, – сказала Женя и мечтательно добавила: – Вот мы идем… А когда-нибудь я обязательно вспомню эту ночь…

– Как переправлялась через бревно?

– Нет, как шла вместе с тобой. Ведь ты знаешь, Коля, я тебя люблю. И давно люблю, с первого раза. Когда увидела тебя, ты даже не посмотрел на меня. И мне все равно, как ты относишься ко мне. Даже спрашивать тебя ни о чем не буду.

Николай рад был этому решению ни о чем не спрашивать – он просто не знал бы, что и как ответить девочке. А она продолжала:

– Вот ты уедешь… Сразу же выкинешь из головы и меня, и наши Бережки, и сегодняшнюю ночь… И выкидывай, бог с тобой. А я буду помнить.

Невдалеке что-то блеснуло. Это уже была речка. Мелкая рябь шла по воде, и высокие звезды, отражавшиеся в ней, смешно прыгали и кувыркались.

Женя сбросила с ног туфли и вошла в воду. Провела ведром по поверхности, разгоняя листья, и набрала воды. То же самое проделала со вторым ведром.

Обратный путь показался Николаю страшно длинным. Впервые в жизни приходилось ему выслушивать из уст девушки объяснение в любви. К счастью, Женя ни о чем с ним больше не разговаривала. Так молча они и шли. Наконец послышалось потрескивание веток, донеслись запахи дыма и гари.

– Молодцы, быстро развели костер, – крикнула Женя и прибавила шаг.

Вокруг костра расположились кто как придется, мальчики и девочки. Здесь же, поджав под себя ноги, сидел Леонид Васильевич и, не отрываясь, смотрел на языки пламени, которые, вздрагивая, высоко поднимались вверх.

– А-а, водоносы явились… Подсаживайтесь, подсаживайтесь, огонь душу греет.

– Скорее воду, скорее! – крикнула им Лена. – Картошку варить надо.

Николай поставил ведра, молча отошел в сторону. А Женя, у которой при свете костра исчезла вся ее отчаянная храбрость и которая теперь боялась даже посмотреть на своего спутника, потихоньку прошла за спинами ребят и подсела к дереву, рядом с Анютой и Виктором.

Виктор лежал на сырой траве и смотрел на товарищей. Здесь, в лесу, при свете костра, они были совсем непохожими на тех, кого он привык видеть каждый день в течение многих лет в школьном коридоре, за партой. Даже Николай, и тот… А, впрочем, Николай вообще страшно переменился. Всегда ведь с девчонками держал себя ровно, по-дружески, никого из них не выделяя, если было за что, мог и отругать… А вот с этой, которую зовут Тангенс, сразу присмирел, даже как будто стесняется. Где он с ней познакомился? И с Терентием? Темная личность какая-то.

– О чем ты думаешь? – прервала его мысли Анюта.

– Так, просто.

– Нет, ты скажи. О себе думаешь? Брось, все будет хорошо.

Виктор молчал. Анюта выжидательно смотрела на него.

– Слушайте, – Женя вдруг вскочила на ноги, – может быть, я вам мешаю? Может быть… – она не договорила и сразу же отошла от дерева.

– Вот глупая, – улыбнулась Анюта, но обратно подругу не позвала.

– Я теперь, знаешь, – сказал Виктор о том, что его мучило все последние дни, – я теперь в спорт очень сильно поверил.

– Если бы не верил, не вернулся, – проговорила Анюта.

Виктор чуть приподнялся и сорвал с куста листок.

– Конечно.

– Я сама тоже ничего не умею. Только плаваю.

Она взяла из рук мальчика листок и стала разглаживать его на ладони. В ее небыстрых движениях, в лице, в глазах было что-то очень привлекательное. Виктору было очень приятно находиться здесь, в этом ночном лесу, рядом с этой девочкой. И он вдруг живо представил себе – вот он выступает в концерте, уже силы снова вернулись к нему, он играет труднейшие вещи. Все аплодируют, а больше всех Анюта. Она вскакивает с места, бежит к эстраде. В эту минуту ему как никогда захотелось стать сильным, здоровым, крепким.

– Анюта, – сказал он, – ты сама не знаешь, как ты мне помогла. Помнишь, тогда, на полянке. Ты мне сказала – если тяжело, надо разозлиться, тогда всего добьешься. Мне много разных правильных слов говорили в те дни, а ты сказала лучше всех. Я теперь стал такой злой…

– Анюта, Виктор! – крикнула Лена. – Идите сюда, проголодались, наверное.

У костра рядом с Леонидом Васильевичем сидел Дмитрий Иванович, Виктор даже не заметил, когда он появился. В руке у него была большая уже очищенная картофелина, которую он щедро посыпал солью.

– Все это хорошо, – говорил Севка, продолжая, видимо, начатый разговор, – помощь колхозу, дружба и так далее… Но как бы нам не погореть с ремесленниками. Целый день не тренировались…

– Сделали такое большое дело, а ты… – воскликнула Лена. – А кроме всего прочего, физический труд только помогает тренировкам, если ты хочешь знать.

– Интересно, – ни к кому, собственно, не обращаясь, произнесла Нонна, – принесли мы какую-нибудь пользу колхозу сегодня? Или это только так, для видимости.

Феде показалось, что ответа на свой вопрос она ожидает именно от него. И он сказал:

– Наш председатель сегодня уже хвалил вас. И вообще дружба наша очень полезная.

Леонид Васильевич подбросил в костер несколько еловых шишек.

– Саша Еремин сегодня нас всех заткнул за пояс. Ведь он самый настоящий тракторист.

– Я в автомобильном кружке занимался, – пояснил Саша.

Голод был уже утолен. Ребята лежали вокруг костра, лениво перекидываясь словами.

– Побольше бы таких трудовых дней, таких вечеров! – мечтательно произнес доктор. – Ведь в этом смысл и красота жизни!

Лена восторженно посмотрела в его сторону.

– А я, знаете, о чем подумала? Наверное, каждый из нас будет долго вспоминать сегодняшний костер… Ведь правда, вспомните, ребята? Я буду вспоминать обязательно…

– Представляю себе, чемпион мира по гребле Елена Швырова вспоминает о кострах своей юности, – насмешливо произнес Генка.

– Нечего смеяться, – обиделась Лена. – Я даже не мечтаю стать чемпионом. И по-моему, товарищи, не так уж плохо просто заниматься спортом. Почему в спорте обязательно все должны быть генералами? А солдаты? Как же без солдат? Вот такой солдаткой хочу быть и я.

Леонид Васильевич поворошил костер. Огонь запылал еще ярче, и огромные черные тени запрыгали на соседних деревьях.

– Елена верно говорит. Если кто из вас будет когда-нибудь преподавателем физкультуры – думайте о солдатах. Как можно больше людей привлечь к спорту – в этом настоящее мастерство тренера.

– И вы такой, – вырвалось неожиданно у Виктора. – Вы тоже можете внушить человеку, заставить его поверить в себя. И ничего, что сейчас он слабосильный, все придет потом. Я недавно читал… Оказывается, Серафим Знаменский… Вы знаете, кто это?

– Наверное, ты один знаешь, – рассердился Генка. – Бегун он знаменитый.

– Так вот, в детстве он тоже был хилым ребенком, а потом стал знаменитым на весь мир.

– Ты тоже хочешь стать таким? – спросил Рудик и ехидно улыбнулся.

– Нет, – серьезно ответил Виктор. – Но во всяком случае теперь я знаю, чего добиваться.

– А ведь правда, когда человек знает, чего добиваться, ему легче все дается, – заявила Лена. – И с нами так было, подумайте, ребята. Помните, весной, что здесь у нас творилось! Я даже упала духом, только вида не показывала. А теперь…

– Пожалуй, даже лучше чем в прошлом году, – прервала ее Нонна.

– Ну, не лучше. А может и лучше. И ведь сами мы это сделали. Вот захотели – и добились. Скоро осень, а мне не хочется и думать, что мы отсюда уедем.

Огонь постепенно затухал, догорающие головешки бросали багровые отсветы на обступившие полянку деревья. Николай сгреб в охапку кучу веток и сена, все это кинул в костер и стал следить за ним. Костер сразу же притих, но чувствовалось, что глухая борьба идет под ветками, под пеплом. Потом повалил дым, прошли еще одна-две секунды – и, словно вырвавшись на волю, вдруг заполыхали языки пламени и затрещали головешки.

«Вот так и у человека, – подумалось Николаю, – что-то таится в глубине до поры до времени, идет борьба между хорошим и плохим, потом хорошее побеждает и, неожиданно для всех, пробивается наружу. А у него? Раньше как будто все было ясно и понятно, а теперь все перемешалось… Виктор, которого с таким трудом заставили заниматься спортом, этот Виктор уже знает, чего добиваться. Что же происходит с ним самим? Он позволяет этому Терентию делать ему предложения, которые даже и слушать не следовало бы, и никак не решится послать его к черту».

Николай медленно обвел взглядом всех сидевших у костра. Какая огромная разница между этими ребятами и теми, с которыми он встречается у Тангенс. Те уверены, что умнее и выше их нет никого, они думают только о себе. А Тангенс? Ну, почему бы ей не быть попроще, подушевнее? Как вот эта Женька, хотя бы.

Низко-низко, чуть не задев его крыльями, над Николаем пролетела летучая мышь. Она скрылась где-то на миг, потом снова появилась из-за деревьев и пронеслась над ребятами.

Федя вскочил, а потом, словно случайно, сел рядом с Нонной.

– Я должен повиниться перед тобой, – тихо сказал мальчик.

– В чем? Что за покаяние такое?

– Видишь ли… Я думал, что ты из тех, которых называют стилягами.

Нонна удивленно посмотрела на него.

– И имя у тебя такое – Нонна.

– Но ведь я…

– Знаю – Катя.

– А если знаешь, тогда что?

– Тогда ничего…

– Глупый ты, – сказала девушка.

К ним подсел Дмитрий Иванович.

– Вы видите, Нонна, какие звезды! – Он по-прежнему произносил ее имя в нос, да еще растягивая букву «н». – Небо сегодня бездонное.

– Доктор, – сразу помрачнев, сказал Федя, – ее зовут не Нонна, – он тоже растянул это слово, явно передразнивая доктора, – а Катя.

– Катя? Почему?

– Долго рассказывать, – нехотя сказала девушка.

– Сейчас будем уху кушать, – снова начал доктор. – Вы ели когда-нибудь, Нонна, простите, Катя, уху из местной рыбы? Это объедение…

– А вы написали бы стихи о ней, – посоветовала девочка, страдальчески взглянув на Федю, который, поняв ее, только беспомощно пожал плечами. – Что-нибудь вроде демьяновой ухи. Как у Крылова.

– Нет, со стихами у меня все, – с видом отшельника, отрекающегося от всего земного, произнес доктор. – Больше ни одной строчки я не напишу.

Он рассеянно посмотрел куда-то вдаль. И тут его глаза встретились с испуганным взглядам немигающих глаз Лены.

У Лены было очень много забот с ухой, ей очень хотелось, чтобы это кушанье было не хуже всего, что так радовало в этот вечер. И пока доктор находился на почтительном расстоянии от Нонки, можно было спокойно заниматься кулинарией. Но как только дистанция между ними сократилась, все стало валиться из рук Лены.

– Доктор, – сказала она, подходя ближе, – вы простите, но я… Но мне… – Ей было уже все равно, что могут подумать и Нонна и Федя о таком ее большом интересе ко всему, что касается доктора, его дел. – Мне очень хотелось бы знать, почему вы говорите, что со стихами у вас все? И вы такой печальный сегодня.

Она была взволнована и даже не заметила, как Федя и Нонна потихоньку пересели от них на другое место.

– Понимаете, – начал объяснять доктор, – у нас в больнице есть журнал. Я в него во время дежурства должен заносить всякие свои замечания – о питании, о режиме и все такое. А я все записи делал в стихах. «Круглый год, зимой и летом, – все котлеты да котлеты»… И другие… Получил нагоняй от главного врача. На днях к нам в больницу приедет комиссия. Не знаю, как она еще на это посмотрит.

Лена, подавленная и возмущенная таким непониманием поэтических стремлений молодого врача, молчала.

– Но все это ерунда, – с деланной бодростью заключил доктор. – Идемте кушать уху.

– До ухи разве сейчас!

Лена оглянулась назад, все по-прежнему были веселы, оживленны. Их выкрики, громкий смех, песня, которую уже затянул кто-то, все это показалось девушке сейчас неуместным, чуть ли не кощунственным. Сейчас, когда у доктора такая большая неприятность…